Севастополь. Херсонес. Июль 1942 г. Худ. Ханс Лиска (Германия).
Так начиналась трагедия плена. Севастополь. Июль 1942 г. 35-я береговая батарея.
Колонны советских военнопленных формируются и направляются в тыл. Севастополь. Херсонес. Июль 1942 г
Погибшие защитники Севастополя. Июль. 1942 г.
В.Савилов (Севастополь)
Не могу молчать…
О трагической судьбе советских военнослужащих, попавших в плен в Севастополе в 1942 г.
О трагической судьбе советских военнослужащих, оказавшихся в немецком плену, сказано немало. К сожалению, в последние годы эта тема также стала предметом бессовестной спекуляции со стороны обличителей «тоталитарного прошлого» нашей страны. Одним из стереотипов, назойливо внедряемых в общественное сознание нашей страны, стал миф о судьбе тех советских солдат и офицеров, которым удалось вырваться из немецкого плена. Оплёвывающие прошлое публицисты дружно рисуют душераздирающую картину, как бывшие советские военнослужащие, освобождённые из немецких концлагерей, едва ли не поголовно отправлялись в лагеря ГУЛАГа или как минимум в штрафбаты.
Не прошли мимо темы пленных и «деятели от истории», описывающие трагические события лета 1942 г. в Севастополе. Цитата из работы В.В. Бешанова «Год 1942 — «учебный»:[1]
«….Но их еще и предали, самих объявив предателями. Те, кто был оставлен на берегу своим командованием, пройдут через плен и концлагеря и будут жить с клеймом в биографии. На их головы падут допросы, подозрения, обвинения — все в соответствии с указанием вождя: «У нас нет военнопленных»!
Несколько примеров из статьи Людмилы Овчинниковой:
«О том, что они пережили после войны…
Офицер, попавший в плен раненый, после войны был отправлен в лагеря. Когда он вернулся, смог устроиться только истопником в котельной.
Бывшая медсестра, выжившая в концлагере, 10 лет боялась переступить порог отдела кадров, чтобы не подвести мужа, работавшего на оборонном заводе.
Солдат из Севастополя поступил учиться в педагогический. Студента выдвинули на именную стипендию. Его вызвал особист: «Как ты сюда попал? Ты, сдавшийся в плен, будешь учить наших детей?»
И конечно, учрежденная 22 декабря 1942 года медаль «За оборону Севастополя» предназначалась не им».
Так и хочется спросить господина Бешанова, а для кого учреждена медаль «За оборону Севастополя»? Не уж то для тыловиков, объедавшихся ленд-лизовской тушенкой или для «героев Ташкентского фронта»? Задав своим читателем такой интригующий вопрос, наш «маститый историк», увы, так и не раскрыл свое видение на этот вопрос. А ответ прост — медалью «За оборону Севастополя» награждаются все участники обороны Севастополя — военнослужащие Красной Армии, Военно-Морского Флота и войск НКВД, а также лица из гражданского населения, принимавшие непосредственное участие в обороне. И к сведению господина Бешанова хочется довести, что на 1962 г. медалью было совершено около 39 тысяч награждений. На 1985 г. медалью «За оборону Севастополя» награждено около 50000 человек.
Не отстают от «маститых историков» и «люди пера» попроще. Например, в статье с громким названием — «Преданные и забытые», опубликованной в электронной газете «Газета UA» 11 мая 2006 г.[2] нам аж два раза напоминают о «чудовищной жестокости» советской власти к захваченным в плен советским бойцам и командирам – защитникам Севастополя:
…После 1945 года за чрезмерный интерес к трагедии мыса Херсонес можно было попасть под колпак компетентных органов. Уцелевшие жертвы трагедии, прошедшие нацистские, а зачастую и советские концлагеря, предпочитали молчать….
….А вот те, кто был оставлен командованием на мысе Херсонес и дрался там до конца (а отдельные группы после подавления сопротивления основных сил вели бои до 17 июля), эти люди, прошедшие ад нацистских концентрационных и советских фильтрационных лагерей, так и остались в Советском Союзе лицами, так сказать, второго сорта.
Вот какая забота о нас с вами со стороны неизвестных авторов присутствует, что аж два раза акцентировали наше внимание на советских лагерях для пленных советских бойцов и командиров. А то вдруг с первого раза «не дойдет»…
И в этом нет ничего удивительного. После таких «шедевров» как «Штрафбат» по сценарию Э. Володарского или «Сволочи» — В. Кунина вся грязь, льющаяся с экранов ТВ или газетных статей, становится для несведущих людей «истиной в последней инстанции». Как говорится: «Пипл хавает»…. А ведь недавно из-под пера этих сценаристов появлялись сценарии к таким замечательным фильмам, как «Проверка на дорогах» (Э.Володарский) или «Хроника пикирующего бомбардировщика (В. Кунин). И почему-то, после просмотра современных «шедевров» указанных господ, на уме лишь одно: без цензуры и «руководящей роли партии» ничего путного у этих господ не получается… одна лишь грязь на историю моей Родины.
Но вернемся к нашей теме…. К сожалению, цепь поражений Красной армии в 1941-1942 гг. привела к тому, что очень много советских бойцов и командиров оказалось в немецком плену. Вообще-то, элементарный здравый смысл подсказывает, что военнослужащие, вернувшиеся из плена, должны быть подвергнуты проверке органами контрразведки — хотя бы потому, что среди них заведомо имеется некоторое количество вражеских агентов. Немцы активно использовали этот канал для засылки своей агентуры. Вот что писал по этому поводу в своих мемуарах Вальтер Шелленберг:[3]
«В лагерях для военнопленных отбирались тысячи русских, которых после обучения забрасывали на парашютах в глубь русской территории. Их основной задачей, наряду с передачей текущей информации, было политическое разложение населения и диверсии. Другие группы предназначались для борьбы с партизанами, для чего их забрасывали в качестве наших агентов к русским партизанам. Чтобы поскорее добиться успеха, мы начали набирать добровольцев из числа русских военнопленных прямо в прифронтовой полосе».
Таким образом, создание в конце 1941 г. по приказу наркома обороны №0521 фильтрационных лагерей для проверки освобожденных из плена было насущной необходимостью.
Проверку в этих спецлагерях проходили не только бывшие военнопленные. Поступавший туда контингент делился на три учетные группы:
1-я — военнопленные и окруженцы;
2-я — рядовые полицейские, деревенские старосты и другие гражданские лица, подозреваемые в изменнической деятельности;
3-я — гражданские лица призывного возраста, проживавшие на территории, занятой противником.
Но может быть, из фильтрационных лагерей бывших пленных действительно скопом гнали на Колыму? Рассмотрим опубликованные на эту тему архивные данные.
В работе А.В. Меженько «Военнопленные возвращались в строй», опубликованной в «Военно-историческом журнале»[4] приводятся такие сведения о содержавшихся в спецлагерях в период с октября 1941 г. по март 1944 гг. освобожденных из немецкого плена советских военнослужащих и их судьбе:
Всего поступило 317594
Проверено и передано:
в Красную Армию – 223281 ( 70,3% от общего состава)
в конвойные войска НКВД – 4337 (1,4%)
в оборонную промышленность – 5716 (1,8%)
Убыло в госпитали – 1529 (0,5%)
Умерло – 1799 ( 0,6%)
В штурмовые батальоны – 8255 (2,6%)
Арестовано – 11283 (3,5%)
Продолжают проходить проверку 61394 (19,3%)
Итак, на март 1944 года проверку НКВД прошли 256200 бывших пленных (примем за 100%). Из них:
— благополучно прошли проверку — 234863 (91,7%)
— направлены в штрафбаты — 8255 (3,2%)
— арестованы — 11283 (4,4%)
— умерли — 1799 (0,7%).
Подобное соотношение сохранялось и к осени 1944 г. Приведу отрывок из документа:[5]
Справка о ходе проверки б/окруженцев и б/военнопленных по состоянию на 1 октября 1944 г.
1. Для проверки бывших военнослужащих Красной Армии, находящихся в плену или окружении противника, решением ГОКО №1069сс от 27.XII-41 г. созданы спецлагеря НКВД. Проверка находящихся в спецлагерях военнослужащих Красной Армии проводится отделами контрразведки «СМЕРШ» НКО при спецлагерях НКВД (в момент постановления это были Особые отделы). Всего прошло через спецлагеря бывших военнослужащих Красной Армии, вышедших из окружения и освобожденных из плена, 354592 чел., в том числе офицеров 50441 чел. 2. Из этого числа проверено и передано: а) в Красную Армию 249416 чел. в том числе: в воинские части через военкоматы 231034 -«- из них — офицеров 27042 -«- на формирование штурмовых батальонов 18382 -«- из них — офицеров 16163 -«- б) в промышленность по постановлениям ГОКО 30749 -«- в том числе — офицеров 29 -«- в) на формирование конвойных войск и охраны спецлагерей 5924 -«- 3. Арестовано органами «СМЕРШ» 11556 -«- из них агентов разведки и контрразведки противника 2083 -«- из них — офицеров (по разным преступлениям) 1284 -«- 4. Убыло по разным причинам за все время — в госпитали, лазареты и умерло 5347 -«-5. Находятся в спецлагерях НКВД СССР в проверке 51601 -«- в том числе — офицеров 5657 -«- … Из числа оставшихся в лагерях НКВД СССР офицеров в октябре формируются 4 штурмовых батальона по 920 человек каждый. |
Практически такие же цифры приводит в своей книге и В.Ф.Некрасов:[6]
«В соответствии с постановлениями ГКО от 27 декабря 1941 г. и СНК СССР от 24 января 1944 г. все бывшие в окружении и плену военнослужащие Красной Армии через сборно-пересыльные пункты поступали в спецлагеря НКВД на проверку, откуда проверенные передавались для отправки в Красную Армию через военкоматы, частично на работу в промышленность, а частично и арестовывались органами «Смерш». Так, к 20 октября 1944 г. в такие спецлагеря НКВД поступило 354590 человек, из них после проверки возвращено в Красную Армию 249416, находилось в стадии проверки 51615, передано в промышленность и охрану 36630, арестовано органами «Смерш» 11566, убыли по разным другим причинам, в том числе в госпитали Наркомата обороны, и умерли 5347 человек».
Поскольку в «Справке» приведены более подробные данные, чем у В.Некрасова, проанализируем именно их. Итак, судьбы бывших военнопленных, прошедших проверку до 1 октября 1944 г., распределяются следующим образом:
Направлено
в воинские части через военкоматы – 231034 (76,25%)
в штурмовые батальоны – 18382 (6,07%)
в промышленность – 30749 (10,15%)
в конвойные войска – 5924 (1,96%)
арестовано – 11556 (3,81%)
в госпитали, лазареты, умерло – 5347 (1,76%)
Всего прошло проверку 302992 (100%)
Поскольку в процитированном выше документе для большинства категорий указывается также и количество офицеров, подсчитаем данные отдельно для рядового и сержантского состава и отдельно для офицеров:
Направлено | рядовых и | % | офицеров | % |
в воинские части через военкоматы | 203992 | 79,00% | 27042 | 60,38% |
Всего прошло проверку | 258208 | 100% | 44784 | 100% |
Таким образом, среди рядового и сержантского состава благополучно проходило проверку свыше 95% (или 19 из каждых 20) бывших военнопленных. Несколько иначе обстояло дело с побывавшими в плену офицерами. Арестовывалось из них меньше 3%, но зато с лета 1943 до осени 1944 г. значительная доля направлялась в качестве рядовых и сержантов в штурмовые батальоны. И это вполне понятно и оправданно — с офицера спрос больше, чем с рядового.
Кроме того, надо учесть, что офицеры, попавшие в штрафбаты и искупившие свою вину, восстанавливались в звании. Например, 1-й и 2-й штурмовые батальоны, сформированные к 25 августа 1943 г., в течение двух месяцев боев показали себя с отличной стороны и приказом НКВД были расформированы. Бойцов этих подразделений восстановили в правах, в том числе и офицеров, и затем отправили воевать далее в составе Красной Армии.[7]
А в ноябре 1944 г. ГКО принял постановление, согласно которому освобожденные военнопленные и советские граждане призывного возраста вплоть до конца войны направлялись непосредственно в запасные воинские части, минуя спецлагеря.[8]
В их числе оказалось и более 83 тысяч офицеров. Из них после проверки 56160 человек было уволено из армии, более 10 тысяч направлены в войска, 1567 лишены офицерских званий и разжалованы в рядовые, 15241 переведены в рядовой и сержантский состав.[9]
Итак, после знакомства с фактами, миф о трагической судьбе освобожденных советских военнопленных лопается как мыльный пузырь. На самом деле вплоть до конца войны подавляющее большинство (свыше 90%) советских военнослужащих, освобожденных из немецкого плена, после необходимой проверки в спецлагерях НКВД возвращались в строй или направлялись на работу в промышленность. Незначительное количество (около 4%) было арестовано и примерно столько же направлено в штрафбаты.
После окончания войны началась массовое освобождение советских военнопленных и гражданских лиц, угнанных на принудительные работы в Германию и другие страны. Согласно директиве Ставки №11086 от 11 мая 1945 г., для приема репатриируемых советских граждан, освобождаемых войсками союзников, наркоматом обороны было организовано 100 лагерей. Кроме того, действовало 46 сборных пунктов для приема советских граждан, освобожденных советскими войсками.
Окончательные итоги проверки советских военнопленных и гражданских лиц, освобожденных после войны, выглядят следующим образом. К 1 марта 1946 г. было репатриировано 4.199.488 советских граждан (2.660.013 гражданских и 1.539.475 военнопленных).
Результаты проверки и фильтрации репатриантов (по состоянию на 1 марта 1946 г.)[10]
Категории репатриантов | гражданские | % | военнопленные | % |
Направлено к месту жительства | 2.146.126 | 80,68 | 281.780 | 18,31 |
Призвано в армию | 141.962 | 5,34 | 659.190 | 42,82 |
Зачислено в рабочие батальоны | 263.647 | 9,91 | 344.448 | 22,37 |
Передано в распоряжение НКВД | 46.740 | 1,76 | 226.127 | 14,69 |
Находилось на сборно-пересыльных пунктах | 61.538 | 2,31 | 27.930 | 1,81 |
Таким образом, из военнопленных и всех тех, кто попал в фильтрационные лагеря для проверки, освобожденных после окончания войны, репрессиям подверглись лишь 14,69%. Как правило, это были власовцы и другие пособники оккупантов. Так, согласно инструкциям, имевшимся у начальников проверочных органов, из числа репатриантов подлежали аресту и суду:
— руководящий и командный состав органов полиции, «народной стражи», «народной милиции», «русской освободительной армии», национальных легионов и других подобных организаций;
— рядовые полицейские и рядовые участники перечисленных организаций, принимавшие участие в карательных экспедициях или проявлявшие активность при исполнении обязанностей;
— бывшие военнослужащие Красной Армии, добровольно перешедшие на сторону противника;
— бургомистры, крупные фашистские чиновники, сотрудники гестапо и других немецких карательных и разведывательных органов;
— сельские старосты, являвшиеся активными пособниками оккупантов.
Итак, как мы могли убедиться, из военнопленных, освобожденных во время войны, подверглось репрессиям менее 10%, из освобожденных после войны — менее 15%, причем большинство «репрессированных», как правило, вполне заслужило свою участь. Имелись и пострадавшие безвинно, но это было скорее исключением из правил, а отнюдь не правилом.
А что же защитники Севастополя, плененные немцами? Какова их дальнейшая судьба? Не уж то их участью стали советские лагеря?
Обратимся к замечательной книге И. С. Маношина «Героическая трагедия».[11] Среди строк исследования последних дней обороны Севастополя мы встречаем немало историй из судеб, попавших в немецкий плен, защитников Севастополя:
… В обороне Севастополя 1941—42 гг. полковник Д. Пискунов был в числе известных руководителей обороны города не только как начальник артиллерии 95-й Молдавской стрелковой дивизии, с которой он прошел боевой путь с первых дней.
Великой Отечественной войны от реки Прут на границе с Румынией, но и как командующий артиллерией 4-го сектора обороны Севастополя. За боевые и организаторские заслуги в деле обороны Севастополя командованием Приморской армии Д. И. Пискунов представлялся к воинскому званию генерал-майора и званию «Герой Советского Союза». Плен помешал получить ему эти высокие награды за свой ратный подвиг. В 1945 году после освобождения из плена и прохождения государственной проверки он был восстановлен в прежнем воинском звании «полковник» и продолжил воинскую службу в рядах Советской Армии.
… Командир радиовзвода полка (456-й полк НКВД, который у нас почему-то стыдливо именовали «пограничным» — прим авт.) старший лейтенант Н. И. Головко… был контужен в перестрелке от разорвавшейся мины и попал в плен, из которого вскоре бежал, дошел до своих и воевал до окончания войны в 60-й инженерно-саперной Краснознаменной бригаде командиром радиовзвода….
… небольшой группе из 6 человек, в которой оказался М. Линчик (военно-морской комендант порта Севастополя, старший лейтенант – прим. Авт.) удалось прорваться через верховья Казачьей бухты и уйти в горы. Эту группу, как потом оказалось при знакомстве, вел начальник связи 25-й Чапаевской дивизии капитан Мужайло. У него был компас и он хорошо знал местность. В группе был также помощник прокурора Приморской армии, старший сержант и два красноармейца. Последние двое позже ушли, и группа в составе четырех человек продолжила свой путь в горах. В конце июля в горах, где-то над Ялтой, они были схвачены на рассвете во время отдыха предателями из татар в немецкой форме и отведены в комендатуру Ялты. М. Линчик в 1945 году был освобожден из плена американцами и, пройдя госпроверку, был восстановлен в воинском звании, демобилизован и продолжил морскую службу в Азовском морском пароходстве начальником отдела эксплуатации.
Еще один отрывок из работы Маношина:
….Что было делать фактически безоружным защитникам Севастополя, прижатым к морю вооруженными до зубов фашистами? На этот непростой вопрос в какой-то мере дают ответ слова одного из старших командиров, оказавшегося в те трагические часы в землянке неподалеку от Херсонесского маяка, слова которого сохранил в своей памяти младший сержант Г. И. Овсянников, разведчик-наблюдатель 1-го дивизиона 47-го отдельного артполка 109-й дивизии:
«…Наш командир 1-го артдивизиона капитан Коновалов спрашивает у полковника пехоты, находившегося в землянке: «Что будем делать?» А он отвечает, что у нас есть три выхода: утопиться, застрелиться или плен, но только из плена можно бежать и мы будем еще полезны Родине. Нашли железный ящик из под патрон, завернули свои партийные и комсомольские билеты и удостоверения в целлулоид и положили в него, зарыв в скалах возле маяка….
….Часов в 14 — 15 попали в плен…. Из плена бежал и еще освобождал Прагу ( в составе частей РККА разумеется — прим. Авт.). Все так и получилось, как предсказал полковник пехоты».
Или вот: « Рассказывает политрук А. Е. Зинченко: «С 1 по 5 июля я находился под скалами берега в районе Херсонесского маяка. Все время без воды, пищи под непрерывным обстрелом сверху и с моря, с катеров. Со скалы на нас бросали связки гранат. Под скалами встретился с секретарем Корабельного райкома партии Ворониным, начальником военторга Жарковским. От Воронина узнал, где находятся партизанские базы — в алуштинских, зуйских и старокрымских лесах. Подобрали группу, вооружились автоматами и гранатами, пистолетами и решили идти на прорыв в ночь на 6 июля между Казачьей бухтой и 35-й батареей….
…Я предложил ребятам своей группы переплыть Казачью бухту. Когда переплыли, то нас оказалось 20 человек. Пробирались кустарниками между Севастополем и Балаклавой. Встретили две машины немцев, но они повернули назад. На рассвете Воронин и Жарковский ушли от нас. Прошли все крымские леса, но не встретили ни одного партизана. Так мы бродили по лесам до сентября месяца, а в сентябре решили по 2 человека пробиться к линии фронта….. …Мне удалось это сделать, и войну я закончил в составе 46-й армии в звании старшего лейтенанта».
Хочется добавить еще примеров судеб защитников Севастополя попавших в плен.
Заглянем в мемуары бывшего командира 172-й СД Ласкина И. А. Вот что мы читаем на стр. 186:[12]
«… Начальник штаба 134-го гаубичного артиллерийского полка капитан Леонид Иванович Ященко организовал группу в 20 человек и предложил попытаться проникнуть вдоль берега за Балаклаву в лес. План был прост и вселял, надежду. До наступления сумерек они пробрались к мысу Фиолент. Услышав немецкую речь наверху, решили обойти этот участок берега вплавь по одному. Плыть пришлось очень долго, силы иссякли. Решили приблизиться к берегу. Но тут бойцов ждала неудача. Обрывистые берега не позволяли выйти из воды. Только к рассвету, цепляясь за скалы, двенадцать человек из двадцати выбрались на берег, но тут же были замечены немцами. Лишь двое имели пистолеты. Оказать сопротивление группа уже не могла и была пленена. Попал в плен и старший инструктор политотдела вашей дивизии Захар Кириллович Лактионов.
В конце августа 1942 года немцы пленных командиров погрузили в железнодорожный эшелон и отправили на северо-запад. На ходу взломав решетку окна товарного вагона, Л. И. Ященко и З. К. Лактионов бежали и пробрались к своим. В 1943 году они опять были в составе Красной Армии и принимали участие в разгроме врага. Ященко в одном из боев лишился ноги, а Лактионов успешно прошел до Берлина».
А вот еще одна книга – «Севастопольский бронепоезд».[13] Ее автор — Александров Николай Иванович — был старшиной группы пулеметчиков бронепоезда «Железняков». Позволю себе обширные примеры из его книги:
… Дожили до счастливого Дня победы и благополучно проживают сейчас и другие члены экипажа «Железняков». Водит поезда по крымским дорогам бывший машинист бронепоезда Женя Матюш. Впрочем, это уже не Женя, а Евгений Игнатьевич, почтенный глава семьи, уважаемый человек на Симферопольском железнодорожном узле. Его имя занесено на Доску почета Приднепровской железной дороги, ему присвоено звание лучшего машиниста. Живет он в скромном домике на окраине областного центра, вместе с женой Анной Кондратьевной. Это та самая Аня Чадович, которая в дни обороны Севастополя проявила бесстрашие и мужество, всем, чем могла, помогала фронту.
Евгений Игнатьевич был в плену, бежал, а затем вступил в одну из подпольных организаций Симферополя.
***
… На станции Симферополь работает диспетчером другой машинист бронепоезда — Михаил Владимирович Галанин. Он тоже потомственный железнодорожник. Еще в двадцать девятом году, восемнадцатилетним парнем, пришел он на паровоз кочегаром, потом работал помощником машиниста. Отслужив действительную службу, снова вернулся на железную дорогу, окончил курсы и стал машинистом.
После Троицкого тоннеля Михаил Владимирович попал в плен. Но пробыл в лагере всего несколько дней. Работая на ремонте железнодорожного пути, он удачно бежал в Симферополь, некоторое время скрывался у знакомых, а затем связался с крымскими подпольщиками и по их заданию работал в паровозном депо. Семья его, эвакуированная в начале войны на Дальний Восток, после освобождения Крыма вернулась благополучно на родину.
***
…Жестоко обошлась судьба с Лаврентием Фисуном — нашим баянистом и комендором. Попав в плен, он на этапе Херсон — Николаев совершил неудачный побег. Его задержали и доставили в херсонскую тюрьму. Три месяца продержали в карцере — каменном мешке, в котором можно было лишь стоять согнувшись. Дальше — лагеря Белоруссии, Западной Германии. В 1945 году его освободили союзники.
Пребывание в фашистских застенках не прошло бесследно: спустя два-три года у Лаврентия Иосифовича начали отмирать конечности. Ему ампутировали ноги и руки.
Первая семья его погибла от бомбежки. Женился второй раз. Жена его Любовь Мефодьевна — хорошая женщина. Работает в совхозе, воспитывает сына и очень внимательна к мужу. Заботятся о ветеране и местные власти города Луганска: ему выделили трехкомнатную квартиру, изготовили кресло для передвижения.
***
… Откликнулся бывший командир первой пушки на бронеплощадке лейтенанта Буценко — Василий Дмитриевич Дробина. Вот его письмо:
«… Я был ранен тогда, сделал мне перевязку наш фельдшер, кажется, его звали Саша Нечаев. В последний день во время перерыва мне удалось вместе с заряжающим Вовком уйти из города. Добрались мы до Песочной бухты, потом пришли к 35-й батарее — последнему рубежу Севастопольской обороны… Потом мыс Херсонес, край крымской земли. Пятеро суток скрывались мы в херсонесских скалах, без пищи и воды, пока немцы, голодных, обессиленных, не подобрали нас. Не буду описывать того, что пережил в фашистском плену, но повоевать мне еще пришлось. И я счастлив, что вместе со своими друзьями кончил войну в Берлине, праздновал Победу в самом фашистском логове. Сейчас работаю директором производственно-технического училища в Николаеве».
***
…А вот письмо от железнодорожника Василия Антоновича Терещенко из Пятихатского района на Днепропетровщине. В тот последний роковой день в Троицком тоннеле он был ранен, да и газами отравился изрядно, не успев надеть противогаз. Его вынес из тоннеля Дмитрий Моцный. Когда Терещенко вдохнул свежего воздуха, изо рта и носа пошла кровь.
Начались страшные дни плена. В колонне, двигавшейся к Симферополю, Терещенко встретился со своим командиром лейтенантом Кочетовым. Нерадостной была эта встреча. После тяжелой контузии у Троицкого тоннеля Кочетов едва держался на ногах, был худ и бледен, заикался и тяжело переживал случившееся.
В Николаеве в центральном лагере военнопленных Терещенко увидел среди надзирателей бывшего своего сослуживца Сергиенко. На рукаве его фланелевки краснела повязка с фашистской свастикой. Он пытался и Василия завербовать на службу к гитлеровцам, но получил решительную отповедь. После этого фашистский прихвостень не давал житья своему бывшему сослуживцу. Это еще больше укрепило решение Василия Терещенко бежать. Однажды во время разгрузки угля на железнодорожной станции он незаметно проник к запасной ветке, где стояли потушенные паровозы, и залез в топку одного из них. Отодвинув несколько колосников, спустился в поддувало и снова уложил их на прежние места. С помощью пожилых железнодорожников, работавших на станции, ему удалось на другой день уйти из Николаева и добраться до родного села на Днепропетровщине. После освобождения — снова в армии. В боях за освобождение Кировограда был тяжело ранен и вернулся к мирному труду. Сейчас Василий Антонович работает на станции Верховцево, получает пенсию, воспитывает пятерых детей.
***
А вот что рассказал в своем письме Иван Мячин. После того, как часть железняковцев послали в городской тоннель на перегрузку боезапаса, они больше не видели бронепоезда. 29 июня к ним пришли еще несколько железняковцев и рассказали, что немцы пытаются захватить весь экипаж бронепоезда. А на другой или третий день им передали, чтобы все они отправлялись в район мыса Херсонес.
1 июля в перестрелке Мячин был ранен, его перевязал Василий Дробина. Уже нечем было стрелять, не было воды и пищи. Утром 8 июля фашисты под прикрытием дымовой завесы подошли к самому обрыву, установили пушки, пулеметы и начали стрелять.
Потом была колючая проволока на Куликовом поле. Четверо суток без пищи и воды. Ночью, чтобы утолить жажду, лизали холодные камни. Многих пленных в закрытых товарных вагонах повезли в Кривой Рог — работать на шахтах.
Через полгода Мячин вместе с другими товарищами бежал. Спустя десять дней они уже были в Черном лесу на Кировоградщине. Там влились в партизанский отряд «За Родину». В районе станции Знаменка вместе с 15-летним Мишей Леоновым пустил под откос немецкий эшелон. В конце ноября в составе группы участвовал в операции, в которой был уничтожен большой военный обоз.
А 12 декабря отряд вышел навстречу наступающим частям Советской Армии. Мячин был комиссован и вернулся домой. А там уже считали его без вести пропавшим. Отец погиб под Калининой. Некоторое время Иван Александрович работал в школе, потом, оправившись после ранения и плена, был снова призван в армию, воевал в Польше, под Берлином, закончил войну на Эльбе. После войны завершил высшее образование и сейчас преподает историю в своем родном селе на Тамбовщине.
***
Пришло письмо от бывшего бойца железнодорожной роты, обеспечивавшей боевые действия нашего бронепоезда, Алексея Филиппова. Как и многие другие бойцы-железнодорожники, в последние недели обороны он был переведен в 388-ю стрелковую дивизию, воевал в районе деревни Комары. Вместе с частью отходил мимо Балаклавы к аэродрому, к Казачьей бухте. Видел, как давала последние залпы 35-я батарея, как ее взорвали. 4 июля все было кончено.
В ноябре 1942 года Филиппов бежал из плена на Донбасс. А через два месяца он снова был на фронте. Войну закончил в Австрии. Сейчас, как и Мячин, работает учителем.
А вот какие строки есть в книге А.П.Дорохова «Крылатые защитники Севастополя»:[14] «Среди тех, кто попал в фашистскую неволю, был инженер по ремонту 3-й особой авиагруппы Алексей Волошин. Вот что он рассказал:
— Под обрывом я оказался рядом с начальником связи девятого полка капитаном Гладневым. Мы лихорадочно искали выход из ловушки. Но его уже не было… Нас гнали в колонне, окруженной конвоирами…
…Меня угнали в Германию на машиностроительный завод. В бараках настолько было тесно, что спать приходилось стоя. Кормили морковью, капустой, сырой картошкой. Хлеба в обед не давали. Я пытался бежать из этого ада. Но меня схватили и отправили в штрафной лагерь на «перевоспитание». Основной метод «перевоспитания» — ежедневное избиение резиновой дубинкой.
Однажды на завод приехали бауэры с женами. Им дали право купить себе рабов, как на невольничьем рынке древней Греции или Рима. Фрау внимательно рассматривали пленных, а бауэры даже заглядывали в зубы, как лошадям. Меня купили за шестьдесят марок. Свободу мне принесла победа нашей Родины над гитлеровской Германией. И я вновь вернулся в Черноморскую авиацию».
Не правда ли не очень согласуется с той «правдой», о которой нам вещают с экранов ТВ? Советских военнопленных не ждали сталинские лагеря… После освобождения их, как правило, ждало восстановление в звании и снова бои с немецко-фашистскими захватчиками. А те самые пресловутые «сталинские лагеря» создавались не для них, а для таких как бывший боец РККА, некогда тоже защитник Севастополя, а после немецкий холуй и надзиратель у концлагере за своими же однополчанами некто Сергиенко.
Да, безусловно, бывали печальные примеры, когда действительно бывших военнопленных осуждали за те преступления, которые они не совершали. Но это уже вина конкретных работников особых отделов, контрразведки, органов следствия, суда или трибунала, а не целенаправленная политика органов власти и государства в целом. Приведенные в статье материал и конкретные примеры, думаю, являются тому подтверждением.
И горько после таких фактов было читать на сайте «Графская пристань»[15] строки из работы «Последний павший солдат или Когда же закончится война?» члена Международного союза журналистов под эгидой ЮНЕСКО, члена Союза журналистов России Владимира Илларионова: «…Наша Родина тогда устояла. Тяжело и долго залечивала раны. Еще по сталинским лагерям скитались те, кого фашистские не убили. Еще клеймо врага народа лежало на защитниках Севастополя, попавших в плен на мысе Херсонес…».
Именно эти строки и подвигли автора к написанию данного материала. Надеюсь, что данная статья поможет любознательным хоть немного разобраться в теме «военнопленные в СССР» и отойти от навязанных «штампов» в этом непростом вопросе.
[1] Бешанов В.В. Год 1942 — «учебный». Минск, 2003 г.
[2]http://gazetaua.com/?id=show_arc&t_id=7&m_id=9161
[3]Шелленберг В. Мемуары. Пер. с нем. М., 1991 г.
[4]Меженько А.В.Военнопленные возвращались в строй//Военно-исторический журнал, №5, М., 1997 г., С.32
[5]Земсков В.Н. ГУЛАГ (историко-социологический аспект)//Социологические исследования. 1991, №7. С.4-5
[6] Тринадцать «железных» наркомов. М, 1995 г., С.231.
[7]Меженько А.В. Военнопленные возвращались в строй//Военно-исторический журнал, №5. М., 1997 г., С.33
[8]Меженько А.В.Военнопленные возвращались в строй//Военно-исторический журнал, №5, М., 1997 г., .33
[9]Шабаев А.А. Потери офицерского состава Красной Армии в Великой Отечественной войне//Военно-исторический архив. №3, М., 1998 г.,С.180
[10]ГАРФ. Ф.9526. Оп.3. Д.53. Л.175; Оп.4а. Д.1. Л.62, 70, 223
[11]Маношин И.С. Героическая трагедия. О последних дня обороны Севастополя 29 июня -12 июля 1942 г. Симферополь, 2001 г.
[12]Ласкин И. А. На пути к перелому. М., 1977 г.
[13]Александров Н. И. Севастопольский бронепоезд. Симферополь, 1968 г.
[14]Дорохов А. П. Крылатые защитники Севастополя. Симферополь, 1981 г.
[15]http://www.grafskaya.com/
На статье из военно-исторического журнал «Military Крым». Специальное приложение №1 2009 г.