С.Ченнык (Симферополь)

Турецкая награда для русского войска: медаль для десантного отряда Черноморского флота (1833 г.)

В военной истории России есть две награды, которые будучи учрежденными за события, связанные с Турцией, не имеют отношения к военному конфликту с этой страной, бывшей нашим вековым противником в Причерноморье и на Балканах. Удивление объяснимо. Мало найдется государств в истории, которые воевали бы друг с другом также долго и часто, как Турция и Россия. Почти вся официальная история отношений между Османской и Российской империями – это история войн. И все-таки бывали и исключения, когда турки сами награждали русских солдат и матросов.

Предыстория

Эта редкая медаль учреждена султаном Турции Махмудом II для награждения чинов русского десантного отряда на Босфоре в 1833 г., направленного императором России Николаем I  для защиты Константинополя и проливов от нападения египетских войск. Предыстория ее «густо» замешана на хитросплетениях европейской политики первой половины XIX в. и во многом напоминает сегодняшние события международной жизни. 

В 1832 г. внимание европейских государств вновь оказалось прикованным к Османской империи. Энергичный и даровитый вице-король Египта Мехмет (Мухаммед) Али, считавшийся подданным и вассалом Турции, поднял восстание против султана Махмуда II. Желая создать из Египта независимое наследственное государство, он развязал Первую турецко-египетскую войну.

В 1831-1832 гг. египетские войска вытеснили турок из Сирии и вторглись в Малую Азию. Мехмт-Али Египетский, имевший отлично организованную армию, которой умело командовал его приемный сын и наследник Ибрагим-паша, нанес турецким войскам ряд сокрушительных ударов. Одержав победы в приграничных боях, он двинулся с войсками в подвластную османам Сирию, где осадил крепость Сен-Жан д’Акр. С ее падением, вся турецкая Сирия перешла в руки египетского паши.

Султан объявил Мухаммеда Али мятежником и направил к сирийским границам армию под начальством Хуссейна-паши. Ее судьба оказалась плачевной. Пока производилась осада Акры, Ибрагим-паша со своими войсками прошел по окрестной местности, покорил всю среднюю Палестину, а племена Ливана присоединились к нему в надежде освободиться от турецкого управления. После этого Ибрагим-паша разбил наголову Хуссейн-пашу при Гоме и у Бейданского прохода в горах между Сирией и Киликией.

Султан выслал вторую, более сильную армию под командованием своего лучшего командира Решида-паши. Но тот получил поражение в битве при Конье, а сам оказался в плену. Путь египтянам на Константинополь был расчищен.

На море тоже все было плохо. По соотношению военно-морских сил приоритет оставался за Мехметом-Али — в 1833 г. его флот по численности превосходил турецкий. В состав египетского флота входили три 100-пушечных корабля, которыми командовали опытные английские и французские офицеры, один 120-пушечный корабль, один 74-пушечный, семь фрегатов, 20 бригов и 24 корвета. К тому же египтяне захватили в Средиземном море солидные трофеи — турецкие суда, пополнившие флот Мехмета-Али: один 40-пушечный фрегат, два 14-пушечных брига и один 10-пушечный тендер.

Положение Махмуда II казалось катастрофическим — его армии практически не существовало, а флот не мог противостоять сильному противнику. Тогда Турция обратилась за помощью к своему давнему союзнику — Англии. Но та вместо помощи прислала послание короля Вильяма IV со словами поддержки и обещанием не оставлять в беде, при этом рекомендуя все-таки подумать о некоторых уступках Мехмету-Али. 

Франция тоже не торопилась оказать поддержку Турции. Казалось, что дни Османской империи сочтены. 

Но столь явные победы египтян не всем в Европе пришлись «по душе». В том числе России. Николай I видел в выступлении Мухаммеда Али «последствия возмутительного духа, овладевшего ныне Европой и в особенности Францией». Он решительно поддержал турецкого султана Махмуда как законного государя. Кроме того, Россия опасалась, что если Мухаммед Али, которого поддерживал французский король Луи-Филипп, захватит Константинополь, то контроль над Черноморскими проливами перейдет к Франции. А это в перспективные далеко идущие планы России в регионе совершенно не входило.

Когда египтяне были в 200 км от турецкой столицы, турецкий султан, осознавая безысходность положения, начал намекать о возможности принятия военной помощи от России. В конце 1832 г. в Стамбул из Севастополя на фрегате «Штандарт» прибыл русский посланник генерал-лейтенант Николай Николаевич Муравьев-Карский, отлично владевший турецким языком. Одновременно началась подготовка эскадры Черноморского флота к выходу в море.

Командование эскадрой поручалось начальнику штаба Черноморского флота контр-адмиралу М.П.Лазареву, а в качестве резервной предусматривалась эскадра вице-адмирала П.И.Рикорда, находившаяся в Средиземном море, в акватории греческого Архипелага. 

Экспедиция готовилась в обстановке полной секретности. 6 декабря 1832 г. на имя главного командира Черноморского флота и портов адмирала А.С.Грейга поступило высочайшее распоряжение о немедленном вооружении и снабжении четырех кораблей и трех фрегатов со всеми запасами (запасные рангоут, такелаж и паруса, пресная вода, продовольствие и прочее) на шестимесячное плавание для помощи турецкому правительству.[1] 
Чтобы не вызывать подозрений, в Севастополе намеренно был распущен слух, что флот готовили для отправления к берегам Кавказа. В конце января Главный морской штаб получил новое сообщение А.П.Бутенева. В нем сообщалось: «мятежники египетского паши приближаются к столице Оттоманской, что от скорого прибытия нашего флота зависит участь Константинополя».

По прибытию в Константинополь Муравьев вручил султану письмо Николая I. Кроме того им устно были переданы слова русского самодержца, в которых тот заверял султана, что он «…враг мятежа и друг вашего Величества. Если паша станет продолжать военные действия, то он будет иметь дело с Россией».[2]

Однако, султан и высшие турецкие сановники, встретили предложения с недоверием и сомнениями, не спешили давать ответ. Положение осложняла Франция, которая вела с султаном Махмудом II двойную игру, уверяя на словах в том, что предпринимает попытки остановить наступательные действия Ибрагима-паши, тогда как на самом деле она этому всячески способствовала. 

В начале 1833 г. положение Турции резко изменилось к худшему. Ибрагим-паша совершил бросок к Дарданеллам, разбив высланные против него сухопутные силы турок. Промедления отныне становились опасными.

Французский посол, адмирал Руссен, продолжал резко выступать против присылки русских кораблей в Проливы, но султан больше не верил в его искренность, ввиду поддержкой Франции Египта, а после попытки прорыва французских кораблей через Дарданеллы, закончившуюся тем, что их отогнали огнем береговой артиллерии, выбор Константинополя в пользу Петербурга был несомненным. 

Только тогда турецкий султан официально обратился к России за помощью. Как сообщал Аполлинарий Петрович Бутенев, посол в Константинополе, Махмуд II просил передать в Петербург, чтобы «ежели не вся эскадра, то, по крайней мере, часть оной поспешили прибытием».[3]

Н.Н.Муравьев писал: «Султан, предвидя неминуемую гибель свою, отверг льстивые и обманчивые обещания французов и решился, наконец, предаться покровительству России, прислать за флотом и ходатайствовать у Николая I о присылке 20- или 30-тысячного корпуса сухопутных войск». 

Первоначально к походу в Босфор предназначалась только морская эскадра из девяти кораблей Черноморского флота и экипажем в количестве около 4600 человек. Четыре 84-пушечных линейных корабля: «Память Евстафия» (капитан 1 ранга А.Конотопцев), «Императрица Екатерина II» (капитан 1 ранга Л.Черников), «Чесма» (капитан 1 ранга Ф. Юрьев) и «Анапа» (капитан 1 ранга Г.Пилетников). Три 60-пушечных фрегата: «Варна» (капитан 2 ранга А.Сунди), «Эривань» (капитан 2 ранга А.Ушаков), «Архипелаг» ( капитан 2 ранга К.Богданович), 24-пушечный корвет «Сизополь» (капитан- лейтенант П.Вукотич) и 20-пушечный бриг «Пегас» (капитан- лейтенант И.Аркас).[4] 20 февраля 1833 г. она вошла в Босфор.

Через месяц было принято решение от крейсерства перейти к открытой «демонстрации флага» на суше. В начале апреля русские корабли бросили якоря вблизи султанского дворца. Одновременно десантный отряд под начальством генерал-адъютанта Н.Н.Муравьева из 8 батальонов, 24 орудий и 1 сотни казаков был отправлен из Одессы двумя эшелонами. Первый прибыл в Босфор к 25 марта 1833 г., а второй к 11 апреля. Вскоре туда прибыл чрезвычайный посол и главнокомандующий сухопутными и морскими силами граф Алексей Федорович Орлов, заявивший: «…До тех пор, пока подозрительные паруса будут маячить у турецких берегов, русский десант домой не уйдет».[5] 

Муравьев остался командующим сухопутным отрядом русских и турецких войск. 

Русские войска, сойдя на турецкий берег, заняли позиции к востоку от Константинополя в местечке Ункяр-Искелеси. Лагерь разбили в виду бывшей тогда чумной эпидемии, не в Константинополе, а на азиатском берегу у Гаух-Кер-искелесси, или Султанской пристани.

Здесь 26 июня 1833 г. был подписан русско-турецкий договор, по которому в обмен на российскую военную помощь Османская империя была обязана закрыть Черноморские проливы для военных судов иностранных государств.

Прибытие русских войск остановило наступление египетского паши и ускорило ведение мирных переговоров. Да и западные державы опасались длительного присутствия русских войск и флота в Константинополе. В том числе, с их «благословения», 9 мая Мухаммеду Али пришлось заключить 4 мая 1833 г. Кютайский мир с Махмудом II, по которому первый получил Сирию и Адану.

Когда экспедиция только близилась к завершению, 20 мая 1833 г. султан Махмуд II назначил смотр Российскому флоту. Погода в этот день стояла холодная, дул сильный северо-западный ветер, шел проливной дождь. Войска, выстроенные вдоль берега в ожидании прибытия турецкого парохода, вымокли до нитки, и граф Орлов отправил в Константинополь курьера с вопросом: «Угодно ли будет султану устраивать смотр в такую погоду?».

Ответ был утвердительный. К 11 часам утра на флагманском корабле вице-адмирала М.П. Лазарева «Память Ефстафия» уже собралось до ста человек членов турецкого правительства и высших чиновников. Российская эскадра, выстроенная в виде полумесяца на Буюкдерском рейде, встречала Махмуда II с поднятыми турецкими флагами, матросы были расставлены по реям.

Поручик Болдырев вспоминал: «В 12 часов с половиною на нашем фрегате «Штандарт» матросы взлетели на реи, раздались пушечные выстрелы, по войскам пронеслось: «Смирно!» — и раззолоченный султанский каик подлетел к пристани. Султан ступил на берег, наши полевые орудия приветствовали его двадцатью одним выстрелом. Повелитель Востока сел на коня при звуках турецкой музыки и подъехал к строю войск, а наш генерал на коне встретил его султанское величество на правом крыле пехоты. Султан был в фиолетовом гусарском ментике с золотым шитьем и выложенном шнурами, опоясан гусарским зеленым кушаком (перевитым золотом), в серебряных шпорах и в красном фесе с шелковою кистью; меч его был осыпан каменьями. Приветствовав генерала чрезвычайно ласково, султан взглянул на ратный строй и поехал по фронту, сказав войскам по-русски: «Здорово!» — в ту же минуту громкое «ура» раздалось на правом крыле, и блестящая многочисленная султанская свита вместе с нашим штабом потянулась длинным поездом; неумолкающее «ура» передавалось от батальона к батальону, звуки музыки и грохот барабанов сливались с воинственными кликами; пушечная пальба еще продолжалась, оторопелые кони прядали под нами, казалось, земля дрогнула под нашим строем, и русское всесильное «ура», вторимое эхом гор, слилось в один торжественный гул, раздавшийся в горах Азии как вестник появления русских сил пред лицом потомка Оттоманов, опоясанного мечем Магомета…».[6]

В это время весь дипломатический корпус со зрительными трубами прильнул к окнам посольских особняков. Сразу же после смотра флота турецкий султан, узнав о том, что здоровье русского солдата и матроса «сберегается чаркою водки», приказал немедленно прислать в лагерь и на эскадру 500 ведер водки.

Дополнительно «в знак признательности за доставленное ему удовольствие во время большого смотра» экипажам кораблей эскадры М.П.Лазарева по распоряжению султана были подарены ром, несколько быков, баранов и 60 тыс. турецких пиастров (около 15 тыс. рублей), а офицерам — французские вина и конфеты.

24 июня 1833 г. в Константинополь пришло известие, что после заключенного мира между Турцией и Египтом последний египетский солдат покинул Малую Азию и перешел за Таврские горы. Россия выполнила свою миссию: столица Османской империи и трон султана Махмуда II были вне опасности. Граф Орлов подал турецкому султану официальную ноту с запросом о возвращении войск и флота в Россию и уже на следующий день получил разрешение покинуть Турцию.

По причине окончания военных действий, десантный отряд получил приказ вернуться в Россию, и уже 28 июня 1833 г. он в полном составе, посаженный на суда черноморской эскадры М.П.Лазарева, отплыл из Босфора, а к 11 июля прибыл в Феодосию, где должен был выдержать 42-дневный карантин, после чего, уже в августе, вошел на внутренний рейд Севастополя. Таким образом, вся экспедиция продолжалась лишь 3 месяца с небольшим.[7]

За удачную экспедицию император Николай I произвел М.П.Лазарева в вице-адмиралы. Граф Орлов, успешно проведший переговоры с турками, пользовавшийся авторитетом у Порты и доверием самого султана, был произведен императором в генералы от кавалерии и «…с восторгом принят Государем в Красном Селе при собрании гвардейских войск».[8] 

Не обошлось и «традиционного» для империи «награждения непричастных». Н.Муравьев пишет, что министр граф Чернышев, имевший совершенно косвенное отношение к организации и проведения экспедиции, приватно выяснив у Муравьева детали экспедиции, преподнес их Николаю I как итог своей неустанной деятельности на благо Отечества. Сделано это был столь убедительно, что император пожаловал  прохвосту орден Св. Андрея Первозванного с бриллиантами. В рескрипте говорилось: «…отличной распорядительностью, коею он способствовал к скорому и исправному отправлению в Турцию десантных войск».[9]

Босфорская экспедиция на некоторое время сняла угрозу нападения с моря на южные территории России. Однако турки вскоре доказали, что никакой договор с ними не может быть надежным, а всех их интересы не могут выходить за рамки интересов «заклятых европейских друзей» России.

Вскоре по Лондонским конвенциям 1840 и 1841 гг. целостность Османской империи гарантировали уже все великие державы, а Черноморские проливы были закрыты в мирное время для военных судов всех государств.

Памятник

После себя русские войска оставили памятник, инициатором установки которого был Н.Н.Муравьев, писавший по этому поводу: «Я давно располагал, и нужно было, оставить какой-либо знак пребывания нашего на Босфоре, по коему поздние потомки могли бы вспомнить о знамени том походе нашем. Вычерчены были сперва проекты красивых, небольших монументов. Не решаясь приступить к сооружению его без разрешения графа Орлова, я просил на то позволения его. Он находил, что это могло служить неприятным воспоминанием Туркам и возбудить кичливость и неудовольствие иностранцев, и по этим причинам, или под этими предлогами, отказал мне. Не оставляя намерения своего, я представил ему, что так как перед отплытием надобно будет отслужить молебен при собрании всех войск, то находил приличным поставить, по крайней мере, необделанный камень на месте служения. Необделанный камень он позволил мне поставить, и как размер камня не был определен, то во мне возродилась мысль избрать его такой величины, какой только силы наши позволили, имея в виду если не искусством, то хотя размерами памятника свидетельствовать потомству о намерении поставивших его. Более я не говорил никому о том в Беюг-дере, и втайне принялся за работу, не испрашивая на то никакого постороннего пособия. Пущенною по лагерю подпискою собрано было более 800 рублей, добровольно пожертвованных на это сооружение. Сперва исполнение дела было поручено инженер-подполковнику Брюно; но он требовал много средств, всякого рода мастеровых, устроения машин, а более всего времени.  Видя затруднения эти, обер-квартирмейстер наш, подполковник Менд, вызвался на место Брюно. Он объездил окрестности и, не найдя на нашем берегу камня твердого свойства, отправился на европейский, где отыскал около селения Балта-Лиман, почти на половине расстояния между Беюг-даре и Царемградом, скалу желаемых свойств. Надобно было отделить от нее камень. Отправили туда до 400 человек рабочих солдат, трудившихся беспрестанно несколько суток попеременно, кирками и железными клиньями, с помощью пороховых взрывов. Люди эти там и ночевали. Громада отвалилась. Ее протащили еще сажен 70 до берега, но тут предстояли новые затруднения: как перевезти ее на наш берег?  Просить баркасов у Лазарева было бы безуспешно, и этим можно было обнаружить проводившиеся работы. Я обратился заблаговременно к Капитан-паше, от него получил два больших гребных судна; мы сплотили их вместе и настлали палубу. Камень взвалили на них, и по долгому плавании, прибуксировали против течения к пристани, где я его застал.

На другой день работы продолжались. Пристань обвалилась под тяжестью, и мы, после многих усилий, с опасением затопить дорогое произведение трудов своих, вытащили наконец на берег Азии обломок скалы, отсеченный в Европе. Сего не было еще достаточно, — надобно было втащить громадину на бугор Сельви-Бурну. Сделан вызов желающим участвовать в предстоящем деле. Я  сам явился к работе для примера; вскоре собралось более 1000 человек, и с ними многие из старших и  младших начальников войск. Между нижними чинами пришло много и турецких солдат, коих офицеры тоже усердствовали к исполнению моего желания. Тут же явился и старый приятель мой дервиш, громким голосом своим подвизая Мусульман к работе. Все машины наши состояли из канатов и больших блоков, которые привязывали к деревьям. Разработали обводную дорогу на бугор, и камень двигался в гору на небольших катках, вершка по два и по три в каждый толчок, даваемый ему силою тысячи рук.  Сперва был поставлен на него барабанщик для подания знака, когда надобно было всем разом тащить; рабочие сперва забавлялись им, потому что он при толчках не мог держаться на ногах; по мере же того, как камень приближался к намеченному месту, сила и охота у них увеличилась.  

Когда встащили громаду на гору, то выложили в самом возвышенном месте бугра, на фундаменте, чистую каменную площадку, на которую поставили памятник без всякой обработки, в том виде, как он отделился, направив его легкою наклонностью к юго-западу. Один только низ камня был тщательно выровнен, чтобы он мог твердо стоять на основании. Этот отломок скалы имеет почти вид несколько наклоненного парллепипеда, вышиню в 1 ½ сажени, шириною в 2 аршина, а толщиною в 1 ½ аршина. По сделанному исчислению тяжести его, в сравнении с вывешенным отломком скалы того же свойства, оказалось, что он должен иметь 1500 пудов весу. У подножия камня поставили старинную мраморную капитель, которая лежала на улице подле квартиры моей, и до того служила вместо колоды для поения лошадей, в углублении высеченном с одного  конца ее. Нам же служила эта капитель сидением, для отдыха под тенью памятника.

Я успокоился, когда все было кончено. Опасения или недоброжелательства не могли простираться до такой степени, что разрушили памятник, о появлении коего узнали в Европе уже по сооружении его. Оставалось легчайшее – украсить его надписью. Мысль моя была высечь на камне: В память Олега, полки Николая. Я сообщил ее графу Орлову, когда он уже знал о поставлении камня; он находил это неудобным, говоря, что такая надпись может возбудить недоверие к нам Турок; казалось однако же, что она не имела ничего оскорбительного для них, ибо напоминала только об историческом событии, случившемся еще во времена греческих императоров. Обратились к стихотворцам отряда: генерального штаба капитану Вронченко, недавно прибывшему от Киселева, и поручику Болдыреву, и мы получили следующие стихи:

«Где щит Олега пронесла

Славян дружина боевая,

Там днесь десница Николая

Знамена дружбы развила».

И другие:

«Залогом дружбы Николая,

На страх Махмудовым врагам,

Дружина Русских боевая

Примкнула здесь к его полкам».

Первого четверостишия граф Орлов тоже не захотел, а второе не понравилось мне от того, что при могущей случиться перемене в политических обстоятельствах, надпись осталась бы неуместною; а потому решился я сделать простую в прозе: Воздвигнут русскими полками июня 25 дня 1833 года. Когда же стали рассчитывать время, нужное для чистой вырезки всех букв, то оказалось, что надпись не успели бы кончить до нашего отплытия, а потому, сократив ее, ограничились высечкою числа  рождения Государя, около которого времени камень был поставлен: июня 25 дня 1833 года. Надпись высечена выпуклыми буквами на небольшом четырехугольном пространстве, ровно углубленном на одном из боков камня.

По возвращении нашем в Петербург, полковник Менд хотел издать литографированную картину бугра Сельви-Бурну с изображением памятника и присутствии главных лиц. Едва он успел оттиснуть несколько экземпляров этой картины, как запретили ее издание под предлогом, что Французы и Англичане могли принять дурную сторону такое гласное обнаружение действий наших в Турции, — как будто мы боялись сделанного нами, как будто иностранцы могли забыть одержанную над ними в сем случае победу и как будто сам памятник, стоящий перед дворцами миссий их на Босфоре, не напоминал им ежедневно об участии нашем в делах Турции! Запрещение сие можно отнести или к ограниченным видам столичных властей, обращающих внимание только на происходящее перед глазами их, или к зависти некоторых лиц, опасавшихся этой картиной дать слишком гласную известность моим действиям. Запрещение печатать картину снято, года только три спустя после этого.

По отплытии нашем из Босфора, Турки высекли на смежной с нашей надписью стороне камня свою надпись, коей и буквы позолотили. Вот она:

«Сей отломок скалы воздвигнут в память пребывания русских войск, гостьми в этой долине. Да уподобится дружба между обеими державами твердости и постоянности камня сего, и да будет она долго воспеваема устами друзей».[10]

Учреждение медали

История медали началась в разгар событий, когда находясь в Турции, в середине февраля 1833 г. российские офицеры по приглашению турецких коллег осматривали константинопольское Адмиралтейство. Посещение завершилось неофициальным визитом в дом командующего османским флотом адмирала Тагира-паши, с которым у русских моряков установились вполне добрые отношения, хотя несколько лет назад он был противником адмирала Лазарева в сражении при Наварине.

В конце февраля того же года М.П.Лазарев в сопровождении офицеров штаба и командиров кораблей по приглашению Тагира-паши посетил константинопольский монетный двор. Здесь их ждал сюрприз. В знак величайшей благодарности за присланную эскадру турецкий султан приказал в их присутствии выбить оттиски золотых и серебряных медалей. Но вначале они скорее были памятными знаками, сувенирами, чем наградами.

О впечатлении, которое произвел на русских офицеров такой жест, было наверняка доложено султану и последний решил события развить. Делалось все быстро. После торжественного празднования 25 июня 1833 г. дня рождения императора Николая I в загородном доме сераскира состоялся прощальный прием, на котором султан выступил с официальной речью. После этого Махмуд II лично вручил всем присутствовавшим морским и сухопутным офицерам золотые медали с бриллиантовыми украшениями.

Впервые их упоминает Н.Н.Муравьев в своих воспоминаниях «Русские на Босфоре»: «20-го числа, граф Орлов ездил с Бутеневым, всеми генералами и адмиралами на прощальную аудиенцию к Султану, который был ко всем очень приветлив. Он не долго задержал нас, и приказав, в присутствии своем, Ахмед-паше-муширу возложить на всех жалованных им, в память пребывания войск и флота на Босфоре, золотые медали, богато украшенные бриллиантами, отпустил нас. На другой день присланы были ко мне ящики с золотыми медалями для всех офицеров и серебряными для всех нижних чинов. Об этих медалях давно уже сделаны были предложения, и мысль о них дана была Туркам нами. Они были на красных лентах; на одной стороне изображался вензель Султана с мусульманским летоисчислением, а на другой полумесяц со звездою и христианскою эрою, чего еще никогда не бывало у турок. Разрешение роздать и носить медали было получено уже в России. В то же самое время как для нас чеканились эти знаки, изготавливались в Петербурге также бриллиантовые, золотые и серебряные медали с изображением вензеля Государя  для турецких войск, состоявших под моим начальством. Они были получены и розданы в Царьграде по представленным мною спискам, уже по отплытии нашем».[11]

Вот что писал М.П.Лазарев своему другу А.А.Шестакову 7 июля 1833 г.: 
«В моей медали один камушек порядочный и ценят его до 12000 руб, но мне что-то не верится…Медаль выбита при мне на монетном дворе. Чеканка дурная, но зато золота много не дураки ли турки, выбили медали, в которых весу по 46 червонцев! Великолепный обед, данный мне Тагир–пашою состоял из 112 блюд… Пить же они научились порядочно и шампанское тянут лучше нашего…Тагир старый мой знакомый (наваринский), он имел свой флаг на трехдечном корабле «Махмуд» и разбит был с «Азова» в числе некоторых других».[12] 

27 июня 1833 г. чрезвычайный посол в Турции граф Орлов, переправил командующему Черноморской эскадрой вице-адмиралу Лазареву — 396 золотых и 10926 серебряных медалей, назначенных от Султана. Раздать их можно было только после Высочайшего разрешения, которое в течение месяца и было получено.

1833, июля 15. – Именной, объявленный в приказе Военного Министра. – О ношении медалей, учрежденных Его Величеством Султаном Турецким, для вспомогательного отряда Российских войск, бывшего в Босфоре.

Его Величество Султан Турецкий, в воспоминание пребывания в Босфоре вспомогательного отряда Российских войск, прибытием коего отвращена была чрезвычайная опасность, угрожавшая Порте, учредил в ознаменование сего события особые медали, для ношения в петлице, Генералам, Адмиралам, Штаб и Обер-Офицерам, и всем чинам, как Сухопутного, так и Морского ведомств, находившимся в составе сего отряда, назначив для Генералов и Адмиралов медали золотые, украшенные алмазами, Штаб и Обер-Офицерам золотые же, без алмазных украшений, а нижним чинам серебряные.

Государь Император, Всемилостивейше соизволяя на принятие сих медалей, Высочайше повелеть соизволил: носить оные всем чинам вспомогательного отряда, определенным Его Султанским Величеством порядком, на ленте красного цвета.[13]

В конце февраля 1834 г. султан послал в Россию медали, предназначенные всему десантному отряду. Об этом упоминается в письме русского посла в Константинополе А.П. Бутенева к военному министру графу А.И. Чернышеву: «Милостивый государь граф Александр Иванович! Вскоре по прибытии в Босфор российской эскадры под начальством контр‑адмирала Лазарева султан дал повеление выбить особенную медаль в память сего происшествия, служащего торжественным залогом великодушного расположения Государя Императора к Оттоманской Порте. Золотой оттиск той медали вручен от имени султана контр‑адмиралу Лазареву при посещении им Монетного Двора. Другие же, меньшей величины, золотые и серебряные розданы гг. Штаб‑ и Обер‑офицерам эскадры». «Затем Рейс‑эфенди, – продолжает Бутенев, – препроводил ко мне прилагаемую у сего большую золотую медаль с просьбой о доставлении оной от имени Его Султанского Величества к Вашему Сиятельству на память вышеозначенного события».

Солдаты и матросы носили турецкие медали с удовольствием. Н.Муравьев вспоминал, как после выхода из карантина, в котором десантные войска стояли в Феодосии 12 дней, он услышал слова солдата: «…проходили мы ровно 18 суток; но турецкий Султан за усердие и старание наше наградил нас своими серебряными медалями, которую я теперь при себе имею».[14]

Внешний вид медали

На лицевой стороне медали изображен связанный лентой лавровый венок. Венок связан лентой; под ним в маленьком овале изображена арабскими цифрами дата 1249 — год хиджры, т. е. мусульманского счисления, что равняется 1833 г. христианского.

На реверсе медали, тоже в лавровом венке, помещен полумесяц с восьмиконечной звездой, а под венком в овале «1833» — год христианской эры.

Присланы медали были без лент. Граф Орлов докладывал по этому поводу из Константинополя: «Не лишним считаю присовокупить, что вместе с сим разрешением нужно было бы установить и форму лент, на которых следует носить медали. При их раздаче не могли отыскать в Константинополе приличных орденских лент, в чем Сераскир и прочие Паши турецкие неоднократно извинялись предо мною от имени Султана».

Позже, уже после прихода в Босфор сухопутных войск, выяснилось, что для всех медалей требовались ленты длиной до 5120 аршин (3686 м) на сумму 14 080 руб. Николай I распорядился «потребное количество лент заготовить на счет казны, истребовав нужные для сего деньги из Государственного казначейства».[15] 

Николай I приказал носить медали в петлице ниже имевшихся остальных медалей, генералам же разрешалось носить медали на шее.[16]

Для турецкой медали (как и для русской, учрежденной для турецких войск) была учреждена лента красного цвета (Александровская). Возможно, что выбор на ней был остановлен в связи с ее сходством по цвету с флагом Турции. Комиссариатскому департаменту повелели обеспечить всех награжденных Александровскими лентами за счет казны.

Известны три разновидности турецкой медали: серебряная, золотая и золотая, осыпанная бриллиантами.

Серебряная, предназначенная для награждения нижних чинов, имеет диаметр 28 мм.  Медаль, битая в Константинополе, без ушка, но для ношения в ней пробивалось отверстие. Встречается она в двух вариантах; на одном из них цифра 8 изображена в виде латинской буквы S, и такой вариант менее редок. Часто награжденные припаивали к ним ушко, для ношения на русский манер.

Золотая, предназначенная для награждения офицеров армии и флота, аналогична серебряной, но изготовлена из золотого сплава.

Золотая с бриллиантами – для награждения адмиралов и генералов.

Турецкой медалью награждались все без исключения участники событий; серебряной. Точных данных о числе изготовленных медалей нет, но, исходя из численности  десанта, можно предположить, что серебряных было около 20 тысяч, золотых – около 500-550, а с бриллиантами – до 15.[17] Последнюю мы сегодня можем видеть на портрете графа Орлова работы Крюгера. Флоту было выдано 396 золотых и 10926 серебряных медалей.[18]

Воинские части, имевшие право на получение медали: Люблинский и Замосцский егерские полки, легкие № 2 и № 3 роты 26-й артиллерийской бригады, 2-я пионерная рота 6-го саперного батальона и одна сотня Донского № 41 полка, различные подразделения обеспечения. Медаль получили офицеры кораблей трех русских эскадр (10 линейных кораблей, 5 фрегатов, 2 корвета и др.) под командой контр-адмиралов М.П.Лазарева, М.Н.Кумани, И.О.Стожевского. Помимо этого медаль получили отдельные чиновники дипломатических служб, принимавшие участие в переговорах.

В наше время эта турецкая медаль, как и ее российский аналог, —  большая редкость. Уже в начале ХХ в. она почти не встречалась. Все дело в ее «монетообразности» — на первый взгляд она напоминает обычную турецкую монету с дыркой. Потомки солдат и матросов не знали, что это за реликвия и просто продавали ее как серебряный лом. Большая часть наград была просто переплавлена. Здесь вряд ли стоит кого-либо осуждать. Стоимость серебра в медали приблизительно оценивалась в один рубль. Для села XIX в. это было целое состояние.[19]

Волею судьбы многим из числа награжденных спустя 20 лет пришлось сражаться против своих недавних союзников – турок в ходе кампаний Восточной (Крымской) войны (1853-1856 гг.). Среди них: адмирал Л.М.Серебряков, бывший в 1833 г. комендантом русского десанта на Босфоре; генерал Ф.Ф.Веревкин-Шелюта, бывший в 1833 г. капитаном Модлинского полка; адмирал Ф.Н.Новосильский, в 1833 г. – старший офицер на линейном корабле «Императрица Екатерина II»; генерал-майор В.Г.Рюмин, в 1850 г. – командир фрегата «Мария», а в 1833 г. – офицер десантных сил флота.

Русские не теряли время даром, понимая ненадежность Турции как союзника. Пока они стояли у Константинополя, был создан настоящий памятник картографического искусства, находящийся ныне в хранилище ГИМа — «Карта укрепленной части Константинопольского Пролива, снятая в 1833-м году во время пребывания Российской Эскадры в Босфоре». Один из авторов карты — будущий вице-адмирал Владимир Алексеевич Корнилов (1806–1854 гг.). За выполнение этого задания были награждены: лейтенант Е.В.Путятин (1804–1883 гг.) — орденом Св. Владимира 4-й ст., лейтенант В.А.Корнилов — орденом Св. Станислава 3-й ст., а также золотыми медалями от турецкого правительства.[20]

[1] http://flot.com/blog/piton56/8905.php?sphrase_id=3262038

[2] http://flot.com/blog/piton56/8905.php?sphrase_id=3262038

[3]Гребенщикова Г.А. «Султан… решился…  предаться покровительству России»//Военно-исторический журнал. №7. М. 2005 г. С.59

[4] http://flot.com/blog/piton56/8905.php?sphrase_id=3262038

[5] Гребенщикова Г.А. Российский флот в Черноморских проливах в 1832-1833 годах. Как Россия была союзником Турции (http://statehistory.ru/1596/Rossiyskiy-flot-v-chernomorskikh-prolivakh-v-1832-1833-godakh—Kak-Rossiya-byla-soyuznikom-Turtsii-/).

[6] Фоменко И. Как русские Стамбул спасали… (http://www.vokrugsveta.ru/telegraph/history/1193/).

[7]Краснознаменный Черноморский флот. М., 1987 г. С.34-35 

[8]Муравьев Н.Н. Русские на Босфоре в 1833 г. М., 1869 г. С.445

[9]Муравьев Н.Н. Русские на Босфоре в 1833 г. М., 1869 г. С.446 

[10]Муравьев Н.Н. Русские на Босфоре в 1833 г. М., 1869 г. С.411-415  

[11]Муравьев Н.Н. Русские на Босфоре в 1833 г. М., 1869 г. С.425  

[12] http://flot.com/blog/piton56/8905.php?sphrase_id=3262038

[13] Турецкая медаль для десанта на Босфоре (http://medalirus.ru/sobitiya1800-1864/turetskaya-medal-desanta-bosfore.php).

[14]Муравьев Н.Н. Русские на Босфоре в 1833 г. М., 1869 г. С.440-441  

[15] Гребенщикова Г.А. Российский флот в Черноморских проливах в 1832-1833 годах. Как Россия была союзником Турции (http://statehistory.ru/1596/Rossiyskiy-flot-v-chernomorskikh-prolivakh-v-1832-1833-godakh—Kak-Rossiya-byla-soyuznikom-Turtsii-/).

[16]Гребенщикова Г.А. «Султан… решился…  предаться покровительству России»//Военно-исторический журнал. №7. М. 2005 г. С.61-62

[17] Чепурнов Н. Услуга турецкому султану. История в наградных медалях//Советская Чувашия. Чебоксары, 31.12.1992 г.

[18]Гаршин. Забытые медали//Часовой. №24. Прага, 1930 г. С.13-14

[19] Митун Д. Как исламский полумесяц украсил грудь русского православного воинства (http://www.osmanenerbe.ru/diplomatiya-2/kak-islamskiy-polumesyats-ukrasil-grud-pravoslavnogo-voinstva.html).

[20] Фоменко И. Как русские Стамбул спасали (http://www.vokrugsveta.ru/telegraph/history/1193/).