М.Морозов (Москва)
Торпедоносцы Ил-4 над Черным морем (41-42 гг.)
Несмотря на то, что 2-й минно-торпедный полк ВВС ЧФ был официально сформирован более чем за год до начала войны, по состоянию на 22 июня 1941 г. он все ещё находился на этапе организационного периода. Полностью готовыми к действиям могли считаться из пяти эскадрилий полка только 1-я и 2-я. Хотя 3-я эскадрилья была укомплектована личным составом, имевшим хорошую лётную подготовку, но её экипажи не успели отработать групповую слётанность даже в составе звеньев, а о том, чтобы выполнять задание всем составом эскадрильи даже речи не шло. Два последних подразделения (4-я и 5-я эскадрильи) были укомплектованы исключительно «желторотиками» — лётчиками выпуска весны 1941 г., имевшими, незначительный налёт да и то в простых метеоусловиях.
Таким образом, из 62 экипажей авиаполка полностью боеготовыми считались всего лишь 12. Поскольку часть формировалась недавно, то для её вооружения использовали только новейшие бомбардировщики-торпедоносцы ДБ-ЗФ с моторами М-87, остаточный моторесурс которых, даже после довольно интенсивной почти годовой эксплуатации был ещё весьма значительным и составлял (в среднем по эскадрильям) 74%. К 22 июня подразделения, выполнявшие различные задачи по курсу боевой подготовки, базировались в Сарабузе, а полностью боеготовые — в Карагозе. Именно этот крымский аэродром в первые месяцы войны и стал основным местом базирования 2-го минно-торпедного полка ВВС ЧФ.
Обстановка первых недель войны на Черном море серьезных опасений не внушала. Грозный вал немецкого наступления стал ощущаться здесь лишь в конце июля — начале августа, а до этого времени командование флота всецело посвятило себя реализации довоенных замыслов. Согласно директиве Наркома задачи флота на военное время заключались в обеспечении господства на Черном море, недопущении высадки десантов и действий кораблей противника по советскому побережью, блокаде побережья Румынии, уничтожении или захвате румынского флота, а также содействию сухопутным войскам. При этом стоит заметить, что наш Черноморский флот по всем статьям намного превосходил выделенные для действий на театре объединенные силы немцев и румын и фактически самого момента начала войны господствовал на море.
Боевая работа началась в первые же сутки с начала агрессии, поскольку еще днем своей шифровкой Нарком ВМФ Н.Г.Кузнецов приказал нанести бомбовые удары по основным военно-морским базам противника на театре — Констанце и Сулине. В 23 часа 22 июня Констанцу бомбило звено ДБ-3 (командиры экипажей майор И.Сафонов,
капитаны Ф.Костькин и Ф.Гапоненко), совершивших первый боевой вылет черноморских ДБ-3 и, открывших, таким образом, более чем трехлетнюю эпопею по разрушению этого порта. Первый её этап, пришедшийся на тяжёлое лето 41-го, завершился не в нашу пользу…
Главные силы полка в составе 33 ДБ-3 (в этом же налете участвовали также 27 СБ 40-го БАП ВВС ЧФ) бомбили порт на рассвете следующего дня. Бомбардировка с больших высот не принесла ощутимых результатов, хотя некоторые городские кварталы серьезно пострадали, а связь местного командования со столицей страны временно нарушилась. Из военных объектов пострадала одна немецкая зенитная батарея, на которой попаданием бомбы убило пять солдат. С учетом того, что из числа вылетевших на задание обратно не вернулся лишь один СБ, сбитый случайно оказавшимся над базой румынским «Харрикейном», общий результат можно охарактеризовать как удовлетворительный. В штаб, естественно, поступали более радужные донесения. Тактика бомбардировочной авиации по сравнению с «финской войной» не претерпела никаких изменений — повторные удары производились отдельными эскадрильями или даже звеньями с интервалами в несколько часов, действовавших с высот от 1800 до 4000 м. До конца суток порт «обработали» ещё две эскадрильи ДБ-3 (совершивших в сумме 16 самолёто-вылетов), а суммарный вес бомбовой нагрузки, сброшенной на Констанцу за сутки, достиг 53,3 тонн (в том числе 8,4 тонны зажигательных бомб).
Развить успех планировалось на следующий день, но в течение ночи обстановка в районе Констанцы претерпела коренные изменения — из-под Бухареста на находившийся вблизи города аэродром Мамайя перебазировалось не менее двух эскадрилий немецкой истребительной авиагруппы III/JG52. Вопросы взаимодействия и связи между немцами и румынами были отработаны заранее, благодаря чему появившиеся на рассвете 24-го ударные волны советских бомбардировщиков встретили жестокий отпор. Несмотря на яростное противодействие «мессеров», нашим самолетам удалось не только сохранить строй, но прорваться к назначенным объектам налета и прицельно сбросить бомбы, в том числе и на аэродром перехватчиков, где разрывами «фугасок» были уничтожены три BflO9, а ещё один был сбит в воздухе. Однако плата за этот
Успех оказалась слишком высокой. Из 14 [Б-3 и 18 СБ, принимавших участие в налете, на базу не вернулось три и семь машин указанных типов соответственно. Несомненно, что большая часть этих жертв приходилась на счет немецких истребителей, которые доложили о восьми победах, в то время, как их румынские коллеги — о четырех, а зенитчики о двух. Вызывает удивление тот факт, что наши потери не были большими. Дело в том, что по совершенно непонятным причинам машины 2-го минно-торпедного не прошли оснащение нижними люковыми установками, необходимость которых показал опыт «зимней войны»! Это были первые, причем достаточно болезненные потери ВВС Черноморского флота.
Несмотря на неудачу, командование флота не могло своим решением прекратить налеты на порт. Тогда решили изменить тактику. В течение 25 июня для бомбежки нефтяных терминалов группами по два-три самолёта вылетало 11 «Ильюшиных». Очевидно, ставка делалась на внезапность появления небольших групп самолетов, которые сразу после нанесения удара должны были ложиться на обратный курс, а при необходимости «прятаться» в облака. Впоследствии она оправдала себя, но в тот день противник готовился к отражению нового крупного налета и держал в воздухе большое количество истребителей. Первая же группа наших самолетов была встречена истребителями на удалении 30 — 35 км от береговой черты. В результате немцам в течение дня удалось сбить ещё пять бомбардировщиков, что стало самыми большими суточными потерями ДБ-3 на Черноморском театре за время воины. Многие самолеты получили тяжелые повреждения. Например, «ильюшин» лейтенанта Б.Беликова, «привез» на аэродром 700 пулевых и осколочных пробоин! Экипаж одной сбитой машины целиком попал в румынский плен, пяти других (имеются ввиду общие потери за 24 — 25 июня) — пропали без вести. Повезло летчикам из экипажей лейтенантов В.Юра и М.АПасова. Пилотам удалось посадить израненные бомбардировщики на воду в нескольких десятках миль от крымского берега. Первый экипаж пять, а второй шесть дней скитались на шлюпках по морю, героически сражаясь со стихией, но в конечном итоге были найдены и спасены.
Утром 26-го наше командование повторило удар по Констанце, на этот раз использовав в качестве главной ударной силы корабли Черноморского флота — лидеры «Москва» и «Харьков». Наша потрепанная авиация не смогла оказать им эффективной поддержки — по направлению к порту вылетели всего пара ДБ-3 и девятка СБ. Из-за неполадок в матчасти «Ильюшины» не дошли до цели, а группа СБ от противодействия ПВО потеряла четыре машины.
Лидеры, встреченные огнем береговых батарей, отстрелялись с дальней дистанции, а на отходе попали на оборонительное минное поле. «Москва» подорвалась и затонула. Узнав о результатах действий «господствующего на море» флота, Нарком ВМФ Н.Г.Кузнецов в тот же день приказал временно прекратить бомбардировки порта. С 30 июня, когда поступило указание приступить к бомбардировкам Плоешти, Констанца стала запасной целью. Спустя двое суток Народный комиссар вновь уточнил задачи: ВВС ЧФ следовало уничтожить нефтяные объекты в Плоешти, «поддерживать разрушения» в Констанце, а после выполнения задачи в Плоешти разрушить стратегически важный Чернаводский мост через Дунай. Таким образом, удары одиночных самолетов по Констанце продолжались и в дальнейшем. Всего же только за первый месяц войны по порту было нанесено 25 бомбардировочных ударов, в которых приняло участие 109 ДБ-3, 1 СБ и один Пе-2. ‘ Некоторый всплеск активности наших ВВС наблюдался в начале августа. Так, вечером 3-го числа порт одновременно бомбили 18 ДБ-3, такое же количество СБ и два звена Пе-2, сбросивших в общей сложности восемь ФАБ-1000,18 ФАБ-500,18 ФАБ-250 и 102 ФАБ-100. К сожалению, даже несмотря на длительный перерыв вражеская ПВО оказалась настороже — на базу не вернулись два ДБ-3 и один СБ. Общие же потери при ударах по данному пункту составили по меньшей мере 13 ДБ-3. Следует признать, что гораздо больший эффект имели налеты эскадрильи Пе-2 и И-16 из «звена Шубикова». Последних к цели удара траспортировали с крымских аэродромов носители ТБ-3. Справедливую оценку всех этих действий сделали авторы труда «Военно-морской флот Советского Союза в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.»: «Своими действиями авиация вызывала большое напряжение в работе констанцкого порта, что влекло за собой сокращение вывоза нефтепродуктов. Однако разрушить военно-морскую базу противника авиация Черноморского флота не смогла. Это объясняется главным образом тем, что в ударах участвовало сравнительно небольшое число сил и они использовались не совсем правильно». Под последним, авторы труда подразумевали практиковавшийся в то время принцип выделения каждому звену или даже одиночному самолету самостоятельной точечной цели (корабля, нефтяного терминала, склада, аэродрома, позиции зенитной батареи и т.д.) в пределах черты порта. Сосредоточенного удара не получалось, хотя одновременно могло атаковываться до десяти объектов. Вера в высокие боевые возможности бомбардировочного звена, изрядно подорванная «зимней войной», на Черном море сохранялась в течение длительного времени.
Несколько раз самолеты полка, опять же в качестве бомбардировщиков, привлекались к налетам на речные порты Дуная. Наиболее интенсивные атаки пришлись на 10 — 13 июля. Основными целями при этом являлись мониторы противника — наиболее крупные и мощные корабли румынской дунайской дивизии. Хотя накрыть их бомбами не удалось, жертвами налётов (в них участвовали и СБ 40-го БАП) стали буксир и две баржи, большое число речных плавсредств получило повреждения. Всего же за первый месяц ДБ-3 вылетали для атаки этой группы целей 58 раз, но основную роль в этих действиях сыграли все же экипажи СБ, совершившие 249 самолёто-вылетов.
В ходе этих налетов 10 июля необычный подвиг совершил штурман 4-й эскадрильи полка старший лейтенант А.Толмачев. Во время удара по Тульче машина, пилотируемая комэском капитаном П.Семенюком, была атакована «Мессершмиттами». Их очереди прошили пилотскую кабину, убили Семе-нюка и тяжело ранили Толмачева. Бомбардировщик пошёл к земле. В этой ситуации истекающий кровью Толмачев успел вставить в гнездо имевшееся в передней (штурманской) кабине ручку управления, откинуть педали и взять управление самолетом на себя. «Ильюшин» управлялся, но с большим трудом — отказал левый мотор, поврежденные створки бомбоотсека остались в открытом положении, что сильно снижало и без того не слишком высокую скорость бомбардировщика. К счастью, для того, чтобы оказаться на своей территории нужно было всего лишь перетянуть через Дунай. Чудом истекающему кровью штурману удалось совершить посадку на фюзеляж на окраине села.
Попытки нанести потери флоту противника в районе устья Дуная одними бомбардировочными ударами не ограничивались. Здесь, как и на Балтике, после напоминания Наркома ВМФ попытались развернуть минную войну.
Первая постановка имела место в ночь на 30 июня. Из четырех вылетавших экипажей ДБ-3 двое поставили по одной мине АМГ в Тульчинском гирле, один — в Сулинском. Четвертый самолет потерял ориентировку, вышел к Одессе и лишь затем взял верный курс. Над Дунаем он появился уже после рассвета, был атакован вражескими истребителями, но, несмотря на повреждения, сумел вернуться на базу и произвести весьма рискованную посадку с миной под фюзеляжем. Неудачи продолжали преследовать летчиков и в дальнейшем. На следующую ночь из-за неполадок в моторе ведущего самолета паре пришлось вернуться, не выполнив задания. Два других ДБ-3 сбросили свои мины в Сулинском гирле, но никаких потерь в этом районе противник не понёс. Затем последовал труднообъяснимый почти месячный перерыв. По всей вероятности, командование флотом просто не имело плана минной войны, который соответствовал бы сложившимся условиям. С одной стороны, конечно, хотелось бы засорить минами все румынские прибрежные воды, с другой — боялись затруднить действия своих сил, в частности подводных лодок, которым предписывалось прорываться на внешние рейды Констанцы и Сулины. В конце концов, подходы к Констанце все же решили заминировать.
В ночь на 24 июля в направлении порта вылетело шесть самолетов. Двое из них были бомбардировщиками, имевшими задачу отвлечь ПВО порта. Свою задачу они выполнили, чего нельзя сказать о заградителях — двое из них сбросили мины южнее порта у Тузлы, а два других оторвались от ведущего, потеряли ориентировку и вернулись на аэродром. Вылет на следующую ночь прошел более организованно. Все шесть ДБ-3 сбросили мины севернее порта, перекрыв, таким образом, северный прибрежный фарватер. Последняя постановка состоялась на рассвете 26то — пара «Ильюшиных» сбросила у Тузлы те самые мины, которые «не долетели» до требуемого пункта в первую ночь. Этой постановкой выполнение плана было закончено и больше в 1941 г. ВВС ЧФ мин не ставили. Никаких видимых результатов это минирование не имело, если не считать странного случая, когда патрулировавшая в районе Тузлы подводная лодка «М-58» зафиксировала на небольшом удалении за кормой сильный взрыв. Поскольку вражеских мин в этом районе не было, позднее в штабе предположили, что лодка подцепила минреп одной из АМГ. Нам эта версия представляется крайне маловероятной, да и взрыва АМГ даже на небольшом удалении вполне хватило бы, чтобы поставить в боевой карьере «малютки» жирную точку.
Наиболее длительной эпопеей активного периода войны на Черном море стали удары нашей авиации по Плоешти — центру нефтедобывающей промышленности Румынии. Первый налет состоялся вечером 1 июля. Из шести вылетевших ДБ-3 до цели дошли только два, а остальные повернули назад из-за неполадок в матчасти (одна пара сбросила бомбы по запасной цели; качество технического обслуживания самолетов в полку в то время находилось на недостаточно высоком уровне). Не меньше проблем создавала и штурманская подготовка. Хотя к налетам на город привлекались не более 12 — 16 наиболее опытных экипажей, какое-то количество самолетов постоянно не доходило до цели. Бомбы сбрасывались на запасные цели, причем один бомбардировщик в ночь на 15 июля вывалил свой груз на Бухарест, который, в утверждённый список целей не входил.
Кстати, факт бомбардировки румынской столицы был использован Гитлером в качестве официального повода для проведения воздушных ударов по Москве. Впрочем, малая эффективность ударов в значительной мере объясняется расстоянием, которое приходилось преодолевать пилотам. По прямой от аэродромов 2-го МТАП до Плоешти было около 650 — 700 км, но маршрут с облетом Констанцы с юга составлял все 850. И если первые налеты совершались на рассвете или в вечерние сумерки, то вскоре из-за возрастания противодействия вражеской ПВО на всем маршруте полета вылеты пришлось планировать исключительно на ночное время.
Сначала летали небольшими группами, звеньями или даже отдельными машинами, но после 5 августа Нарком ВМФ потребовал применять авиацию реже, но более массированно, после чего в ночи на 12, 14 и 18 августа город бомбили семь, девять и шесть ДБ-3 соответственно. Всего, вплоть до 18 августа, ВВС ЧФ нанесли по нефтеперегонным заводам, расположенным на окраинах города, 22 удара, в которых приняли участие 73 ДБ-3 и восемь Пе-2 (последние вылетали только 3 и 13 июля). Несмотря на сильную систему ПВО противника (налеты стоили нам девяти ДБ-3 и двух Пе-2) лётчикам удалось нанести серьезный ущерб нефтедобывающей промышленности Румынии. По свидетельствам иностранных журналистов в Плоешти почти после каждого налёта полыхали пожары, в огне которых погибло около 250 тысяч тонн нефтепродуктов, а для полного восстановления причиненных разрушений требовался полугодовой срок.
Участвовали ДБ-3 и в операции по разрушению Чернаводского моста через Дунай. Этот мост фактически являлся «ахиллесовой пятой» не только нефтепровода, но и румынской нефтедобывающей отрасли в целом, поскольку при обрушении моста перекачка нефти из Плоешти в Констанцу могла прерваться на несколько месяцев. На рассвете 10 августа пять из шести вылетавших «Ильюшиных» с высоты 1500 — 3000 м сбросили свой бомбовой груз по этой цели. Бомбардировка оказалась совершенно внезапной для противника и никакого противодействия не встретила. Успех в 05:00 развила четверка истребителей-пикировщиков И-16, знаменитого капитана А.Шубикова, несших 250-кг «фугаски» и доставленная к району удара двумя ТБ-3. Спустя ещё два часа с большой высоты атаковали шесть Пе-2. Всего в тот день на мост было сброшено четыре ФАБ-500 и 17 ФАБ-250, но дешифровка снимков показала, что успеха достигли только И-16, добившиеся трех прямых попаданий, в то время как самолеты других типов их не имели вовсе. Поэтому к повторному удару привлекались исключительно «звенья Вахмистрова». 13 августа шесть «ишачков» сбросили на мост 12 ФАБ-250, добились пяти попаданий, разрушивших две фермы моста и нефтепровод. Задача была решена.
Август, по сути дела, был последним месяцем 41-го года, когда черноморская авиация решала флотские задачи. В сентябре последние удары по экономическим и военным центрам на вражеской территории уже имели непосредственную привязку к борьбе на сухопутном фронте. Так, 6 сентября Нарком ВМФ порекомендовал Военному совету ЧФ нанести воздушные удары по Бухаресту с целью оттянуть туда с фронта часть сил вражеской истребительной авиации, а также вызвать соответствующий моральный эффект у румынских войск. Поскольку к этому времени уже был накоплен определенный опыт налетов на Берлин, авиаторам приказали использовать максимально тяжелые бомбы. Военный совет с готовностью взялся за дело. Уже в ночь на 8 сентября семь ДБ-3, ведомые замкомандира полка майором Н.Токаревым (тем самым, что 30 ноября 1939 г. случайно бомбил Хельсинки), сбросили три ФАБ-1000 и восемь ФАБ-500 на вражескую столицу. По всей видимости, произведенный эффект и сразу же возникший резонанс в мировой прессе оказались даже большими, чем ожидалось, в связи с чем уже на следующий день Нарком приказал временно воздержаться от налетов, а уже 11 сентября вражеская авиация дважды бомбила жилые кварталы Одессы, в результате чего погиб 121 и получили ранения 162 мирных жителя. Командование Одесским оборонительным районом взывало к мщению. Увы, осуществлять его было практически нечем — дневные вылеты полностью выматывали экипажи, большое число машин вышло из строя. Второй и последний налет состоялся в ночь на 13-е, когда три ДБ-3 сбросили на город три ФАБ-1000 и две ФАБ-250. Силы для продолжения налетов отсутствовали, а 26-го числа сам Нарком приказал использовать авиацию исключительно для поддержки сухопутных войск.
Подводя итог действиям нашей ударной флотской авиации в течение первых двух месяцев начального периода войны на Черном море, следует заметить, что их результаты оказались не слишком впечатляющими. Как и в ходе «зимней войны», нашим авиаторам не удалось уничтожить с воздуха немногочисленный вражеский флот, причем «балтийские» оправдания типа плохих метеоусловий и обширности шхерного района тут не проходят. Чуть больший успех имелся при нанесении ударов по экономическим объектам, но это достижение легко объяснить сосредоточенностью последних в одном месте и, как следствие, их гораздо большей уязвимостью. Помимо недостатков в боевой подготовке, техническом обеспечении, а также чисто тактического характера, на которых мы уже останавливались выше, следует выделить ещё один.
Дело в том, что оперативное напряжение ВВС ЧФ в два первых месяца войны было, пожалуй, наименьшим по сравнению со всем последующим временем. Судите сами: до 17 августа, т.е. практически за два месяца боев примерно 50-55 самолетов 2-го МТАП совершили всего 324 боевых вылета, что давало примерно три вылета на самолет в месяц. Это примерно в пять-шесть раз меньше той интенсивности, с которой летали их балтийские коллеги. Объяснить это можно только одним: командование ЧФ берегло ударную авиацию для выполнения главной задачи, которой оно считало… отражение вражеского морского десанта в Крыму и (или) на Кавказе.
В отечественной литературе не раз с гордостью отмечалось, что советская разведка смогла многое узнать о сосредотачивавшихся на границе вражеских группировках. Однако, наряду с несомненными удачами, наша зарубежная агентура регулярно «заглатывала» в значительных количествах даже не слишком аккуратно слепленную «дезу», которой вовсю снабжала Центр. В частности, разведка всерьёз сообщала, что противник стягивает в румынские порты многочисленные плавсредства и сухопутные войска, готовясь высадить десанты в Крыму и на Кавказе! К этому надо добавить, что немецкая контрразведка распространяла слухи о скором появлении в Черном море могучего итальянского флота. Последний к середине лета 1941 г. на самом деле уже был изрядно потрепан в ходе годичного противостояния с англичанами и с огромным трудом обеспечивал конвои со снабжением для «Африканского корпуса» генерала Э.Роммеля. Внутреннее ощущение превосходства противника над нами было настолько велико, что полностью закрывало глаза командованию на реальное соотношение сил.
В начале августа обстановка на южном крыле советско-германского фронта начала претерпевать серьезные изменения. Их важность руководство флотом осознало далеко не сразу, хотя с 9-го числа начались бои на дальних подступах к Одессе. Вскоре немцы форсировали Днепр в его нижнем течении, и передовыми отрядами начали выдвигаться к Перекопу. 12 августа стал первым днем, когда бомбардировщики ВВС ЧФ в дневное время действовали по наступающим колоннам войск противника. 2-й МТАП подключился к этим действиям только спустя десять дней, после того, как Начальник ГМШ ВМФ своей телеграммой потребовал усилить действия авиации по войскам противника в районе Одессы. От летчиков требовалось, действуя с крымских аэродромов, обнаружить наступающие вражеские колонны и, преодолев зенитный огонь и противодействие истребителей, нанести бомбовой удар. Об истребительном прикрытии вопрос не ставился — ограниченный состав одесской авиагруппы был загружен собственной боевой работой.
С 27 августа 2-й МТАП добавил к своим многочисленным боевым задачам разрушение переправ, наведенных противником в низовьях Днепра. По сравнению с предыдущими месяцами летать стали очень много. Только между 25 и 31 августа экипажи ДБ-3 совершили ПО боевых вылетов, сбросив 730 ФАБ-100 и 74 РРАБ. Еще 22 групповых удара (106 самолёто-вылетов) последовали между 12 и 28 сентября. Потери при такой интенсивной боевой работе были неизбежными. 22-го, в первый же день налетов, в Карагоз не вернулись три «Ильюшина», а до конца месяца — ещё четыре машины. 3 сентября Нарком ВМФ обратил внимание командования ЧФ на большие потери бомбардировщиков, но изменить что-либо в данной ситуации не представлялось возможным. К 20 сентября в полку оставалось всего 24 ДБ-3 и ДБ-ЗФ, из которых исправными были только 16. Общие потери с начала войны до 25 сентября составили 37 самолётов (два сбиты истребителями, 10 зенитной артиллерией, 19 не вернулись на аэродром базирования по неизвестным причинам и ещё шесть разбилось в результате небоевых причин). 30 сентября во время ожесточенных боев на Перекопе полк, в значительной степени утративший свою боеспособность перелетел на аэродромы Анапы и Краснодара для отдыха и доукомплектования.
Благодаря директиве Ставки о создании командования войсками Крыма, ВВС Красной Армии предписывалось выделить в состав ВВС Черноморского флота некоторое количество ДБ-3. В конце сентября поступили 10 первых машин, а в октябре и ноябре — еще по семь. Лётный состав полка был пополнен за счет экипажей, переведённых с ВВС Тихоокеанского флота. Эти вливания позволили сохранить боеспособность 2-го МТАП на удовлетворительном уровне, не в пример тому, как это имело место на Балтике. На 8 октября в полку насчитывалось 31 ДБ-3 и ДБ-ЗФ, из них исправными были 27, а спустя месяц количество самолётов в полку возросло до 41 (38 исправных). Боевые вылеты с середины октября, правда, возобновились (4-я и 5-я эскадрильи даже ненадолго вернулись на крымский аэродром Карогоз), но с этого момента они стали исключительно ночными. Тем временем противник в конце октября ворвался в Крым, вслед за чем началась осада Севастополя. «Ильюшины» 2-го МТАП принимали посильное участие в поддержке сухопутных войск, но теперь очень многое зависело от подготовки пилотов и штурманов к ночным полетам.
Набор целей для ударов был традиционен — станции, аэродромы и населенные пункты, в которых отмечалось сосредоточение войск противника или осуществлялась перегрузка и складирование предметов снабжения. Местным изыском были бомбежки войск противника непосредственно перед фронтом Севастопольского оборонительного района. Поднявшись с кубанских аэродромов (с октября полк базировался на полевых аэродромах в районах станиц Крымская, Константиновская и Курганная), бомбардировщики летели вдоль береговой черты Крыма, определялись по мысу Сарыч и брали курс на север. Долетев по расчету времени до нужного места, сбрасывали серию САБов и уже тогда бомбили как днем. Потери уменьшились, но в начале ноября при попытке поддержать днем отступающие войска разбитого Крымского фронта в районе Керчи полк потерял сразу пять машин.
В начале ноября произошла и смена командования части. Подполковник А.Биба, имевший большой опыт формирования и подготовки авиачастей, убыл в распоряжение начальника ВВС ВМФ. Командиром полка стал его бывший заместитель майор Н.Токарев, заместителем — командир одной из эскадрилий капитан Ф.Костькин — тот самый, который в начале 1943 г. возглавит 24-й МТАП ВВС Северного флота. Боевая работа аналогичного характера продолжалась и в последующие месяцы. После эвакуации наших войск из Керчи 2-й МТАП переключился на бомбардировку целей перед фронтом Севастопольского оборонительного района (СОРа), с конца декабря поддерживал высадившиеся на Керченском полуострове десанты. В начале декабря новый командующий ВВС ЧФ генерал-майор Н.А.Остряков (сменил генерал-майора В.А.Русакова в ноябре) отдал распоряжение о перебазировании звена из состава 2-го МТАП непосредственно под Севастополь на аэродром Херсонесский маяк. 3 декабря приказ был выполнен. С этой взлетной полосы бомбардировщики могли действовать по текущим заявкам командования перед фронтом оборонительного района днем с непосредственным сопровождением истребителей. К сожалению, малые размеры аэродрома, находившегося к тому же в пределах дальности стрельбы немецкой полевой артиллерии, не позволяли разместить здесь большего число самолетов. Те, что были, в промежутках между полетами отстаивались в выдолбленных в скальной породе капонирах. Командовал звеном старший лейтенант М.Буркин, ставший впоследствии Героем Советского Союза и командиром 5-го гвардейского МТАП, летчиками были старшие лейтенанты И.Мурашев и В.Мироновский.
Надо признать, что переброска пусть даже небольшой части сил на передовой аэродром была сделана весьма своевременно — 17 декабря 11-я армия Манштеина начала второй штурм главной базы Черноморского флота. Тройка «Ильюшиных», благодаря небольшой дальности до целей, могла по несколько раз в день взлетать с испещренной воронками взлетной полосы и наносила весьма эффективные удары по позициям вражеской артиллерии и подходящим резервам. По этой же причине за счёт большей части горючего экипажи могли брать полную бомбовую нагрузку (десять «соток» в бомбоотсек и до трёх «пятисоток» на подфюзеляжных бомбодержателях). Ночью в небе над Севастополем базировавшиеся на Херсонесе бомбардировщики сменяли самолеты остальных эскадрилий полка. Однако уже на второй день штурма обстановка обострилась настолько, что в дополнение к звену Буркина на Херсонесский маяк прибыло еще два ДБ-3 комэска капитана Ф.Чу-мичева и старшего лейтенанта А.Агапкина. Эти машины приходилось ставить под открытым небом, где они в любой момент могли быть уничтожены. Впрочем, застать их на аэродроме было не так просто — в дни отражения штурма пилоты эскадрильи Чумичева совершали по три — четыре вылета в день. К счастью, потерь долгое время не было, так как плохая погода серьёзно затрудняла действия немецких истребителей, но 27 декабря один ДБ-3 был потерян при взлете с полуразбитой ВПП. Поскольку накал боев к этому времени начал стихать — немцы прекратили штурм из-за высадки наших морских десантов под Керчью и Феодосией, число действовавших в составе авиагруппы СОРа «Ильюшиных» вновь сократили до трех.
Боевая работа, хотя и не с такой высокой интенсивностью, продолжалась и в последующие месяцы. Целью №1 являлись немецкие аэродромы, а следующей по приоритетности — позиции осадной артиллерии. Потери при этом были весьма незначительны — один самолет в январе и два в феврале, причем один из них по небоевой причине. Обстановка на Черном море в этот период была сравнительно спокойной — казалось, что дальнейшее продвижение противника остановлено, и вскоре он сам побежит с крымской земли. В этот период части Люфтваффе были скованы на других участках фронта, наши же наоборот набирали силу. В начале февраля аэродром Херсонесский маяк был расширен, и с 8-го числа туда с Кубани перелетели шесть «Ильюшиных» во главе с комэском Чумичевым. Вылеты девяткой стали более эффективными, круг решаемых задач расширился. Усилия и боевые успехи части были отмечены присвоением ей 3 апреля гвардейского звания, после чего 2-й МТАП стал 5-м гвардейским минно-торпедным авиаполком. С весны «Ильюшины» начали привлекаться к воздушному обеспечению морских конвоев, и однажды одиночный ДБ-3 смог расстроить атаку немецких торпедоносцев, повредив один из них. Для нас же наиболее интересными являются попытки командования ВВС ЧФ возобновить действия на морском направлении.
В середине марта Нарком ВМФ издал очередную директиву, в которой требовал от флота активизировать минную войну на коммуникациях противника. Командующий Черноморским флотом адмирал Октябрьский ответил в том смысле, что главная задача флота — защита Севастополя, и наличных сил недостаточно даже для этого. Кузнецов указал, что, действуя на коммуникациях, флот как раз и защищает Крым. А адмиралу Октябрьскому ничего не оставалось делать, как поставить перед ударной компонентой Севастопольской авиагруппы и эту задачу. Уместно также заметить, что за неполный год боевых действий лётный состав 5-го ГМТАП значительно обновился. По состоянию на 16 апреля лишь пять самолетов авиаполка имели оборудование для постановки мин и сбрасывания торпед. Низкое торпедометание могли осуществлять 11 экипажей и ещё шесть — высотное. В результате первые вылеты на морском театре экипажами торпедоносцев Ил-4 выполнялись с использованием только осколочно-фугасных авиабомб небольших калибров.
2 апреля два звена Ил-4 по данным воздушной разведки вылетели для атаки «транспортов, обнаруженных в районе севернее Констанцы». На самом деле нашему разведчику удалось застать в море отряд румынских минных заградителей, занятых постановкой противолодочных минных полей вдоль фарватера Констанца — Сулина. Одновременно заграждения ставили две группы кораблей, в которые входили минные заградители «Амирал Мурджеску» и «Дачиа». В качестве первой ударной волны в воздух поднялось по звену Ил-4 и СБ. Вскоре звено Ил-4 обнаружило отряд с минзагом «Дачиа» во главе и отбомбилось по вражескому флагману. Прямых попаданий не было, но близкий разрыв нанес заградителю легкие повреждения, ранив на его борту пятерых моряков. Кого бомбило звено СБ точно не ясно — с борта румынских кораблей их вроде бы даже не видели, зато один бомбардировщик в Севастополь не вернулся. Спустя полчаса второе вылетевшее звено «Ильюшиных» атаковало шедший в авангарде румынского соединения миноносец «Сборул». Несмотря на то, что бомбометание осуществлялось с высоты около 3000 м, нашим летчикам снова удалось добиться близких разрывов, ранивших двух человек. Поскольку к моменту атаки минные поля уже были выставлены, сорвать их постановку не удалось, но опасение новых ударов с воздуха затормозило выполнение румынского плана по минированию примерно на 1,5 месяца.
Малочисленность севастопольской группы и обилие стоявших перед ней задач обусловили большие перерывы в действиях на румынских коммуникациях. Следующий налет пришелся на 22 апреля. Обнаружить румынский конвой, шедший из Констанцы в Бугаз не удалось, в результате чего ДБ-3 сбросили бомбы на Сулину. Повторная атака этого порта была осуществлена уже силами пяти бомбардировщиков 3 мая. 7-го числа два Ил-4 вместе с Пе-2 и СБ принимали участие в нападении на конвой, состоявший из быстроходных десантных барж в районе Днестровского лимана. И на этот раз прямых попаданий добиться не удалось, но как минимум одна БДБ получила серьезные повреждения, а её экипаж понёс потери в личном составе. Спустя три дня вылетавший на разведку Ил-4 отбомбился по одиночной шхуне в районе мыса Олинь-ка, после чего наблюдал на ней взрыв и пожар, однако зарубежные материалы на сегодняшний день не дают возможности как-либо прокомментировать это донесение. Кульминацией действий нашей авиации весной 1942 г. в западной части Черного моря безусловно, стал удар 21 мая.
Утром экипаж разведчика (традиция посылать одиночные «Илы» в дальнюю разведку сохранялась на Черноморском театре вплоть до второй половины 1943 г.), пилотируемого старшим лейтенантом А.Ермолаевым, обнаружил одиночный транспорт, шедший из порта Сулина в направлении Одессы. Командование приказало нанести по транспорту удар, причем не только силами бомбардировщиков, но и торпедоносцев. Штурман эскадрильи СДуплий (впоследствии — Герой Советского Союза) так вспоминал этот вылет: «Можете представить состояние комэска Чумичева и мое. Ведь это был первый боевой вылет в истории полка на торпедный удар. Готовились мы к нему по тревоге. Решено было лететь к цели двумя группами. Ведущая группа, — три бомбардировщика, которую мы возглавляли, за нами на пределе видимости — пара низких торпедоносцев.
Обнаружили транспорт севернее Килийского гирла. Выйдя на береговую черту, наше звено, где летчиками были Чумичев, Беликов и Агапкин, атаку произвело с берега в сторону моря. Самолеты-торпедоносцы атаковали транспорт со стороны моря одновременно с бомбардировщиками. Торпедоносцы капитан Селявко и старший лейтенант Гаврилов произвели индивидуальное прицеливание. Их штурманы лейтенант Грязнов и старший лейтенант Петроченко сбросили торпеды с дистанции 1200-1400 метров. Одна торпеда попала в корму транспорта водоизмещением 5000 тонн. Произошел сильный взрыв, и он стал окутываться дымом. Упредило торпеду ещё попадание в судно одной ФАБ-100. После удара транспорт развернулся в сторону берега. По торпедоносцам велся огонь зенитной артиллерии с транспорта, по бомбардировщикам зенитки не стреляли…
На свой аэродром возвращались все мы ободренные успешным выполнением задания. Жаль, что экипажи торпедоносцев сбрасывали торпеды с больших дистанций. Но это им можно простить. Ведь это была их первая торпедная атака…»
К этому следует добавить, что, как водится, первый блин получился комом. Реальной целью торпедоносцев оказалась всего лишь 535-тонная плавбаза немецкой Дунайской флотилии «Ута», которая в тот день совершала переход из Жебриянской бухты в направлении Одессы. Торпеды в цель не попали, но бомбардировщикам удалось нанести судну повреждения. То ли в момент уклонения, то ли после прямого попадания бомбы оно выскочило на мель. Имелись убитые и раненые среди экипажа, причем за четырьмя тяжелоранеными немцы даже прислали спасательный гидросамолет. Впоследствии противник ввел плавбазу в строй, и она продолжала принимать участие в боевых действиях на Черном море и Дунае вплоть до апреля 1945 г., когда была потоплена авиабомбой. Поднятая после войны она служила в нашем флоте под названием «Ангара».
Последняя попытка атаковать корабли противника у румынского побережья имела место 25 мая. Звено вылетевших Ил-4 не обнаружило целей, зато само оказалось перехвачено двумя «Мессершмиттами» в районе Сулины. Бомбардировщикам удалось оторваться от противника, но два самолета получили серьезные повреждения. Усиление ПВО в западной части моря и изменение обстановки под Севастополем сделало этот вылет последним на долгое время.
К действиям на морском направлении следует отнести и минные постановки в Азовском море в конце мая. Здесь следует дать определенные разъяснения. Хотя северное побережье моря было захвачено противником еще в октябре 1941 г., мы сохранили контроль над Керченским проливом, причем в период с конца декабря 41-го по май 42-го владели обоими его берегами. С учетом этого трудно было даже гипотетически предположить, что противнику удалось создать в этом районе сколько-нибудь серьезную корабельную группировку. Фактически она состояла из двух саперно-десантных батальонов вермахта (паромы Зибеля) и нескольких флотилий охраны побережья. Их корабельный состав комплектовался за счет найденных в портах рыболовных сейнеров и шаланд, а экипажами стали военнослужащие Хорватского морского легиона. Этих сил с трудом хватало для несения дозорной службы у побережья, а также постановки оборонительных минных заграждений. Никакого сколько-нибудь серьезного вражеского судоходства здесь не существовало. Командование же Черноморского флота, не усвоившее в необходимой мере уроков прошлого года, ожидало от противника… десантной операции на побережье Кубани. При этом силы Азовской флотилии, куда входили канонерские лодки, бронекатера и торпедные катера, считались недостаточно сильными для противодействия. «Ильюшины» 5-го ГМТАП неоднократно бомбили Мариуполь, Геничевск и Таганрог, стремясь уничтожить плавсредства, единственная вина которых состояла в том, что мы сами не смогли или не успели уничтожить их при отступлении. В конце мая штаб ВВС решил приступить к минным постановкам. В ночь на 28-е число десять Ил-4 поставили мины АМГ-1 у Мариуполя и возле косы Кривая, а на следующую ночь пять машин, слетав по три раза, выставили еще три небольших минных банки. Успехов эти заграждения не имели, но это и не удивительно. Достаточно вспомнить, что мины АМГ имели размеры, вполне сопоставимые с теми судами, против которых они ставились, а заданное углубление их было таково, что рыбацкое судно могло встретится с миной, разве что поймав ее в сети.
К сожалению, с апреля обстановка в воздухе начала изменяться в пользу противника. Начался этот процесс незаметно, но уже в мае обозначился очень резко. Оправившись от зимних потерь, части ВВС противника приступили к активным действиям. Над морем отдельные звенья бомбардировщиков и торпедоносцев нападали на идущие в Севастополь конвои, над сушей пары истребителей охотились на наши самолеты. Заметно возросло число воздушных боев, но опытным стрелкам эскадрильи Чумичева долгое время удавалось отбивать все атаки, хотя только в течение марта четыре Ил-4 получили серьезные повреждения. Общая численность машин в полку в результате боевых и эксплуатационных потерь постепенно снижалась. Так, на 7 января 5-й ГМТАП располагал 33 (28) ДБ-3 и ДБ-ЗФ, на 22 апреля — 30 (25) Ил-Сна 22 мая — 24 (22) (в т.ч. семь (все исправны) в Севастополе).
В апреле наша разведка отметила стягивание в Крым дополнительных сухопутных и воздушных сил противника. Экипажи «Ильюшиных» с аэродромов Херсонеса и Кубани старались всячески сорвать вражеское сосредоточение, но сделать это им оказалось не по силам. Так почти каждые сутки, а то и по несколько раз бомбился аэродром в Саки, откуда действовали торпедоносные He 111 из состава II/KG26. После каждого вылета летчики докладывали об уничтожении десятков вражеских машин, но силы противника на наших коммуникациях каждый раз возникали как феникс из пепла. После потери ряда ценных судов с грузами для Севастополя командование решило привлечь к перевозкам подводные лодки, на которых при всем желании много не навозишь. В результате внезапных бомбоударов на севастопольских аэродромах сгорело несколько самолетов, а 24 апреля погиб командующий ВВС ЧФ генерал-майор Н.А.Остряков. Новым командующим стал генерал-майор В.В.Ермаченков, руководивший в начале войны ВВС Балтфлота. 8 мая войска Манштейна внезапно перешли в наступление на Керченском полуострове. Армии Крымского фронта сами готовились к наступлению и потому оказались не готовы к обороне. Это обстоятельство, усугубленное многочисленными ошибками оперативно-тактического характера, а также плохой связью, стало главной причиной сокрушительной катастрофы, постигшей войска фронта. После того, как 20 мая немцы взяли Керчь стало ясно, что защитников Севастополя ожидают новые тяжелые испытания.
Они начались в первых числах июня. Ситуация стала складываться неблагоприятно фактически с самого начала штурма. Дело в том, что, как уже говорилось ранее, противник на протяжении уже нескольких месяцев систематически срывал план перевозок в главную базу ЧФ. Даже на протяжении затишья в начале года больших запасов продовольствия и, в особенности, боеприпасов создать не удалось. Львиную долю объема морских перевозок отнимал Крымский фронт, на ликвидацию которого у немцев ушло менее двух недель. Когда в конце мая противник начал наносить по объектам СОРа мощные артиллерийские и авиационные удары, первое время они встречали довольно интенсивное противодействие. Однако, наземный штурм начался только 7 июня, когда боекомплект зенитных орудий снизился до критически низкого уровня, а многие батареи уже были уничтожены. Новые на смену не прибывали.
Как следствие этого, высота бомбометания немецких самолетов значительно снизилась, а их удары стали намного точнее. Звенья вражеских истребителей начали висеть над аэродромом Херсонесский маяк в несколько «этажей», а отогнать их было практически нечем. 1 июня «Мессершмитты» подожгли на взлете Ил-4 старшего лейтенанта Юрина, который, несмотря на смертельное ранение, сумел посадить самолет на ВПП, где бомбардировщик и сгорел. Другая машина погибла в этот же день под градом вражеских бомб. Спустя три дня трагическая участь постигла экипаж капитана Разумова. Самолет с выработавшими сроки замены моторами должен был перелететь на Кубань, и потому летчик согласился принять на борт пять человек технического персонала. Разумов не успел уйти в море, когда его настигли истребители. С аэродрома видели, как после четвертой атаки объятый пламенем «Ильюшин» рухнул в море…
Оставшиеся в строю самолеты эскадрильи Чумичева продолжали бомбить наступающие немецкие войска, но теперь из-за активности истребителей им пришлось ограничиваться лишь одним вылетом в сутки на рассвете, когда противник ещё не успевал помешать взлету бомбардировщиков. 8 июня в одном из вылетов пропал без вести самолет капитана Куприянова. В целом же, потери за 12-й месяц войны (22.05-22.06.1942) составили восемь машин — больше, чем за весь период с 22.12.1941 по 22.05.1942. Многие бомбардировщики получили повреждения от огня с земли и постоянных артобстрелов на аэродроме. Число исправных Ил-4 в Севастопольской авиагруппе за первую декаду июня сократилось с семи машин до одной, а общее число машин в части к 23 июня снизилось до 17 (7) бомбардировщиков. На земле же, несмотря на героизм моряков и летчиков, враг продолжал рваться вперед. К исходу 20 июня он полностью захватил северную сторону и вышел к восточным окрестностям города. Огонь по аэродромам стал настолько точен, а блокирование истребителями настолько плотным, что дальнейшее базирование бомбардировщиков было равносильно их потере. Остатки эскадрильи Чумичева вернулись на Кубань, где вместе с главными силами полка приняли участие в ночных налетах перед фронтом СОРа. Полк из-за удаленности своих аэродромов не мог произвести более одного вылета за ночь, но экипажи, имевшие ранее практику посадок на Херсонесском аэродроме, садились там и за ночное время успевали совершить ещё по два-три вылета. После последнего предрассветного удара они, забирая раненых бойцов, брали курс на восток и приземлялись в Анапе. Весь день экипажи отдыхали, а с наступлением сумерек всё повторялось вновь.
Слов нет, авиаторы действовали самоотвержено, но что могли изменить 20-30 ночных самолето-вылетов в то время, как ПВО СОРа фиксировало не менее 600 самолето-пролетов Люфтваффе ежедневно! Итог борьбы был предрешен. Немцы захватили неограниченное превосходство в воздухе, доставка подкреплений и снабжения морем стала невозможна. На рассвете 29 июня противник внезапно переправился через Северную бухту и вышел в тыл войскам СОРа. Артиллеристы отражали высадку с винтовками в руках — для их орудий не было снарядов. В течение следующего дня в результате ожесточенных уличных боев немцы захватили центр Севастополя. Силы оборонявшихся оказались исчерпаны во всех отношениях. В ночь на 1 июля командование СОРа «осуществило» эвакуацию войск в лице самих себя. Рядовым защитникам главной базы Черноморского флота оставалось погибнуть или сдаться в плен. В их числе оказались и 15 техников 5-го ГМТАП, до последнего момента обеспечивавших действия наших самолетов…
Обострение обстановки весной 1942 г. на южном направлении не осталось незамеченным и со стороны командования ВВС ВМФ. В начале июня было принято решение усилить морскую авиацию, действовавшую на южном направлении, за счет свежесформированного 36-го минно-торпедного полка Особой Морской Авиационной Группы. Эта часть начала создаваться 4 марта 1942 г. на основании приказа Наркома ВМФ №0053, согласно которому предписывалось сформировать полк на аэродроме Богослово в составе 8-й бомбардировочной авиационной бригады ВВС КБФ, но впоследствии решение изменили, и базой формирования стал Саранск, где дислоцировался 1-й запасной авиаполк ВВС ВМФ. Первым командиром стал бывший командир 2-го МТАП подполковник А.Г.Биба. Командиры эскадрилий и звеньев прибыли с Тихоокеанского флота, а летчики — прямиком из летных училищ. Полк создавался по штату 030/255-А т.е. имел две эскадрильи десятисамолетного состава. Получение матчасти — новеньких Ил-4 московского завода — затянулось, к тому же сопровождалось потерей одного бомбардировщика 5 мая.
15 апреля формирование 36-го МТАП было в основном завершено, и он приступил к боевой подготовке. Она продолжалась не слишком долго. Уже 5 июня начальник ВВС ВМФ генерал-лейтенант С.Ф.Жаворонков приказал части немедленно передислоцироваться на аэродром Майкоп, где она поступала в распоряжение находившегося на Черном море заместителя наркома ВМФ адмирала И.С.Исакова. Выполнить это плохо подготовленном авиаторам оказалось не так-то просто. 6 июня один бомбардировщик потерпел катастрофу на промежуточном аэродроме в селе Борское (Куйбышевская обл.) где базировался 2-й ЗАП ВВС ВМФ. В обломках «Ила» погиб стрелок-радист и два механика. Не успели перелететь в Майкоп, как произошло новое происшествие. 12 июня во время учебно-тренировочного полета разбилась машина командира 2-й эскадрильи капитана П.Осипова. Весь экипаж погиб. Это переполнило чашу терпения командования — командир полка Биба был снят, а на его место назначили бывшего комэска из состава 1-го ГМТАП Героя Советского Союза, участника первого налета на Берлин майора А.Я.Ефремова. Впрочем, волну катастроф это не остановило, и 27 июня под Майкопом вместе с экипажем разбился Ил-4, который пилотировал младший лейтенант М.Щукин. Лётная подготовка и изучение театра заняло еще некоторое время, в результате чего полк фактически не успел принять участие в боях за Севастополь. Первый боевой вылет состоялся в ночь на 28 июня, когда бомбардировщики 5-го ГМТАП и 36-го МТАП бомбили ялтинский порт, где базировались вражеские торпедные катера. Первый вылет сопровождался и первой боевой потерей — пропал без вести «Ильюшин» командира звена лейтенанта АЛеремисова. 5 июля самолеты обоих полков поставили шесть английских мин (первый случай применения) в севастопольской бухте, потеряв один из восьми вылетавших. Впрочем, и это не принесло желаемых результатов — таким количеством мин нанести потери можно было разве что случайно.
В этот период в очередной раз проявилось неумение командования ЧФ правильно оценить обстановку и сосредоточить все силы для выполнения главной задачи, которой применительно к описываемому периоду безусловно представляются действия по поддержке сухопутных войск. Еще в конце июня, до завершения боев под Севастополем, германское командование начало мощное наступление на южном фланге советско-германского фронта. Хотя главный удар наносился из района достаточно удаленного от моря Воронежа, очень скоро выяснилось, что вражеский замысел предусматривает окружение войск Юго-Западного и Южного фронтов в районе севернее Ростова-на-Дону. С середины июля по указанию Ставки авиация Черноморского флота приняла активное участи в нанесении ударов по войскам противника в районе станицы Тацинской. Не являлись здесь исключением и оба минно-торпедных полка. Тем не менее, противнику удалось нанести тяжело поражение войскам обоих фронтов и 24 июля взять Ростов. Реакцией Сталина на это стало появление известного приказа №227 «Ни шагу назад». С 25 июля в непосредственное соприкосновение с противником вступили войска Северо-Кавказского фронта (командующий — маршал С.М.Будёный), которому в оперативном отношении и подчинялся Черноморский флот. С учетом этого кажется парадоксальным, что командованию ЧФ удалось доказать командованию фронтом и Ставке, что главная опасность для Кавказа исходит не с суши, по которой энергичными темпами продвигались немецкие войска, а из портов Азовского моря и Крыма!
В результате, в конце июля ВВС ЧФ начали новую серию ударов по ним. 26-го числа 11 Ил-4 бомбили железнодорожную станцию Керчь, 28то — порт Керчи, 29 и 30-го — снова станцию и т.д. В ночь на 31 июля ставились мины — у мыса Камыш-Бурун и у порта Геническ (соответственно две и четыре). 26-28 июля три групповых вылета на «свободную охоту» совершили торпедоносцы. Во всех случаях сбрасывались торпеды, но лишь один раз по морской цели (конвой БДБ), да и то неудачно. В других случаях не обнаружив целей экипажи торпедоносцев сбрасывали свой боезапас на Ялту и Феодосию. Эти вылеты продолжались даже тогда, когда под давлением немецкого наступления в 4-5 августа полкам пришлось перебазироваться с аэродромов Майкоп и Белореченская в Гудауты и Алахадзи на территории Абхазии. К этому моменту в 5-м ГМТАП оставалось 10, в 36-м — 16 машин.
10 августа пал Майкоп, а 12-го — Краснодар. Противник продолжал на широком фронте продвигаться к побережью Черного моря, угрожая разрезать наши части в районе Тупасе или Новороссийска. Лишь ввиду непосредственной угрозы базам флота в бой за них была брошена морская авиация. Первый налет в интересах сухопутных войск имел место только 17 августа, когда 18 Ил-4 в дневное время бомбили вражеские колонны, наступавшие из района Краснодара на Новороссийск. Мощные удары периодически наносились и впоследствии, однако эти действия не считались приоритетными, и потому не планировались штабом ВВС как следует. В частности, бомбардировщики не обеспечивались истребителями и штурмовиками для подавления зенитных батарей. В результате в период с 22 августа по 22 сентября из состава обоих полков было потеряно девять Ил-4 и четыре экипажа. Враг продолжал рваться вперед и 31 августа взял Анапу, отрезав, таким образом, части Керченской военно-морской базы от сухопутной связи с Новороссийском. Лишь спустя два дня после этого части 46-й немецкой и 19-й румынской пехотных дивизий на катерах и паромах начали форсировать Керченский пролив, чтобы высадится на Тамани. Эта высадка фактически никак не влияла на общую обстановку — наши отрезанные части все равно не могли удержать Таманский полуостров и нуждались в немедленной эвакуации, но командование ЧФ, получив подтверждение десантным намереньям противника, немедленно переключило свои ВВС с танков под Новороссийском на паромы у деревни Кучгуры. В результате за несколько дней ударов противник лишился одного парома Зибеля и нескольких рыболовных катеров. И в дальнейшем, уже после захвата немцами и румынами Новороссийска (10 сентября) мы продолжали бить по портам Крыма, тратя на это около 50% всех самолето-вылетов ударной авиации! Наибольший успех был достигнут при налете восьми Ил-4 на Ялтинский порт днем 9 сентября. В знаменитом налете приняли участие самолеты обоих полков, причем группу 5-го гвардейского вел комэск майор Ф.Чумичев, 36-го — комэск капитан Н.Балин. Залогом успеха стали два обстоятельства: налет оказался внезапным для вражеской ПВО, а само бомбометание осуществлялось с небольшой высоты. ФАБ-250 попала в мол, у которого базировались итальянские торпедные катера. Её взрыва оказалось достаточно чтобы потопить «MAS-571» и «MAS-573», а также нанести повреждения ещё трем катерам. Вот так в результате одной единственной бомбы вышла из строя целая флотилия «москитов»! БДБ «F 125» после попадания бомбы выбросилась на мелководье и сильно обгорела, «F 134» в результате другого попадания полностью вышла из строя и в дальнейшем использовалась в качестве мая-ка в Феодосии. Успехов, хотя и не столь значительных удалось добиться в налетах на Керчь 17 сентября и Балаклаву 18-го. Тогда от попаданий «соток» выгорела БДБ «F 533», осколочные повреждения получил наливной лихтер «Мозелле» и несколько катеров-тральщиков.
Радуясь этим успехам, нельзя не заметить, что все они были достигнуты в стороне от главного направления, которым в тот момент, вне всякого сомнения, являлась поддержка наших сухопутных войск на Кавказе. Именно там противник сосредоточил свои главные усилия, и именно по этому он не смог обеспечить необходимой плотности системы ПВО своих крымских портов. Не обошлось и без чувствительных потерь. Так, 15 сентября с воздушной разведки морских коммуникаций противника не вернулся самолет командира 2-й эскадрильи 36-го МТАП Балина. В результате к 24 сентября 5-й ГМТАП располагал 7 (5) Ил-4 на аэродроме Гудауты, а 36-й МТАП — 11 (7) на аэродромах Бабушеры и Алахадзи. В конце сентября — октябре было потеряно еще две машины: 26 сентября пропал без вести бомбардировщик старшего лейтенанта Кудрина, 6 октября в катастрофе на аэродроме Бабушеры погиб экипаж 36-го МТАП капитана Гаврилова. 28 октября командование ВВС ЧФ приказало передать И оставшихся Ил-4 и 14 экипажей 56-го МТАП в состав 5-го ГМТАП. Оставшись «безлошадными» остальные экипажи 36-го авиаполка в ноябре выехали в Казахстан на станцию Тайнча, где части предстояло переформироваться на базе 3-го запасного полка. Однако, спустя полтора месяца планы командования изменились. 36-й МТАП вернулся в Грузию, где он был вновь пополнен и подготовлен к действиям, но уже на ленд-лизовских «Бостонах». Что касается же 5-го ГМТАП, то ему суждено было стать единственной частью ВВС ВМФ трех западных флотов, провоевавшей с первого до последнего дня войны исключительно на заслуженных ильюшинских ветеранах.
Боевая работа аналогичного характера, хотя и не с таким напряжением и результатами продолжалась гвардейцами и в оставшиеся месяцы 1942 г. Дважды (2 и 25 октября) ставились мины: шесть в Керченском проливе и две у Феодосии. С небольшой интенсивностью продолжались вылеты торпедоносцев, особенно после очередной директивы Наркома ВМФ от 21 октября, в которой он ставил в пример ВВС КБФ. Два небольших конвоя были атакованы в октябре (3 и 31-го), по одному в ноябре (4-го; кроме того, 1 ноября атаке подвергся одиночный транспорт) и декабре (21-го). Поскольку при отсутствии противодействия Люфтваффе торпедоносцы действовали в светлое время, летчики могли легко определить результаты своих атак — их не было. Официально считается успешным лишь удар трех торпедоносцев (пилоты капитаны Д.Минчугов, И.Василенко и лейтенант Андреев) по корпусу транспорта «Ташкент» (5552 брт) в порту Феодосии днем 25 ноября. Это судно было потоплено вражескими бомбардировщиками еще 1 января 1942 г. в ходе Керченско-Феодосийской десантной операции, и теперь, по данным нашей воздушной разведки, противник пытался его поднять и ввести в строй. В 13:55 экипажи атаковали стоявшее у южной стенки дамбы судно и доложили об одном попадании, после которого «Ташкент» окутался дымом. Журнал боевых действий Морского коменданта Крыма не подтверждает этого донесения. По немецким данным первая торпеда попала в южную стенку и её взрыв проделал в ней отверстие диаметром 4 метра, вторая угодила в северную дамбу, не нанеся ей повреждений, а третья вызвала оползень причальной стенки. Впрочем, на судьбу «Ташкента» это никак не повлияло — немцы на самом деле не планировали его восстанавливать. Успехи у черноморских торпедоносцев были ещё впереди.