Ю.Горбунов (Симферополь)

Напиши мне, мама, в Египет…  Воспоминания военного переводчика

1. Советские ракетчики у египетских пирамид

Египет ворвался в мою жизнь неожиданно в 1962 году. Я заканчивал пединститут в Магнитогорске. Зимой меня вызвали в военкомат и предложили стать военным переводчиком. Летом мне присвоили воинское звание младшего лейтенанта. В сентябре я прибыл в Москву на курсы военных переводчиков.
1 октября в составе небольшой группы выпускников советских вузов со знанием английского языка, прилетел в Каир работать в качестве переводчика с советскими военными специалистами.

Я почти ничего не знал о Египте и Ближнем Востоке. Слышал, что молодые офицеры совершили революцию, изгнали короля, национализировали Суэцкий канал. Кучка банкиров Англии и Франции попытались наказать их и заставила подчиненные им правительства организовать так называемую «тройственную агрессию» против Египта и вновь оккупировать зону Суэцкого канала, а израильскими войсками – Синай. Однако стоило правительствам СССР и США прикрикнуть, как Франция, Англия и Израиль скрепя зубами были вынуждены покинуть чужую землю.

Опускаясь по трапу на египетскую землю ни я, никто из моих товарищей, военных переводчиков, не догадывался, что судьба забросила нас на Ближний Восток не случайно, что при нашей жизни этот регион станет самой опасной горячей точкой на планете, что он станет главным очагом израильско-арабских войн, инициируемых кучкой международных банкиров и нефтебаронов.

На аэродроме нас встретили офицеры в штатском. Усадили в автобус и через весь Каир повезли к месту нашей службы. Доехали до Нила. Пять мостов легли через знаменитую реку. По одному въезжаем на Замалик. До июльской революции на этом острове жили египетские беи и иностранные колониальные правители Египта. Это район богачей и посольств. В начале 1960-х здесь на тихой улочке прямо на берегу Нила располагалось и Советское посольство.

Мы, разинув рты, во все глаза глядели на восточную экзотику: на улицы, забитые легковыми машинами всех марок, автобусами, грузовиками причудливой формы, но ни одной советской; на лавчонки с пирамидами яблок, апельсин, мандарин в корзинах, стоявших прямо на тротуаре, на полках. Полицейские были облачены в черную униформу и белые краги. Все смешалось: люди, машины, двухколесные повозки с осликами; гарь, бензин, рокот моторов, голоса людей, говоривших на странном гортанном языке.

Каир поразил нас мешаниной восточной и европейской архитектуры, стрелами минаретов, множеством лавчонок, магазинчиков и толпами людей. Казалось, что все горожане живут не в домах, а на улице.

Запах бензина смешался с какими-то восточными пряностями. В кофейнях и на тротуарах за столиками сидели скучавшие мужчины, попивая кофе из малюсеньких чашек, запивая его холодной водой и покуривая шиши (трубку, в которой дым проходит черед воду). Шум, гам, гул. Каир трудился, разговаривал, торопился, жил жизнью, нам совершенно непонятной.

Мне не верилось, что я приехал в эту экзотическую восточную страну не как турист, а как загранработник. Тогда я не знал, что мне придется работать в этой стране несколько лет и что я покину ее насовсем только в сентябре 1971 г.

Заехали в офис Советской военной миссии. Миссию возглавлял генерал-лейтенант Пожарский (к сожалению, не помню имя отчества этого замечательного генерала. Не поможете?). Он располагался неподалеку от Советского посольства, на тихой узенькой улочке в многоэтажном здании на Замалике. Мы поднялись на третий этаж. Сдали свои «краснокожие паспортины» на регистрацию. Нам выдали аванс в египетских фунтах. Зарплата переводчиков, как мы позже выяснили, равнялась заработной плате египетского подполковника. Неплохо для лейтенанта. За год при желании можно был накопить денег на «Москвич» и купить его без очереди в СССР!

В тот первый день своего пребывания в Каире я еще не знал, что через год, после отпуска, я вновь вернусь уже с семьей в ОАР. Мы снимем квартиру неподалеку от Офиса на Замалике. Этот островок на Ниле войдет навсегда в мою жизнь как памятник лучшим годам нашей молодости, счастливых лет необыкновенного везения в жизни.

Замалик считался одним из старых фешенебельных районов Каира. Летом его охлаждали со всех сторон мутные воды Нила. Большую часть острова занимал по-английски ухоженный Спортивный клуб «Гезира» с плавательным бассейном, теннисными кортами, площадками для различных игр. Рядом с клубом 180 метровая Башня, символ нового независимого Египта. На ней вертящийся ресторан и терраса для осмотра Каира.

Не знал я, что через год поселимся в одной из квартир дома на малолюдной тихой улочке рядом с этим клубом. По вечерам мы будем гулять вдоль набережной Нила, по Андалузскому садику под вечно зелеными пальмами, вдоль клумб с яркими цветами, фотографироваться на их фоне. Этот зеленый оазис тянется вдоль Нила. Почти каждый вечер мы будем ходить на виллу при Советском посольстве по улочке мимо Офиса.

Там в библиотеке мы будем брать новые журналы и книги на русском, смотреть новые советские фильмы, встречаться с советскими кинозвездами, приезжавшими по приглашению арабской стороны, – Баталовым, Смоктуновским, Дорониной, Фатеевой и другими. Помню, что «Гамлет» со Смоктуновским в главной роли шел полгода одновременно в трех каирских кинотеатрах при полных залах. Такого феноменального успеха не имели даже фильмы о Джемс Бонде. Смоктуновский сыграл роль Гамлета блестяще. Куда Высоцкому до него!!

А что касается СССР, авторитет нашей родины был у трудящихся Запада и у народов Азии и Африки огромен. Он шел семимильными шагами к «светлому будущему». В космосе летали советские космонавты. Американский самолет разведчик был сбит на Урале, и пилот публично признался, что подобные разведывательные полеты ВВС США совершает по заданию ЦРУ постоянно и не только над территорией СССР.

Мы с любопытством смотрели на три знаменитые пирамиды, то есть на тот туристический комплекс с каменным Сфинксом, который видят все туристы, приезжающие в Египет. Тогда, проезжая мимо пирамид Гизы, мы еще не знали, что через пару недель нас повезут на экскурсию к пирамидам. Мы побываем внутри пирамида Хеопса, постоим у Сфинкса, что мимо них мы станем ездить постоянно в центр города – на площадь Оперы, на Советскую виллу каждую неделю. Возвращаясь в Дашур, так называлось местечко, где располагался наш учебный центр, мы будем молча смотреть на каирские освещенный улочки, а проехав пирамиды, будем петь наши любимые песни и тихо грустить по своим любимым и родным.

За пирамидами Гизы автобус где-то свернул налево – в пустыню, и вскоре мы оказались перед шлагбаумом. Водитель что-то крикнул солдатику, шлагбаум поднялся, и мы, набрав скорость, помчались по узкому безлюдному шоссе вглубь безлюдной голой пустыни.

– С этого пропускного пункта начинается закрытый район. Кроме военных никого в него не пускают, – объяснили нам.

Минут через двадцать автобус остановился у ворот Учебного центра ПВО, огороженного со всех сторон от пустыни забором из колючей проволоки. Он бежал недолго вдоль узкой автотрассы, исчезавшей вдали. Затем забор сворачивал к двум пирамидам и исчезал в светло-желтой пустыне. Их звали Дашурскими. Поэтому в офисе и на советской вилле наш центр звали Дашурским. Кругом, куда только мог дотянуться взор, лежали накаленные солнцем пески.

За забором стояло несколько одноэтажных и двухэтажных зданий. В первый же день мы узнали, что в двухэтажных казармах живут офицеры, солдаты и сержанты, обслуживающие ракетную технику. В одноэтажных корпусах в более комфортных условиях – просторных комнатах по двое обитали старшие офицеры – преподаватели и переводчики. Пищеблок и столовая находились в отдельном здании. Офицеры, сержанты и солдаты обедали вместе в одной столовой. Меню не очень богатое, но блюда обильные. Свиная отбивная не помещалась на большом блюде.

После обеда в пять часов нас, новичков. собрал, начальник бюро переводов. По возрасту он нам в отцы годился. Худощав, угловат. Ничем непримечательное русское лицо. В белой рубашке без галстука он походил больше на колхозного бухгалтера, чем на офицера.

– Давайте знакомиться. Кратко расскажите о себе: какой вуз вы закончили и когда, была ли в вашем вузе военная кафедра. Но прежде я вам расскажу о себе.

В Великую Отечественную войну он, второкурсник факультета иностранных языков, плавал на американских судах переводчиком английского языка. Перевозили военную технику и вооружение по ленд-лизу из Америки в Архангельск и Мурманск. После окончания Института работал переводчиком в войсковой разведке, а после закрытия Военного института и ликвидации должностей военных переводчиков в воинских частях был переведен на работу в отдел кадров. В прошлом году неожиданно вызвали в Генштаб. Прибыл в ОАР вместе с офицерами-ракетчиками.

– Лучше, конечно, если мы были арабистами, знали арабский язык, обычаи, традиции, историю страны. Но увы! Арабистов в советской армии почти не осталось. Их срочно готовят в Военном институте, вновь открытым пока при Военно-дипломатической академии. До закрытия в нем работала лучшая профессура страны. Была прекрасная библиотека на всех языках мира, а также свое издательство и типография. Был прекрасный восточный факультет. Пока арабистов, уволенных в запас, теперь разыщут, соберут, пройдет время, а нам с вами надо работать сегодня и учить наших подопечных владеть новым оружием и помочь этой стране создать свою систему ПВО. Кстати, у Израиля подобные ракеты земля-воздух американского производства уже есть. Советские ракеты будут прикрывать небо над Египтом. Будем учить наших подопечных владеть новым оружием, помогать Египту создавать современную систему ПВО.

Арабские офицеры, с которыми вам придется работать, говорят по-английски. Они закончили электротехнические факультеты, мобилизованы в армию и направлены на обучение в наш учебный центр, – продолжал он. – Москва поставила перед нами, офицерами учебного центра, задачу научить наших арабских друзей владеть современным оружием. В этих целях в Египет будет поставляться подвижный зенитный ракетный комплекс С-75 «Двина». Он был принят на вооружение в СССР в 1957 г. Вскоре его рассекретили и стали продавать в развивающиеся страны.

Однако в Египте его данные и наш учебный центр засекречены. На советской вилле говорите, что работаете на гражданских объектах в Хилуане или с геологами. Летом 1963 г. состоятся показательные стрельбы силами подготовленных нами арабских ракетчиков. Стрельбы посетит высшее руководство страны. По результатам стрельб будут заключены контракты на поставку ракетных комплексов в эту страну, взявшую курс на укрепление уз дружбы и военного сотрудничества с СССР и на строительство «арабского социализма» в своей стране. Обстановка на Ближнем Востоке сложная. Сами понимаете, какая большая ответственность на нас возложена. Мы обязаны сделать все возможное для того, чтобы подготовить первоклассных специалистов ракетчиков Обстановка на Ближнем Востоке сложная.

Потом на занятиях мы узнали что дальность поражения целей комплексом составляла более 30 км, а диапазон высот поражения целей 3-22 км. Максимальная скорость поражаемых целей до 2300 км/ч.

Начальник бюро переводов объяснил нам внутренний распорядок учебного центра: работа в аудиториях, на площадках с техникой, в станциях до двух часов дня. Затем обед. Арабские офицеры на автобусах уезжают в Каир. Мы обедаем, отдыхаем. Вечером свободное время и подготовка к занятиям на завтра. В Каир офицерам разрешено выезжать три раза в неделю; солдатам и сержантам – только по пятницам. В выходные дни арабская сторона организует для нас экскурсионные поездки с выездом в другие города.

– Поскольку мы мало знаем эту страну, обычаи традиции арабского народа, надо изучать. Рекомендую экскурсии не пропускать. Они помогут вам быстрее изучить страну пребывания. По городу рекомендуется ходить небольшими группами, чтобы избежать мелких провокаций. Отношение к советским людям я бы не назвал очень дружественным. Египет капиталистическая страна. Заблаговременно приходите к автобусам вечером. Они отправляются в Дашур с площади Оперы в 21.00, от посольской виллы в 21.15. Не опаздывайте. Наш район закрыт. Учебный центр засекречен. В письмах на родину не упоминайте ни о стране пребывания, ни о работе, которую мы выполняем.

Подполковник распределил нас по учебным группам. Меня направили переводчиком в учебную группу, которая изучала работу станции наведения ракет.
Техническая начинка учебного центра – ракеты, заправщики, станции обнаружения и наведения – были замаскированы. По утрам нас всех – около двухсот человек – автобусы отвозили в учебный городок. Наши солдаты обслуживали технику. Учебные группы работали с преподавателями и переводчиками. В два часа занятия заканчивались, автобусы привозили нас в жилую зону. Эти же автобусы привозили арабских офицеров из Каира и в послеобеденные часы увозили их обратно.

Первое время мы не придавали значения установленному порядку: иностранные преподаватели жили и работали в пустыне за колючей проволокой и только два-три раза им позволялось выезжать за пределы «зоны» на экскурсии или в Каир. Слушатели, как господа, приезжали в зону на несколько часов и возвращались домой – в привычный мир большого города.

Оглядываясь сегодня в те далекие 60-е, я вспоминаю, как мы, советские инструкторы и переводчики, прогуливались по вечерам небольшими группками по «Бродвею», так мы назвали дорогу, соединявшую жилой и учебный комплексы и окруженную пустотой и тишиной бесконечной пустыни. С любой точки центра был видны Дашурские пирамиды.

Находясь в загранкомандировке советские офицеры меняли свои привычки. Редко кто позволял себе выпить лишнюю бутылочку пива или вина, купить блок сигарет. Многие экономили валюту. Нас всех согревала мысль о том, что нам удастся накопить денег, купить подарки, и удивить родных красивыми вещами, которых тогда в Союзе можно было отыскать только за большие деньги.

Так началась наша воинская служба в Дашурском учебном центре ПВО.

Я работал с капитаном. Преподаватель, молодой коренастый парень, знал свой предмет превосходно. Он уже успел выучить пару десятков терминов на английском. Два месяца ему пришлось работать практически без переводчика. Он бойко объяснял схемы: «сигнал проходит», «сигнал не проходит» и так далее. Я изредка ему помогал, подсказывая слова, которых он не знал. Если бы он объяснял материал только по схемам, переводчик ему вообще бы не требовался. Однако он не понимал вопросов, которые задавали ему курсанты. Переводил вопросы ему я. С моим появлением арабские офицеры повеселели. Продуктивность занятий увеличилась.

Без меня группа не могла обойтись, когда капитан объяснял теоретический материал, диктовал порядок работы с приборами в разных ситуациях. Накануне он приносил мне свой конспект и показывал странички, которые завтра мы дадим курсантам под запись. Я брал единственный экземпляр «Электротехнического русско-английского словаря» (мы из-за него иногда вечерами буквально дрались, готовясь к занятиям), до глубокой ночи выписывал термины и зубрил их.

В перерывах между занятиями мы могли с арабскими офицерами обсуждать многие вопросы, нас интересующие: последние новости, арабский социализм, рок-н-ролл, французские фильмы и пр. Эти разговоры были интереснее и богаче в языковом и эмоциональном отношении. Мы расспрашивали офицеров об истории Египта, июльской революции 1952 г. Они с удовольствием нам рассказывали и о революции, и об арабском социализме, и о Гамале Абдель Насере, уважаемом всеми арабами лидере нации.

Египетские офицеры были выходцами из различных слоев среднего класса, поддержавшего июльскую революцию и национализацию Суэцкого канала. Они все успели получить высшее образование. Они хорошо ориентировались в политических вопросах, однако на первых порах редко и с большой осторожностью высказывали свое мнение о сути происходивших в стране событиях. Как потом нам объяснили советские лекторы, в египетской армии каждый третий офицер был связан с египетской контрразведкой, а к нам, безбожникам, атеистам, коммунистам, они относились с осторожностью.
Уже в первый месяц мы узнали, что группа молодых офицеров во главе с Г.А. Насером в июле 1952 г. свергла короля Фарука, обжору, пьяницу, развратника и британского прихвостня. Мы побывали в летней резиденции Фарука в Александрии, в его охотничьих домиках. Недурно жил король!
Мы, выпускники провинциальных пединститутов, что-то слышали об Израиле, но особого внимания Ближневосточному региону не уделяли. Нас больше интересовала история и культура стран Запада. Восток казался нам темным, малоразвитым, угнетенным колонизаторами массивом. Оказалось, что наши представления о Ближнем Востоке устарели.

Узнали, что Насер держит коммунистов и руководителей национал-шовинистической партии «Братьев-мусульман» в тюрьмах, что к коммунистам египтяне относятся с осторожностью и недоверием. Что в июле 1961 г. руководство страны взяло курс на строительство «арабского социализма». Что оно решило создать государственный сектор в экономике и приступило к осуществлению ускоренной индустриализации страны.

Узнали, что египетская буржуазия и помещики недовольны насеровской политикой сближения Египта с социалистическими странами, ускоренной демократизацией страны, созданием парламента и избранием некапиталистического пути развития; что в Ниле возводятся Ассуанская плотина и электростанция, что на их строительстве работают тысячи советских специалистов, и что египетские феллахи получат скоро тысячи гектаров новых орошаемых земель.

Другими словами говоря, Насер проводил реформы, которые должны были направить Египет по некапиталистическому пути развития.

Возглавлял наш центр генерал-майор Гусейн Джумшудович (Джумшуд оглу) Рассулбеков, азербайджанец по национальности, добрейшей души человек. В армии таких командиров солдаты и офицеры называют любовно «батями», потому что прежде чем пообедать, они не поленятся сходить в солдатскую столовую и убедится, что его молодые воины будут накормлены вкусно и сытно. Прибывшего в часть офицера они прикажут покомфортней устроить в общежитие, пока не освободиться квартира для его семьи. Обнаружит нерадивость в работе офицера неискренность, попытаются его перевоспитать.

Оступится подчиненный – добьются, чтобы провинившийся осознал свой проступок и исправился. Все внутренние проблемы части они решают самостоятельно и иногда вынуждены подменять начальников политотдела, потому что люди идут со своими бедами именно к тем, кто понимает их горести и печали. Все знают, что подводить «батю» стыдно и несправедливо: ведь он один за всё и за всех в ответе, в том числе и за просчеты своих подчиненных.

Широкое, скуластое, почти круглое восточное лицо генерала говорило арабам без слов о том, что он азиат и выходец из мусульманской семьи. В его тучной, невысокой фигуре они видели собрата по вере, и поэтому ему было легко решать с египетской стороной все вопросы, связанные с нашей работой и досугом. Ни в чем ему не было отказа. Поработали военные кадровики на славу: нашли настоящего «батю» нашей группе.

Воспитанные в духе интернационализма и уважения ко всем национальностям, мы не обращали внимание на то, что он не русский, а азербайджанец, поставленный командовать нами. Национализм был нам чужд и непонятен. Среди переводчиков и преподавателей преобладали русские, украинцы и белорусы. Среди переводчиков были один аварец, два грузина, и два обрусевших еврея. Мы, этнические русские (как русский могу говорить только от их имени), никогда не обращали внимание на национальность человека, считая все нации и народности равными нам. Мы привыкли ценить в людях только человеческие качества и жить в мире и дружбе со всеми народами, а их в СССР проживало более двухсот.

Мы, русские, совершенно лишены чувства какого-либо превосходства над другими этносами и никогда не выпячивали нашу русскость перед другими национальностями. У простых русских людей – рабочих и крестьян – не было и нет сегодня так называемого «имперского (в смысле колонизаторского) духа», о котором так любят писать русофобы. Говорить о каком-то угнетении русскими какой-то другой нации по национальному или расовому признаку в советское время есть гнуснейшая ложь.

Общинные отношения, переросшие в коллективизм при социализме, породили ту форму коллективистской психологии, которую не могли не замечать все, кто приезжал в Советский Союз из стран Запада. Эта развитая коллективистская психология была одним из ярких преимуществ социалистического коллективизма над буржуазным индивидуализмом. Психология индивидуализма рождает неуважение к культуре другого человека, к другому народу. Эта психология лежит в основе любой формы осознанного или неосознанного превосходства: вождя над соплеменниками, короля над вассалами, белой расы над черными, Запада над Россией, арабскими, азиатскими странами и так далее.

Развитое чувство коллективизма и братства у русских помогло им освободить всю Европу от фашизма в 1945 г.. Оно наглядно проявилось и в его бескорыстной поддержке борьбы колониально порабощенных народов против европейского и американского империализма, а так же в военно-технической помощи СССР освободившимся, развивающимся странам.

В Дашуре нам, переводчикам, казалось, что служить нам в армии долго не придется, что вернувшись на родину нас отпустят на все четыре стороны, что каждый из нас вернется к своей гражданской специальности, что вся эта наша опереточная жизнь – египетская экзотика, высокий оклад; газеты, журналы, книги на иностранных языках; красивый и добротный ширпотреб закончатся.

Если многим из нас, людей гражданских, военная служба была в тягость, то через несколько лет карьера военного переводчика в Союзе станет престижной, и каждый уважающий себя генерал будет мечтать отправить своего отпрыска на учебу в Военный институт и добиваться его отправки на работу за границу, и вся семья получит допуск в престижные валютные магазины «Березки».

Я себя «военной косточкой» не считал. Москвичи, возвращаясь из загранкомандировки, предпочитали уволиться и вернуться к гражданской специальности. Многие провинциалы в армии остались и после загранкомандировки служили переводчиками в академиях, военных училищах, преподавали язык в суворовских училищах.

Нам, поколению советских людей, рожденных до, во время или после Великой Отечественной войны, с детства внушали, что все нации – русские, евреи, казахи, туркмены, все народы мира – равны и имеют полное право на равенство, свободу и независимость от евроколониализма в какой бы форме он им не навязывался – прямого колониального ига, всемирного торгового общества, свободного рынка или глобализма.

Нам внушали, что ни одна нация, ни одна раса в мире не имеет морального права считать себя «избранной» и по праву избранности угнетать другие народы независимо от их социального и культурного развития; что не существует Богом избранных наций на земле, которые могли бы диктовать другим народам, как жить и по какому пути развиваться; что все нации на земле, все коренные народы Америки, Палестины, Европы, Азии и Африки имеют право на свободу и независимость от колониального и сионистского ига.

Нас, советских людей, с первого класса учили быть непримиримыми к национальному гнету, эгоизму и сепаратизму. Учили разоблачать теории национального и расового превосходства, быть нетерпимыми к фашизму, расизму, расовой сегрегации, сионизму. Учили осуждать космополитизм, в основе которого лежит безразличие, нигилистическое отношение отдельных групп людей в государстве к своей Родине, к нациям его населяющим, к их интересам и культуре, к отказу от любых национальных традиций. Мы называли СССР не «этой страной», а «нашей Родиной».

Интернационализм в сочетании с национальным патриотизмом – это дружба народов на межгосударственном и межнациональном уровне, это дружеские и уважительные отношения между представителями всех нации в быту.

Интернационализм – это интерес к национальным культурам и языкам как Запада, так и Востока. В институте мы изучали произведения Гете, Диккенса, Уитмена и Байрона. Вся страна зачитывалась романами Хемингуэя, Драйзера, повестями Марк Твена и Джека Лондона. В СССР переводились лучшие произведения зарубежных классиков. Переводческая школа была лучшей в мире. Но спросите американца или англичанина о Пушкине и Есенине. Они понятия об этих святых для русского человека именах не имеют.

Интернационализм – это борьба с буржуазным национализмом, с разжиганием вражды между народами на всех континентах, во всех регионах мира. С возвеличиванием одной нации в ущерб другим. Со всеми силами зла, скрывающими отношения неравноправия и подчинения и маскирующими свои агрессивные устремления под демагогическими лозунгами о демократии и равных правах человека.

Интернационализм – это по большому счету сотрудничество и солидарность трудящихся всей планеты в борьбе за мир против империализма, колониализма, расовой дискриминации и сегрегации, сионизма и апартеида. Подлинный интернационализм достижим только в очень развитом социалистическом обществе. Не сегодня и не в 21-м веке.
Вот почему никто из офицеров не обращал внимание на национальность генерала Рассулбекова. Он был нашим «батей», и мы его любили и уважали за высокие моральные и деловые качества.

Надо пожить на Востоке, чтобы научиться пить кофе маленькими глоточками из мизерной чашечки, чтобы превратить это священнодействие в удовольствие, в жизненную потребность, в наслаждение, в медитацию. Вот почему в каирских кофейнях всегда видишь тихих посетителей, перед которыми стоят только чашечка кофе и высокий стакан ледяной воды на столе. Они сидят долго, медитируя, наблюдая за жизнью улицы, текущей неспешно перед ними.

В нашем дашурском баре по вечерам мы пили кофе и кока-колу, курили и обсуждали информацию, полученную от египетских офицеров в частных беседах, просмотренные кинофильмы, делились впечатлениями и обменивались адресами магазинчиков, в которых можно было купить добротные вещи в подарок родне. Мы не очень разбирались в политике и пытались понять, почему арабы никак не могут договориться с израильтянами.

А обсуждать было что! В октябре мы с жадностью читали в газетах сообщения о развитии так называемого кубинского кризиса между СССР и США и естественно поддерживали действия Н.С. Хрущева, генерального секретаря КПСС. Американское правительство по приказу правящих кругов поставило свои ракеты, направленные на нашу родину, в Турции. Почему советское правительство не могло не ответить зеркально, поставив свои ракеты на Кубе или в другой американской стране? Как мы радовались что восторжествовал здравый смысл и американским ястребам не удалось начать третью мировую войну.

Немало событий, происходивших на наших глазах в Египте в начале 60-х, обсуждали мы за чашкой кофе с товарищами в нашем дашурском кафе, а позднее за пивом в кафе на советской вилле. В феврале 1960 г. египетское правительство национализировало крупные банки. В мае все газетные корпорации были переданы в собственность Национального Союза, единственной официально признанной политической организации в стране. В июле 1961 г. в собственность государства перешли все частные банки и страховые компании, десятки крупных компаний на транспорте и во внешней торговле; и был принят новый аграрный закон. Он устанавливал максимум землевладения до ста, а через несколько лет – до 50 федданов (один феддан равен 0,42 га). Пройдет несколько лет и к 1969 г. 57 процентов всех земель окажутся в руках мелких землевладельцев. Государство будет помогать им создавать кооперативы, давать беспроцентные ссуды, удобрения и сельскохозяйственную технику.)

В 1961-1964 гг. правительство осуществило ряд крупных социальных преобразований в интересах трудящихся. Была установлена 42-часовая рабочая неделя. Введен минимум заработной платы. Велась работа по сокращению безработицы. Отменена плата за обучение. Было запрещено произвольное увольнение работников с работы. В том же году правительство разработало десятилетний план развития страны и приступило к его выполнению. Особое внимание уделялось развитию тяжелой промышленности и повышению материального благосостояния трудящихся масс.

В ноябре 1961 г. Насер распустил Национальное собрание и Национальный Союз. Депутаты отказались поддержать те революционно-демократические реформы, которые выдвинуло египетское руководство. В 1962 г. власти создали Национальный Конгресс народных сил. Более трети делегатов были представителями трудящихся. Конгресс принял Национальную Хартию. В ней подчеркивалось, что Египет будет строить арабский социализм, (советские ученые назовут его «путем социалистической ориентации»), что не менее половины избранных во все политические и общественные организации должны составлять рабочие и крестьяне. (Представляете, что бы началось в России сегодня, если бы реформы Насера тех лет годы начало проводить нынешнее буржуазное правительство РФ?!).

В октябре 1962 г., когда наша группа переводчиков прибыла в Каир, был издан указ Насера о создании политической организации Арабский Социалистический Союз. Через два года были проведены выборы в Национальное собрание. 53 процента депутатов составили рабочие и крестьяне. Тогда же была принята временная Конституционная декларация. Она гласила, что ОАР является «демократическим, социалистическим государством, основанным на союзе трудовых сил» и что конечная цель – построение социалистического государства.

Быстро росли рабочий класс и средние слои городского населения. Был создан государственный сектор. К 1965 г. он давал уже 85 процентов всей промышленной продукции в стране.

Почти каждый месяц объявлялись новые реформы. Насер с единомышленниками торопились восстановить социальную справедливость на древней земле Египта. Они замахнулись на тысячелетние традиции экономического, финансового, политического, семейного рабства. Они удаляли из правительства противников реформ. Они диктовали свои условия совершенно невиданные прежде в стране условия сотрудничества с государством собственникам земель и компаний. Они стремились сохранить классовый мир в стране, наивно полагая, что им удастся привлечь на свою сторону растущий средний класс и совершить революцию в умах арабов.

Мы понимали, что в Египте на наших глазах идет острая классовая борьба. Проводимые реформы встретили яростное, подпольное сопротивление крупных землевладельцев и крупной буржуазии. Всех, кто открыто выступал против реформ, Насер и его сподвижники изолировали и держали в тюрьмах. Мухабарат (контрразведка) имела огромные полномочия и не случайно буржуазная пресса назвала Насера «диктатором». В тюрьмах он держал национальных экстремистов и коммунистов. Последних он выпустил на свободу только в начале 1960-х.

Реформы вызывали жаркие споры в арабской офицерской среде, и переводчики нередко участвовали в них и защищали арабские социалистические реформы, рассказывали им, чем они отличались от социалистических порядков на их родине. Критиковать Насера было трудно, потому что все знали, что он не разбогател после революции в отличие от некоторых своих сподвижников, не приобрел себе ни компании, ни магазина, ни поместья. Все знали, что у него пятеро детей и что он замечательный семьянин. Он установил себе зарплату в 500 египетских фунтов и провел закон, в соответствии с которым никто в стране не мог получать зарплату в месяц больше его.

Даже за 18 лет своего правления Насер не приобрел себе ни дворца, ни земельного участка. Он не брал взяток и строго наказывал коррумпированных чиновников. Когда он умер, египтяне узнали, что у семьи Насера не оказалось никакой собственности на руках, кроме квартиры, которую он купил еще до революции, будучи подполковником, и нескольких тысяч фунтов на единственном банковском счету. У него не оказалось счетов ни в швейцарских, ни в американских банках (как не оказалось, кстати, у Сталина, Хрущева и Брежнева!!).

Насер часто выступал по радио и телевидению. Обращаясь к простым людям, он призывал их поддерживать реформы, проводимые его правительством. Он разъяснял их суть. Он разоблачал происки империализма и сионизма. Он призывал все арабские народы к единству в борьбе с неоколониализмом. Ни один из арабских лидеров на Ближнем Востоке того времени не мог потягаться с Насером по популярности и авторитету.

Мы были убеждены, что сионисты – агрессоры, что арабы – жертвы международного империализма и сионизма. Здравым умом трудно понять, как могла Генеральная Ассамблея ООН, создать еврейское колониальное по сути и расистское по содержанию государство в Палестине против воли арабских народов уже в 1948 г.?! Провозгласив себя борцом за мир и безопасность, ООН создала колонию особого типа на земле, на которой евреи не имели своей государственности в течение многих столетий. Тем самым, на Ближнем востоке было заложено немало политических мин замедленного действия. Некоторые из них уже взорвались. (Немало политиков и политологов наших дней считают, что в этом регионе уже развязана третья мировая война в новой, нетрадиционной форме).

– Почему империалистические государства хотят распоряжаться арабскими землями? – спрашивали египетские офицеры, когда мы пускались с ними на досуге в плаванье по бурному океану международной политики.

Действительно, почему, по какому праву? Мы обсуждали немало вопросов с нашими арабскими одногодками. Они задавали нам массу вопросов. Почему сионисты создали Израиль именно в Палестине? Почему евреи не переезжают из других стран на свою новую родину, предпочитая жить в Европе и Америке? Почему под предлогом воссоздания древнееврейского государства, которое было завоевано две тысячи лет назад Римской империей, создан плацдарм империализма рядом с источниками арабских энергоресурсов и Суэцким каналом? Почему империалистические державы Запада так беспокоятся о евреях, а не о монголах, например? Почему монголам нельзя восстановить монгольскую империю Чингисхана, ведь она существовала всего каких-то семь веков назад, а евреям можно?

Разве Насер поступил несправедливо, национализировав Суэцкий канал, построенный руками египтян и проходящий от Порт-Саида на Средиземном море до Суэца на Красном море по египетской территории? Разве он поступил несправедливо, тратя деньги, получаемые с канала, на строительство Ассуанской плотины и проведение глубоких демократических реформ в стране, в которой абсолютное большинство населения продолжало прозябать в немыслимой нищете?

Какие горячие дискуссии велись переводчиками и арабскими офицеры на переменах между занятиями, когда мы все перезнакомились и подружились!

Наш «батя», как и мы все, прибыл в Египет без семьи. Он обеспечил транспортировку учебного ракетного комплекса из Одессы в Александрию, и затем в Дашур. Он ездил с нами на все экскурсии. Обедал в одной и той же столовой с нами вместе. Пару раз в месяц он обходил офицерские и солдатские общежития. С каждым беседовал, интересовался, о чем пишут родственники из дома. Мы рассказывали, но об одном мы молчали все, не сговариваясь, о том, что скучали по женам, по детям, по родителям. Скучали сильно, до слёз, до боли в сердце. Видимо, не только я, начитавшись писем от жены, тихо плакал ночью в подушку от своего бессилия что-либо изменить в своей судьбе.

Жена тоже скучала. Дочка росла. Вот она сказала слово «мама». Вот она сделала первые шаги. Мне не верилось, что то маленькое беспомощное существо, которое я с нежностью и осторожностью носил на руках перед отъездом в загранкомандировку, уже думало, говорило, ходило. Мне хотелось быть рядом с женой и дочкой. Я был, по сути дела, лишен на год отцовства из-за надуманной секретности. Как мне хотелось всё бросить – Египет, ракетный центр – и улететь к жене и дочери. Жена писала, что любит, скучает, ждёт. Почти каждый день мы писали друг другу письма.

Ревновал ли я жену? Конечно, ревновал. Особенно, когда она поехала на зимнюю сессию в институт. Все офицеры, не только я, мучались от ревнивых мыслишек. Все с нетерпением ждали писем из дома. Они поступали через Генштаб и Советское посольство раз в неделю. Расстраивались, если почта задерживалась. Радовались, если получали по несколько писем за раз. Можно их читать и перечитывать сколько душеньке угодно и хранить как сокровище.

Когда письма приходили в центр, у офицеров наступал праздник. Мы расходились по комнатам. Читали и тут же брались за перо. Здесь же брались за перо и строчили ответы: объяснялись женам в любви. На час-другой центр погружался в тишину. Затем он постепенно оживал. Раздавались веселые голоса. Собирались в баре. За пивом обсуждали новости, полученные из дома.

Бывало, некоторые офицеры получали грустную «дурную» новость от «доброжелателя» о том, что жена дома загуляла, встречается с мужчиной. Мало, кто выдерживал. Как принято, топил горе в вине. Генерал вызывал бедолагу к себе. О чем-то долго с ним беседовал и давал ему отгул. Через пару дней осунувшийся от горя офицер возвращался в строй.

Мы не могли давать повода женам усомниться в нашей верности им, хотя «мадам» предлагали в Каире на каждом перекрестке (как сейчас в России). Для нас проституция была началом эксплуатации человека человеком – эксплуатацией тела другого человека. Любовь и уважение к подругам жизни, строгий контроль за нашим поведением, дисциплинированность, высокий морально-психологический климат, позор досрочного откомандирования в Союз, продуманная организаций коллективного досуга, отсутствие контактов с арабскими женщинами помогали нам выдерживать проверку одиночеством. Ни один из офицеров и солдат учебного центра не был откомандирован досрочно по этой «деликатной» причине в Союз.

Семейные неурядицы можно было бы избежать, если бы советская сторона согласилась на предложение арабской стороны сразу открыть ракетный учебный центр в Александрии. Однако в целях секретности, было решено открыть этот центр в пустыне – у Дашурских пирамид.

С человеческой точки зрения едва ли можно было одобрить решение советской стороны отправить офицеров выполнять свой «воинский и интернациональный долг» без семей на год. Этот «долг» можно было выполнять еще лучше, приехав в Египет с семьей. Египетская сторона настаивала на открытие ракетного учебного центра в Александрии и она открыла его, как и планировала, год спустя, и все советские преподаватели прибыли с женами.
Несколько лет спустя, встречаясь с переводчиками, с которыми служил в Дашуре, я узнал, что, вернувшись из дашурской командировки, шестеро наших офицеров развелись со своими женами. Сколько было тайных измен и семейных скандалов не мог сказать никто. Один из офицеров застрелился на почве ревности. Такова была плата офицеров за секретность учебного центра, за черствость начальства.

Нашим холостякам было проще. Они познакомились с нашими переводчицами на посольской вилле. Через год несколько пар сыграли свадьбы.
Молодые офицеры не могли не интересоваться ночной жизнью в Каире. В ту пору в каирских кинотеатрах шла серия американских фильмов о ночной жизни в городах Америки и Европы. На экранах отплясывали и танец живота, и танцы потасканных танцовщиц с шестами. На улицах Каира к нам приставали сутенеры, предлагавшие «мадам», продавались порножурналы (короче, как сегодня в РФ). Зная наш нездоровый интерес к подобным фильмам и чтобы сбить этот интерес, «батя» попросил арабскую сторону пригласить всю нашу группу в самый популярный в то время ночной клуб «Оберж де Пирамид» в Гизе в ночь под новый 1963 год.

Поехали всей группой, включая солдат и сержантов. Сперва обильный ужин и вино, затем представление. Первое отделение концерта – европейские девицы, второе – арабские танцовщицы. Впервые мы смотрели танец живота наяву, не в кино. Впечатляющее зрелище – возбуждающее и чарующее!
Мы обратили внимание: на каждом столе стоит маленькая пирамидка с номером, мы подозвали гарсона.

– Зачем эта пирамидка с номером?

– Чтобы сказать актрисе за каким столиком ее ждет в этот вечер кавалер. Если ей кавалер понравиться, она к нему подсядет после окончания представления.

Но пригласить танцовщиц нам не дал наш строгой «батя». Как только представление завершилось, он подал команду: «По коням»! И нас повезли в Дашур. Шутники жаловались, сидя в автобусе: «Лишил нас «батя» возможности поскакать на настоящих лошадках». Было уже четыре часа утра, когда мы вернулись в учебный центр…

Нам здорово повезло с «батей». Да и позже мне приходилось работать с генералами и офицерами, с которых я брал пример. У них я учился порядочности и доброте, смелости и отваге, решительности и трудолюбию. Жаль, что судьба разводила нас после возвращения на родину. Многие из них могли стать теми друзьями, на которых можно было положиться в трудный час жизни и с которыми можно было смело идти в разведку даже ночью.

Время летело быстро. По понедельникам и четвергам после обеда мы ездили в Каир. Возвращались около десяти вечера. В выходные дни (по пятницам) с утра мы уезжали из Дашура в Каир. Мы побывали на пирамидах, на ночном представлении у Сфинкса. В Национальном музее на площади Тахрир посмотрели сокровища Тутанхамона и мумии фараонов. Раз в месяц в выходные дни мы совершали дальние туристические поездки: то в Александрию, то в Порт Саид, то в Порт Фуад или купались в Красном море…. Все было нам интересно в Египте. На изучение достопримечательностей можно было потратить всю жизнь. Туристический бизнес доведен до совершенства.

Каждая туристическая поездка давала пищу для размышлений. Сидишь у окна в автобусе, смотришь на бескрайнюю пустыню и начинаешь фантазировать, представлять себе, что могло происходить в этих краях тысячи лет назад, что могло происходить в поселка) и маленьких городках две сотни лет назад. У пирамид не верилось, что 160 лет назад просвещенный Наполеон палил из пушки по Сфинксу, как талибы в наши дни палили по статуям Будды в Афганистане. И Наполеон, и Черчилль и многие другие известные и неизвестные политические деятели глазели, разинув рот на пирамиды, подобно нам, восхищаясь сохранившимися чудесами древнеегипетской цивилизации.

Возвращались из Каира, с экскурсий темными зимними вечерами в Дашур, распрощавшись с яркими рекламами Гизы, когда наш автобус нырял под шлагбаум, мы начинали тихо и печально петь советские песни. Пели «Подмосковные вечера», «Темная ночь», «На позицию девушка провожала бойца». Мы пели советские песни о войне, дружбе и любви, вспоминая своих родителей, переживших страшную войну с еврофашизмом, любимых и родных. И щемила сердце тоска, и тревожила душу бессилие, и хотелось бросить все, обрести сказочные крылья или сесть на ковер-самолет и улететь прямо из автобуса на Дальний Восток к жене и дочери!

Во время поездок на экскурсии я всегда внимательно смотрел из окна автобуса на могучий Нил, на пальмовые рощи в оазисах, окруженные бесконечными песками пустыни, на зеленые поля, принадлежавшие египетским феодалам. На землевладельцев гнули спины нищие неграмотные феллахи. И всегда мне в голову приходила мысль о том, как мало перемен в жизни людей произошло в этой стране за сотни лет. Точно также их предки, рабы гнули свои спины на фараонов и его приближенных. Сюда, к Нилу, в голодные годы сбегались кочевые еврейские племена.

Во время экскурсий мы становились туристами. Как сладко быть беспечным и веселым туристом хотя бы раз в неделю! Всюду – у пирамид, в мечетях и музеях, на Золотом базаре, в охотничьих домиках короля Фарука – мы сливались с многоязыким потоком туристов из Европы, Америки, Японии, слетавшихся, как мухи на мед, к древнеегипетским достопримечательностям. Нам, советским людям, было непривычно, но нравилось играть роль туристов – этаких богатеньких, беззаботных Буратино. Не знаю, как чувствовали себя другие переводчики, но эту роль туриста в своей жизни я начал играть впервые в Египте.

На совещаниях начальник бюро переводов постоянно призывал нас изучать страну пребывания, арабские нравы и обычаи, культуру, историю арабских стран, Египта, а так же арабский язык. Перед отъездом в ОАР мне удалось купить учебник арабского языка и словарь. Я засел за учебник. Учился писать и говорить. Через год я кое-что понимал и даже немного говорил по-арабски.

Я накупил книг о Египте, а также романы и рассказы английского классика Сомерсета Моэма в мягких обложкам. Им увлекался мой новый друг – переводчик из Воронежа. Это было сравнительно не дорого для моего кармана.
Нам казалось, что служба военных переводчиков продлиться недолго – год-два-три. Потом нас отпустят домой – на гражданку. Москвичи мечтали уйти из армии как можно скорее. Поступать в военные академии никто из нас не собирался. Хотелось подработать немного валюты на жизнь в Союзе.

У москвичей сразу же после приезда нашлись старые знакомые и сокурсники среди гражданских переводчиков, и они чаще ездили на советскую виллу на Замалике. Некоторые из них принимали участие в художественной самодеятельности, выступали на концертах, устраиваемых в дни советских революционных праздников. На них собиралась вся советская колония.

Заграница – это жизнь в гостях, на чужих квартирах в прямом и буквальном смыслах. Это учеба, это длинная череда открытий в новой культуре, внутри которой мы пытаемся наладить своего новую жизнь. Мы не отказываемся от своих национальных привычек и традиций. В то же время мы обязаны приспосабливаться к новой жизни и жить, сосуществовать с чуждым нам обществом.

В первый период новая страна нам кажется обыкновенной театральной сценой. Наш глаз ищет красивые декорации, и мы начинаем жить в иллюзорном, нами еще не понимаемом мире. Мы еще не знаем закулисной жизни и видим только парадный фасад, экзотику, то необычное и не привычное, что никак не вписывается в наши сложившиеся понятия о жизни.

Изучение новой культуры – это умение приближать к себе чужое и чуждое, любоваться неизвестным и неожиданным; это искусство пробиваться сквозь иллюзии и декорации к правде жизни. Постепенно наш взор перемещается вглубь сцены, и мы стремимся познать правила закулисной жизни. Новая жизнь проявляется постепенно, показывая нам свои противоречия, объективно существующие в обществе.

Процесс приближения к новой жизни сложен и многообразен. Требуются ключи к запертым дверям в историю, культуру, политику чужой страны. Одного туристического любопытства недостаточно. Необходима серьезная систематическая работа над собой. Требуется овладение методики работы с ключами. Только систематическая работа над собой поможет отворить двери и проникнуть за кулисы в гущу чужой жизни в чужой стране.

Приезжая работать в Египет, мы, переводчики английского языка, выпускники факультетов романо-германской филологии, оказывались в чрезвычайно сложной ситуации. Мы не знали ни арабского языка, ни арабской истории и культуры, ни мусульманских обычаев и нравов. Ближний Восток был новой планидой, на которую высадил нас советский космический корабль. Нам приходилось заниматься изучением страны буквально «с чистого листа».
Идеалисты переводчики отважно бросались в реку новых знаний и пытались преодолеть свое невежество. Но таких было меньше, чем прагматиков. Последние говорили: «Через пару лет уволимся из армии и будем работать с теми европейскими языками, которые изучали в институте. Зачем нам арабский? Арабский не выучишь так, чтобы работать на нем».

Можно было бы упростить нашу жизнь, разрешив нам ходить на вечерние курсы арабского языка. Через год мы могли бы использовать полученные знания для пользы дела. Однако посольство запрещало нам не только учебу, но даже контакты с местным населением. С детства нам внушали, что мы живем в самом прогрессивном обществе на планете – социалистическом, что все остальные страны принадлежат к загнивающему миру капитализма. Мы искренне гордились своим строем. Да и как не гордится, если в Египте мы видели собственными глазами десятки миллионов нищих, обездоленных, униженных, безграмотных.

Мы были «страшно далеки» от египетского народа, от буржуазии, от среднего класса, от египетской интеллигенции, даже от офицерства. Для египтян мы были иностранцами, безбожниками, иноверцами. Местные власти боялись советских людей не меньше, чем мы их. Если сотрудники иностранных компаний, работавшие в Египте, общались с местным населением, учили их английскому языку, женились на арабках, то советским людям все это категорически запрещалось.

Едва ли были ближе к египтянам и советские военные переводчики-арабисты. Их было мало. Помню приезд двух арабистов в 1964 г. Они заканчивали Военный институт до его закрытия. Их демобилизовали при Хрущеве. Они были вынуждены работать учителями английского языка в школе. Военкомат отыскал их, вернул в армию и направил на работу в арабские страны. В Каире им давали пару месяцев на адаптацию к египетскому диалекту. На изучение военной терминологии. Потом они работали с начальством в управлениях вооруженных сил ОАР.

В 1965 г. прибыла первая группа арабистов из Советских азиатских республик. После 1967 г. в Египет стали пребывать молодые выпускники и курсанты Военного института. Однако переводчиков с английским языком было гораздо больше чем арабистов.

Было бы глупо живя в Каире не изучать его истории, не бродить по местам революционной славы.

Вот какую славу обрел этот великолепный и противоречивый город еще в средние века: «Путешественники говорят, что нет на земле города прекраснее, чем Каир с его Нилом… Кто не видел Каира, тот не видел мира. Его земля – золото и его Нил – диво, женщины его – гурии и дома в нем – дворцы, а воздух там ровный, и благоухание превосходит и смущает алоэ. Да и как не быть таким Каиру, когда Каир – это весь мир… А если бы видели его сады по вечерам, когда склоняются над ними тень. Вы поистине увидели бы чудо и склонились бы к нему в восторге».

Я тоже благодарю судьбу за то, что она мне дала возможность не только увидеть это чудо, но и пожить в нем. Прошли десятилетия, как я покинул это чудный город, но я с восторгом вспоминаю те дни, которые я провел в этом городе на Ниле.

Если поездки по стране из Дашура подтолкнули меня к изучению Египта, то позже, переехав в Каир, у меня появилась возможность совершенствовать знания арабского языка, изучать достопримечательности тысячелетнего города самостоятельно.

Каир – это город-музей, разраставшийся вдоль многоводного Нила тысячелетиями. С удовольствием и любопытством мы с товарищами бродили по его улицам и паркам. Мы любовались Нилом, мостами над ним, набережными, плавучими гостиницами и ресторанчиками под плакучими ивами.

Мы любили посидеть на лавочке у круглой 180-метровой Каирской башни. Ее видно из любого уголка Каира. Издалека она кажется ажурным и нежным созданием арабского духа. Вблизи, когда сидишь в кафе под башней, она кажется огромным и величественным зданием. Кругом деревья-великаны дают тень и долгожданную прохладу. Лестница сооружена из красного ассуанского гранита. На верхний этаж вас возносит скоростной лифт. А с башни, с птичьего полета, внизу на все четыре стороны простирается величественный, многоликий, восточный город со своими древними садами и пиками минарет, вонзающимися в вечно голубое небо.

С башни видно, как по голубой дороге Нила, огороженной по берегам финиковыми пальмами, плывут фелюги с белыми треугольными парусами. Крохотный катерок, надрываясь тянет несколько длинных барж на одной вязке. Одна заполнена глиняными горшками, другая – прессованной соломой, третья – фруктами в ящиках. Обгоняя их, скользят белые прогулочные катера с туристами.

С башни можно дотянуться взглядом до пирамид Гизы и до Цитадели, парящей над городом. Мы любили ездить на экскурсию в Цитадель. После Июльской революции она стала одной из главных достопримечательностей Каира, обязательным объектом, посещаемым абсолютным большинством туристов. В 1960-е вечерами в Цитадели и на пирамидах шли ночные представления «Звук и свет».

Каир – чудесная страна. Она купается в солнечных лучах. Зеленые плодородны поля в пригородах приносят землевладельцам по несколько урожаев в год. В Хелуане дымят трубы зарождающейся тяжелой промышленности. Нам казалось, что страна жила мирной спокойной жизнью, и мы забывали о том, что, начиная с 1948 года над Каиром, над Египтом, над всем Арабском Востоком висит постоянная и пугающая угроза со стороны Израиля и стоящей за его спиной «мировой закулисы».

Работа переводчика за границей имеет свои особенности. Если на родине военный переводчик работает на иностранном языке только в рабочее время, то заграницей он общается с иностранцами постоянно. Как переводчик он работает часть времени, остальное время он разговаривает с иностранцами как частное лицо. Он имеет возможность высказывать им собственное мнение по интересующим его и собеседников вопросам, рассказывать о себе, о своих интересах, о своей стране и культуре своего народа. Он может шутить, рассказывать анекдоты, критиковать правительство, задавать вопросы его интересующие. У него появляется свой круг знакомых и друзей среди иностранцев.

Кроме того, работая за границей, переводчик получал возможность читать литературу и прессу на иностранных языках, запрещенную или не поставляемую в СССР, смотреть зарубежные кинофильмы и телепередачи, слушать «вражьи голоса», испытывая при этом прессинг буржуазной идеологии.
С одной стороны, он мог беспрепятственно получать новые знания, расширяющие его кругозор. Он мог сравнивать параметры жизни советских людей с жизнью местного населения в чужой стране, приемы ведения и содержание информационной, идеологической войны противоборствующих сторон.
С другой стороны, генералы холодной войны заставляли его задумываться над многими вопросами бытия, пересматривать свои политические взгляды, менять свои убеждения или укрепляться в правоте советской идеологии. Избыток информации однако не мешал советским переводчикам оставаться преданными идеалам, которые они впитывали с детства.

Мы не могли не испытывать давления советской идеологической машины, воспитывающей нас в духе «преданности коммунистической партии и советскому правительству», «идеям марксизма-ленинизма». Это давление усиливало в нас патриотические симпатии, гордость за советский строй. Я не помню ни одного случая, чтобы кто-то из переводчиков, моих сослуживцев, предал Родину и бежал на Запад или остался в Египте. Кстати, не помню случая, чтобы какой-то египетский офицер остался в СССР по идеологическим мотивам.

Избыточная политическая информация заставляет переводчика постоянно работать над собой. Он обязан почти профессионально знать международные отношения, международное право, историю, культуру страны пребывания, то есть то, что в пединституте, который я окончил, не изучают. В институте нам читали лекции по истории, культуре, литературе Англии. В Египте нам требовались, кроме того, знания арабской культуры и языка.

Чтобы стать профессиональным переводчиком, необходимо было изучать политическую жизнь в стране пребывания, свободно ориентироваться в международных отношениях, складывавшихся на Ближнем Востоке. Мы были обязаны знать хотя бы в общих чертах историю Израиля и израильско-арабских войн, историю сионизма и еврейского вопроса. Все это помогало нам работать с арабскими офицерами.

Работа заграницей оголяет, делает прозрачными те тайные отношения между гражданами разных стран мира, которые существуют и поддерживаются любым правительством в той или иной форме. Мы точно знали, что находимся под колпаком двух контрразведок – советской и египетской. Наши письма на родину перлюстрировались. У многих советских офицеров в гостинице стояли «жучки» египетских спецслужб, о чем нам постоянно напоминало наше начальство. Насеровский режим ограничивал деятельность Египетской компартии. До 1964 г. он держал лидеров компартии в тюрьмах. Их выпустили на свободу перед приездом Хрущева, генерального секретаря КПСС, в ОАР.

В целях конспирации нам было приказано комсомольскую организацию называть «спортивной», партийную – «профсоюзной». Комсомольские и партийные собрания нам разрешалось проводить только в Офисе Пожарского. В Дашуре мы брали стулья с собой и уходили в пустыню и проводили собрания на свежем воздухе. Арабская сторона знала, что все советские офицеры, как правило, являются членами КПСС, молодежь – комсомольцами, но была вынуждена закрывать глаза на нашу наивную конспирацию.

Разумеется, мы, переводчики, предпочитали держаться по возможности подальше от «особистов». Все мы были крошечными «винтиками» огромного государственного механизма. Мы все были пешками в большой политической игре двух сверхдержав. Мы понимали, что главное в жизни за границей – не попасть в бесшумно и бешено крутящиеся шестеренки этого механизма. Поэтому главная забота «винтика» – видеть и понимать, как крутятся шестеренки в опасной для жизни зоне, но держаться от этой зоны подальше.

Многолетняя привычка жить под «колпаком» спецслужб заграницей, а значит и в Союзе, вырабатывала в переводчике, я бы назвал, особый стиль «просветленного» мышления. Этот стиль помогает ему угадывать подлинные причины любых международных политических или военных акций, а также возможные тайные, тщательно скрываемые от общественности механизмы реализации этих акций силами спецслужб. Не только советских, но и западных, израильских, арабских.

Подобный стиль мышления помогает исследователям истории международных отношений видеть за громогласными официальными заявлениями политиков и пропагандистскими трюками продажных средств массовой информации подлинные цели правящих классов в любой стране мира, отличать красное от белого, подлинную, народную социалистическую демократию от «денежной», буржуазной, демократии. Этот стиль делает из человека скептика, циника, но его трудно провести на мякине или обмануть дешевой политической риторикой желтой прессы.

Привычка жить «под колпаком» вырабатывала у переводчиков особый стиль поведения – с оглядкой на свои и чужие спецслужбы. К «колпаку» не только не привыкаешь, но и с опаской смотришь на любого товарища, подозревая в нем «стукача». Начальство инструктировало переводчиков присматривать за специалистами и не переводить их непродуманных заявлений или сальных анекдотов арабским «подопечным». Оно рекомендовало советникам докладывать ему о любом факте подозрительного поведения переводчиков.

Слежка за работниками за границей – дело обычное для всех контрразведок мира. Контрразведчиков интересует, с кем проводят время их сограждане, что читают, чем интересуются, о чем пишут друзьям и родственникам. За доказательством не надо ходить далеко в наши дни. Все знают какой скандал вызвали публикации секретных документов Викиликс и сообщение цэрэушника Стоунда о том, что спецслужбы прослушивают и записывают переговоры всех американцев, правительственных, общественных, международных организаций.

В СССР в 1960-е годы антисоветской считалась вся белогвардейская литература русских националистов, в которой они правдиво описывали кровавые события октябрьского переворота и гражданской войны, расстрелы «белых» офицеров и солдат, миллионов казаков по приказам Ленина, Троцкого и других нерусских комиссаров.

Меня эта литература не интересовала. Нам внушили в детстве, что вся белогвардейщина – это сплошная ложь, пасквиль на «власть рабочих и крестьян». Подобной литературы в Каире, кстати, нам никто не предлагал. Помню, в 1964 г. мы снимали квартиру в доме, в котором этажом ниже проживала русская (белогвардейская) семья, обосновавшая в этом городе еще в 1920-е годы. Ее глава однажды удивил меня, заговорив со мной по-русски в лифте:
– Какой этаж?
– Четвертый. Вы живете в этом доме?
– Давно.

В соответствии с инструкцией, я был обязан о встрече с белогвардейцем немедленно доложить начальнику политотдела. Что я и сделал. Через несколько дней он вызвал меня и сообщил, что данная семья политически малоактивна и посоветовал с ней дружбы не водить. Я так и сделал. Только странно как-то получалось: русским с русскими за границей запрещалось общаться. Тогда я еще не понимал, почему нам запрещали знакомиться и общаться со своими русскими соотечественниками.

Рассказывали, что до войны в Каире жила сравнительно большая колония русских националистов. Они построили две православных церкви и приют. Постепенно они и их дети уехали в Европу или Америку. В 1960-е годы в приюте осталось несколько старичков. Жалею, что не нашлось ни времени, ни желания сходить в нашу православную церковь и поговорить с русскими старичками. Сейчас бы обязательно сходил. Тогда боялся.

До сих пор я жалею, что не познакомился поближе с семьей русского эмигранта. У них была большая библиотека русских авторов в гостиной и я мог бы почитать книги своих русских соотечественников. В них я нашел бы ту часть русской правды, которую скрывали все годы советской власти нерусские правители СССР, которая пробудила бы в нас, русских, русское национальное сознание и помогла нам отстоять русскую социалистическую цивилизацию. Мы строили ее, начиная с принятия «Сталинской» Конституции в 1936 г.
Что я понял за первый год работы военным переводчиком? Что работа военного переводчика творческая. Он обязан постоянно наращивать свои специальные знания: изучать военно-стратегические доктрины ведущих держав мира, опыт ведения современных войн, накапливать тактико-технические данные о новейшей боевой технике.

Он должен быть интересным собеседником: уметь мастерски строить беседу, владеть синхронным переводом, внимательно слушать и улавливать все оттенки мысли и чувств собеседников, угадывать смысл высказанных и скрываемых идей, не совсем правильно оформленных мыслей.

Он должен быть кладезем самой разнообразной информации и уметь ее использовать в рабочей обстановке и вне ее, когда приходится самому вступать в контакт как со своими соотечественниками, так и с иностранцами.

Работа переводчика может стать творческой, если он склонен к сложной и упорной работе над расширением собственного страноведческого, политического, культурного, филологического, литературного кругозора, если он не замыкается в узких рамках военно-технических проблем. Расширение кругозора рано или поздно приведет переводчика к следующему этапу – применению новых знаний на практике, в жизни и работе.

Военный переводчик – профессия мирная, гуманная. Он обязан быть всесторонне развитой личностью, разбираться в литературе, любить оперу, классическую музыку, знать искусство. Эти знания могут пригодиться, когда специалисты, беседу которых он переводит, неожиданно перейдут к темам, далеким от военного дела.

Если бы меня спросили, какие требования предъявлялись советскому военному переводчику, я бы назвал следующие:
1. Быть патриотом своей родины.
2. Любить свой народ, его язык и культуру.
3. Служить верой и правдой своему народу и правительству.
4. Сохранять верность воинской присяге.
5. Быть примерным офицером, достойно представлять свою Родину за рубежом.
6. Быть преданным гуманным идеалам своего строя.
7. С искренним уважением относиться к иностранным военнослужащим, с которыми приходится работать.
8. Дружелюбно относиться к местному населению в стране пребывания.
9. Интересоваться, изучать, любить культуру, историю, литературу, религию, источники духовной культуры нации, язык которой он изучает или знает.
10. Изучать нравы, обычаи народа в стране пребывания.
11. Регулярно читать местную прессу, смотреть местное телевидение, постоянно интересоваться новостями о событиях в мире.
12. Проявлять бдительность и осторожность в отношениях с местным населением, чтобы не стать объектом иностранных спецслужб.
13. Внимательно следить за изменением отношения офицеров дружественной армии к советским, российским гражданам.

Почти полгода Запад не знал о существовании нашего учебного центра. В конце января 1963 г. «Голос Америки» передал сообщение, что в Египте советские специалисты ведут подготовку арабских ракетчиков и создают современную систему ПВО, что ракета «земля-воздух» уже поступила на вооружение армии ОАР.

Приезжая в Каир в выходные дни, автобусы останавливались у белокаменного здания Оперного театра, построенного к моменту открытия Суэцкого канала специально для постановки оперы Верди «Аида». (Мы, офицеры, сержанты и солдаты вместе с «батей», смотрели эту оперу в том самом Оперном театре зимой 1963 г.)

Вездесущие журналисты не могли не обратить внимания на то, что по пятницам на площадь Оперы в центре Каира приходит три-четыре автобуса, из которых выходят около сотни молодых иностранцев-мужчин в белых рубахах и темных брюках. По их военной выправке нетрудно догадаться, что это – люди служивые. Вечером они убывают в закрытый для посещения район в пустыне. Возле Дашурских пирамид действует учебный ракетный центр. В нем проходит подготовку около 200 арабских офицеров.

Весной 1963 г. в Англии разразился правительственный кризис в связи с делом Порфьюмо. Английские газеты писали, что подвыпивший военный министр выбалтывал секретные сведение молоденькой танцовщице из ночного клуба. Ее якобы завербовал советский разведчик Евгений Иванов, капитан второго ранга, помощник военно-морского атташе. Мы с интересом читали первые откровения танцовщицы. Ей советский офицер очень понравился. Разумеется, через несколько недель британские «демократы» запретили публиковать откровения. Вот до чего доводило увлечение ночными клубами! Эта была месть советской разведки за «дело шпиона Пеньковского». 11 мая 1963 г. О. В. Пеньковский был признан виновным в измене Родине. Военная коллегия Верховного суда СССР приговорила его к расстрелу. 16 мая приговор был приведен в исполнение.

Летом 1963 г. состоялись пуски советских ракет С-75 на полигоне. Смотреть стрельбы по реальным воздушным целям прибыл генералитет во главе с президентом Г. А. Насером. Все ракеты, запущенные арабскими ракетчиками, поразили воздушные цели. Задачу, поставленную нам партией и правительством, мы выполнили. Ракетные стрельбы широко освещались в арабской прессе. Газеты публиковали хвалебные статьи о высокой точности советских ракет и высоком боевом мастерстве египетских ракетчиков. Советские ракеты «земля-воздух» были установлены на боевое дежурство в Египте.
Дальнейшие события на Ближнем Востоке показали, насколько правильным и своевременным оказалось решение правительства Насера создать войска ПВО в ОАР. Жаль, что у молодой республики не хватило времени на завершение социальной, культурной революции, начатой в стране. Армии нужен был грамотный солдат и офицер. Жаль, что у нее не хватило средств на создание надежной противоздушной обороны над всей территорией страны.

Насер выдвинул амбициозные цели: создать современную армию, оснастить ее новейшим оружием, обучить владению им весь личный состав вооруженных сил. Однако реализовать полностью это планы египетское руководство к 1967 г. не успело. Это обстоятельство стало одной из главных причин поражения Египта в «шестидневной войне» с Израилем. Мировая закулиса торопилась расправиться с Насером, остановить и повернуть вспять проводимые революционно-демократические преобразования в арабских странах, внутри богатейшего энергоресурсами Ближнего Востока.
Прошло 50 лет после начала моей карьеры военного переводчика в Египте. Много воду утекло в Ниле с той замечательной поры. Однако остались вопросы, на которые я ищу ответы и пока не нахожу.

Правильно ли Гамаль Абдель Насер (1918-1970) оценивал обстановку, складывавшуюся в регионе в 60-х годах, если война, развязанная Западом в июне 1967 г., была проиграна Арабской Объединенной Республикой? Правильно ли советское руководство, партия и правительство, понимало ситуацию, развивавшуюся на Ближнем Востоке, если в 1972 г. более десяти тысяч советских военных советников и переводчиков, включая дивизию ПВО, были изгнаны из Египта президентом Анваром Садатом (1918-1981), ближайшим соратником Насера. Думаю, что эти и другие вопросы, требуют ответа военных историков-востоковедов и политологов-международников.
2. Школа огнеметчиков под Каиром

1
В Каире стоял октябрь 1963 года. До «шестидневной» войны оставалось менее четырех лет.
Я вернулся из отпуска с семьей и получил разрешение на аренду квартиры на Замалике. Этот островок на Ниле навсегда остался в памяти символом самых беззаботных и счастливых лет нашей семейной жизни.

Замалик считался одним из старых фешенебельных районов Каира. Летом его охлаждал со всех сторон мутный Нил. Большую территорию занимал спортивный клуб Гезира для богачей с большим зеленым футбольным полем, уютными теннисными кортами, бассейном.

Первую меблированную квартиру мы сняли в четырехэтажном доме на тихой улочке, неподалеку от офиса Советской военной миссии и Советского посольства. Дни стояли теплые, а ночью мы мерзли под легкими одеялами, полученными от хозяина.

Меня направили переводчиком на работу в Управление химической защиты Генштаба. Как-то я пожаловался на холод в квартире капитану Астахову, старшему переводчику-арабисту.

– А что же ты молчал! Это поправимо. Занимай деньги, я тебе десяточку дам. Собирайся на выходные ехать в Газу с группой новоприбывших полковников. Поедут на рекогносцировку. Им нужен переводчик. Ночевать будете в Газе. Там и купишь теплые верблюжьи одеяла. Сам купил – жена довольна.
– Ты там бывал?
– Не раз. Дешевле, чем в Газе не бывает. Поедешь?
– Поеду, – и сразу получил десять фунтов в долг.

Оббежал знакомых, еще двадцатку занял. Тогда это были уже приличные деньги.

Обрадовал жену:
– Составляй список самого необходимого. Потом еще раз съезжу в Газу.

Список составили быстро. Прибежали товарищи с деньгами и списками самого необходимого.
– Ну ты у меня, как богатенький Буратино, – шутила жена.

В начале 1960-х в Палестине было более или менее спокойно. Голубые каски ООН отделили стеной иудейского агрессора от мусульман сразу после тройственной агрессии самых демократичных «демократий» – Израиля, Англии и Франции – от Египта.

ООН пришлось отделить Израиль кордоном из голубых касок от Египта и Газы и тем самым лишить его возможности совершать новые агрессии против арабских государств. Газе даровали право на беспошлинную торговлю, и она превратилась в сплошной базар, как российские города в первые годы независимости от СССР. Все палестинцы, кроме ленивых, стали купцами. Торговля расцвела пышным цветом. Из сектора Газы товары вывозились и в Египет, но там они уже стоили намного дороже.

В середине ноября 1963 г. наша небольшая группа советских офицеров на микробасе мчалась из Каира до Порт-Саида, а дальше по приморской дороге до Газы. Микробас катил по пустынной узенькой асфальтированной дороге. По сторонам простиралась светло желтая пустыня. Глаза русского человека привыкли к кудрявой зелени лесов и пролесков, к зеленым полям и лугам, к голубым извилистым лентам рек и речушек. Пустыня ему кажется убогой и скучной. Бедный и однообразный желто-бурый ландшафт. Кочующие холмики песка. И все. В хамсин, песчаную бурю, кочующие пески засыпают на некоторых участках на Синае автомобильные и железную дорогу. Их приходится очищать от песка так, как чистят зимой российские дороги от сугробов.
– Пройдет один танковый батальон по пустыне и поднимет такой столб пыли, что его можно обнаружить за десятки километров, – сказал старший группы полковник с широкими черными бровями, как у Брежнева, восседающий в кресле, рядом с водителем.

– Не понимаю, как вообще здесь можно воевать. Подлетное время самолета несколько минут, и ты на территории противника. На малой высоте самолет появляется над объектом внезапно и отбомбившись уходит от огня ПВО. Здесь войну выигрывает тот, кто начинает первым и забрасывает бомбами аэродромы противника. Любое промедление – смерти подобно, – заключил полный симпатичный полковник, пэвэошник.

Мы звали его «Лемешевым». На концертах художественной самодеятельности в советские праздники он исполнял старинные русские романсы не хуже прославленного тенора. Говорили, что его приглашали петь в Большой театр, но он, как человек русский, предпочел военную, более престижную профессию.

– Да, в октябре 1956 г. Израиль начал войну с Египтом внезапно и за несколько суток оккупировал Синай. Англия и Франция высадили свои десанты в зоне Суэцкого канала и бомбили гражданские объекты Египта. Возмутились, видите, ли Насер национализировал «их» Суэцкий канал, – сказал я на правах старожила.

Мы долго ехали молча, пока не увидели, как странный «памятник» Суэцкой войне 1956 г. – короткий участок старой дороги со вспоротым брюхом: большие куски асфальта дыбились на ней. Так искалечить её могли только израильские саперы.

– Что же это за варварство такое!? – воскликнул чернобровый полковник.
– Вероятно, израильские войска, покидая Синай, портили, взрывали, уничтожали все, что могли. Цивилизованные «демократии» приказали сионистам напакостить Египту как можно сильнее. Так вели себя, как мы знаем, отступая, фашистские войска на оккупированных территориях во Второй мировой войне. Что мне говорить – они целые города взрывали, лишь бы нанести больше вреда советскому народу. Сионисты ничем их не лучше.
– Что вы хотите от этих расистов!?

Опять ехали молча, пока не увидели кучу искореженных рельсов с разломанными пополам шпалами, печально висящими на них. Египтяне не убрали рельсы, изогнутые в разные стороны, и они лежали рядом с восстановленным полотном железной дороги.

– Их оставили, как своеобразный памятник англо-франко-израильскому варварству западных демократий и «борцов за права человека», – сделал вывод «Лемешев».

То, что все войны ведутся из-за денег, чужих территорий и чужих богатств, известно со времен Адама и Евы. То, что в ХХ веке войны велись из-за энергоресурсов и безопасных путей их доставки в страны Западной Европы и Америку, сегодня не знает только ленивый. Суэцкий кризис 1956 г. – яркое тому подтверждение.

Вот о чем я думал, глядя на «памятники», оставленные израильскими военными на египетской земле. Чуть больше 10 лет назад их близкие погибали в фашистских застенках, в фашистских газовых камерах, а что натворили они в 1956-57 гг. на Синае?

Тогда я не знал, что буквально пару лет назад – в 1961 г., подобные мысли высказал выдающийся историк ХХ века Арнольд Тойнби. Высказал публично, громко, не побоявшись обвинений в антисемитизме. В беседе о правах человека с израильским дипломатом Яковом Херцогом, советником нескольких премьер-министров Израиля, он высказал смелую мысль о том, что сионистское руководство Израиля ведет себя с арабскими соседями, как нацисты вели себя с Англией, Францией, Россией во Второй мировой войне, то есть как варвары, террористы, оккупанты. В той беседе он подчеркнул аморальный характер войны и оккупации чужих земель вообще, и арабских, палестинских земель Израилем в частности. Лицемерно рассуждая о страданиях еврейского народа, добившись равноправия, сионисты лишают равноправия палестинцев, – утверждал он.

Он напомнил своему израильскому собеседнику о событиях Суэцкого кризиса: бомбежки гражданских объектов Египта британской авиацией. Как же так? Англичане осуждают немцев за бомбежки английских городов в годы Второй мировой войны, а теперь сами, как фашисты тогда, бомбили гражданские объекты в арабской стране.

Привел Тойнби и другой пример: миллионы евреев пострадали от нацизма, многие погибли в фашистских застенках, а оставшиеся в живых евреи, служа в израильской армии, несут подобные страдания, смерть арабам, палестинцам. Это подлинная трагедия еврейской диаспоры, когда нация пострадавшая от геноцида, использует геноцид против другой нации. Вот такую точку зрения высказал Тойнби, выдающийся историк ХХ века…

Весь первый день мы колесили по Синаю. Проехали мимо военной базы ООН с голубым флагом на штоке. Посмотрели заштатный городишко под названием Ал-Ариш. Постояли на границе с Израилем возле мандаринового сада. Поздно, когда наступила ночь, добрались мы до Газы и остановились в двухэтажной гостинице, расположенной неподалеку от морского берега. Поужинали и улеглись спать.

Утром заехали на базар. Сплошные ряды лавчонок. Такие базары появятся на советской земле в черные ельцинские годы в каждом российском городе.
Лавки ломились от товаров. Первым делом я купил большое одеяло из верблюжьей шерсти. Оно нас спасало от холодных ночей в Каире. Себе и жене – свитеры и модные в ту пору короткие пальто из искусственной кожи.

2
В 1964 г. арабская сторона обратилась к Москве с просьбой прислать ей тяжелые, фугасные огнеметы и офицера, способного обучить египетских офицеров и солдат владеть этим грозным оружием в условиях горной местности. Москва прислала и тяжелые огнеметы, и советского офицера.

Меня пригласил капитан Астахов и сообщил, что после отъезда советника, с которым я работал полгода, я буду работать с новым офицером.

– Будете создавать с майором школу огнеметчиков. Он прибывает послезавтра. Поедешь его встречать. Зайди вечером в офис, попроси, чтобы тебя взяли на аэродром. Узнаешь, где его собираются размещать. Желательно недалеко от твоей квартиры.
– Будет сделано. Не беспокойся.

Я сделал, как велел старший переводчик. Сходил в офис. Поговорил с паспортистом, ответственным за встречи и проводы офицеров миссии.

Я любил каирский аэропорт – просторный, чистый, прохладный. Он на всю жизнь запомнился мне как ворота в совершенно фантастический, сказочный мир. Во многих аэропортам мне пришлось побывать позднее, но каирский остался милее моему сердцу, чем все остальные, в которых я побывал за свою жизнь.

Мы приехали в аэропорт. Дождались самолета Аэрофлота. Обнаружить советских в толпе пассажиров легко. Они, как правило, одеты в черные костюмы, белые рубахи, галстуки, полученные на военном складе на Хорошевском шоссе. Они пугливо осматриваются по сторонам: а вдруг не встретят?! Что тогда?
Я попытался отыскать огнеметчика. Он майор. Значит моложе полковника. Чуть меня старше. Я приметил одного молодца в черном костюме, но рядом с ним шла женщина, как мне показалось, намного его старше. Она вела мальчика лет пяти-шести.

Алексей Якунин оказался веселым и находчивым человеком. Широкоплеч, коренаст, с открытым русским лицом. Закончил училище. Направили служить в Прибалтику.

Жену звали Женей. Ее нельзя было назвать красивой – обыкновенное русское курносое лицо. Полнота при низеньком росте её старила.

Сынишка Петрик был похож на Алексея, как две капли воды. Отец в нем души не чаял. В свои пять лет Петрик был забавен и простодушен. Он славно пел. Когда мы позже обедали у Якуниных или у нас, Алексей просил сына спеть. Петрик обязательно взбирался на стул, принимал позу певца, и исполнял одну и ту же песню «Бабушка, заведи мне граммофон…». Слух и голосок у него был замечательный, и мы ему от души каждый раз аплодировали. Потом он по-взрослому кланялся и слезал со стула под наши аплодисменты и улыбки.

Через день утром мы поехали в Управление химической защиты. Арабский генерал-майор нас ожидал в своем кабинете. В креслах сидели несколько полковников и капитан. Последнего генерал представил нам как командира роты огнеметчиков. С ним нам предстояло работать. Его звали Мустафа.

Генерал просил Якунина подготовить роту огнеметчиков для боевых действий египетской армии, поддерживающей республиканцев, воюющих с монархистами, в Северном Йемене. Английская вежливость, аристократическая спесь, чашечки кофе. Генерал говорил на хорошем английском. Поколение Насера постоянно общалось с англичанами и потому говорило на языке колонизаторов свободно.

– Нам нужна рота тяжелых огнеметов для боевых действий в Северном Йемене. Легких огнеметчиков мы обучаем сами. Они хорошо зарекомендовали себя в боевых действиях в горной местности. Тяжелые огнеметы, насколько нам известно, весьма эффективны в боях в городе и в горной местности. Есть ли особенности, секреты подготовки огнеметчиков?
– Конечно, есть. Два секрета. Первый – это психологическое преодоление страха. В руках расчета огнеметчиков сто килограммов горящего напалма. Можно поразить цель на расстоянии пары сотен метров. Выстрел, и из рук двух солдат вырывается и летит струя горящего огня. Хорошо, если она летит в цель.
– А что может лететь и не в цель?
– Если сорвет, горящий напалм становится неуправляемым и опасным.
– А если его установить на машине?
– Уже установили, но на машине его по тропинкам в горы не затащишь. Главное достоинство тяжелого огнемета – внезапное применение. Разведка не всегда может выведать местонахождение огнеметов. Роту повзводно не трудно из резерва передислоцировать на нужное направление в ночное время, например.
– А второй секрет?
– Нужны особые мишени из толстого листового железа – стационарные и движущиеся.
– В чем сложность?
– Мишень сваривают из кусков железа. Огнесмесь плавит не только швы, но и железо.
– Думаю, мы найдем мастеров и изготовим нужные для обучения мишени. Командир роты, тыловики подготовят все необходимое для занятий. Сколько времени потребуется для планирования занятий?
– До конца недели справимся.
– Хорошо. Возникнут проблемы, обращайтесь ко мне, к моим заместителям, – и он указал рукой на двух сидящих полковников.
Возникла пауза.
– Пора прощаться, – прошептал я Алексею.
– Все ясно. Начнем работу прямо сегодня.
– Желаю вам успеха.

Все встали. Мы попрощались и вышли на улицу. Светило ярко весеннее солнышко. Пели птички на деревьях.
Водитель нашего автобуса ждал нас на улице.

– Теперь мы увидим генерала на стрельбах и перед твоим отъездом. Он пригласит нас на чашку кофе и поблагодарит.
– Ну и на том спасибо.

Мы сели в автобус.

– Видишь, какие шофера дисциплинированные.

Я обменялся несколькими арабскими фразами с водителем.

– Говорит, что его начальник предупредил. Он знает куда везти нас.
– Как это ты умудряешься говорить, не дослушав до конца мой ответ. Я так боялся, что ты наговоришь какую-нибудь отсебятину.
– Этот перевод называется синхронным.
– И письменно ты так же быстро переводишь?
– Нас научили военному переводу. Иностранный язык – очень забавная штука. Чем больше его учишь, тем он становиться интереснее и труднее.
– Почему?
– Потому, что узнаешь, как одну и ту же мысль по-разному выражают русские и англичане.
– Ты и по-арабски можешь?
– Только разговорный. Нашел хороший учебник. Очень красивый язык. Когда Насер выступает по радио – заслушаешься. Он говорит на простонародном наречии.

Помолчали. Алексей смотрел по сторонам. Ему все казалось интересным.

Шофер выехал из города по дороге на Суэц. Потом свернул на рокадную узенькую дорожку.

– А что про Йемен не спрашиваешь?
– Что спрашивать? Республиканцы воюют с монархистами и английскими колонизаторам. Ты газету читаешь, новости расскажешь.
– Ты не воевал в войну. Откуда огнеметы знаешь?
– Их на вооружении у нас давно нет. В училище нам о них немного рассказывали. Они сняты с вооружения. Механизированные остались. На гусеничном ходу. Мне в одной части показали старые фугасные перед самым отъездом. Показали, как их готовить к бою и использовать в горной местности.

Километра три мы ехали мимо воинских частей. У последнего шлагбаума автобус остановился. Это была наша школа огнеметного дела.

Нас ждали. Водитель спросил у часовых, куда проехать. Те указали на штабную палатку. Возле нее стоял газик.

Капитан Мустафа, командир роты, доехал быстрее и теперь поджидал нас у палатки. Рядом с ним стояли три лейтенанта и капитан. Среди пары рядов палаток мы заметили здание без окон. Как потом выяснилось, это был склад.

Мустафа представил нам офицеров. Капитан представился сам на прекрасном лондонском диалекте:
– Меня зовут Юсеф. Я командую ротой легких огнеметов. Я хочу научиться владению тяжелыми огнеметами. Думаю, мне это пригодиться.
Мустафа пригласил всех пройти в штабную палатку. Предложил кофе. Его готовил повар на кухне в палатке рядом.
Мы заговорили о планах нашей совместной работы. Капитан свободно говорил на английском. Лейтенанты молчали. Они понимали, о чем идет речь, но говорили по-английски хуже Мустафы. Поэтому все наши дела мы решали в основном с капитаном.
– Давайте решим вопрос о мишенях.
– Их два типа. Стационарные и движущиеся. Горящий напалм сжигает железо, плавит швы сварки. Десять выстрелов и мишени нет. Мишень огромная – танк в профиль или в анфас. Ее надо закрепить на коляске. Коляску надо прицепить длинным стометровым железным канатом к автомашине. Автомашина тащит мишень, и расчеты по очереди в нее стреляют.
– Значит и рельсы будем прокладывать?
– Да. Все это надо изготовить и доставить на наш полигон. Это все изготовить просто, – сказал Алексей.
– Это у нас просто. Государственный завод все изготовит. У них частник все делает, – пробормотал я.
Капитан задумался: надо ехать в город, искать мастерскую. Она примитивная. Где-то надо купить колеса у железнодорожников.
– Ты ему задач поставил на целый год, а он должен их все решить за пару недель. Так быстро они работать не приучены. Не пугай его.
– Ладно. Скажи ему: вместе поедем и найдем мастерскую, объясним. Все сделаем. Сейчас надо написать план работы на год, составить расписание занятий, начертить схемы мишеней. Работы много. Нам нужна канцелярские принадлежности и машинка. Это первый этап, причем тоже довольно сложный.
После совещания капитан показал нам нашу палатку-кабинет. Она стояла рядом между штабной и буфетом. Солдаты жили в больших брезентовых палатках. Их было много. Мы дошли до склада. В нем на полках лежали тяжелые огнеметы, выкрашенные в зеленый цвет и покрытые толстым слоем смазки. Я видел их первый раз в жизни. Это метровые трубы около 10-12 см диаметром, заваренные с обеих сторон.
– Тяжелые?
– Пустые нет. С огнесмесью – более сотни килограмм. Поэтому в расчете два-три человека. Одному не поднять. Скажи, пусть десять штук отмоют для учебных занятий.

Я перевел.

– Сперва обучим офицеров, потом они по-арабски станут обучать солдат. Лейтенанты переглянулись и вопросительно посмотрели на капитана.
Начали работу над документами. Якунин писал, я переводил и печатал на машинке. Капитан крутился возле нас, читал переводы, задавал вопросы. Алексей отвечал, чертил схемы. Нашли солдатика, который нарисовал схемы, сделал красивые надписи по-арабски.
К концу недели пакет документов на английском языке был готов. Капитан отвез его в Управление и вернулся довольный.
– Одна гора с плеч. Теперь учеба и мишени, – подвел итог Алексей.
Капитан и Алексей поздравили друг друга с успешной подготовкой документов и пожали друг другу руки. За неделю мы успели сдружиться с капитаном.
– А огнесмесь? Как и кто ее будет делать? – спросил я.
– Верно. Я напишу заказ. Подробно изложу в какой пропорции применять загустители. Скажи ему!

Начались учебные будни. Утром мы прибывали на службу. Шли в учебную палатку. Офицеры нас ждали. Вместе пили кофе и начинали занятия. Якунин рассказывал, показывал. Я переводил. Если бы они понимали, каким сочным русским языком Алексей толковал им прописные истины огнеметного искусства! Он имел редкую способность говорить о серьезных вещах в шутливом тоне. Он запомнился мне вольнодумными шутками и прибаутками.

Употреблял их и в разговорах с арабскими офицерами. Они его русских прибауток не понимали. Не понимали, почему я тихо посмеиваюсь, переводя объяснения Якунина на вполне приличный английский.

Через пару дней занятия перенесли на местность. Начали учить капитана и лейтенантов, как закреплять огнемет в песке. Надо было копать песок, обтесывать колышки топориком, рыть окопчик. Лейтенанты хотели было привлечь для физической работы солдат. Якунин объяснил, что командиры обязаны уметь делать все виды работ сами. Учить солдат они могут только личным примером.

– Не бойтесь грязной работы, ребята. Вперед и с песней, – Якунин, в чистой белой рубахе и черных шерстенных брюках, сам брался за лопату, топорик; копал, подкапывал, забивал колышки.

Недовольные лейтенанты работали вместе с Якуниным.

Устанавливать огнемет в песке, надежно прикреплять его к земле – дело довольно сложное. Одно дело установить его в твердой почве, другое в – песке.

– Не закрепишь как следует, он может «сыграть».
– А вдруг у нас «сыграет»?
– Главное, ты никогда на стрельбах не отходи от меня ни на шаг. Я всегда буду находиться в безопасной зоне рядом с огнеметом. Справа и слева в нескольких шагах он безопасен, даже когда «сыграет». Понял?
– Понял. Теперь им объясни, где должен находится расчет и почему именно там, и только там, где я указываю, можно рыть окопчик.
– Научатся укреплять в песке, в твердом грунте устанавливать легче. В Йемене в горах почва твердая.

Учебный процесс начался.

3
В те дни в Каире царила мирная жизнь. Военные специалисты и переводчики ходили в штатском. На службу приезжали к 9 часам утра. В два часа возвращались домой, обедали и, как рекомендовал нам наш военный врач, погружались в послеобеденный сон. С двух до пяти в Каире стояла жуткая жара. В иные дни градусник показывал 40-45 градусов Цельсия. На три часа закрывались магазины и учреждения. Горожане ждали вечерней прохлады.

Вечерами мы шли на советскую виллу, пили пиво, вино. Играли в настольный теннис и волейбол. Устраивали соревнования волейбольных команд. В летние месяцы мы покупали абонементы для иностранцев в местные спортивные клубы и плавали в бассейне.

По выходным организовывались экскурсии для офицеров и их семей. Переводчики ходили в каирские кинотеатры и смотрели американские и французские фильмы с джазом, Эльви Пресли, Брезжит Бордо, Марлен Монро. В кинотеатрах мягкие кресла, прохлада. Можно курить. Разносят прохладительные напитки, сигареты, сладости. Мы приобщались к буржуазной культуре. Так текла наша жизнь.

Широкая улица бежит через весь центр Каира, но сужается к мосту на Замалик. Каждое утро в восемь мы с Якуниным встречаемся на углу. Мы ждем служебный автобус. Я покупаю «Иджипшиен газетт» у мальчишек и в автобусе просматриваю египетские новости.

Улица работает в полную силу с раннего утра. Бензиновая гарь и жаркая пыль стоит над ней. Дымят старенькие темно-бордовые автобусы с груздями висящих на дверях пассажиров. Отравляют воздух расписанные арабской вязью грузовики. Сдерживают потоки машин ослики. Они не обращают внимания на автомобили и не спеша тащат двухколесные тележки с фруктами и овощами в ящиках.

Подходит автобус с советскими офицерами. Все в штатском, включая арабского водителя-солдата. Мы рассаживаемся на сидения. Обмениваемся новостями.

Проезжаем мост. Трудяга Нил равнодушно катит свои тихие воды. Вдыхаем легкую прохладу, идущую от Нила, через открытые двери автобуса. А вот уже кинотеатры, величественное здание Верховного суда, потом железнодорожный вокзал с фонтаном и огромной статуей Рамзеса, шагающим из древности в настоящее.

И всюду бесконечные потоки пешеходов. Мелькают белые и полосатые галобеи, помятые костюмы, черные платья и платки, легкая модная одежда, бедуинки в парандже – все слои так называемого местного среднего класса и бедняки. Пареньки виляют в толпе на велосипедах с широкими легкими решетками на голове, заваленные горой лепешек или булок. Прямо на тротуарах бреют и стригут уличные цирюльники. Мальчишки разносят черный сладкий чай сидящим на корточках у стен домов мужчинам. Стучит бронзовыми стаканчиками, как кастаньетами, продавец щербета, который он наливает из пузатой большой бутыли, висящей на ремнях у него за спиной.

Низенький и располневший, мягкий по характеру, капитан Мустафа начал лысеть в свои 28 лет. Внешне он был похож больше на бухгалтера, чем на командира. У него не было ни командирского голоса, ни строевой выправки, ни суровости во взгляде. Это был гражданский в душе человек из тех, кто никогда не может огрубеть на военной службе. Из таких людей получаются добрые и справедливые командиры.

Как мы узнали позже, после окончания университета он поработал несколько лет в гражданской фирме инженером. Затем ему предложили службу в кадрах египетской армии. Он согласился. Закончил курсы и год тянул лямку взводного. В армии он получал денег больше, чем на гражданке. Собирался жениться, невеста красива и молода, но денег на приобретение квартиры пока не собрал. Других источников дохода у него кроме военного жалования не имелось. А жалование его было не велико, как и у нашего ротного.

– Может займу, а так вся надежда на Йемен, – признался он.

Капитан выполнял все рекомендации Якунина беспрекословно и в срок. Обучение офицеров и солдат шло как по маслу. Через пару недель мы начали обучение практической стрельбе напалмом. Офицеры и солдаты закрепляли огнемет в песке надежно. Иногда были проколы: при стрельбе огнемет немного смещался, напалм летел мимо цели. Но ни разу ни один огнемет не «сыграл», не полетел в обратную сторону. На всякий случай во время практической стрельбы в радиусе нескольких сот метров никого, кроме нас с Алексеем и расчета с лейтенантом, не находилось. Солдаты и офицеры наблюдали за нами издалека.

Правила безопасности соблюдались беспрекословно. Еще большим достижением считали мы, что все офицеры, включая самого капитана, научились окапываться, прицеливаться, укреплять огнеметы в песке и не бояться горящего напалма, выстреливаемого из огнемета. Они учили солдат этому мастерству и, как нам казалось, даже были благодарны Якунину за то, что он настоял, чтобы они все овладели мастерством огнеметания.

Владению легким, ранцевым огнеметом солдат обучали арабские офицеры. Он прост в обращении. Тяжелый или фугасный огнемет менее подвижен. Его надо подвезти на машине или лошади к огневому рубежу, прочно установить на поверхности земли заранее, терпеливо ждать приближающегося противника. При появлении противника, огнеметчики открывают огонь из одного или нескольких огнеметов и поражают его. Сто килограммов горящего напалма, прилипшего к танку или бронетранспортеру, – это неминуемая гибель экипажа и боевой машины.

Напалм применялся не только Египтом в Йемене. Американская авиация необычайно широко применяла его в Корейской войне (1950-1953 гг.) и во Вьетнаме (1964-1973 гг.). Широко напалм применялся израильской авиацией в войнах против арабских народов. Кто служил в Египте после войны 1967 г. и не раз попадал под израильский напалмовый дождь, тот знает об этом не из газет.

4
Мы подружились с арабскими офицерам и скоро обсуждали с ними различные темы бытия. Разговор нередко шел и о политике. Мы рассказывали им о Советском Союзе. В беседах мы пытались убедить их, выходцев из состоятельных семей и среднего класса, в преимуществах социализма. О преимуществах арабского социализма ежедневно трубила египетская пресса.

Богатым было достаточно той свободы, которую они автоматически обретали с землевладением, собственностью. Они считали справедливым строй, в котором абсолютное большинство населения прозябает в нищете и бесправии.

Выходцы из среднего класса (их среди младших офицером было немало) мечтали разбогатеть. Они не хотели замечать ни трущоб, ни их обитателей. Если и замечали, то по их убеждению общество и должно быть так устроено. Деньги, золотой телец, особые привилегии – вот что главное в умах этих людей в любой капиталистической стране. Чем больше денег и выше социальный статус, тем больше привилегий и свободы! Это деление на богатых и бедных дано Богом!

А были ли мы сами убеждены в преимуществах новой русской социалистической цивилизации? Да, были. Я не сомневаюсь в этом и сегодня. Дело не в колбасе, а в правде. В нас воспитывали чувство справедливости. Что справедливо? Равенство в «хрущевках», отсутствие бомжей и беспризорников или разделение общества на кучку обитателей дворцов и миллионов нищих? Обязанность каждого члена общества честно трудиться на государство трудящихся или воровать, грабить, наживать миллионы долларов на эксплуатации народа и вывозить награбленное в американские, израильские и английские банки?

Что справедливо? Право трудящихся избирать представителей своих трудовых коллективов в Советы депутатов трудящихся или право избирать в парламент только защитников привилегий кучки воров и бандитов? Бесплатное для всех граждан образование и здравоохранение или платное образование и дорогостоящие медицинские страховки для малой части населения страны?

Если Мустафа был трудягой и молчуном, предпочитал больше работать, чем говорить, то Юсеф на его фоне выглядел аристократом. Голубоглазый, высокий, широкоплечий, крупный, стройный офицер. Представляю, как за ним гонялись каирские невесты: богат, красив, улыбчив.

Он говорил по-английски лучше меня – на лондонском диалекте, потому что учился в Англии; по-французски, потому что жил у дяди и учился в парижской школе. Хотя он закончил Американский университет в Каире, он был патриотом своей Родины. Насеровский режим Юсеф не жаловал и рассказал мне немало анекдотов о Насере и его реформах.

– Какой же ты патриот? – спрашивал я его.
– Насеры приходят и уходят, Египет остается.
– За что ты его не любишь?
– Чего его любить? Часть земли у нас забрал. Дед переписал всю землю на всех родственников, чтобы вписаться в ограничения, предписанные его земельными реформами. Под угрозой наш семейный бизнес с Францией. Насер не понимает, что только мы, богатые можем стать опорой его режиму. А вот его непримиримую позицию по Израилю мы поддерживаем.

Алексею было интересно участвовать в наших беседах. Я кратко переводил ему содержание наших бесед. Он редко вмешивался, но на этот раз он не выдержал и заговорил:
– Смотри, Юсеф. Вот вы ругаете Израиль. Он такой, сякой. И это, вроде, правильно. Но иногда надо посмотреть в зеркало и на себя. До приезда в Египет я и не предполагал, что миллионы арабов могут жить в такой ужасной нищете и диком рабстве. Можно издеваться над солдатами. Они дети феллахов. Разве можно так издеваться над молодыми парнями?! Разве можно сгонять полуголых голодных попрошаек на строительство домов и дорог?! Разве это справедливо? – неожиданно горячо заговорил Якунин.
– Израиль во всем плох, а Египет по всем параметрам хорош? – поддержал его я. – Я не уверен, что в Израиле царят такие же дикие порядки в армии, как в вашей. Извини меня за резкость, но я привык говорить правду. Меня всю жизнь учили справедливости и уважению к людям.
Многое удивляло нас, советских офицеров. Мы сидим с Алексеем в своей палатке. Вот привезли солдатский завтрак на грузовике. Солдаты сгрудились возле кормушки, расстелили кусок грязного брезента на песке. Водитель через открытую заднюю стенку кузова столкнул руками и ногами лепешки на брезент. Солдаты брали лепешки, разрывали их пополам. Получалось как бы два кармана. Затем они подходили к солдатику, разливавшему похлебку в эти карманы из термоса.
– А что им наливают в лепешку?
– Фуль, сваренную фасоль. Такой завтрак ест вся арабская беднота. Дешево и питательно. Лепешки и фуль продают рано утром на всех улицах Каира.
– Никакой гигиены.
– К сожалению.

Через пару недель мы приехали пораньше. Рота легких огнеметчиков была построена на плацу. Сержант гонял вдоль строя провинившегося солдата. В дикую жару на того напялили шерстенную шинель, и он, обливаясь потом, спотыкаясь, шел гусиным шагом на солнцепеке вдоль строя. Солдаты молча наблюдали за этим издевательством над их собратом.

– А это что такое? – спросил Алексей.
– Что не видишь?! Экзекуция. Ладно хоть одеяло не накинули поверх шинели.
– Видел с одеялом?
– Приходилось. Нам приказано не вмешиваться.

Когда минут через десять прибежал в нашу палатку Мустафа, Алексей показал ему рукой плац и произнес строго:
– Прошу вас, господин капитан, в нашем присутствии подобных издевательств над солдатами не устраивать!

Я замялся.
– Переведи слово в слово, что я сказал.

Я перевел. Мустафа молча вышел. Крикнул что-то сержанту и пошел к нему навстречу. Тот подбежал к Мустафе. Капитан что-то ему сказал. Сержант вернулся, подал команду. Солдаты повернулись направо и пошли строевым шагом с плаца. Оставленный солдат в шинели упал на песок. К нему подбежали два солдата и утащили его в ближайшую палатку.

Встретили Юсефа. Тот уже знал об инциденте.

– Наказали за самоволку. Ездил к отцу. Помогал собрать урожай. Дисциплина одна для всех.
– И для офицеров, – уточнил сердито Алексей.
– Сравнил.
Больше до конца нашего пребывания в батальоне подобных экзекуций не проводилось. Нам показалось, что после этого инцидента солдаты стали теплее относиться к нам. А может нам просто показалось.

5
По выходным мы с Якуниными ездили на экскурсии. Побывали на пирамидах и у Сфинкса, в охотничьих домиках Фарука, в Цитадели, несколько раз ездили в зоопарк и там катали детей на слонах. Каждый вечер мы проводили на советской вилле. До нее пятнадцать минут ходьбы. Семьями гуляли по набережной Нила. Когда ездили по магазинам, с детьми оставалась обычно Женя.
Иногда мы с Алексеем брали фотоаппараты и отправлялись бродить в центр, старый Каир. Нам встречались арабы в белых и полосатых галобеях, слуги, торговцы в лавчонках, приехавшие из деревень феллахи. Шли мелкие служащие в застиранных костюмах и рубахах, засаленных галстуках.

По утрам можно было наблюдать, как с древних, сохранившихся с фараоновых времен деревянных тележек торговали лепешками и фулем (вареные без соли на медленном огне бобы).

Днем водоносы в галобеях с самодельными напитками со льдом в стеклянных огромных бутылях, висевших на ремнях за спиной, щелкали бронзовыми стаканчиками, как кастаньетами, рекламируя свой дешевый товар.

Большинство арабских женщин шли с открытыми лицами. Молодые – в ярких красивых платьях или коротеньких, модных юбочках. Замужние женщины – в окружении малолетних детей, в черных платьях и черных легких платках даже в самых жаркие дни.

В кафетериях пожилые упитанные и никуда не спешащие рантье в костюмах, некоторые еще и в турецких фесках с кисточкой, сидели часами, за чашкой крепкого кофе, курили шишу, лениво глазели на прохожих.

Вот паренек в галобее на стареньком велосипеде развозит пирамиду булочек на большом легком подносе. Поднос держится на голове. Он его поддерживает одной рукой, а другой ловко управляет велосипедом, умудряясь не наезжать на прохожих.

Вот торговец овощами с деревянной тележки громко и однообразно рекламирует свой не очень свежий товар. Вот группа мужчин в галобеях, сидя на корточках, пьет сладкий и крепкий чай на тротуаре у чайной. Рядом брадобрей стрижет волосы юноше, мастерски орудуя ножницами.

Жизнь на улицах Каира кипит с раннего утра до позднего вечера. Как стемнеет, открываются кабаре и ночные заведения. Сутенеры предлагают мадам или порнографические открытки.

В один из выходных я поехал на Оперную площадь на книжный развал.

На книжный развал я повадился как только меня перевели из Дашура в Каир и поселился в гостинице «Докки». В книжных магазинах много хороших книг на английском, но цены кусались.

Книжный развал – длинный ряд прилепившихся друг к другу лавчонок букинистов тянулся возле стены старого сада. Каждая лавчонка – это широкий шкаф с навесом и столом, заваленным пыльными книгами. Книги стоят на полках, лежат стопками и россыпью на тротуаре – всюду, где только можно их примостить. Покупатели роются в том пыльном царстве с утра и до позднего вечера, когда развал освещается яркими допотопными газовыми лампами, произведенными на свет при царе Горохе.

Тогда площадь украшало белокаменное здание оперы и балета, построенное сто лет назад. Того самого театра, в котором впервые шла опера Верди «Аида» после открытия Суэцкого канала, и в котором я с офицерами смотрел эту оперу впервые в жизни в исполнении итальянских и югославских певцов.

Хозяин каждой лавчонки на развале восседает на древнем, почерневшим от времени табурете или беседует, сидя на корточках, с соседями. На лице каждого – маска безразличия: будто им все равно, смотрят ли покупатели книги или нет. Но краем глаза каждый царедворец следит за порядкам, и стоит покупателю оглянуться в поисках хозяина, чтобы, поторговавшись, заплатить несколько пиастров за покупку, хозяин вскакивает и важно, с безразличной миной на лице подходит к счастливчику. Нередко несколько лавочников собираются вместе и пьют крепкий чай, заказанный тут же в уличной чайной. Нередко они молча наблюдают движущийся вокруг них шумный мир.

Я успел познакомиться с несколькими лавочниками, у которых на столах находил книги на европейских языках. Они даже пытались подыскивать для меня книги по истории Египта на английском и французском. Я подолгу шутил с ними на арабском. Говорил с ошибками, но они меня понимали. Они рассказывали мне анекдоты на современные темы – о Насере и его социалистических реформах, о взяточниках, ленивых египетских бюрократах. Когда я находил какую-то нужную книгу, я торговался с хозяином, потому что так было принято, Уважающий себя покупатель обязан торговаться, чтобы развлечь немного умирающего от скуки хозяина в галабее.

Каирский развал – это своеобразный мир книг с арабской вязью на твердых и мягких обложках. Это мир Корана и мусульманской философии, сказок тысяча и одной ночи. Здесь я любовался простенькими крошечными и гигантскими роскошными изданиями Корана, в инкрустированных шкатулках и без них; ровными рядами многотомных сказок в обложках-близнецах. Я брал в руки эти красивые тома и гладил их ладошкой: настолько они мне нравились. Здесь не раз я жалел, что не научился свободно читать по-арабски, чтобы прочитать всю эту уйму книг, выставленных на развале.

Моя персона «хаваги» (иностранца) привлекала внимание лавочников, потому что иностранцы редко появлялись в их дешевеньком царстве. Для туристов открыты современные магазины, не уступающим своими богатствами книжным магазинам Лондона, и Парижа.

6
Как-то раз мы с Юсефом размечтались. Я вспоминал свои студенческие годы и увлечение английской литературой. Рассказывал ему о том, что собираюсь поступать в аспирантуру, а после защиты диссертации работать в университете.

Он сообщил мне по секрету, что тоже бы с удовольствием ушел на гражданку и уехал во Францию к дяде. Там женился бы на француженке.

– Легкомысленная Франция мне нравиться больше, чем чопорная Англия.
– Губа не дура. А как же Израиль?
– Да прикончим мы его. И тогда все изменится.
– Но можно Израиль и не приканчивать. А жить с ним в дружбе.
– С Израилем в дружбе? Разве можно жить с ним в дружбе? – гневно заметил Юсеф.
– Например, с Израилем можно мирно договориться. Почему не признать его права пользоваться Суэцким каналом наравне с другими государствами?

Платить будет золотом. Это доход для египетской казны. Во-первых, не придется нести непосильные расходы на армию, вооружение. Эти деньги государство может использовать на образование, больницы, строительство домов для трудящихся. Во-вторых, Израиль будет платить золотом за проход своих судов по Суэцкому каналу. Золото не пахнет. Его можно тоже расходовать на развитие промышленности в Египте. Кроме того, в Израиле проживает немало евреев, родившихся в Палестине. Палестина – их историческая родина. Даже те еврейские дети, которых привезли из Европы родители, выросли в этом государстве и считают земли своими. Разве не так?

– Так-то оно так, но это значит, что евреи должны жить в дружбе с арабами. А ты знаешь, что захваты арабских земель еврейскими колонистами начались еще в 30-е годы? А ты читал о восстаниях арабов в те годы, жестоко подавленные англичанам?
– Первый раз слышу.
– Поэтому не понимаешь. Историю надо знать. Мне тоже жалко еврейских детей, погибающих во время войны, но почему еврейским солдатам и офицерам не жалко убивать арабских детей, стариков, женщин?! Почему можно сгонять арабов с земель, которая принадлежит им около двух тысяч лет?
Юсеф говорил зло. Лицо его изменилось. В голубых глазах с длинными, как у девушки ресницами, мелькнула ярость и даже ненависть.
– Что вы ругаетесь? – спросил Якунин.

Я рассказал.

– Знаешь, Юсеф, я не политик, но ради справедливости скажу. Ну допустим евреи в Израиле плохие. Клюнули на пропаганду сионистов. Но что арабские шейхи, короли лучше? – спросил Якунин.
– Нефть помощнее любого новейшего вооружения! Так почему Израиль плохой, а Саудовская Аравия хорошая? Если она хорошая, то почему египетская армия воюет в Йемене против англичан и аравийских шейхов? Думаю, что Алексей прав. Надо искать и мирные пути решения Ближневосточных проблем,– продолжил я.
– В настоящее время таких путей нет и быть не может. Тройственная агрессия разве не доказательство тому? – сказал Юсеф.
Он резко поднялся со стула и выскочил из палатки.
– А ты не прав, – сказал Якунин. – Ты фактически предлагаешь арабам предательство. Это не могло не обидеть Юсефа.

Несколько дней Юсеф избегал меня. По утрам он молча подавал мне руку. Я переживал. Мы были откровенны друг с другом. Обсуждали события, происходившие вокруг нас. Не в моем характере портить отношения с товарищами. Я догадывался о причине его обиды на меня. Получилось, что я предложил египтянам предательство: избавитесь от вражды, помиритесь с израильцами и наступит мир и дружба между народами.

Как-то раз я подошел к Юсефу, взял его под руку, отвел в сторонку.

– Ну что ты на меня сердишься? Я понимаю, что спорол глупость. Извини.
– Ладно, извиняю, потому что знаю твои политические взгляды, потому что ты русский. Как ты мог предположить, что египтяне могут предать палестинцев? Эта наша арабская земля, и мы никогда не успокоимся пока на ней будет оставаться хоть один колонизатор. Мы устали жить то под турками, то под англичанами. Когда нам, арабам, дадут возможность жить, думать о своей судьбе самим. Почему все – американцы, евреи, англичане, французы, и русские – лезут к нам в учителя? Мы сами можем и будем сами решать свою судьбу.

Мы помирились. Я перегнул палку. В то время я был интернационалистом и поэтому осуждал любую форму проявления национализма. Я понял свою ошибку через несколько лет, когда оказался на Суэцком канале. Но об этом расскажу позже.

Мы помирились с Юсефом. Вскоре наши отношения наладились, и мы опять обсуждали некоторые политические проблемы.

– Ты одобряешь войну Египта в Йемене?
– Конечно. Там же воюют англичане. Сколько они могут издеваться над арабами?
– Согласен, но арабские шейхи и короли сотрудничают с ними. Чем они лучше сионистов или англичан?
– Почему мы выгнали Фарука, а йеменцы не могут выгнать своего Фарука? Мы помогаем им установить республиканский строй. Арабские республики быстрее объединятся против Израиля. Вот ты мне рассказывал, что в прошлом году ездил в Газу. Ты заметил, как калечили, отступая, сионисты железную и автомобильную дороги?
– Еще бы не заметить. Тебя, Юсеф, не поймешь. Ты то ругаешь Насера, смеешься над его реформами. То защищаешь его антиимпериалистическую политику!
– Защищаю Насера, потому что он не разрушитель, как Фарук, а созидатель и объединитель арабов. Он хочет, чтобы арабы стали гордым и самостоятельным народом. Ругаю, когда он пытается срубить сук, на котором сам сидит. Буржуа и землевладельцы – тоже египтяне, как и он сам. Надо уважать их права.

7
Однажды утром наш Мустафа вручил мне и Алексею приглашения на свадьбу.

– Квартиру уже купил?
– Купил. Обо всем договорился с ее родителями. Так что приходите, пожалуйста. Я уже сказал родственникам, что вы придете.
– Обязательно придем.

Когда мы остались в палатке одни, Алексей спросил:
– Ты обещал придти, а разрешит ли офис Пожарского?
– Разрешит и микробас даст.
– Вот погуляем. Выпьем и закусим. Песни попоем.
– Ты глубоко ошибаешься. У них на свадьбе не пьют и не закусывают. Я читал кое-что об арабских свадьбах. Вероятнее всего, нас приглашают на торжества по случаю подписания контракта между семьями жениха и невесты.
– Это как?
– Приглашенный мулла скрепит брак подписанным женихом и отцом невесты письменный контракт. В нем обозначены собственность, приданное, которое дают за невестой. В случае развода муж обязан вернуть приданное жене.
– Ну и дела! А потом?
– А «потом» будет не в этот день, позже – после семейных приемов в доме отца жениха и отца невесты. «Потом» произойдет в квартире, которую купил капитан. Строго по обычаю молодые должны провести медовый месяц вдвоем. Через девять месяцев ждут потомство. Если родится мальчик – это великая радость. Если девочка – то радости гораздо меньше. Она уйдет в семью своего будущего мужа. Одни расходы.
– А как же служба?
– Дадут несколько дней отпуска.

Разрешение мы получили и в ближайшую пятницу после обеда поехали на свадьбу. Она состоялась не в ресторане, а в каком-то старом клубе, расположенном не в богатом районе Каира.

Нас встретили и провели в зал со сценой. Жених в черном костюме и невеста в белом платье и фате сидели в позолоченных высоких царских креслах. У невесты ничем не примечательное лицо. Упитанная девушка, под стать нашему капитану. Видимо, что они принадлежат к одному и тому же сословию. Соблюдают одни и те же обычаи.

Возле молодых играли дети дошкольного возраста. Девочки в красивых ярких платьицах. Мальчики в черных костюмчиках, бабочках, белых рубашечках. Играющие дети возле молодых – это пожелание молодым иметь много детей. Пусть их у вас будет столько же!

Мустафа улыбнулся, увидев нас. Мы подошли к молодым. Поздоровались и познакомились с невестой. Она не говорила по-английски, и я им сказал по-арабски выученные наизусть приветственные слова, которые принято говорить в данном случае.

Мустафа пригласил нас сесть на стулья в первом ряду. Мы уселись. Зал с интересом нас разглядывал. Арабские гости уже знали, что на свадьбу приглашены русские офицеры. Мы поняли, что капитан гордился тем, что на его свадьбу прибыли иностранцы. Многие из присутствующих, видимо, впервые видели русских людей вблизи. Они знали, что сотни русских работают на строительстве Ассуанской плотины, на металлургическом комбинате в Хелуане, в армии. Но увидеть русских на свадьбе в компании с простыми арабами – это уже экзотика.

Простой народ Египта относился к советским людям с осторожностью. Они считали нас «неверными», причем самого худшего пошиба – атеистами. Когда встречали советского космонавта Гагарина в 1961 г., весь Каир вышел на улицы, чтобы увидеть и поприветствовать его. Он стал первым иностранцем в Египте, которого арабская красавица расцеловала на официальной встрече в аэропорту. Имя Юрия Гагарина знал каждый мальчишка в Египте.

Прибыл мулла. Нас с Алексеем пригласили в отдельную комнату как свидетелей на подписание контракта. Молодых все подходили поздравить. Разносили сладости и холодные напитки на подносах. Потом был короткий концерт. Танцовщица исполнила танец живота. После концерта гости начали прощаться и расходиться. Мы подошли к молодым, поздравили, пожелали им счастья и попрощались.
– А теперь поедем домой, да выпьем за молодых! – предложил Алексей.
Мы так и сделали.

8
Полгода пролетели незаметно. Наши подопечные офицеры и солдаты на учебных занятиях сжигали горючей смесью стационарные и движущиеся мишени, одну за другой.

Якунины уже собирались домой, в Союз. По выходным я ездил с ними по магазинам, на Золотой базар. Покупали подарки и сувениры родным и близким.
Приближались показательные стрельбы, финальный экзамен. Ох, как мы волновались перед показательными стрельбами! Если в Дашуре их подготовкой ведали генералы Расулбеков и Пожарский, Генеральный штаб египетских Вооруженных сил, потому что надо было согласовать действия ПВО и ВВС, то на нашем маленьком полигоне их подготовкой занимались Мустафа и Якунин. Согласовать надо было только движение цели с началом и окончанием стрельб. Возможно, кто-то приезжал из Управления химических войск, но нам об этом никто не говорил.

Мустафа спросил, на каком удалении и где конкретно безопаснее всего разместить гостей с генеральскими петлицами на вороте.

– Вот на том холмике, – осмотрев местность, ответил Алексей.
– А если сыграет?
– До холмика более 200 метров. С него хорошо все видно – и цель и огнеметчиков. Давай сходим на холм и посмотрим еще раз на полигон оттуда.

Мы сходили на холмик. Действительно, с него огнеметчики и мишени видны, как на ладони.

На следующий день на холме солдаты начали сооружать огромный навес для гостей. Он оживил однообразный пейзаж. За ним начинались стройные ряды солдатских палаток.

Все волновались. Все суетились, бегали. Мы работали, как единая команда, понимая друг друга с полуслова.

Стрельбы обещают быть зрелищными – от нескольких «плевков» огнеметов от огромной мишени размером с танк останутся лишь обгоревшие и искореженные рога да копыта.

Мы не сомневались, что наши подопечные продемонстрируют высокое мастерство; что стрельбы пройдут без сучка и задоринки. Однако даже в последнюю неделю Якунин на занятиях придирался к мелочам, как никогда прежде. Отчитывал всех без разбору даже за мелкие промахи. Но никто на него не обижался – ни солдаты, ни офицеры. Казалось, он на время позабыл все свои шутки-прибаутки.

Он подходил к каждому расчету, руками изо всех пытался раскачать огнемет, сорвать его с места, вырвать из песчаного плена. Однако все его потуги были напрасными. Ни один огнемет не сдался, не пожелал ни качаться, ни взлетать.

Все понимали, что майор Якунин в ответе за всех – за всю роту, за советские огнеметы. Случись что, не дай бог! Москва по головке не погладит! Алексей доложил генералу Пожарскому о готовности к стрельбам. Тот обещал обязательно приехать.

И вот наступил день экзамена на мастерство. Мы с Якуниным явились в белоснежных рубашках и черных брюках. Подопечные тоже не оплошали: все выглядели молодцевато в отглаженных и накрахмаленных светлых униформах. Начальство прибыло около 10.00. Пожарский приехал пораньше. Мы с ним успели поговорить, все показали, рассказали и вернулись к расчетам на огневой рубеж. Мустафа усадил генералов и полковников. Что-то рассказывал им, размахивая рукой то в одну, то в другую сторону полигона.

Якунин еще раз прошелся вдоль огневого рубежа, подбадривая всех солдат по-арабски:
– Кулю тамам (все готово)!
– Хадр, эфенди (так точно, господин).

Мы остановились у последнего расчета.
– Будем стоять здесь.
– Может лучше у первого огнемета стоять? Вдруг сыграет!
– Не сыграет. Пусть только попробует. Скажи: пусть не дрожат. Отстреляемся на отлично.

Прибежал запыхавшийся Мустафа. Он еще раз по-арабски подробно объяснил подчиненным боевую задачу.
– Ну что, начнем? – спросил Мсутафа.
– Пусть дает команду «Огонь».

Капитан махнул рукой водителю, стоявшему у грузовика вдалеке. Тот пулей влетел в кабину, завел двигатель и потянул мишень. Вот она попала в сектор обстрела первого расчета. Огнеметчик дернул спусковой крючок, огненная струя пролетела низко над пустыней и ударила мишень. Мы слышали громкий удар и увидели как капли огнесмеси разлетелись во все стороны. Через минуту-две взвилась вторая огненная струя. Потом третья, четвертая… Последний расчет, возле которого мы стояли с Алексеем, посылал свою струю в искореженные и обгоревшие, пылающие остатки толстенного куска железа, из которого была сварена конструкция мишени. Струя пролетела над тем, что осталось от мишени, и разлилась по пустыни позади нее. Пустыня горела.

Если бы цели были реальные, то несколько танков или автомобилей давно бы замерли навсегда и пылали кострами после взрыва двигателей и бензобаков, а вокруг бы бегали горящие и орущие от боли и страха солдаты и офицеры.

Последний шипящий выстрел и наступила тишина. Глухая и страшная. Грузовик еще волочил пылающий костер мишени. Потом остановился. Водитель выскочил из кабины посмотреть, почему все стихло. Я видел это краем глаза.

– Встать, – скомандовал Мустафа.

Солдаты вскочили на ноги и выстроились у своих огнеметов. Мы обернулись к гостям, о которых успели забыть на время стрельб. Гости стояли и аплодировали. Капитан подбежал к нам. Мы втроем обнялись. Прибежали офицеры и мы, разгоряченные и радостные, прижались друг к другу. Стояли так несколько мгновений. Солдатики стояли по стойке смирно.

– Вольно! Разойдись! – скомандовал Мустафа.

Солдаты тоже радостно обнимались: никто не промазал.

Мы, офицеры, быстрым шагом, потом бегом направились к гостям. Впереди бежал Мустафа.

9
После отъезда майора Якунина приказом генерала Пожарского меня включили в группу переводчиков-преподавателей русского языка на краткосрочные курсы. Курсы были организованы по просьбе египетской стороны для старших офицеров, отобранных для отправки на учебу в советские военные академии. Программу обучения мы разработали самостоятельно. Обучали самым ходовым словам и выражениям, чтобы, приехав в Союз, офицеры могли на первых порах обходиться без переводчиков. Офицеры с удовольствием зубрили русские фразы. Пожарский лично несколько раз посещал занятия на наших курсах. Через пару лет офицеры вернулись на родину. Некоторых из них я встречал в войсках. Они свободно говорили по-русски и с удовольствием рассказывали мне о своих московских приключениях.

В 1965 г. я работал с майором из Киева. Он приехал обучать арабских офицеров ремонтировать радиолокационные станции орудийной наводки СОН-9.

Он рассказал, что в первый раз, в 1957 г., он уже приезжал с подобной миссией, но с чешским паспортом в Каир. Вначале советские поставки вооружения шли через Чехословакию.

– Чешское посольство снабжало нас пивом, – шутливым тоном он рассказывал мне о первой командировке. – Насер поселил нас в плавающей гостинице на Ниле. По вечерам вокруг нее вились «ночные бабочки». Потом приехала первая группа офицеров с советскими паспортами, нас, советских офицеров, включили в нее. Политработник, прилетевший в составе этой группе, начал проводить с нами «воспитательную работу», вытравлять из нашего сознания «буржуазную ересь». Так в Египте появилась первая группа военных специалистов…

Всякое случалось с переводчиками, особенно после войны 1967 г.. И под обстрелами не раз бывали. И напалм и горящих солдат и офицеров, бегающих и орущих, вокруг себя не раз видели. И убивали их наповал израильские летчики. На войне, как на войне.

В 1965 г. не избежал трагичной гибели и наш товарищ Алексей Калябин. Он погиб под Каиром. Помню, это случилось в субботу. Разбился наш транспортный Ил-12 рядом с аэродромом. Он направлялся в Йемен. Самолет взлетел и «просел», когда убрали закрылки. Летчик майор Гриша Казаков не учел очень жаркой погоды. Самолет рухнул на землю. Коснувшись земли он развалился на две части. Хвостовая часть упала на некотором расстоянии от взрыва самолета с полными баками горючего. Техническая неисправность. Погибли почти все члены экипажа, включая Лешу. Остался в живых только стрелок, сидевший в хвостовой части. Он невероятным усилием открыл люк и успел отбежать в пустыню. Разрозненные остатки тел экипажа запаяли в гробы и отправили в Союз.

Помню, еще вчера, в пятницу, мы семьями сидели в бассейне охотничьего клуба в Гелиополисе, куда мы переехали. Леша с кинокамерой в плавках суетился у бассейна. Он выбирал моменты, чтобы запечатлеть на пленку своих жену и сына, плавающих в голубой воде. Бегал мимо нас. Так и запомнили мы его с той камерой, которую он приобрел в Йемене. Он любил свою жену и был предан ей сердцем и душой. Любил своего четырехлетнего сына. Они хотели жить, строили планы на будущее. Но все планы рухнули в ту «черную» субботу.

Жена, видимо, жалела потом не раз, что не снимала в тот день своего Лешеньку на пленку у бассейна. Таким и запомнился нескладный Леша в плавках нам на всю жизнь. Калябин был первым переводчиком из моих сослуживцев, погибшим при выполнении своего интернационального долга!
Один из моих товарищей, с которым мы летали бортовыми переводчиками, чуть было не погибнет. Его лицо изуродует осколок израильской бомбы. Он разрежет ему лицо вдоль линии рта, и вечная улыбка навсегда обезобразит его красивое молодое лицо. Другой мой товарищ из Ленинграда погибнет в африканских джунглях, и я узнаю о его гибели через несколько лет от товарищей, когда вернусь из загранкомандировки на родину…

Пройдет пять лет. Я приеду во вторую командировку после Шестидневной войны и буду служить в дивизии первого эшелона на Суэцком канале. Однажды мы с советником полковником Афанасьевым П.А. приедем в одну из частей, дислоцированных на Канале. И там я неожиданно встречу Юсефа. Он увидит меня, подойдет поближе и станет рядом, ожидая, пока я закончу перевод беседы своего советника с арабским генералом. Я замечу, что Юсеф уже подполковник. Я покажу ему глазами, что узнал его и что рад встречи: подожди, закончу и поговорим.

Беседа закончилась. Я подошел к Юсефу. Мы по-братски обнялись. Отошли в сторону. Юсеф рассказал, что воевал в Йемене, потом с израильтянами на Синае. Сейчас командует отдельным огнеметным батальоном резерва Главного командования. Его батальон дислоцирован неподалеку.

– А как наш капитан Мустафа? Наверно уже полковник?
– Мустафы давно нет. Погиб в бою в Йемене вскоре после приезда. Разбомбили батальон. Еще в 1965 г. Мало кто остался в живых. Я принял батальон после его гибели.
Тяжело узнавать о человеке, которого ты много лет считал живым и счастливым, что он давно покинул наш циничный и страшный мир, в котором мы вынуждены жить, но который мы не в силах изменить.
– Ты себе не можешь представить, как обрадовался я встрече с тобой. Я давно ищу тебя. Я знал, что ты обязательно еще раз приедешь в Египет. Давай встретимся в Каире. Я приеду домой в эту пятницу. А ты?
– Я тоже. Давай встретимся часиков в пять на Оперной площади.
– Договорились.

Мы попрощались.

– Кто это? – спросил меня советник, когда я, обнявшись с Юсефом на прощание, грустный вернулся к своим.
– Знакомый комбат. Пять лет назад я помогал одному хорошему советскому майору обучать арабов огнеметному делу. Почти все они – офицеры и солдаты – сложили свои головы в Йемене. Этот, слава Богу, остался жив, воевал на Синае и теперь командует батальоном огнеметчиков…
Мы встретились с Юсефом на Оперной площади. Зашли в кафе для богатеньких. Сели в дальнем углу, в тени деревьев и заказали пиво.
– Ты меня обогнал. Уже подполковник, а я все еще капитан. Поздравляю!
– Пять лет прошло. Сколько товарищей погибло у меня на глазах в Йемене! Поражение в шестидневной войне изменила нас всех.
– Ты участвовал в боевых действиях?
– Нет. Я был в Йемене. Мустафа погиб и вскоре меня назначили комбатом. Что рассказывать?! Ты все знаешь. За шесть дней мы остались без армии. Насер потерял авторитет. Проиграли войну не солдаты, а генералы Генштаба.
– Так может…?
– Помню, что ты говорил мне в 1964 году. Надо признать Израиль и прочее. Обиделся я на тебя тогда крепко. Думал: ничего себе друзья! Приехали учить войне, а предлагают мир с врагом номер один.
– Сейчас я ничего тебе не говорю, не предлагаю. Тогда я сам не понимал, почему надо было бы признать Израиль. Тогда я и не предполагал, что воевать с Египтом будет не столько Израиль, сколько весь Запад. В 1956 г. воевали Англия и Франция. В 1967 г. с арабами воевал весь «демократический» до мозга костей Запад.
– Вот в этом и заключаются проблемы Ближнего Востока.
– Почему же ваши шейхи, короли не поддержали Насера? Перекрыли бы краники на нефтепроводах. И всё.
– Как они могли это сделать, если они с англичанами воевали против республиканцев в Йемене? Шейхи страшно боятся, что в их владениях против них поднимется народ, офицерство. Они страшно боятся влияния нашей, египетской революции. Они ревнуют Насера, ставшего единым лидером всех арабов, не только египетских. Пройдя две войны, я понял, что разделяй и властвуй – лозунг любых колонизаторов. Вот они и раздробили арабов на кусочки. Как на Западе ненавидят Насера?! Я побывал в отпуске у дяди во Франции. Почитал их газеты. Посмотрел их телевидение. Эта ненависть меня страшно поразила. Видел я и протесты французской молодежи против войны США во Вьетнаме. А что творилось недавно в США?! Чтобы сбить невиданную по мощи после Второй мировой войны волну протестов, Западу нужна была большая победа в маленькой войне. И я понял то, чего не понял Насер перед войной. Сионисты приготовили войну, спровоцировали Насера и сами внезапно ее развязали. Так они отвлекли внимание общественности от непопулярной и дикой войны во Вьетнаме.
– Я бы не стал называть всех евреев сионистами.
– Вот это ваша ошибка русских. Вы не понимаете, что все ваши советские евреи работают на Израиль, что все они такие же расисты, как южноафриканцы, родезийцы, белые американцы. Не поймете – наплачетесь с ними. Не дадут они вам жить в мире и согласии.
– Понимаешь, мы смотрим, как нас научили, на события в мире с классовых позиций. Среди евреев есть простые работяги и есть богатые. Работяги не отвечают за дела богатеев. Во-вторых, нас учат различать справедливые и несправедливые войны. Израильские войны – это несправедливые, захватнические войны.
– Чем израильские сионисты отличаются от фашистских захватчиков времен Второй мировой войны? Да ничем. Они оккупировали Синай, Газу, Западный берег Иордан, Галанские высоты в Сирии. А мы сегодня испытываем все ужасы еврейской оккупации.
– Сионистской, – поправил его я.
– Пусть будет сионистской. Но надо смотреть на еврейский вопрос с националистической позиции. Еврей, иудей одинаковы, что богатый, что бедный. У низ нет твоих классов. Еврейские богачи боятся ассимиляции простых евреях во всех странах, где они проживают. Израиль им потребовался, чтобы разжечь иудейский национализм в сердцах евреев.
– И превратить их в пушечное мясо, – вставил я.
– Да это так. Помнишь, ты спрашивал, почему египетские коммунисты сидели в тюрьме, а русские коммунисты помогали нам строить арабский социализм? Тогда я не сказал тебе, что нас учили ненавидеть не только арабских коммунистов, но и советских. Нам внушали, что русские безбожники, а безбожники – самые страшные враги мусульман. Только теперь после войны мы поняли, что советские коммунисты – наши друзья. Знаешь, как вас ненавидели арабские офицеры в 1968 году, когда вы приехали возрождать нашу разбитую армию? Вы заставили их работать день и ночь, жить вместе с солдатами на Канале. Они к этому не привыкли. Помнишь, как Якунин заставил нас устанавливать в песке огнеметы. Мы осуждали его за это. Но урок не прошел даром. Сколько раз позднее я благодарил его за это. Сколько раз мне приходилось помогать солдатам, когда косил нас вражеский пулемет! За год с вашей помощью мы восстановили и обучаем свою новую армию к войне за освобождение Синая от израильского ига. Мы поняли, что вы, русские, не похожи ни на англичан, ни на французов. Вы особая раса. Я многим знакомым рассказываю о тебе и Якунине. Вы были первыми русскими, которых я встретил в жизни. И благодарю судьбу за это. Если все русские такие, то России здорово повезло. Я давно хотел увидеться с тобой. Знал, что ты обязательно приедешь с советскими советниками.
– Пришел бы в наш офис в Каире и тебе бы сказали, где я служу.
– Ты такой же смешной, как и раньше. Если бы я пришел, меня Махабхарат немедленно взял бы на заметку. В среде старших офицеров немало таких, которые осуждают Насера за дружбу с СССР и сегодня. Им англичане ближе, чем русские.
– Неужели нас боятся и сегодня?
– Еще как! Но скажу тебе честно, что вы ведете себя в нашей стране неправильно. Строите Асуан на свои деньги. Но почему не потребуете часть акций? Модернизируете Хелуан, а почему не претендуете на часть собственности? Нельзя давать кредиты без определенных политических условий.
– В этом-то и заключается отличие СССР от империалистических странах.
– А если вдруг Насера не станет? Уйдет в отставку. Не хотелось, чтобы это произошло. Но в жизни случается все! Социализм у нас многие ненавидят.
– Да и ты вроде не был его сторонником.
– Сегодня главное – национальная независимость.
– Независимость – это и есть социализм. Капитализм – это рабство.
Мы долго сидели с Юсефом в кафе. Договорились созваниваться.
– Только не звони из своей гостиницы: прослушивают. Звони с автомата.
– Договорились.

3. На Суэцком канале

1
После первой загранкомандировки в Египет я два с лишнем года служил переводчиком в Крыму в учебном центре, расположенном в селе Перевальное. В нем велась подготовка бойцов для национально-освободительных движений Анголы, Мозамбика, Гвинеи-Биссау.

Весной 1967 г. советское радио почти каждый день рассказывало том, что по вине Израиля обстановка на Ближнем Востоке продолжает ухудшаться, что сионисты бряцают оружием, что Гамаль Абдель Насер призвал арабские страны объединиться и дать решительный бой силам международного сионизма.
Сослуживцы, зная, что я несколько лет служил в Египте, надо мной посмеивались:
– Собирай чемодан. Арабы без тебя не обойдутся!

На Западе была развернута широкомасштабная информационно-психологическая война против арабских стран. В сознание зарубежной общественности вколачивалась идея о том, что в целях защиты от «агрессии» со стороны Сирии, Израиль может начать военную операцию против этой страны. Президент Египта осудил новые происки Израиля против Сирии.

Провокации Израиля против Сирии продолжались. 4 мая египетское руководство ввело крупную группировку войск на Синай. Израиль не унимался. Насер обратился с просьбой к Генеральному секретарю ООН У Тану прекратить миротворческую миссию войск ООН и вывести их с Синайского полуострова. 19 мая войска ООН покинули Синай.

Мы не знали, что в Тель-Авиве и Вашингтоне политики радовались тому, что 22 мая Насер объявил о введении блокады Тиранского пролива. Этот шаг был встречен положительно на Западе. До начала войны надо было обязательно доказать, что Египет – агрессор, а Израиль – жертва, и что поэтому жертва имеет право на военную операцию – неважно на какую: наступательную или оборонительную.

Арабские лидеры Алжира, Ирака, Сирии, король Иордании поддержали позицию египетского руководства. Военный психоз охватил Израиль. Сионистам удалось добиться поддержки своих военных планов со стороны еврейского населения страны. 1 июня было создано правительство национального единства. На пост министра обороны был назначен Моше Даян, «герой» Тройственной агрессии против Египта. Он был одним из наиболее смелых и решительных израильских генералов. Накануне войны на Ближнем Востоке он прошел стажировку в Штабе американских оккупационных войск во Вьетнаме.

Никто не знал, что израильский стратегический план предусматривал уничтожение аэродромов и авиации, систем противовоздушной обороны в Египте, Сирии и Иордании. Одновременно планировались: разгром египетской группировки на Синае, перегруппировка сил для нанесения удара по иорданской армии, новая перегруппировка и нанесение удара по сирийской армии на Голанских высотах.

Московское радио сообщало:

16 мая Египет потребовал от ООН вывести войска безопасности ООН, патрулировавшие линию прекращения огня 1948—1956 гг. только на египетской территории. Израиль не разрешал размещать войска ООН на собственной территории.

22 мая Насер закрыл израильский порт Эйлат.

5 июня израильские войска вторглись на египетскую территорию. Израиль начал войну против Египта. В небе над Египтом шли воздушные бои, на Синае – наземные тяжелые бои.

8 июня израильские войска прорвали оборону и танковая бригада вышла к Суэцкому каналу. Израиль начал бомбить Сирию, а затем Иорданию.
10 июня Израиль по одиночке разгромил армии трех арабских государств и оккупировал Синайский полуостров, Газу, Западный Берег реки Иордан и Голанские Высоты под Дамаском. Совет Безопасности ООН добился прекращения огня.
План разгрома трех арабский армий был реализован в ходе Шестидневной войны. Задачи, поставленные сионистами перед израильской армией, были выполнены полностью. Сионисты ликовали.

– Не умеют арабы воевать, если евреи их одной левой бьют наповал, — подтрунивали надо мной сослуживцы.
– Ладно хоть на Суэцком канале остановились!
– Никогда мы не научим арабов воевать. Не по Сеньке шапка!

Я в недоумении пожимал плечами: не знаю, мол, как так могло случиться. Мне было неприятно слышать такие суждения. Я тоже не понимал, как можно проиграть войну, имея почти двойное превосходство в численности и вооружении?! У меня это не укладывалось в голове. Мне было обидно. Получалось, что все усилия наших военных специалистов и переводчиков оказались напрасными.

Позже, когда в книгах об этой войне я увидел на фотографиях колоны подбитых советских танков, колоны советских грузовиков, брошенных арабами в пустыне, мне стало дурно.

Весь июнь радио рассказывало о дипломатических баталиях в ООН. Потерпели поражение не только арабы. Потерпело поражение и советское руководство, его политика на Ближнем Востоке. Оно недоумевало: потрачены миллиарды долларов на военные поставки оружия, боеприпасов, ракет, самолетов в Египет и Сирию, и вдруг полный разгром арабских армий.

Арабские лидеры собрались в Хартуме и приняли решение оказать материальную помощь Египту, Сирии и Иордании, и готовиться к новой войне с Израилем. Они еще раз заявили о том, что отказываются от признания законности создания еврейского государства на арабской земле Палестины. СССР и несколько социалистических стран разорвали дипломатические отношения с Израилем.

2
Не знали мы также, что в начале 60-х в Израиле полным ходом шла работа над созданием атомной бомбы. Президент Кеннеди был первым американским президентом, который был серьёзно озабочен проблемой распространения ядерного оружия на Ближнем Востоке. Так пишут американские историки сегодня. Распространение ядерного оружия грозило подорвать монополию Запада. Пока оно находилось в руках Англии и Франции – правительство США могло сдерживать СССР. Однако, спецслужбы доносили, что близки к созданию своих атомных бомб Китай и Израиль.

У Кеннеди не было рычагов влияния на китайское руководство. Однако он пытался убедить израильское руководство отказаться от создания своей атомной бомбы, которая, как предполагалась, создавалась на атомном реакторе, в центре ядерных исследований в городке Димона, расположенном в пустыне Негев. Кеннеди знал также о том, что арабские страны тоже имели сведения о работах Израиля над атомной бомбы. Нарушение военно-технического равновесия в Ближневосточном регионе – рассуждал Кеннеди – может подтолкнуть арабские страны к более тесному сотрудничеству с СССР и КНР, заставить их просить у них защиты от Израиля.

Кеннеди предупреждал руководство Израиля, что если у Израиля появится оружие массового поражения, мусульманские государства запрограммируют создание своего ядерного оружия. Между тем, премьер-министр Израиля не соглашался приостанавливать работы в Димоне, объясняя, что они носят сугубо мирный характер. Одновременно он просил своих нью-йоркских боссов оказать давление на Кеннеди. Договорились, что американская комиссия прибудет на реактор и убедиться в достоверности слов израильского премьер-министра. Комиссия приезжала, но ее не допустили во все цеха, строящиеся в Димоне. Теперь мы знаем, что израильское руководство обманывало Кеннеди.

Возможно, неуступчивость Кеннеди по ряду военных вопросов стоила ему жизни. Об этом сегодня пишут некоторые западные историки. Придя к власти, Кеннеди удалось консолидировать союзников вокруг США; закрепиться в крупных и наиболее влиятельных развивающихся стран; расширить дипломатический диалог с потенциальными противниками.

После убийства Кеннеди в соответствии с американской конституцией президентом США стал Линдон Джонсон, вице-президент, бывший техасский сенатор. Он снял с повестки дня вопрос о Димоне и увеличил военно-техническую помощь Израилю. С его приходом во власть Израиль не испытывал недостатка в современном оружии и боевой технике.

В самом начале 2009 г. в США была опубликована книга американского журналиста и историка Патрика Тейлора «Беспокойный мир. Белый дом и Ближний Восток от начала холодной войны до войны с международным терроризмом» ( Patrick Tyler. A World of Trouble. The White House and the Middle East – from the Cold War to the War on Terror. New York. Farrar Straus Giroux, 2009). В ней он описывает, как американские президенты относились к событиям на Ближнем Востоке. Он безжалостен к фактам и старается писать правду, даже если она неприятна ему и некоторым его читателям. Я взял ряд фактов, упоминаемых мною ниже, из его книги.

В центре его внимания американские президенты – от Трумэна до Буша младшего, их отношения с американской еврейской общиной, произраильским лобби, с еврейскими банкирами и магнатами; отношение с арабскими политическими деятелями. Например, он описывает немало случаев, когда израильские премьер-министры отказывались обсуждать свои военные и оккупационные планы с американскими президентам. Порой они заявляли в кулуарах, что они, израильские руководители, обладают большей властью в США, чем американские президенты, потому что в любой момент американские евреи могут заставить любого из президентов выполнить их, сионистов, волю.

П. Тейлор довольно подробно описывает связи Л. Джонсона с еврейскими олигархическими кланами, определяющими основные направления ближневосточной политики США. Он называет конкретные имена евреев, работавших с Джонсоном от имени сионистского руководства Израиля и американского произраильского лобби.

В Белом доме и на техасском ранчо президента Л. Джонсона чаще других появлялась чета по фамилии Крим. Чтобы быть рядом с президентом, она купила поместье рядом с ранчо Джонсона в Техасе. Президент охотно делился с этой еврейской парой даже закрытой информацией. Например, она присутствовала на совещании, на котором Р. Макнамара, министр обороны, делал секретный докладе о действиях и планах американских войск во Вьетнаме.

Круг знакомых Л. Джонсона среди еврейских богачей и политиков был довольно широк. Среди них преобладали голливудские олигархи и нью-йоркские банкиры.

Что касается Артура Крима, он был известной фигурой на Капитолийском холме. Ему удалось собрать крупные суммы денег на президентскую избирательную кампанию Л. Джонсона. В знак благодарности, используя служебное положение, президент по его предложению назначил на важные государственные посты американо-еврейских политических деятелей: Артура Гольдберга – послом США в ООН, Абе Фортеса – членом Верховного суда.
Среди лучших друзей этого президента США называют имена нью-йоркского банкира Абе Файнберга и вашингтонского адвоката Давида Гинзбурга. Они служили надежным связующим звеном между президентом и израильским руководством. Через них секретные сведения в обход Госдепартамента и Пентагона поступали в Тель-Авив.

«Джонсон был маэстро интеллектуального и политического еврейства, и этот неофициальный круг советников соединял воедино все – стратегию, политику, деньги и дружбу, что определяло его президентство и даже жизнь», – писал П. Тейлор. Этот «круг» состоял из ярых антикоммунистов и сионистов. Джонсон не скрывал своего восхищения Израилем. Он считал Израиль островком демократии и либерализма в море арабской враждебности, а СССР – главным врагом Израиля и США на Ближнем Востоке (стр. 67).

Однажды на прием к Джонсону пришел известный рабби и потребовал от лица общественности прекратить войну США во Вьетнаме. Рабби взбесил президента. Он немедленно вызвал израильского посла и грубым тоном потребовал от него навести порядок в произраильской общине Америки.
– У меня три Коэна в правительстве, – кричал он на него – Ни один американский президент не сделал столько для евреев, сколько сделал я (стр. 68).

П. Тейлор сообщает также о том, что банкир Абе Файнберг обеспечивал еврейскими деньгами все президентские кампании Демократической партии, начиная с Трумэна, и что только Кеннеди отказался выполнять его указания по проведению произраильской политики (стр. 563).

О красавице блондинке Матильде Крим следует рассказать особо. Она была самой влиятельной женщиной в окружении Л. Джонсона и сумела сыграть немаловажную роль в ближневосточных событиях 1960-х годов.

Она родилась в кальвинистской семье в Швейцарии. Когда училась в Женевском университете, влюбилась в одного еврейского студента и вышла за него замуж. Этот протеже известного террориста и политического деятеля Мена́хема Бегина (1913-1992) был бойцом террористической подпольной группы Иргун. Он прибыл в Женеву в 1947 г. для ведения сионистской пропаганды в местной еврейской общине.

Матильда приняла иудаизм и стала членом подпольной группы, занятой поставками оружия в Палестину. Затем уехала с мужем в Израиль и стала работать научным сотрудников в Институте Вайцмана. Институт занимался секретными разработками для атомного реактора в Димоне. В конце 1950-х развелась с мужем и вышла замуж за Артура Крима.

Как американцы относились к президенту Линдону Джонсону, благословившего сионистов на новую войну с арабскими странами, приказавшего поливать напалмом Вьетнам и распорядившегося не жалеть жизней американских парней в устроенной им кровавой бане в Индокитае, пролившего кровь американских студентов, протестовавших в кампусах американских университетов против войны во Вьетнаме; нагло вравшему американскому народу, пока его не изобличили во лжи подлинные патриоты демократической Америки? В 1980-е годы американцы назвали его самым худшим президентом США в 20-м веке.

Опрос проводился среди американцев в 1988 г. Он показал, что Л. Джонсон в списке американских президентов занимает последнее место – после Г. Форда, Дж. Картера и Р. Никсона. За него отдали голоса всего один процент опрошенных (Robert Dallek, Lone Star Rising. Lyndon Johnson and his Time. 1908-1960. New York: Oxford University Press, 1991, p. 3).

К 1969 г. президент Никсон и Киссинджер, его госсекретарь уже точно знали, что у Израиля есть ядерное оружие. Киссинджер убедил Никсона в необходимости утаивать эту информацию от мировой общественности. В конце сентября того же года Никсон и Гольда Меир договорились, что Израиль не будет проводит испытания своей ядерной бомбы, не будет грозить своим соседям ядерным возмездием. Со своей стороны, Никсон обещал прекратить поездки специальной комиссии в Димону. Как пишут американские авторы А. Лщэн и М. Миллер (Avner Cohen, Marvin Miller. Bringing Israel’s Bomb Jut of the Basement. In: Foreign Affairs, Sep/Oct 2010, p. 33-34), более полувека американские президенты соблюдают условия этой договоренности.

Никто в те годы и предположить не мог, что решение проблемы оккупации чужих территорий Израилем затянется на полвека. Шестидневная война была лишь одним из пунктов стратегического плана, выполнение которого должно было затянуться на целое столетие. Израилю нужна была решительная победа над арабами любой ценой. Надо было во чтобы то не стало во-первых, подорвать складывавшееся антиимпериалистическое единство арабских народов. Во-вторых, надо было изменить сознание еврейской нации. Ей даны не только страдания, но и победы. Она возрождается как великая нация, и способна не только защитить себя, но и поставить на колени любую другую нацию вооруженной силой.

3
Поздней осенью 1967 г. меня вызвали на собеседование в «Десятку» (10-е Управление Генштаба) в Москву и предложили новую командировку в Египет. Я согласился.

В начале марта 1968 г. в Перевальное пришла телеграмма: срочно откомандировать в распоряжение 10-го Управления.

В «Десятке» я встретил генерал-лейтенанта Пожарского. Он возглавлял Советскую военную миссию в Египте в течение нескольких лет. Генерал узнал меня, видимо, потому что в 1964-1965 гг. я нередко забегал к нему по общественным делам, когда комсомольцы избрали меня своим секретарем.
– Да никак это Горбунов! Опять собираешься в Египет? – весело приветствовал меня генерал.
– Оформляю документы, товарищ генерал.

Мы уважали Пожарского, тактичного, внимательного человека. Для нас, молодых офицеров он был «батей». Он умел руководить и держать все под контролем без особого вмешательства в дела людей, которыми он командовал; все видел, замечал и понимал; был врожденным дипломатом; умел держать данное слово; просил специалистов и переводчиков изучать местные обычаи и традиции и особенно не вмешиваться в дела подопечных. Он пользовался заслуженным авторитетом в советской колонии Каира. Им были довольны и арабская сторона, и советское военное руководство. Вечерами он приходил на виллу, смотрел вместе с нами советские фильмы, слушал лекции приезжих журналистов и лекторов ЦК .
– Какая новая командировка?! Со старой никак не могу разобраться!!
– Как не можете? – смутился и удивился я, но потом догадался, что генералу было необходимо излить кому-то свою душу.
– Пойдем поговорим.

Он взял меня под руку, и мы ушли по красной ковровой дорожке в конец длинного коридора к окну.

Из разговора я понял, что его пытались обвинить в том, что он якобы скрывал от руководства истинное состояние дел в египетских вооруженных силах, хотя генерал в своих докладах, направляемых из Каира в Москву, не раз сообщал о слабой теоретической подготовке египетских генералов, их неспособности мыслить стратегическими и оперативными категориями; о барстве египетских офицеров, об ужасных условиях жизни рядового состава; о слабой боевой подготовке войск. Он не раз предлагал использовать дипломатические каналы, по которым можно было бы раскрыть глаза Насеру на истинное положение дел в египетских вооруженных силах.

Помню, что подобные вопросы обсуждались нашими специалистами между собой. Судя по всему, наши специалисты докладывали генералу Пожарскому об истинном состоянии дел в войсках и на флоте. Пожарский обобщал их доклады и докладывал выводы в Генштаб. Одна из причин поражения египетской армии в Шестидневной войне, как считал генерал-лейтенант, – низкий профессионализм египетского генералитета, а может даже и предательство.

Действительно, за прошедшие 15 лет после революции генералами стали молодые офицеры, сподвижники Насера. Именно из этой среды вышло большинство представителей так называемой новой военно-бюрократической буржуазии. Оно заняло ключевые позиции в сфере финансов и промышленности. Новая и старая национальная буржуазия была довольна поражением в войне. Она надеялась, что поражение рано или поздно приведет к падению ненавистного прогрессивного режима Насера. Агенты влияния Запада активизировали свою деятельность в Египте.

Создается впечатление, что в отличие от израильских генералов, ни один египетский не был профессионально подготовлен к принятию нешаблонных решений, профессионально руководить подчиненными им войсками. Страшно далеки они оказались от солдатской и офицерской массы.

Министр обороны Египта фельдмаршал Абдель Хаким Амер (1919-1967) оказался тщеславным человеком, уже утратившим военный авторитет в войсках за несколько лет до начала этой войны. Про него ходило множество анекдотов, которые рассказывали переводчикам арабские офицеры. Даже неудобно как-то сравнивать коррумпированного фельдмаршала Амера, например, с боевым израильским генералом Моше Даяном.

Абдель Хаким Амер, которому, кстати, Хрущев также, как и Насеру, присвоил звание Героя Советского Союза и вручил ему орден Ленина и медаль «Золотая Звезда» в мае 1964 г., считался личным другом Насера. В разное время он занимал, помимо должности министра обороны, посты первого вице-президента, министра науки, председателя комиссии по ядерной энергии, председателя комиссии по ликвидации феодализма. Уже на третьи сутки с начала Шестидневной войны этот «личный друг» создал антипрезидентскую коалицию и потребовал отставки президента Насера, но потерпел поражение и вынужден был подать в отставку. Через несколько дней египетские генералы, блокировали дворец Насера шестью бронемашинами, потребовали восстановления Амера на посту главнокомандующего. Насер отказался, подавил мятеж. Арестовал генералов и начал «чистку» в армии.

В конце августа Амер снова попытался совершить государственный переворот. Переворот сорвался. Насер приказал посадить «личного друга» под домашний арест и тот покончил жизнь самоубийством 14 сентября 1967 г.. Это были еще те генералы!! По их вине за шесть дней войны в пустыне убиты и умерли от жажды 11500 солдат и офицеров, 15 тысяч ранены. Израильцы уничтожили 264 самолета и 700 танков (Dilip Hiro. Dictionary of the Middle East, New York, 1996, P. 21).

Оказавшись в безвыходном положении, Насер был вынужден вновь обратиться за помощью к советскому руководству. Он просил прислать военных советников, просил новые поставки оружия и боевой техники в кредит. Советскому руководству удалось настоять на обязательной переподготовке командного состава египетской армии.

В Египет были направлены сперва маршал Советского Союза Захаров М.В., затем генерал армии Лащенко П.Н. Они определили потребности вооруженных сил Египта (от батальона до армии) в советских военных советниках, в вооружении и боевой технике. Генеральный штаб в срочном порядке собрал сотни опытных старших офицеров, многие из которых прошли Отечественную войну, и отправил их в Египет. Генерал армии Лащенко П.Н. стал главным военным советником.

Перед советниками стояла задача в кратчайшие сроки помочь воссоздать египетские вооруженных силы на новой, современной основе, обучить солдат и офицеров владению традиционным вооружением – от автомата Калашникова до зенитно-ракетных комплексов, самолетов МИГ-21, подводных лодок новых типов, уникальных противотанковых установок, понтонных мостов, средств связи.

По разным данным в 1968 г. более трех тысяч советских офицеров – советников и переводчиков – прибыло в Египет и около одной тысячи в Сирию. Египетские вооруженные силы получили из СССР до 500 новых танков, до 400 самолетов. К берегам Египта подошла советская военно-морская эскадра и прибыла эскадрилья ТУ-16 для ведения морской разведки.

4
В марте 1968 г. я прилетел в Москву. Через пару дней нас отправили самолетом с Чкаловского аэродрома в Североморск. Там нам выдали список выражений на трех страничках на английском языке, используемых во время радиообмена командира с наземными диспетчерскими службами во время взлета и посадки на иностранных аэродромах. Объяснили всю важность поставленных задач перед нашей разведывательной эскадрильей ТУ-16 Военно-Морского флота. Ее направляли в Египет для ведения морской разведки в Средиземноморском регионе. В первую очередь она должна была регулярно сообщать в Москву маршрут передвижения американского средиземноморского военно-морского флота.

Мы вылетели из Североморска рано утром. В Венгрии на советском военном аэродроме Текей самолеты заправили. Там мы переночевали. На следующий день приземлились на аэродроме Кайро-Уэест в Египте. Стояла удушливая весенняя 35-градусная жара. Мы вывались из люков в меховых летных куртках на раскаленную солнцем взлетную полосу.

Кайро-Уэест напомнил мне Дашурский центр. Аэродром по периметру был огорожен колючей проволокой. Вдали мрачно чернели ряды скелетов МИГов, сожженных израильскими пиратами в июне 1967 г.

В декабре 1965 г. я улетал на Родину из мирного Египта. Теперь Египет стал другим – военным. Шла война. На Синае стояли оккупационные войска Израиля. В Каире у многих учреждений стояла вооруженная охрана, а перед входом стенки, возведенные из мешков с песком или кирпича.

В стране кардинально изменилась политическая обстановка. Египтяне пережили поражение в войне, попытку госпереворота, аресты генералов. Армия разбита. Ее начали восстанавливать с помощью советских советников.

Наша разведэскадрилья ТУ-16 была единственным боевым подразделением, вокруг которого каждый день кипела жизнь. Техники обслуживали самолеты. К самолетам подкатывали то заправщики топливом, то машина с кислородом. Раз-два в неделю летчики поднимали в небо пару самолетов-разведчиков, брали курс на север и совершали облет 7-го средиземного флота США. Фотографы проявляли пленки, печатали фотографии. Командир и начальник штаба писали донесения и отвозили их в Штаб Главного военного советника. Наша эскадрилья обеспечивала разведданными командование ВМФ в Москве и штаб Главного военного советника в Каире.

Первое боевое задание наши экипажи выполнили на отлично. Американская эскадра обнаружила наши самолеты только тогда, когда они на малой высоте продефилировали над ней и сняли на пленку все боевые корабли и авианосец. Впредь такой беспечности американцы больше не допускали. Их истребители встречали наши ТУ-16 на высоте 800 метров при подходе, пристраивались в 5-7 метрах под крылом, не позволяя нашим летчикам произвести дальнейшее снижение.

В Ближневосточном регионе столкнулись интересы двух сверхдержав – США и СССР, двух общественно-политических систем – капитализма и социализма. США защищали интересы и собственность своих нефтебаронов. СССР защищал права арабских народов на независимость, мир и свободу от колониальных держав Запада.

Помню, 9-го мая мы отмечали 23-ю годовщину Победы над гитлеровской Германией вместе с арабскими офицерами Кайро-Уэста. Поднимали тосты за победу над Израилем. Египетские офицеры верили в свою победу, и даже предложили тост за нашу встречу в Тель-Авиве в следующем году.

Мечта в следующем году не сбылась. Только десять лет спустя новый президент Египта Анвар Садат полетит в Израиль и будет униженно просить вернуть Синай Египту. Он первым из арабских лидеров признает государство Израиль, за что будет назван предателем во всех арабских странах, и за что египетские националисты расстреляют его прямо на трибуне в торжественной обстановке на параде на празднования 19-ой годовщины Июльской революции (в 1981 г.).
5
В июне 1968 г. всех шесть переводчиков, прилетевших с эскадрильей в Египет, заменили курсантами Военного института. Нас отправили служить в войска на Суэцкий канал. Канал разделял две армии – египетскую и оккупационные войска Израиля на Синае. Это был настоящий фронт с артобстрелами и бомбардировками.

К этому времени египетские войска уже были укомплектованы личным составом, вооружением, техникой, поступающими в срочном порядке из СССР. Полным ходом шла боевая подготовка подразделений, проводились боевые стрельбы, велось дооборудование боевых позиций.

Меня прикомандировали к группе советников при второй пехотной дивизии первого эшелона. Дивизия стояла на Суэцком канале. Семьям советских офицеров, направленных на Канал, выделяли квартиры в Каире в гостинице «Хелмия». Мне выделили квартиру на шестом этаже. Через неделю после моего перевода из Крыма прилетела жена с дочерью. Нам предстояло прожить в Каире еще три с лишним года.

Помню, первый раз я увидел Канал не с воздуха, а из автобуса во время поездки на экскурсию в Порт-Саид в декабре 1962 г. Мы ехали по дороге, бегущей вдоль канала. И вдруг, как нам показалось, прямо по пустыне двигался сухогруз с Советским флагом на мачте. Мы попросили шофера остановиться, выбежали из автобуса. Кричали и махали руками, пытаясь привлечь внимание наших моряков. На палубу вышли два матроса, потянулись, равнодушно посмотрели в нашу сторону и удалились. Откуда им было знать, что уже в начале 60-х сотни офицеров работали в египетской армии советниками и переводчиками.

Теперь Канал был мертв.

Началась служба в войсках – на Суэцком канале. Советники и переводчики ходили в арабской полевой форме без знаков различия и личного оружия. Наша группа базировалась в Исмаилии, городе на берегу озера Тимсах. Мы, как и арабские офицеры, находились на казарменном положении и жили в домиках в охраняемом районе, в котором до 1954 г. размещались британские войска.

Работать с советниками в войсках было намного интереснее, чем с летчиками. Здесь ты занят с утра до вечера. Наша группа при дивизии включала десять человек – семь советников и три переводчика.

Нашу группу возглавлял полковник герой Советского Союза Афанасьев Павел Александрович. Звезду Героя получил за форсирование Днепра. До войны был гражданским человеком. Заведовал клубом в райцентре после окончания техникума культуры. Началась война. Окончил краткосрочные офицерские курсы. Прошел всю войну. Участвовал в битве за Берлин. Был назначен начальником одной из районных комендатур в Берлине. В белом военном кителе с золотой Звездой на груди, любил выступать на концертах художественной самодеятельности. Читал стихи Твардовского и Симонова. Женщины, конечно, не могли не влюбляться в такого стройного майора с аристократическими чертами лица.

Потом Афанасьев закончил Академию им. Фрунзе. Прошел все должности до заместителя командира дивизии. С этой должности он прибыл в Египет. Нашел общий язык с подопечным командиром дивизии – генералом. Умел работать с подчиненными. Был «батей». Интеллигентный, умный, мудрый, тактичный профессионал. Рядом с ним я чувствовал себя защищенным в любых переделках, в которые мы не раз попадали. На войне, как на войне!
– Не верьте, если офицер утверждает, что в бою никогда не боялся. Врет. Все боятся. Всем жить хочется. Нельзя лезть на рожон, – учил он нас.
– И вы боялись?
– Конечно, бывали всякие опасные ситуации. Хотелось с головой закопаться в землю. Так человек устроен.

Работы было много: подготовка учений, контроль за боевой подготовкой, проводимой египетскими офицерами. Совещания, встречи с «подопечными» начальниками, с комдивом. («подопечными» мы называли арабских офицеров и генералов, с которыми работали). Утром мы садились в «Газики», заезжали в штаб дивизии, согласовывали планы работы и отправлялись или в подразделения, или на учения, или на стрельбы, или на совещание в штаб второй армии, расположенный в Тель Кибире. Беседовали с командирами, контролировали подготовку к стрельбам, полевым учениям. Встречались с советниками, работавшими в бригадах, в подразделениях и частях резерва Главного командования, расположенных в нашем районе. Только на выходные мы выезжали автобусами к семьям в Каир. Дороги в Египте замечательные. Большая часть – асфальтированные, не то что в России.

Жены и дети ждали нас, скучали. Они выходили на улицу и встречали наши автобусы. Мы ужинали, садились в автобусы и ехали на военную советскую виллу в Гелиополис. Там смотрели советские фильмы, брали книги и журналы в библиотеке.

Жены беспокоились, если наши автобусы вдруг задерживались. Не случилось ли что с нами? Они начинали звонить дежурному офицеру в офис главного военного советника. Он их успокаивал: «Ждите, сейчас подъедут».

Напряженность усилилась, когда в 1969 г. израильская авиация начала наносить бомбовые удары по военным и гражданским объектам Египта, и советники с переводчиками были вынуждены принимать участие в боевых действиях египетских вооруженных сил. Появились убитые и раненые. Кто следующий? Вдов провожали на родину наши жены.

Однажды я вернулся домой из Исмаилии. Жена рассказала, что на неделе ее внимание привлек гул автомашин. Она вышла на балкон. По улице шла бесконечная колонна советских грузовиков, выкрашенных в желтый цвет.

– Примерно через час я вышла на балкон опять. Советские автомобили продолжали движение по улице. Я удивилась. Сколько же машин прошло за это время. А они все шли и шли. Я пришла в ужас и вдруг разрыдалась. Что же это такое делается? Накануне из газет узнала, что на колхозных полях катастрофически не хватает машин. Не на чем вывозить собранный урожай. И он лежит под открытом небом, портится, а тут… Я плакала. Мне так стало обидно за русский народ. Ну почему эти тысячи машин здесь, а не в России? Почему наши гонят технику за рубеж, когда дома ее не хватает… Не говори мне про этот интернациональный долг и прочее. Хочу, чтобы в первую очередь нашим людям было хорошо!

Я успокоил жену. Видела бы она сколько машин, танков, бронетранспортеров, боевой техники уже поставлены в войска. А сколько советской техники арабы бросили на Синае, в спешке отступая в начале июня 1967 г. от израильской армии!!

– А ты помнишь, – не унималась жена, – как приезжал Хрущев в Египет, и мы встречали его на вокзале. Каждый день приемы. Пили, гуляли от души.
Золотые звезды Героя Советского Союза Никита разбрасывал направо и налево. Зачем он два с половиной миллиарда долларов подарил Насеру, списав долги за Ассуанскую плотину? Деньги немалые. Сейчас «Москвич» стоит меньше пяти тысяч рублей. Сколько на эти деньги можно было «Москвичей» сделать для советских людей, или раздать бесплатно, ну например, героям и ветеранам Великой Отечественной!! Я не поленилась и посчитала. Получилось 600 тысяч легковых машин. Кто дал Никите право разбрасывать народные деньги?

У меня нет ответа на этот вопрос и сегодня.
6
Однажды во время перестрелки с израильтянами мы расположились на третьем этаже недостроенного госпиталя. Здание стояло на берегу Суэцкого канала. Мы легли на пол у проема окна. Через некоторое время Афанасьев забеспокоился.

– Давайте, братцы, переберемся повыше и на другую сторону здания. Видите, куда снаряды ложатся.

Мы вбежали на четвертый этаж и улеглись возле окна. Обзор был хороший. Засекли новую батарею. Когда артперестрелка закончилась, мы стали спускаться по лестнице. Проходя мимо окна на третьем этаже, от которого мы ушли каких-то 15-20 минут назад, правый нижний угол был разворочен снарядом.

– Засекли нас израильтяне. Не уйди мы – нас уже не было на этом свете. Давайте возьмем по осколку на память. Такая удача редко бывает в жизни.
Мы взяли по кусочку искореженного металла. В газике я долго рассматривал его. Неужели мы могли получить смерть от такого осколка?!
Мы не раз попадали под артобстрел израильских дивизионов. Однажды израильская артиллерия начала массированный обстрел поздним вечером. Мы отдыхали.

– Тревога. По коням, товарищи офицеры, – скомандовал Афанасьев, и обратился ко мне. – Выйди на связь с комдивом и сообщи ему, что мы выезжаем на командный пункт и вместе с начальником артиллерии дивизии будем работать – проверим наши данные о расположении израильских батарей в полосе нашей дивизии.

Я с трудом дозвонился до штаба дивизии и передал генералу просьбу Афанасьева.

Днем путь на командный пункт дивизии не занимал более 15 минут. Ночью движение на дорогах оказалось чрезвычайно медленным. Машины шли с маскировочными подфарниками, и их почти не было видно. У водителя араба тряслись руки. Грохот залпов десятков тяжелых орудий с обеих сторон сопровождался полосами трассирующих очередей. Было действительно страшно. Дрожала земля. Мы ощущали толчки в газике.

Вдруг Афанасьев приказал немедленно остановиться. Водитель съехал на обочину. Мы зашли на мусульманское кладбище.

– Здесь командный пункт одной из рот. Надо срочно опять дозвониться до штаба армии. Наша дальнобойная артиллерия армейского резерва может перенести огонь на своих или уже перенесла. Она подчиняется штабу армии. Надо узнать, не начали ли израильские войска форсирование канала.
Сколько раз мы проезжали мимо и я не знал, что среди могил находится узел связи. Мы вошли в тесную землянку. Я объяснил египетским офицерам, что нам срочно надо дозвониться до штаба армии. С великим трудом нам удалось сделать это. Наконец, я услышал голос Юры Шевцова, арабиста и соседа по этажу в гостинице «Хелмия» в Каире. Он служил переводчиком у генерала-майора, советника при командующем Второй армии.

– Полковник Афанасьев хочет срочно переговорить с генералом, – сказал я ему, и Афанасьев, закрыв одно ухо ладошкой, начал разговор.

Когда закончил, сообщил нам, что израильтяне ведут только обстрел, канал не форсируют. Вскоре мы прибыли в бетонный командный пункт дивизии, поднялись на смотровую площадку вместе с начальником артиллерии дивизии. Советники и их подопечные долго работали, нанося на освещаемую фонариком карту батареи противника, ведущие огонь по египетским войскам.

Только оказавшись на Суэцком канале, в войсках первого эшелона – на передовой, можно было понять разницу в работе переводчиков со специалистами и с советниками. В годы моей первой командировки в Дашуре и Каире переводчики работали с военными специалистами. Специалисты командировались за границу на несколько месяцев, до года. Они обучали египтян владению или ремонту советского вооружения и боевой техники, поставляемого по контракту египетскому государству. Выполнив свою задачу, они возвращались на Родину.

Специалисты не вмешивались в работу египетского Генштаба, но находились при его управлениях. Они не обучали египетских генералов стратегии и оперативному искусству. Они делились своими знаниями с подопечными и на этом их миссия заканчивалась. В войсках при командирах частей советских специалистов не было. Подготовили мы в Дашуре египетских ракетчиков, и группа специалистов улетела в Союз. Научили мы с майором Якуниным использовать советские тяжелые огнеметы на полигоне, и он вернулся на Родину. Потом около года с майором из Киева мы учили группу египетских инженеров ремонтировать СОН-9, и майор уплыл пароходом на Украину.

Советник отличается от специалиста более высоким уровнем ответственности. Он дает советы, рекомендации своим подопечным и принимает на себя часть их ответственности за выполнение задания. Он находится и в войсках, и в центральных органах управления. Он принимает решение, предлагает его арабскому командиру, и они вместе участвуют в его исполнении. Он вместе с подопечным едет на рекогносцировку, проводит стрельбы и командно-штабные учения. Он учит на местности практическому наведению понтонных мостов до тех пор, пока египетские части не овладевают практическим мастерством форсирования Суэцкого канала в случае начала боевых действий. Он засекает батареи противника во время перестрелок, сообщает координаты начальнику артиллерии дивизии, и тот приказывает египетским артдивизионам открыть огонь по батареям противника.

Из разговоров советских советников, из личных наблюдений за поведением арабских офицеров и солдат, я постепенно начинал понимать, что советские советники, прибывшие осенью 1967 г. в Египет, столкнулись с пораженческими настроениями египетских офицеров. Многие из них не верили в способность египетской армии противостоять израильским вооруженным силам, потому что за спиной Израиля стоят США. Не все египетские офицеры и генералы верили в то, что из забитых неграмотных феллахов можно было подготовить бойцов, способных в совершенстве владеть современным вооружением и техникой.

Трудность заключалась в том, что большинство египетских офицеров были выходцами из высшего и среднего классов. Они не были приучены к ежедневному рутинному труду с подчиненными, ведению воспитательной работы и боевой подготовки личного состава. Большую часть времени солдатами занимались унтер-офицеры.

Главный военный советник настоял, чтобы арабских офицеров и генералов перевели на казарменное положение в войсках, дислоцированных в зоне Суэцкого канала. Настоятельные требования советских советников к египетским офицерам постоянно находиться в подразделениях и принимать личное участие в боевой подготовке, в стрельбах, в полевых учениях нередко игнорировались, воспринимались как желание подорвать их престиж перед солдатами. Это не могло не вызвать недовольства у определенной части египетских старших офицеров. Некоторые из них с презрением наблюдали, как советские полковники и подполковники своим личным примером демонстрировали египетским воинам, как ползать, стрелять, бросать гранаты, как ремонтировать автомашину или танк в случае необходимости. Такое отношение к выполнению своих обязанностей было для многих арабских офицеров немыслимым. Однако советские советники настойчиво ломали психологию «белоручек».

Кастовость, демонстрация своего как служебного, так и классового превосходства над «солдатней» поражали нас. Нередко мы наблюдали, как египетский господин-офицер идет в туалет, а денщик несет следом за ним кувшин воды, мыло и полотенце, и ждет пока его господин справит нужду, чтобы подать ему мыло, запереть офицерскую уборную на висячий замок. Сами солдаты ходили справлять нужду в пустыню.

Всеми силами советские советники старались сломать то резкое отчуждение, которое укоренилось у офицеров, выходцев из привилегированных слоев египетского общества, от солдатской массы. Они считали, что подобное отчуждение ведет к низкому уровню морально-боевого духа личного состава египетской армии. Нетрудно догадаться, что это отчуждение было одной из причин поражения арабских армий в войнах с Израилем.

Задача восстановления египетских вооруженных сил была выполнена весьма успешно и качественно в необыкновенно короткое время. Советники смогли многому научить египетских войсковых командиров. Они внушали офицерам, что невозможно одержать побуду над сильным противником без веры в обязательную победу, в справедливость войны за освобождение Синая от израильских захватчиков, что без тесного взаимодействия всех родов войск в боях победа не достижима.

Как показало время, советники смогли многому научить египетских командиров, офицеров. Однако они не смогли сломать кастовых и классовых традиций и предрассудков армии, тем более – в египетском обществе. Не смогли они оказать влияния на ту часть египетского генералитета, которая правила страной и не столько думала о победоносной войне с Израилем, сколько о ведении тайных дипломатических переговоров с правящими кругами Запада.

7
Как-то утром мы сели в «Газик», и полковник Афанасьев приказал шоферу ехать к железнодорожному мосту Эль-Фердан, в 20 км к северу от Исмаилии на Канале. Между прочим это – самый длинный в мире поворотный мост. Его поворотные секции имеют длину 340 метров.

– Там какой-то плакат евреи установили. Советник при командире Второй армии просил посмотреть и сообщить ему результат.

Мы подъехали к мосту. Вышли из машины. На противоположном берегу Суэцкого канала у опоры моста стоял огромный плакат с призывом, написанным большими буквами на русском языке: «А не пора ли вам домой, товарищи!»

– Русские евреи писали. Даже запятую не забыли поставить, где надо, – посмеялись мы.

По распоряжению комдива плакат расстреляли. Его уничтожили, но в памяти у меня этот плакат остался на всю жизнь.

Как и почему мы, советские люди, русские и русскоязычные евреи здесь на Ближнем Востоке, очутились на разных берегах Канала? Пятьдесят лет нас учили интернационализму – и русских, и евреев. Кто нас разделил, обособил, натравил одну нацию на другую, ведь обе нации жили рядом? Кому это было выгодно? Как могли евреи, уехавшие в Израиль из СССР, поддержать сионистскую политику Тель-Авива и стрелять по советским парням на другом берегу Суэцкого канала, с которыми еще недавно вместе сидели за одной партой в советской школе?

Что тот плакат? Ерунда. Пустяк. А ведь он появился далеко не случайно. Плакат свидетельствовал о том, что в советском обществе уже тогда происходили какие-то серьезные изменения, которые не хотели видеть ни власть предержащие, ни мы, простые люди. Кто нас развел, кто и почему нас поссорил?

Бывают в жизни такие ситуации, когда последствия каких-то важных событий, уже происшедших, ещё не замечаются, хотя начинаются проявляться. Люди их не замечают и потому не способны предотвратить надвигающейся катастрофы.

У Афанасьева был любимый вопрос, который он нередко задавал себе и подчиненным: «Как это понимать?» Но тогда, когда мы стояли под мостом, он его не задал.

Когда мы сели в машину, я спросил его:
– Вы любите спрашивать: как это понимать? Еще вчера советские еврейские парни и девушки учились вместе с русскими во всех институтах, а сегодня они воюют на стороне еврейских сионистов против арабов, против нас с вами. Не думаю, что они написали и выставили плакат без разрешения начальства. Им приказано это сделать, и вчерашние одесситы приказ выполнили.
– Я тоже не понимаю.

Тогда мы не понимали правил большой и опасной политической игры, которая велась на Ближнем Востоке. Не понимали, как это какие-то американские, французские или английские корпорации или банки могут использовать государственные армии для оккупации чужих территорий, как это было в 1956 г во время «Тройственной агрессии» против Египта. Или использовать израильскую армию для оккупации чужих территорий арабских государств, таких же суверенных государств и членов ООН, как и Израиль?

Мы тогда и не догадывались о том, что здесь, на Ближнем Востоке, решалась не только судьба евреев и арабов, но и судьба нашей Родины – России. Разыграв еврейскую карту, Западу удалось расколоть советский народ на евреев и неевреев. Запад не скрывал своих целей: посеять семена раздора и сепаратизма, развалить Мировую систему социализма, Советский Союз, уничтожить общенародную собственность, реставрировать капитализм, превратить бывшие социалистические республики в свои колонии.

Тогда мы не знали, что эта маленькая победа Израиля в Шестидневной войне станет эпизодом большой иудейской войны, которую будут вести в разное время сионисты Запада и Израиля – то в Ливане, то в Иордании, то в Ираке и Афганистане, то в Газе, Сирии и Ливии. Шестидневная война поставила перед многими народами вопросы, на которые до сих пор не даны исчерпывающие ответы ни русскими, ни западными, ни еврейскими историками.
Когда закончилась та коротенькая война – в июне 1967 г. или она продолжается до настоящего времени? Ведь до сегодняшнего дня Израиль продолжает оккупировать часть территории Сирии – Голанские высоты. Продолжается строительство еврейских поселений на арабских землях. Уже в наши дни нынешняя администрация США все еще пытается путем мирных переговоров решить актуальные и болезненные вопросы израильско-арабских отношений.
Сегодня понятно, что планируя и провоцируя Шестидневную войну, сионисты ставили перед Израилем задачи не только военного характера. Они страшно боялись, что евреи ассимилируются с народами СССР. Если создание Израиля стало искрой, воспламенившей национальное самосознание еврейской диаспоры, то Шестидневная война сплотила диаспору, возродив в еврейской нации веру в возможность победы сионистской верхушки в борьбе за глобальную власть. Победа в той войне помогла сионистам заставить евреев всего мира щедрее раскошеливаться на помощь Израилю, помогла укрепить позиции произраильского лобби в США и других странах Запада, шире развернуть движение за переезд евреев из социалистических стран в Израиль. Помогла сионистам сплотить евреев вокруг националистических кругов диаспоры.

Если в тройственной агрессии воевали на стороне Израиля эмигранты, вынужденные бежать из постфашистской Европы в Палестину, то в Шестидневной войне воевала уже молодежь, выросшая в еврейском государстве, для которой иврит стал родным языком, и которая воспитывалась в духе верности идеалам иудаизма и сионизма.

Тогда мы с полковником Афанасьевым не могли знать, что при правительстве Израиля еще в начале 1950-х было создано специальное подразделение, подчиненное непосредственно премьер-министру, для ведения подрывной деятельности в социалистических странах. Его агенты вели агитационную и пропагандистскую работу среди советских евреев, создавали диссидентские группы, развертывали правозащитную деятельность евреев и оказывали материальную помощь семьям диссидентов, арестованным за антисоветскую деятельность.

Мы не догадывались, что молодые советские евреи, выезжавшие в Израиль из СССР, были морально готовы к участию в сионистских войнах с арабскими странами и против палестинского освободительного движения. Для них, этих недавно еще советских парней, мы, советские гражданские и военные специалисты – русские, украинские, армянские, узбекские и т.д. – стали их врагами только потому, что мы мешали реализации агрессивных планов, разрабатываемых НАТО против СССР и прогрессивных режимов, возникших на всех континентах после развала колониальной системы империализма.
Победа еврейской диаспоры и Запада в войне 1967 г. помогла сионистам заставить евреев Израиля жить в постоянном страхе, укреплять систему расизма, апартеида в еврейском государстве, раздуть военный пожар на Ближнем Востоке, превратить его в пороховую бочку на многие десятилетия вперед, подготовить плацдарм для войн просионистских режимов Запада с мусульманскими государствами.

8
Все мне было интересно на Суэцком канале. С большим интересом я наблюдал за работой советников и их подопечных. Я видел, как обсуждают результаты войсковой разведки и наносят на свои карты новые или перемещенные огневые средства противника. Как ездят на рекогносцировку и подолгу сидят в укрытиях на берегу канала, наблюдая в бинокли за линией обороны в виде высокого холма, воздвигнутого бульдозерами на противоположном берегу, укрепленному опорными пунктами на направлениях возможного форсирования египетскими войсками. Как тренируют саперные подразделения устанавливать плавсредства на пресноводных каналах днем и ночью. Как проводятся учения подразделений с боевой стрельбой на местности и командно-штабные учения с офицерами на ящиках с песком.

Я гордился тем, что работал с полковником Афанасьевым, единственным Героем Советского Союза среди советников. Афанасьев был доволен, что я кроме английского знаю разговорный арабский и никогда не жалуюсь на тяготы службы. Каких только вопросов мы не обсуждали во время поездок – о личных качествах наших советников и наших подопечных, о недостаточной работе подопечных по повышению морально-боевого духа войск, о международной обстановке, о преимуществах советского социализма над арабским.

Нередко он делился со мной воспоминаниями о своих сослуживцах, боевых товарищах, о некоторых наиболее ярких событиях своей военной жизни, о доброте людей, с которыми сталкивала его жизнь. Ко мне он относился по-отечески. Он умел видеть в людях хорошее, а в природе – красивое. Увидит в пустыне жалкие зеленые кустики и обрадуется.

– Смотри, даже пустыня украшает себя. А ведь это еда для верблюдов. И где только эти колючки находят воду?

Вместе с полковником Афанасьевым и другими офицерами я впервые в жизни побывал в перестрелках, в которых мы не раз могли сложить свои головы. Мои боевые товарищи научили меня уважать войсковое братство, не бояться трудностей, хладнокровно переносить лишения, не паниковать в сложной военной обстановке, выполнять приказы командира и старших по званию.

Однажды мы поехали на совещание в Таль-Кебир к советнику при Второй армии. Когда совещание закончилось, и мы возвращались в Исмаилию, Афанасьев долго сидел молча и где-то на полпути сказал, что получен приказ о моем переводе в Каир.

– Будешь трудиться в Академии имени Г.А. Насера. Жалко мне расставаться с тобой. Но приказ есть приказ.

Так закончилась моя служба во фронтовой полосе. Я уже привык к риску, обстрелам, бомбардировкам. Рядом с Афанасьевым я ничего не боялся. Откровенно признаюсь, что меня обрадовала перспектива нового места работы в Каире. Жить с семьей. Не ездить на Канал. Не носить военную форму.
Год, проведенный на Суэцком канале, был насыщенным, динамичным, опасным. Группа полковника Афанасьева проделала чрезвычайно большую работу по повышению уровня боевой подготовки личного состава второй дивизии. Она заставила арабских офицеров заниматься боевой подготовкой, отрабатывать взаимодействие на полевых учениях. Даже я, человек в общем-то гражданский, видел, что за год нашей работы в дивизии произошли большие перемены. Она стала боеспособной. Она могла не только держать оборону, но и, форсировав Канал, участвовать во взаимодействии с другим частями в освобождении Синая от сионисткой оккупации.

Афанасьев был требовательным человеком и к себе, и к другим. Постепенно арабские офицеры привыкли к его требовательности, настойчивости, упорству. Он проявлял не раз недюжинные дипломатические способности в сложных ситуациях.

После загранкомандировки Афанасьеву было присвоено звание генерал-майора. Он был назначен на должность начальника Западного факультета Военного института иностранных языков.

Через год он приехал отдыхать в Крым с женой, которую мы знали как замечательную, добрую русскую женщину. Позвонил мне и пригласил навестить его в военном санатории. Мы с женой и детьми поехали. Санаторий находился рядом с Ласточкиным гнездом, известной достопримечательностью Крыма.
В 1974 г., меня направили в Москву учиться на Высшие академические курсы при Военно-политической академии имени В.И. Ленина. Я позвонил Павлу Александровичу на службу, и мы договорились встретиться в Военном институте иностранных языков (ВИИЯ). Я отправился на Танковый проезд, 4 тем же путем, каким 12 лет назад приехал из Магнитогорска учиться на курсах военных переводчиков.

Впервые я видел Афанасьева в советской генеральской форме. Мы обнялись. Вспомнали наших боевых товарищей. Он поддерживал товарищеские отношения со многими из них.
– Сможешь приехать в воскресенье к нам? Запиши адрес.

Я приехал. Его супруга накрыла на стол.
– Саша, только немножко. Юра, у него сердце пошаливает.

Засиделись до позднего вечера. Он повел меня на остановку автобуса. Обнялись и попрощались.

Это была наша последняя встреча с ним, но память о дружбе с этим прекрасным советским человеком живет во мне и сегодня. Служебные отношения давно прекратились, но что-то объединяло нас. Что? Думаю, это энергетическое притяжение объясняется нашей природной русскостью. Именно русскость заставляла гармонично звучать наши души.

Для меня генерал-майор Афанасьев, Герой Советского Союза стал символом доблести русского воинства, былинным Ильей Муромцем. Быть героем Земли Русской было у него на роду написано. И это чувствовали и понимали все – и мы, члены маленького русского коллектива при Второй дивизии на Канале, и арабские офицеры и генералы, и даже кадровики в Москве. Из 15 тысяч советников, вернувшихся из ОАР на родину в июне 1972 г. они на должность декана Западного факультета ВИИЯ выбрали именно Афанасьева П.А. И он стал командиром и наставником нового поколения советских военных переводчиков.
9
Прошло много лет со времени моей службы во Второй дивизии первого эшелона на Суэцком канале, а воспоминания о плакате «Не пора ли вам домой, товарищи!», выставленного у моста Эль-Фердан, не выходит из головы.

Давно в живых нет Насера. Давно нет Советского Союза. Отменена резолюция 3379 Совета Безопасности ООН (1975 г.), квалифицировавшая сионизм как «форму расизма и расовой дискриминации. Восстановлены дружеские отношения между Российской Федерацией и Израилем.

Между тем войны и «оранжевые» революции на Ближнем Востоке продолжаются до настоящего времени.

Кто их творец?

Кому же еще надо уйти с Ближнего Востока, чтобы в регионе наконец установился прочный и длительный мир?
4. В академии имени Гамаль Абдель Насера

1
После Шестидневной войны президент ОАР Гамаль Абдель Насер обратился к советскому руководству с просьбой открыть в Каире филиал советской Академии для подготовки высшего командного состава. В Египет была направлена группа преподавателей из различных советских военных академий. Ядро группы составили генералы-доценты и профессора из советской Академии Генштаба. Переводчиками она укомплектовывалась на месте. Я стал одним из них. Так была открыта Академия им. Г.А. Насера. Мы называли ее филиалом советской Академии Генштаба им. К. Ворошилова, потому что в ней работало немало преподавателей этой прославленной военной академии. Слушателями стали египетские полковники и бригадные генералы.

Работа с замечательными военными профессорами и доцентами расширяла языковедческий, военный и политический кругозор переводчиков. Главным в нашей работе был устный перевод лекций и семинарских занятий, вечерних консультаций и встреч советского и египетского руководства Академии.
Синхронный перевод лекций и консультаций занимал меньше времени, чем письменные переводы с русского на английский текстов лекций, пособий, которые писали наши преподаватели для слушателей. Редакторы бюро переводов редактировали письменные переводы, после чего они попадали в машбюро. Машинистки со знанием английского языка перепечатывали наши творения на пленку (ксероксов еще не было). Типография печатала с них необходимое количество экземпляров и отправляла их в нашу «секретку». Все экземпляры были пронумерованы и выдавались под расписку слушателям, переводчикам и преподавателям.

У каждого из нас была пишущая машинка с латинским шрифтом. Листы в черновых тетрадях были пронумерованы, прошиты и скреплены печатью. Тетради тоже хранились в «секретке». Выносить письменные материалы из стен Академии строго воспрещалось.

Я был прикреплен переводчиком к одному из четырех преподавателей оперативного искусства – генерал-майору Забабашкину К.В. Приходилось мне переводить лекции контр-адмирала Родионова А.И. и занятия преподавателей тыловиков.

В Академии была открыта библиотека. Военная литература, собранная в ней, была в основном на английском языке. Мы постоянно читали свежие американские военные журналы и книги. Уровень языковой и профессионально-военной подготовки переводчиков был высок. Каждый из нас без подготовки мог синхронно переводить устно и письменно лекции по любой военной дисциплине. Мы регулярно выезжали с преподавателями и слушателями на полевые занятия и рекогносцировки. В здании Академии мы ходили в штатском, на полевые занятия выезжали в арабской военной форме без погон.

2
Генерал-майор Забабашкин Константин Васильевич до войны закончил пединститут, работал учителем, затем директором школы. После начала войны он закончил ускоренные офицерские курсы. Командовал батальоном, полком. После войны учился в Академии им. М.В. Фрунзе и в Академии Генштаба им. Ворошилова. Защитил диссертацию. Более десяти лет работал в Академии генштаба преподавателем.

Генерал был профессиональным педагогом высшей квалификации. В нем гармонично сочетались два образования – гражданское и военное. Причем, пединститутская подготовка давала ему преимущество перед коллегами: он в совершенстве владел методикой преподавания. Он обладал широкими знаниями военных доктрин разных стран мира, в том числе – израильской. Понимал с полуслова своих слушателей.

Порою во время перевода я испытывал трудности – не столько языковые, сколько теоретические. Я не стеснялся признаваться ему в своем военно-теоретическом невежестве. Иногда просил его объяснить мне какой-то сложный вопрос во время подготовки к очередной лекции. Переводить формально – предложение за предложением – я не мог. Получалось бы «кузькина мать», как у переводчика Хрущева. Мне нужно было обязательно понять смысл сказанного, а затем передать его слушателям.

Генерал Забабашкин пользовался у слушателей большим авторитетом. Выпускники нашей группы после окончания Академии нередко приезжали к нему за консультациями, несмотря на то, что в их частях работали советские советники, с мнением которых иногда она были не согласны. Мы часами беседовали с ними. Забабашкин помогал им решать теоретические и практические вопросы.

Особенно познавательными для меня были лекции по оперативному искусству. Я учился на занятиях вместе со слушателями. Это был настоящий военный университет для переводчика. Не каждому офицеру приходилось изучать военные науки и участвовать в разработке дивизионных и армейских операций с такими прекрасными преподавателями, какими были наши генералы.

Генерал Забабашкин объяснял в деталях, как планируется дивизионная, армейская операция, проводится рекогносцировка, оценка местности противника; как организуется взаимодействие с соседями, с приданными резервами, с видами и родами войск, участвующими в операции; как проводятся командно-штабные учения на ящике с песком перед началом операции.

Генерал делал экскурсы в военную историю, сравнивал военные доктрины различных стран мира, подчеркивал преимущества советской военной доктрины. Часто он ссылался на опыт боевых действий советской армии в годы Второй мировой войны.

Помню, как подробно генерал Забабашкин рассказывал об операции советской армии по разгрому Квантунской армии в Манчжурии в августе 1945 г., мне было интересно узнать о ней из его уст: мой отец воевал в Манчжурии. После войны мы с мамой приехали к нему в Северную Корею. Там мы прожили три года. Там я пошел в первый класс советской школы, открытой в Пхеньяне через год.

Часто генерал рассуждал о причинах поражения египетской армии в Шестидневной войне. Как показал опыт войны Израиля с Египтом в 1956 г., Насеру и его генералам следовало учитывать повторения подобного сценария и в 1967 г. – внезапного нападения противника. Не уверен, что проводились учения или военные игры трех арабских стран, на которых их органы стратегического руководства выступали бы в роли обучаемых и тренировались в выполнении своих обязанностей в случае начала израильской агрессии; что проводились и полноценные командно-штабные учения с привлечением генеральных штабов трех арабских союзников перед началом операции, обсуждение всех возможных вариантов действий израильского штаба по данным разведок. Известно, что в Израиле командно-штабные учения по взаимодействия всех родов войск проводились регулярно.

Наши генералы постоянно твердили на лекциях об огромном значение стратегической и войсковой разведок. Если израильская разведка знала об египетской армии практически всё, вплоть до того, когда и как заступает на дежурство новая смена военных летчиков, египетская разведка, как пишут, не знала даже оперативных планов израильского командования. Более того, израильскому генштабу удавалось осуществлять широкомасштабную дезинформацию военного и политического руководства Египта как до начала войны, так и в ходе наступательной операции. Израильская разведка поставляла дезинформацию о неготовности израильских вооруженных сил к войне сразу на три фронта – с Египтом, Сирией и Иорданией.
3
Курс по морскому обеспечению сухопутных операций читал контр-адмирал Родионов Анатолий Иванович. После окончания военно-морского училища он служил в городе русской славы Севастополе, позднее на холодном севере и на Дальнем Востоке. Во время сталинских кадровых чисток офицерского состава, когда немало командиров, входивших в троцкистский блок Тухачевского, были арестованы, он был назначен командиром бригады подводных лодок, то есть на вице-адмиральскую должность. Тогда ему было всего 34 года.

В годы Великой Отечественной войны ему предложили перейти на дипломатическую работу, и он приехал в Москву учиться на ускоренных курсах Военно-дипломатической академии. Аристократическим манерам в академии его обучал легендарный военный дипломат царской закалки генерал А.А. Игнатьев, чья книга мемуаров «Пятьдесят лет в строю» была почти единственным в те годы источником информации о патриотической русской белой эмиграции.

Адмирал был человеком малоразговорчивым, даже можно сказать – замкнутым. В дружеские отношения ни с кем не вступал. Одни объясняли его сухость в отношениях принадлежность к военно-морской офицерской касте: моряки всегда поглядывали свысока на пехоту. Другие говорили, что он занимался разведкой, когда работал в аппарате военно-морского атташе в Советском посольстве в Токио, а в разведке болтунов не держат. Между прочим, он с семьей жил в Токио, когда американцы бросали атомные бомбы на Японию. Он сам, правда, об годах своей дипломатической службы Социалистическому Отечеству никогда не рассказывал.

Кадровики не ошиблись, выбрав Родионова А.М. на дипломатическую службу. Внешность адмирала – низкий рост, чуть восточный тип лица – едва ли могли привлечь внимание японцев к нему. Единственное, что могло выдавать его иностранное происхождение в Японии, так это неумение и нежелание держать постоянную улыбку на лице и гнуть спину в вежливом японском поклоне. Не выделяться среди местного населения, не привлекать к себе внимания для дипломата, а, может, и разведчика, важное качество: кстати, для любого загранработника тоже.

После возвращения из Японии вице-адмирала направили на учебу в Академию Генштаба. После окончания его оставили в ней на преподавательскую работу. Он защитил кандидатскую диссертацию. У него имелось немало публикаций в военных журналах.

Контр-адмирал Родионов тоже был прекрасным педагогом. Глядя на него, трудно было догадаться, что в прошлом он был командиром военного корабля, командовал бригадой подводных лодок, служил военным дипломатом. Среди всех наших генералов, он, вероятно, был самым дипломатичным человеком. С переводчиками и коллегами держался официально. С личными просьбами ко мне, если и обращался, то редко.

Его жена Анна Николаевна была прямой противоположностью мужу. Она была общительной женщиной и любила рассказывать интересные истории и о себе и адмирале, о встречах с интересными людьми.

Родионовы привезли с собой в Каир внучку – Анечку. Она была одних лет с нашей дочерью. Дети вместе ездили в советскую школу при посольстве, вместе играли во дворике у гостиницы.

Как-то раз адмирал попросил меня поехать с ним на встречу с его давним приятелем Цыбульским А.В., ученым из Института Востоковедения Академии наук СССР.

– Он приезжает завтра вечером из Александрии в Каир и будет меня ждать в гостинице «Континенталь». Машину я уже заказал.
– Это прямо в центре – на площади Оперы. С удовольствием поеду с вами, – согласился я.
– Я думаю вам тоже будет приятно поговорить с ним. Он востоковед. Заведует отделом в Институте Востоковедения Академии Наук. Мы с ним жили на одном этаже в московской гостинице в 1944 г. Я учился в Военно-дипломатической академии, а он ждал нового назначения после возвращения из Турции, где проработал в Торгпредстве несколько лет. Вы знаете певца Вертинского?
– Нет, – сказал я.

Адмирал меня заинтриговал именем Вертинского. Я что-то слышал о нем.

– Так вот Вертинский тогда жил с нами на одном этаже. Он только что вернулся на родину после многолетних скитаний по белому свету.

Генералам и адмиралам не разрешалось ходить по улицам Каира в одиночку. Их кто-то обязательно должен был сопровождать. Вероятно, советское посольство установило такое правило. Как бы там ни было, я не раз сопровождал генералов в их поездках в внеслужебное время.

Под вечер следующего дня мы подъехали к гостинице «Континенталь». Профессор Цыбульский Владимир Васильевич встретил нас в фойе и пригласил пройти в свой номер.

Я с интересом слушал разговор двух ветеранов, их воспоминания об общих знакомых.

Передо мной сидел очень энергичный и веселый человек, по-юношески худощав, подтянут и молодцеват. Говорил быстро, с шутками-прибаутками. Прибыл в Египет во главе группы ученых из академических институтов. Среди них были известные востоковеды.

Он с юмором рассказал нам, как позавчера на приеме у мэра Александрии ему на колени уселась молодая исполнительница танца живота.

– Защелкали фотоаппараты, а на следующий день в александрийских газетах появилась моя фотография с танцовщицей на коленях. Как вы думаете, – обратился от ко мне, – не попадет ли мне за такую фривольность в Москве?
– Это как посмотреть. Когда она сидела у вас на коленях, вы положили ей в бюстгальтер денежку? – сказал я шутливо.
– Нет, – признался профессор.
– Вот за это вас можно наказать. Однако если сотрудники советского консульства вас не предупредили об этом, то наказывать не за что. Здесь все знают, что танцовщица обязательно сядет главному гостю на колени, и что ее за это следует отблагодарить. А в Турции в подобных ситуаций бывать не приходилось?
– Тогда было совсем другое время – предвоенное и военное. Не до танцовщиц было.
Мы рассмеялись.
– Вы, как я понял, – Цыбульский заговорил со мной, –переводчик арабского…
– Нет английского. Арабистов у нас очень мало.
– Вы говорите по-арабски?
– Он у нас единственный переводчик, который кроме английского говорит еще и по-арабски с обслуживающим персоналом, – похвалил меня адмирал.
– Анатолий Иванович преувеличивает. Немного говорю на диалекте. Могу рассказывать анекдоты и материться. Научили арабские сержанты и торговцы. Если с ними не торгуешься и не шутишь, цены почти не снижают.
– Изучали здесь ислам, арабскую историю?
– Немного.
– Пишите?
– Собираю материалы на диссертацию о Сомерсете Моэме.
– О Моэме в Египте? Кому в Институте рассказать, будут долго смеяться, молодой человек. Вы же знаете страну, обычаи, язык. У нас некоторые прославленные востоковеды, впервые в арабский мир приплыли на теплоходе вместе со мной.
– В Москве пытался в аспирантуру поступить. В МГУ мне сказали, что военных не берут. В Военно-политической академии сказали, что у них только военные специальности.
– Вот и хорошо. Вам сам Бог велит писать диссертацию о Востоке.
– Никогда не думал об этом. Я филфак заканчивал.
– Ну и что. Надумайте, приходите ко мне в Институт. Вот вам мои координаты.

Он написал номер своего московского телефона на бумажке и вручил ее мне, а адмиралу – гостинцы: пластинку песен Вертинского, бутылку «Столичной» и булку ржаного хлеба. (В 1971 г. я разыскал Институт Востоковедения в Москве и пришел к проф. Цыбульскому В.В.. Он помог мне поступить в заочную аспирантуру Института Востоковедения АН СССР).

– Вся Москва знает, что вам не хватает в Египте. Угадал?
– Еще бы селедочку солененькую, – пошутил я.
– Об этом мне не сказали. Плохо разведка работает.

Мы попрощались.

Когда вернулись в свою гостиницу, адмирал вручил мне пластинку Вертинского и «Столичную». Хлеб оставил себе.

–У вас есть проигрыватель. Слушайте. Замечательный был певец и удивительно добрый и интересный человек, много повидавший в жизни. Зайдем как нибудь с Анной Николаевной к вам, послушаем его песни. Он нам не раз пел в компании. А водку не пью. Пусть Людмила закусочку вам приготовит поострее.

Действительно, песни Вертинского мне понравились. Даже не то, чтобы понравились. Я полюбил их на всю жизнь. Они стали для меня голосом из незнакомой мне жизни русских эмигрантов первой волны.

Каждый раз, когда слушаю песни Вертинского, я вспоминаю ту встречу с Цыбульским В.В. в Каире, которая изменила мою судьбу, вспоминаю тех необыкновенных людей, с которыми сводила меня в разное время судьба в Египте.

«Столичную» мы распили вместе с Родионовыми, пригласив их в гости на 7-е ноября – в день Великого Октября.

4
В марте 1969 г. Насер распорядился начать «войну на истощение» – артобстрелы израильских позиций в зоне Суэцкого канала. Таким образом египетское руководство рассчитывало поднять дух своего народа, продемонстрировать ему плоды двухлетнего труда по восстановлению египетских вооруженных сил. Решение принималось без согласования с советской стороной.

В ответ израильская авиация начала наносить чувствительные удары с воздуха по египетским военным и гражданским объектам страны. Шестидневная война продолжалась. Израильтяне бомбили города, школы, больницы, заводы.

Некоторые историки считают, что «война на истощение» была серьезной ошибкой египетского руководства. Вместо того, чтобы признать ошибку и отказаться от «войны на истощение», сесть за стол переговоров с Израилем, Насер тайно вылетел в Москву. Он просил прислать современные ракетно-зенитные комплексы.

Переговоры были тяжелыми. Во-первых, поскольку времени на обучение египетских ракетчиков не было, надо было направлять не группу советников, а целую советскую дивизию ПВО с ее боевой техникой. Во-вторых, надо было по сути дела принимать решение о непосредственном участии советских войск в войне Египта с Израилем. Как отнесутся к этому в США и в Европе? В-третьих, у Египта не было денег, следовательно, почти все расходы на транспортировку, обеспечение дивизии всем необходимым должна была брать на себя советская сторона.

Советское руководство согласилось тайно направить советскую дивизию в Египет. Египетская сторона должна была построить все необходимые сооружения для размещения зенитно-ракетных комплексов, укрытия и жильё; вести контрразведывательную деятельность, охранять боевые позиции и обеспечивать безопасность советского персонала.

Прибытие дивизии ПВО в Египет и надежное прикрытие арабской страны от израильских бомбардировок «отрезвляюще подействовало не только на израильтян, но и на американцев», – вспоминал бывший советский посол Виноградов В.М. По израильским данным дивизия насчитывала 10-14 тысяч военнослужащих, имела на вооружении ракеты SAM-4 и SAM-66, самолеты. (Howard M. Sachar. History of Israel. From Rise of Zionism to our Time. 2nd ed. NY: Alfreda A. Knopf, 2000, p. 694).

Брежневу казалось, что на дипломатическом фронте у советского руководства появилась непосредственная возможность вести политические переговоры с США о ближневосточном урегулировании. Однако урегулировать конфликт не удалось ни Брежневу, ни американским президентам, начиная с Кеннеди и кончая О. Обамой. И сегодня, сорок лет спустя, это так называемое «урегулирование» все еще находится под большим вопросом.

Мы, советники и переводчики, узнали о прибытии советской дивизии из египетских газет. Как только дивизия разместилась в запланированных районах, правительственная газета «Аль-Ахрам» опубликовала на первой странице карту, на которой были обозначены значками места расположения боевых и технических дивизионов советской дивизии ПВО в зоне Суэцкого канала.

Наше начальство было в шоке: столько сил было затрачено на соблюдение секретности, а вдруг Египет оповещает весь мир о том, что Насер получил в свое распоряжение (или нанял) целую армию ПВО. Наше начальство возмутилось и обратилось к военному министру за разъяснениями. Тот извинился. Оправдывался, что кто-то без его разрешения сообщил эту информацию в газету. Кто – так и не узнали.

Как бы там не было, мир узнал, что Советский Союз направил в Египет дивизию ПВО для ведения воздушной войны с Израилем. В СССР было запрещено писать и говорить об этой дивизии. В газете «Правда» была даже опубликована статья о «новой провокации Запада против СССР». Автор статьи утверждал, что никакой дивизии ПВО в Египет Москва не направляла.

Логачев В.С., заместитель начальника политотдела зенитно-ракетной бригады, вспоминал, как он получил 50 экземпляров газеты с этой статьей и долго думал, как поступить: то ли раздать «самую правдивую газету на свете» подчиненным, и подорвать авторитет «Правды», то ли сжечь все 50 её экземпляров на костре. Он выбрал второй вариант. (В.С. Логачев. Это забыть невозможно. В кн.: Гриф «секретно» снят. М. 1997. С. 146).

По долгу службы Логачев В.С. обязан был внушать подчиненным, что «интернациональный долг» есть долг советских военнослужащих, и его надо выполнять. Но когда он вывозил солдат и офицеров на экскурсии в город, те своими глазами видели, что египетские города по ночам сверкают неоновой рекламой, что люди сидят спокойно в кафе, что на улицах фланируют молодые парни и девушки. Очень нелегко советским политработникам было объяснять подчиненным, почему свой «священный долг» по защите своей родины не выполняют сами арабы, почему они переложили этот «долг» на русских парней. Почему египетские магазины после войны ломились от продуктов и ширпотреба, а в Союзе магазины пусты, кругом только очереди?

Мы тоже не раз в узком кругу друзей обсуждали эти каверзные вопросы. Почему советское руководство бросает русских парней во многие горячие точки планеты? Почему оно боится рассказывать правду о своих решениях советским людям? Почему оно не задумывается о далеких последствиях принимаемых ими решений в сфере международных отношений? Почему советские офицеры и солдаты, воюя и погибая в чужих странах, не имеют даже права называть себя «ветеранами войны»? Почему мы должны скрывать от советских людей свое участие в горячих точках планеты? Почему нас лишили права рассказывать советским людям о героях, сложивших свои головы на дальних рубежах своей родины?

Помню, что с началом этой странной войны израильские летчики бомбили заводы, возводимые СССР, школы и больницы, на малой высоте проносились над Каиром, вызывая панику среди горожан. Люди разбегались по сторонам. Торговцы бросали свои лавки с товаром. Машины останавливались. Пассажиры искали укрытия возле домов.

В один из таких дней жена с соседкой ходила утром в магазин. Вот что она рассказала мне:
– Вдруг раздался ужасно громкий рев реактивного самолета. Он шел на малой высоте, почти над домами. Автобус остановился. Пассажиры в испуге разбегались в поисках укрытия. Мы бросились в гостиницу. На улицах хаос. Машины брошены где попало. Самолет развернулся и вновь пролетел на малой высоте над улицей, над нами. Будь у меня в ту минуту в руках автомат, я бы не задумываясь открыла по нему огонь, такая ненависть была.
– А он бронированный.
– Ну и что? Когда прибежали в гостиницу, то вдалеке услышали страшные взрывы. Оказалось, что бомбили госпиталь и школу, ты представляешь это?
— Да я знаю, уже передали по радио.
-Мы ужасно перепугались, наши дети были ещё в школе. С тревогой и нетерпением ждали автобус с детьми. Очень обрадовались, когда они вернулись живые и невредимые.

Особенно разрушительными ударам подвергались египетские войска, дислоцированные на Суэцком канале. Один из переводчиков, с которым мы служили в эскадрилье ТУ-16 на Кайро-Вест, был ранен и контужен во время бомбардировки штаба дивизии, расположенной под Каиром. Бомба прямым попаданием поразила блиндаж, в котором советские советники проводили совещание. Несколько старших офицеров погибли на месте. Погиб полковник из Симферополя, с которым мы жили на одной улице. Он прибыл в Египет месяц назад и ждал приезда жены. Она прилетела в Каир на следующий день после его гибели.

Моему товарищу повезло. Он остался жив. Ему осколок разрезал щеки по линии рта. Мы виделись с ним в госпитале. На него было жутко смотреть. Слезы в глазах и вечно улыбающийся рот.

– Отправляют в Союз и комиссуют. У меня нет гражданской специальности. Закончил суворовское и общевойсковое военное.
– Будешь английский преподавать.
– Я закончил курсы. Так что и в школу меня не возьмут.

Не знаю, как сложилась его дальнейшая судьба. В фотоальбоме сохранились фотографии. На них он еще здоровый и счастливый, с женой и сынишкой. Как-то мы вместе гуляли семьями по парку в Гелиополисе.

Помню и другой случай. В Египет присылали на практику курсантов Военного института с арабским языком. Один курсант попал в дивизион ПВО. Дивизион израильтяне разбомбили, полили напалмом. Десятки египетских солдат горели, как факелы, безумно крича и бегая по пустыне. Всё это произошло на глазах молодого паренька. Вместе с советником он вернулся на выходные в Каир и в дивизион не поехал. Исчез. Целыми днями бродил по Каиру и возвращался в гостиницу только ночевать. Начальство хотело судить его за дезертирство. Положили в госпиталь. Врачи признали: помешательство. Курсанта комиссовали.
5
В сентябре 1970 г. – в разгар очередного политического кризиса, вызванного восстанием палестинцев в Иордании, названным «черным сентябрем» – умер Насер. Умер, надо полагать, не своей смертью. Тогда в 1970 г. была на слуху версия о том, что израильским спецслужбам удалось завербовать массажиста Насера.

Эту версию убийства Насера приводит в своей книге советский журналист Агарышев А.А. «Гамаль Абдель Насер» (М.: Молодая гвардия, 1979.): «Президент Египта согласно данным арабской печати погиб от руки своего массажиста-врача аль-Утейфи, бывшего агентом израильской разведки. Он втирал при массаже особую мазь, которая постепенно приводит к параличу сердца. Аль-Утейфи получил мазь от израильских спецслужб».

Однако ни в одной биографии Насера, написанных английскими или американскими авторами, я подтверждения этой версии не нашел.

Тогда в сентябре в Каир, на срочно созванную конференцию Лиги арабских государств, прилетели почти все руководители арабских стран. Они искали пути выхода из политического кризиса, созданного в Иордании искусственно усилиями многих секретных служб, о чем мы может быть узнаем когда-нибудь из публикаций Викиликса.

Я видел Насера несколько раз. Вблизи только раз в 1964 г. на Каирском железнодорожном вокзале во время приезда советской делегации с Н.С. Хрущевым во главе. Мужественное лицо Насера, его образ запечатлелся в моей памяти на всю жизнь. Мне нравилось слушать его длинные и эмоциональные, как у Фиделя Кастро, речи, хотя я далеко не все, признаюсь честно, понимал на арабском языке. Но внимательно читал его речи в переводе на английский в «Иджипшиан Газетт».

Насер никогда не лукавил и говорил людям правду и об успехах и поражениях. Так никто до Насера и после него не разговаривал с арабами. Народ верил Насеру, верил в победу идеалов демократии и арабского социализма. Его речи слушали не только египтяне. Японские транзисторы разносили его идеи по всему Арабскому Востоку.

Насеру удалось сделать невозможное – изменить не только сознание египтян, но всего арабского суперэтноса и всего мусульманского мира. При его жизни начали сбываться его мечты о единстве всех арабских народов, о превращении мусульманского мира в крупного геополитического игрока.

28 сентября 1970 г. Насера не стало. Ему было всего 52 года.

В тот день мы с утра находились на службе и узнали об этом печальном событии на работе. От Главного советника поступил приказ: в траурные дни всем членам советской колонии приказано из гостиниц на улицы не выходить.

И в тот же день миллионы египтян вышли на улицы столицы.

Жена тоже с утра уехала на работу в Военный технический институт на автобусе чехословацких специалистов. Институт располагался неподалеку от президентского дворца на другом краю города.

В полдень чехи уехали домой служебным автобусом, забыв о двух советских женщинах. Женщины были вынуждены ехать на городском автобусе. Он не приходил. Более часа они стояли на остановке.

По улицам и тротуарам медленно двигалась широкой полосой бесконечная толпа. Мужчины в черных галобеях плакали, женщины с распущенными волосами голосили. Толпа ревела. Редкие легковушки с трудом пробивались сквозь толпу.

Я уже вернулся в гостиницу. Когда жена в обычное время дома не появилась, я начал волноваться. Попытался дозвониться до чехословацкого офиса, трубку чехи не брали.

Я не на шутку испугался: не случилось ли что. Что делать, где искать теперь жену я не знал. Было ясно, что на работе ее уже нет. Три часа я не мог найти себе места.

Вдруг вижу: у входа гостиницы остановилась маленькая машинка, дверца открылась, и я увидел жену. Она о чем-то говорила с водителем. Я побежал ей навстречу.
– Что случилось?
– Ужас! Ты не можешь даже представить, что творится в городе. Перевернутые автобусы и легковушки. Громят магазины. Мы пережили такой ужас.

Собралась толпа. Нас могли растерзать. Вдруг, о чудо! Какой-то случайный армянин остановился и спас нас. Заставил нас наклониться, спрятать свои европейские лица. Парни пытались раскачать легковушку. Мы с подругой прижались друг к другу на заднем сидении. Слава богу, армянину удалось вырваться из плена. Ехали медленно. Все улицы забиты ревущей толпой. Водитель привез нас в гостиницу. Говорят ангелов не существует, но ведь появился! Чтобы мы без этого нашего ангела-хранителя делали бы, не знаю. И от денег наотрез отказался, узнав, что мы русские. Бывают же добрые люди на свете!

В дни похорон толпы египтян со всех концов страны двинулись в Каир. Делегации дружественных стран прибывали в Каир. Прилетела советская правительственная делегация во главе с А.Н. Косыгиным. В день похорон вертолет, в котором находился гроб с телом Насера, поднялся в небо, сделал несколько кругов над городом и приземлился перед зданием, где размещался когда-то Совет руководства революцией. Гроб с телом Насера был бережно установлен на артиллерийский лафет. Процессия медленно двигалась к ажурной белой мечети. Печальные слова молитвы разнеслись над страной. Затем грянули залпы орудий. Соратники Насера опустили гроб с его телом в нишу в мечети. Египет зарыдал. Плакали в тот день простые арабы и в других странах.

6
Проживи Насер на 10-20 лет дольше, не распадись Мировая социалистическая система, и Ближневосточный мир был бы сегодня совершенно другим.
Насер был прекрасным дипломатом, умным политическим игроком, врожденным лидером, на голову выше многих мировых лидеров той поры. В свои 34 года он, выходец из семьи мелкого служащего, возглавил группу демократически настроенных националистов в офицерских погонах и сумел убрать коррумпированного короля и правящую верхушку, сумел изгнать английских оккупантов из Египта, добиться национализации Суэцкого канала, важнейшего геополитического объекта современного мира. Ему удалось заложить основы египетской тяжелой промышленности, совершить аграрную революцию, снабдить население электроэнергией, укротить Нил, открыть двери школ и больниц для простых людей, создать новое демократическое государство социалистической ориентации, вывести Египет в державу, определяющую ход событий на Ближнем Востоке. На всем, чтобы он не делал, лежит отблеск его страстной и гениальной натуры.

По планам Насера и его сподвижников Египет должен был пройти длительный и сложный путь глубоких преобразований, которые должны были вовлечь массы в строительство новой демократической жизни и затронуть, модернизировать все сферы жизни, включая духовную. Именно в этом заключалась суть, пружина египетской революции. Но на ее пути внутренние силы постоянно выставляли различные преграды, внешние силы выкладывали целые минные поля. Тысячи наемных врагов денно и нощно думали только о том, как сорвать ход революционно-демократических реформ.

Локомотив модернизаций двигался медленнее, чем предполагали Насер и его сторонники. Замедляли его ход и скрытые пассивные протесты, и саботаж реформ египетскими помещиками, и Братья-мусульмане, и упорное сопротивление национальной буржуазии и реакционных кругов мусульманской теократии. Всеми силами они пытались сохранить классовый мир в своем государстве.

Имя Насера останется в истории ХХ века навсегда. Его подвиг никогда не забудут арабские народы. Вот почему в день похорон Насера плакал весь Арабский Восток, как мы, советские люди, плакали, когда умер Сталин!

Арабские народы внутренним чувством понимали, что с Насером уходит самая светлая эпоха в возрождении арабского национализма, что место защитника их прав и свобод займет один из коррумпированных деятелей, который вернет к власти деградировавший правящий класс угнетателей народных масс.

И народ не ошибся.

Насеризм – это цельная философская концепция прогрессивного развития не только Египта, но всего арабского суперэтноса. Конечная цель развития на данном историческом периоде – объединение всех арабских народов и превращение мусульманского мира в крупного геополитического игрока на международной арене. Годы правления Насера были важной вехой в истории всего арабского Востока.

7
Казалось бы, Насер должен был знать гораздо больше о тех людях, которым доверял, с которыми советовался. Между тем, в 1967 г. подвели его те же самые офицеры, с которыми он отстранял от власти короля Фарука. Они обманули его, преувеличив степень готовности египетских вооруженных сил в несколько раз.

Вице-президентами были Анвар Садат (1919-1981) и Али Сабри (1920-1991). Президентом после Насера стал Садат.

Помню, утром 14 мая 1971 г. мы открыли египетские газеты и увидели в них сообщение об аресте Али Сабри, крупного политического деятеля сподвижника Насера, сторонника социалистической ориентации Египта. Мы не сразу поняли, что прошедшей ночью Анвар Садат совершил государственный переворот. Мечта реакционных кругов Египта сбылась. Они сумели объединиться, сплотиться вокруг Садата, подготовить и совершить этот госпереворот.

А спустя несколько месяцев состоялся суд над Али Сабри и его сподвижниками. Суд приговорил его к смертной казни за измену. Садат заменил ему казнь пожизненным заключением (амнистирован в 1981 г.).

Москва молчала.

Мы, советские офицеры, были вынуждены делать вид, что в стране ничего особенного не произошло. Мы выполняли свой интернациональный долг и не вмешивались во внутренние дела суверенного государства.

Однако, если вдуматься в те события, начиная с мая 1971 г. мы уже служили не египетскому народу, как при Насере, и продолжали бы служить, если бы президентов стал Али Сабри, а реакционной верхушке, буржуазным кругам Египта, антинародному режиму во главе с Садатом. В 1971 г. Садат свернул все социалистические реформы, начатые президентом Насером, распустил Арабский социалистический союз.
Москва молчала.

В конце августа 1971 г. наша семья вернулась в СССР.

В апреле 1972 г. в Египет прибыл на переговоры американский дипломат Генри Киссинджер, выходец из немецко-еврейской семьи, а в июне Анвар Садат вызвал советского посла Виноградова В.М. и грубо, без объяснения причин, в раздраженной форме объявил ему, что Египет отказывается от услуг советского военного персонала, и потребовал немедленно отправить всех советских советников и дивизию ПВО из страны.

Провокации против советских военнослужащих, и даже министра обороны Гречко А.А., когда тот прилетал в Каир, начались раньше. В июне они усилились. Вот что рассказывают ветераны: планировался вылет советского ИЛ-18 с 63 солдатами и 5 офицерами. Военные «загнали всех наших солдат и офицеров в здание, окружили их вооруженными солдатами-египтянами, и даже подогнали несколько БТРов, забрали всё имущество у наших ребят,… держали их взаперти целый день, ни попить, ни поесть не дали и даже посещение туалета ограничили… (После вмешательства советского посла – Ю.Г.) где-то около 9 часов вечера поступает команда арабским офицерам и солдатам возвратить нашим ребятам всё изъятое имущество, выпустить их из здания, где была такая духота, что кое-кому стало очень плохо, и разрешили посадку в самолет… арабская сторона попросила извинения, назвав этот инцидент недоразумением, совершенным отдельными лицами.» – так писал в своих воспоминаниях Иванов В.Б. в сборнике «Египетские контрасты», опубликованного ветеранами израильско-арабской войны в 1990-е годы (С. 211).

Москва молчала.

Так египетское руководство во главе с новым президентом Анваром Садатом отблагодарило советских воинов, русских людей за то, что они помогли руководству страны восстановить вооруженные силы после поражения в Шестидневной войне и защитить Египет от израильских бомбардировок.
Анвар Садат несет всю полноту ответственности за бездарно проигранную войну с Израилем в 1973 г. Помню, в Академии советские преподаватели без конца повторяли на занятиях слушателям: войну надо начинать с нанесения авиаударов по аэродромам противника, в первую очередь уничтожать авиацию противника и его средства ПВО, завоевывать превосходство в воздухе. Советские преподаватели учили, что успех следует развивать в глубину насколько это возможно. Незамедлительно высаживать десанты для захвата горных перевалов Гидди и Митла.

6 октября 1973 г. египетская армия блестяще форсировала Суэцкий канал, как научили их этому многотрудному и опасному делу советские советники. Оставалось развивать достигнутый успех через перевалы к границам Израиля. Однако Садат остановил армию в зоне прикрытия ее средствами ПВО. На Синае шли тяжелые бои. На что он надеялся после начла этой военной операции?

В ночь на 17 октября израильским саперам удалось прорваться к каналу на стыке Второй и Третьей армий и возвести понтонный мост через Суэцкий канал. Одна израильская дивизия переправилась на египетскую сторону и начала продвигаться на юг.

Соглашение о разъединении войск на Синайском полуострове было подписано на египетской территории – на 101-м километре дороги Каир-Суэц. 22 октября Совета Безопасности ООН принял резолюцию № 338. Она предусматривала немедленное прекращение огня и всех военных действий с остановкой войск на занимаемых ими позициях. Израиль не унимался, и Советскому руководству вновь пришлось вмешиваться. Л.И. Брежнев приказал привести в боеготовность несколько дивизий советских воздушно-десантных войск. В США была объявлена тревога в ядерных силах. Опять по вине Израиля и арабских государств мир оказался на грани новой мировой войны, как и в 1967 г.

Воля египетского руководства вновь была сломана объединенными усилиями сионистов Запада и Израиля. В период с 1973 по 1978 гг. Садат вел переговоры с США и Израилем. Посредниками выступали Киссенджер и президенты США Никсон, затем, после Уотергейта, Форд. Продолжали переговоры и президент Картер со своим советником Збигневым Бзежинским. 18 сентября 1978 г. переговоры Анвара Садата с израильским премьер-министром Бегиным завершились подписанием Кэмп-дэвидского соглашения Садат признал государство Израиль. С этого года Египет стал получать многомиллиардную помощь от США.

Садат попытался уговорить Москву реструктивизировать долги. Москва отказалась. Садат разорвал Договор о дружбе и сотрудничестве между Египтом и СССР в одностороннем порядке.

Много документов до сих пор скрыто в советских и зарубежных архивах. Однако и без них очевидно, что советское руководство проводило десятилетиями неадекватную политику в отношении Китая и некоторых других социалистических государств, ряда арабских и африканских государств.

Оно затратило десятки миллиардов долларов на помощь и поддержку антиколониальных, антирасистских движений и просоциалистических режимов, многие из которых забыли о планах строительства арабского, африканского социализма, как только советская кормушка для них закрылась.

О чем никогда не говорили на своих лекциях наши генералы – так это о наличии атомного оружия у израильских генералов. Возможно, Насер знал об израильской атомной бомбе. А знала ли о ней Москва? Если знала, то почему молчала? Знали ли в Москве и Каире о том, что в Тель-Авиве перед началом Шестидневной войны обсуждался вариант использования атомной бомбы в случае вторжения арабских армий на территорию Израиля? Если знало, то почему советское руководство не попыталось предостеречь Насера об опасности того капкана, который был поставлен ему в 1967 г., а Садату в начале 1970-х.

Почему советское руководство наступило второй раз на те же грабли, продолжая готовить Садата к новой войне с Израилем? Была ли такая политика выгодна СССР или Западу? Неужели советская разведка не знала, какие силы рвутся к власти в Египте? Не знала планов Анвара Садата? А если знала, почему советское руководство не приняло радикальных решений по изменению своей политики в регионе после Шестидневной войны?

Разве разрыв дипломатических отношений СССР с Израилем способствовал урегулированию отношений между арабскими странами и Израилем? Почему советским руководством не был сделан нелицеприятный «разбор полетов» после серии неудач на Ближнем Востоке? Разве урок, полученный в Египте и Сирии, был учтен, когда оно принимало решении о вводе советских войск в Афганистан, спустя семь лет после постыдного вывода советских войск по требованию Садата из Египта? Почему оно продолжало оказывать военную помощь Садату после того, как он в одностороннем порядке разорвал военно-техническое сотрудничество с СССР?…

Заканчивая воспоминания, хочется кратко рассказать, как сложилась судьба, карьера некоторых переводчиков, с которыми мне пришлось служить в Каире. Для многих из нас работа с военными советниками, специалистами, преподавателями стала ступенькой для перехода на более высокий уровень творческой работы.

Некоторые из тех, кто остался служить в армии, перешли на редакторскую или преподавательскую работу, и полковниками ушли в отставку. Военные арабисты, работавшие в арабских странах и овладевшие разговорным арабским языком, стали первым поколением советских арабистов, познавшим на практике реалии новой культуры, развивавшейся на Ближнем Востоке после крушения колониализма.

Некоторые из тех, кто предпочел уволиться из армии, вернулись к прежней деятельности. Часть из них защитила кандидатские и даже докторские диссертации, трудилась на ниве просвещения и науки, писала и публиковала книги и статьи. Несколько человек дослужились до высоких должностей в государственных и партийных органах, вплоть до аппарата ЦК КПСС.

Не слышал я ни об одном нашем переводчике, который бы пополнил ряды диссидентов или предал свою Родину. Все служили ей верой и правдой, как и подобает русскому человеку, до конца…

Остаются вопросы, вопросы и вопросы. И сегодня они не дают покоя русским офицерам, защищавшим свою русскую Родину на ее дальних рубежах, но не сумевшим защитить ее в самом СССР…