В. Дубровин (Ростов-на-Дону)
Керченские ключи Ростова на Дону

Осада Таганрога была серией военных действий британцами и французами во время Крымской войны, с целью получить доступ к Ростову-на-Дону.
Свободная энциклопедия «Wikipedia» 2009 г.

I Керчь — Арабат.
Вторая военная весна, пришедшая в Крым, застала Керченский пролив совершенно свободным от зимних оков. Лёд сошёл ещё 18 февраля. И как только уплыли в Чёрное море последние льдины, в Керчь пожаловали незваные гости: британский фрегат «Леопард» под парламентерским флагом привёз уведомление о возобновлении с 1 февраля 1855 г. строгой блокады портов Чёрного и Азовского морей. От русского командования не укрылось, что визит этот англичане больше использовали для разведки береговых укреплений. Видимо, нужно было ждать гостей с более серьёзными намерениями. Они не замедлили прибыть, лишь только окончились весенние шторма и наступила устойчивая хорошая погода. Такого мощного соединения, как 12 мая 1855 г. бросило якоря вблизи Камыш-Буруна, маленького посёлка в 15 верстах южнее Керчи, берегам пролива за всё время его существования видеть не приходилось.
В эскадре насчитывалось 55 боевых вымпелов: 9 линейных кораблей, 13 фрегатов, 8 корветов, 14 шлюпов, 10 канонерок и одна бомбарда, не считая судов вспомогательных — буксиров, пакетботов. Около полутора тысяч орудий на всех до единого паровых кораблях. Собрался цвет военных флотов двух величайших морских держав. Флагманами соединения являлись гордость британского флота, 120-пушечный винтовой линкор «Король Альберт» и гордость французского флота — 120-пушечный винтовой линкор «Монтебелло». На кораблях находилось 16 тысяч французских, английских, турецких и итальянских десантных войск. Командовал соединением английский контр-адмирал Эдмунд Лайонс Барт, французскую часть эскадры возглавлял вице-адмирал Брюа. Силы были собраны для того, чтобы захватить Керченский пролив и вторгнуться в Азовское море, перерезать морские и прибрежные коммуникации Крымской армии, уничтожить накопленные в азовских портах военные запасы, а нападением на мирные приазовские города и селения вынудить отвлечь на их защиту значительные силы русских войск. Шёл второй год Крымской войны, минуло семь месяцев безуспешной осады Севастополя, и союзники надеялись таким образом существенно затруднить положение защитников крепости и в общем переломить ход событий в свою пользу. У английского командования были соображения и более дальнего прицела. План лорда Пальмерстона предусматривал расчленение России в ходе войны, в частности отторжение от неё Крыма и Кавказа, и англичане присматривались к Ростову-на-Дону, захват которого позволил бы отрезать кавказскую группу русских войск от сообщения с империей. Но прежде следовало овладеть Керчью и проливом, прежде следовало достичь своих целей в Азовском море. Для вторжения, учитывая мелководье, была назначена группа из 18 самых мелкосидящих судов — 10 шлюпов и 8 канонерок, так называемая «Лёгкая эскадра». Командовать «Лёгкой эскадрой» поручили 35-летнему сыну контр-адмирала, командиру шлюпа «Миранда», капитану Эдмунду Моубрею Лайонсу.
Русское командование сознавало нарастающую угрозу для Керчи и поспешно принимало меры. Средств на строительство укреплений не хватало, объявили сбор денег среди имущих слоёв населения. Купцы Ростова, Нахичевани, Таганрога, Мариуполя пожертвовали около 30 тысяч рублей серебром, и на эти суммы, и на то, что было отпущено казной, успели многое сделать до прихода неприятеля. Вход в узкую часть Керченского пролива со стороны Черного моря преградили затопленными судами и минным полем, оставив свободным лишь фарватер, проходивший под дулами тяжёлых орудий береговых батарей мысов Святой Павел и Ак-Бурну, засеянный минами, подрываемыми с береговых постов посредством подводных электрокабелей. Выход из пролива в Азовское море тоже заградили затопленными судами и минами, а фарватер стерегли батареи крепости Еникале и косы Чушка. Ещё две береговые батареи, Городовая и Карантинная, контролировали вход в Керченскую бухту. С учётом того факта, что глубины пролива не позволяли соединённому флоту использовать для прорыва самые сильные корабли — линкоры и фрегаты, — береговая оборона в таком виде представлялась для союзников крепким орешком, и если бы всё зависело только от неё, неприятель, может быть, ещё подумал: идти ли ему на взлом этих твердынь. Однако не всё было так хорошо. Слаба была военная флотилия Керчи — три вооруженных парохода, паровая шхуна, четыре парусных транспорта и шесть гребных канонерок азовских казаков, но и это было не так важно, поскольку она имела только вспомогательное значение. Важнее и хуже было то, что сухопутных войск, хотя и насчитывалось на всём пространстве от Керчи до Феодосии около 9 тысяч, но большинство их составляли гарнизонные части, а в поле против неприятеля можно было выставить лишь 1800 штыков пехоты и 1300 гусарских сабель. И то при условии, что эти штыки и сабли окажутся в нужное время в нужном месте. Артиллерия была представлена двадцатью лёгкими полевыми орудиями, уже показавшими в этой войне свою беспомощность против неприятельской пехоты, вооружённой нарезными ружьями. Слабость сухопутных войск сводила на нет силу береговых укреплений, совершенно беззащитных с тыла, а большего Крымская армия предоставить была не в состоянии.
Командующий войсками Керченского полуострова, генерал барон К.К. Врангель, разгромивший годом раньше на Кавказе превосходящие силы турок и взявший крепость Баязет, здесь был полководцем без армии. В самый последний момент он получил предупреждение от главнокомандующего Крымской армией князя М.Д. Горчакова о высадке 25-тысячного десанта и рекомендацию отступить, прикрывая центральную часть Крыма.
Высадку десанта союзники начали около 13:30 часов, предварительно обстреляв окрестности. Линейные корабли, сидящие глубоко в воде, стояли в четырёх милях от места высадки, шлюпы и канонерки буксировали от них к берегу баркасы с десантом, шаланды с артиллерией и лошадьми. Фрегаты, корветы, стояли ближе. Между ними и берегом сновали сотни шлюпок. Не более, как через полтора часа высадка главных сил была завершена. Русский отряд в 1800 штыков, хотя и оказался в нужное время в нужном месте, противостоять многочисленному войску, поддержанному орудиями канонерок, не мог и отступил без выстрелов. Гусарские эскадроны находились за десятки вёрст от места событий. Батальоны союзных войск боевом порядке двинулись к Керчи. Они знали, куда идут, и что их ждёт. После февральского визита «Леопарда», английский винтовой корвет «Честолюбец» бросил якорь на входе в пролив и простоял там всю весну, наблюдая за приготовлениями русских к обороне. За две недели до прихода эскадры наведался колёсный шлюп «Вспыльчивый», уточняя условия высадки. Он и перестрелку затеял с Павловской батареей с дальней дистанции, не заходя в зону поражения русских пушек. Несколько месяцев в здешних водах крейсировал разведчик от французов — колёсный авизо (шлюп) «Фултон». В самой Керчи действовала несколько лет агентурная сеть английской разведки, охватившая своей деятельностью весь Крымский полуостров. Организовал её в преддверии войны британский консул Чарльз Каттлей, тайный резидент Интеллиджент Сервис, постоянно находившийся в Керчи. С объявлением войны его выслали из России, но дело было налажено, и Каттлей руководил им из штаба британской армии в Балаклаве. Агентура его состояла, в основном, из местных торговцев.
Все добытые сведения о Керчи неприятель использовал с наилучшими для себя результатами, высадив десант в удобном месте без помех и потерь, с выходом в тылы береговым батареям. Генерал Врангель, лично прибыв на Павловский мыс, убедился в неотвратимости скорого захвата батарей Павловской и Ак-Бурну и приказал немедленно их взорвать.
Павловские артиллеристы только начали перестрелку с подошедшей английской канонеркой «Змея», как тут же пришлось отставить. Через 10 минут над батареей поднялся смерч огня, дыма и обломков. Произошло это около 15 часов. Немного погодя в воздух взлетели обломки батареи Ак-Бурну. Взорвав батареи, артиллеристы присоединились к отступающим войскам. Неприятельским судам открылся беспрепятственный путь по проливу к Керчи. Вице-адмирал Брюа приказал десятипушечному винтовому корвету «Флегетон», способному уверенно справиться со всей Керченской флотилией, пройти по проливу как можно дальше, выясняя обстановку. Корвет, имея пятиметровую осадку, двинулся со всей осмотрительностью. Контр-адмирал Лайонс, заметив движение французского корвета, приказал командиру канонерки «Змея» следовать в том же направлении и ни в коем случае не вторым. Он знал, кому поручает дело. Мак-Киллопу в тот день объявили о присвоении звания «коммандер» (капитан-лейтенант). 33-летний офицер, проходивший в лейтенантах 8 лет, был на седьмом небе от счастья и в рвении своём неудержим. Осадка менее 3 метров позволяла «Змее» не особо опасаться подводных препятствий. Канонерка скоро опередила французский корвет, явно намереваясь первой достичь Керчи, а может, и Азовского моря. Вице-адмирал Брюа приказал быстроходному колёсному авизо «Фултон» не отставать от «Змеи». «Фултон», лежавший в дрейфе, зашлёпал плицами колёс, набирая ход, пустил чёрный дым из трубы и погнался за англичанином.
От взрыва Павловской и Ак-Бурну батарей сотряслась земля в Керчи. Командиры судов, предупреждённые Врангелем о немедленном уходе после взрыва на Бердянск, прекращали погрузку имущества и людей. Командир Керченской флотилии контр-адмирал Вульф заранее отправил гребные канонерки к морю, подготовил к затоплению парусные транспорты, их команды распределил на пароходы «Молодец», «Боец», «Колхида», грузил ещё какое-то имущество флотилии. После взрыва адмирал распорядился поднять якоря. Флагманом шёл «Молодец». Пароходы вышли из бухты, последовали проливом на восток. С левого борта тянулся берег полуострова с дымами занимающихся пожаров, с правого открылась уходящая к югу гладь пустынного, без единого судёнышка, пролива. После прохождения Нового карантина стали видны, далеко за Павловским мысом, линейные корабли союзников. Ещё через четверть часа стала открываться с правого борта и Камышовая бухта с неясной массой судов стоящего там союзного флота. Николай Павлович вынул из чехла подзорную трубу. До неприятеля было около пяти миль, и опытный глаз адмирала легко различал фрегаты, корветы, меньшие суда. В поле зрения попал корвет, подходивший к Павловскому мысу. Он явно направлялся к Керчи. Адмирал опустил трубу. «Этакая масса лёгких кораблей, — сказал он командиру парохода, также наблюдавшему за неприятелем, — А ведь батареям Еникале одним их не удержать. Никак нельзя нам сейчас уходить к Бердянску. Настигнут союзники всех нас посреди моря, и не уйти нам от них будет и не отбиться. Следует нам стать в линию с батареями и вместе с ними удерживать неприятеля от прорыва в море. До ночи непременно его удерживать, а как угомонится, да отойдёт, тогда уходить и нам». Примерно в то самое время, когда пароходы почти достигли Еникале, из Керчи вышла паровая винтовая шхуна «Аргонавт» с шаландой на буксире, груженной городскими ценностями. Их должны были перегрузить на шхуну, но времени уже не было, и «Аргонавт» просто потащил неуклюжую плоскодонную баржу за собой. Всего двадцатью минутами позже «Аргонавта» вышел малый, 260-тонный, колёсный пароход «Бердянск», но ему уйти не удалось. Наперерез, с юга, выходила «Змея», не замедлившая открыть огонь, за ней шел «Фултон», на подходе маячил корвет. Шансов у малого парохода на благополучный исход не было, и «Бердянск» под огнём неприятеля, получив попадание в борт, вынужден был выброситься на мель у Нового карантина. Команда и пассажиры, покинув судно, подожгли его. «Змея» кинулась в погоню за «Аргонавтом» и, чтобы быстрее настичь шхуну, в помощь паровой машине распустила паруса.

Тем временем, союзные войска продвигались к Керчи. В городе повсюду гремели взрывы, занимались пожары — уничтожалось всё, принадлежащее казне и войскам, что могло достаться неприятелю. Горели склады продовольствия, фуража, военного имущества, казармы, конюшни. Языки пламени поднимались высоко вверх, то тут, то там с грохотом рушились крыши, взметая к небесам снопы искр; клубы дыма временами затмевали солнце. Затапливались оставшиеся в гавани суда. Взорван был пароход «Могучий», стоявший в ремонте, сожжён неисправный «Донец». Войска, городские служащие и многие жители в спешке покидали город. К выходу в Азовское море, прижимаясь к берегу, по мелям, ощетинившись своими трёхфунтовыми пушечками, плыли под парусами гребные канонерки азовских казаков. Неприятельские канонерки, занятые преследованием русского парового судна, на них не отвлекались. К 16 часам «Змея», в погоне за «Аргонавтом», появилась в виду крепости Еникале, расположенной на выходе в Азовское море. Здесь она стала настигать шхуну. 300-тонная винтовая шхуна «Аргонавт» не могла ходить быстрее 8 узлов, а тут ещё шаланда на буксире, груз в трюмах и палуба, заваленная всяким имуществом. Не было возможности даже отстреливаться из своих мелких пушек. Пароходы Вульфа находились за линией батарей Еникале-Чушка, когда в поле зрения вырисовалась ситуация со шхуной. Контр-адмирал приказал пароходу «Боец» взять «Аргонавт» под защиту. «Боец» тронулся, ускоряя движение, навстречу шхуне. Но ситуация менялась на глазах. Очень скоро из-за мыса открылся «Фултон».

Что против них мог поделать один «Боец»? Весь отряд Вульфа устремился на выручку «Аргонавта». 450-тонные колёсные пароходы имели каждый 68-фунтовое орудие и четыре двенадцатифунтовые карронады. С ними 480-тонной, винтовой «Змее» с двумя 68-фунтовыми ланкастерскими орудиями и двумя 12-фунтовыми карронадами, спорить было рискованно. Но пароходы находились в двух с лишним милях от шхуны, «Змея» — чуть больше полумили, и для «Аргонавта» всё могло кончиться плохо. Не так далеко был «Фултон», следом — французский корвет. На шхуне, что бы выиграть хоть немного хода и иметь возможность маневра, отрубили буксир шаланды, и ту понесло течением по проливу к Чёрному морю. Шхуна получила возможность повернуться бортом к преследователю и дать залп из двух своих карронад. На мачте флагманского парохода Вульфа трепетали сразу два флажных сигнала своим пароходам «самый полный». У котлов кочегары, не разгибаясь, бросали уголь в прожорливые топки, поддерживая предельное давление пара. Расстояние до неприятеля сокращалось. Контр-адмирал приказал открыть огонь уже с предельной дистанции. В рапорте Мак-Киллопа: « …три парохода со стороны Азовского моря приходят и открывают по нам огонь».

Первый снаряд всплеснул довольно далеко от цели, но дистанция между судами сокращалась, у русских артиллеристов с каждым выстрелом получалось всё лучше. Дальнобойность пушек русских кораблей неприятно поразила командира «Змеи», уверенного в превосходстве британской артиллерии. В рапорте он указал, что русские пароходы открыли огонь с четырёх тысяч ярдов (3600м.), но и притом, первые их снаряды падали с перелётом. «Змея» отвечала залпами своих «ланкастеров», однако паруса свернула и преследование прекратила. «Аргонавт» проследовал под защиту батарей Еникале. Бой на этом не закончился. С ходу включился в перестрелку «Фултон». Прошло немного времени, и «Флегетон» с предельного расстояния открыл огонь из своих тяжёлых орудий. Соотношение сил изменилось, бой начал перемещаться к Еникале, и скоро артиллеристы крепости открыли огонь по неприятелю. Всё это происходило в 8–9 милях от союзной эскадры и хорошо было видно наблюдателям с марсовых площадок кораблей союзников. Контр-адмирал Лайонс отправил в усиление трём своим судам, ведущим бой, ещё три. Французский винтовой 4-х пушечный шлюп «Мегера» и две английские мелкосидящие канонерки с осадкой в 7 футов (2,1метра) «Рекрут» (6 пушек) и «Весер» (4 пушки) полным ходом направились к Еникале.

После их ухода «Лёгкой эскадре» также было приказано следовать к Еникале и стать вблизи места боя. Через час в проливе кипело сражение. Отчаянно маневрировали на полном ходу пароходы, летела из-под колёсных плиц пена, тяжко сотрясали воздух залпы орудий. Серый тяжёлый пороховой дым полосами повис над водой пролива, над ними клочьями стелился черный дым из пароходных труб. Ближе всех к российским пароходам находились «Змея», «Мегера», «Фултон». «Рекрут» и «Весер» не торопились подставлять свои тонкие железные борта под неприятельские снаряды, держались за передовыми пароходами. Дальше всех находился «Флегетон», стеснённый в своём движении узостью фарватера. Остерегаясь мелей, корвет бомбардировал Еникале с предельной дистанции. Крепость, вся в дымных клубах, сквозь которые блистали огни выстрелов, вела огонь частью своих орудий, обращённых к югу. Вскоре, осмотревшись, «Рекрут» и «Весер» попытались обойти русские пароходы по мелководью под восточным берегом пролива. Стал понятен план Лайонса отрезать русские пароходы от выхода в Азовское море, поставить их в два огня, после чего, видимо, наступил бы черёд «Лёгкой эскадры». Блестящий план, достойный блестящего адмирала. Вот только не знали англичане, что неделю назад на этом самом восточном берегу пролива, на косе Чушка, появилась береговая батарея из семи орудий. Командиры канонерок издали приняли её за песчаные бугры. Как только канонерки приблизились, бугры ожили, засверкали вспышки орудийных выстрелов, расплылись по низкому берегу дымные клубы. На канонерки посыпались снаряды. Англичане не рискнули втягиваться в перестрелку, повернули обратно. Контр-адмирал Вульф понял вполне смысл движения двух неприятельских канонерок, он не зря так торопил ввод в строй этой батареи. «Они промахнулись, — сказал Николай Павлович командиру парохода, — Следующий выстрел за нами». Вульф приказал своим пароходам весь огонь сосредоточить на одном неприятельском судне — на «Змее», отличавшейся широкою белою полосою вдоль черного корпуса. Остальные неприятельские суда он предоставил заботам артиллеристов Еникале.
Мак-Киллоп всё ещё находился в эйфории, и его канонерка, имевшая наибольшую свободу маневра, так и норовила оказаться впереди «французов». «По белопоясному! — указывал адмирал. — По этому выскочке!». На палубах пароходов в дыму и грохоте священнодействовали артиллеристы. Восемь человек без видимой спешки и суеты, но со скупостью и точностью движений, обнаруживающих должную выучку, работали у каждого орудия. Комендор, припав к орудию, ловил момент, когда вражеское судно оказывалось на линии прицела, отпрянув, дёргал шнур спуска курка. Орудие, оглушительно громыхнув, откатывалось, обслуга мгновенно прочищала мокрым банником дуло, привычно быстро забивала новый заряд, орудие накатывали на место, сыпали порох на полку запальника и комендор вновь ловил цель. По его слову «нумера» деревянными рычагами-гандшпугами двигали заднюю часть лафета влево или вправо, задавая наводку по горизонту. Помощник комендора выдвижным клином задавал возвышение ствола. Ещё два «нумера» подносили заряды. С шипением пролетали над пароходами неприятельские снаряды, бомбы оставляли за собой дымные следы.

Близкие всплески следовали один за другим. Однако и к «белопоясной» канонерке всплески от русских снарядов подбирались всё ближе. Мак-Киллоп ощутил, как дрогнул корпус его судна от попадания крупнокалиберного ядра, потом — ещё, потом — снова. Один из снарядов пробил борт у ватерлинии, в трюм стала хлестать вода. Очередной снаряд проломил борт и угодил в паровую машину, канонерка окуталась паром и потеряла ход. Спешно развернув паруса, «Змея» с помощью ветра и течения уходила к Камышовой бухте, прикрываемая огнём своих пароходов. Русские артиллеристы посылали ей вслед прощальные подарки. «Молодцы, ребята, молодцы! — кричал Николай Павлович артиллеристам. — Так ему, проказнику!» Сражение длилось ещё часа полтора. Видный французский историк барон Базанкур наблюдал бой с борта линкора «Монтебелло». У него читаем: «До захода солнца борьба продолжалось, с обоих сторон горячая и упрямая». Действительно, всё так же грохотали орудия, маневрировали пароходы, но пыл неприятеля заметно угас. Осечка замысла с «Рекрутом» и «Весером», расправа русских пароходов со «Змеёй» у всех на виду достаточно впечатлили остальных, никто больше не рвался вперёд, и сражение постепенно затухало, а после захода солнца корабли союзников и вовсе вышли из боя. «Лёгкая эскадра», так и не дождавшись своего часа, оставалась на месте. Канонерка Мак-Киллопа добралась до якорной стоянки главной эскадры тоже где-то на заходе солнца. На кораблях её встретили аплодисментами. Аплодисменты — аплодисментами, но через сутки «Лёгкая эскадра» уйдёт в поход по Азовскому морю без неё. А ещё через две недели «Лёгкая эскадра» из Азовского моря вернётся, союзное соединение, оставив гарнизон в Керчи, отбудет с войсками к Севастополю, и «Змею» поведут в Константинополь, в доках которого союзники ремонтировали свои суда. Вновь появится канонерка на Чёрном море только в сентябре. В Лондоне шумно, с фейерверками, гуляниями, праздновали взятие Керчи. Империя жаждала знать имена героев, которых … не было. На сухопутье не случилось даже мелких стычек, а в морском бою в проливе военное счастье союзникам не улыбнулось.

За неимением других, газеты славили Мак-Киллопа: он, мол, геройски сражался с тремя русскими пароходами. Художники написали картины, на которых «Змея» преследует три русских парохода. Но так дела обстояли в Лондоне, а на английской эскадре в Чёрном море всё было несколько иначе. Что ни говори, прорыв союзников в Азовское море с ходу был сорван, и Мак-Киллоп несколько этому поспособствовал, подставившись под русские пушки. Дуэль двух контр-адмиралов сэр Лайонс безусловно проиграл, и не себя же было ему винить. Мак- Киллоп, несмотря на всю шумиху, наград не дождался, напротив, от должности командира канонерки был отрешён и шесть месяцев был без судна. Потом его, капитан-лейтенанта, можно было видеть командиром «лейтенантской» канонерки, и прошло немало времени, прежде чем служба его выровнялась. Командиры канонерок «Весер» и «Рекрут» тоже были причастны к неудаче в проливе. Джон Коммерел и Георг Дэй могли очень даже просто остаться лейтенантами до конца службы, в британском флоте таких примеров достаточно. Они это, без сомнения, понимали. Проследив всю Азовскую кампанию, замечаешь отличие в поведении этих двух офицеров от большинства их коллег. Оба тянулись по службе беспримерно, вызывались в охотники на такие предприятия, откуда иные и не возвратились, шли на самые отчаянные вылазки. Джон Коммерел едва не попадёт в плен, Георг Дэй потеряет здоровье и уйдёт, передав «Рекрут» тому же Мак-Киллопу. Всё же лейтенанты заслужат прощение и награды. Будет это уже осенью.
Командующий Керченской флотилией контр-адмирал Н.П. Вульф рассчитал всё верно. После неудачного боя союзники не рискнули сунуться ночью в неизвестность пролива. План командующего на текущий день удался, он получил время для безопасного перехода на Бердянск, но положение Керченской флотилии в ближайшей перспективе было безнадёжно, и тут контр-адмирал сделать уже ничего не мог. Пароходам, при их осадке около 4 метров, невозможно было войти в Дон, некуда было укрыться на Азовском море от мощной союзной эскадры, они были обречены. Если что и можно было спасти — так это гребные канонерки азовских казаков. Три из них, наиболее годные для перехода через море, Вульф направил в Геническ — там они могли войти в пролив, недоступный неприятельским судам, и принять участие в обороне города. Команды канонерок, 38 казаков Войска Азовского во главе с хорунжим Засориным, придерживаясь берега, за три дня и четыре ночи прошли на вёслах море, в котором уже господствовала неприятельская эскадра, и на рассвете 16 мая прибыли к Геническу, усилив собой его гарнизон. В дальнейшем эти три канонерки составили основу Сивашской гребной флотилии и охраняли подступы к Чонгарскому мосту. Пароходы с наступлением темноты контр-адмирал повёл в Бердянск, туда же он был обязан доставить людей и имущество, вывезенные из Керчи.
Об этом бое в проливе у русских и советских историков можно найти немного, да и то, что есть, разрозненно и противоречиво. В художественной литературе не лучше. В книге «Севастопольская страда» С.Н. Сергеева-Ценского можно прочесть: «Контр-адмирал Вульф уходил на всех парах, спасая остатки своей флотилии». Фраза хлёсткая, но не имеющая никакого отношения к действительности. Не остатки флотилии, но основной боевой состав её следовал к Бердянску, задав трёпку союзникам и уж никак не «на всех парах», что значило бы бросить тихоходный «Аргонавт». Автор не ведал, что писал. Строки, посвящённые керченским командирам — баронам Врангелю и Вульфу, казачьему генералу Хомутову — не самые лучшие в книге. Нарочитые невпопад суждения, уничижительный тон указывают на то, что руководило писателем отнюдь не желание донести истину до читателя. Видимо сказалось, что произведение создавалось в 1937–1939 гг.
Итак, керченские пароходы следовали к Бердянску. Отойдя миль на 10, на палубах судов ощутили, как дрогнул воздух, глухо докатился звук далёкого взрыва — это взлетели на воздух пороховые погреба крепости Еникале. Крепость взорвали по приказу генерала Врангеля, гарнизон ушёл вслед за отступающими войсками. Неприятель же ввёл свои батальоны в Керчь на следующее утро, 13 мая. Одновременно, союзники возобновили марш в направлении Еникале, и туда же направились их пароходы с войсками. Но ещё вела огонь та самая батарея из семи орудий на низкой песчаной косе Чушка, препятствуя движению по проливу. Союзники высадили в тыл к артиллеристам десант и вынудили их отступить, взорвав орудия. К исходу 13 мая союзные войска заняли крепость и всю восточную часть Керченского полуострова. Теперь уж ничто не мешало союзному флоту войти в Азовское море, и вечером контр-адмирал Эдмунд Лайонс на пакетботе «Банши» и вице-адмирал Брюа на борту шлюпа «Люцифер» выходят в азовские воды на короткое время, «ознакомиться». После этой адмиральской прогулки командующий «Лёгкой эскадрой» капитан Эдмунд Моубрей Лайонс получает приказ отправиться утром следующего дня в двухнедельный рейд по Азовскому морю. За вычетом незадачливой «Змеи» и оставленной при ней канонерки, у него были готовы к выходу 16 судов: английские шлюпы «Миранда», «Везувий», «Стромболи», «Ласточка», «Горячий», «Кроншнеп», канонерки «Весер», «Спорщик», «Рысь», «Рекрут», «Стрелка», «Гончая»; французские шлюпы «Люцифер», «Мегера», «Брандон», «Фултон».

Флагман «Лёгкой эскадры» винтовой трёхмачтовый шлюп «Миранда» уже обрел известность в Крымской войне нападением в паре со шлюпом «Бриск» на Соловецкий монастырь на Белом море летом 1854 года. Воюя с монахами, славы себе капитан Лайонс не снискал. Защитники монастыря, во главе с Соловецким архимандритом Александром, бывшим полковым священником, отразили нападение. Шлюп Лайонса получил там несколько трёхфунтовых ядер в борт, убитых, раненых и пробоины в корпусе, после чего целый день провёл в починке. В отместку на следующий день оба шлюпа подвергли монастырь девятичасовой бомбардировке, выпустив по нему более тысячи чугунных ядер, бомб и гранат. Но всё впустую. Разрушения были незначительными. Мощные стены и капитальные постройки надёжно прикрывали оборонявшихся. В монастыре не было даже раненых. Британцы отыгрались, сжегши бомбардировкой небольшой деревянный поморский город Кола. Невелика доблесть и сомнительное средство для офицера, претендующего на блестящую карьеру. Контр-адмирал Эдмунд Лайонс Барт вытребовал «Миранду» в свою эскадру. Уже тогда союзники лелеяли план захвата Керчи, и Лайонсу-младшему представлялась возможность поправить свои дела на Азовском море. Французскими судами в «Лёгкой эскадре» командовал фрегат-капитан Бераль де Седайгез, командир винтового двухмачтового шлюпа «Люцифер». Отправляя «Лёгкую эскадру» контр-адмирал Лайонс потребовал от её командиров «топить все встреченные на море суда, сжигать и разрушать на берегу всё, что может быть использовано Российской Армией, но уважать частную собственность».
II Бердянск — Арабат.
Шлюпы, канонерки приняли на борт от линейных кораблей несколько сотен десантников, и десантные баркасы. После чего, 14 мая, в 6:00 утра «Лёгкая эскадра», 16 паровых судов, вышла в Азовское море, взяв курс на Бердянск. Эскадра двигалась двумя колоннами, сильно растянувшись. Впереди и по флангам рыскали в море лучшие ходоки, захватывая и пуская ко дну торговые и рыбачьи суда. Около 20 судов было уничтожено таким образом на пути до Бердянска. Их команды высаживались в шлюпки и отпускались на произвол стихии. Пароходы на много миль, задымили море. Шкиперы азовских парусников, завидев на горизонте множество дымов, долго не думали, немедленно поворачивая на обратный курс и добавляя парусов. Весть о приходе неприятеля расходилась по морю, но не так быстро как хотелось бы. Одни владельцы судов спешно уводили свой флот в надёжные убежища, другие долго были в полном неведении, попадаясь в лапы новоявленным пиратам и через три дня. Около 18:30 первые корабли союзной эскадры появились в виду Бердянского маяка, и два часа спустя, эскадра в полном составе бросила якорь на дальнем рейде Бердянска, не решаясь подойти ближе. После сражения в Керченском проливе, капитан Лайонс осторожничал, на кораблях серьёзно готовились к новому бою с керченскими пароходами и ожидали их выхода, но из гавани донеслись глухие взрывы. Контр-адмирал Н.П.Вульф не стал свои пароходы выводить на расстрел. Николай Павлович отдал свой последний приказ по флотилии — пушки сбросить за борт, команды высадить на сушу, суда взорвать. Матросы сходили на берег в полном вооружении, выстраивались у самой кромки воды для отдания последних почестей своим кораблям. Вульф оставался на «Молодце» до последнего. По сигналу с флагмана, команды подрывников на пароходах зажигали пороховые дорожки, ведущие в артиллерийские погреба, на шлюпках поспешно отгребали от бортов. Вразнобой прогрохотали взрывы. Матросы в строю обнажили головы, крестились. «Боец», «Колхида», «Аргонавт» погибали с поднятыми флагами и скоро только оконечности мачт над волнами как могильные кресты указывали место их последней якорной стоянки. После этого Николай Павлович спустился в свой адмиральский ялик и как только тот отошёл от борта флагмана, встал во весь рост, перекрестился, махнул рукой. Через несколько минут грохнул последний взрыв, взметнулись фонтаны дыма, огня, воды и «Молодец» разделил судьбу всей флотилии.
В Бердянске как память о той далёкой войне стоит старинное орудие на одной из площадей, в стену одного из старых городских зданий вмуровано пушечное ядро. Может когда-нибудь появится и памятный знак где-то на набережной или в море, посвящённый погибшим пароходам Керченской флотилии.
Бердянск охраняла вторая сотня Донского казачьего №62 полка. Командир сотни, есаул Касьянов, ввиду большого превосходства неприятеля и во избежание бомбардировки города, вывел из него своих казаков, совместно с командами Вульфа занял оборонительную позицию на возвышенности, чтобы не дать неприятелю распространиться в окрестностях. Город покидали служащие и многие жители. Союзники выслали к гавани разведчиков. Те обнаружили выступающие из воды верхушки мачт, опознали адмиральский вымпел на одной из них, и вернулись с этим известием к эскадре. После союзники подошли ближе, отправили вооружённые шлюпки, возглавляемые командиром шлюпа «Везувий» Осборном, к торговым судам, стоящим в бухте и у причалов. Костры на воде начали вспыхивать один за другим. Шкиперы многих судов рубили якорные канаты, пытались скрыться в ночи, но удалось далеко не всем — дело шло к полнолунию и ночь была довольно светлой. Два колёсных парохода — французский шлюп «Брандон» и английская канонерка «Рекрут» смогли подойти к набережной на несколько сот метров и под прикрытием их орудий союзники высадились в порту. Десант возглавил командир шлюпа «Кроншнеп» Ламберт. За эту ночь неприятель сжег в Бердянске около 60 судов, портовые и другие торговые склады. Сгорело 40000 четвертей хлеба, других продуктов, склады водки, вина, много мануфактуры, одежд, разных других товаров, кстати – всё частная собственность. Сожжены были несколько зданий, относящихся к администрации. Союзники видели в свете пожаров на возвышенности строй моряков, видели казаков, но ни одного выстрела не прозвучало ни от одной из сторон. Город не бомбардировался. Командир Донского №62 полка подполковник Зарубин, на основании рапорта своего сотника, из Мелитополя доносил генералу Краснову, командующему обороной северных азовских берегов, что с рассветом неприятельские офицеры и матросы, около 100 человек, вошли в город, долго, прохаживались по его улицам, затем вернулись к шлюпкам и отплыли на суда.

Позже стало известно, что союзники не просто прохаживались по улицам. Они разыскивали дома иностранцев — греков, итальянцев, других, кто не ушёл из города при появлении эскадры. Их допрашивали, вербовали в агенты. При этом англичане сожгли два частных дома. После эскадра от Бердянска ушла. Потом, по следам событий, военные власти завели дело «О преступных сношениях с неприятелем некоторых жителей города Бердянска». А моряки команд Вульфа через несколько дней присоединились к подошедшим из Керчи экипажам других погибших пароходов и двинулись маршем в Таганрог, где влились в его гарнизон отдельным морским батальоном. Утром «Лёгкая эскадра» отошла от Бердянска. Капитан Лайонс приказал командиру девятипушечного шлюпа «Кроншнеп» следовать в Таганрогский залив, перехватывать русские суда намеревающиеся спастись в устье Дона. Шлюп «Ласточка» и канонерку «Спорщик» капитан послал к Геническу, закрыть вход в пролив Тонкий до подхода главных сил эскадры. Главные же силы «Лёгкой эскадры», 13 судов, взяли курс на Арабатскую крепость, единственный укреплённый пункт на Азовском море. Построенная крымским ханом в средине XVII в. на южном конце Арабатской стрелки, небольшая каменная крепость накануне была приведена в порядок. Стены крепости облицевали серым камнем из Ак-Монайских каменоломен, установили в ней 17 пушек. Гарнизон состоял из 6-го линейного батальона Черноморского казачьего войска и гренадерской роты 9-го линейного батальона того же войска. Всё это оказалось очень своевременным. После занятия союзниками Керчи и отступления войск на древнюю Ак-Монайскую линию обороны, крепость стала важным опорным пунктом армии. Состояла она из башни, диаметром несколько десятков метров, обрамлённой вокруг семью каменными бастионами. Толщина стен после ремонта составила 3 метра, высота башни — 8 метров. Крепость была окружена сухим рвом, одетым камнем, длинными траншеями с брустверами к югу, северу и в сторону моря. Траншеи и брустверы были выполнены, как и всё остальное, из камня, в разрывах траншей в сторону моря устроена береговая батарея из пяти 24-фунтовых пушек. На бастионах для отражения приступов стояли где одна, где две лёгкие пушки, всего — 12. Всё это командующему эскадрой было хорошо известно. Кроме того, Лайонс имел сведения, что в Арабатском заливе стоит на якорях множество торговых судов и рассчитывал на успех. 13 судов Лёгкой эскадры утром 16 мая появились у Арабатской крепости. Первое разочарование поджидало командиров эскадры — обширный рейд у крепости был пуст, ни одно судно не досталось союзникам в добычу. Лайонс приказал готовиться к бою. Эскадра имела против крепостной пятипушечной батареи около 40 пушек на борт. Сюда входили самые разные орудия, до 68-фунтовых включительно.

В Национальном Морском Музее Британии в Гринвиче хранится репортёрский рисунок из «Иллюстрированных Лондонских Новостей» за 30 июня 1855 г. Похоже, рисунок или его набросок, были сделаны во время сражения. Называется рисунок «Взрыв крепости Арабат». Рисунок довольно детален. Большая часть судов вполне узнаваема по своему типу, флагманы опознаются бесспорно, по сигнальным флагам на мачтах. Хорошо различим триколор на мачтах и флагштоках французских судов. Естественно, художник не нарисовал клубы дыма от выстрелов судов и крепости, иначе невозможно было бы что-либо разглядеть. Из рисунка видно, что для боя с крепостью союзники выстроили свои суда полумесяцем, в две линии, загнув фланги к берегу. В первой линии, справа налево, расположились две английские «белопоясные» винтовые канонерки типа «Стрелка», французские шлюпы «Брандон» и «Фултон», большой колёсный шлюп «Везувий» и ещё канонерка типа «Стрелка». Во второй линии, справа налево, двухтрубная канонерка «Весер», флагманы «Люцифер» и «Миранда», шлюп «Мегера», канонерка «Рекрут», большой колёсный шлюп («Стромболи»), и шлюп «Горячий». На рисунке изображены волны, которые, очевидно, мешали прицельной стрельбе. Действительно, в этом районе моря при восточных ветрах самый сильный накат. Русские артиллеристы первыми открыли огонь, едва неприятель подошёл на пушечный выстрел. Союзники начали отвечать не раньше, чем закончили расстановку судов. После первых пристрелочных залпов, неприятельские корабли перешли на учащённый темп стрельбы и осыпали ядрами и бомбами крепость, батарею, окопы стрелков. Казалось, уже по истечению первого получаса корабельного огня там не осталось ничего живого. Но из амбразур батареи с тем же темпом выкатывались дымные клубы пушечных залпов, над окопами стрелков ничуть не реже вспухали дымки штуцерных выстрелов. Лайонс, наблюдая в бинокль за батареей, видел размеренную, без суеты, работу русских артиллеристов.

Они даже не пригибались под пролетавшими снарядами. Каменные брустверы неплохо прикрывали батарейцев. Бомбы раскалывались о камень, удар ядра вызывал лишь лёгкое облачко пыли. Попасть же в орудийную амбразуру на такой дистанции из гладкоствольного орудия, да ещё на волнении, нечего было и мечтать. Капитан с досадой опустил бинокль, приказал поднять сигнал «ускорить огонь», хотя огонь и так был самый скорый. Ничего не изменилось и через полчаса, и через час, кроме того, что на кораблях появились повреждения и раненые. Но через два с половиной часа бомба угодила в зарядный ящик на одном из бастионов крепости и сколько там было орудийных зарядов взорвались в мгновение. Получили ранения большинство из бывших на бастионе солдат крепостного батальона. Стены бастиона устояли. Береговая батарея, находящаяся вне крепостных стен, не пострадала и продолжала вести огонь. Русские артиллеристы потерь не имели, а неприятелю смогли причинить изрядный ущерб. Сохранился ещё один рисунок того же художника, где изображена, видимо, заключительная часть боя. На рисунке подножие крепости всё в дымных клубах от пушечных залпов, два судна под французскими флагами стоят заметно накренившись. Это шлюпы «Брандон» и «Фултон», стоявшие как раз напротив батареи. Им больше всех и досталось. Уже русские артиллеристы видели крен обоих и выстрелы французов звучали реже. Ободренные батарейцы сосредоточили весь свой огонь на этих двух. Артиллеристы пристрелялись. Их ядра нет-нет, да и влетали рикошетом от воды в борта французам в самом опасном для них месте — вблизи ватерлинии.

Попадание 24-фунтового ядра в корпус судна само по себе не сулит ничего хорошего – оно проламывает наружную и внутреннюю обшивки борта вместе с корпусным набором, крушит всё на своём пути; с ядром вместе летят острые обломки брусьев, досок, усиливая поражающее действие на команду. Пробоина же вблизи ватерлинии вообще грозит судну гибелью от водотечности. Судовые плотники изнутри корпуса лихорадочно выискивали и заделывали пробоины (для этого на кораблях предусмотрен запас деревянных пробок под пробоины от ядер разных калибров и всякие другие вещи), но не ко всем пробоинам, видимо, был доступ, вода продолжала поступать, появился крен. Между тем, солнце поднималось всё выше, становилось не по-весеннему жарко. Ослаб ветер. Дымы орудийных выстрелов под стенами крепости уже не расходились и совершенно окутали батарею, темп стрельбы снизился; артиллеристы иногда совсем прекращали стрельбу, выжидая улучшения видимости. На кораблях обстояло несколько лучше – массив крепости, в целом, оставался для них на виду, было, куда посылать снаряды, но союзники уже убедились в бесперспективности продолжения боя. Больше половины судов имели повреждения, а «Брандон» и «Фултон» стояли с креном на борт, с оборванными снастями. Капитан Лайонс понял, что во избежание худшего надо уходить, и пока всё закрыто дымом — самое время. Эскадра прекратила бой и отошла от крепости. Французские шлюпы «Брандон» и «Фултон» ушли в Керчь в сопровождении «Люцифера» и «Мегеры», настолько плохи были их дела. «Лёгкая эскадра» уменьшилась до 9 единиц. Остались в ней только английские суда и с ними Лайонс направился к Геническу. В известных английских исторических публикациях приводится следующее: капитан Лайонс рапортовал адмиралу Лайонсу, что «Крепость имела 30 орудий, бой длился полтора часа, после чего крепость взорвалась, но сила гарнизона препятствовала союзникам решиться на высадку десанта и они ушли, имея одного раненого». Французский историк, барон Базанкур, даёт несколько другую картину: «Бой длился два с половиной часа, огонь с той и другой стороны был очень сильным, после чего в крепости взорвался пороховой склад и её огонь стал слабеть, а дальше прекратился почти полностью.

Потери союзников составили: несколько раненых, а так же множество аварий в корпусах и такелаже, но не тяжёлые. Английская эскадрилья продолжила поход к Геническу, но французские суда вынуждены из-за нехватки угля отправиться за снабжением к Керчи». Последнее проясняет, какие пробоины оказались бедственными для двух французских шлюпов — пробоины в угольных бункерах. Французам предстояло выгрузить мокрый уголь, заделать пробоины и после загрузить уголь сухой. Они ушли, выбрасывая на ходу за борт мокрый уголь, откачивая чёрную воду. Со всеми ремонтными делами французы управятся в трое суток и вновь присоединятся к «Лёгкой эскадре» у Таганрога. По материалам русских историков (Богданович и др.): «Бой длился три с половиной часа. В крепости взорвался от прямого попадания бомбы один из зарядных ящиков, при этом убито 7 и ранено 45 нижних чинов пехотного батальона. Два судна союзников получили повреждения, после чего эскадра ушла». На этом, в описании боя крепости с эскадрой, можно поставить точку. Следствием вышеописанных событий, явилось одно обстоятельство: ни разу больше союзные корабли не предпринимали попыток нападения на крепость Арабат ни в одиночку, ни эскадрой. Крепость в общем виде сохранилась до наших дней. Стены и бастионы вросли в землю, заросли поверху травой, но всё равно впечатляют. Кто не знает, с любопытством смотрит на древние камни, кто знает — с почтением. Крепость имеет довольно глубокую историю, связанную с боевыми делами времён Крымских походов. Два раза она бралась русской армией штурмом. Несколько лет крепость послужила опорным пунктом русским войскам в период присоединения Крыма. В 1855 г. она заставила себя уважать и высокомерных англичан и лукавых французов. Жаль, что сегодня совершенно заброшена и разрушается. Можно представить, с каким настроением в командах, потрёпанная, сократившаяся с 13 до 9 судов, «Лёгкая эскадра» следовала к Геническу, придерживаясь берегов Арабатской стрелки.
(продолжение в следующем номере)