С. Ординат ( Керчь)

Уильям Говард Рассел. Первое крымское сражение

Первое крещение огнем Уильям Говард Рассел в качестве репортёра «Таймс» прошел во время Датско-Прусской войны в Шлезвиг-Гольштейне в 1850 году, сопровождая Шлезвиг-Гольштейнские войска в кампании против датчан, где он присутствовал во время битвы при Идштедте, где и получил легкое поверхностное ранение. 

Еще до вступление Британии в конфликт, Уильям Рассел был отправлен на Мальту «специальным» корреспондентом в феврале 1854 года вместе с отрядом британской гвардии по поручению Джона Дилейна, главного редактора лондонской «Таймс». Расселу было тогда 34 года и ему предстояло подтвердить намерения России в отношении Турции. Предполагалось, что он вернется в метрополию в течение нескольких недель, но когда разразилась всеобщая война – 7 апреля 1854 года французский пароход «Осирис» зашел в бухту Мальты с новостями об объявлении войны против русских – союзные экспедиционные войска были отправлены сначала в Галлиполи, затем в Крым. «Таймс» тут же набрала батарею своих корреспондентов и распределила их в разных географических районах.

В сопровождении Легкой дивизии Рассел отправляется в Галлиполи на борту «Золотое Руно», где высаживается 5 апреля 1854 года. Оттуда он едет пароходом в Константинополь, затем в Скутари, Перу. Затем с 1-м отрядом следует на борту «Везувия» в Варну, побывает в лагерях Девны и Алладина и узнает об эпидемии холеры среди англичан, особенно среди французов. В Варне сэр Ди Лэси Ивенс, командующий 2-й дивизией и впоследствии ставший другом корреспондента, выделил для Рассела койку на борту «City of London» и тот высадился вместе с этой дивизией на крымский берег 14 сентября 1854 года.

Рассел говорил: «Вероятно, я потерял бы связь с армией, но именно сэр Ди Лэси Ивенс пригласил меня на борт «City of London». Я отправился на театр военных действий в чрезвычайно несчастном положении: без багажа, слуги или лошади». У него было несколько одолженных вещей из одежды, когда он отправился в эту кампанию, небольшая сумка со сменным бельём, и это почти всё. Более того, он не имел ни малейшего представления о том, что он должен делать. И оказался в еще более несчастном положение после высадки на берег. Некоторые офицеры 7-го фузилерного полка дали ему немного сухарей и глоток супу. Но когда он решился было вернуться на судно, то увидел, что лодок не было. Ту же ночь он провел под телегой под звуки дождя, шума прибоя и корабельных рынд.

За день до сражения на Альме один офицер подъехал к нему из группы штабников и сказал: «Генерал хочет знать, кто Вы и что Вы здесь делаете, сэр». Расселл объяснил. «Полагаю, Вам лучше встретиться с генералом лично», — сказал адъютант. Когда Расселл еще раз объяснился, снова разразилась ругань. «Рано или поздно, мне пришлось бы встретиться с дьяволом, — сказал генерал. – Что Вы знаете об этой работе и что Вы будете делать, когда мы начнём воевать?» Расселл ответил: «Что ж, совершенно верно, я едва знаком с этим делом, но подозреваю, что очень многие здесь знают не больше моего». Генерал рассмеялся и обвинил корреспондента в том, что тот ирландец^*.

                                                           *          *          *

До высадки в Крыму «Билли» Рассел, как его стали позже называть солдаты, находится среди шума приготовлений к войне, зрительно знакомится с генералами и офицерами. Казалось бы о чем писать? Война еще не начата. Но Рассел понял, что все происходящее не только интересно, но имеет самое существенное значение. Он замечал и слушал всё – уличные происшествия, разговоры солдат, внешний вид местных жителей, местную флору и фауну. Уже в Галлиполи он замечает первые признаки «хаоса». Там он потерял почти всю свою одежду и по иронии судьбы носил интендантскую фуражку (в которой он был запечатлен, сидящим на раскладном стуле, первым военным фотографом Роджером Фентоном). Почему по иронии судьбы, потому что он уже успел «прославиться» своими письмами из Галлиполи и Варны об отвратительной организации интендантской службы и медицинского департамента.

В конце 1855 года, когда выставка фотографий Роджера Фентона дала возможность англичанам увидеть, как на самом деле выглядел известный корреспондент, зрители не хотели верить в то, что они увидели. Газета «Спектейтор» увидела «широкое, дородное лицо и фигуру, смесь англичанина и ирландца, с отличным пищеварительным аппаратом», лондонский корреспондент манчестерской «Уикли Эдвертайзер» был удивлен, что м-р Рассел «ни как не может быть таким полным человеком, каким он был представлен, а скорее он высокий человек, похожий на военного», который выглядел как «майор в штатском»^**.

Что же до описания батальных сцен. Можно согласиться с утверждением, что масштаб боевых действий далеко превосходит то, что можно «увидеть воочию». Собственными глазами можно узреть либо самое общее, либо некую самую малую часть действия на небольшом участке. Рассел жаловался, что из-за тумана, мглы, пыли, сумятицы или дезориентации, плохого ландшафта и быстрого продвижения войск он единственно смог получить неполное понятие о происходящем. Но благодаря непосредственным впечатлениям, так сказать следуя по горячим следам, и наблюдательности, он скраивал картину боя, конечно, всё же она не могла быть целостной. Когда крымский командующий генерал писал свой официальный доклад о сражении – не краткое телеграфное сообщение – обычно у него это занимало несколько дней, к тому же он ожидал отчётов от своих подчиненных. Репортёр, наоборот, работал в ускоренном темпе, без какой-либо официальной помощи, скрупулезно опрашивая участников и раненых, которые могли любезно ему помочь составить рассказ, а когда было время и возможность, он сам прохаживался по полю сражения.

Можно представить, как вооружившись подзорной трубой, часами и блокнотом, Уильям Рассел занимал удобное место на какой-нибудь высоте, как беспристрастный арбитр меж воюющими сторонами, и пристально впивался в сцену сражения, улавливая каждую мелочь, чтобы затем рассказать о сражении, которое снова прогремит по всей Англии и континентальной Европе на страницах «Таймс» с таким же шумом.

Сегодня, когда читаешь статьи этого ирландского военного журналиста, батальная сцена разыгрывается «прямо на глазах», разворачиваются эпизоды наступлений, слышны боевые кличи, звуки разрывающихся снарядов, вырисовываются картины энергичной и живой схватки. Массы солдат бегут и сталкиваются словно схлестнувшиеся волны.

Это, несомненно, красиво, как и ужасно. Не будем забывать – все таки это война, где много крови и еще больше трупов, где всегда есть место героизму и поражениям, где каждая сторона преследует свои цели.

___________________

^*  Famous war correspondents by F. Lauriston Bullard. Published 1914 by Little, Brown and company, Boston. (стр. 37).

^** глава «Революция середины века»/Mid-Century Revolution. Reporting the Wars by Joseph J. Mathews. Published 1957, Lund Press, Minneapolis (стр. 234-250).

«Глазго геральд» (Шотландия) от 26 июня 1857 года

КРЫМСКАЯ ВОЙНА, ЛИЧНО РАССКАЗАННАЯ УИЛЬЯМОМ ГОВАРДОМ РАССЕЛОМ

Минувшей ночью м-р У.Г. Рассел, известный специальный корреспондент газеты «Таймс» в Крыму, прочел первый из своих трех рассказов в здании лондонской мэрии.

Отдавая должное талантливому лектору, мы ограничимся лишь очерком его захватывающего рассказа, так что в нашем распоряжении имеется краткое изложение рассказа английского современника. 29-го февраля 1854 г. мы отплыли с м-ром Расселом из Марселя на борту французского пакетбота; он, несомненно, задушевный друг и желанный попутчик для длинных или коротких путешествий. Своих собеседников на корабле он описывает как самую разношерстную компанию из «вождей революции, сторонников Италии, социалистов-эмиссаров, посланников королевы, английских солдат удачи и неудачи, американских флибустьеров, поляков-патриотов и газетных корреспондентов; по сути, буревестников со всего мира, что (по их присутствии) является свидетельством того, что на Востоке ожидалось мощное волнение». О переходе в бухту Валетты, путешествии на «Золотом Руне» из Мальты до Галлиполи и о видах «островов Греции», которые, по словам лектора, вызывают удивление «предпочтительно видом Венеры и вкусом Сафо», бегло и кратко изложено автором, и мы подходим к первому доказательству «неумелого руководства системой» в комиссариате в Галлиполи. «Первыми англичанами, которых я увидел на пляже, были два офицера интендантской службы и выразительное лицо одной черепахи, когда те легли ей на спину, пытаясь увезти её с собой. Они должны были нас кормить. Рогатый скот был в изобилии, что может быть легче, но, к сожалению, эти офицеры говорили только на английском, местные жители говорили только на греческом или турецком, а единственный толмач или переводчик ушел искать консула, а консул отправился в Дарданеллы на поиски сэра Джорджа Брауна, а машинист консульского парохода, только из явного упрямства, возможно, в сочетании с алкоголем, именно в этот день сломал себе ногу, и судно не могло выйти, чтобы его отозвать. И вот, там были эти несчастные офицеры, с ужасом глазевшие на «Золотое Руно» и его тысячу и одну «фи-фо-фам»¹, которых надо накормить и о прибытии которого они ничего толком не знали». Вот наглядная картина раннего утра в лагере. «Сперва просыпается фермерский двор и начинают кукарекать петухи – эти воинственные птицы, кажется, всегда чувствовали себя как дома, находясь при армии; забавляют своими неуклюжими вариациями универсального утреннего гимна индюки и гуси, тихо и радостно начинают ржать лошади и мулы, прося фуражный корм. Затем начинается reveille² – во всю мочь гремят барабаны и гудят горны, затихая в отдалении и снова поднимаясь словно шторм. Затем звучат различные лагерные и полковые сигналы, усиливается шум и гам; проснулась орда спящих; шум топора, рубящего дерево; свист зеленых веток; потрескивание лагерных костров; раскалывание бревен; дикие вопли из множества легких: «Кэрри, ты снял мой чайник с костра?» «Я тебе башку оторву, если еще раз тронешь мой дровокол!» «Джонс, ты что, не слышишь, что тебя капитан зовёт как сумасшедший?» Спать уже невозможно. Наш лагерь проснулся и весь в движении. В отверстие палатки просунулось оживленное лицо: «Капитан говорит, что он будет рад, если Вы позавтракаете вместе с ним, сэр… И еще он говорит, что было бы лучше, если Вы захватите с собой чай и сахар, которые у Вас есть…И еще у него нет ветчины, сэр». Далее в рассказе упоминалось о неумелом руководстве госпиталями, огромном пожаре в Варне и о приготовлениях к экспедиции в Крым. Задержку флотилии в Черном море лектор описал как нахождение в море в самом широком смысле сего выражения. Следующим ярко описанным событием была высадка у солёного озера ниже Евпатории. «Посреди всей толпы был порядок, посреди всей явной суматохи – дисциплина. Все наши солдаты высадились с трехдневным запасом провизии из сухого пайка, но аппетит английского солдата был настолько превосходным, что зачастую за один присест он съедал весь паёк, которого, по мнению правительства и докторов, должно было хватить на три дня»³. С этого момента рассказ принимает волнующий интерес. Экспедиция обратилась своим лицом к Севастополю и м-р Рассел говорит: «на переходе чувствовалась воодушевленность и живость, несмотря на то, что с собой мы принесли холеру и оставили многих больных позади. После часового марша под палящим солнцем, вызвавшим у всех сильную жажду, сделали привал и солдаты прилегли, но когда лорд Раглан, сопровождаемый маршалом Сент-Арно, генералами Боске и Фори и многими штабными офицерами, проезжал верхом вдоль нашего фронта, наши солдаты по собственному желанию поднимались на ноги и оглашали воздух своими английскими приветствиями. Проезжая мимо 55-го, маршал воскликнул: «Англичане, надеюсь, сегодня вы будете славно сражаться!» «Надеюсь! — с насмешкой произнес некий голос из наших рядов. – Надеюсь, ты знаешь, что так оно и будет!» Подражание м-ра Рассела не оставило сомнений в том, что сей импульсивный ответ на обращение к английской доблести вырвался из уст ирландца. «Грустная прелюдия к великолепному безумию битвы» — языки пламени, поднимающие сквозь крыши мирных усадеб, обугленные руины тлеющих деревушек, перестрелка, предшествовавшая столкновению, дерзкая решительность пехоты, гарцующая нетерпеливость кавалерии – все это примеры образного описания, непревзойденного духом и эффектностью. Но мы с неохотой вынуждены их пропустить и сразу перейти к выдающейся теме первых великих исторических описаний м-ра Рассела – день на Альме. Мы должны опустить некоторые из этих великих и захватывающих сцен подготовки к конфликту⁴, в котором м-р Рассел своими живописными подробностями почти сделал своих слушателей участниками и, таким образом, броситься в самое пекло битвы. «Весь наш правый фланг затмили тучи черного дыма от горящей деревни, а фронт русской линии над нами только что взорвался вулканом пламени и белого дыма – грохот нашей артиллерии стал непрерывным. Мы могли слышать густой поток  летящих снарядов, эти ужасные глухие звуки от их падения на землю⁵, визг злобных снарядов и треск деревьев, сквозь которые они продирались с неудержимой яростью и силой; щепки и град камней отлетали от стен впереди нас. Неприятель, определив дальность нашей цели, тут же открыл по нам огонь всерьез, а наша артиллерия начала им отвечать. Посреди этого урагана огня мы получили приказ наступать. Зазвучали горны, земля словно разверзлась и закишела солдатами. Наши солдаты поднялись словно львы и тут же открытым строем бросились к линиям, граничившим с виноградниками впереди нас. Я проехал верхом к правому флангу через фронт бригады Кодрингтона, чтобы примкнуть, по возможности, к сэру Ди Лэси Ивенсу, и, приближаясь к дороге, увидел сильно поредевший штаб лорда Раглана, но не неприятелем. Когда я приблизился к дороге, батареи 2-й дивизии были приведены в боевую готовность на передовой рядом с мостом и держали под мощным обстрелом наступление неприятеля. То тут, то там ракеты, с пламенными хвостами и густым вьющимся белым дымом, с пронзительным визгом летели на крупные батареи неприятеля. Оглядываясь вокруг, оглушенный шумом и ослепленный дымом, я услышал новую вспышку этого ужасного боевого гимна, справа от меня прозвучал мощный раскат ружейного огня; и обернув свой взор в этом направлении, я увидел колонны наших красных мундиров, мчащиеся через речку и массировано прорывающиеся по деревянным мостам. Множество русских, по другую сторону, стреляли по нашим солдатам с высоких речных валов, но, оглянувшись, я увидел, как они остановились, дрогнули, повернулись и отступили. Наши солдаты, добравшись на противоположный берег реки, чьи воды быстро мутнели, на некоторое время приостановились, чтобы построиться. Град свинца и чугуна рассекал воздух, когда пехота и орудия обстреливали склон, на котором наши солдаты должны пойти в наступление. Затем эта славная пехота одним могучим рывком бросилась на врага. Я смотрел с волнением, которое невозможно передать, как Легкая дивизия ударяла, вскакивала и пенилась, словно волна на гребне, и в шторме огня, блестящей стали и вьющегося дыма, бросилась на смертоносный эполемент⁶, из которого непрестанно исходили грохот и вспышки. И вот, шатаясь, возвращались с битвы раненые – их глаза горят яростью, их лица почернели от дыма, свирепые от боли. Солдат из 30-го был первым. Он шёл хромая, опираясь на свою винтовку. Его ступня свисала у самой лодыжки. «Покорнейше благодарю, сэр», — сказал он, когда я дал ему немного коньяка, последнюю оставшуюся каплю. «Слава Богу! Во всяком случае, я покалечил и ранил нескольких русских до того, как они наказали меня». (Смех). Наступление 7-го, 23-го, 33-го и 19-го полков под командой бригадного генерала Кодрингтона; солдаты, разбитые градом картечи, качающиеся из стороны в сторону, как некий храбрый корабль, сражающийся с бурей; замешательство, вызванное останавливающимися солдатами, чтобы попить из реки, и атаками на виноградники на их пути; шумное наступление 23-го на линии неприятеля; колебания и бегство неприятеля из своих батарей, а также захваты укреплений нашими войсками были описаны с большой силой и производят впечатление. Но, — сказал м-р Рассел, — храброй Легкой дивизии, потерявшей на поле боя в этом ужасном наступлении свыше тысячи человек, не суждено было одержать заключительные почести победы. Неприятель, видя, что в укреплении находится лишь горстка солдат, вытащил свои орудия на позиции на холмах и встряхнул огнем наши разрозненные группы. Затем, зовя на помощь свои резервы, он выдвинул около четырех или пяти тысяч человек в превосходном порядке с левого фланга, чтобы захватить укрепление на правом фланге. Один штабной офицер принял их, едва различимых сквозь дым, за французов. Он выкрикнул: «Прекратить огонь!» Прозвучали сигналы горнов и наши солдаты прекратили огонь, но через мгновенье неприятель уже атаковал их и из своих развернутых колонн пустил по ним мощнейшие залпы. Исправлять ошибку было уже поздно. Русские спускались с решительностью и нашим солдатам было приказано отступать, чтобы собраться в строй. Теперь было видно, как в наступление шли гвардейцы – волна железа, увенчанная сталью. (Аплодисменты). Они находились уже на полпути к склону этого холма, когда Легкая дивизия была вынуждена отступить; левый фланг замыкали шотландцы, чьи шапочки, я смог увидеть, оживленно тряслись, когда они бросились вперед, чтобы встретить противника. Герцог Кембриджский находился в самом центре, между бригадами, с храбростью ведя свою дивизию в бой, но, вдруг, нарушенные ряды части бригады Кодрингтона, внезапно отступая перед колонами русских, зашли прямо в центр нашей гвардейской бригады. На мгновение находящийся в центре полк был приведен в замешательство, в него полетел град чугуна из находящихся над ними орудий. Но их офицеры бросились к передовой; они сражались рядом со своими знаменами. Батальоны правого и левого фланга ни на минуту не поколебались, но тщательным и уничтожающим огнём поражали плотные массы пехоты, тающие перед ними, словно снег на солнце. Великолепным порядком наша бригада еще раз пошла в наступление и неприятель отступил к эполементу. Их (русских – примеч. перев.) судьба висела на волоске. С правого фланга гвардейцев храбро наступали превосходные полки дивизии Ивенса, подгоняя неприятеля впереди себя и форсируя центр совместно с дивизией принца Наполеона, которой в трудную минуту они оказали эффективную помощь. По левому фланге гвардейцев, впереди от их левого плеча, бригада сэра Колина Кемпбелла подошла легко, тихо и сурово. Русские орудия, кои так долго заводили на горный хребет около огромного эполемента, снова открыли пальбу, но их огонь был лихорадочным и неточным. Неприятель видит, что его правый фланг пятится назад. Отступая, обратившись в беспорядочное бегство по левому флангу перед побеждающими французами, он видит, что его центр колеблется, но не форсируется. Прямо перед ним накатывается растущая волна меховых киверов и шотландских шапочек, за ними заново выстроились для сражения те батальоны в красных мундирах, которые без поддержки почти одержали победу. Храбрые полки ди Лэси Ивенса прижимают своей массой их фланги. Но наш неприятель достоин наших штыков, они делают еще одну попытку, чтобы спасти свой правый фланг и образовать point d’appui⁷ для своего разбитого левого фланга и центра. Их последний резерв – корпус из 5000 или 6000 человек, медленно поднимающийся из-за холма. Разделенные на три большие колонны, они спускались по склону к наступающим гвардейцам. Острые, угловатые и плотные, они выглядят как огромные гранитные блоки, но вдруг они остановились; орудия, прикрывающие их наступление, замолчали; передние части колонны открывают огонь⁸. Все ближе и ближе подходят гвардейцы и шотландцы. На мгновенье они замирают; затем в этих страшных залпах огня вперед вырвалась победа. (Аплодисменты). Тот страшный удар, словно сабля, расколол неприятеля и прорубил себе путь кровавыми рядами до самой их сердцевины. Снова из колонн шотландцев хлыщет смертоносный поток, такой же зычный, меткий и убийственный. Гранитные блоки разлетаются на куски, издавая при этом искры огня. В одно мгновенье они — всего лишь рассеянная летящая пыль. С громким победным кличем британские солдаты, атакуя в штыки, словно налетевшая буря с грозой, загоняют их на холм, мимо их батареи, на склоне, по верхушке холма. Кавалерия и конная артиллерия скачут галопом по горному хребту. На мгновенье снова послышался грохот орудий, мечущих чугунные шары по неприятелю, разбежавшемуся по местности беспорядочными, разбитыми массами, несмотря на то, что их отступление прикрывал отряд конницы. Тишина, затем звенящий победоносный клич, заставляющий сильно биться ваше сердце — пеон богу войны. Затем неподалеку грохнуло одиночное орудие. Это была победа! Сражение на Альме было выиграно⁹! (Громкие аплодисменты).

___________________

¹ имеется в виду смехотворная угроза — восклицание великана-людоеда в английской народной сказке «Джек и бобовое зернышко», в которой бедный мальчик Джек залез на необычайно высокое растение, выросшее из волшебного боба, который он посадил. На вершине Джек нашел дом великана, который любил кушать на завтрак маленьких английских мальчиков. Великан постоянно повторял: «Фе, фи, фо, фам! Я чувствую запах крови англичан! Будет ли он живым или мертвым, я сломаю ему кости, чтобы приготовить себе еду!» — Прим.пер.

² (франц.) пробуждение.

³ О высадке всё же скажем пару слов. Из писем адмирала Леопольда Хиза, мы узнаём о всё тех же проблемах с организацией и приготовлениями высадки солдат. Если с флотом дела обстояли более или менее слаженно, то командиры армии отдавали и отменяли приказы и, в итоге, это приводило к еще большей сумятице на месте высадки. В своём письме от 18 сентября 1854 года на борту «Niger» Леопольд Хиз пишет (уже после высадки): «..Армия обнаружила, что у неё нет достаточного количества вьючных лошадей и пришлось возвращать на суда палатки. После длительного обсуждения, было решено оставить багаж и его содержимое на борту кораблей и взять с собой одеяло, шинель, рубашку, пару ботинок, полотенце и традиционный кусок мыла и больше ничего. Войска высадились с этим багажом на спине, затем опыт показал, что легче всё это нести в ранцах, за ними послали, но возникла некая неразбериха из-за перемены планов, поэтому многие ранцы остались на судах, пока транспорты не пришли в Балаклаву». (Letters from the Black Sea during the Crimean War by Admiral Leopold Heath). К этому свидетельству, пожалуй, не лишним будет привести ещё одно существенное дополнение. «…ранцы были оставлены на кораблях, каждый солдат нёс только рубашку и пару ботинок, обёрнутые в одеяло, а также трехдневный запас пайка из солонины и сухарей. – Это было одной из многих ошибок. Те немногие вещи, которые солдаты взяли с собой на берег, промокли в первую же ночь; что же до ранцев, то не многие их получили снова, а те, кому посчастливилось их получить, обнаружили, что все их полёзное содержимое было украдено». (The Crimean Campaign with “The Connaught Rangers” 1854-55-56 by Nathaneil Steevens, Elibron Classics, 2005. (стр. 77)).

⁴ Письмо №11, 28 сентября 1854 года, Балаклава. Леопольд Хиз: «…Союзники с трехдневной провизией на плечах начали форсированный марш вокруг Севастопольской бухты и прибыли в 4-х милях от Балаклавы до того, как сделали привал…

Находясь в пути, они подошли с крупным к отрядом русской конницы в арьергарде, шедшие из Севастополя в Симферополь, где Меншиков ожидает прибытия 20 тыс. человек с севера… Шотландские «Серые», высадившиеся только за день до этого, захватили багаж, убили около 30 человек и взяли около 40 пленных, но лорд Раглан не позволил себе отвлечься от главной цели и предотвратил погоню. Среди багажа было шампанское князя Меншикова и кабанья голова, видимо, приготовленная к его обеду, который наши штаб-офицеры отведали с двойной радостью». (Letters from the Black Sea during the Crimean War by Admiral Leopold Heath ).

⁵ имел место такой интересный факт, что некоторые английские офицеры привезли с собой охотничьих собак с помощью которых они устраивали любимую охоту на лис. А во время первого сражения кампании – описываемой выше битвы при Альме — собаки, как безумные, носились по полю, гоняясь за русскими ядрами. (статья «Военный корреспондент номер один», лондонская «Таймс» от 15.11.2007 г. http://www.inosmi.ru/panorama.html

⁶эполемент (фр. epaulement) — невысокий вал, служащий прикрытием от выстрелов неприятеля в открытой местности.

⁷опорный пункт (франц.)

⁸ Тот же самый адмирал Леопольд Хиз, наблюдая за сражением с грот-мачты «Niger», пишет в очередном письме: «Национальные особенности в пехотном боевом построении были сильно заметны. Французы взобрались на крутой обрыв в рассыпную мелкими отрядами стрелков, англичане атаковали боевым строем или линиями, а русские сражались регулярными македонскими флангами».

⁹ Сражение закончилось к трём часам…  Французы, захватившие в бою телеграфную башню, на ней оставили надпись: «Bataille de l’Alma, 20^me, 7^bre, 1854». (The Crimean Campaign with “The Connaught Rangers” 1854-55-56 by Nathaneil Steevens, Elibron Classics, 2005. (стр. 92)).