С.Ченнык (Симферополь)
Минский пехотный полк в сражении на Альме 20 сентября 1854 года

Несмотря на явную очевидность факта поражения русских войск в Альминском сражении, некоторые детали событий 20 (8) сентября 1854 г. до сих пор вызывают вопросы. К таковым можно отнести действия Минского пехотного полка, защищавшего левый фланг русской армии.

Первое, не считая кратковременной стычки на реке Булганак, полевое сражение Крымской кампании между союзными англо-франко-турецкими войсками и русской армией под командованием генерал-адмирала князя А.С.Меншикова произошедшее 20(8) сентября 1854 года на р.Альма, с полной уверенностью можно отнести к одно¬му из наименее изученных событий русской военной истории. К сожалению, в этот ряд на сегодняшний день, можно поставить всю Крымскую войну.
Подобное положение дел, вызванное определенными субъективными и объективными причинами, во главе которых, как это часто бывает в русской (и не только) истории, стояли (и стоят) политические, придворные интриги, личные интересы, привело к тому, что детальное изучение сражения постепенно заменялось его лубочным описанием. А русскому лубку всегда свойственно истинных героев оставлять в тени, а виновных в поражении возводить в ранг «спасителей отечества».
Как ни парадоксально, не смотря на то, что Альминское сражение многократно освещалось в отечественной и зарубежной историографии, бросается в глаза явное не соответствие фактам, здравому смыслу и отсутствие логики в некоторых его деталях, присутствующее у многих авторов.
Эти очевидные ошибки, ставшие со временем харизматическими, до наших дней кочуют из исследования в исследование. К наиболее популярным современным собраниям таковых, можно отнести работу севастопольского краеведа В.Шавшина «Апьминское сражение. 8(20) сентября 1854 года» изданную несколько лет назад, содержание которой ничего общего с самим сражением не имеет. Я не буду останавливаться на них. Надеюсь, что они достаточно подробно отражены в книге «Альма. 20 сентября 1854», недавно вышедшей в свет. Но все же хочу обратить внимание читателей, что почти все известные описания сражения сведены к восторгам от отчаянной штыковой атаки Владимирского пехотного полка, совершенно справедливо названной А.Свечиным «бессмысленной». В тоже время не менее интересные и более значительные детали оставались (и остаются до настоящего времени) без внимания.
Поводом, равно как и основным источником для этой работы, стала статья «Альминское сражение» опублико¬ванная в 1874 г. в журнале «Военный сборник». Ее автор, полковник Ф.И. Приходкин, сын бывшего командира Мин¬ского пехотного полка полковника И.Приходкина, не только очевидец, но и непосредственный участник сражения. При Альме он был подпоручиком, полковым жалонерным офицером. Немаловажно, что это, очевидно, единственный из офицеров полка, оставивший письменные воспоминания.
От иных статью отличает высокий профессионализм автора и полное отсутствие эпитетов, имеющих свойство больше запутывать суть, чем помогающий ее осмыслить. Это бесстрастный профессиональный анализ происходившего, собравший воедино фактический материал, свидетельства других участников, в том числе и с противоположной стороны, систематизированный по времени и месту событий. На лицо знание автором основ военного искусства, умение точно излагать суть происходившего, не давая места положительным или отрицательным эмоциям, которыми изобилуют прочие труды. Большое количество информации о действиях Минского полка содержат воспоминания офицера Московского пехотного полка Владимира Бейтнера, дополняющие Приходкина.
Такой военной аналитики не достает академику Е.В.Тарле, допустившего в своем сочинении «Крымская война» столь очевидные ошибки, что их просто невозможно не заметить. Отдавая должное фундаментальности и энциклопедичности его труду, признаем, что оно содержит массу неточностей, касающихся описания хода Альминского сражения. Это можно объяснить политической и личной ситуацией, в которой находился автор на момент выхода в свет его труда. Одно лишь его утверждение о том, что основная тяжесть боя легла на Брестский и Белостокский полки говорит о многом. Но на этом мы остановимся ниже.
В сборнике «Описание обороны города Севастополя» изданном в 1871 г. под редакцией генерал-адъютанта Э.Тотлебена присутствует разбор Альминского сражения. В тоже время, Тотлебен опирался не на собственное виде¬ние происходившего, а на рассказы участников, не всегда объективно рисовавших события.
Своеобразно сделан анализ психологических причин поражения русской армии при Альме С.Гершельманом в журнале «Военный сборник» в 1874 г.
Отдельно нужно упомянуть книгу британского историка и писателя, очевидца сражения А. Кинглейка «Вторжение в Крым». Этот, не более чем панегирик лорду Раглану, на¬столько принижает роль французов, что использовать его нужно очень и очень осторожно. Кристофер Хибберт, автор книги «Крымская кампания 1854-1855 гг.», хоть и критикует иногда Кинглейка, в основном придерживается его взглядов.
К сентябрю 1854 г. Минский пехотный полк, входивший в состав 1-й бригады (генерала фон Моллера) 14-й пехотной дивизии (второй полк бригады — Волынский полковника Хрущева), был укомплектован по штату 1840 г., согласно которого должен насчитывать в своих четырех батальонах 2320 человек. Однако, правильнее будет считать его численность не превышающей 2000-2100 человек. Отсутствие полного числа личного состава стало бичом русской армии в Крыму. И дело даже не в боевых потерях.
По воспоминаниям князя Урусова: «Офицеры произвольно прикомандировывали к себе строевых, как и сколько заблагорассудится; командиры утопали в роско¬ши. Дрались вообще превосходно, но все ли дрались, все ли выходили в строй? Теперь сделается, может быть, понятным почему на Альме не было войска, под Инкерманом опять не было…».
Солдаты полка, не смотря на довольно жаркий день, во время боя были одеты в шинели с подоткнутыми пола¬ми. Спорным остается вопрос — были ли на них в качестве головного убора каски, принятые в армии с 1844 г., или они были в легких фуражных шапках-бескозырках? Вероятнее всего, что каски все же не были оставлены на одном из складов во время перехода в Крым, как это стало делаться во время дальнейшей кампании, или сданы в обоз при расположении на позиции. Потому облик сол¬дата и офицера Минского полка в Альминском сражении должен ассоциироваться с наличием неудобной кожаной каски на его голове.
Полк прибыл на место расположения русской армии из Севастополя в район между реками Альма и Кача 1 сентября 1854 года вместе с легкой № 4 батареей 14-й артиллерийской бригады.
Само расположение полка на позиции представляет тему для отдельной дискуссии. Нет смысла втягиваться в нее в масштабе одной статьи, хотя некоторые детали все же требуют того, что бы задержать на них внимание читателя.
Один из батальонов полка — 2-й (подполковника Раковича), еще с 4 сентября находился в районе деревни Аклесс «для наблюдения за подъемами с моря на нашу позицию». Удаленность от берега моря составляла 600-700 метров (около версты — Э.Тотлебен), от Альмы — более или около 1,5 км. Застрельщиков полк не выставлял и, соглас¬но его задаче, в этом не было необходимости.
Многие исследователи ошибочно считают 2-й батальон единственным, находившимся на левом фланге русской позиции, и безосновательно упрекают А.С.Меншикова в том, что он не обеспечил его надежное прикрытие, позволив французам совершить обход.
Внимательный анализ позволяет утверждать, что левый фланг русской позиции занимал Московский полк. Осмыс¬ленно уступая противнику почти трехкилометровый уча¬сток от побережья, русский главнокомандующий, прежде всего, добивался того, что, нанося фланговый удар, про¬тивник втянется на плато. После этого он будет вынужден двигаться под огнем артиллерии, неся значительные по¬тери, превратив, эффективные фланговые атаки, в сомни¬тельные и жертвенные лобовые, которые, «…благодаря действию картечи мало опасны для артиллерии», что тоже не совсем приятно. Как показали последующие события, так оно и произошло.
В подтверждение этого можно привести мнение С.Гершельмана, утверждающего, что «выставление одного батальона к деревне Аклес мы считаем за меру наблюдения за доступами с моря в тыл нашей позиции, а не за участком левого фланга нашей позиции». Существует еще одна точ¬ка зрения. Она ставит под сомнение то, что Минский полк находился в резерве. В истории 125-го пехотного Курского полка, сформированного из резервных батальонов Мин¬ского полка в 1863 году, описываются действия минцев в Крымской кампании, в том числе и при Альме.
Ее автор, подполковник А.Рудницкий, утверждает, что «…В сражении 8 сентября 1854 г. на р. Альме Минский полк, в составе 4-х действующих батальонов, был рас¬положен на левом фланге Альминской позиции у селений Аклес и Орта-Кисек.» Однако, учитывая не совсем научный характер издания, которым является Памятка, предназначенная для нижних чинов полка, эта версия весьма и весьма сомнительна, хотя и французы, в отличие от англичанина Кинглейка, небезосновательно считают, что Минский и Московский полки составляли левый фланг русской позиции. Но их мнение основано на том, что в ходе сражения именно эти два полка противостояли им.
Остальные три батальона (1, 3 и 4-й) находились в главном резерве у дороги, ведущей из Евпатории в Сева¬стополь, вместе с Волынским пехотным полком полковни¬ка Хрущева, легкой № 5 батареей 17-й артиллерийской бригады и кавалерией (гусарская бригада генерал-майора И.А. Халецкого — герцога Саксен-Веймарского и Лейхтенбергский гусарский полки с конной легкой № 12 батаре¬ей). Удаление резервов от Альмы было не менее 3-3,5 км, от берега моря почти 4 км.
Вполне вероятно, назначая главный резерв, генерал-адмирал Меншиков выделил в него не конкретно Минский и Волынский полки, а в полном составе бригаду генерал-майора Моллера, как цельную боевую единицу. Изна¬чально, считаясь резервным, Минский полк не подчинялся командующему левым флангом русской армии генералу Кирьякову, командиру 17-й дивизии, и мог вступить в дей¬ствие только по личному приказу князя А.С. Меншикова.
Авторы, писавшие и пишущие о сражении, совершен¬но по-разному определяют время начала и окончания боя, и, соответственно, его про¬должительности. Я не считаю этот вопрос существенным, ибо само сражение являлось частью масштабной военной операции, когда более важным является результат, чем затра¬ченное на его достижение время.
20 сентября интенсивная деятельность в лагере союзников началась с рассветом.
По согласованному накануне британским и французским главнокомандующими, лордом Рагланом и маршалом Сент-Арно, плану, движение 2-й французской дивизии генерала Боске (бригады генералов Буа и Отамара) и турецких батальонов генерала Юсуфа (кроме двух, оставленных в резерве) должно было начаться в 6.30 (в некоторых источниках — в 5.30) вдоль морского берега. Спустя час, од¬новременно с британскими войсками, должны были выступать 1-я дивизия Канробера (бригады генералов Винуа и Бурбаки), 3-я принца Наполеона (бригады генералов Тома и Моне), несколько позднее 4-я дивизия генерала Форе (бригады генералов Ореля и Лурмеля), составлявшая резерв.
Расстояние от лагеря союзников до берега Альмы составляло 5-6 км (6 верст, по утверждению С.Гершельмана). Скорость движе¬ния союзников, учитывая усталость войск, не превышала 3 км/час. Таким образом, это расстояние они могли пройти за 1,5-2 часа. Однако к назначенному времени, когда ди¬визия Боске начала движение, в лагере британцев не было никаких признаков готовности к действиям.
Полковник Трошю, адъютант маршала Сент-Арно, вы¬разил свое удивление по поводу происходящего лорду Раглану, но получил от последнего исключительно вежли¬вый ответ, повергший француза в изумление своей моти¬вацией. Его смысл заключался в том, что союзная армия не может начать движение по причине крайней измотанности личного состава, не подготовленной охраны обоза от воз¬можной атаки казаков и отсутствия половины 4-й дивизии с частью кавалерии.
Тем временем батальоны Боске вместе с турками продолжали движение, остановившись только перед самой Альмой, вняв просьбе генерала Канробера не продолжать движение, переданной капитаном Ренсоном. Используя вынужденную паузу, командир дивизии провел дополни¬тельную рекогносцировку и через час ясно видел два возможных пути выхода во фланг русской позиции, которыми решил воспользоваться.
Первый из них, более сложный, находился непосред¬ственно возле впадения Альмы в море, в котором она была несколько шире, но значительно мельче и имела наносной песчаный остров. На правом берегу отчетливо просматри¬валась тропа, вполне доступная для прохода пехоте, не смотря на свою крутизну и более чем 50-метровый, почти вертикальный, подъем. Это направление было отдано бригаде генерала Буа. Причем, по первоначальному плану Боске, артиллерия должна была также подняться по этому склону.
Второй подъем находился в районе брода у разрушен¬ной деревни и, по всей видимости, использовался местны¬ми жителями как проселочная дорога. Он был проходим не только для пехоты, но и для артиллерии. Его длина была около 1000 метров. Он проходил по дну оврага назы¬ваемого Улуккульским. Это направление получила бригада Отамара, с которой двигался сам Боске со своим штабом.
Русская сторона встретила подходивших противников тишиной, насторожившей генерала Боске. По его приказу батальон 3-го зуавского полка выдвинулся к виноградникам на западной окраине деревни Альматамк и произвел их разведку. Русских там не обнаружили, ближайшие стрелки были отдалены от французов почти на километр, находясь непосредственно Альматамке и восточнее его. Командир батальона зуавов по собственной инициативе начал подъем по дну Улуккульского оврага. Достигнув вершины, он развернул цепь.
Первые трудности возникли у Буа. Дно реки оказалось настолько заиленным, что было непроходимо для артил¬лерии и перетащить через нее пушки не представлялось в этом месте возможным. Дабы не остаться в ходе боя без орудий, Буа отправил свои пушки к бригаде Отамара, уже переправившейся через Альму, рассчитывая, что они вы¬йдут к нему, поднявшись возле Альматмакского маяка. С целью ускорения движения батарей, Боске приказал са¬перам капитана Роле подготовить скаты реки, оборудовав пологие спуски. Кстати, решение оказалось своевремен¬ным, позволив в ходе сражения французам значительно облегчить и, самое главное, ускорить подход батарей.
Приблизительно между 12 и 12.30 (по утверждению Ге¬рена), а, возможно, несколько раньше, все силы дивизии Боске, исключая артиллерию, были на плато. Остальные части союзников были готовы к началу марша только к 9.30, начав его около 10 часов. Русские авторы дают время начала движения англо-французского контингента в 9 ча¬сов. При начале действий в 11.00 или 11.30 пехота Боске смогла бы выйти на плато только через 2-2,5 часа, то есть к 13.30-14 часам, однако в это время вся дивизия и турец¬кие батальоны были на плато, где уже шел упорный бой.
Все происходило без единого выстрела со стороны русских, которые, казалось, продолжали в полной пассив¬ности наблюдать за происходящим. У французов возникло ощущение, что они застигли их врасплох. «Кажется, эти господа не хотят с нами драться», — весьма часто цитируе¬мая фраза генерала Боске, произнесенная им в это время.
До этого данные во всех источниках, касающихся Альминского сражения совпадают почти полностью, но вот после того, как пехота Боске оказалась на плато у мыса Луккул, начинается откровен¬ная путаница. Часть авторов утверждает, что командир 2-го батальона Минского полка под¬полковник Ракович первым уви¬дел французов и «начал дело».
На одной из иллюстраций даже запечатлено, как русские солда¬ты пытаются штыками сбросить зуавов с прибрежного откоса, а подполковник Ракович, почему-то облачившись в униформу, введенную после 1855 г., пы¬тается отбить у зуава, который никак не мог появиться перед фронтом его батальона, разве что, заблудившись, батальонное знамя. При этом знамя гордо реет по ветру (в безветренный день!), вместо того, что бы быть зачехленным, как это было 8 сентября 1854 г.
Единственный из русских ав¬торов, который, утверждая, что «…до перехода реки французы не могли быть на возвышенности, и подполковник Ракович не мог их видеть», полностью опровергает версию о том, что 2-й батальон Минского полка первым начал сражение, является полковник Приходкин. Французские историки тоже во многом солидарны с мнением сына командира Минского полка.
Вообще вокруг подполковника Раковича и его роли в сражении творятся самые невероятные вещи. Заметно стремление командира 2-го батальона возвеличить свою, как покажет ход дальнейших событий, весьма рядовую роль, до роли первого лица на сцене спектакля, разыграв¬шегося на альминских высотах в сентябре 1854 г. Тут и «спасающий знамя», и «первый заметивший неприятеля» и «первый начавший дело». Этот образ проник во все от¬ечественные издания, посвященные и Крымской войне и Альминскому сражению, вызывая раздражение у других участников войны.
Спустя несколько лет после окончания Крымской войны в русской военной печати неоднократно давался отпор разного рода авторам, пытавшимся приписывать себе те или иные героические деяния, совершенные ими в кампании. Как пример, можно привести статью генерал-лейтенанта Гана, опубликованную в журнале «Военный сборник» в 1872 г. В ней он крайне резко отзывается об опубликованной годом раньше в этом же издании статьи Корвин-Павловского «Из воспоминаний севастопольца», изобличая последнего в откровенной лжи.
Аналогично поступил и полковник Приходкин, достаточно резко опро¬вергнув подполковника Раковича, назначенного после сражения командиром Владимирского пехотного полка. Очевидно, это продвижение по службе в прославившем себя полку, обласканном высочайшими персонами, и способствовало созданию упомянутых легенд. Следует признать, что при Альме батальон Раковича был не хуже и не лучше чем остальные три батальона полка. Он отлично действовал против турок, и единственные претензии к его командиру могут быть предъявлены лишь в части возве¬личивании значения личного участия, затмевающего роль остальных офицеров, в том числе и полкового командира.
Более соответствует истине, что первыми выдвижение неприятельских колонн заметили генерал Кирьяков, на¬ходившийся утром 20 сентября на позиции Тарутинского полка — в самом центре позиции в районе Телеграфной высоты, вместе с начальником артиллерии русской армии генерал-майором Л.С.Кишинским, находившимся там же на наблюдательном пункте. Это произошло примерно в 9-9.30 утра, но не вызвало никакой суеты в действиях князя Меншикова, как часто утверждают некоторые отечественные и зарубежные авторы.
Подтверждение тому — «Ма¬териалы по истории Донской артиллерии», составленные В.М.Калининым и изданные в Новочеркасске в 1907 г., включающие записки офице¬ра батареи, поддерживавшей Минский полк на Альме. В них подробно показано происходившее в районе Теле¬графной башни, где был обо¬рудован наблюдательный пункт генерала Кишинского и сто¬яли оптические приборы для наблюдения. Как утверждает автор, с момента обнаружения выдвижения неприятеля до отдания первых приказаний в управлении сражением не было ни малейшего намека на неадекватность ситуации в распоряжениях Меншикова.
Иначе и не могло быть, ибо все происходящее совпадало с предполагаемыми действиями неприятеля, входившего в пространство, незанятое русскими войсками, находившимися вне простреливаемого корабельными орудиями пространства. Французы были вынуждены двигаться по совершенно открытой местности под огнем русской артиллерии, чего добивался главнокомандующий.
Привыкшие огульно критиковать Меншикова за не укрепленный им левый фланг, современные исследовате¬ли в своем большинстве или невнимательно читают сбор¬ник Э.Тотлебена, или просто не вникают в смысл. Хотя по¬следний достаточно ясно говорит о том, что левый фланг русской позиции «…не мог быть примкнут к берегу, потому что иначе войска подверглись бы огню с неприятельского флота». В этом месте необходимо еще раз вернуться к вопросу о расположении Минского и Московского полков.
Открытый левый фланг, о котором неприятель знал, дей¬ствительно провоцировал французов на обходной маневр. Отсутствие инженерных сооружений делало перспективу весьма соблазнительной. Но был ли он смертельно опас¬ным для русской армии? Скорее всего, что нет. Более того, одновременное с выходом противника разворачивание фронта русского левого фланга к морю, действительно стирало всю выгоду маневра Боске, превратив, как и предполагалось, фланговые атаки в фронтальные.
К тому времени, когда полковник Ракович действи¬тельно заметил движение противника, на Улуккульское плато поднялась почти вся дивизия Боске (около 7000 человек), но без артиллерии, которая совершала тяжелый подъем по оврагу. При этом к деревне Аклесс уже двига¬лись бригада генерала Буа (около 3500 человек) и турец¬кие батальоны (около 6000 человек), нависая над левым флангом русской армии.
Естественно, увидев такую массу противника, подпол¬ковник Ракович немедленно отвел свой батальон, обстре¬ливаемый с моря, от деревни Аклесс почти на километр, заняв позицию у Орта-Киссек, и отправил одного за дру¬гим трех ординарцев с требованием помощи. Позднее он уверял, что отправил первого офицера еще при подходе французов к Альме, и при этом был так настойчив в своих раздаваемых налево и направо интервью, что, кажется, сумел убедить в истинности своих слов всех, кроме тех, кто был в сражении. Мнение, о Раковиче, как «первым начавшим дело», пошло гулять по страницам изданий и продолжает свой путь по ним до наших дней.
Ф.И. Приходкин отрицает это, свидетельствуя, что «…честь первого выстрела ошибочно приписывали 2-му батальону Минского полка». Он определяет время начала сражения — 11.30, когда артиллерия восьми пароходов со¬юзников начала обстрел левого фланга русской позиции, давая возможность дивизии Боске и турецким батальонам закрепиться на плато.
Огонь корабельных орудий, который велся по площа¬дям, а не по фиксированным целям был малоэффективен, и носил характер больше моральной, чем действительно огневой поддержки.
Во-первых, дистанция предельного выстрела кора¬бельной артиллерии англо-французского флота не позволяла накрыть войска левого фланга, так как расстояние до позиций русской пехоты составляло около 2000 метров, при почти такой же предельной (но не эффективной) даль¬ности огня морских орудий. Оптимальной же для морской артиллерии союзников дальности стрельбы по береговым целям была дистанция, не превышающая 1500-1800 м., что с учетом удаленности от береговой черты кораблей союзников (в среднем от 200 до 400 м.), могло позволить им вести огонь только по батальону Минского полка, расположенному у деревни Аклес. В середине XIX века технические возможности артиллерии позволяли вести огонь только по визуально видимой цели. Стрельба по невидимой, но визуально наблюдаемой цели была невоз¬можна. Кстати, в британской артиллерии вплоть до первой мировой войны стрельба с закрытых позиций оставалась весьма непопулярной. Для окончательного уточнения этого вопроса был отправлен запрос в Великобританию в Общество Исследований Крымской войны. В полученном ответе говорилось, что в этот период развития артиллерии в Англии производились опыты корректирования огня ко¬рабельных орудий с берега при помощи сигналов, но они не выходили за рамки экспериментов.
В 1864 г., лондонская «Таймс» первой постави¬ла под сомнение эффективность артиллерии флота при стрельбе по столь удаленным целям. Британцы вполне разумно считали, что в действительности под прикрытием флота был обеспечен только выход бригад Боске на пла¬то. После этого флот оставался пассивным наблюдателем сражения, которое, с кораблей, и видеть то полностью не могли.
Поэтому для того что бы «…туча ядер с моря в считанные минуты уничтожила Минский полк…», флот должен был стрелять: во-первых, по невидимой цели, во-вторых, через головы французской и турецкой пехоты, что как-то, мягко говоря, сомнительно и, в-третьих, на дистанцию более 3 км. Лучшее подтверждение этому можно найти у противника. В «Истории королевской артиллерии» полковника Джулиана Джоклайна, по поводу значительных потерь Минского полка говорится следующее: «…не корабельные орудия наносили опустошение. Французская артиллерия, поднявшись на высоты, и, будучи на редкость прекрасно обученной, уничтожала колонны, хотя почти вне зоны видимости…».
Исходя из вышесказанного, упомянутая фраза может свидетельствовать об откровенном обмане общественно¬сти или командования, с целью оправдания поражения.
Позиция кораблей была растянута почти на 1500-2000 метров, что также не способствовало созданию должной плотности огня.
И, наконец, в зоне досягаемости огня корабельной артиллерии находился, и то весьма непродолжительное время, только 2-й батальон у деревни Аклесс. Но, как из¬вестно, при первых выстрелах корабельной артиллерии подполковник Ракович отвел его к деревне Орта-Киссек и больше ни на одной из позиций ни один из батальонов Минского полка не был в зоне досягаемости огня орудий кораблей союзного флота. Возможно, конечно, что отдель¬ные рикошетировавшие снаряды долетали до полка, но говорить об успешном поражении ими русской пехоты — бес¬смысленно.
Тот, кто сам должен был по логике стоять под этим «градом ядер» — Ф.И.Приходкин подтверждает это, указывая, что огонь кораблей велся по «высо¬там нашего левого фланга», но не по войскам левого фланга.
С мнением Приходкина соглашается и Т.Декин (США), считающий, что сражение началось с открытием малоэффективного артиллерийского огня. Легенду о «все истребившем» огне с кораблей с удовольствием используют многие. При том не думают о собственном противоречии.
Так, Дубровин, утверждая, что русские полки были удалены на две версты от берега, тут же приводит слова Кирьякова о том, что на этом расстоянии Минский и Московский полки были «поражаемы шрапнелевой картечью» корабельных орудий. Комментировать трудно, но вот вопрос об элементарной военной образованности некоторых русских командиров дивизий возникает…
В 11 часов Минский полк по приказу князя Меншикова, лично прибывшему на место событий, был выдвинут генералом Кирьяковым на левый фланг русской позиции. Приказ был получен командиром 17-й дивизии на позиции Тарутинского полка, куда главнокомандующий прибыл, убедившись, что неприятель начал обходное движение. Генерал Кирьяков прибыл к Минскому полку и передал приказ полковнику Приходкину начать движение, одновременно направив один из батальонов (4-й подполковника Матвеева) к подполковнику Раковичу.
«Минский полк тронулся из резерва всеми тремя батальонами, а потом разделился и пошел по двум на¬правлениям: 1-й и 3-й батальоны направились к левому флангу Московского полка, а 4-й батальон к своему 2-му батальону в Улуккульскую долину. Вместе с Минским пол¬ком была вызвана из главного резерва легкая №5-го ба¬тарея 17 артиллерийской бригады. Эта батарея обогнала Минский полк на марше и вынеслась на позицию к левому флангу Московского полка, оставляя интервал в который потом вступил 1-й батальон Минского полка. 3-й батальон стал левее батареи.4-й пришел ко 2-му батальону в Улук¬кульскую долину».
Таким образом, пройдя около 2-2,5 км, 1 и 3-й батальоны, вместе с командиром полка полковником И.Приходкиным подошли к позиции Московского полка генерал-майора Куртьянова, составив с его тремя батальо¬нами одну линию. Затраченное для маневра время дорого стоили русской армии: на плато вышли все силы бригады Буа, с одной из батарей (6 орудий) и турецкие батальоны, выстроившись в боевую линию.
«…Минский полк, бывший до того времени в резер¬ве, должен был пройти до места боя почти три версты, то по прибытии его к левому флангу Московского полка, уже почти вся дивизия Боске и турецкие войска были на высотах левого берега. Бригада Буа и турки успели уже подняться в это время на плато и расположились позади и правее бригады Отамара, несколькими уступами». Посте¬пенное наращивание французами сил на плато приобре¬тало угрожающий характер, и только отсутствие должного количества артиллерии сдерживало их от активных действий.
Московский пехотный полк и батарея № 4 выдвинулись по личному приказу князя Меншикова несколько ранее. По этому поводу сам Приходкин вступает в полеми¬ку с генералом Тотлебеном, утверждавшим, что Московский полк был выдвинут из резерва когда батальон подполковника Раковича уже вел перестрелку. Увы, доверившись не всегда точным свидетельствам некото¬рых очевидцев сражения, про¬славленный военный инженер не совсем прав. Если бы к этому времени 2-й батальон вел пере¬стрелку с неприятелем, это могло означать лишь одно: французы и турки не просто охватили фланг, они обошли русскую армию, вышли ей в тыл и до катастрофы остаются считанные минуты.
Вслед за Минским полком «…вынеслась на позицию Дон¬ская № 3 батарейная батарея, на¬ходившаяся до этого времени за центром армии, и расположилась левее 3-го батальона …полка». Это противоречит версии генерал-лейтенанта М.Богдановича, труд которого часто используется исследователями Крымской войны. По его, не совсем точному утверждению, «…Прибывший по распоря¬жению главнокомандующего в помощь Минскому батальо¬ну, 4-й батальон Московского полка, с 4-й и 5-й легкими батареями 17-й артиллерийской бригады, способствовал подполковнику Раковиичу не только отступить в порядке, но и удержаться на позиции у Орта-Киссек».
К сожалению, такие детали иногда запутывают правильное понимание и оценку происходившего на Альме.
С этого времени построение русской армии приобрело осмысленный характер, образуя почти прямой угол, левую сторону которого составляли Минский и Московский пол¬ки. Генерал Вунш описывал позицию, как «…шедшую ду¬гой к морю; следовательно, левый фланг наш был загнут». Фланги опирались на центр, располагавшийся в районе дороги на Севастополь у Телеграфной высоты. Он был на¬дежно прикрыт огнем артиллерии (две батареи, англичане называют их «придорожными» или «тротуарными»), и двумя полками пехоты (Тарутинским и Бородинским). Еще одна батарея, находившаяся рядом с Московским полком, вела огонь по подходившей дивизии Канробера. Только убедившись, что противник действует именно так, как он предполагал, и, более того, видя, что англичане не слишком торопятся, князь А.С.Меншиков не только отправил к Минскому полку артиллерийскую батарею (№ 5) , но и перебросил туда батарею с правого фланга (Донскую №3 батарейную полковника Ягодина).
Несколько слов о роли командира 17-й дивизии генерала В.Кирьякова. Несомненно, что на него переложили в большей части незаслуженно вину в поражении всей русской армии при Альме. При этом обвинили во всех смертных грехах. Конечно, Василий Яковлевич Кирьяков несет часть ответственности за случившееся. Им было допущено несколько ошибок, происхождение которых в большей степени проистекает от свойственной многим из русского генералитета военной безграмотности. Но он все сражение находился при войсках, пытался руководить ими, хотя и неумело.
В его характеристике Альминского сражения, приведенной Дубровиным в «Материалах для истории Крымской войны» огромное количество противо¬речий. Но все же, отдадим ему должное, он первым назвал Альминское сражение «частным делом полков», при том, что «…цель и связь в действиях наших войск исчезли».
По сути дела это прямое обвинение А.С.Меншикова, как глав¬нокомандующего, в личной ответственности за поражение. Естественно, влиятельный придворный не мог простить та¬кого. Участь главного виновного была для генерала Кирьякова предрешена — на него «списали» все.
Резервные батальоны Брестского и Белостокского пол¬ков играли явно второстепенную роль, и, вероятнее всего, судя по их расположению, ни князь А.С.Меншиков ни, тем более, генерал Кирьяков ими не занимались. В итоге, нев¬нимание, в результате которого построенные в ротные колонны, далеко не самые качественные по составу ба¬тальоны, заняли, растянувшись более чем на километр, пространство перед и между Тарутинским и Бородинским полками, сыграло одну из роковых ролей альминской дра¬мы. Создается впечатление, что эти батальоны, были со¬вершенно никому не нужны, их просто не знали куда деть, в итоге поставив именно туда, где это имело наименьший смысл, но наибольшие негативные последствия. Стоять под откосами южного берега Альмы, как перед расстрельной стенкой, у них не было ни малейшего желания.
Легкая № 5 батарея 17-й артиллерийской бригады была первой из русских, произведшей артиллерийские выстрелы по неприятелю в Альминском сражении. Когда батальоны Минского полка вступили в боевую линию, эта батарея, занимая самое возвышенное место, уже активно действовала. После этого левый фланг русской армии составляли три артиллерийские батареи и два пехотных полка (без одного батальона Московского полка). Минский полк имел построение в одну линию по-батальонно в соот¬ветствии с «Воинским уставом о пехотной службе» (1831 г.).
В стометровом интервале, отделявшем 1-й батальон минцев от 11-й и 12-й рот Московского пехотного полка (который был построен по-полубатальонно), находился командир Минского полка, его ординарцы: капитан Колоян, штабс-капитан Вяземский, а так же поручик Приходкин, полковой жалонерный офицер.
На правом фланге Минского полка стоял 1-й батальон, за ним в 150-200-метровом интервале стояли пушки пол¬ковника Кондратьева, «действовавшие как на учении», по¬том 3-й батальон и Донская батарея. 2-й и 4-й батальоны без артиллерии находились в 500 метрах. Разрыв между ними и остальным полком был прикрыт цепью стрелков.
Эти батальоны действовали совершенно самостоятельно и все время своего пребывания в строю, полковник Приходкин их действиями практически не руководил, но связь под¬держивал. Штуцерные, под командованием прапорщика Полонского, действовали перед фронтом полка
Как только Минский полк вошел в зону ружейного огня французской и турецкой пехоты по нему был открыт ураганный огонь. Однако преимущество русских в артил¬лерии, при почти полном, но, увы, временном, отсутствии оной у противника, позволило в течение часа сдержи¬вать продвижение неприятеля.
Уже упомянутый военный историк из США Декин, считает, что в Альминском сражении французы использовали тактику, разработанную еще в годы напо¬леоновских войн. Не хочу обидеть французов, учитывая их решающую роль в сражении при Альме, но, вероятнее всего, им удавалось сохранять определенный порядок только в начале боя. Учитывая укоренившееся правило французской пехоты не идти в атаку, если она в достаточ¬ной мере не подготовлена огнем артиллерии и ружейным огнем, оказавшись без поддержки безнадежно отставших пушек, батальоны противника приняли самое разумное решение: прикрывшись густой цепью стрелков, они завя¬зали огневой бой «…испытывая серьезные затруднения в доставке артиллерии».
В течение ближайшего часа помыслов идти в атаку у французов не было и не могло быть. «…Атаковать с фронта пехоту, предварительно нерасстроенную, всегда считалось делом весьма трудным… Самая храбрая пехо¬та, проходя 450 шагов под убийственным огнем, понесет такой урон, что не в состоянии будет бороться с неприятелем, готовым встретить ее». При Альме французы на практике реализовывали принцип поддержки пехоты в ходе сражения — артиллерия сильна лишь при массовом ее применении. Хотя, ожидая прибытия пушек, французские пехотинцы и не вели активных наступательных действий, в тоже время, пользуясь преимуществом в стрелковом оружии, старались нанести максимально возможные потери русским. Очевидцы отмечают постоянное давление стрел¬ковых цепей французов на русских.
В это время начиналась сумятица, вызванная настойчивым требованием князя Меншикова генералу Кирьякову немедленно атаковать и отбросить французскую пехоту. В различных источниках нет единого мнения по этому вопросу. Достоверно ясно только одно: оно было проигнорировано командиром Минского полка. В тоже время Тотлебен пишет о попытке атаки.
«…по прибытии Минского полка сделана была нами по¬пытка сбросить французов штыками с занятых ими высот; но французы, уклонившись от рукопашного боя, встретили нашу атаку картечью и градом пуль стрелковой цепи и раз¬вернутых батальонов. Не будучи в состоянии без огромных потерь пройти густой град пуль, метко поражавших наши войска, левый фланг, по необходимости должен был от¬казаться от удара в штыки и ограничиться одной только пассивной обороной».
Одни утверждают, что полковник Приходкин отка¬зался атаковать неприятеля, понимая всю бесплодность этих действий и не желая понапрасну губить своих людей. Возможно, что только это остановило генерал-майора Кур- тьянова, командира Московского полка после того, как две его гренадерские роты попытались сблизиться с француз¬скими стрелками, но в итоге были буквально растерзаны, не пройдя и двух сотен шагов, а сам он ранен в руку.
Ситуация стала меняться, когда в действие вступила, подошедшая приблизительно через час, после начала подъема 2-й дивизии, дивизия генерала Канробера, выбившая русских стрелков, моряков, саперов и батальон Московского полка из альматамакских виноградников. По просьбе Воске, генерал Канробер отправил к нему на помощь всю свою артиллерию (пример отличного взаимодействия в отличие от организованного А.С.Меншиковым). Когда четыре батареи 1-й дивизии (24 орудия) присоединились к двум (12 орудий) имевшимся у Боске, лично и со знанием дела расположенными начальником артиллерии 2-й дивизии Барралем, они открыли огонь по Минскому полку.
Оставшийся почти без артиллерии командир 1-й диви¬зии оказался заложником ситуации, которую сам создал. Еще в начале сражения, Канробер, попав под сильный огонь перед русской позицией, попросил «взаймы» у Во¬ске одну из артиллерийских батарей (капитана Фавье), ко¬торая, развернувшись перед боевыми порядками дивизии между Бурлюком и Альматамаком начала обстрел русской позиции, готовя атаку пехоты. Эта атака стала «…первым действием французов, изменившим расположение частей нашего левого фланга», вынудив роты 3-го батальона Мо¬сковского полка отступить на левый берег Альмы .
«С этой минуты, как мы должны были отказаться от надежды сбросить Воске и турок за реку, возможность удержаться на левом фланге была более нежели сомни¬тельна».!^, что Воске так легко «расстался» со столь не¬обходимыми ему пушками, можно объяснить не столько «широтой французской души», а, прежде всего, тем, что Улуккульский овраг, единственный доступный путь на плато, еще не просохший после недавних дождей, оказал¬ся забит орудийными упряжками, которые с титанически¬ми усилиями артиллеристы и стрелки втаскивали на воз¬вышенность. Барралю пришлось приложить недюжинные организаторские способности, что бы поспеть на помощь пехоте в самый нужный момент.
Пользуясь тем, что британская пехота не спешила вхо¬дить в зону артиллерийского огня, на дивизии Канробера сосредоточили огонь две батареи, расположенные у до¬роги на Севастополь, и батарея, находившаяся с Москов¬ским полком. Оказавшись не в самом лучшем положении, командир 1-й дивизии в корректной форме, но весьма настойчиво, потребовал от союзников немедленного всту¬пления в бой на своем участке, предупредив о самых не¬гативных последствиях, возможных в случае дальнейшей задержки ими действий в центре.
Будем объективны: британцы уже в ходе боя ни в чем не подвели французов. С началом своей атаки они сами находились в крайне затруднительном положении, стра¬дая от огня русской артиллерии и встретив на своем пути неприятный сюрприз от русских саперов в виде горящего Бурлюка. Более того, к чести британцев, им удалось сло¬мить оборону русских только дивизиями первой линии, в единственном случае используя вторую.
А так как «стати¬стика знает все», то для тех, кто будет возражать против этого, могу привести данные по расходу боеприпасов к стрелковому оружию в английской пехоте. Солдаты 3-й дивизии сделали в общей сложности 47 выстрелов, 4-й — ни единого!
Этот момент можно с уверенностью назвать переломным в сражении на Альме. Вместо выведения на позиции резервов и усиления давления на находившегося на плато Боске, увеличения общего числа батарей в центре, где уже была поколеблена уверенность французов в грядущем успехе, князь А.С.Меншиков фактически устранился от управления ходом сражения, предоставив командование частным командирам. Отсутствие централизованного управления войсками в сражении позволило впоследствии генералу Л.Кишинскому написать: «День 8 сентября останется участвовавшим в нем навсегда памятным своим беспорядком и поучительным относительно неуменья выбирать главных начальников».
К этому времени французы подняли на плато всю артиллерию. Орудия, едва поднявшись, разворачивалась и открывали огонь. Ситуация стала меняться не в лучшую для Минского полка сторону. «…Сильный анфиладный огонь артиллерии и пехоты дал другой поворот сражению…». Перед Минским полком появилась первая из батарей Канробера, приведенная начальником артиллерии 1-й дивизии Хугенетом, артиллеристы которой сразу же стали наносить ощутимые потери русской пехоте и, особенно, артиллерии.
В батарее №4 были выбиты не менее половины ору¬дийных расчетов (48 человек из 100), и более половины лошадей, но на просьбу, обращенную генералу Куртьянову, выделить хотя бы взвод для помощи артиллеристам, был получен категорический отказ. Понимая, что, остава¬ясь на этой позиции, он может вслед за людьми потерять и пушки, командир батареи начал отводить их назад.
С подобной просьбой обратились с не менее пострадавшей Донской батареи, командир которой полковник Ягодин был к тому времени тяжело ранен пулей в грудь и вынесен с поля боя, а командование принял есаул Поздеев. Ответ был аналогичным. Этот факт, иногда упоминаемый в различных источниках, к сожалению, не развит исследователями. Теряя людей, русская артиллерия по¬степенно теряла то, что уравнивало ее с неприятельской — мобильность.
Неся потери, два русских полка вместе с артиллерией вынуждены были отойти на 400-500 метров, прикрывшись складками местности. Их позиции были немедленно заня¬ты французами. Отдадим должное неприятелю: его стрел¬ки, едва только русские отходили, немедленно занимали отвоеванное пространство, вцепившись и не отпуская минцев и московцев.
Примерно в это же время резервные батальоны Брест¬ского и Белостокского полков покинули свою позицию и начали уходить с поля боя. На это их спровоцировало не только бессмысленное, как казалось многим, стояние под пулями (на самом деле их никто и не видел за дымом от горящей деревни), а в большей степени еще и то, что в момент атаки дивизии Канробера и подошедшей дивизии принца Наполеона, генерал Кирьяков (тот самый, кото¬рый по укоренившейся легенда все сражение просидел а овраге), развернул имевшуюся под руками артиллерию, открывшую огонь через головы своей пехоты. Это было не совсем положительно воспринято брестцами и белостокцами, незамедлительно начавшими отход.
На резервистов, и без того напуганных свистящими над их головой снарядами, повлиял и вид отходящего от горя¬щего Бурлюка, под прикрытием огня орудий, 3-го батальо¬на Московского пехотного полка. Перспектива сражаться в первой линии не слишком воодушевляла, собранных с миру по нитке и вооруженных еще кремниевыми ружьями, солдат резервных батальонов. Я думаю, что их состояние можно с уверенностью назвать единственным словом — де¬морализация.
Вид беспорядочно уходящих резервистов не добавил боевого энтузиазма солдатам Тарутинского полка, тут же снявшимися с позиции и двинувшимися вслед за ними. Кстати, комментируя уход тарутинцев, Владимир Бейтнер использует слово «трусость». По его мнению, они даже «не закоптили ружей». Брешь, образовавшаяся в результате отхода нескольких русских полков в центре, составила более 1400 метров! Ее пытался прикрыть единственный Бородинский полк.
Как следствие через полтора часа после начала сражения центр русской позиции оказался совершенно открыт, а «…перевес в силах на стороне неприятеля был уже слишком большой и оторванный от армии Минский полк оказался в затруднительном положении. Не получая никакой помощи, которой, впрочем, не из чего было дать, так как для этого пришлось бы вернуть отступившие бата¬льоны, и находясь в наибольшем удалении от резерва в 3 ½ верстах в стороне от пути наступления, полк не получал никаких приказаний, кроме того, опасаясь, что на позиции отступивших резервных батальонов и Тарутинского пол¬ка мог появится неприятель, и, угрожать тылу Минского полка, полковник Приходкин послал к генералу Кирьякову ординарца, доложить, что полк одной линией батальонов держаться на первой позиции не может и должен пере¬двинуться ближе к армии. Вместе с этим было разослано в батальоны приказание отступить. За Минским полком последовали три дивизии неприятеля…».
Этот момент подробно описан французским историком и участником Альмимнского сражения в должности саперного офицера 1-й дивизии, Леоном Гереном. Он говорит об отходе минцев, как отступлении всего левого фланга.
Канробер, находившийся в это время в районе Белой фер¬мы, не преминул воспользовать¬ся изменившейся обстановкой, надеясь нанести удар во фланг Минскому и Московским полкам.
На правом фланге русской по¬зиции Владимирский пехотный полк выбил из захваченного укрепления английскую брига¬ду Кодрингтона Легкой дивизии генерала Брауна, нанеся ей жестокие потери и отбросив ко второй линии.
Видя стойкое сопротивление русского левого фланга и цен¬тра, не дающее возможности двум французским дивизиям окончательно выполнить свою задачу, а также до сих пор не удавшуюся окончательную по¬пытку британцев разделаться с продолжавшими сопротивляться остатками Владимирского и частично Казанского полков, маршал Сент-Арно отдал приказ 3-й дивизии принца Наполеона развернуть фронт влево. Для ее усиления была вызвана из резерва конно-артиллерийская батарея. Одновременно последовал приказ Канроберу и Боске — усилить давление на Минский и Московский полки.
В бой была введена 4-я дивизия генерала Форе, подхо¬дившие бригады которой (генералов Ореля и Лурмеля) по¬лучили приказ поддержать Канробера, им же придавалась вся, еще остававшаяся в резерве артиллерия.
Две дивизии французов и турецкие батальоны не могли отбросить два русских пехотных полка, которые маневри¬руя батальонами, то ложась, то вставая, прикрываясь артиллерийским огнем, упорно не желали последовать примеру Тарутинского полка, брестских и белостокских батальонов.
Солдаты Минского и Московского полков довольно быстро приноровились использовать складки местности и подпуская стрелков противника на расстояние действи¬
тельного огня наносили им чувствительные потери. Один из участников сражения рядовой 1-й гренадерской роты Московского пехотного полка Павел Таторский вспоминал: «…Позиция наша была на левом фланге против маяка, на горе, — тут, значит, стояли Московский и Минский полк. Человек с двадцать наших засели и в самом маяке. Ну, на нас большая часть лезли французские лезгуавы, кои и были три раза сгоняемы штыками, доколе не заехала нам в зад антилерия. Тут на горе нам очень ловко было, потому: за горою-то ему трудно пущать в нас ядра и картечи, а нам чуть из-за горы покажется человек десять, двадцать, сейчас побежал, щелкнул и назад; за горкою заряди и опять дожидаешься. Часто даже до того, что спорилось: «дай, говорит, я его пристрелю», а тот себе: «дай, как я его щелкану».
В зависимости от направления атаки противника минцы и московцы разворачивали фронт, помогая артиллеристам быстро менять позиции. Велико¬лепные результаты показала артиллерия. Ее огонь удерживал на почтительном расстоянии французскую пехоты, отбивая у нее картечью и гранатами малейшее желание сближаться, вызывая у противника если не страх, то уважение. Барон Базанкур в своей книге перечисляет поражения, которые наносила французам русская артиллерия у Телеграфной высоты в послед¬ней фазе сражения.
Фельдфебель 1-го полка зу¬авов дивизии Канробера Флери был поражен в лоб картечью; древко у знамени того же полка было разбито осколком гранаты. Знаменосец 39-го полка (бри¬гады Ореля) Путавен, при во¬дружении на телеграф знамени своего полка был поражен в грудь ядром. Генерал Канробер был ранен осколком гранаты в плечо и в грудь в то самое вре¬мя, когда разговаривал с генера¬лом Орелем. Это был результат стрельбы 5-й легкой батареи, находившейся интервале между 1-м и 3-м батальонами Минского полка.
Будущий Великий канцлер ордена Почетного Легиона, а тогда капитан зуавского полка, Феврие чудом уцелел, отделавшись расколотой коленной чашечкой, после того, как его лошадь была буквально разорвана русской грана¬той. Один только Маршевый батальон Иностранного Легиона при атаке Телеграфной высоты потерял 60 человек (включая 5 офицеров) убитыми и ранеными.
Известный французский писатель Гектор Мало, в ка¬честве добровольца служивший в пехоте Иностранного Легиона, писал впоследствии, как во время сражения при Альме, при движении в атаку, он, увидев красивый цветок незабудки, росший в небольшой выемке, наклонился над ним, а в это время над его головой пронеслась с визгом картечь. Поднявшись, он с ужасом увидел, что все его то¬варищи или убиты или умирают от ран…
Нужно отметить мнение Кинглейка, считавшего, что основное, и самое яростное, сопротивление русски еоказали британцам у Курганной высоты, в тоже время сопротивление встреченное французами в районе Теле¬графной высоты было весьма незначительным. Эта, явно односторонняя, версия, ни в коей мере не может считаться соответствующим действительному развитию событий: «Французские описания, как видно, не давали покоя Кинглейку… Ему желательно, во что бы то ни стало, доказать, что у Телеграфной высоты не было никакого серьезного дела…».
Совершенно противоположное говорит Тотлебен: «…Минский и Московский полк потеряли оба до 1500 чело¬век, они отступали в порядке, временам останавливались и открывали беглый огонь по неприятелю. Кроме того, они помогали легким №№ 4-го и 5-го батареям 17-й артилле¬рийской бригады, пострадавшим более других батарей. Эти батареи, лишившись большей части прислуги и лоша¬дей, с рвением вывозили орудия на двух, а ящики на одной лошади. Во все время отступления они не переставали отстреливаться. Наконец левый фланг, остановившись у телеграфа, оказал французам последнее сопротивление, и только после упорной борьбы вынужден был окончательно уступить несоразмерному превосходству в силах».
Ошибка Кинглейка в том, что английский автор упорно считает ключевой точкой позиции русских войск Курган¬ную высоту, хотя в действительности таковой являлась в большей степени высота с башней недостроенного телеграфа и прилегающая к ней местность. Именно с нее должно было осуществляться управление сражением русским штабом, и после ее за¬хвата практически рухнула оборона русской армии. По мнению А.Свечина: «…Лучшие боевые качества фран¬цузов, двойной перевес сил (40 французских и турецких батальонов против 21 русского батальона) и поддержка судовой артиллерии естественно предопределили перенос тяжести активных действий против левого фланга русских. Союзники отжимали русских от моря, вместо того, чтобы опрокидывать их в море».
Правый фланг Минского полка уже был охвачен французами, когда бригада Ореля и несколько батальонов из дивизии Канробера, (инициаторами атаки были зуавы 1-го полка, которым, по образному выражению одного из офи¬церов, «…просто надоело шляться без дела») отчаянной атакой прорвались через завесу артиллерийского огня. Они полностью заняли Телеграфную высоту, но не смогли организовать новую атаку, вследствие неразберихи, что дало возможность полку выйти из-под удара.
Французская пехота «…подошла к реке, застала здесь две конные резервные французские батареи, помогла им перейти реку, сама перешла на левый берег Альмы, скинула ранцы …» и отчаянной атакой прорвались через завесу артиллерийского огня, полностью заняв Телеграфную высоту. Эта атака была обречена на успех. Предоставивший французам такую возможность Тарутинский полк, сделал реальной возможность удара во фланг и тыл Минскому и Московскому полкам.
Поднявшийся к башне маршал Сент-Арно выслушал доклад своего начальника штаба генерала Мартенпре о том, «…что англичане, остановленные в своем движении грозной артиллерией, поражаемые убийственным огнем и угрожаемые огромными массами войск, испытывают серьезные затруднения при овладении назначенными им позициями».
Мартенпре, мягко говоря, преувеличивал проблемы союзников, лаская слух своего начальника, и явно желая сгладить конфуз Канробера, совершенно не¬давно просившего помощи у лорда Раглана. К этому време¬ни у британцев положение стабилизировалось, им удалось сломить сопротивление русских, даже не вводя, в отличие от союзников, в бой резервы. Сент-Арно распорядился от¬править англичанам конную батарею из резерва, которая по непонятным (но очевидным) причинам опоздала.
Командир Минского пехотного полка полковник Приходкин медленно отводил свои батальоны, при этом «…искал какую-нибудь часть левого фланга, к которой он мог бы присоединить свои батальоны. А так как до телеграфа и за телеграфом все наши войска отступили, то лишь только полк поравнялся с телеграфом, полковник Приходкин оста¬новил батальоны, решаясь еще раз принять бой. Он приказал горнисту дать сигнал цепи застрельщиков «движение направо», что бы поставить ее против телеграфа. С тою же целью он приказал первому батальону податься правым флангом назад». Стоит обратить внимание, что, судя по направлению движения, Минский полк не отступал, а отходил, до последней возможности выполняя поставленную задачу. В случае если бы Приходкин принял решение оста¬вить поле боя, двинувшись на юг, катастрофа на Альме имела бы непоправимые последствия. Без сомнения, что в этом случае был неминуем разгром Бородинского полка и всех войск правого фланга русских. В этом случае подвиг Минского полка стоит значительно выше бессмысленного истребления солдат Владимирского полка.
К этому времени на высоте у Телеграфной башни было установлено уже семь французских батарей (42 орудия), которые, по воспоминаниям Герена, громили русские батальоны, «…поражая их в тыл с обеих флангов». Ситу¬ация усугублялась тем, что при меньшем числе орудий в батарее (6 у французов против 8 у русских), французская артиллерия имела больший калибр пушек и превосходила по дальности стрельбы, что позволило ей быстро стать хо¬зяйкой положения на поле боя.
Не смотря на явное неравенство сил, полковник При¬ходкин решил отстаивать позицию, чтобы, по крайней мере, дождаться посланного им к генералу Кирькову ординарца. До этого времени его «…стойкие солдаты про¬должали удерживать свои позиции, не смотря на тяжелые потери».
Возникает еще один спорный вопрос, который, кажет¬ся, до сих пор не разрешен и в силу этого зачастую просто игнорируется исследователями. Суть его в том: так был или не был бой русской пехоты возле Телеграфной баши или она просто прошла мимо нее, задержавшись только для того, чтобы отбиться от наседавшей французской пехоты? Если верить Кинглейку, то именно так и было. Минский и Московский полки безостановочно проследовали мимо башни, занятой к тому времени бригадой Ореля, а затем и вовсе покинули поле сражения. Здесь Кинглейк, лукавит. Цель очевидна: лавры победителя должны достаться лор¬ду Раглану и исключительно его военному таланту.
Отсюда вполне осмысленный ход английского писателя: прославление противника в лице Владимирского пехотного полка, потерявшего в бесспорно героической, но столь же, бесспорно, бессмысленной схватке с британцами более половины личного состава и (нет, ни в коем случае, никаких претензий к союзникам), но и никаких упоминаний о серьезном сопротивлении на левом фланге. Хотя если говорить о статистике, то из более 300 погибших британских пехотинцев, не менее 80 были убиты в центре русской позиции огнем двух батарей и в схватке с Бородинским полком. Только 95-й пехотный Дербиширский полк потерял около 50 человек убитыми. Чувствительные, хотя и не такие значительные, потери понесли 55-й пехотный Уэстморлендский и 30-й пехотный Кембриджширский полки.
К сожалению, в современных сочинениях о Крымской войне Минскому полку (равно и Московскому, Бординскому) отведено не столь значительное место, как, например, Владимирскому пехотному. Это совершенно неправильно, учитывая, что действия у Телеграфа были не менее ожесточенными и намного результативнее, не говоря уже об их большей осмысленности. Наверное, и одна из целей этой статьи — попытаться восстановить историческую справедливость.
Современные исследователи, не понятно на чем основываясь, в большинстве случаев, считают работу британского журналиста Кинглейка чуть ли не энцикло¬педической. В итоге то, что было на виду (на британском фланге), популяризировано, увековечено и вошло во все сочинения. А то, что было не замечено (явно не случайно) этим летописцем лорда Раглана, «маленьким Тьером», по об¬разному выражению А.Свечина, но, тем не менее, более весомо по своему значению, и поныне остается в тени.
К чести английских ветеранов кампании в Крыму, далеко не все из них поддержали мнение и тон победной реляции писателя. Так, один из британских офицеров, участников сражения на Альме, в 1863 г. написал в адрес Кинглейка письмо, в котором обвинил его в ис¬кажении фактов, в частности и о том, что действительно происходило у самой башни телеграфа и внутри ее. От¬стаивая справедливость, он говорит, что, будучи там после сражения, собственными глазами видел множество убитых и раненых русских и французских солдат, расположение которых свидетельствовало о крайне жестоком бое. Ав¬тор письма обвиняет Кинглейка в том, что он приводит воспоминания только тех русских, которые ему выгодны, «…мнение которых совпадает с его личным мнением…»и совершенно игнорирует мнение французской стороны. Вот и получается, что «…достоинства противника подчеркива¬ются лишь в одном случае: если это может придать допол¬нительный вес собственным достижениям».
Попытка французов, воодушевленных поддержкой долгожданной артиллерии, атаковать Минский полк с Телеграфной высоты была встречена ружейным огнем. Воспользовавшись замешательством противника, остано¬вившегося и расстроившего свой порядок, командир полка нанес удар своими двумя батальонами в самый благопри¬ятный для этого момент. Избегая рукопашной, противник, бросился назад, преследуемый вошедшими в азарт минцами, остановить которых офицерам полка удалось с боль¬шим трудом.
Не рискуя более добыть славу в штыковом бою, французы вновь предоставили право очистить поле сражения от упорных русских пехотинцев своей артиллерии. Сказалась выучка французских артиллеристов, благодаря которой «…задача пехоты стала сравнительно легкой». Положение русских вновь ухудшилось. Тот же Павел Таторский вспоминал: «…антилерия их, выходит, стала действовать нам в тыл, так и сыпет, как горох мелкий: тут я и был ранен вместе с капитаном двумя картечами в руку, где и упал без всякого движения».
В момент, когда полковник Приходкин подошел к выводимому из стрелковой цепи подпоручику (в другом источнике — прапорщику) Полонскому, разрывом гранаты последний был убит, а командир полка тяжело ранен, но остался при 1-м батальоне. Не в силах стоять на ногах от потери крови, он приказал подать ему барабан, сев на ко¬торый, продолжал отдавать приказания.
Минский полк, не получая никаких сведений о по¬ложении дел в других частях, сам того не ведая остался одним из двух полков (вторым был Московский), которые не покинули поля сражения. Герен свидетельствует, что «…левое крыло до самого момента общего отступления держалось вокруг телеграфа, куда… оно было оттеснено генералом Воске; наконец и это крыло отступило вслед за прочими войсками…»
Вернувшийся ординарец (капитан Колоян), доложил, что не смог найти генерала Кирьякова, вся армия находит¬ся в отступлении, а Минский полк — один перед неприяте¬лем. Только тогда полковник Приходкин принял решение выводить полк с поля сражения. Был послан поручик Ф.Приходкин к командиру 2-го батальона подполковнику Раковичу, отозваны застрельщики и штуцерные.
После этого батальоны начали отступление, сохраняя «… такой порядок, какой только был возможен…». Коман¬дир полка отходил последним, поддерживаемый солдатом. Вскоре он был тяжело контужен ядром в ногу и потерял способность самостоятельно двигаться. Находившийся при нем солдат, не имея возможности вынести его в одиночку, побежал за помощью к командиру своей роты (1-й мушке¬терской) штабс-капитану Супруненко. С помощью несколь¬ких, выделенных ротным солдат, командир полка был вы¬несен из-под огня и отправлен на перевязочный пункт.
Полк организованно отошел к реке Каче. «..Пропустив мимо себя отступивший последним Минский полк, Волын¬ский полк снялся с позиции и отступил за армией к реке Каче, в д.Эфенди-Кой».
То, что Минский полк покинул поле сражения последним подтверждает и офицер штаба князя Меншикова лейтенант Стеценко: «…между тем, как войска центра и правого фланга находятся в полном отступлении от Альмы к Каче, видно, что войска левого фланга, отсту¬пившие со своих высот ранее, стоят, выстроившись между Качей и Альмой».
Это констатируют и противники. Герен: «…левое крыло до самого момента общего отступления упорно держалось вокруг телеграфа, куда…оно было от¬теснено генералом Воске; наконец и это крыло отступило вслед за прочими войсками». Отступая, Минский полк при¬крыл отход Московского полка. Вместе же они, в чем можно согласиться с генералом Кирьяковым, обеспечили отход всей русской армии.
Потери Минского полка в сражении составили 856 че¬ловек (по списочным данным командира полка составлен¬ным при передаче должности) убитыми и ранеными. В том числе, только офицеров, 1-й батальон потерял выбывшими из строя полковника Приходкина, штабс-капитана Чернушенко (умер от ран 20 октября 1854 г. в Симферопольском военно-сухопутном госпитале), поручиков Журавлева и Во¬робьева, подпоручиков Косякина и Олендского, прапорщи¬ков Иванова, Дмитриева, Полонского и Брунова.
Во 2-м батальоне: капитаны Видковский, Георгиевич, поручики Зражевский и Герцо-Виноградский, подпоручики Богаевский и Горшков, прапорщики Кацери и Макарович.
В 3-м: штабс-капитаны Рудковский и Маскевич, прапор¬щик Москули.
В 4-м подполковник Матвеев, капитан Волнянский, штабс-капитаны Тимошенко 1-й , Тимошенко 2-й и Салерий, поручик Волнянский, подпоручики Левицкий и Руже, прапорщики Талпа и Токарчук.
Большую часть потерь Минский (как и Московский) полк понес от огня артиллерии, перевес в которой у французов в заключительной фазе боя был подавляющим. По полкам действовали все пушки дивизий Боске, Канроббера, одна батарея дивизии принца Наполеона и две батареи резерв¬ной дивизии генерала Форе. В 3-м батальоне все раны офи¬церов были нанесены гранатами или ядрами.
В тоже время, говоря о собственных потерях, просто нельзя не упомянуть и потери противника, что сделает вполне законченной картину действий Минского пехотного полка в Альминском сражении.С полной уверенностью можно говорить, что из 1092 раненых (59 офицеров) и 259 убитых (6 офицеров) французов, не менее 2/3 остались лежать перед фронтом Московского и Минского пехотных полков.
Ни один из источников не говорит о потерях турецкого контингента, а ведь именно с ним вели бой два батальона Минского полка и можно с уверенностью считать, что они были, и очевидно немалые. При Альме турок уже почти не считали, а потом перестанут считать совсем.
Обращают на себя внимание большие потери, понесенные 2-м и 4-м мин¬скими батальонами. А ведь они действовали против турок. Возникает вопрос: а где же турецкие потери? Неужели их не было? Несомненно, что этот вопрос требует дополнительно¬го исследования.
Генерал Форе, объехавший после сражения, оценил по¬тери 1, 2 и 3-й дивизий в 700-800 человек. Минский пехотный полк стал третьим из русских полков (после Владимирского пехотного и Казанского егерского) по понесенным потерям, но первым по нанесенному урону неприятелю.
Имел ли полковник Приходкин шанс изменить ход сражения? Этот вопрос не имеет однозначного ответа. Но, можно предположить, что при условии удержания центра позиции и получения дополнительной артиллерии (хотя бы двух батарей), вполне вероятно, что французы оказались бы на плато в весьма неприятной ситуации, при которой поддержка флота стала бесполезной, а движение вперед сопровождалось тяжелыми потерями.
К сожалению, история обратного хода не имеет. Уход Тарутинского полка, резервных батальонов обнажил центр русской позиции. Потерявший контроль над ситуацией и не сумевший взять в свои руки управление войсками князь Меншиков не ввел в сражение почти ничего из оставав¬шихся резервов. Владимир Бейтнер обоснованно считает, что главнокомандующий просто забыл о Минском полке.
Пассивность русской кавалерии, даже не обозначившей угрозу для неприятеля, окончательно развязала руки Боске. Хотя успех атаки кавалерии и мог быть достигнут только, вероятно, при действии на турецкие батальоны, вооруженные, как и русские войска, гладкоствольным оружием, не поддерживаемые артиллерией и укомплектованные далеко не лучшим человеческим материалом. Но демонстрационные действия, учитывая постоянно преследовавший противни¬ка «фантом» русской кавалерии, могли дать определенный, пусть даже временный, эффект.
Причины поражения нужно искать не в том, что не была оборудована в инженерном отношении позиция. Французы все равно втащили бы на плато свою артиллерию. Да и полное отсутствие шанцевого инструмента, о котором поч¬ти все авторы как-то стыдливо умалчивают, не позволило бы этого. Более того, привязав артиллерию к оборудованным батареям, Меншиков лишил бы ее одного из самых эффективных способов применения — подвижности.
Возможно, что правильный замысел русского главнокомандующего не был реализован по причине обще¬го слабого уровня руководства войсками, отсутствием частной инициативы, продолжающейся пассивностью, которая преследовала русскую армию затем всю войну. Кстати, многие иностранные источники первой из при¬чин поражения русской армии в Альминском сражении считают дезорганизацию управления войсками со стороны Меншикова и его штаба.
Поле сражения полк покинул без песен и музыки (как, например, одним из первых оставивших его безо всякого сопротивления, Углицкий), но организованно и полном порядке. Позднее генерал Вунш сказал: «Не могу не упо¬мянуть здесь о Минском пехотном полку, который с отлич¬ным мужеством действовал во все время на левом фланге против сильного неприятеля; командир полка, полковник Приходкин, получив тяжелые раны, не оставлял своего места до последнего изнеможения». Ни одно из артил¬лерийских орудий, бывших с полком, не было оставлено противнику, не смотря на убыль в батареях, доходившую до половины.
Единственными трофеями, доставшимися неприятелю от (якобы) Минского пехотного полка, стали несколько барабанов, которые поныне хранятся в музее 95-го Дербиширского полка и используются на ежегодной церемонии, проходя¬щей в части 20 сентября в память о сражении на Альме.
За сражение при Альме, командиру Минского пехотно¬го полка полковнику И.Ф.Приходкину, который вследствие полученных ран, не смог более вернуться в строй, было присвоено звание генерал-майора. За участие в обороне Севастополя Минский полк получил Георгиевское знамя
Никаких памятных знаков, увековечивающих память солдат Минского полка, на Альминском поле не было уста¬новлено. Хотя в наше время это было исправлено благодаря крымским энтузиастам военной истории.

Использованная литература
1.Приходкин И.Ф, Альминское сражение // Военный сборник, №11, 1874 г.
2.Гершельман С, Нравственный элемент под Севастополем // Военный сборник, № 2, 1874 г.
3.Брюнон. Ж, Маню Ж, Иностранный легион 1831-1955, М., 2003 г.
4.Т.J.Deakin. Tactical Triumph at The Alma//Military History. March. 1996
5.Руководства для обучения войск французской армии// Военный сборник, №5, 1870 г..
6.Соломонов Б,.Соломонов П., Бомбардировка Севастополя. Взгляд с другой стороны//ФлотоМастер, №1, 2003 г.
7.Ульянов.И, Регулярная пехота 1801-1855 М., 1996 г.
8.Керсновский А.А., История русской армии, в 4-х т., Т.2, М., 1999 г.
9.Васильева Д.К., Военный корреспондент Н.П.Сокальский и его севастопольские герои//Историческое наследие Крыма. №6-7. Симферополь, 2004 г.
10. Р.Мегсег Тhe Nails at Alma and Inkerman//Military Illustradet. N43. 1994. P.14-17.
11.Свечин А.А., Эволюция военного искусства, в 3-х т., Т.2, М., 1928 г.
12.Федоров А.Г., История винтовки, М.,1929 г.
13. L.Delperier L’Агtillerie du Second Empiere: 1858- 1860//Тгаdition. N53 1991 Р. 10-15
14.Gocelyu G. The History og the Royal Artillery. London. Part. II. P.149
15.Тарле Е.В., Крымская война в 2-х т., М.-/1., 1950 г., Т.2.
16.Дунаевский В.А, Чапкевич Е.И., Евгений Викторович Тарле: человек в тисках беззакония Трагические судьбы: репрессированные ученые Академии наук СССР, М, 1995 г.
17.Дюпюи, Р.Эрнест, Дюпюи, Тревор Н, Всемирная история войн, в 3-х кн., кн.З, СПб- М., 2000 г.
18.Ляшук П, Офицеры Российской армии, умершие от ран и контузий в Симферопольском военно-сухопутном госпитале в 1854-1865 гг.//Историческое наследие Крыма , №6-7, Симферополь, 2004 г.
19.Описание обороны города Севастополя, под ред. Генерал-адъютанта Э.Тотлебена Ч.1, СПб, 1871 г.
20.Эрр, Фредерик-Жорж, Артиллерия в прошлом, настоящем и будущем, М., 1941 г.
21.Заметка по поводу статьи «Из воспоминаний севастопольца» // Военный сборник, № №2, 1872 г.
22.Зайончковский А.М. Восточная война 1853-1856 в 2-х томах, том I, СПб, 2002 г.
23.Клаузевиц, Карл фон, О войне, 2-х томах, т.2, М., 2001 г.
24.Хибберт, Кристофер, Крымская война 1854-1855 г., М., 2004 г.
25.Дубровин Н., Материалы для истории Крымской войны, СПб., 1871 г.