О некоторых событиях первых суток Великой Отечественной войны на Черном море
Воспоминания капитана 1-го ранга запаса Н.Рыбалко, в 1941 г. – начальника химической службы Черноморского флота.

Автор этих интереснейших воспоминаний все время кампании 1941-1942 г. провел в Севастополе. Когда мы слышим о событиях этих месяцев, то, как правило, речь о моряках, морских пехотинцах, летчиках, артиллеристах и проч. представителях, как многим кажется, наиболее «боевых» специальностей. При этом, незаслуженно забыты те, чей боевой труд намного прозаичнее. Это саперы, медики, связисты, специалисты тыловых служб. Без их работы нет смысла говорить о какой-либо организованной обороне и их заслуги в защите города трудно переоценить. Потому каждому, кто занимается изучением боев за Крым и Севастополь в 1941-1942 гг. бесспорно будет интересно познакомиться с воспоминаниями начальника химической службы Черноморского флота.

С начала Великой Отечественной войны прошло более двадцати лет. Официальные документы не освещают и не могут освещать всего многообразия напряженной, полной драматизма действительности тех дней. В лучшем случае эти документы лишь сухо фиксируют с большей или меньшей подробностью отдельные факты. Зачастую же важные события вовсе не находят отражения в документах. Для восстановления истинной картины того или иного события приходится, помимо официальных документов, прибегать к памяти участников и очевидцев этих событий. Но в памяти с течением времени стираются отдельные события, особенно их подробности. По этим причинам в исторической литературе иногда или упускаются отдельные поучительные события или они описываются, не с достаточной полнотой и точностью. Четко и надолго, а иногда и на всю жизнь откладывается и на всю жизнь откладывается в памяти то, что произвело яркое, как правильно говорят, незабываемое, неизгладимое впечатление. Такими незабываемыми событиями для меня стали события и впечатления начала Великой Отечественной войны на Черноморском Флоте.
По этим соображениям я считаю своим долгом осветить некоторые, запомнившиеся мне события первых суток войны на Черном море. Это необходимо и потому, что события этих суток недостаточно освещены в нашей военно-исторической литературе.

Немного об обороне Севастополя (1941-1942 гг.)
Около 16 часов 22 июня флагманский командный пункт командующего Черноморским флотом передислоцировался из здания штаба флота в штольни севастопольской автоматической телефонной станции, расположенной у Телефонной пристани в Южной бухте, где и оставался до конца обороны Севастополя. При переходе КП я сдал оперативное дежурство работнику оперативного отдела штаба флота капитану 3-го ранга А.Ильичеву. Мне было приказано выехать в Симферополь в штаб 9-го стрелкового корпуса в качестве делегата связи штаба флота. Выбор пал на меня, вероятно, потому, что я исполнял обязанности эти на учениях, закончившихся в канун войны. Уехал в Симферополь около 20 часов того же дня на машине вместе с начальником ПВО корпуса, приезжавшим из Симферополя для согласования и уточнения ряда вопросов по ПВО корпуса с начальником ПВО флота.
По приезду в Симферополь представился командиру 9-го стрелкового корпуса генерал-майору Судакову, уже знакомому мне по недавним учениям, как делегат связи от штаба Черноморского флота. Город был затемнен и патрулировался. Остерегались вражеских парашютистов и диверсантов.
Корпус, бывший территориальным формированием, срочно отмобилизовывался. Части корпуса занимали позиции на побережье Крыма. Несмотря на позднюю ночь, штаб напряженно работал.
Мне пришлось находиться в корпусе около 2-3 недель. Работа моя заключалась, главным образом, в консультации командования корпуса по военно-морским вопросам и его информации о боевой деятельности флота. В свою очередь я информировал Штаб флота о деятельности и развертывании корпуса. В течение этого времени несколько раз бывал в Севастополе с докладом начальнику штаба флота и начальнику оперативного отдела.
Однажды, в первые дни войны, имел место случай, едва не закончившийся трагически. Командир 6 (дм) батареи корпуса, занимавшей позиции на мысе Тарханкут, просил разрешения открыть огонь по кораблю, ставшему на якорь в пределах действительного огня батареи. На вопрос, под каким флагом корабль, командир батареи ответил: «Под пиратским, т.е. черным». Открывать огонь командир корпуса запретил. Не стоило большого труда и времени выяснить, что это был танкер Черноморского флота «Красная Молдавия», а «пиратский флаг» — флагом вспомогательных судов ВМФ, основательно закопченным, потому что он поднимался на гафеле за дымовой трубой.
Через 2-3 недели после начала войны в командование корпусом вступил генерал-лейтенант Батов.
Тяжелые события на фронтах вызывали у меня серьезные опасения за мою основную работу на флоте, и почти при каждом посещении штаба флота я просил отозвать меня из корпуса, мотивируя это необходимостью организации противохимической защиты флота от ответного удара по врагу в случае применения последним боевых ОВ. Начальник штаба флота И.Д.Елисеев каждый раз отвечал мне, что он все понимает и что меня скоро сменят. Действительно, вскоре к штабу 9-го корпуса была прикомандирована группа офицеров флота во главе с капитаном 1-го ранга М.К.Катричко, а корпус стал развертываться в 51-ю армию.
По возвращению в Севастополь, я получил приказание проверить и принять меры к повышению противохимической готовности военно-морских баз и кораблей флота, что мною т выполнялось. Кроме того, на аэродромы Крыма были поданы боевые химсредства для ответного удара по врагу. Я лично с начальником химслужбы ВВС ЧФ полковником Нестеровым в августе-сентябре побывал на всех аэродромах флотской авиации в Крыму. В конце сентября 1941 г. мы с Нестеровым утром рано выехали на аэродром Сарабуза. В это время шли бои с противником на Перекопских позициях, однако, при отъезде из штаба флота мы не имели сведений, внушавших серьезные опасения. Выехав за Симферополь, мы встретили несколько групп красноармейцев, численностью от двух до 3-4 человек, большей частью без винтовок. На наши расспросы красноармейцы отвечали, что враг прорвал перекопские позиции, а они ушли, потому что нет оружия и по другим действительным или выдуманным причинам. Приказав всем встреченным группам вернуться, мы поспешили на аэродром Сарабуз и застали там напряженную боевую деятельность: бомбардировщики СБ и ПЕ-2 группами взлетали с бомбами, направляясь к Перекопу, садились на аэродром, принимали бомбы и вновь летели бомбить врага. Начальник штаба авиабригады полковник П.Кудин информировал нас, что с утра противник большими силами начал наступление, прорвал перекопские позиции; наши части отходят на Юшуньские позиции; самолеты бригады поддерживают наши части, но противник имеет огромное численное превосходство в авиации и войсках; бригада несет потери в самолетах и есть реальная опасность прорыва противника в степные просторы Крыма, по этой причине приказано эвакуировать часть боеприпасов и имущество бригады в Керчь и далее на аэродромы Кубани. Об эвакуации химических боеприпасов приказания от командования ВВС не поступало. На мое требование эвакуировать химбоеприпасы в первую очередь, я получил ответ: «приказания такого нет, для нас важнее вывезти бомбы, чтобы можно было вести бои с противником с аэродромов Кубани. А что мы будем там делать с химбоеприпасами не имея бомб? Сидеть и не иметь возможности бить врага?». Нужно было приказание командования ВВС или флота, и я, вполне уяснив себе обстановку, выехал в Севастополь прямо на командный пункт ВВС, находившийся вблизи Исторического бульвара. Приехали мы с Нестеровым в Севастополь вечером прямо на КП командующего ВВС ЧФ. Русаков сидел за столом с едой и напитками и слушал грампластинку: «Гайда, тройка, снег пушистый». На мое предложение о необходимости эвакуировать химические боезапасы в первую очередь, Русаков заявил, что у него своих забот достаточно, а мне предложил убраться к черту. Находившийся здесь же начальник политотдела ВВС попытался урезонить Русакова, но безуспешно и посоветовал мне срочно доложить этот вопрос командованию флота, добавив: «Вы сами видите состояние нашего командующего». Мне ничего другого не оставалось делать, состояние Русакова я действительно хорошо видел. Вопрос мною был доложен начальнику штаба ЧФ И.Д.Елисееву, химические боеприпасы со всех аэродромов Крыма были вывезены, и врагу ничего оставлено не было. Как был приведен в чувство Русаков, мне неизвестно, но вскоре командующим ВВС ЧФ был назначен Герой Советского Союза, смелый летчик и обаятельный человек Остряков.
Как известно, противник после прорыва им перекопских позиций, был остановлен на Юшуньских позициях еще, примерно, на месяц и сумел ворваться в Крым в конце октября 1941 г. Между тем обстановка на фронтах продолжала нарастать, враг рвался к сердцу страны – Москве, значительно продвинулся по побережью Азовского моря: налеты на Севастополь участились и стали значительно разрушительней, угроза прорыва в Крым стала вполне реальной а, следовательно, вполне реальна была и угроза Севастополю, как главной базе флота.
Командование флота принимало решительные меры к обороне Главной базы. Тысячи жителей Севастополя, солдаты и матросы рыли капониры, траншеи, противотанковые рвы, строили ДОТы, ДЗОТы, устанавливали минные поля, фугасные огнеметы, превращали Севастополь в неприступную крепость. Наряду с этими мерами, командование флота должно было и принимало меры к перебазированию флота и его материальных средств в порты Кавказа. Нужно было приготовиться и к уничтожению сооружений и запасов на случай внезапного прорыва врага в Севастополь.
Помню совещание флагманов, командиров соединений, руководящих работников флота, на котором с сообщением об обстановке выступили начальник Главного политического управления ВМФ Рогов И.В. и командующий флотом Октябрьский Ф.С. Совещание было в октябре в Филиале Дома Флота. Рогов и Октябрьский только накануне вернулись с Юшуньских позиций, но оценка состояния обороны у каждого из них была разная. Рогов говорил, что состояние войск и прочность обороны надежные, для тревоги нет оснований. Октябрьский же, выступавший вслед за Роговым, говорил, что прочность обороны вызывает сомнение и необходимо быть готовым к худшему. Как показали дальнейшие события, в оценке обстановки Октябрьский был прав. Свое выступление Октябрьский закончил рядом распоряжений о переходе кораблей флота в порты Кавказа, об эвакуации части предприятий и учреждений, населения, выводе войск гарнизона на оборонительные сооружения Севастополя и необходимости уничтожения сооружений и запасов в самом крайнем случае.
Распоряжение эти были выполнены, за исключением уничтожения сооружений и запасов: как известно, героическими усилиями флота, армии и населения враг был остановлен на подступах к городу и был вынужден топтаться у стен города-героя, обильно поливая кровью своих солдат священную севастопольскую землю. К моменту выхода вражеских войск к городу корабли флота ушли на Кавказ, Морской завод и Военный порт эвакуированы, вывезено значительное число женщин, стариков и детей; были перебазированы штаб флота и ряд управлений флота. В Севастополе остался Военный Совет Флота, оперативная группа штаба флота и оперативные группы отделов тыла и флотских учреждений.
Флот выставил все, что мог, на оборону Севастополя, все, способные носить и применять оружие, отправились на оборонительные позиции, батареи береговой обороны приготовились к стрельбе по сухопутному противнику.
Химическая служба внесла свою долю в создание оборонительных сооружений. В Севастополь уже в период войны было доставлено несколько сот фугасных огнеметов (ФОГ), но без проводов и подрывных машинок. Химическое управление ВМФ мотивировало это недопустимое положение тем, что упомянутое имущество – номенклатура инженерного управления ВМФ. Командующий флотом вынужден был обратиться по этому вопросу непосредственно к народному комиссару обороны, и незадолго до начала обороны Севастополя провода и машинки были доставлены и ФОГи установлены на позициях совместно с минными полями. На полях, оборудованных фугасными огнеметами, впоследствии сгорела не одна сотня гитлеровцев. Химическим управлением ВМФ принимались меры к изготовлению траншейных огнеметов непосредственно на предприятиях города. По этому вопросу прибыл в Севастополь представитель хим. Управления капитан III-го ранга Жолудев А.И. с готовым проектом огнемета и полномочиями организовать их производство в Севастополе. Командованием флота ему были выделены производственные мощности электромастерской флота, где и было изготовлено 2 опытных образца траншейных огнеметов. Конструкция их оказалась неудачной и мною была опротестована, но Жолудев настоял на испытании одного из огнеметов под его руководством. При испытании прорвало гибкий шланг, соединявший резервуар с огнесмесью со стволом, и горящей смесью были облиты помощник флагманского химика флота Абрамович И.Ф. и инженер электромастерской флота. Оба погибли 23 сентября 1941 г. Производство огнеметов было прекращено. Поступила на флот самовоспламеняющаяся зажигательная смесь «КС» и порошок ОП-7 (загуститель бензина). Смесью «КС» и загущенным бензином снаряжались бутылки, которыми снабжались части флота, занявшие оборонительные рубежи Севастополя. Несколько позже поступили на вооружение ампулометы, с помощью которых велся огонь зажигательными ампулами по танкам и наступающей пехоте врага. Эти, казалось бы примитивные, средства сыграли не последнюю роль в обороне Севастополя. Снаряжение смесью «КС» бутылок и ампул производила рота химической защиты Главной базы флота под командованием лейтенанта Сидорова.
Обстановка становилась все тревожнее.
В конце октября враг прорвал Юшуньские позиции, оборонявшиеся 51 армией и успевшими подойти к фронту частями отдельной Приморской армии, только что эвакуированной из Одессы. В составе войск Крымского фронта сражались и морские части, в частности, 7 бригада морской пехоты под командованием подполковника Евгения Ивановича Жидилова. Боевые действия бригады хорошо описаны в его книге «Мы отстаивали Севастополь».
Наши части отступали к Керчи (главным образом части 51 армии) и к Севастополю (Приморская армия и морская пехота). Задержать противника в степях Крыма наши ослабленные части не могли. Враг рвался к Керчи и Севастополю, имея своей целью с хода овладеть этими городами. На оборону Севастополя были выведены все сухопутные части флота: караульный полк, саперный батальон, химические роты, флотский экипаж, курсанты училища береговой обороны им. ЛКСМУ. В эти грозные дни флот напряг все свои наличные силы, чтобы сдерживать натиск врага до подхода наших отступающих частей. Эта задача была решена полностью. Наступление врага на подступах к Севастополю захлебнулось. Натолкнувшись на героическое сопротивление защитников города, враг остановился. Подошедшие к Севастополю армейские части и части морской пехоты усилили обороны Севастополя. В эти дни героически дрались и матросы батарей береговой обороны. Береговые батареи, предназначавшиеся в основном для стрельбы по кораблям противника, были вооружены дальнобойными орудиями большой мощности и с успехом использовали свою мощную боевую технику против живой силы и танков противника. Пожалуй не будет преувеличением сказать, что артиллерия береговой обороны Севастополя наряду с беззаветной храбростью немногочисленных защитников полевых оборонительных сооружений Севастополя, наряду с беззаветной храбростью немногочисленных защитников полевых оборонительных сооружений Севастополя, была основным средством, остановившим врага под самыми стенами Севастополя, но, на мой взгляд, крупнейшую роль артиллерия береговой обороны сыграла в первые дни и даже часы обороны Севастополя.
Нельзя не отметить боевые действия 30-й башенной батареи … под командованием капитана Александера. Она огнем своих тяжелых орудий уничтожила несколько десятков танков противника и значительное число его пехоты, рвавшейся к Севастополю по Симферопольскому шоссе. Эта батарея впоследствии, на протяжении всей обороны Севастополя, наносила ощутительные удары по врагу, оставаясь сама почти неуязвимой. Вся позиция батареи была перепахана авиационными бомбами, изменился даже цвет местности, где располагалась батарея, не осталось ни одного деревца и кустика. Фашисты доставили осадные мортиры калибром 24 дм, снятые с линии Мажино во Франции, специально для борьбы с этой батареей, но так и не смогли уничтожить ее. Только к концу обороны Севастополя враги сумели окружить ее. Боеприпасы батареи полностью расстреляла. Будучи отрезанными от своих частей, без артиллерийских боеприпасов, взорвав орудия, личный состав батареи в течение нескольких дней сопротивлялся врагу. К сожалению мне неизвестна судьба героического личного состава этой батареи.
Также героически сражалась открытая 130-миллиметровая береговая батарея, расположенная вблизи с. Николаевка, под командованием ст. лейтенанта Заики. Эта батарея уничтожила значительное количество танков и пехоты противника, рвавшихся со стороны Евпатории. Своими героическими действиями батарея защитила Севастополь с севера. Батарея сражалась до темна, была окружена врагами, связь с ней прекратилась.
Для эвакуации личного состава ночью к позиции батареи был послан тральщик. Однако гребцы шлюпки, посланной с тральщика и высадившиеся на берег в районе позиции батареи, никого из ее защитников не обнаружили, слышали только немецкую речь. Установить связь с личным составом батареи тральщику не удалось, и он безрезультатно вернулся в базу.
У командования флота возникло сомнение: се ли было сделано командиром тральщике по снятию личного состава батареи? Расследовать действия командира тральщика было поучено мне. Расследованием было установлено, что командир тральщика сделал все возможное для спасения личного состава батареи, элементов трусости или малодушия с его стороны не было. Впоследствии я услышал, что якобы кому-то из бойцов удалось пробиться в Севастополь, и они рассказали о трагической гибели в бою всего личного состава батареи. Утверждать что либо определенное по этому вопросу не могу. К сожалению, наряду с боевым подъемом, напряженной работой всего личного состава флота, были и отдельные элементы паники. Вот что мне хорошо запомнилось. Был я в бригаде торпедных катеров и оттуда с группой офицеров бригады отчетливо видел большие клубы дыма в районе Евпатории. Тяжелое чувство сдавило сердце. Оттуда я вернулся на КП флота и сразу же позвонил начальнику химического отдела флота полковнику Красникову Л.В., находившемуся при химических складах в Юхариной балке. К телефону никто не подошел. Гонимый чувством тревоги, я немедленно поехал туда. Подъезжая к складам, увидел клубы дыма от дымовой смеси. Приехав на склад, увидел, что работники склада под руководством Красникова Л.В. выливают дымовую смесь из бочек, разбивают бочки с хлорной известью и уничтожают другое химическое имущество. На мой вопрос Красникову, почему уничтожается имущество, по чьему приказанию, я получил ответ: «Действую согласно утвержденному плану уничтожения имущества. Слышишь пушечную пальбу? Немцы скоро займут город и им все достанется. Приказания не получал, действую по своей инициативе, так как нет связи с начальником тыла».
Приказав Красникову немедленно прекратить уничтожение имущества, привести себя и подчиненных в порядок, связаться с начальником тыла. Убедившись, что приказание выполнено, я вернулся на КП флота. Однако занятость начальника штаба флота Елисеева помешала мне доложить об этом факте ему сразу же. Удалось мне это сделать через 2-3 часа. И.Д.Елисеев одобрил мои действия и приказал передать начальнику тыла флота контр-адмиралу Зайцу Н.Ф. расследовать этот возмутительный случай. Когда я связался с Н.Ф.Зайцем, то оказалось, что Красников, не доложив ему о случившемся, убыл с его разрешения с группой своих офицеров на крейсер «Красный Кавказ» для отправки в Поти. С разрешения И.Д.Елисеева, поступок Красникова командующему не докладывал из-за занятости последнего. Впоследствии за проявленную трусость Красников Л.В. был осужден судом военного трибунала.
Уничтожено было имущества не так уж много, но все же заметное количество. Особенно жаль было дымовой смеси, которую впоследствии с таким большим трудом приходилось доставлять в Севастополь с Большой Земли.
Дымовая маскировка кораблей, стоявших в Севастопольских бухтах, являлась одной из блестящих страниц в книге обороны города-героя. Однако прежде необходимо сказать несколько предварительных слов о применении маскирующих дымов на флоте перед войной.
Дымовые завесы для маскировки действий кораблей в море от артиллерийского огня и торпедных атак отрабатывались на учениях до войны, и можно без всякого преувеличения сказать, что тактика применения дымзавес кораблями флота была отработана неплохо. Этот вывод подтверждается умелым использованием дымовых завес кораблями флота в боевых действиях самого начала Великой Отечественной войны. Командиры кораблей верили в дымзавесы и охотно их применяли. Несколько другое положение сложилось с использованием маскирующих дымов против ударов авиации противника в военно-морских базах. До войны были разработаны дымовые средства для задымления больших площадей, были разработаны неплохие системы централизованной дымовой маскировки военно-морских баз.
На флотах был произведен ряд опытных учений по задымлению, в частности на Черноморском флоте задымлялся Камышловский мост под Севастополем, в опытном учении на полигоне Чауда в 1936 г. бомбардировочная авиация производила бомбометание учебными бомбами по задымленным и незадымленным «сооружениям» — контурам, выложенным из камней, или нанесенными другими, заметными с воздуха, способами. Эти учения подтвердили высокую боевую ценность задымления, как средства, препятствующего прицельному бомбометанию, поэтому задымление резко снижало эффективность бомбовых ударов авиации, заставляло авиацию противника бомбить не отдельные ценные объекты, но большие задымленные площади. Эти выводы были хорошо известны и командованию флота и командирам кораблей.
Положительный результат испытаний систем задымления делали возможным оборудовать ими крупные военно-морские базы. Началось изготовление дымовых средств для этих систем – шашек ДШ-100 и пультов управления.
Система в целом предполагалась как капитальное сооружение, состоящее из защищенного пункта управления, рубежей дымопуска, сотен дымовых станций, соединенных с пультом, пунктом управления и между собой заглубленным в землю кабелем. Это требовало проектных работ, затраты большого количества труда, времени, средств и дорогостоящих материалов. По этим причинам к началу войны ни одна из военно-морских баз системой дымомаскировки оборудована не была, хотя в отдельных базах, в том числе и Севастополе имелись не установленные пульты управления систем и шашки ДШ-100. Наличие этих средств давало возможность оборудовать дымовые рубежи для задымления ограниченных площадей без капитальных затрат на строительство подземных кабельных линий, а соединяя дымовые станции (шашки с пультом управления) полевым проводом или даже при наличии достаточного количества личного состава на ручном управлении по сигналам с КП. В последнем случае шашки приводились в действие вручную.
Однако задымление имело и свою отрицательную сторону: задымленные корабли или батареи делались «слепыми», теряли возможность вести зенитный огонь; невозможность вести прицельный огонь по самолетам противника превращала боевые корабли в пассивные объекты для бомбометания противника. Это противоречило активному боевому духу нашего флота, заставляло командиров кораблей, да и не только командиров, а и весь личный состав активно или пассивно сопротивляться задымлению кораблей в базе.
Запомнился мне разговор по этому поводу с командиром линкора «Севастополь» капитаном 1 ранга Кравченко Ф.И. в первые месяцы войны, когда большая часть кораблей флота находилась еще в Севастополе. Линкор стоял на двух бочках вблизи береговой черты Троицкой балки, над ним были натянуты маскировочные сети, вряд ли на самом деле маскировавшие его. На мой вопрос, как он будет реагировать, если я предложу командованию флота задымлять линкор при налетах авиации противника, Федор Иванович сказал, что он категорически будет протестовать против задымления, так как линкор превращается в этом случае в зайца, сидящего на кочке и ждущего своей тяжелой судьбы: «У меня линкор, а не баржа, у меня сильный зенитный огонь и я не намерен превратить корабль в беззащитную мишень».
Эти настроения неверия в надежность задымления, к сожалению, владели большей частью командиров и крупных военачальников флота. Победить эти настроения мог только боевой опыт.
Овладев аэродромами Крыма, противник усилил налеты своей авиации и бомбовые удары по Севастополю и кораблям, стоявшим в базе.
Крейсер «Червона Украина», стоявший в продолжение нескольких суток у Графской пристани, 11 ноября 1941 г. стал первой крупной жертвой вражеской авиации. Были и другие, хотя и менее ощутимые потери. Нужны были эффективные средства защиты кораблей в базе. Прежде всего были приняты и вполне правильно организационные меры: максимально сокращено количество кораблей, стоявших в Севастополе, а срок их пребывания, как правило, ограничивался темным временем суток, когда авиация противника бездействовала или ее удары были мало эффективны. Наряду с этим было приказано подготовится к задымлению кораблей в базе на случай если они по каким-либо причинам будут вынуждены остаться в базе и в светлое время суток. Однако приступить хотя бы к частичному задымлению Севастопольских бухт сразу не удалось. Этому препятствовала обстановка на фронте обороны Севастополя. Как уже упоминалось выше, противник был остановлен на подступах к Севастополю силами весьма численно небольших частей гарнизона, включавших в себя и две небольшие химические роты. Положение было критическое. С подходом отдельных частей Приморской армии казалось, что положение улучшится, но этого не случилось, так как противник, не решив задачу захвата Севастополя с хода, стал наращивать силы и перешел в наступление по всему обводу обороны Севастополя, а снять с фронта какие-либо части, в том числе и химические роты было невозможно, без риска нанести серьезный ущерб самой обороне Севастополя.
И на этот раз враг был остановлен с помощью войсковых т маршевых частей, подвезенных на кораблях и транспортах с Кавказского побережья.
В начале января 1942 г. было получено сообщение ставки Верховного Главнокомандования о возможном применении противником боевых ОВ и приказание принять все меры к повышению противохимической защиты войск. Во исполнение этого приказания, командующий флотом утвердил план повышения противохимической обороны войск Приморской армии и флота. Этот план, в частности, предусматривал: вывод химических рот флота в резерв и их пополнение до штатной численности (к моменту вывода с фронта они потеряли в общей сложности до 40% личного состава), снабжение войск армии противогазами и средствами дегазации из запасов флота, так как части Приморской армии почти не имели своих средств. При утверждении плана командующему флотом стало известно об уничтожении распоряжением Красникова большей части дегазирующих веществ. Ф.С.Октябрьский принял решение отдать под суд за это Красникова, а если не подтвердится, что я об этом случае доложил И.Д,Елисееву, то и меня за сокрытие факта трусости Красникова. Признаюсь, что я пережил несколько весьма неприятных часов, пока на запрос Октябрьского не поступила шифровка Елисеева, подтверждающая ,что мною ему об этом факте было своевременно доложено. К моему счастью, у Елисеева было чистое сердце и хорошая память, и он не забыл этого события, хотя забот у него в это тяжелое время не мало и поважнее. Командующим было принято также решение не эвакуировать те небольшие количества боевых ОВ и хим. Авиабомб, которые оставались еще в хим. складах флота и, главным образом, ВВС флота после вывоза основной их массы на «Большую Землю» в сентябре-октябре 1941 г.
Когда, в исполнение плана повышения ПХЗ, я лично передал приказание комфлота командующему Приморской армией генерал-майору И.Е,Петрову снять химические роты с фронта, то последний мне ответил:
— «Резервов у меня нет и химические роты с фронта сняты не будут».
На мой доклад о разговоре с генералом Петровым Ф.С.Октябрьский резко сказал мне:
— «Как Вы смеете докладывать о невыполнении моего приказ генералом Петровым? Этого не может быть».
И адъютанту:
— «Пусть мне позвонит генерал Петров».
Не успел я дойти из комнаты Комфлота в свою каморку, как мне звонит генерал Петров:
— «Вы, капитан II ранга, по-нашему полковник, почти генерал, а докладываете комфлота неверные сведения об убыли 40% личного состава. Эти сведения не сходятся с моими».
Я ответил, что данные мною лично проверены у командиров рот. Генерал Петров повесил трубку. Через несколько часов роты с фронта были сняты, потому что вскоре были переформированы, о чем будет речь ниже, и занялись своим прямым делом.
Следует сказать, что к чести И.Е,Петрова, у него хватило смелости извинится передо мною за свою горячность. Случилось это через несколько недель после описанного случая и вот при каких обстоятельствах. Комфлота убыл на «Большую Землю», за него в Севастополе остался вице-адмирал Г.В.Жуков, к которому я пришел на доклад, когда у него в кабинете был И.Е.Петров. Там же, как мне помнится, был командующий береговой обороной генерал-майор П.А.Моргунов и еще кто-то, не помню. Не стесняясь присутствующих, И.Е.Петров подошел ко мне, поздоровался и сказал:
— «Обиделся на меня? Прости, пожалуйста, старика, виноват перед тобой, погорячился. Ты был прав. И впредь так смело действуй с начальством, если чувствуешь свою правоту».
Генерал Петров за свою храбрость, мужество и справедливость пользовался заслуженным авторитетом у личного состава не только армии, но и флота.
В конце февраля 1942 г. мне было приказано выехать их Севастополя в Москву для участия в сборе химиков флотов, созванном Управлением боевой подготовки ВМФ. Но этом собрании мы обменялись боевым опытом, обсудили возможности повышения готовности ПХЗ флотов.
Заключительное заседание сбора посетил Народный Комиссар ВМФ.

По возвращении на флот нужно было провести сборы начальников хим. Служб кораблей, частей и соединений. По условиям обстановки, собрать всех химиков вместе не было возможности, а потому было принято решение провести последовательно 3 сбора: в Архипо-Осиповке для химиков Новороссийской, Керченской и Туапсинской военно-морских баз и кораблей, базирующихся на эти базы; в Поти – для кораблей и частей, базирующихся на Поти и Батуми и, наконец, для Севастопольских соединений и частей в самом Севастополе. Почти весь март и часть апреля прошли для меня в организации и руководстве этими сборами.
Возвращался я в Севастополь из Новороссийска на эсминце, когда враг начал наступление на Керченском фронте. Тяжело было на душе, угнетали неудачи на этом, самом близком для нас фронте, фронте от которого по существу, зависела судьба и Севастополя и флота.
Сбор в Севастополе все же удалось провести в относительно спокойной обстановке. Враг начал свое третье и последнее наступление после того, как наши войска на Керченском полуострове отошли на Таманский полуостров. Враг смог сосредоточить против Севастополя все свои силы.
Как показал опыт первых месяцев войны, роты хим. нападения и химической защиты ни по своему оснащению, ни по организации службы не были приспособлены к решению задач, стоявших перед военно-морскими базами флота. Поэтому они были расформированы, а вместо них были сформированы по совершенно новым штатам и табелям отдельные отряды дымомаскировки и дегазации (ООДД), состоявшие из управления и двух дивизионов: дымомаскировки и дегазации. Как названия, так и оснащение техникой ООДД вполне соответствовало решению поставленных перед ними задач по обеспечению боевой деятельности военно-морских баз. В состав дивизиона дымомаскировки, например, входили подразделения катеров-дымзавесчиков, рубежей берегового дымопуска и специальных машин для дымопуска. В Севастополе были сформированы один ОДД под командованием капитана Кудрявцева (б. командир роты хим. нападения), командиром дивизиона дымомаскировки был назначен ст. лейтенант Дедескул, а командиром дивизиона дегазации – лейтенант Сидоров (б. командир роты хим. защиты). Химической службой флота и Приморской армии в период относительного затишья на фронте под Севастополем была продолжена значительная работа по повышению готовности к противохимической защите частей и подразделений: были розданы и проверены противогазы всему личному составу, проведены занятия по пользованию средствами ПХЗ, что было особенно важно для частей армии, состоявших в значительной своей части из призванных из запаса, были организованы и подготовлены площадки и средства для дегазации материальной части, оружия и техники, и для санитарной обработки личного состава.
Основная часть работы по подготовке и ликвидации последствий хим. нападения противника была проделана химическими частями и подразделениями армии и флота.
Как известно, в декабре 1941 г. враг предпринял второе ожесточенное наступление, обещая своим войскам отдых и теплые квартиры в Севастополе. Враг рвался в Севастополь, не считаясь с потерями живой силы и техники.
Защитникам города приходилось трудно. В эти дни, как и во время первого наступления врага, большую помощь защитникам Севастополя оказала артиллерия береговой обороны и кораблей флота. Морская артиллерия большой мощности разрушала оборонительные сооружения, танки, артиллерийские установки и живую силу врага. В этот период приходили в Севастополь и вели огонь по врагу: линкор «Севастополь», крейсера «Красный Крым» и «Кр. Кавказ», «Ворошилов» и эсминцы. Ценой больших потерь врагу удалось на отдельных участках потеснить наши части и улучшить свои позиции.
Керченско-Феодосийская десантная операция, проведенная Черноморским флотом совместно с частями Советской армии, резко изменила обстановку под Севастополем. Враг, вынужденный снимать части из-под Севастополя для локализации нашего десанта под Феодосией, прекратил наступление. Части Приморской армии предприняли наступление на отдельных участках с целью отбросить вклинившегося противника, улучшить свои позиции и прекратить переброску частей противника из-под Севастополя к Феодосии. К сожалению, недостаток сил, боевой техники и боеприпасов не позволил развить мощное наступление против врага, далеко отбросить его от стен Севастополя и совместно с десантными частями выбросить врага из Крыма. Вскоре фронт стабилизировался как под Севастополем, так и на Керчь-Феодосийском направлении. Перед флотом теперь стала задача: обеспечивать не только оборону Севастополя, но и пополнение и обеспечение частей Крымского Фронта на Керченском полуострове.
Враг усилил действия своей авиации по кораблям флота. Мы приняли меры к обеспечению стоянки кораблей в Севастополе путем непрерывного задымления района стоянки кораблей или транспортов. Осуществлял задымление дивизион дымомаскировки ООДД под командованием ст. лейтенанта Дедескула. Средствами дымопуска служили: шашки ДШ-100, предназначенные для системы дымомаскировки, автомашины АРС, передвижные корабельные аппаратуры, дымовая шашка МДШ.
В первый период, когда мы только начали систематическое задымление Севастополя, у нас были возможности и мы хотя бы частично оборудовали дымовые рубежи и отдельные дымовые станции из шашек ДШ-100 и использовали их путем централизованного электропуска с КП командира дивизиона дымомаскировки. В дальнейшем по мере израсходования ДШ-100 и в связи с невозможностью их пополнения, все больше стали переходить на ручной дымопуск с помощью шашек МДШ, дымовых аппаратур и АРСов.
Следует упомянуть, что к концу обороны Севастополя, когда были исчерпаны все запасы дымовых средств, были попытки использовать для постановки дымзавес подручные средства, например, мазут, но вследствие недостаточной кроющей способности мазутного дыма и отсутствия средств для распыления мазута эти вынужденные попытки не дали практических результатов.
Организация дымомаскировки строилась в зависимости от места стоянки маскируемого корабля и направления и силы ветра. В ночь, предшествующую дню задымления, вблизи задымляемого объекта расставлялись дымовые средства с расчетом задымить не только корабль, но ориентиры близ него и береговую черту. Конусы дыма от отдельных дымовых точек должны были надежно сходиться в расстоянии не менее 50-100 метров от задымляемого корабля. Действовали, конечно, только средства, расположенные с наветренной стороны задымляемого объекта, но остальные рубежи сохранялись в готовности на случай перемены направления ветра. В случае необходимости прикрывать дымом со стороны моря, в готовности находились катера-дымзавесчики с дымаппаратурой ДА-3 и шашками МДШ. В дивизионе было 4 таких катера типа, а при необходимости предусматривалось придавать дивизиону катера ОВСГ, но специалисты-химики, конечно, назначались от дивизиона. Командир дивизиона со всеми рубежами имел связь по телефону и визуальную, а с катерами – визуальную. Насколько мне помнится, на некоторых катерах были и радиостанции УКВ.
По причине того, что враг сразу же, как только мы стали применять задымление, начал бомбить дымовые рубежи, последние оборудовались укрытиями (щелями) для личного состава рубежей и капонирами для спецмашин АРС в случае если ими можно было ставить дымзавесы с места. Бомбились и катера-дымзавесчики, которые уходили от ударов авиации в собственные дымзавесы. Позже авиация противника предпринимала и штурмовые действия как против катеров-дымзавесчиков, так и против береговых рубежей дымопуска.
Благодаря принятым мерам, все яростные атаки на дивизион дымомаскировки противнику ни разу не удалось сорвать дымомаскировку ни одного корабля хотя бы на короткий срок. Потерь катеров-дымзавесчиков вовсе не было, хотя на самих катерах имелись и раненые и убитые. Не было разбито ни одной спецмашины. Потери в личном составе береговых рубежей дымопуска также были незначительны.
Корабли и транспорты задымлялись в самых различных районах Севастопольских бухт: в главной бухте, у холодильника, в Корабельной бухте, у Сухарной и Клеониной балки, у Киленплощадки.
Конечно, было бы надежней задымлять большие площади или, как правило, создавать не меньше двух задымленных участков для дезориентировки врага, но этому мешал недостаток как в личном составе, так и в технике, недостаточен был и запас дымовых средств.
В марте-мае месяцах дымовая смесь с большим напряжением доставлялась с «Большой Земли». За счет таких, крайне необходимых грузов, как боеприпасы, горючее и продовольствие. Командиры кораблей и транспортов, зная, что дымовые средства будут применены в Севастополе для их маскировки, с охотой принимали их на борт. Одно это обстоятельство свидетельствует о большом боевом значении, которое приобрело задымление кораблей в Севастополе. В период третьего последнего наступления врага на Севастополь, при массированных и, по существу, почти безнаказанных налетах авиации противника кораблей в светлое время суток без дымовой маскировки стала вообще невозможна. Примеры, подтверждающие это положение, будут приведены ниже.
Задымление кораблей было непрерывным, начиная с рассвета и до полной темноты. Средств требовалось большое количество, подвозить же эти средства при активном противодействии авиации противника становилось все труднее. Приходилось доставку дымовых средств на рубежи дымопуска относить на темное время суток, а оно становилось с наступлением весны и лета все короче и короче, а светлое время становилось длиннее. Требовалось больше средств для более длительного задымления. В этих условиях, сознавая свою ответственность за обеспечение безопасной стоянки кораблей, личный состав и офицеры дивизиона дымовой маскировки не только проявляли чудеса боевого героизма при осуществлении задымления, но и совершали повседневно трудовые подвиги. Несмотря на высокую сознательность и боевую и трудовую доблесть офицеров, старшин и матросов дивизиона они физически быстро изматывались. Часть же личного состава дивизиона дегазации ООДД была переведена на пополнение убыли в дивизионе дымомаскировки. Благодаря доблестным и дружным действиям ООДД, все без исключения задания командования флотом по задымлению кораблей были выполнены, ни один корабль или транспорт из многих, задымлявшихся в Севастополе, не только не погиб, но и не получил сколь-либо существенных повреждений. В этом заслуга матросов, старшин и офицеров дивизиона дымомаскировки под руководствам ст. лейтенанта Дедескула и всего л/состава ООДД, под командованием капитана Кудрявцева.
Массированность задымления кораблей в Севастополе характеризует до некоторой степени количество израсходованных для этой цели средств: дымовой смеси С-4 было израсходовано свыше 400 тонн, шашек ДШ-100 свыше 2000 штук, шашек МДШ – 5-6 тысяч штук. Расход мог быть еще большим, но средства были все израсходованы полностью как имевшиеся на складах, так и доставленные с «Большой Земли». В последние дни были израсходованы даже малые шашки армейского образца, имевшиеся в незначительном количестве (несколько сотен) и применявшиеся в мирное время для учебных целей (ДМ-11).
Нельзя не отметить и службу тыла химической службы флота в Севастополе и ее руководителя, инженер-майора Фельдмана, которая обеспечивала материальными средствами дымомаскировку кораблей.
Приведу несколько примеров задымления кораблей.
Транспорт «Белосток» задымлялся в Севастополе дважды. Последний раз прибыл в Севастополь в ночь … и стал под выгрузку и погрузку в конце Южной бухты, у холодильника. Задымление началось еще до рассвета. Ветер был южный, слабый, а поэтому дымовые средства были расположены в районе Исторического бульвара, Зеленой Горки, вокзала и Татарской слободки. Вследствие слабого ветра, наличия конвенционных токов воздуха и высоких берегов бухты, дым, при наблюдении его с корабля, казался жидким. Транспорт с самого рассвета подвергся ожесточенным атакам авиации врага, не прекращавшимся в течении всего светлого времени суток. На корабль было сброшено около 1500 бомб разного калибра, но не было ни одного попадания. Вследствие кажущейся с корабля слабой кроющей способности дыма, командир транспорта неоднократно обращался в штаб Севастопольского оборонительного района с просьбами: «Дайте больше дыма». К вечеру командир транспорта зашел на КП командующего флотом. При этом он не преминул поговорить и со мной, просил выразить благодарность личному составу дивизиона дымомаскировки за отличную боевую работу.
Ему было приказано принять на борт несколько десятков бочек из-под дымовой смеси с тем, чтобы привезти их из Поти в Севастополь наполненными.
В ответ на это он сказал:
— «Уж этот груз я обязательно приму, а из Поти без дымсмеси не приду, потому что только дым может обеспечить мою безопасную стоянку в Севастополе».
К сожалению, ему не пришлось полностью выполнить свое обещание. После выхода из Севастополя, в районе мыса Фиолент транспорт был потоплен немецкими торпедными катерами. Значительное число личного состава транспорта и эвакуировавшихся из Севастополя граждан были спасены конвойными катерами, причем многие, в том числе командир транспорта, до того, как были подняты на борт конвойными катерами, удерживались на воде с помощью всплывших из открытого трюма пустых бочек из-под дымовой смеси.
При встрече со мной командир транспорта сказал полусерьезно, полушутя:
— «Теперь я верю в химию. Спасла нас дважды при стоянке в Севастополе и спасла многих из нас в море, когда мы тонули».
Транспорт «Седов» (рудовоз) прибыл в Севастополь подбитым и был поставлен под разгрузку и для ремонта в Корабельную бухту. Ремонтировался он в течение двух недель, повреждения его были устранены, пробоина заделана.
Все эти две недели дивизион дымомаскировки выполнял задачу непрерывной маскировки транспорта во все светлое время суток. Задача вообще трудная, а в условиях постоянного «висения» авиации противника над базой и перемены направления ветра, неизбежных при такой длительной работе, просто невероятно трудная, потому что нельзя было допускать даже на короткое время «окон» в дыму, через которые вражеские летчики могли бы увидеть транспорт.
Задача была успешно решена, безопасность стоянки транспорта была обеспечена. Он благополучно дошел в один из портов Кавказского побережья. К чему вело отсутствие дымовой маскировки в Севастополе показывают нижеприводимые примеры.
В одну из ночей апреля 1942 г. ожидался транспорт «Грузия», на котором были маршевые роты и боеприпасы для частей Приморской армии. Он должен был отшвартоваться у одной из пристаней Южной бухты и, соответственно плану, были развернуты средства дымовой маскировки. К несчастью, при подходе транспорта к мысу Фиолент, он был подбит, резко снизил из-за этого ход и вместо того, чтобы прибыть ночью, вынужден был входить в базу утром. Проводка его в базу осуществлялась под прикрытием дымовых завес самолетов МБР-2 и торпедных катеров, прикрывавших его артиллерийской батареи противника, установленной на мысе Лукулл. В Северную бухту «Грузия» вошла благополучно. В предвидении атак вражеской авиации, дивизион дымовой маскировки начал постановку дыма из района вокзала. Когда транспорт был на траверзе Графской пристани, то сплошное дымовой облако покрывало всю Южную бухту до Минной пристани, транспорт же еще оставался открытым. Появился один единственный самолет и с пикирования сбросил бомбы, попавшие в кормовую часть транспорта. Корма была оторвана совсем и транспорт затонул между Графской и минной пристанями, можно сказать, дома. До спасительной дымовой завесы оставалось всего несколько минут хода.
Другой случай имел место в мае 1942 г. Транспорт «Абхазия» с грузом отшвартовался вечером к пристани Сухарной балки. Он должен был разгрузиться ночью и принять на борт раненых, которых для этой цели свозили в тоннели Сухарной балки, в непосредственной близости от стоянки транспорта. К счастью, на борт транспорта было погружено только небольшое количество раненых, потому что транспорт на успели разгрузить, и было принято решение оставить транспорт на день в Севастополе, чтобы разгрузить его и успеть погрузить раненых следующей ночью.
С рассвета началось задымление транспорта дымовыми рубежами, расположенными на южной стороне Северной бухты. Дымопуск осуществлялся шашками вручную, связь КП дивизиона с рубежами – визуальная, условными ракетными сигналами.
В 4 часу утра в штаб оборонительного района поступило тревожное донесение командира транспорта о том, что авиация противника бомбит район его стоянки почти непрерывно, а дым не сплошной, в нем часто появляются «окна». По приказанию начальника штаба оборонительного района А.Е.Васильева я отправился на катере на рубежи дымопуска, но в дыму действительно наблюдались «окна» и весьма опасные в условиях почти непрерывной бомбежки. Как оказалось, штурмовые действия авиации противника по дымовым средствам вынуждали отдельных матросов временами прекращать дымопуск и укрываться от интенсивного пулеметного и бомбового огня самолетов противника. Вскоре дымопуск наладился и дым шел ровной непрерывной волной, закрывая не только бухту и Сухарную балку, но распространялся и дальше, идя на линию фронта у ст. Мекензиевы горы.
После того, как дымопуск наладился, я отправился на «Абхазию», где поговорил с ее командиром, а затем прошел в тоннель, на КП Дедескула. В этом же тоннеле размещались и раненые, приготовленные к погрузке на транспорт. КП отделялся от госпиталя только занавесками из сигнальных флагов. Между 8 и 9 часами утра Дедескулу по телефону поступило приказание оперативного дежурного по штабу оборонительного района капитана III ранга Шныренкова: «Немедленно прекратить дымомаскировку «Абхазии». Это приказание показалось нам непродуманным, так как его выполнение неминуемо должно было привести к гибели транспорта.
Я попросил подойти к телефону начальника штаба А.Е.Васильева и только после того, как получил разъяснение, что дым закрывает линию фронта, и пользуясь им, противник начал наступление, угрожая смять фронт наших войск, и категорическое подтверждение прекратить дымопуск, отдал такое же приказание Дедескулу. Последний выполнил это буквально со слезами на глазах. В той обстановке пришлось пожертвовать транспортом, чтобы спасти Севастополь.
После прекращения дымопуска, как только транспорт стал видим для авиации противника, началась какофония интенсивной бомбежки. А течение нескольких минут транспорт был утоплен и лег на борт.
Необходимо было отметить героические действия экипажа корабля и персонала плавучего госпиталя, спасавших прежде всего раненых. Раненые, экипаж и персонал госпиталя укрылись в ближайших тоннелях. Транспорт был потоплен, все покинули его, а противник почти 2 часа все еще бомбил его. Конечно, на такую интенсивную и, можно сказать, нахальную бомбежку беззащитного транспорта немцы решились только чувствуя свою почти полную безнаказанность: наша малочисленная авиация была блокирована на аэродромах, а зенитная артиллерия почти не имела боеприпасов. Вот откуда проистекала «храбрость» фашистской авиации.
Необходимо сказать, что наши торпедные катера и авиация успешно применяли совместные постановки дымзавес от артогня противника при проводке кораблей в районе главной базы.
К сожалению, дым может идти только по ветру и его постановка целиком зависит от метеорологических условий. Очень было горько нам, когда за несколько дней до конца обороны Севастополя противник прорвался к берегу Северной бухты в районе б. Голландия и отрезал группу наших людей под руководством полковника Донца в Сухарной балке.
Оттуда ночью под прикрытием темноты приплыл один офицер на КП флота в Троицкой балке, доложил обстановку и просил принять меры к эвакуации группы. Однако принятые для этого меры не дали результатов, т.к. противник с короткой дистанции топил все плавучие средства, посылаемые в Сухарную балку, а поставить дымзавесу мы были не в состоянии, потому что дул восточный ветер. Эта группа наших советских людей предпочла гибель фашистскому плену: подорвали вход в тоннель и погибли там все, включая женщин.
Трудно перечислить героев и героические действия при обороне Севастополя, так как каждый день, каждый час рождал героев. Бойцы и командиры химической службы были частью защитников города-героя и с честью выполняли боевые задачи на своем участке, не щадя сил и самой жизни. Не могу не привести пример героизма экипажа одного из катеров дымзавесчиков под командованием старшины 1 статьи Белого.
Этот катер, выполняя задачи дымомаскировки, неоднократно подвергался штурмовым атакам авиации противника, умело маневрируя, укрываясь в свои же дымзавесы. Среди экипажа катера были раненые, он получил свыше 160 пробоин, остался на плаву, обстановкой вынужден был ошвартоваться у Киленплощадки. Экипж катера сошел на берег и укрылся от прицельного огня пехоты противника, вышедшей к берегу Северной бухты, за бетонными массивами, сложенными на Киленплощадке. Пробыв длинный летний день под огнем противника, без пищи и воды, экипаж катера с темнотой, буквально под носом у врага привел его в Южную бухту.
Свое третье и последнее наступление на Севастополь враги начал после того, как ликвидировал наш плацдарм на Керченском полуострове. Для этого наступления он собрал большое количество людей и техники. Силы противника во много раз превосходили силы защитников Севастополя. Противник имел надежные сухопутные коммуникации и возможность наращивать силы, беспрепятственно доставлять боеприпасы, технику и все необходимое имущество для ведения наступления.
В тоже время защитники Севастополя имели только морские коммуникации, непрерывно нарушаемые господствующей в воздухе авиацией, подводными лодками и торпедными катерами противника. Защитники Севастополя не могли пополняться в достаточной степени даже боеприпасами, не говоря уже о других видах снабжения. Все боеприпасы, что были накоплены во время относительного затишья, в дни последнего наступления врага вынуждены были расходовать, а пополнять их было почти нечем.
Свое последнее наступление враг начал с интенсивной бомбежки города и порта. Для этой цели использовалась целая воздушная армия Риксгофена (так в тексте – ред.). О бомбежках кораблей я уже писал выше. Что же касается города, то на него ежедневно совершалась тысяча и более бомбардировочных самолето-вылетов. Каменный город больше месяца пылал как факел.
Город был лишен воды и света в первые же дни наступления. Гражданское население, а именно – женщины и дети, ибо все, способные носить оружие были на фронте, гибли сотнями и тысячами. Командование флотом принимало все возможные меры для спасения людей, для их эвакуации. И действительно, на транспортах и боевых кораблях за эти дни было эвакуировано и спасено большое число гражданского населения. Эвакуировались и раненые, нуждавшиеся в длительном лечении. Все силы флота, включая и подводные лодки, были брошены на помощь Севастополю. Неувядаемой славой покрыли себя моряки крейсеров «Кр. Крым», «Кр. Кавказ», лидера «Ташкент», эскадренных миноносцев, подводных лодок, катеров-охотников.
Враг рассчитывал деморализовать защитников города, а добился обратного: враг еще раз показал свое звериное лицо, и защитники города еще настойчивее, еще злее били врага. Когда город почти полностью был разрушен, враг обрушился на линию фронта. Здесь каждая пядь земли доставалась врагу большой кровью. Наши бойцы и командиры держались до последней возможности, переходили в контратаки. Непрерывные бои изматывали силы защитников города, сказывались и недостача боеприпасов. Зенитная артиллерия сидела буквально на голодном пайке, истребительная авиация была блокирована.
В начале третьего наступления противника в частях был зачитан приказ маршала Буденного, требовавший напрячь все свои силы для отпора врага и в котором говорилось, что эвакуации не будет, что драться нужно до конца. Все понимали, что настал решительный час и нужно отдать жизнь за Родину, но не пропустить врага. Бои носили невероятно ожесточенный характер. В войсках не наблюдалось ничего, даже отдаленно напоминающего панику, наоборот, люди сосредотачивались до предела и, сжав зубы, отражали атаки врага и контратаковали. Сказывалась и боевая выучка и ненависть к врагу.
Все же к концу обороны начало сказываться превосходство врага в живой силе, технике и боеприпасах. Силы защитников города иссякали. Части находились в боях непрерывно, без отдыха, а силы все таяли и, несмотря на ожесточенность сопротивления, враг пядь за пядью двигался к городу, платя за это потоками своей крови, но двигался.
К 20 июня он вышел на Северную сторону, откуда впоследствии, собрав плавсредства, высадился в Троицкой балке, выйдя на подступы к Корабельной стороне. Положение стало критическим, резервов не было, боеприпасы иссякали.
(К сожалению, часть текста отсутствует – ред.)
… Внимательно выслушав меня, Н.М.Кулаков сказал:
— «Ты прав, Рыбалко, обстановка действительно тяжелая, и может быть нам придется оставить Севастополь. Захватив ОВ, противник может устроить крупную провокацию, такой враг способен на любую подлость. Доложи этот вопрос комфлота, я тебя поддержу».
Я ответил:
— «Все это я только что докладывал комфлота, он меня назвал трусом, а ОВ приказал хранить. Докладывать вторично по этому вопросу я не рискую».
Подумав, Кулаков сказал:
— «Напишите на имя комфлота краткий доклад по этому вопросу и дайте его мне».
Это приказание я выполнил и вручил доклад на имя комфлота Кулакову.
— «Подождите меня», — сказал Кулаков и зашел в кабинет Октябрьского.
Через несколько минут Кулаков вышел и отдал мне мой доклад с резолюцией Октябрьского Ф.С., смысл которой заключался в необходимости срочно уничтожить ОВ и отдавались соответствующие приказания командиру ОВРа, командующему береговой обороной и начальнику тыла.
— «Действуй», — сказал мне Кулаков.
Во исполнение приказания комфлота, командир ОВРа выделил шхуну «Папанинец», командующий береговой обороной и начальник тыла — личный состав и автомашины. Химические боеприпасы вывозились в течение нескольких ночей к пристани Казачьей бухты, где грузились на шхуну «Папанинец», которая с этим грузом выходила в указанную ей точку открытого моря с глубиной не менее 50 метров, где с нее сбрасывался этот груз в море. К 29 июня эта операция была благополучно закончена. Противнику не досталось ничего. Ускорить эти работы было невозможно, так как перевозить что-либо на машинах днем препятствовала авиация противника. Тем более нельзя было рисковать перевозкой груза такого рода.
С выходом противника на Северную сторону пользоваться Севастопольскими бухтами стало невозможно. Надводные корабли и подводные лодки разгружались и грузились в Стрелецкой, Казачьей и других бухтах. Ни о каком задымлении Севастопольских бухт не могло быть и речи. Да и дымовые средства иссякли до того, что зачастую их не хватало для обеспечения боевой деятельности торпедных и сторожевых катеров.
Личный состав отряда дымовой маскировки и дегазации влился в состав частей армии, действующих непосредственно на фронте.
29 июня враг занял казармы Учебного отряда но Корабельной стороне и мог обстреливать ружейно-пулеметным огнем флагманский командный пункт командующего флотом. Наши обескровленные, измотанные непрерывными многодневными боями части отходили непосредственно в город и далее на Гераклинский полуостров.
В ночь с 29 на 30 июня ГКП комфлота передислоцировался на 35 батарею. В эту же ночь части работников штаба флота, в том числе и мне было приказано отправиться на Херсонесский аэродром, куда еще принимались транспортные самолеты, подвозившие боеприпасы, и самолетами вылететь на аэродромы Кавказа.
По глубокой траншее, прорытой в крутом каменистом склоне Южной бухты, поднялись мы, группа офицеров штаба флота, во двор разрушенного здания редакции газеты «Кр. Черноморец», где нас ожидали две машины. Была лунная, светлая, теплая летняя ночь. Город еще горел и дымился. Над городом барражировали на низкой высоте немецкие истребители, временами поливая его улицы трассирующими пулями. Шоссе за городом обстреливались артиллерией противника. Мы благополучно проскочили несколько зон обстрела и прибыли на аэродром, который тоже обстреливался артиллерийским огнем и «Мессершмитами» из пулеметов.
Транспортные самолеты под огнем противника садились на изрытый воронками аэродром, быстро разгружались от боеприпасов, не останавливая моторов, и также быстро грузили людей, прибывавших на аэродром, и взлетали, направляясь на аэродромы Кавказа. На один из самолетов сели и мы. Взлетели. Под нами был виден горящий, весь в разрывах снарядов, родной наш Севастополь. Непередаваемое чувство горечи поражения, боли за погибших и оставшихся в Севастополе товарищей и злобы против подлого врага охватило нас.
Остались в Севастополе и погибли мои друзья: М.З.Зеликов – начальник медико-санитарной службы оборонительного района, так много сделавший для раненых и сам тяжело заболевший ко времени оставления Севастополя; капитан III ранга Ильичев, Толя – как мы его звали, ведавший коммуникациями с «Большой Землей», смелый, энергичный обаятельный человек. Это он меня сменил 22 июня 1941 г. с оперативного дежурства в первый день войны.
Через несколько часов наш самолет приземлился на аэродром Краснодара. Первое, что нас поразило в Краснодаре, это тишина и свежая трава на аэродроме. Мы от этого отвыкли в Севастополе. На аэродроме были автобусы, присланные городскими властями. На них нас развезли жители города себе на квартиры. Я, заместитель начальника отдела кадров полковник Зайцев А.И. и еще один старший лейтенант штаба флота попали в очень милую гостеприимную семью инженера одного из заводов Краснодара. Спали мы с 5 часов утра, не просыпаясь до вечера. Вечером отправились на вокзал, встретив по пути в городе флагманского артиллериста флота А.А.Рула и других товарищей, прилетевших из Севастополя другими самолетами. Ранним утром 1 тюля мы были в Новороссийске. Оттуда машиной направились на КП комфлотом на 9-м километре от Новороссийска. Нас принял и очень внимательно расспросил нач. штаба флота И.Д.Елисеев.
Долго еще прибывали наши товарищи из Севастополя, разными путями добирались он на «Большую Землю».

Материал опубликован в военно-историческом журнале «Military Крым»