М.Нечитайлов (Ставрополь)
Восточная война (1853-1856 гг.): униформа и снаряжение турецкой армии

Изучение турецкой военной униформы времен Восточной (Крымской) войны крайне затрудняется практически полным отсутствием какой-либо серьезной исследовательской литературы по этой проблеме (исключение – статьи Ч. Нормана и Д. Клиффа) вкупе со скудостью источников. Не обнаружено никаких регламентов по форме, которые могли бы послужить основой и отправным пунктом для исследователя, практически не существует и подлинных предметов оттоманского обмундирования и снаряжения этого времени.
Всё, что осталось – горстка разрозненных упоминаний в мемуарах участников войны, путешественников 1850-х гг. и публикациях тех лет, да немногочисленные гравюры или зарисовки, среди которых необходимо в первую очередь выделить рисунки и заметки лейтенанта французского Генштаба Эмиля Вансона (1825-1900) 1. Но даже эта, весьма ограниченная, источниковая база – иностранного происхождения и, как следствие, практически недоступна российскому читателю 2…
* * *
Турецкая армия получила свою первую униформу в европейском понимании этого слова одновременно с созданием в 1826-1827 гг. по воле султана регулярных войск.
Восточная война застала турецкую армию в разгар начавшегося в 1840-е гг. [134, с. 66] перехода со “старого”, “национального” стиля на “новый” – более соответствующий духу времени западноевропейский тип обмундирования, основанный на французских образцах [93, с. 223; 107, с. 2; 125, с. 124].
На данный момент, конечно, невозможно сказать, насколько далеко зашел к 1853 г. процесс переодевания армии. Однако, в ходе войны, в Крыму, на Дунае и Кавказе, войска использовали униформу и традиционного, и “нового” покроя. Логично было бы ожидать, что “старая” униформа (куртка) преобладала в начале войны (подтверждается рисунками Вансона), тогда как к 1856 году установилось нечто вроде баланса с постепенным превалированием мундиров нового стиля (полукафтан).
В теории, турецкий солдат ежегодно получал два новых комплекта обмундирования, летний и зимний. Каждый состоял из фески, мундира, 2-4 рубашек с кальсонами, зимних и летних брюк и 3-4 пар обуви. А также хлопчатобумажный простеганный жилет длиной до низа живота, или два жилета. Раз в два или три года выдавались одеяло и шинель с капюшоном. В случае утраты вещей (за исключением шинели, которую он получал бесплатно) солдат приобретал новые предметы за свой счет [58, с. 297; 74, с. 46; 92, с. 84; 78, с. 94-95; 114, с. 296]. Офицеры (до звания майора) тоже получали от казны ежегодно феску, пару брюк, шинель и три пары обуви [114, с. 297]. Интендантского ведомства не существовало, но корпус имел своего интенданта, а в каждом полку состоял офицер, заведовавший вещевым довольствием. Обмундирование от казны получали как солдаты, так и все обер-офицеры [8, Приложения, с. 26].
Материалы для обмундирования войск производилось в пределах империи [25, с. 125], на фабрике военного министерства в Измиде (до 100 тыс. аршин плотного солдатского сукна и 10-60 тыс. аршин тонкого сукна офицерского в год) и кожевенном заводе в Бейкосе [11, с. 262-263, 321; 89, с. 157-158; 114, с. 311-312]. Еще одна суконная фабрика находилась в Болгарии [74, с. 46]. Недостающее сукно завозилось из-за границы [12, с. 64]. В Стамбуле была расположена государственная фабрика фесок Фезхане, выпускавшая в день 1300-1500 штук (и до 300 тыс. аршин сукна для войск ежегодно) [89, с. 157]. Главным потребителем головных уборов являлась армия [39, с. 155]. Сукна турецкого производства “были настолько плохими, что, невзирая на свою толщину, легко рвались и превращались в лохмотья через несколько месяцев службы” [101, с. 99]. “Столько разноцветных заплат покрывали (одежду), что первоначальной ткани было не видно” [92, с. 86]. С другой стороны, белье было хорошего качества [74, с. 46].
В мирное время данная система снабжения, пусть со скрипом, но все же работала. Но всех участников Восточной войны поражали масштабы турецкого казнокрадства [60, с. 76-79] (в этом турки превзошли даже русских) и, отсюда, из рук вон выходящее качество и цвета униформы турецкой армии [40, с. 35]. “Поставляемые предметы, – подытоживал автор того времени, – плохого качества, и обмундирование приходится носить дольше, чем ожидается, благодаря тому, что офицеры обычно присваивают деньги, выделяемые на его обновление” [83]. “Войска … плохо вооружены, плохо одеты, особенно плохо обуты…”, – докладывал маршал Сент-Арно французскому военному министру о состоянии турецкой армии [68, с. 37]. Французский офицер описывает турецкий батальон на марше под Силистрией: “одежда была в лохмотьях…” [104, с. 29]. В мае 1854 г. очевидцы рассказывали, что “они нашли турецких солдат и даже офицеров [гарнизона Силистрии] сильно пооборванными” [47, с. 743].
“В настоящее время по невысылке платья из Константинополя не только для новых рекрутов нет обмундирования, но даже в строю солдаты весьма неисправно одеты … много солдат показываются в лохмотьях”, – освещал положение 5-го корпуса К. М. Базили в своем “Обзоре оттоманской армии в Сирии” (январь 1852 г.) [58, с. 307]. Полковник У. Ф. Уильямс в сентябре 1854 г. сообщал лорду Кларендону из Карса: “Обувь, обмундирование, снаряжение негодны к употреблению” [34, с. 208, прим. 1; 60, с. 74, прим. 1].
На крымском театре военных действий офицер Владимирского полка скептически отзывался о турецкой “обмундировке”, “более похожей на рубище нищего” [57, с. 229]. Корреспондент “Кёльнской газеты” в декабре 1854 г. упоминал турецкие “мундиры, едва похожие на какую-нибудь одежду” [33, с. 199]. “Все они в лохмотьях, их пальцы торчат из башмаков, или же от обуви осталась одна подошва”, – делился своими впечатлениями в сентябре 1855 г. британский офицер [132, с. 54]. Кроме того, даже в идеальном варианте, обмундирование турецких солдат было слишком легким для зимнего времени [134, с. 91].

Регулярная пехота
Пехотинцы, как и все другие рода войск регулярной армии (низам), в качестве головного убора использовали феску (высота около 20 см) из довольно толстого красного сукна – отсюда и выражения, наподобие – “красноголовые турки”, встречающиеся в русских источниках [55, с. 239]. Феска была единственным национальным отличием турецкого солдата, обмундированного на в целом европейский манер [93, с. 223; 113, с. 227]. Однако, можно согласиться с Ф. Энгельсом [83] в том, что это был “худший головной убор, которой только возможен в таком климате, где в летнюю жару он причиняет частые солнечные удары”. К феске предлагалось пришивать козырек, но это новшество было отвергнуто мусульманскими священниками. Дело в том, что козырьки могли мешать касаться лбом земли во время совершения намаза. Кроме того, феска не защищала от удара сабли, от холода или дождя, а поскольку при ношении она сползала на уши, те деформировались под ее давлением [74, с. 31].
Феска украшалась синей (светлого или темного оттенка, изредка даже черного цвета) шелковой [3, с. 173; 92, с. 84] кистью. В одном из приказов командующего Анатолийской армией Исмаил-паши (конец 1854 г.) находим следующее требование: “Параграф I. Отныне феску носить на левое ухо, вместо того, чтобы носить ее на правое ухо” [60, с. 74, прим. 1; 121, с. 429, прим. 1] 3. Однако есть основания усомниться 4 в том, что данное распоряжение когда-либо исполнялось. Кроме того, вопреки распространенному в литературе мнению, кисть висела не над правым ухом, а сзади фески, т. е., строго говоря, на затылке.
Кисть крепилась к верху головного убора большой латунной пуговицей, пришитой в центре фески [92, с. 84; 105, с. 93;107, с. 2]. “Во времена султана Абдул-Меджида военные носили на верхушке своей фески латунную круглую бляху, под которой крепилась длинная шелковая кисть фески. Эта бляха называлась тепелик. Султан Махмуд изобрел его, когда устраивал низам; она служила для отличия штатских от военных. При султане Азизе [Абдул-Азизе, после 1861 г.] эта бляха была отменена по инициативе Фуад-паши и по ряду причин. Летом она сосредотачивала на себе лучи солнца; зимой, напротив, представляла неудобство и нисколько не предохраняла от ударов сабли, которые, наоборот, рисковали вбить ее в череп и нанести смертельную рану” [133, с. 250, прим. 1]. Так и по словам русского источника, “к верхушке феса прикреплены синяя шелковая кисть и медный кружок. Назначение этого кружка предохранять голову от сабельного удара; но он так мал (немного более целкового), что едва ли может принести какую-нибудь пользу” [53, с. 106].
В мемуарах русских офицеров упоминается о наличии на феске турецких солдат и офицеров металлического “герба” (полумесяц [4, с. 123]) и полкового “номера” [22, с. 119]. Так, очевидец сдачи Карса описывал арабистанский полк “в красных фесах с медною бляхой и длинною синею кистью” [41, с. 489]. Другой автор упоминает, что “круглую латунную бляху” на феске носят и офицеры, и рядовые [66, с. 76]. Вансон, впрочем, никогда не показывает такие бляхи.
Униформа “старого” образца [107, с. 2] состояла из однобортной куртки до пояса, без фалд, со стоячим воротником и двумя погонами (с закругленной или треугольной верхней частью, у пуговицы). Куртка, как правило, застегивалась по борту на крючки, изредка – на латунные пуговицы [84, с. 29; 94, с. 431; 113, с. 254]. С курткой пехотинцы обычно носили свободного покроя панталоны (без выпушки или лампасов) до колен. Турецкие брюки имели штрипки – не очень удобная деталь для людей, чья религия требовала снимать обувь при входе в мечеть [74, с. 31]. Кроилось обмундирование довольно дурно: “Их синие куртки никогда не пригоняются (по носителю), а их белые панталоны всегда выглядят так, словно они были сшиты на кого-то другого” [66, с. 76]. Синяя круглая куртка, плохо скроенная, “панталоны из толстого полотна, узкие спереди, состоящие из складок сзади, и которые, уменьшившись после стирки, выставляют напоказ нижнюю часть ног и длинные ступни в стоптанных туфлях” [90, с. 154-155].
В качестве ткани на куртки и штаны обычно шла грубая шерстяная материя темно-синего цвета – синий оттенок (индиговая краска) был принят для регулярной пехоты с 1826-1827 гг. [28, с. 110]. По неизвестной нам причине, некоторые отечественные авторы ошибочно настаивают на том, что “пехотинцы и артиллеристы линейных полков были одеты в голубые мундиры”, а “подразделения редифа были облачены в мундиры синего сукна” [65, с. 4].
С курткой и панталонами до колен пехотинцы носили либо чулки (коричневого цвета, например [107, с. 4]) с обмотками и башмаками, либо гетры “из лоскутков” выше колен, закрывавшие и верхнюю часть башмака, но не присоединенные к нему [101, с. 99]. Встречались и другие варианты, например плотные рубчатые чулки темного цвета и короткие сапожки на шнуровке (с внутренней стороны) [107, с. 6]. Гетры, перехватываемые (как правило) ремнем под коленом, шили “из той же самой грубой шерстяной ткани, что и шинели” (Вансон) либо же черного или разных оттенков коричневого цвета. Обычно гетры были лишены штрипок [107, с. 5]. Кроме того, в войсках можно было встретить и другие разновидности обуви. Так, союзный офицер, описывая турецкий батальон на Дунае весной 1854 г., заметил, что “запыленная и изношенная обувь крепилась шнурками к длинным болгарским гетрам” [104, с. 29]. Судя по всему, коричневые войлочные чулки (к панталонам до колен) вообще были характерны для Дунайского театра военных действий в 1854 г. [92, с. 86].
Как уже было сказано, в начале войны куртка использовалась в армии (1853-1854 гг.), и только потом ее начинает вытеснять полукафтан. На некоторых иллюстрациях турецкая пехота в Варне облачена именно в мундиры-куртки [73, с. 3]. “Куцую куртку” пехота Анатолийской армии носила и при Башкадыкларе (ноябрь 1853 г.) [49, с. 429].
Куртку можно различить на одном из солдат, сопровождавших Измаила-пашу – крымская фотография Роджера Фентона (№ 114) 5. Здесь же можно наблюдать любопытный вариант ношения данного типа мундира. Куртка (на крайней фигуре) застегивается на крючки, снабжена погонами, но более на ней ничего нет – ни обшлагов, ни следов обшивки тесьмой или выпушки. На шее – черный галстук с белой каймой. Этот турок носит брюки (темнее куртки) до колен, заправленные в гетры и башмаки. Он может быть унтер-офицером – из снаряжения на нем только белый поясной ремень (очень широкий, по сравнению с узеньким ремешком второго солдата) с огромной латунной бляхой и белая перевязь сабли. Однако, на втором солдате, рядовом, полукафтан (без погон и обшлагов), который дополняют панталоны с короткими гетрами, светлые чулки и туфли. Хотя ружьями вооружены оба солдата, только у второго есть белая перевязь патронной сумы.
Русские источники упоминают на мундире-куртке “красный воротник и кантики” [49, с. 429]. Путешественник-европеец (1849 г.) заметил на турецких солдатах из полка иерусалимского гарнизона куртки “с красными воротником и обшлагами” [113, с. 227]. Красный воротник и двойной (!) ряд выпуклых латунных пуговиц описывает на солдатских куртках в Константинополе другой очевидец [66, с. 76]. Но на крымских рисунках Вансона показаны воротник, прямые обшлага и погоны цвета куртки, с обшивкой из тесьмы красного цвета, преимущественно по единому варианту. (Один источник подтверждает красную обшивку борта до воротника и красную тесьму на обшлагах куртки [114, с. 299].) Вариации к этой схеме относились, как правило, к воротнику: иногда тесьма шла только по низу его, иногда кругом, а иногда – только по верху и переднему краю. Ширина тесьмы тоже могла варьироваться [107, с. 4]. Тем не менее, и в Крыму встречались (хотя и редко) полностью красные воротники, тогда как обшлага на куртке красными были лишь в единичных случаях [107, с. 2].
Своим приказом по Анатолийской армии (1854 г.) Исмаил-паша объявлял: “Параграф II. Обшлага униформы будут красными вместо желтых” [121, с. 429, прим. 1] 6. Этот документ позволяет предполагать наличие отделки корпусных колеров на куртке еще в 1854 году, которая позднее была унифицирована до единого красного цвета. В Крыму, возможно, действовал именно 1-й, гвардейский (хасса), корпус. Отличительным цветом ему (как и 5-му, Арабистанскому, корпусу [113, с. 227]) служил красный колер. С другой стороны, красный прикладной цвет курток 4-го, Анатолийского, корпуса, упоминается в источниках в 1853 г. [49, с. 429]. Более того, как сказано выше, полностью цветные обшлага на куртке встречались крайне редко. Тем не менее, приходим к выводу, что при Кюрюк-Дара пехота Керим-паши и Зариф-Мустафы-паши носила мундиры с желтой отделкой 7.
Мундиром “новой” формы пехоте и другим родам войск служил темно-синий однобортный полукафтан – по словам современников, “по покрою напоминавшие те, что теперь [1855 г.] носятся английской пехотой…, но так плохо скроенные, что неудобно было смотреть на них. Единственное место, где они казались плотно прилегающими, было поперек груди, и там они были стянуты весьма не эстетично” [106, с. 241]. Напротив, французский путешественник в 1853 г. отметил, что пехота “тоже имеет форму, очень похожую на униформу наших линейных полков, но полукафтан длиннее, хуже скроен или скорее менее разношенный” [70, с. 181].
Этот покрой мундира с юбкой длиной до середины бедра в отечественной униформологии почему-то принято называть “туникой”. Полукафтан застегивался по борту на семь-восемь гладких латунных пуговиц и обычно обшивался красной тесьмой в тех же местах, что и “старая” куртка. Однако, обшлага на нем имели прямоугольные темно-синие клапаны с пуговицами (как правило, три, но иногда встречалось и по две пуговицы) и красной тесьмой кругом.
Фотографии Фентона позволяют расширить наши знания о реалиях турецко-египетского военного мундира, конкретно – уточнить варианты обшивки, встречавшиеся в Крыму. На первом фото (№ 32; вероятно, унтер-офицер) представлен необычный вариант полукафтана – без погон и обшлагов, но с красной обшивкой тесьмой по низу пол. Рядом стоит солдат (также см. фото № 42), в феске (но с необычным для турок белым начерепником под ней) и в полукафтане со светлой тесьмой на воротнике и светлыми погонами. (Вероятно, этот пехотинец, с необычно смуглым лицом, был египтянином.) На обоих мундирах отсутствует выпушка или тесьма по борту, а на обшлажных клапанах стояли по три пуговицы. Аналогичные погоны видны на полукафтане третьего солдата с той же фотографии, а воротник, как и в первом случае, расстегнут.
На погонах полукафтана иногда встречался красный номер полка [107, с. 4]. (Нумерация частей была единой в каждом корпусе: пехотные полки №№ 1-6, кавалерийские полки №№ 1-4 [89, с. 328-330; 114, с. 292-293].) Карманные клапаны на полукафтане сзади обычно отсутствовали; на талии помещались две пуговицы, а в полах делался разрез по центральному шву юбки до пояса, иногда с цветной отделкой.
В ряде исследований утверждается, что отличием пехоты служил красный стоячий воротник [73, с. 3; 94, с. 431; 134, с. 66]. Но на всех рисунках и заметках Вансона, где представлена турецкая пехота в Крыму, показан именно темно-синий воротник с красной обшивкой. С другой стороны, красный воротник и выпушка по борту встречаются на офицерской форме (см. ниже). Также ничего не известно об отличиях форменной одежды гвардии султана (1-й корпус), которые, вне сомнения, существовали [35, с. 49].
Общепринятым было ношение широких неуставных кушаков, под мундиром. Там 8 солдаты обычно прятали свои деньги [4, с. 235]. Трофейный “зеленый турецкий кушак” упоминается в мемуарах участника обороны Севастополя [57, с. 221]. В целом, никто не заботился о том, что именно солдат носит под униформой. Поэтому турки обычно поддевали под мундир и брюки не только плотный кушак, но и один или даже два жилета, а часто еще и стеганый жилет, широкие кальсоны и прочие вещи [114, с. 299].
Вместе с полукафтаном в пехоте появились длинные темно-синие панталоны навыпуск, европейского покроя [11, с. 310], без выпушки. Их обычно носили поверх сапог (предположительно, черного цвета), тоже не азиатского, а европейского типа [107, с. 2, 4].
Однако, в западных публикациях говорится, что брюки в турецкой пехоте были светло-серые, с узким одиночным лампасом красного цвета. Обычно их носили в черные кожаные сапоги [134, с. 67] – если, конечно, были сами сапоги. На некоторых иллюстрациях представлены брюки белого цвета, иногда закатанные до колен, с башмаками или сандалиями. Это можно видеть, например, на гравюре У. Симпсона “Отправка экспедиции союзников в Керчь” (1856 г.) 9 – турецкий солдат в центре на переднем плане, в полукафтане (без какой-либо цветной отделки сзади на фалдах) и феске.
Считается, что у турецких пехотинцев, как и в других армиях, было по две пары брюк – серые и летние белые. Но, может быть, серые брюки просто выцветали или шились из ткани настолько светлого оттенка, что визуально казались художникам белыми [73, с. 3]? Не исключен и другой вариант: изношенная и запачканная материя представлялась наблюдателям серой. (“Мундиры [униформа], в лохмотьях, не имели уже своего первоначального цвета”, – описывал современник плачевную наружность Анатолийской армии весной 1854 г. [60, с. 58].) Известно, что белые мундиры австрийской пехоты после долгой носки и походной пыли выглядели именно бледно-серыми – “грязные мундиры, бывшие некогда белыми”, по словам очевидца. Подобное могло случиться и с турецкими белыми брюками. “Их брюки были белыми и, как правило, не совсем чистыми”, – отзывается очевидец о “новой” униформе [106, с. 241]. Кстати, чулок, похоже, с этой формой просто не полагалось, и летом солдаты обувались на босу ногу [106, с. 241].
Однако, если белые летние брюки (без лампасов) из плотного полотна действительно существовали уже с курткой (лишнее подтверждение чему находим на рисунках Вансона [107, с. 3] и в нарративных источниках [118, с. 83; 128, с. 169]), то сложнее определиться с серыми брюками, поскольку у Вансона представлены только синие варианты, без выпушки или лампасов. Возможно, писавшие о серых летних брюках авторы [89, с. 325] приняли за пехотинцев изображения артиллеристов, лампасы на панталонах действительно носивших. Но на фотографии Фентона (№ 32) стоит пехотинец из свиты Измаил-паши в полукафтане и в серых брюках с узким красным лампасом, заправленных в черные сапоги. Рядом, однако, позируют еще два солдата в брюках мундирного цвета, и в одном случае с лампасом. Эти брюки тоже носятся в сапоги.
Синие панталоны из ратина (род ткани) упоминает очевидец в Евпатории [112, с. 7]. Но его сообщение о красной выпушке на брюках (причем речь идет о пехоте в целом) еще более запутывает нас, как и указание на красные лампасы синих брюк (“европейского типа”) турецкой пехоты 5-го корпуса [113, с. 227, 254]. Один источник изображает пехотинца в светло-синих брюках без лампаса [124]. Все это заставляет нас лишний раз подумать о том, что в турецкой армии явно носили то, что было в наличии, а не то, что предписывал ей устав. Примером тому служат пехотинцы Анатолийской армии, всю зиму и весну 1853/1854 гг. проходившие в холщовых летних брюках, невзирая на холод [121, с. 416].
Судя по рисункам Вансона [107, с. 2], “старые” и “новые” предметы сочетались обычно следующим образом: мундир-куртка и панталоны нового типа, реже – наоборот, т. е. полукафтан с панталонами до колен. Действовавшие в Крыму пехотинцы все же перешли на полукафтаны к весне 1855 г. (и, соответственно, явились в них в Абхазию), как и, предположительно, Анатолийская армия 10. Впрочем, на гравюре Симпсона пехотинец в полукафтане и белых холщевых брюках до колен носит черные чулки и башмаки [102, с. 183].
Во внутренних же провинциях империи войска, безусловно, так и продолжали использовать мундиры старого образца – пленный русский офицер пишет о светло-синей (явно выцветшей) куртке (и серых брюках с сапогами) как одежде турецкого пехотинца [22, с. 119]. Очевидец в Силистрии отметил: “У части этих солдат феска реформы и синий полукафтан на европейский манер, на других старый турецкий костюм: это, вероятно, рекруты, может быть, мобилизованные жители” [70, с. 411]. Новобранцев в Анатолии и вовсе могли обрядить в курдские “тулупы” [55, с. 97].
С обувью в турецких войсках всегда обстояли проблемы. “Предмет, который никогда не был обеспечен в турецкой регулярной пехоте удовлетворительным образом”, – замечает со знанием дела Н. Н. Муравьев об армии Омер-паши в Мингрелии [3, с. 118; 36, с. 313, прим. 1].
Немало примеров подтверждения этого правила для Анатолийской армии сохранилось в источниках. Солдаты “не имели обуви, одежда и амуниция были в нищенском положении”, – признавал полковник Уильямс [35, с. 38]. “Теплые чулки или старые сапоги жадно разыскивались повсюду, – жаловался очевидец. – …Ступни большинства (солдат) были запеленаты в лохмотья и прочие приспособления, которые предлагали хоть какое-то сопротивление холоду и сырости. Те, кто был снабжен башмаками или гетрами, пребывали в подавляющем меньшинстве” [78, с. 150]. На смотре Анатолийской армии 5 мая 1854 г. “тусклая наружность турецкой униформы придавала ей невнушительный вид, который не улучшило отсутствие сапог на ногах многих солдат”. После смотра солдаты открыто требовали у командующего сапог и одежды [79, с. 16-17]. Ко времени же сдачи Карса, после долгой осады, “сапог почти ни у кого не имелось; у большей части офицеров ноги были обуты в поршни или обвернуты тряпками” [36, с. 210].
Корреспондент “Таймс” в мае 1854 г. описывал внешний вид Варны: “Караулы у городских ворот содержатся турецкой пехотой. Часовые по большей части молодые, коренастые, дюжие, сутуловатые парни с кривыми неуклюжими ногами. Надо заметить, что турецкий солдат имеет самую неудобную обувь. Между тем она предписывается ему религией. Турецкий солдат носит тонкие и дурно сшитые туфли, которые ему удобно снимать для произнесения молитв [в мечети]. С этой последней целью подобная обувь и установлена религией. Смешно смотреть на турецкого воина, шагающего в туфлях, к каблукам которых приделали шпоры и которые он едва может удержать на ногах” [56, с. 202].
Да и в Крыму, вспоминал французский моряк, турецкие солдаты “были обуты так же плохо, как и солдаты первой республики, до Итальянской кампании. Большинство носило туфли без задника и каблука (babouches), плохо державшиеся на ступне; часто на них отсутствовала подошва. У других был просто кусок недубленой кожи, прикрепленный к ступне с помощью ремней, завязывавшихся кругом ноги. Башмаки не заменялись новыми, приходилось проявлять изобретательность, чтобы помочь себе, и в конце концов турецкая армия обулась в котурны [сандалии]” [112, с. 9]. Парижский корреспондент бельгийской газеты, ссылаясь на показания очевидца, писал о битве при Балаклаве (1854 г.), что турки там “сражались в туфлях (бабушах), и эта обувь, конечно, мешала им бежать” [32, с. 90]. Другие источники отмечают, что высадившиеся в Евпатории турецкие войска (декабрь 1854 г.) явились босыми и должны были получить обувь с французских складов [33, с. 212, 216]. Сандалии из бычьей кожи носило множество турецких солдат и на Дунае [92, с. 86]. Теоретически, туфли полагались солдату в придачу к паре башмаков [92, с. 85]. Учитывая, что обувь не имела подметки, башмаки изнашивались за полтора месяца, а о прочные каблуки (их специально делали такими) чулки стирались за день [74, с. 46]! Крымский контингент должен был обеспечиваться длинными сапогами. Но сделаны они были настолько плохо, что даже там, где эту обувь выдавали, войска предпочитали ее не носить [73, с. 2].
Светло-серая однобортная (на 6 или 7 пуговицах) шинель из толстой грубой шерстяной ткани, служившая туркам также “одеялом и постелью” [112, с. 8], выдавалась всем родам войск, включая и пехоту [73, с. 3]. “Серая русская шинель, – замечал очевидец в Крыму, – известна всему миру; но немногие знают, что каждый турецкий солдат тоже носит шинель, скроенную по тому же образцу, с теми же сморщенными складками сзади. Единственно, цвет (шинели) более светлый, и сшита шинель менее надежно. Когда турки передвигаются в своей походной форме, на некотором расстоянии, весь их силуэт смешивается с землей; видны только их головы в красных фесках” [112, с. 8].
Кроме того, турецкий солдат, никогда не брезгуя грабежом, мог носить и настоящую русскую шинель [74, с. 42]. В рассказе участника Четатского сражения (19 декабря 1853 г.) находим: “Наших раненых Турки добивали, снимали с них сапоги, аммуницию и хорошие шинели” [45, с. 595]. Массовое мародерство было свойственно туркам и в других случаях [47, с. 758], а в Крыму они “снимали также сапоги и платье без различия с британских и русских убитых” [32, с. 91; 132, с. 54].
По словам русских офицеров, турецкие шинели были “узки, коротки и не греют, как наши” [10, с. 154; 49, с. 442]. От русского прообраза шинель турецкая отличалась и наличием капюшона (по типу башлыка). Впрочем, он (вопреки общепринятому мнению) мог и отсутствовать [107, с. 2]. Будучи съемным (однажды он упоминается как предмет черного цвета, но обычно был из материала шинели), капюшон мог или обматываться кругом шеи, или подвешиваться сзади к поясу [107, с. 5]. Капюшон крепился к шинели полосками достаточно длинными для того, чтобы их можно было скрестить на груди и завязать сзади на спине [92, с. 84].
По стоячему воротнику, круглым обшлагам и погонам шинели, как и на куртке, пускали красную тесьму. Полы шинели часто подворачивали и подстегивали, во французской манере, иногда их могли укорачивать. На груди шинели зачастую нашивались украшения в виде клапанов неправильной формы, с цепочками, с которых свисали колокольчики или кисти [107, с. 5-6].
После Башкадыклара и Алалцыха (ноябрь 1853 г.) трофейные светло-серые шинели низама получили распространение и среди русских солдат, и у грузинских крестьян [49, с. 442; 55, с. 92]. Перед первым этим сражением турки сбросили ранцы, шинели и башлыки, оставив их в тылу позиции, “чтобы легче выйти в дело” [55, с. 44, 74; 78, с. 150]. Эти вещи, а также брошенные во время бегства предметы, и достались победителям в качестве трофеев [42, с. 349].
Поэтому шинель, в результате неудачи при Башкадыкларе, была далеко не у всех солдат Анатолийской армии даже год спустя, о чем есть свидетельство Ч. Дункана (1854 г.): “Бедные солдаты были одеты в то же тонкое обмундирование, которое они носили предыдущим летом, и очень немногим удалось стать обладателем шинели” [78, с. 150].
Оттенок шинели со временем, видимо, выгорал почти до белизны. Один автор говорит о “светло-серых, почти белых шинелях” [41, с. 489], и другой источник описывает указанные выше трофейные шинели 1853 года как белые [55, с. 75]. Русский офицер в кампанию 1853 г. на Дунае заметил турецкого часового “в белом косматом пальто, с таким же башлыком, нахлобученном на глаза” [52, с. 113]. С другой стороны, это может указывать на шинели из некрашеного сукна, визуально казавшиеся белыми. В подтверждение этой мысли можно сообщить, что для пошива шинелей использовали и сукно иных оттенков – “шинель темно-серого цвета, есть ежедневный, общий всем родам войск костюм”, – пишет современник [22, с. 119]. Вансон тоже часто упоминает о сером или темно-сером, возможно, даже темно-синем сукне для шинелей [107, с. 2, 6]. Р. Кнётель считал турецкую шинель серо-коричневой [94, с. 431].
В холода командиры Анатолийской армии (1855 г.) “обещались снабдить нижних чинов овчинами для подбивки шинелей; но вместо того выдали только на каждый десяток гвардейского (стрелкового анатолийского – Авт.) батальона, по две бараньи шкуры…. Но и эти немногие овчины … употреблены ефрейторами на свою подстилку…” [35, с. 278]. Впрочем, войскам Омер-паши в Мингрелии в начале января 1856 г. “выдали полушубки” [3, с. 225].
Использовалась и летняя униформа: солдатам 5-го (Аравийского) корпуса в год выдавали “по две пары летней обмундировки из бумажного плохого полотна” английского производства [58, с. 297, 306-307].
В Анатолийской армии, лишившейся, как было сказано, ранцев при Башкадыкларе (1853 г.), еще в мае 1854 г. солдаты вынуждены были носить свои вещи в холщовом узле [121, с. 415]. Даже в апреле 1855 г. ранцы и башмаки не были еще выданы пехоте [60, с. 80]. К ноябрю, впрочем, ранцы появились у некоторых частей: “Все вообще несли на себе много грузу; сверх ранца у каждого почти солдата был порядочный мешок, прикрытый полосатым ковриком, служащим для совершения положенных кораном молитв”, т.е. для намаза [41, с. 489].
Этот же автор замечал, что ранцы пехоты Анатолийской армии шились “из чрезвычайно плотной кожи отличной доброты” [41, с. 493]. Однако, корреспондент “Таймс” У. Рассел описывал турецкие пехотные ранцы в Крыму как предметы “различных размеров и материалов” [120, с. 316]. Вансон показывает даже холщовые ранцы – простой мешок с крышкой-клапаном. (Такие холщовые ранцы или, скорее, сухарные мешки, имелись и в Анатолийской армии [36, с. 182].) По словам Рассела, все пехотинцы “несли свои одеяла (белое одеяло в скатке кругом верхней и боковых сторон ранца, здесь из коричневой кожи, как на рисунке Симпсона [102, с. 183] – Авт.), ковровые квадраты для молитвы и сидения, и кухонную утварь” [120, с. 315-316]. На одном рисунке Вансона скатка (одеяла?) висит за спиной на ремне. Большая железная водоносная фляга (манерка), утверждает Вансон, чаще всего была русского образца. Ее подвешивали с задней стороны ранца [107, с. 5].
Черный кожаный поясной ремень (французского типа) на рисунках Вансона присутствует почти всегда вместе с предметами “новой” униформы – есть мнение, что его выдавали отборным частям [107, с. 2]. Чаще, однако, встречается снаряжение смешанного типа: перевязь черной кожаной патронной сумы через левое плечо и поясной ремень с квадратной латунной бляхой. Часто появляется и капсюльная сумочка, которая крепится либо спереди на поясе, либо на перевязи сумы. Это снаряжение у Вансона показано как из черной (преимущественно с “новой” униформой), так и из белой кожи [107, с. 2, 4].
Реже у Вансона встречается снаряжение старого образца, из двух полированных кожаных ремней: белая штыковая (или сабельная) портупея через правое плечо и белая перевязь патронной сумы через левое плечо [94, с. 431; 134, с. 67]. Напротив, на фотографиях Фентона (№ 32, 42, 114) у турецких солдат фигурирует именно такое снаряжение, плюс белый узкий – в сравнении с перевязями – поясной ремень без заметной бляхи или пряжки.
Лишившись каких-либо деталей снаряжения в походе, турецкий солдат тут же заменял их предметами местного производства. Вансон в ряде случаев сообщает об использовании турками старого французского оружия и предметов снаряжения [107, с. 2]. На крышке турецкой патронной сумы очень часто встречалась эмблема в виде круглой бляхи с выпуклой пятиконечной звездой. Среди менее распространенных вариантов символики назовем одну только звезду, либо же диск, но с шестиконечной звездой [107, с. 5]. Погонный ремень мушкета был из коричневой кожи [73, с. 3]. Солдату выдавалось по 60 патронов [79, с. 21]. Майор Осман-бей, описывая Батумскую армию Селим-паши, замечал: “кроме казенного оружия, у каждого солдата имелся хороший ятаган, взятый в надежде снять наибольшее число неприятельских голов” [43, с. 156]. “Собственные сабли и пистолеты” имелись и у многих нижних чинов регулярных частей Анатолийской армии [36, с. 211]. В частях на Дунае некоторые носили саблю и штык без ножен, заткнув их за поясной ремень [92, с. 86].
Относительно унтер-офицеров, любопытны замечания французских офицеров, подполковника Дьё и майора Анри, в мае 1854 г. побывавших в Шумле и Варне. Как утверждали они, “в турецкой армии есть главнокомандующий и солдаты; из промежуточных званий никого” [68, с. 18]. На основании их рапорта маршал Сент-Арно пришел к выводу, что у турок “нет офицеров и, тем более, унтер-офицеров” [82, с. 116].
Конечно же, унтер-офицеры были, но только Вансон оставил зарисовки их знаков различия (воротники с шевронами). Даже он не смог определить, к каким званиям они относились. Первый рисунок: шеврон углом вверх. Второй: горизонтальная полоска посредине воротника, начинавшаяся от переднего края. Третий: что-то вроде литеры F, положенной на бок (в том же месте, где и нашивка № 2) обоими отростками вверх. Четвертый: литера Y вверх ногами [107, с. 8]. Цвет или материал для знаков различия унтер-офицеров на воротнике источники не дают – предположительно, из красной тесьмы, но равным образом возможно применение золотого галуна или даже шитья. На одном рисунке шеврон изображен с каждой стороны воротника шинели (диагонально, а не в обычной манере, острием вверх), а через плечо переброшена перевязь сабли. Вансон указывает, что унтер-офицеры часто отличались только ношением короткой сабли (обычно западноевропейского типа или местной подделки под него) и огнестрельным оружием современных систем, в отличие от своих подчиненных [107, с. 5].
Офицеры, как и в пехоте, так и во всей армии в целом, носили более или менее стандартную униформу. Даже когда их подчиненные показаны в “старой” униформе, офицеры и генералы всегда в синих полукафтанах – они изначально [103, с. 98; 113, с. 227] внешне отличались от солдат. Подтверждение этому находим в описании пленного капитана-турка на Дунае (ноябрь 1853 г.): “в синем полукафтане, коротком, с маленькими медными пуговицами” [4, с. 123].
Судя по современной гравюре, в Крыму турецкие офицеры носили длинные двубортные темно-синие полукафтаны с красным воротником, золотыми шевронами на рукавах, пуговицами и с узкими золотыми погонами. На голове феска с синей или черной кистью, брюки – навыпуск, темно-синие, с золотым лампасом, сапоги черные. Также заметны белые перчатки, золотой шарф на поясе и золотая галунная портупея сабли (в латунных ножнах) через правое плечо [73, с. 3; 109]. Другой автор, очевидно, опираясь на ту же гравюру, указывает, что “полоса золотого галуна сходилась в точке в центре каждого обшлага” [134, с. 67]. Под этим понимается, очевидно, простая золотая окантовка обшлагов (мыском) [130, с. 46].
Вариант такого костюма представлен на офицере свиты Измаила-паши с одной из фотографий Фентона (№ 241). Двубортный (2 ряда по 8 или 9 пуговиц) полукафтан имеет шелковую подкладку с узорами и остроконечные цветные обшлага. Какие-либо наплечные знаки здесь вообще отсутствуют. На верху фески (кисть ее свешивается на левое ухо) отчетливо видна большая латунная пуговица, удерживавшая кисть. Белый поясной ремень застегивается на S-образную металлическую застежку, а плечевая перевязь сшита из цветного бархата с галунной обшивкой по краям. Брюки показаны значительно светлее полукафтана с цветными выпушками не только по бокам, но – довольно необычно – и по переднему шву.
Впрочем, есть определенные сомнения в широком распространении подобных мундиров. Конечно, в Анатолийской армии офицеры носили и однобортные [23, с. 324], и двубортные полукафтаны [26, с. 89], а командный состав гвардейского стрелкового батальона (гарнизон Карса) был “в платье такого же цвета и покроя как и солдаты” [41, с. 490]. Кроме того, такие авторитеты, как Вансон и британский военный художник в Крыму, Константин Гайз, обращали внимание на очевидное отсутствие каких-либо внешних знаков различия в турецком офицерском корпусе (неудивительно, за отсутствием к тому времени офицерских знаков и эполет). Поэтому, больше оснований довериться Вансону. Его рисунки и заметки показывают офицерский полукафтан однобортным (на девяти позолоченных пуговицах), темно-синим (у некоторых офицеров очень темного оттенка), с полами иногда такой длины, что мундир больше походил на русский сюртук (точнее, турецкий мундир был прусского образца). В отличие от солдатского варианта, офицерская версия всегда имела прямые круглые обшлага без клапанов. Обычно полукафтан отделывался красной тесьмой, нередко нашитой в тех же местах, что и на форме нижних чинов. Можно привести и такой вариант: тесьма/выпушка на воротнике (только по низу!), по обшлагам, рукавному разрезу, борту и задним карманным клапанам. Чаще, чем у солдат, на полукафтане появлялись полностью красные воротники, да и красные обшлага, хотя и были по-прежнему редкостью, встречались в большем количестве, нежели на униформе их подчиненных. Один источник упоминает на офицерском мундире черные нагрудные шнуры брандебуры [66, с. 76].
Кроме того, зачастую офицерский мундир украшался красной выпушкой или тесьмой по борту, или по боковым швам длинных темно-синих брюк западного типа, полагавшихся к полукафтану. Брюки эти носились или навыпуск, или в черные сапоги (длиной до колен или выше), реже – в турецкие гетры. Летом офицеры, как и солдаты, переходили на белые брюки [125, с. 124]. На офицерских пуговицах, вероятно, присутствовала следующая символика: в центре восьмиконечная звезда над полумесяцем, а кругом них венок. Головным убором, конечно же, оставалась феска. Если приказы Исмаил-паши (конец 1854 г.) действительно исполнялись его подчиненными, офицеры Анатолийской армии обязаны были носить черные шейные платки [121, с. 429, прим. 1].
Оружием офицеру служила сабля – или восточного типа (“ятаган”), или европейского образца, с кривым (реже прямым у младших чинов) клинком. Некоторые источники утверждают, что у младших чинов сабля была немецкого типа, а у старших офицеров – прежнего восточного образца [87, с. 62]. “Я заметил [Уильям Бимонт в 1854 г.], что сабли турецких офицеров все почти полукривые, с лезвием на выпуклой стороне” [69, с. 127]. Саблю носили на узком поясном ремне, либо на пасиках, либо в лопасти. Сам ремень, из красного (иногда, возможно, и белого) сафьяна, в большинстве случаев обшивался золотым галуном с красным просветом посредине [4, с. 123; 107, с. 3]. Повседневный ремень, видимо, был черным с латунной бляхой [87, с. 63].
Золотые (с канителью у генералов) эполеты у турецких офицеров имелись, но они их надевали с парадной формой исключительно по праздникам [79, с. 89]: на Байрам и празднование дня рождения пророка Мухаммада [114, с. 285]. У маршала эполеты были “золотые, украшенные алмазами” [133, с. 250]. Французский моряк пишет, что на мюшире Измаил-паше в Евпатории он видел эполеты только 25 декабря 1855 г., на новогодней проповеди в церкви, и 17 февраля 1856 г., на праздновании годовщины со дня битвы [112, с. 138]. Тем не менее, у каждого офицера на плечах полукафтана в обязательном порядке всегда присутствовали золотые галунные перехваты (контр-погончики).
Более того, по словам пленного турецкого офицера (ноябрь 1853 г.), “чины у них различаются по золотым знакам на шее11, и по фескам. В начале кампании знаки у турецких офицеров отобрали, — вероятно, чтоб, по нужде, обратить их в деньги” [4, с. 123]. Другой источник подтверждает, что к 1853 г. “различие в чинах означается знаками отличия (нишан), носимым (sic) на шее, и саблею; … при каждом новом назначении, правительство рассылает, кому следует, новые знаки, на обмен прежде пожалованных” [25, с. 102; 81, с. 267; 89, с. 325]. Знак состоял из полумесяца и звезды. У старших офицеров и генералов нагрудные знаки были бриллиантовыми, офицерам рангом ниже (включая майора и капитана) полагался знак золотой или даже серебряный [87, с. 63; 127, с. 243]. Вид сабли отличался от звания к званию; холодное оружие офицер получал тоже от правительства при жаловании следующего чина [114, с. 284-285].
В отличие от нижних чинов, у офицеров шинель заменялась светло-серой накидкой (капотом) со стоячим красным воротником [87, с. 63; 125, с. 123]. Использовались также неуставные варианты накидки или плаща, например, “с красными кантами и таким же башлыком” [4, с. 123]. На одном рисунке Вансона офицер даже надел на себя два мундира, расстегнув верхний полукафтан, что позволяет видеть под ним второй [107, с. 3]. Старшим офицерам полагался конь с роскошным чепраком (см. в разделе о генералитете) [120, с. 315], их сопровождали чубуконосцы и слуги.
При каждом полку имелся оркестр из 80 человек [119, с. 14]. У. Рассел описывает две новоприбывших турецких дивизии в Крыму (апрель 1855 г.): “В одном полку имелся хороший духовой оркестр…, но большинству полков предшествовали музыканты с барабанами, флейтами и тонкими полукруглыми латунными трубками с широкими устьями, такие, как те, что могли сотрясти стены Иерихона…” [120, с. 315].
Об униформе музыкантов известно следующее [107, с. 6]. На рисунке Вансона (армия Омер-паши, Крым, апрель 1855 г.) показан барабанщик (видимо, тех самых двух дивизий у Рассела) в таком обмундировании. Феска красная с темно-синей кистью. Полукафтан полностью темно-синий с латунными пуговицами. Белая тесьма/выпушка по низу воротника, борту, погонам, верху обшлагов и только трем (исключая низ) сторонам обшлажных клапанов. Верхняя часть и передний край воротника окантованы выпушкой того же цвета, что и сам воротник. Шейный платок белый (обычно галстук или платок у турецких солдат отсутствовал). Брюки темно-синие в коричневые высокие гетры (со штрипками) с коричневыми башмаками. (Насколько известно, это единственный рисунок Вансона, где полукафтан представлен вместе с гетрами.) Ремни ранца и поясной ремень (с латунной бляхой) черные, барабанная перевязь черная с держателем для палочек того же цвета. На ранце грязно-белое одеяло. Барабан латунный с коричневыми обручами, белыми шнурами и ремнем для ношения.
На данном рисунке, видимо, изображена форма чинов полкового оркестра, хотя большинство музыкантов составляли барабанщики (были еще горнисты и флейтисты). Тамбурмажор (с жезлом) носил ту же самую белую отделку на мундире, включая две белых выпушки, идущих вертикально от пуговиц сзади на талии до низа пол; но на его брюках присутствовала красная выпушка. Оружием тамбурмажору служила прямая сабля офицерского типа в лопасти белого поясного ремня.
В целом, о музыкантах можно сказать, что обычно они носили ту же униформу, что и нижние чины, но с некоторыми вариациями в отделке мундира. Например, барабанщики полка в “старой” униформе (куртки на крючках) получали куртки на пуговицах, с выпушкой по борту, на воротнике и обшлагах украшенные красной тесьмой, широкой по низу воротника и верху обшлагов и узкой по остальным краям. Барабанные перевязи обычно были белые, а обручи на барабане – коричневые, но иногда и зубчатые, где внутренние треугольники были синими, а чередующиеся с ними внешние – желтыми и красными.

Стрелки
Внешний вид стрелков (шишанаджи) армии Омер-паши в Евпатории (апрель 1855 г.) описывает французский очевидец: “У них, как и в остальной турецкой армии, были панталоны из синего ратина, окаймленные маленькой красной выпушкой, и куцый полукафтан, выкроенный почти как во французской армии. Талия этого полукафтана обычно помещается слишком высоко, что придает ему обуженный вид одежды, предназначенной для ребенка и носимой зрелым человеком; полукафтан и панталоны были сшиты из не очень плотного ратина, через ткань которого можно было видеть свет; настоящая материя нищего, цвет которой был слишком отливающим. У солдат они были темно-синего цвета; у большинства он был скорее темно-зеленого (оттенка), и их одежда напоминала матросскую, которую часто вымачивает морская вода. Эта форма принята во всей турецкой армии. Но вместо фески, турки [стрелки] … носили курьезный и оригинальный головной убор. Он походил на налобную повязку из бараньего меха, откуда выходил фригийский колпак зеленого цвета (т.е. зеленый колпак с меховым околышем – Авт.), как зеленый ватный колпак. … Каждый солдат нес, пропущенный сквозь пуговичную петлю его полукафтана, короткий чубук с концом из богемского стекла. В завязанном на узлы клетчатом платке находилась вся их скудная кладь. Немного табака, несколько оливок, две или три дольки чеснока, чашка – маленькая, как скорлупа ореха – и кофе. …
Стрелки армии Омер-паши сравнительно неплохо обеспечены обувью. Но это не самая сильная сторона турецкой армии” [112, с. 7-9].
Другой мемуарист сообщает о головном уборе гвардейского и арабистанского стрелковых батальонов в Карсе – те же “меховые шапки, с зеленым суконным верхом, в виде колпака” [41, с. 489].
Таким образом, источники подтверждают отличие турецких стрелков: черные меховые папахи (во всех батальонах с зеленым верхом) вместо фесок [97, с. 120]. Этот головной убор ввели незадолго до войны с намерением заменить позднее папахами фески во всей армии [97, с. 121]. Возможно, именно эти шапки показаны на рисунке Вансона, озаглавленном “Турецкий пехотинец 1-й дивизии, высадка с судов в Камышовой бухте, 7 апреля 1855 г.” [107, с. 4], и на других его скетчах. Цвета шапки не даны, но невысокий околыш, видимо, меховой, более темного цвета, чем суконный верх со шлыком (с кистью на конце), ниспадающим набок.
Тем не менее, тот же Вансон зарисовал и настоящих турецких “стрелков (Chasseurs)”, образованных “на манер Венсеннских егерей” французской армии [79, с. 107]. Примечательно, что турецкие егеря носят “новую” униформу (полукафтаны) с описанным выше снаряжением из поясного ремня французского типа и вооружены французскими нарезными карабинами и саблей-тесаком – последнее, вне всякого сомнения, указывает именно на стрелков. Головной убор их – обычная феска[107, с. 4]. Это говорит о том, что не каждый стрелковый батальон на Дунае или в Крыму реально был экипирован шапками. Так, например, когда позднее армия Омер-паши была переброшена в Абхазию, все его батальоны (32 пехотных и 4 стрелковых) носили “одинаковый Турецкий головной убор”, феску [3, с. 135; 6, с. 326, 334].
На одном рисунке стрелка Дунайской армии показана любопытная деталь: тесьма/выпушка по борту доходит только до талии (!), а под брюками видны гетры европейского типа. Напротив, присутствующий на том же рисунке офицер носит положенный ему полукафтан, но без выпушки по борту и с контурными воротником и прямыми обшлагами (по всей вероятности, красного цвета), широкие брюки с лампасом поверх сапог, и темную накидку до колен, застегнутую у горла застежкой. Накидка эта обшивалась кругом контурной зубчатой каймой [107, с. 5].
Вансон не приводит цветов формы стрелков. Но отличие их (причем, далеко не всех) сводилось, помимо оружия, только к головным уборам (меховые шапки у части батальонов). В остальном отношении стрелковая форма не отличалась от пехотной, хотя полукафтаны, не исключено, они получали раньше обычных пехотных батальонов. Кроме того, как замечено при сдаче Карса, гвардейский и 1-й арабистанский стрелковые батальоны были “одеты в темно-синие полукафтаны, такие же плащи какого-то особенного покроя” [41, с. 489]. Речь идет об описанных выше накидках до колен, заменявших в некоторых стрелковых частях шинели.
У стрелковых батальонов снаряжение всегда было черным кожаным [73, с. 3]. Кроме того, в отличие от линейной пехоты и редифа 12, экипированных гладкоствольными ударными мушкетами французского образца [134, с. 67] или старыми английскими кремневыми мушкетами “Браун Бесс” [123, с. 119] 13, стрелки вооружались только нарезным оружием. Так, при Башкадыкларе действовали два стрелковых батальона, имевших “штуцера фабрики St. Etienne” с дальнобойностью 1000 метров [49, с. 441]. Этими отличными французскими штуцерами “со стержнем” (“Венсенскими карабинами”, по словам одного источника) были вооружены все батальоны стрелков Анатолийской армии [3, с. 113, 475; 35, с. 49-50; 123, с. 120]. Уильямс, на смотре пехоты в Карсе (26 сентября 1854 г.), “нашел большую часть мушкетов и штыков в хорошем состоянии. Преимущественно это были кремневые ружья, но три батальона егерей [включая гвардейский] были вооружены винтовкой Минье, а семь пехотных батальонов имели ударные мушкеты”.
Холодным оружием стрелкам служили сабли-тесаки [112, с. 7], поставлявшиеся Францией вместе с карабинами [92, с. 122].

Регулярная кавалерия
Каждый полк кавалерии низама делился на 4 “уланских” (“пикинерных”) и 2 “легкоконных” (“драгунских”, “карабинерных” либо “егерских”, № 1 и 6) эскадрона [135, с. 95]. (Все эти названия двух типов кавалерии, однако, совершенно условны – они различались не обмундированием, а вооружением.) Уланы имели пики 14 (длиной 14 футов) с красными (во всех частях) 15 флюгерами [68, с. 67, прим. 1; 87, с. 62; 89, с. 326; 92, с. 243], пистолеты и сабли, фланговые эскадроны – штуцера [8, с. 122].
Полки контингента в Крыму, по утверждению К. Гайза [73, с. 3], были особого состава – три пикинерных и один карабинерный эскадроны. Кавалерийские полки 5-го корпуса включали 4 карабинерных и 2 уланских эскадрона каждый [58, с. 306]. Наконец, в кавалерии Анатолийской армии в начале июля 1855 г. у половины людей в двух уланских эскадронах каждого полка было приказано заменить пики пехотными ружьями без штыков, которые носить на погонном ремне за спиной [26, с. 92] 16.
В мемуарах побывавшего в турецком плену русского офицера говорится, что “одежда кавалерии различается по корпусам”, причем в Анатолийской армии цвет мундиров положен был коричневый [22, с. 119]. Речь идет о мундирах “старого” образца (куртках), которые, следовательно, еще носились в конце 1854-1855 гг. – некоторые источники отмечают, что турки больше заботились о снабжении пехоты, чем регулярной кавалерии [40, с. 49]. Куртки использовались и в послевоенные годы [87, с. 63].
Цвета курток кавалерийских полков шести корпусов турецкой армии были в начале 1850-х гг. следующими [25, с. 113; 89, с. 325-326; 114, с. 298-299; 126, с. 66]:
1-й (Гвардейский) корпус: синий мундир.
2-й (Стамбульский, или Константинопольский) корпус: красный мундир.
3-й (Румелийский) корпус: пурпурный мундир.
4-й (Анатолийский) корпус: коричневый мундир (также см. выше).
5-й (Сирийский, или Аравийский/Арабистанский) корпус: сизый (“цвета павлиньего пера”), т.е. зелено-голубой мундир (в русском переводе). Знакомство с оригиналом показывает, что речь идет о “цвете лани” (couleur de biche), точнее – желтовато-коричневом оттенке (fawn).
6-й (Иракский) корпус: светло-синий мундир.
Кавалерийский полк в Триполи: данных нет.
Кавалерийский полк в Тунисе: данных нет.
Головным убором “старой” формы служила красная феска (с темно-синей кистью), удерживаемая узким черным подбородным ремнем. На куртке воротник и прямые обшлага (как с обшивкой тесьмой по верху, так и без нее) обычно были прикладного цвета, например, темно-синие на красной куртке. На груди куртка часто расшивалась шнурами (например, желтыми) в восемь рядов, на гусарский 17 манер. По бортам и низу куртки шла тесьма. Панталоны, в отличие от пехоты, полагались европейского фасона, черные, с одиночным лампасом. Брюки носили либо навыпуск, либо в черные кожаные сапоги со шпорами. Летом кавалерия использовала серые (и белые?) холщовые панталоны [87, с. 63]. Шинель в коннице ничем не отличалась от пехотного варианта, разве что была длиннее и просторнее. Вальтрап (по цвету панталон) был гусарского типа, с заостренными концами, обшитый широкой тесьмой цвета куртки. Торцы чемодана из чередующихся колец цвета куртки и вальтрапа. Снаряжение было из белой кожи.
Офицеры кавалерии уже тогда носили полукафтаны пехотного офицерского типа, но со шнурами на груди. На плечах были золотые контр-погончики, на фалдах сзади шесть пуговиц (два ряда по три) имитировали карманные клапаны. Брюки у офицеров были белые (с золотым двойным лампасом и цветной выпушкой между полосами), в черные кожаные лакированные сапоги до колен, со шпорами. Перевязь лядунки (прямоугольной формы, крышка обшита широкой тесьмой, а в центре некая овальная эмблема) была из черной кожи. Оружие – кривая восточная сабля в стальных ножнах, на ремне под мундиром [107, с. 2, 7; 127, с. 243].
По сообщению прусского лейтенанта Боска, оценивавшего вооруженные силы Турции перед самым началом Крымской войны в 1853 г., турецкой кавалерии, “назначенной драгунской, дана одежда и вооружение по образцу французскому” [Б, л. 4 об.]. Головным убором “новой” формы кавалерии осталась феска. На одном рисунке Вансона на кавалеристе представлен (вместе с венгеркой) тот же колпак с околышем (темным на изображении, т.е. меховым или плисовым?) и шлыком с кистью, что был описан ранее для стрелков, но снабженный кожаным подбородным ремнем [107, с. 8]. Вероятно, по аналогии с пешими стрелками, этот колпак служил головным убором полкам конных стрелков, чербаджий, находившимся в составе турецкой армии на Дунае [15, с. 462; 46, с. 243]. Во всяком случае, в Анатолийской армии носили только феску [123, с. 118].
“Новый” кавалерийский полукафтан (условно “венгерка”), на гусарский манер, по словам Константина Гайза, отделывался на груди тремя рядами пуговиц и шестью рядами синих шнуров [94, с. 431; 107, с. 2]. Цвет “венгерки” был определен темно-синий, но расцветка воротника и обшлагов неясна (очевидно, мундирного цвета). Пуговицы были маленькие (диаметр 15 мм) латунные дутые с донышком, без изображения. Брюки полагались темно-синие, с красным одиночным лампасом. Сапоги коричневые кожаные [124]. Гайз утверждает, что у кавалеристов “кругом ног было нечто вроде гетр из грубой шерсти, иногда тряпье, обернутое кругом (ног) и удерживаемое обычной веревкой. Поверх этого они натягивали свои сапоги” [73, с. 3]. Надо думать, автор описал своеобразные портянки. По словам Х. Сандвита, вся конница Анатолийской армии носила вместо сапог туфли, к которым при случае крепили ржавые шпоры [123, с. 118]. Как и пехота, турецкая конница испытывала нехватку сапог и шпор [121, с. 416]. Также, отмечали очевидцы, регулярная кавалерия “была дурно одета. Из числа убитых под Башкадыкларом [в 1853 г.] кавалеристов много было таких, у которых шаровары и рукава на кафтанах были на четверть короче против того, как бы следовало по росту” [42, с. 368]. Потрепанные куртки, брюки, вальтрапы были нормой [123, с. 118].
Снаряжение в кавалерии, согласно большинству источников, осталось белым, хотя один автор говорит о коричневой кожаной экипировке. Через левое плечо надевался ремень для черной кожаной лядунки, а на поясе была портупея сабли в стальных ножнах, удерживаемой двумя пасовыми ремнями. Оружие включало пику/карабин, пару пистолетов и саблю [31, с. 225]. Сабли у турецкой кавалерии, по мнению иностранных наблюдателей, были тупыми, неудобными и “смехотворно короткими” [78, с. 302; 100, с. 28]. Сандвит считал их более подходящими для полицейских [123, с. 118]. Уильямс советовал закупить другие в Англии [121, с. 405], но бесполезно. “Тесаки артиллеристов и сабли регулярной кавалерии очень плохи. Они меньше наших [русских], с деревянными ручками, металлическими ножнами и клинками дурного железа. У иррегулярной кавалерии сабли лучше” [53, с. 106].
Вальтрапы были темно-синие, с желтым (или красным [87, с. 62]) лампасом по краю. Поперек крупа укладывалась скатка шерстяного одеяла в белую полоску [94, с. 431]. Судя по одному изображению, скатка привязывалась ремнями к седлу. Последнее было европейского – английского (или прусского) – образца. По другой версии – сочетание венгерского и английского типов с немецкими стременами [36, с. 237; 42, с. 367; 78, с. 252; 87, с. 62]. Седла эти были слишком глубоки и тяжелы [8, Приложения, с. 26]. “Введение английских седел довершило расстройство. …Теперь с короткими, узенькими саблями, непривычные к новому седлу, даже лучшие всадники сидят в нем нетвердо” [54, с. 125]. Лошадей (“по большей части, маленьких” [68, с. 37]), по возможности, конечно, в каждом полку подбирали одномастных [30, с. 24]. Например: “Лошади почти все белые или серые, не очень крупные” [70, с. 424]. О кавалерийском снаряжении остались следующие замечания русского военного агента (1843 г.): “Лошади в кавалерии, сколько и имел случай их видеть, мне показались в довольно хорошем состоянии, но конная сбруя и седлы дурно сделаны и худо содержаны…” [А, л. 4 об.].
Отличия трубачей неизвестны. Трубы у них были медные [35, с. 236]. В “новой” униформе офицеры, пишет тот же Гайз, носили темно-синий полукафтан с каракулевыми воротником и обшлагами, наподобие ментика [94, с. 431; 134, с. 67]. На их мундире отсутствовали какие-либо знаки различия: эполеты всегда надевались только на праздники [70, с. 263]. На брюки нашивались красные лампасы шириной 5 см [125, с. 124]. Есть изображения конных офицеров в куртках до пояса или же с длинными полами, обычно со шнурами на груди, на “гусарский” манер. Но многие офицеры кавалерии все же использовали стандартный вариант офицерского мундира, описанный (по Вансону) выше для пехоты, тогда как отделанный мехом полукафтан (по Гайзу) мог быть зимней одеждой [107, с. 3]. В качестве офицерской обуви в кавалерии применялись “большие сапоги, сходные с нашими (британскими – Авт.) охотничьими кожаными гетрами” [73, с. 3]. Вариант облачения кавалерийского офицера (Анатолийская армия, 1855 г.): “синий короткополый двухбортный кафтан[полукафтан], с бархатным воротником”, “серые клетчатые панталоны” и “большие, грубо сшитые” сапоги [26, с. 89].
Плечевая перевязь офицерской лядунки обшивалась золотым галуном, а сама лядунка украшалась орнаментированной золоченой крышкой. Галуном отделывались также поясной ремень (обычно под мундиром) и пасики сабли. Лампасы брюк могли быть золотыми [87, с. 63].

Регулярная артиллерия
Как и вся армия 18, артиллеристы носили феску. “Старая” униформа (с курткой) пешей артиллерии ничем не отличалась от пехотной, “новая” выделялась только красным (реже – черным) лампасом на синих брюках [107, с. 2]. Впрочем, долгое время использовали по-прежнему куртки (на одном рисунке представлена куртка с пуговицами, но без отделки тесьмой), но с “новыми” темно-синими или белыми брюками [107, с. 6]. В первой половине 1850-х гг. артиллерия носила куртки корпусных цветов, как в кавалерии (см. выше) [25, с. 113; 89, с. 325; 66, с. 92; 114, с. 298-299; 126, с. 66]. Артиллерийский парк в 1853 г. в Сербии: наряду с одетыми в синее артиллеристами, присутствовало “много персон в белой куртке и в тюрбане”, но очевидец не знал, военные это, или же гражданские лица [70, с. 446].
Из снаряжения у артиллериста присутствовала только белая плечевая перевязь с латунным прибором (пряжкой, запряжником и наконечником). Пешая артиллерия обычно вооружалась прямыми тесаками европейского образца и ударными ружьями, либо карабинами. Штык карабина нередко имел зубчатый клинок [73, с. 4; 92, с. 85].
Если верить западным авторам [27, с. 215; 93, илл. 304; 124], темно-синий однобортный артиллерийский полукафтан(упоминается уже в 1853 г.) отделывался красной выпушкой по борту, воротнику, погонам, карманным клапанам сзади, обшлагам и обшлажным клапанам (по три латунных пуговицы на каждом). Пуговицы украшались пылающей гренадой над двумя скрещенными пушками.
В конной артиллерии (три батареи из 12 в корпусном артиллерийском полку) [72, с. 382] воротник и прямые обшлага темно-синей куртки были красными; на груди нашивались “розетки” из красного шнура с красными свисающими кистями. Погоны были темно-синие с красной выпушкой. Как раз ниже воротника помещались две латунных пластины, прикрепленных к передней части куртки – такие пластины чаще всего изображаются именно на артиллерийских униформах, но их значение остается загадкой. Брюки были темно-синие с широким красным лампасом, снаряжение белое – поясной ремень (черный у унтер-офицера) и перевязь лядунки. Вальтрапы полагались коричневые с заостренными углами, обшитые синей тесьмой.
При “новой” униформе конные артиллеристы носили темно-синие полукафтаны с воротником и обшлагами того же цвета. На груди мундира были нашиты три ряда маленьких латунных пуговиц и (неизвестное количество рядов) красные шнуры (“менее яркие, чем алые”). Брюки были темно-синие с широким алым лампасом. Белый поясной ремень с квадратной бляхой и обычная кавалерийская сабля без темляка [107, с. 6-7].
Вансон упоминает дважды конных артиллеристов, носивших поясные портупеи с пасиками, но без сабель [107, с. 2] – указание на нехватку оружия. Вообще, артиллерия снабжалась оружием и снаряжением из армейских арсеналов в последнюю очередь, по выполнении всех иных заявок.
В полках гарнизонной (крепостной) артиллерии, возможно, носили цветные погоны без выпушки. Впрочем, данная деталь могла служить особенностью “новой” униформы всей артиллерии [107, с. 7]. Отличия горной артиллерии (гаубичная батарея в артиллерийском полку каждого корпуса) и инженерной бригады (два полка) неизвестны.
Офицерам артиллерии, согласно одному источнику [73, с. 4], полагались однобортные полукафтаны и брюки с красным лампасом (шириной 5 см [125, с. 124]), как у их подчиненных. Но вместо выпушки на обшлагах и их клапанов на нижнюю часть рукавов офицерского мундира нашивались серебряные перевернутые шевроны – по другим данным [124], два золотых шеврона на обшлагах. На плечах имелись золотые контр-погончики. На поясе офицер носил черный кожаный ремень (пряжка латунная) с ремешками сабли (рукоять сабли и оправа ножен латунные).

Гвардия, военные учебные заведения и службы
Первый корпус (Константинополь) турецкой армии являлся гвардейским [76, с. 300]. К 1854 г. он включал 10 пехотных батальонов (из них один недавно сформированный егерский батальон) и два кавалерийских полка. По сведениям русского военного агента (1843 г.): “Для одежды и содержания войск, турецкое правительство вообще заботливо, ибо оно отпускает все в изобильном количестве. Но покрой и пригонка амуниции и мундиров еще по-прежнему в жалком положении, исключая в Гвардейской пехоте, которая ныне гораздо лучше … и можно даже найти несколько батальонов, отобранных для караулов при султане, которые одеты щеголевато…” [А, л. 4 об.]. То же “отличие” сохранялось и к 1853 г. [74, с. 27]. Впрочем, очевидец экзерциции императорской гвардии отметил неряшливость солдат, их грязную обувь, нечищеные куртки и панталоны [100, с. 25-26]. Среди гвардейской пехоты было немало офицеров-негров [100, с. 36; 103, с. 99].
По всей вероятности, автор имел в виду особую парадную униформу, надеваемую частями гвардии для участия в торжественных церемониях. На рисунке 1850 или 1851 г. (Vinkhuizen Collection) 19 гвардеец султана показан в феске с кистью, мундире-куртке, просторных темно-синих панталонах с красным лампасом навыпуск в черные сапожки с загнутыми носками, с белой перевязью черной патронной сумы и белым поясным ремнем (латунная пряжка). Мундир на гвардейце, однако, необычного типа: темно-синий, с красными прямыми обшлагами и маленьким стоячим воротником, тоже красным. На груди в два ряда нашиты (на расстоянии от друга, в каждом ряду одна над другой) шесть больших красных восьмиконечных звезд. На обшлаге заметна странная эмблема (звезда либо гренада), черного или темно-синего цвета.
Но к 1854 г. гвардия султана в качестве парадной формы использовала красные куртки и белые панталоны [92, с. 272]. Для смотра в столице (май 1854 г) гвардейский батальон облачился в серо-голубые панталоны и пунцовые куртки [92, с. 158]. Как и во всей армии, покрой мундира позднее сменился полукафтаном: русский путешественник 1857 г. в Стамбуле описывает на праздничной церемонии гвардейцев “в красных сюртуках с черными бархатными нашивками на груди, в алых тарбушах и белых перчатках. …Мундиры были почти английские…” [5, с. 115].
Гвардейские оркестры: один из 80 музыкантов (барабанщики, флейтисты) “в синем очень роскошном костюме, немного похожем на офицерский, за исключением эполет”, другой – обмундирован сходно с (французскими) гусарами [70, с. 263, 264].
Личные телохранители султана (пейки) носили на церемониях длинные сюртуки алого (пунцового) цвета, расшитые золотом по всем швам и на груди, белые шелковые панталоны и туфли. Головной убор – алые (пунцовые) высокие квадратные шапки, “ускуфы” [точнее юскюфы], с аршинным бело-зеленым пером (2 фута шириной и 3-4 фута длиной) из перьев цапли, отогнутым назад в виде широкого гребня. Небольшие пучки розовых, зеленых и синих перьев крепились вдоль плюмажа, а впереди на шапке был водружен рукав. Вооружены они были теберами – алебардами с позолоченным или посеребренным лезвием в виде полумесяца, украшенным декоративными отверстиями. [5, с. 117; 66, с. 94; 92, с. 273-274].
Гвардейские уланы на парадах носили феску, алую куртку без фалд, расшитую черной тесьмой, и синие брюки навыпуск, с красными лампасами. На сапогах у одних были латунные шпоры, у других – стальные, а у третьих шпор не было вообще [131, с. 236-237]. По некоторым данным, в гвардейской кавалерии грудь мундира расшивали золотым галуном [87, с. 63] – офицеры? Наконечники пик, стремена и удила улан были покрыты ржавчиной, флюгера напоминали грязные красные тряпки. Сабли в стальных ножнах на белой перевязи [100, с. 35].
Для подготовки офицерских кадров в армии существовали военное училище, артиллерийская и инженерная школа и шесть подготовительных военных училищ при корпусах [12, с. 64; 25, с. 122-124; 119, с. 13-14; 135, с. 99]. 300 кадетов военного училища носили солдатскую униформу, возможно, с зеленым прикладным цветом [125, с. 122-123].
Придворный оркестр султана получил униформу военного покроя, но его бархатные сюртуки, брюки и фески были рябинового цвета (насыщенный красно-оранжевый оттенок), отделанные галуном (включая боковые швы брюк) [125, с. 125].
Теоретически, на каждый батальон полагались два хирурга (джеррах) и один (или два) аптекарь (эджзаджи) [25, с. 101;73, с. 3]. По другим данным, “при каждом полку состоят два медика, два хирурга, или, вернее сказать, два цирюльника и один аптекарь” [58, с. 305]. Кроме полковых медиков, медики и хирурги служили при армейских госпиталях: главные врачи были в чине полковника, прочие носили звания подполковника, командира батальона и, реже, капитана [67, с. 202]. Военным врачам-туркам полагалась униформа [3, с. 174]. Они одевались сходно с офицерами (“в синем кафтане и феске … с неизбежным длинным чубуком во рту”) [33, с. 345]. Многочисленные лекари-европейцы носили “Европейское цивильное платье” с феской [26, с. 89]. Санитары-носильщики: синяя куртка без фалд, украшенная на груди красными шнурами [92, с. 247]. Больные в турецких госпиталях получали (по крайней мере, в Крыму) длинный синий халат, хлопчатобумажные сорочку и кальсоны, сохраняя темно-синие брюки и форменную шинель [71, с. 62].
Врачи из Британского медицинского штаба турецкой армии (Крым и Абхазия) носили красную феску с шелковой темно-синей кистью, синий полукафтан, алый жилет с золотым шитьем и синие брюки с красным лампасом. В реальности, однако, эту униформу могли заменять твидовой курткой и жилетом либо серой или красной фланелевой рубашкой (иногда под мундиром), красным кушаком, полушубком, высокими сапогами и феской. Головной убор при этом могли обматывать муслином, чтобы получился тюрбан [71, с. 47, 54, 99, 131].
Об униформе армейских муфтиев (при штабе 1-го и 2-го корпусов) и имамов (по два при каждом батальоне) данные отсутствуют.
Англо-турецкий корпус (1855-1856 гг.)
12 марта 1855 г. была ратифицирована Конвенция о наборе турецких войск на британскую службу от 3 февраля [63, с. 219]. В соответствии с данной конвенцией, создавался англо-турецкий корпус (командующий – генерал Ф. Чесни, позднее генерал Вивьен) с английскими офицерами и турецкими солдатами (по штату, 15 тыс. из низама и 5 тыс. из редифа; фактически, видимо, около 4-12 тыс. чел.).
Согласно конвенции, “цвет их униформы будет оставлен на усмотрение главнокомандующего британской армии, но его общий покрой и внешний вид будут сходны с теми, что (используются) в регулярной турецкой армии”. Оружие и снаряжение также на первое время оставались прежние [116, с. 621]. В дальнейшем англичане обязывались обеспечивать корпус вооружением, снаряжением и обмундированием, постепенно заменяя турецкие образцы на английские [63, с. 220].
Униформа и обувь нижних чинов корпуса выгодно отличались хорошим качеством по сравнению с теми, что носила собственно турецкая армия [132, с. 63]. Британские офицеры (в основном из Ост-Индской компании) носили турецкие мундиры с английскими знаками различия на воротнике и с турецкими на рукавах (узкий галун с австрийским узлом до локтя).
Кроме того, в сентябре 1855 г. был образован корпус турецкой иррегулярной кавалерии (около 3000 башибузуков с английскими командирами), под началом генерала Битсона (с октября – генерала Смита). В ноябре его переправили в Болгарию. К июню 1856 г. он состоял из 7 полков легкой кавалерии. “Каждый человек получил от британского правительства комплект одежды, униформу, но в соответствии с его национальным костюмом; также им дано оружие – пики и сабли арабским и курдским всадникам, а винтовки Энфилда поставлены албанцам и болгарам” [84, с. 414-415].

Резерв и иррегулярные войска
Редиф (резерв) отличался тем, что в его составе не было стрелковых батальонов, а кавалерийские полки состояли только из 4 уланских эскадронов. Пехота была вооружена устаревшим оружием, в том числе кремневым, кавалерия имела на вооружении преимущественно пики и холодное оружие. Несомненно, в обмундировании и снаряжении своем резервные части руководствовались правилами, положенными для полков низама [3, с. 209], хотя, очевидно, именно резервисты при призыве получали мундиры старого образца.
Но так было в идеале. В реальности же ополченцы редифа были одеты еще более разнообразно (и хуже), чем солдаты регулярной армии [4, с. 88], и сами не слишком строго придерживавшиеся регламента (если таковой имелся вообще). Некоторые из хуже всего одетых и вооруженных солдат на зарисовках Вансона могут быть именно резервистами [107, с. 2]. Наблюдавший сдачу Карса офицер запомнил, что башибузуки, “редифы” и лазы одеты “были весьма разнообразно: кто в своем национальном костюме, кто в нашей [русской] солдатской шинели, кто в полушубке и больших сапогах, кто в длинном просторном пальто темного цвета, с откидным капюшоном”. “Эти восточные лица, с блестящими глазами, с резкими чертами, смуглые, обрамленные красными фесками, меховыми шапками, чалмами и нахлобученными башлыками … составляли в самом деле любопытное зрелище”, – продолжает он [41, с. 489, 491]. Некоторые из солдат редифа и башибузуков тогда “прятали под полою одежды старые ятаганы” [13, с. 198]. Очевидец в июне 1854 г. описывал только что набранный батальон редифа в Константинополе: “Короткая синяя куртка, штаны (до колен) из белого полотна и длинные тослуки, или албанские гетры, из светло-серого сукна, с черной каймой по швам” [92, с. 247-248]. Увиденный очевидцем в 1853 г. взвод солдат на марше по Сербии (“турки, одетые в синее или зеленое, с красной феской и кушаком того же цвета” [70, с. 442]), возможно, принадлежал к редифу.
Но если редиф еще должен был хоть как-то придерживаться формы обмундирования, то иррегулярные формирования, все эти башибузуки, курды, татары, черкесы, казаки, арабы, туркмены, арнауты и босняки, всегда и везде носили только свой национальный костюм, без каких-либо попыток униформизации их внешнего вида (см. рисунки башибузуков в Шумле, сделанные лейтенантом Маркхэмом в 1854 г. [102, с. 58, 68]). “Едва ли можно представить внушительную картину, представленную развевающейся одеждой курдов, перемешанной с тартанообразными полосами албанцев, защитным тюрбаном и просторными облачениями турка Малой Азии, с его ятаганом и огромными пистолетами впереди, противопоставленные простому плащу и тесной кефье араба, держащего в руке длинное копье” [72, с. 384].
“Было бы слишком долго описывать все эти африканские и азиатские типы, водрузившие на голову арабские хайки, шапки из черной овчины или меха, комические фески [с зелеными тюрбанами], развевающиеся драпировки или экстравагантные тюрбаны; изображать вам эти одежды из лохмотьев, накидки из толстой грубой шерстяной ткани, козлиные шкуры, блузы из простеганных покрывал, где из дыр выглядывал хлопок, и эти платья из бабушкиного гардероба из плохого ситца. Самые зажиточные носили еще старые куртки, некогда накрахмаленные с позолотой, чекмени с расползающимся шитьем, шерстяные мантии в черно-белую полоску или алые полушубки времен Тамерлана с мехом, лишившимся последних волос. Среди стольких оборванцев из пустыни замечаешь то тут, то там несколько великолепных костюмов сирийцев, задрапированных в ткани со складками широких накидок из желтого шелка с полосами из пурпура и золота; на одних просторнейшие панталоны как у мамелюка, сафьяновые сапоги с длинными стальными кинжалами наподобие шпор; другие сжимали бока своих тощих кобыл обнаженными ногами цвета трута и цеплялись за веревочные стремена своими изогнутыми крючком ступнями, словно грифы за коня”. Также упоминают шелковые и хлопчатобумажные кушаки, за которые затыкали пистолеты, поверх них кожаные поясные ремни с кармашками и петлями для оружия, куртки с шитьем и откидными рукавами, расшитые шаровары до колен и голые ноги в больших башмаках из красной кожи. Впрочем, ногу ниже колена могли укрывать обмотки и гетры с золоченой мишурой и алыми подвязками. Многие обматывались кругом огромными шалями, пока не начинали напоминать гигантский гриб. Большинство этих воинов были вооружены одним лишь длинным дротиком из тростника, с железными наконечниками на обоих концах древка, украшенным пучком страусиных перьев. У некоторых – нелепые алебарды с гигантским лезвием, старые кривые сабли в деревянных ножнах, обвязанных веревкой, ятаганы или непарные пистолеты. Последние могли быть обложены серебром, позолочены или инкрустированы драгоценными камнями, но стволы были изготовлены каким-нибудь греческим оружейником еще в период Войны за независимость, замки были кремневыми и некачественными. Зато кремень крепился в серебряном держателе, а сам замок украшен бирюзой. Ржавые сабли были столь же ненадежны, как и пистолеты, невзирая на серебряную оправу ножен. Вожди таскали на себе целый арсенал: у одного такого эффенди было три сабли разных размеров, два кинжала, шампур для кебаба, огромный пистолет с раструбом на конце дула, пара пистолетов поменьше, с железными шомполами. Боеприпасы он хранил в трех расшитых золотом лядунках, из-за шеи выглядывал чехол для трубки, под жилетом была видна ложка для обуви. Также он нес клетчатый плат, кошель, часы в серебряной луковице, табакерку и кисет с табаком [74, с. 31-32; 92, с. 81, 82; 105, с. 93-96].
К иррегулярным формированиям относилась и жандармерия. О форме конных жандармов (сейменов) [15, с. 432], участвовавших в войне на Дунае, ничего не известно. Можно утверждать лишь то, что они были вооружены пистолетами, которые просовывали в петлю на поясном ремне, и на груди мундиров носили 12 медных газырей с патронами [73, с. 4;92, с. 85]. Пешие жандармы назывались кавасы [25, с. 126; 114, с. 315]. В 1870-е гг. жандармам полагалось армейское обмундирование, с тем только отличием, что цвет мундирного сукна для них был выбран зеленый 20. Однако, Ш. Роллан описывает костюм жандарма – каваса: темно-красный тюрбан, куртка из серого сукна с синей вышивкой, за алым кушаком хранится целый арсенал, большие сапоги. [118, с. 123]. Другого каваса, на сей раз из Палестины (1855 г.), выделяли красная феска, расшитая куртка и белые шаровары [117, с. 67]. Явно, провинциальные формирования не соблюдали единообразие во внешнем виде.
У башибузуков и, особенно, их начальников были популярны красные плащи [3, с. 172; 24, с. 182-183; 36, с. 206; 48, с. 57-58]. А равно и красный колер в одежде и снаряжении: “красные чапраки, шитые золотом, красные шальвары, красные, огромные чалмы, плащи с башлыками, у многих нахлобученными на голову” [4, с. 88-89]. Конного литаврщика башибузуков отличал “небольшой серебряный топорик, вероятно знак его должности и степени” [31, с. 40].
“Все баши-бузуки одеты в свое собственное платье, разнообразного покроя и цвета, и вооружены кто чем мог; у всех есть сабля и кинжал, у некоторых ружья и у некоторых только пистолеты”, – описывал в 1854 г. иррегулярную конницу Баязетского корпуса русский офицер [31, с. 43]. В целом, отряды башибузуков состояли из “оборванных и дурно вооруженных бродяг на плохих лошадях” [9, с. 316; 104, с. 17]. “По большей части, на конях среднего качества и в особенности плохо вооруженные” [68, с. 88]. Но нередко, при плохом оружии, башибузуки (особенно курды) ездили на хороших, “статных конях, в живописных, хотя грязных лохмотьях” [22, с. 40; 78, с. 278; 121, с. 416]. Встречались у турок и пешие башибузуки – преимущественно на Дунае.
Очевидец так описывает костюм офицера арабских башибузуков в Карсе: “Его лицо было сожжено солнцем пустыни и освещалось большими проницательными черными глазами. Овальные черные усы и борода, ухоженные, придавали достоинства его меланхоличным арабским чертам. Зеленый тюрбан, расшитый золотом, украшал его голову, а роскошный плат с бесчисленными золотыми кисточками свисал надо лбом и частично закрывал шею в качестве защиты от солнца. Расшитый золотом жилет туго облегал фигуру этого восточного воина, а шелковый шарф, удерживающий пистолеты в серебряной оправе и великолепный ятаган, был обвязан кругом талии. Шаровары опускались немного ниже колен, расшитые золотом гетры закрывали голень, и роскошные башмаки с позолоченными шпорами завершали костюм. На плечи этого великолепного варвара был наброшен просторный плащ – род бурнуса – из красного сукна, подобным образом расшитого золотом и серебром”. Голова и шея его маленького арабского коня “были покрыты золотыми пластинками и подвесками из конского волоса, украшенными национальным полумесяцем и звездой из чистого серебра”. В руке араб держал длинную бамбуковую пику (длиной обычно 2,4-3 м) “с пучком верблюжьей шерсти, прикрепленным к наконечнику, чтобы препятствовать его проникновению за определенную глубину” [78, с. 273-274]. Другого арабского командира башибузуков в Карсе описывает капитан Томпсон: тюрбан из красного шелка с золотом, поверх наброшен и закреплен кусок синего сукна; короткая куртка (с потускневшим золотым галуном) поверх разноцветной туники, синие шаровары и сапоги с одной ржавой шпорой. Причем все предметы гардероба покрыты грязью [98, с. 76].
Современники описывают внешний вид других национальностей среди башибузуков Анатолийской армии. Карапапахиодевались сходно с персами, носили черкесские папахи, были вооружены длинным широким кинжалом и короткой винтовкой [123, с. 142]. Малоазиатские башибузуки носили что-то вроде тюрбана из арабской кефьи (красно-желтая – или другой, яркой расцветки – шаль с бахромой), прочную одежду из красного полосатого шелка (или более грубой ткани), длиной до колен, с очень просторными рукавами, красные сапоги. Кругом талии был повязан малиновый кушак, поверх которого застегнут широкий красный ремень для оружия. Красный плащ был подбит мехом. Оружие составляли кривая сабля в украшенных серебром ножнах в шелковой перевязи с кистями, пара больших пистолетов за поясом и шомпол на шелковом шнурке кругом шеи [123, с. 150-151]. Башибузуки из Арабистана (Сирии): просторные развевающиеся хлопчатобумажные или шелковые робы, на головах кефьи. Длинная пика с пучком страусиных перьев у наконечника. Седельные луки украшали длинными кистями. Воины из тюркских и туркменских племен носили тюрбан, короткую куртку и шаровары (ополченцы из провинций на русской границе по костюму больше напоминали черкесов); вооружены длинным ружьем или коротким карабином, саблей и парой пистолетов. Маленькие кони сгибались под тяжестью большого седла, плаща, покрывала и всадника [123, с. 158-159]. Очевидец отметил, что чехол для (трех) дротиков у седла он видел лишь дважды, хотя перед его глазами прошли тысячи всадников иррегулярной кавалерии Анатолийского корпуса. Щиты также почти вышли из употребления [123, с. 159-160].
Казаков в турецкой армии представляли некрасовцы, “настоящие русские мужики” [47, с. 764], которых выделяли “рыжие бороды и русские одежды” [4, с. 238]. По словам современника, традиционный костюм некрасовцев состоял “из [синих]широких казацких шаровар, [шелкового] жупана, [синего] кунтуша 21, который носился на-отлет и назывался поэтому четырехрукавным, и четыреугольной кунсовой (?) шапки, обшитой золотым галуном, с широкой опушкой из черного [или серого] барашка; некоторые имеют на шапочке золотую кисточку” [15, с. 435, 443-444] 22. Свои рубахи (без воротника, с прямым разрезом на груди) и шаровары казаки украшали вышивкой [44, с. 523].
Кроме того, по инициативе Михала Чайковского (Садык-паши), в составе турецкой армии в годы Восточной войны были сформированы три оттоманских казачьих полка [119, с. 21]. По словам Ч. Дункана, их набирали из европейских оборванцев, за нехваткой настоящих дунайских казаков [78, с. 171]. Сам Чайковский сообщает, что 1-й полк (1853 г.) был образован из нескольких поляков, русских дезертиров, болгар, сербов и босняков, составивших его шесть регулярных сотен. Еще две сотни были укомплектованы казаками Добруджи, а одна сотня – из некрасовцев [16, с. 172, 175, 189-190, 198, 206; 99, с. 389]. Командир полка (и командующий всеми казаками Оттоманской империи), Чайковский, должен был “набросать рисунок мундира” для него. К сожалению, в своих мемуарах он упоминает только “красные шапки” и “откидные рукава” [16, с. 179] своих казаков, не приводя подробного описания их мундиров. По всей вероятности, униформа турецких казаков напоминала одежду некрасовцев и, в свою очередь, имела много общего с традиционным костюмом запорожских и черноморских казаков. Очевидец сообщает, что “казаки турецкой армии” (несомненно, 1-й полк) носили “плохие колпаки из бараньего меха, длинные блузы [чекмени] из грубого сукна каштанового цвета, с откидными рукавами, и засаленные панталоны” [92, с. 122].
На гравюре П. Суходольского можно видеть такого казака (1855 г.) в феске (необычно высокой и вытянутой), светлой куртке и более темной, в цвет шаровар, верхней куртке (полукафтане), с откидными рукавами, с перевязью через плечо [1, с. 143]. В свите Садык-паши также скачут турецкий офицер (в венгерке и феске с кистью) и башибузук (курд). Сам Чайковский одет в полукафтан (без отделки, но с контр-погончиками) и брюки навыпуск, на голове у него обычная турецкая феска с кистью. Рядом с палаткой, где развевается флаг 1-го полка, стоит группа бородатых солдат – очевидно, тоже казаки. На них длинные однобортные кафтаны (без откидных рукавов), перепоясанные широкими матерчатыми кушаками (за которые заткнуты пистолеты и ятаганы), шаровары навыпуск и черкесские папахи (колпак с меховым околышем) [1, с. 143].
Что до оружия, то полный комплект “на тысячу человек кавалерии” был выслан в дар от императора Наполеона III и выдан 1-му полку в Рущуке [16, с. 175, 201]. Это были длинные пики, сабли и пистолеты за поясом [20, с. 458; 92, с. 123]. Позднее Чайковский закупил для полка 500 английских сабель и 100 карабинов [20, с. 459-460].
2-й казачий полк (из поляков) формировался (в 1854 г.) с большим трудом, “солдаты не были обмундированы, для большинства коней не хватало седел, оружие было разнокалиберное”. Но, в конце концов, обмундирование, обувь, сбруя и седла были получены из Франции, и полк переодет “в мундиры французских конных егерей и, что интереснее всего, на нем были красные штаны” 23 [19, с. 219, 234-236]. Позднее 2-й полк (1180 чел.) перешел на английскую службу и стал получать мундиры и оружие уже от англичан [20, с. 458-459].
Третий полк казаков султана (из дезертиров, черкесов и болгар) должен был носить, “по образцу русских линейных казаков”, “черкесское платье” [19, с. 231] – папахи, черкески, бешметы, ноговицы, башлыки, бурки. Однако, он так и не был сформирован. По другим данным, полк успели создать в 1855 г., но распустили в том же году [119, с. 21].
Весной 1855 г. турки согласились с предложением банкира Ротшильда набрать кавалерийский полк из евреев, назвав его “гусарами Махабенча”. Для гусар придумали особый мундир: “кофейного цвета брюки, желтые ментики и доломаны с серебром для офицеров, и с белым шнурком для солдат, медвежья шапка, украшенная трехцветным султаном – белым, желтым и кофейным, и плащ с кантами желтого и кофейного цвета”. Были назначены шеф и командир полка, но эта курьезная часть так и осталась в проектах [20, с. 464-465].
Курды носили относительно единообразный костюм [133, с. 229] 24, что, конечно, было обусловлено обычаями этого народа, а не требованиями турецкого командования. Высокая чалма (из красной фески, обернутой разноцветными шалями – желтыми, черными, зелеными, белыми) украшалась золотом и перьями – как ранее отмечал Г. Друвиль, “храбрейшие” курды втыкали в свои чалмы “павлиное перо за каждого убитого ими неприятеля” [2, с. 12, прим. 1]. Две куртки из красного (как правило) [55, с. 70] или других ярких цветов (малинового) сукна, богато расшитые золотыми или шелковыми, контрастного цвета, шнурками, обычно с фальшивыми откидными рукавами на второй куртке, надевавшейся поверх первой. Шаровары, “ширины необъятной”, по большей части были темно-синего цвета, расшитые шнурками, а сафьяновые сапоги – красные или желтые. У некоторых всадников под куртками скрывались панцири [42, с. 339; 30, с. 11-12; 123, с. 143]. И в жар, и в холод поверх одежды курд мог накидывать “плотный овчинный плащ” [78, с. 38, 73]. Старейшины “носят сверху куртки, длинные, широкие, суконные плащи яркого цвета” [31, с. 150]. Отряд курдов Касим-хана (300 всадников при Башкадыкларе) был “в живописных белых плащах с красными чалмами” [10, с. 136-137].
Вооружение курдов включало кривую саблю, кинжал, небольшой круглый щит из толстой кожи (обитый снаружи медными, серебряными или золотыми бляхами, с зеленой и красной бахромой) на левой руке и, у большинства, два-три пистолета, заткнутых за широкий кушак из яркой цветной шали. Всадник обвешивал себя пороховыми рожками и прочей снастью для заряжания и чистки ружья. В качестве экзотики могли изредка применяться деревянные дубины и луки со стрелами. Турецкие курды почти не имели ружей; среди бывших в наличии упоминаются английские образцы [2, с. 135-136; 31, с. 150; 42, с. 339; 74, с. 33]. Знаменитая куртинская пика с длинным бамбуковым древком, натурального цвета или окрашенным в желтый либо черный цвет, украшалась у наконечника шаровидным пучком черных страусиных перьев (их могли заменять черные шнуры или конская шерсть) или просто медным шаром [42, с. 337-338; 61, с. 286-287; 123, с. 143]. Пику курд бросал в неприятеля на всем скаку, иногда со значительного расстояния, и потому часто терял ее в битве [2, с. 135-136]. Внешне курды на турецкой службе (в последний раз – при Кюрюк-Дара) практически ничем не отличались от чинов куртинских полков русской армии.
Входившие в состав гарнизона Карса (1855 г.) пешие лазистанские стрелки (с территории нынешней Аджарии), как сообщает Х. Сандвит, носили “обычную своему краю” одежду: особый тюрбан кругом головы, с козырьком, куртка без фалд, с просторными рукавами, из грубой бурой шерстяной ткани, штаны черкесского покроя из той же коричневой материи. Лазы отпускали длинные волосы. Эти горцы-мусульмане были “вооружены винтовками прекраснейшей туземной работы, с золотыми либо с серебряными арабесками. Кроме того, они носят на себе широкие длинные кинжалы, именуемые Кама, и большею частью пару больших пистолетов”. Лазы прибыли “с трехцветным знаменем, на коем вышиты изображения полумесяца и звезды” [9, с. 314; 123, с. 144-145]. На значках лазов “были отпечатки натиснутые окровавленными руками убитых врагов” [36, с. 223].
Кроме того, Карс, наряду с регулярной армией, защищало ополчение из 3 тыс. местных жителей-мусульман “в белых чалмах” и кафтанах, вооруженное “кривыми саблями” и выданными ружьями. Знатнейшие жители были “в старинных богатых турецких костюмах, которые уже исчезли в Константинополе и которые можно видеть только в Азии” [9, с. 333;13, с. 198-199; 26, с. 89].
Албанцы, или арнауты (всего 1500 стрелков в Восточную войну; использовались в качестве иррегулярных войск, полк из них был в Крыму) [11, с. 313] отличались “фантастическим” нарядом и блестящим оружием. Красная феска с золотой кистью покрывала бритую голову. Куртка из тонкого красного сукна или шелка, расшитая золотом, шнурами и блестками, на пуговицах, с откидными рукавами. Под ней белая длинная рубаха фустанелла, красные гетры и красные туфли с заостренными носками, или же полосатые шаровары до каблуков сафьянных сапожек. Оружие состояло из короткой сабли с отделанной серебром или перламутром рукоятью, из двух длинных пистолетов за кушаком и из длинного ружья, заброшенного за спину. Штык албанцами не применялся. Их капитаны иногда надевали позолоченные панцири [22, с. 110; 74, с. 33].
Но албанцы-башибузуки в Румелии носили тюрбан яркого цвета, куртку на турецкий манер из синего или коричневого сукна с апплике в виде сердечек из белой материи, узлов, сложных арабесок, вышитых шерстью или шелком; короткие красные шаровары, не закрывающие икры, с гетрами, тоже украшенными арабесками. На груди патронташ, из оружия целый арсенал [70, с. 345].
Из прочих вспомогательных войск, которые обязаны были выставлять вассалы империи, контингенты Туниса и Египтаописаны ниже. Сербия (теоретически 30-тысячный корпус) не дала туркам ни одного солдата. Войска Дунайских княжеств (Молдавии и Валахии) были присоединены к русским частям (а при отступлении их, разоружены и распущены) [8, Приложения, с. 23], и на турецкую службу в Восточную войну поступали только волонтеры [12, с. 62].

Генералитет
Турецкие генералы в отношении своего внешнего вида, похоже, изначально не руководствовались какими-либо строгими правилами. Каждый носил то, что ему нравилось, и если общие черты в их форме и можно проследить, то скорее это необходимо связывать с требованиями некого кодекса, регулировавшего костюм высших сановников Оттоманской империи.
Два современных автора описывают “обычный” костюм пашей. Первый, русский офицер, говорит о красной феске с золотой кистью и французском светло-синем кафтане, расшитом по обоим бортам золотыми цветами 25, упоминая из оружия драгоценную саблю на бархатной, шитой золотом перевязи [22, с. 120]. Второй, шотландец, отмечает феску, расшитый шнурами сюртук с меховой отделкой (венгерку кавалерийского офицера), панталоны “лавандового цвета” (голубой с красным отливом) и сапоги из лакированной кожи; эфес и ножны “роскошной” сабли и сабельная портупея с золотой отделкой. Курьезная деталь – “бесконечное множество колец на пальцах” [110, с. 30-31]. На феске маршала (мюшира)тепелик (пуговица на верху) был золотым [133, с. 250]. Об эполетах генералов говорится выше, в разделе о регулярной пехоте. Сабли себе паши стремились заказывать “лучшей работы с богатыми серебряными украшениями” ножен [56, с. 195].
Очевидец Байрама в Стамбуле видел армейских генералов, у которых “грудь, полы их синих сюртуков, воротники и швы спины все были богато расшиты прямыми венками из золотых листьев; широкая полоса золотого галуна шла вдоль каждой стороны тесных коричневато-желтых брюк, и позолоченные шпоры венчали каблуки лакированных кожаных башмаков. Их чепраки были окружены широкой каймой из самого плотного золотого галуна, имея в каждом углу символ ранга владельца, окруженный цветами, тоже вышитый золотом; а их лакированные сверкающие кожаные уздечки были обильно разукрашены позолоченными или серебряными розетками. Каждый носил обычную красную шапочку [феску] с латунной бляхой … и был опоясан простой саблей. За ними следовали длинные ряды полковников и майоров, единственное отличие между униформами и снаряжением их и генералов заключалось в большем великолепии чепраков первых” [66, с. 93].
В Крыму упомянем дивизионного генерала Измаил-пашу и Омер-пашу. Первый, командир египетской дивизии 26, на фотографии (№ 32) [85, илл. 69], сделанной Фентоном, носит парадную генеральскую форму. В основу ее положен однобортный полукафтан пехотного офицера с добавлением золотого шитья из листьев на груди, по обоим бортам (и, судя по приведенной выше цитате, по швам спины). Детали шитья хорошо заметны на современной гравюре, изображающей Керим-пашу [64, с. 288-289, вклейка]. (В западной литературе это шитье ошибочно описывают как лацкан типа пластрона.) Также на мундире генерала наличествуют золотые бахромчатые эполеты (см. выше) с контр-погончиками и широкий золотой галун кругом низа пол.
Воротник полукафтана Измаила (в отличие от мундира Керим-паши, где присутствует только выпушка) был полностью обшит тем же галуном, так что под ним даже не видно сукна. Оттенок генеральской формы, кстати, заметно светлее мундиров стоящих рядом солдат – вспомним приведенные выше слова о светло-синем колере генеральского кафтана. Через правое плечо Измаил надел галунную перевязь отделанной золотом небольшой лядунки; через левое – перебросил шелковую перевязь пистолета. На поясном ремне висела сабля (с эфесом без дужек). Остальные предметы одежды включали феску и брюки мундирного цвета (с широким однорядным золотым лампасом), заправленные в высокие черные сапоги.
На другом фото (№ 42) генерал одет в полном соответствии с приведенным выше описанием. Качество снимка позволяет лучше разглядеть обшлага полукафтана – они сшиты из цветного сукна, без шитья или выпушек, хотя их большие трехмысковые клапаны (с тремя пуговицами) скрываются под золотым галуном. Третья фотография (№ 114), где Измаил показан верхом, дает возможность увидеть крышку лядунки (из черной кожи, обшитая по краям галуном и с овальной эмблемой в центре), убедиться в точности описания внешнего вида обшлажных клапанов (на предшествующем снимке) и подтвердить присутствие однорядного лампаса на брюках и галуна на воротнике мундира. Поясной ремень здесь галунный.
На генеральской лошади (светлой масти) темно-синий чепрак с закругленными углами, обшитый галуном по краю либо (как на другом фото) немного отступя от него. Феска и эполеты присутствуют на всех трех фотоснимках.
Сравнивая эти фото с воспоминаниями русского офицера, можно прийти к выводу, что он описал именно парадный генеральский мундир, тогда как шотландец Олифант – вседневную форму высших командиров турецкой армии. Повседневный костюм Измаила-паши был засвидетельствован очевидцем в Евпатории: “Он был одет в род полонеза с брандебурами (речь идет о венгерке со шнурами на груди – Авт.) из каракуля; его панталоны, орехового цвета, были широкими и почти целиком закрывали двойные лакированные туфли, наподобие шлепок, которые носят все турки. Этот ясный и немного строгий нюанс – тем не менее, униформа турецких генералов. Его феска сдвинута на затылок…” [112, с. 40]. На генеральской лошади (восточной породы) красный сафьян седла и сбруи почти не был виден под золотым шитьем [112, с. 138].
Измаил, кстати, оказался “большим любителем итальянской музыки”, и начальник сопровождавшего его военного оркестра (набранного из турок) был итальянцем, дирижировавшим обнаженной саблей [112, с. 43]. (Свой обмундированный оркестр – 40 немцев – был и у Омер-паши [71, с. 122, 292].)
На ряде фотографий Фентона (№ 32, 114, 241) представлен и носитель длинной трубки (чубука) Измаила, чубукджи, персона значительная в османской военной организации. Такие денщики состояли при всех пашах и полковниках турецкой армии, которые “не могли обойтись без слуг, носивших за ними орудие курения, как некую хоругвь” [38, с. 294]. На чубукджи Измаила (копт [85, с. 72]) красная феска (с кистью, висящей сзади и потому незаметной на большинстве снимков) и темно-синяя распахнутая куртка зуавского типа без знаков различия, с рукавами до локтя. Куртка надета поверх светлого однобортного жилета (на пуговичках). Черные шаровары были заткнуты в белые гетры поверх туфель. На поясе видны кушак (с заткнутым за него кинжалом) и портупея чехла чубука (в виде сабельных ножен).
Генеральский конюх-нубиец [85, с. 72], судя по Фентону, носил феску с кистью и что-то вроде запашного халата – предположительно красного цвета – поверх белой рубахи. Конюх другого генерала, тоже Измаила-паши, на Дунае (1853/1854 г.), был облачен в красную феску с кистью, куртку со шнурами, шаровары и туфли [52, с. 160, 163].
Сердар-экрем Омер-паша (1806-1871), командующий турецкой армией в Крыму, на различных зарисовках и фотографиях появляется в нескольких видах форменного костюма [73, с. 4]. Осман-бей по этому поводу скептически замечал, что Омер-паша, “как каждому известно, менял форму три или четыре раза в день: утром одевался турком, к обеду выходил гусаром, после обеда превращался в улана, а вечером – в артиллериста. Нарядившись в новое платье, его светлость вскакивал на лошадь, осматривался, любовался собою, расспрашивал окружающих его людей: к лицу ли ему платье и имеет ли он вид героя? Боже мой! – восклицал Осман-бей, – можно ли быть подобным фатом и таким смешным, – и не смотря на это, сделаться знаменитостью” [43, с. 177]. Другой очевидец, однако, уверял, что, хотя паша “иногда появлялся в роскошной униформе, щедро усеянной золотом и драгоценными камнями, в другое время он одевался довольно скромно” [71, с. 122].
Так, на похоронах лорда Раглана Омер носил униформу, сходную с костюмом Измаил-паши на первой фотографии. Брюки, однако, у сердара были серые с золотыми лампасами, перчатки белые, а через правое плечо он надел красный шарф. На его лошади (белой масти) красовался красный вальтрап гусарского типа (с заостренными задними углами) с золотой обшивкой.
В другое время Омер-паша облачался (помимо фески) в темно-синюю кавалерийскую венгерку без пуговиц, с шестью шнурами (с узлами на обоих концах) на груди, золотыми жгутами на плечах, с тесьмой кругом воротника и очень широким галуном острием вверх (завершавшимся венгерским узлом) на обшлагах. Воротник и остроконечные обшлага венгерки были мундирного цвета, а узкая красная выпушка шла по борту, низу пол и по обоим боковым краям галуна на обшлагах. Под венгерку (с которой Омер всегда носил орденскую звезду слева на груди) надевался однобортный жилет. Брюки были в цвет венгерки, навыпуск, с красной выпушкой по боковым швам и с кожаными леями (фотографии Фентона № 20 [85, илл. 76]27, 214 и 272).
Либо же Омер-паша надевал однобортный мундир с красной выпушкой кругом воротника и по борту, с перевернутыми шевронами в нижней части рукава. С этим мундиром он использовал золотой поясной ремень и темные брюки с узким красным лампасом. На генеральском коне при обеих этих формах лежал темно-синий гусарский вальтрап с золотой обшивкой из выпушки (по краю) и отделенного от нее узким промежутком очень широкого лампаса, с небольшими зубчиками с внутренней стороны (фото № 138 и 214, с венгеркой).
Временами (несомненно, по праздникам) Омер позировал в однобортном мундире с золотыми эполетами, в следующий раз показывался только с контр-погончиками, тоже золотыми. На одном рисунке синий вальтрап его коня изображен с золотой кистью, свешивающейся с заднего угла.
На Дунае в июле-августе 1854 г. Омер-паша носил феску с золотой бляхой, хорошо сшитый синий полукафтан со шнурами на груди и серебряными или золотыми галунами, белые кашемировые панталоны с золотыми лампасами. Через плечо он надевал красную ленту ордена Почетного Легиона. Ездил паша на сером арабском коне, или на вороном арабском жеребце [4, с. 243; 92, с. 97; 111, с. 70]. Либо Омер облачался в узкий синий сюртук, украшенный только гладкими золотыми погонами и позолоченными пуговицами, белые перчатки и тесные сапоги, нацеплял звезду ордена Меджидие, на голову надевал феску и садился на своего привычного серого скакуна (ростом 7-8 английских футов). Его гнедого боевого коня вел один из всадников эскорта [120, с. 72]. В другой раз паша носил “мундир бледно-серого цвета и высокие сапоги” [62, с. 39, прим. 1]. Как-то он “выбрал из коллекции причудливых мундиров” красный доломан [133, с. 132]. Его свита подражала своему начальнику.
Высадившись в Сухуме в октябре 1855 г., Омер “был в ботфортах, коротком полукафтане, богато вышитом, и феске. На шее и груди блистали бриллиантовые звезды” [3, с. 135; 6, с. 325]. Других свидетельств о его костюме в период Закавказской кампании (хотя описание костюма пашей у Л. Олифанта, см. выше, можно применить и к нему) пока не обнаружено.
Что же до мюшира Мустафы-паши в Батуме, по словам его адъютанта, “избегая всего, что могло напомнить восточный характер, он одевался весьма кокетливо, взяв за образец скомороха сердара Омер-пашу, … в великолепные наряды, которые ему нравились, и чувствовал такую же радость, как ребенок, в первый раз получивший гусарский мундир. Хотя я был очень молод, тем не менее, мне трудно было объяснить причину этой мании, заставлявшей моего маршала беспрестанно переодеваться без всякой надобности. Я должен признаться, что подобный маскарад производил на меня далеко не лестное для маршала впечатление” [43, с. 177].
Сохранилось несколько описаний одежды генералов Анатолийской армии в 1854-1855 гг. Главнокомандующий, мюширВасиф-Мамед-паша, упомянут “в казакине без всякого украшения и без эполет, на голове простая красная феска” [36, с. 206]. Любопытно сравнить эту характеристику с фразой из другого источника: “Одежда Васиф-паши самая простая, общая с прочими офицерами Турецких войск: она состоит из темно-синего кафтана с небольшими круглыми золотыми пуговицами, красной фески с синей шелковой кистью, шаровар с лампасами и больших походных сапогов. Ни одежда его, ни наружность не представляют ничего особенного” [3, с. 173]. (Отсюда видно, что под “казакином” русские источники понимали турецкий полукафтан.) Один из предшественников Васиф-паши, мюшир Зариф-Мустафа-паша, бездарный поклонник Наполеона, любил гулять в солдатской шинели [22, с. 94].
Трудно сказать, по характеру ли своему генералы эти так любили скромность, или же играли на публику, но, в любом случае, подчиненные им паши благому примеру следовать не желали. Один только уважаемый и популярный в войсках седовласый Керим-паша был “в простой одежде и в красной феске, слегка опушенной по краям мехом, что головному убранству его давало несколько вид черкесской шапки; во всей турецкой армии он один такую носил” [36, с. 207]. “Костюм его – такой-же, как у всех прочих…” [3, с. 174]. Судя по современной гравюре, феска “дедушки Керима” (так его называли солдаты) имела кисть и была обшита курчавым белым меховым околышем. Парадный полукафтан паши описан выше, на поле его эполет видны пять звезд. Перепоясан генерал был бархатной узкой портупеей, обшитой по краям галуном, с S-образной застежкой [37, илл. 12].
Действительно, были, видимо, и другие паши, “в казакинах и красных фесках” по примеру Васиф-паши [14, с. 405, 408], но для турецкой армии более типичен начальник иррегулярной кавалерии Анатолийской армии Хаджи-Темур-ага. “Его расшитая золотом красивая куртка и роскошная мантия издали бросаются в глаза; он искусно убирается богатым оружием и всегда окружен толпою рабов, тоже щегольски одетых” [3, с. 174]. Его “узнавали по пышной бороде и богатой конской сбруе” [35, с. 50-51]. Мюшир Измаил-паша, по словам источника, ехал “в щегольском гусарском мундире, на превосходном арабском коне” [3, с. 311]. (Под “гусарским” мундиром имеется в виду та же кавалерийская венгерка, расшитая шнурами, которую носил и Омер-паша.) И завершает этот парад мод Али-паша, командир разбитого под Карсом корпуса (1855 г.). Он носил “драгоценную” шубу, подбитую собольим мехом и “крытую ярко-зеленым бархатом” [24, с. 190;48, с. 115]. Даже сам Зариф-Мустафа по праздничным случаям блистал “роскошным золотым шитьем и бриллиантами; алмазная заколка искрилась на его феске” [79, с. 89].

Европейские волонтеры
Офицеры-англичане, пребывавшие в Анатолийской армии в качестве военных советников, носили обычно турецкие мундиры и – чтобы не выделяться в качестве мишени – фески [14, с. 348; 123, с. 246].
Впрочем, когда русские казаки захватили обозы отступавшего турецкого отряда под Карсом, им досталась коляска “со всеми принадлежностями туалета (бельем, красными мундирами и т. п.) одного английского офицера, состоявшего при этой колонне” [13, с. 194]. Адъютант Уильяма, лейтенант (майор турецкой армии) Тисдейл, направляясь на переговоры о сдаче Карса, носил красный мундир [36, с. 183]. И на Дунае, в деле под Журжей (23 июня 1854 г.), английские офицеры среди турок, “отличаясь костюмом и находясь впереди атакующих, были перебиты” [4, Примечания, с. 22]. Французские офицеры, возглавлявшие турецко-египетские войска в Греции весной 1854 г., тоже были “в своих мундирах” [51, с. 415].
Генерал У. Ф. Уильямс или, в отечественной неточной традиции, Виллиамс (полковник английской артиллерии) 28 в холода оборонял Карс “в своем тулупчике, в роде венгерки” [14, с. 397], но был ли это кавалерийский мундир с меховым воротником и обшлагами, остается неясным. Из командиров башибузуков Анатолийской армии у венгра-генерала Кмети(Исмаил-паша) была “полная униформа турецкого паши” [79, с. 63], а полковник американской армии Тевис “принял блестящий и роскошный костюм сирийского воина” [78, с. 177-178]. Напротив, бельгийский полковник барон Шварценберг “носил великолепную венгерскую гусарскую униформу и производил сенсацию среди турок” [79, с. 89].
Наконец, поляк Искендер-паша (Ильинский) на Дунае (1854 г.) “не носил общепринятого мундира, а ходил в платье какого-то удивительного покроя и самых невероятных цветов”. “Панталоны были красными с позолоченными выпушками, жилет – светло-зеленым, расшитым золотом, украшенным хрустальными пуговицами, имитировавшими алмазы, полукафтан – светло-розовым, разукрашенным серебром” [133, с. 131]. На фотографии он в роскошном полукафтане с шитьем, укрытом под меховым плащом. [96, с. 158].
“Его свита [40 башибузуков и трубач] была одета так же фантастично” [17, с. 463]. Внешне ее выделяли однообразные синие колпаки [18, с. 668].

Египетский контингент
По условиям договора 1849 г., вооруженные силы Египта входили в состав армии Оттоманской империи. Около 18,5 тыс. солдат египетских экспедиционных сил (пехотная дивизия из шести полков, 15704 чел., и 12 батарей – 72 орудия и 2727 чел.) действовали с 1853 г. на Балканах. Вторая дивизия (10 тыс. чел.) убыла из Александрии в марте 1854 г. В октябре 1854 г. Египет оставила третья пехотная дивизия (8 тыс. чел.), предназначенная для Крыма (участвовала в обороне Евпатории, февраль 1855 г.; в конце 1855 – начале 1856 гг. дивизия была переброшена в Трапезунд). Всего в войне (Дунайский и Крымский, но не Кавказский ТВД) участвовали 50657 египтян [21, с. 312].
Египетский пехотный полк делился на 5 батальонов (включая запасной) по 8 рот (в том числе гренадерская и легкой пехоты) и полковой оркестр [80, с. 7-8]. В кавалерии состояли (на французский манер) 2 гвардейских и 6 армейских полков улан, драгун и кирасир [80, с. 8], но неясно, кто именно был выслан на театр военных действий 29.
Нижние чины пехоты египетского вспомогательного контингента носили особую униформу [107, с. 8-9], сходную с турецкой формой “старого” образца. Последнее обстоятельство, впрочем, не вызывает удивления: согласно указу султана от 1 июня 1841 г., части армии Египта должны были иметь османское обмундирование, символику и знаки различия [21, с. 310].
Однако, в действительности форма одежды египтян несколько отличалась от турецкой. Ее составляли: темно-синяя (традиционный цвет формы египтян) куртка до пояса (с красной тесьмой на воротнике, прямых обшлагах и погонах) и обычно длинные брюки, из темно-синей шерсти (зимой) или белые хлопчатобумажные (летом). Вансон пишет, что “отличие египтян – фески более закругленной формы, чем у турок, поверх белого начерепника. Их куртки с остроконечными нижними краями, длиннее, чем у турок, и всегда застегиваются на крючки”. Каждый солдат получал ежегодно по две фески (или, как ее называли в Египте – тарбуш) [50, с. 18, 43-44].
Известно, что в Константинополь (в конце июля 1853 г.) первая египетская дивизия прибыла в летней полотняной (или хлопчатобумажной) униформе [80, с. 9]. Последняя состояла из красной фески, белой куртки без отделки, белого кушака (поверх красного набрюшного пояса), белых шаровар (стянутых подвязкой под коленом и с застежкой сбоку) в белые холщовые “зашнурованные” гетры и черные туфли [27, с. 238; 50, с. 83; 69, с. 85; 80, с. 11; 88, с. 84-85; 91; 113, с. 27]. Куртка (с манжетами и застежкой на две пуговицы на груди) скорее представляла по покрою рубашку с воротником-стойкой. Некоторые источники описывают ее со “складками спереди”, другие – как “просто простроченную” [108]. Именно эту форму солдаты носили чаще всего в Египте [75, с. 42]. В Дунайских княжествах, однако, египтяне (кроме летней униформы [97, с. 121]) использовали и суконное обмундирование: “…Тарбуш, или красная феска, минус … тюрбан, бесформенная куртка и брюки, сшитые из рода синего драгета [грубой шерстяной материи]” [111, с. 56]. Гетры могли быть коричневые войлочные, до колен, поверх панталон. Большинство египтян на Дунае заменяло обувь дешевыми сандалиями из бычьей кожи – кусок шкуры поднимался за углы кругом ступни и удерживался на ноге с помощью веревок или кожаных шнурков. Некоторые носили также капюшон из серой шерсти, крепившийся ремешками к плечам одежды, но летом его использовали только для переноски огурцов [92, с. 85-86]!
Внешне солдаты-египтяне на изображениях того времени выглядели людьми с очень темной кожей [97, с. 121] (“кофейного цвета” [85, с. 66]), часто даже скорее с негроидными чертами лица. Рассел в Варне (июнь 1854 г.) заметил “ряд негров дикой наружности” в рядах египетского контингента, добавив, что “некоторые из их лучших полков не пренебрегают командованием нубийских евнухов”. “Негры” – чины 9-го пехотного полка 1-й бригады первой египетской дивизии, запасной батальон которого комплектовался из суданцев [80, с. 10, прим. 19]. Любопытная деталь: как отмечал тот же Рассел, некоторые египетские солдаты лишили себя больших или указательных пальцев, “в тщетной попытке избежать набора” [73, с. 2; 56, с. 221]. Другие источники подтверждают, что египтяне, в массе своей не желавшие служить в армии, выбивали себе зубы, выкалывали глаз или отрубали пальцы на правой кисти [95, с. 20-21]. Среди египтян должен был присутствовать полк из коптов (местных христиан), но он не покинул Александрию [80, с. 9]. Больше вопросов вызывают другие слова Рассела: 8000 турко-египетских солдат на смотру, пишет он, “были одеты в чистые белые брюки, синие сюртуки и зеленые куртки, хорошо выглядели, несмотря на дурную обувь и потрепанные жилеты” [120, с. 70]. Другие источники ничего не сообщают о зеленых цветах мундиров – видимо, речь идет о египетской кавалерии.
Пехота: низкая красная шерстяная феска с закругленным верхом и темно-синей или голубой шелковой [50, с. 43-44] кистью. Головной убор надевали поверх белой хлопчатобумажной шапочки, так что внешне казалось, будто у фески узкая каемка по низу. Темно-синяя куртка внизу иногда частично расстегивалась. Обшивка тесьмой имела следующий вид: узкая полоска по верху и переднему краю, и широкая полоса – по низу (воротник); широкая кайма по верху (обшлага); узкая кайма (погоны). На рисунке Вансона брюки (навыпуск, без выпушки) были показаны светлее куртки, вероятно, они просто выцвели.
Обувью служили кожаные туфли, а плечевые перевязи – тесака и патронной сумы (без эмблем) – кроились из белой кожи [69, с. 84]. За спиной носили черный кожаный ранец (его могли заменять разного рода мешками) со скаткой на верху (шинель серая с капюшоном) и коричневой кожаной бутылью для воды сбоку. О знаках различия ничего не известно. Оружием пехоте служили старые британские (или их египетские копии) и французские (еще модели 1791 г.) мушкеты [80, с. 8]. Оружие содержалось в полном порядке, стволы полированные [120, с. 70], замки на марше обматывались промасленными тряпками [111, с. 56]. Позднее упоминается о распространении в пехоте кинжалов – их либо затыкали за пояс, либо привязывали ремешком к предплечью [91].
Батальон, высадившийся в Константинополе 2 апреля 1854 г., представлял собой другую сторону внешнего вида египетского контингента: “…Дикое ополчение желтых или черных рабов, вооруженных секирами, саблями, штыками и ружьями, обмотанными засаленной хлопчатобумажной тканью; голые ноги влачили старые стоптанные туфли; спина сгибалась под тяжестью беспорядочного багажа, словно собранная в спешке добыча; изношенные и залатанные синие униформы исчезали под длинными монашескими рясами – белыми, коричневыми или серыми, из грубой шерстяной ткани столь же плотной, сколь и ковер; одни отпускали до земли полы этой ужасной робы, подпоясавшись рыжеватым снаряжением, другие же, заткнув их за пояс, демонстрировали выцветшие, неудобные, изношенные панталоны”. На головах капюшоны с длинными тесемками, опущенные на голову или скатанные наподобие тюрбана [92, с. 58-59].
По словам очевидца, полки из нубийцев (негров) располагали оркестром, где были барабаны, трубы, флейты, тарелки, гобои и прочие инструменты. У других полков впереди шествовали только барабаны и флейты [69, с. 84]. У пехотногофлейтиста (сделанная в Варне зарисовка Вансона) на темной куртке (с широкой контурной тесьмой по низу воротника и верху обшлагов) поперек груди располагались пять рядов тесьмы с кистями на обоих концах. Музыкант носил широкие панталоны до колен и черные туфли, так что ноги ниже колен оставались голые. На поясе находился довольно широкий черный ремень, а через правое плечо была переброшена черная широкая перевязь чехла для флейты. Отличиябарабанщиков, видимо, были сходными. Саперы египетских батальонов были неграми, в красных сафьяновых передниках [92, с. 59; 104, с. 146].
Каждому пехотному полку были приданы несколько коптов (в качестве писарей): униформа как у остальных солдат, но за кушак каждый затыкал длинный латунный футляр с инструментами для письма, что внешне выглядело как скрытый стилет или кинжал [69, с. 84-85].
В пешей артиллерии обмундирование было сходно с пехотным. Но на синих брюках имелась красная выпушка, а холодным оружием служил короткий прямой тесак в лопасти на белой перевязи через правое плечо (перевязи через другое плечо не было). На одном рисунке у артиллериста (в летних брюках) по низу воротника пущена широкая тесьма, но по верху обшлага идут два ряда тесьмы (видимо, обозначения звания). Однако, на втором изображении воротник показан как в пехоте, а на обшлагах – широкая тесьма кругом верха и узкая каемка по низу обшлагов и заднему разрезу. Рассел саркастически замечал, что, при идеальном порядке с материальной частью, “одни люди были грязными” [120, с. 70].
Конная артиллерия носила униформу пешей артиллерии (по Вансону, но другой очевидец, У. Бимонт, описывал алуюуниформу конной артиллерии [69, с. 85]). Отделка куртки – как в пехоте. Снаряжение составляли сабля легкой кавалерии (с белым кожаным темляком) на узком белом поясном ремне с S-образной застежкой и, через левое плечо, белая перевязь лядунки. Обувью служили сапоги западного типа, со шпорами.
Кавалерия одевалась на пехотный манер (белая кожаная амуниция и конское снаряжение были французского образца), но с сапогами в качестве обуви. Парадная форма была более яркой. Так, на сентябрьском параде 1854 г. присутствовали отряд конных арнаутов (иррегулярная конница) в белой одежде; кирасирский полк в стальных касках (“напоминающих по форме старую железную шляпу chappelle de fer”, т.е. колпак с полями) со стальной опускающейся вниз стрелой спереди (как наносник); полк улан в белой униформе, с сине-белыми флагами [69, с. 127]. Парадной формой кавалерийской школе служили феска, зеленый доломан с желтыми шнурами и красные панталоны с желтыми лампасами [113, с. 75].
“Египтяне, расположившиеся вокруг города небольшими отрядами тысячи по две, одеты так же, как турки, только количество лохмотьев у них несколько больше, – описывал египетский контингент британский корреспондент в мае 1854 года. – Египтяне очень смуглы, худы и, по-видимому, не обладают такой телесной силой, как турки. Офицера можно отличить от солдата только по перевязи, вышитой золотом, и шальварам другого покроя. Офицеры не наблюдают однообразия в этой последней части туалета, и выбирают цвет и покрой, какой им заблагорассудится. Но зато все решительно носят штрипки, не для того, чтобы поддерживать шальвары, но чтобы поддерживать туфли” [56, с. 202]. В парадной форме египетские офицеры носили куртку, шаровары и суконные восточные гетры цвета красного мака. Куртка иногда была на крючках, но с двумя рядами золотых пуговичек, а иногда и однобортная, на пуговичках. Куртка (венгерские узлы на рукавах и шитье на груди в виде шитых петлиц), шаровары (прорези карманных клапанов и спереди на коленях) и гетры были богато отделаны золотым шитьем, а также золотой тесьмой (верх остроконечных обшлагов, воротник и по обеим сторонам борта). Золотые эполеты с полумесяцем на поле. Источник 1863 г. сообщает [108], что чины египетских офицеров различаются по нарукавным “венгерским узлам”, эмблемам на воротниках и эполетам парадной формы. Узлы: командир батальона – 3 ряда золотой тесьмы, старший аджюдан – 2 ряда (золото), капитан – 1 ряд серебряной и 1 ряд золотой тесьмы, лейтенант и младший лейтенант – 1 ряд золотой или серебряной тесьмы соответственно.
Кругом талии офицер был перепоясан бело-золотым шелковым шарфом с золотыми кистями. Поверх шарфа надевался красный кожаный ремень (для кобуры пистолета) с серебряной пряжкой. Оружием служила сабля (с золотым темляком, костяной рукоятью и золотой гравировкой на клинке) в черных ножнах с золотой отделкой. Головной убор – феска с черной шелковой кистью.
Служебная и походная форма офицеров состояла из голубых однобортных курток (на пуговицах, с золотыми нарукавными венгерскими узлами, контр-погончиками и тесьмой по борту, воротнику и обшлагам мыском) и шаровар. Их дополняли обычные шарф и ремень, белая плечевая перевязь, красные кожаные невысокие сапоги венгерского типа с загнутыми носками. Очевидец упоминает на этих голубых мундирах “алую отделку и галун” (1854 г.). По его словам, пехотные офицеры “выглядели грязными и неопрятными, и внешне весьма уступали подчиненным. Полковники и два других офицера в каждом полку были верхом” [27, с. 237-238; 69, с. 85; 80, с. 11; 88, с. 84-85; 122, с. 64].
Один источник указывает, что египетские офицеры носили “на правой стороне груди знак (нишан), по которому … тотчас узнается не только чин, но и самый род службы”, но описывает только знак артиллеристов – “из сложенных на-крест двух пушек”. “Знаки эти бывают серебряные, серебряные с золотом, золотые и наконец украшенные бриллиантами, соответствуя чинам от подпоручика (мулазэм) до генерал-лейтенанта (мир-миран)” [50, с. 164, прим. 1]. Это указание позволяет принять во внимание свидетельство более раннего автора (1838 г.), у которого этот знак именуется нишам. Здесь же приводятся дополнительные сведения по родам войск: “линейная пехота носит полумесяц и звезду; младший лейтенант, лейтенант и капитан носят серебряные, разных размеров; (старший) аджюдан [саколагасы, звание между капитаном и майором] носит знак из золота и серебра; майор, или бимбаши, полностью золотой; подполковник, или кайм-макам, золотой с несколькими бриллиантами; полковник, или бей, весь бриллиантовый. Бригадный генерал, который также называется беем или мирлива, носит две звезды в полумесяце; мирмиран, или дивизионный генерал, – три звезды. … Бриллианты, золото, серебро, вот то, чем различаются звания. Фигура выделяет специалистов. У артиллерии – два орудия в полумесяце вместо звезды; в кавалерии – две скрещенных сабли”. Отмечается, однако, что нередко офицеры носили нишамы, не соответствующие своему настоящему званию: так, майор заказывал себе знак с несколькими бриллиантами, а каймакам – покрытый бриллиантами знак бея [122, с. 64-65].
Другие источники указывают, что в пехоте одну большую звезду могли заменять три маленьких (все внутри полумесяца); у младших офицеров серебряными были только звезды, а полумесяц золотой (возможно, только капитанов, а лейтенанты носили серебряную символику); и эта эмблема висела на шнурке у горла. Наконец, подобный знак носили также унтер-офицеры, из белого металла; у капралов символика размещалась на воротнике [88, с. 84; 108].
Действовавшие в Черном море суда египетского флота (12 кораблей с 6850 моряками) выделяли десантные роты, сходившие на крымский берег. По словам французского моряка, описывавшего юзбаши такой роты Мустафу-Капитана, он, “как и все турецкие и египетские офицеры, носил полукафтан, застегнутый на пуговицы и отделанный перехватами, которые никогда не удерживают эполет, и феску, опрокинутую на затылок, по турецкому обычаю; в дни парадной формы – красно-золотой турецкий поясной ремень” [112, с. 84]. Матросы “были одеты как солдаты турецкой армии: желтая (sic)шинель, опускавшаяся до пят, и поверх фески капюшон турецкого изобретения…. Под своим капюшоном и желтой одеждой, тянущейся словно сутана, эти египетские матросы напоминали внешне испанских монахов, сошедших со старых рам, нарисованных Мурильо или Сурбараном. Их тощие и пылающие лица способствовали заблуждению” [112, с. 87].

Тунисский контингент
Как и египтяне, вспомогательный тунисский корпус (около 10 тыс. чел.) воевал на Балканах. Часть его затем была переброшена в Крым. Именно тунисцев часто обвиняют в потере пушек на редутах при Балаклаве, ставшей причиной атаки Легкой бригады. (Хотя, справедливости ради, отметим, что эти войска сначала были турками, потом стали тунисцами, а под конец уже египтянами – “никто не хочет принадлежать к отряду защищавшему балаклавские редуты” [32, с. 201].) Из Крыма 10 батальонов, 2 эскадрона и 2 батареи (около 7,5 тыс. чел.) были вывезены на Черноморское побережье Кавказа, с Омер-пашой [43, с. 185; 110, с. 30].
Тунисская униформа (по Вансону [107, с. 9]) явно ориентировалась в цветовой символике на французскую армию. Нижние чины носили обычно темно-синюю куртку (египетского покроя, на крючках, но с красными воротником и остроконечными обшлагами), широкие, сужающиеся книзу панталоны и высокий жесткий головной убор по форме кивера (или, точнее, увеличенной фески) – “тунисский тарбаш” (тарбуш, или тарбюш – фр. “феска”). Как пишет Вансон, тунисские униформы были “плохо пригнаны и измяты, белые шейные платки у всех. Старые белые ремни с большими патронными сумами. Сабли на белых ремнях для унтер-офицеров, сабля-тесак без темляка или украшения”.
Профранцузская ориентация бея Туниса не обошлась без критических замечаний: “…Как не расхохотаться, видя этих несчастных солдатиков-арабов, водрузивших себе на голову эти колоссальные красные котелки, которые сползают то на глаза, то на уши, и одетых в короткие детские курточки, достающие до верхней части поясницы, оставляя зиять отвратительную щель между ней и чудовищным фоном красно-желтых панталон?” [92, с. 283].
В Абхазии очевидец замечал: “К выдающимся особенностям снаряжения можно отнести – обыкновение [тунисских] солдат вместо сапогов, принятых в армиях, употреблять туфли и шерстяные одеяла, в которые бедняги закутывались и, таким образом, согревались, вспоминая при этом свое африканское солнце и родной самум горячо любимых ими пустынь” [43, с. 185]. “На первый взгляд, они напоминали узлы коричневого тряпья”, – делится своими впечатлениями о плачевном внешнем виде тунисцев, прибывших в ноябре 1855 г. из Абхазии, британский врач [71, с. 258].
На современников тунисцы (и офицеры, и солдаты) внешне производили впечатление чернокожих арабов [110, с. 30], причем худощавых и “малого роста” [43, с. 185]. Их боевые качества заслужили крайне скромную оценку. Любопытное свидетельство о нравах тунисцев приводится в письме из Балаклавы: “Французские африканские войска и тунисцы носят на груди подражание талисману Эль-Херез; турки и египтяне снабжают свои рубахи изречениями из корана” [33, с. 195]. “Амулеты турок очень интересны, – сообщает русский источник с Кавказа. – Они бывают различных форм и величин. Тот, который мы имеем, написан на лощеной азиатской бумаге и представляет ленту длиною в 2 1/2 арш. [1,7 м] и шириною в вершок [4,45 см]. Разрисованный кружками, квадратами; расписанный красными, желтыми, черными и синими чернилами, он оригинально красив. Молитвы, изречения из алкорана и других источников испещряют его по всем направлениям. Он был намотан по телу, на руке одного убитого офицера регулярной турецкой пехоты. … Почти у каждого турка, убитого в делах под Ахалцыхом и Баш-Кадыкларом, был найден амулет…” [53, с. 106].
Тунисская пехота: красный тарбаш с темно-синей шелковой кистью. Кругом нижней части головного убора шли две линии прострочки – возможно, они крепили картонную подкладку, которая и придавала головному убору прочность (до первого дождя). Куртка – как сказано выше, но на левом плече показан погон, о котором в тексте Вансона ничего не говорится. На другом изображении пехотинца (без снаряжения) у левого плеча заметна довольно большая желтая прямоугольная нашивка. Другие источники сообщают, что куртка была красной или темно-синей, в зависимости от полка [77, с. 76], но в Крым, следовательно, были отправлены только полки в синем.
Панталоны в пехоте были красные (явное французское влияние), обмотанный кругом шеи платок белый, перевязь через левое плечо тоже белая. Летние панталоны из белого полотна. Оружие состояло из устаревшего европейского кремневого мушкета. Предположительно, штыковые ножны крепились на перевязи как раз перед патронной сумой.
Офицеры пехоты: в отличие от своих подчиненных, они куртку застегивали не на крючки, а на 8 пуговиц, в один ряд. Обшлага офицерского мундира были прямыми, обшитыми по верху галуном, с трехмысковыми клапанами (на рисунке Вансона – без пуговиц). На воротнике спереди имелись трехмысковые клапаны (с пуговицей на каждом) – вероятно, красные, как и обшлага со своими клапанами. На плечах золотые галунные контр-погончики. Красные брюки офицера, в отличие от солдатского образца, больше отвечали западной моде, хотя все еще сохраняли мешковатый и свободный покрой. По другим источникам, офицеры носили шинель с эполетами, брюки навыпуск, из черного сукна, с золотым шитьем или широким лампасом, лакированные сапоги и палевые перчатки [77, с. 76]. Возможно, речь идет о парадной форме, а куртка являлась походным облачением. Известно, что т.н. Nizami униформы (французские сюртуки с золотыми эполетами и галунами на обшлагах, брюки навыпуск, а также ремни, шарфы и медали) оттоманского офицерского корпуса и придворной военной формы принял еще Хусейн-бей (правил Тунисом в 1834-1835 гг.) [129, с. 164].
Офицерская сабля висела на черном поясном ремне (бляха с полумесяцем). Звания в тунисской армии были приняты на турецкий манер. Все офицеры носили у шеи отличительный знак – серебряный, золотой или с алмазами [77, с. 77].
По данным Вансона, галстук и тарбаш офицеров были точно такими же, как у нижних чинов. Однако, источник 1851 г. сообщает, что на суконной фабрике Туниса производят несколько типов шапок (bonnets). Первая, “большая шапка” (исходя из контекста, феска), предназначалась для офицеров и имела размеры: в высоту 29 см, в ширину 30 см – т.е. это тарбаш (весом 222 г). Упоминается отделка из синего шелка – вероятно, кисть. Шапки для тунисских “солдат Низама” отличались от офицерских – 26 см на 28 см, вес 154 г. (Впрочем, реальные размеры солдатской шапки, по словам автора, значительно варьировались – плюс-минус 2 см были нормой.) Цена офицерского головного убора составляла 90 франков за дюжину, а за то же количество солдатских шапок платили только 54 франка [115, с. 238-239].
Униформа тунисской кавалерии неизвестна (но см. ниже). В артиллерии, по описанию Вансона, применялась “синяя куртка на крючках, без выпушки, алые воротник и остроконечные обшлага, на плечах ничего нет. Синие брюки, белый шейный платок. Патронная сума и ремень офицера артиллерии, хотя львиная голова заменена латунным диском с двумя выпуклыми пушками. Старый поясной ремень артиллерийского офицера, почти невидимый под курткой, с черными пасиками, но без сабли”. Все снаряжение тунисской артиллерии, видимо, изготовлялось из черной кожи (см. ниже), если Вансон сравнивает его с экипировкой французской артиллерии. Вансон продолжает – “тарбаш как у остальных, но без бляхи”. Что он имел в виду, неясно, поскольку ничего не говорится о бляхе на шапке тунисской артиллерии. Однако, в 1849 г. артиллеристы носили тарбаш с подбородным ремнем и большой латунной эмблемой спереди в виде пылающей гренады. Очевидно, именно эту гренаду и подразумевал Вансон.
Другой источник по истории униформы тунисской армии – серия черно-белых гравюр, выполненных предположительно в 1840 г. (Vinkhuizen Collection). Ниже указаны следующие отличия от Вансона или замечания по рисункам. (Необходимо помнить, что вся тунисская армия была распущена к январю 1853 г., и для участия в Восточной войне была сформирована заново весной-летом 1854 г.; это может объяснить различия в униформе.)
Пехотинец: тарбаш надет поверх белой шапочки, как у египтян; кисть висит на правом боку (у Вансона она свешивается с тыльной стороны головного убора); заметна та же большая нашивка неясного значения, но на правой стороне груди; снаряжение черное, но погонный ремень белый; у пояса подвешена фляга.
Пехотный горнист: куртка расшита на груди (пять шнуров с висячими концами), но обшлага отсутствуют (!), а воротник красный. В остальном он не отличается от пехотинца, но без оружия (только сабля у пояса) и снаряжения (портупея, видимо, под курткой).
Пехотный офицер (зимняя/парадная униформа?): тарбаш с белой шапочкой под ним; полукафтан двубортный (ряды пуговиц нашиты очень близко к плечам, но если это лацканы, то они однотонны с мундиром), с бахромчатыми эполетами, большие остроугольные красные обшлага, стоячий воротник. На поясе шарф или портупея без бляхи; панталоны навыпуск, черные сапоги; белые перчатки, шейный платок. (Вся офицерская униформа явно французского типа.)
Знаменосец пехоты: как офицер, но на полукафтане нет пуговиц (ошибка художника?) и присутствует знаменная перевязь.
Артиллерист (вид сзади): в точности как у Вансона (хорошо заметны мешковатый покрой панталон и остроугольные обшлага), но кисть тарбаша отброшена назад, а снаряжение – патронная сума с перевязью и поясной ремень из черной лакированной кожи.
Кавалерист (вид сзади): тарбаш с кистью назад и с подбородным ремнем (?); темно-синяя куртка с красными обшлагами (мыском) и воротником, на плечах эполеты без бахромы; белые панталоны свободного покроя поверх черных сапог. Снаряжение – лядунка (без символики) с перевязью, поясной ремень и пасики сабли – черной лакированной кожи; на флюгере пики белая звезда в полумесяце.
Кавалерийский офицер: тарбаш с кистью справа, спереди большая бляха; вместо куртки доломан с тремя рядами пуговиц, обшлага мыском, красные; на левом плече бахромчатый эполет, на правом – эполет без бахромы и плечевой шнур; красные панталоны навыпуск с темно-синей выпушкой; перевязь и поясной ремень из черной лакированной кожи.

Знамена
На одном из крымских рисунков запечатлен красный флаг с белой (серебряной) эмблемой (общепринятой для большинства турецких знамен XIX века) – звезда внутри полумесяца.
Официально, видимо, цвет полотнищ полковых знамен и впрямь полагался красный [11, с. 310]. Но на практике, например, У. Рассел [120, с. 315] описывал турецкие пехотные флаги как “роскошные штандарты, сверкающие расшитой золотом тканью, и разноцветные флаги с полумесяцем и звездой, вышитыми на них”. В русских источниках говорится тоже о шелковых полотнищах (красного, синего, белого, желтого или зеленого цветов, “с вышитым посредине полумесяцем и в нем звездою”) знамен и значков [55, с. 94-95; 59, с. 76-77].
На пехотный полк (4 батальона) 30 полагалось по одному знамени, а на каждый пехотный и стрелковый батальон (8 рот)31 – по три значка (1-й, 4-й и 8-й рот), аналога жалонерных флажков русской армии. Цвет значков, очевидно, был красным, белым и зеленым для этих трех рот соответственно [11, с. 310]. Однако, кроме трех ротных значков, есть упоминание и о батальонном знамени [55, с. 160] – возможно, полковом знамени, находившемся при конкретном батальоне.
В кавалерии имелись штандарты [35, с. 236] – вероятно, тоже по одному на полк. При Кюрюк-Дара (1854 г.) русские казаки взяли белый шерстяной штандарт и еще три шелковых значка (желтый и малиновый, с эмблемой в виде луны и звезд, и зеленый, отбитый у пехоты, с лиловым изображением тех же луны и звезды) [59, с. 86-87].
В числе прочих трофеев этого сражения оказались зеленый значок с красной эмблемой, белый, с розовой символикой, и лиловый, с одной только луной [7, с. 508, прим. 77]. Данное обстоятельство, кстати, указывает на то, что цвет изображений на флагах не следовал приборному металлу, а просто был колера, отличного от основного цвета. Среди знаменосцев (унтер-офицеры и младшие офицеры) было много негров, даже в Анатолийской армии [64, с. 443].
Не все части, однако, использовали символику звезды и полумесяца. Во многих полках низама и редифа (особенно Анатолийской армии) состояли красные шелковые большие знамена на длинных древках, с белыми вытканными узорами и сурами из Корана [7, с. 508, прим. 77; 36, с. 208-209; 55, с. 239]. Такого типа знамена имелись и у египтян [80, с. 11]. Другой тип их знамен: три белых полумесяца и три звезды (или полумесяц с тремя звездами) на красном или зелено-красном поле [69, с. 84]. Напротив, у тунисцев знамена были с луной и полумесяцем в белом круге на цветном полотнище; древко увенчано шаром и полумесяцем. На крепостном флагштоке Карса красовалось изображение “Польского одноглавого орла” [3, с. 207].
Знамя 1-го оттоманского казачьего полка (1854 г.) было двуцветным, с эмблемой в виде “союза креста и полумесяца” [99, с. 389]: “на красном поле был изображен серебряный мусульманский полумесяц, а на белом поле – золотой православный крест” [16, с. 198]. Судя по гравюре П. Суходольского, знамя это делилось вертикально на две половины в центре, и рядом с полумесяцем на красной половине стояла еще и пятиконечная звезда [1, с. 143]. О знаменах 2-го и 3-го казачьих полков ничего не известно.
Трофейное знамя башибузуков (1855 г.) представляло собой древко (с четырехгранным железным наконечником и втоком) и полотнище из шелковой четырехцветной (чаще знамена башибузуков были все же красными [121, с. 423]) материи. На нем полосы шли перпендикулярно к древку в следующем порядке (начиная от верха): оранжевая, зеленая, желтая и малиновая. К полотну был пришит небольшой “ярлык” с надписью по-арабски (в переводе XIX века): “Победу дает Бог и она близка. О Магомет! объяви о том своим мусульманам” [3, с. 207].

Турецкие Воинские звания
Отметим, что транскрипция званий значительно варьируется в источниках. Кроме того, неясно, существовал ли в действительности чин младшего, или второго, лейтенанта [12, с. 69]? М. Рубичек отмечает его наличие во всех родах войск, а в артиллерии – еще и звание третьего лейтенанта [119, с. 14]. И Ч. Дункан перечислял в пехотной роте младшего (мюлязим-соува) и старшего (мюлязим-эвет, правильно – мюлязим-эввель) лейтенантов [78, с. 100]. Но, скажем, такой надежный источник, как А. Убичини, упоминает подпоручиков только в кавалерии, а не в пехоте [25, с. 101]. Нет и данных и о том, как турки называли чин штабс-капитана (в кавалерии) [25, с. 102; 114, с. 286; 135, с. 95].

Литература
А. РГВИА. Ф. 450. Оп. 1. Д. 25.
Б. РГВИА. Ф. 450. Оп. 1. Д. 27.
1. Адам Мицкевич. Жизнь и творчество в документах, портретах и иллюстрациях. “Полония”, 1956.
2. Аверьянов П. И. Курды в войнах России с Персией и Турцией в течение XIX столетия. Тифлис, 1900.
3. Акты, собранные Кавказскою Археографическою Комиссиею. Т. XI. Тифлис, 1888.
4. Алабин П. В. Походные записки в войну 1853, 1854, 1855 и 1856 годов. Ч. I. Вятка, 1861.
5. Афины и Константинополь. Путевые записки А. Милюкова 1857 года. СПб., 1859.
6. Берже А. П. Н. П. Колюбакин. 1810-1868 // Русская старина. 1876. Т. 17. № 10. С. 317-342.
7. Бобровский П. О. История 13-го Лейб-гренадерского Эриванского Его Величества полка за 250 лет. 1642-1892. Ч. 4. СПб., 1895.
8. Богданович М. И. Восточная война 1853-1856 годов. Т. I. СПб., 1877.
9. Богданович М. И. Дневник осады Карса в 1855 году, доктора Сандвита // Военный сборник. 1878. Т. 119. № 2. С. 305-334.
10. Бриммер Э. В. Служба артиллерийского офицера, воспитывавшегося в 1 кадетском корпусе и выпущенного в 1815 году // Кавказский сборник. Т. XVII. Тифлис, 1896. С. 1-174.
11. Военно-статистический сборник на 1868 год. Вып. II. СПб., 1868.
12. Военный энциклопедический лексикон. Т. XIII. СПб., 1857.
13. Воспоминания князя Эмилия Витгенштейна // Русская старина. 1900. Т. 102. № 4. С. 187-201.
14. [Корсаков А. С.] Воспоминания о Карсе // Русский вестник. 1861. Т. 34. № 8. С. 337-430.
15. Записки Михаила Чайковского. (Мехмет-Садык паши) // Русская старина. 1898. Т. 94. № 5. С. 423-453.
16. Записки Михаила Чайковского. (Мехмет-Садык паши) // Русская старина. 1898. Т. 96. № 10. С. 169-209.
17. Записки Михаила Чайковского. (Мехмет-Садык паши) // Русская старина. 1898. Т. 96. № 11. С. 451-468.
18. Записки Михаила Чайковского. (Мехмет-Садык паши) // Русская старина. 1898. Т. 96. № 12. С. 667-689.
19. Записки Михаила Чайковского. (Мехмет-Садык паши) // Русская старина. 1900. Т. 102. № 4. С. 219-236.
20. Записки Михаила Чайковского. (Мехмет-Садык паши) // Русская старина. 1900. Т. 102. № 5. С. 455-469.
21. Зеленев Е. И. Государственное управление, судебная система и армия в Египте и Сирии (XVI – начало XX века). СПб., 2003.
22. I. Ф. Воспоминания офицера Закавказской армии. СПб., 1857.
23. Из дневника генерал-лейтенанта И. Д. Попко // Русский архив. 1909. Кн. 3. № 11. С. 321-339.
24. Из записок князя Амилахвари // Кавказский сборник. Т. XXVI. Тифлис, 1907. С. 1-195.
25. Изображение современного состояния Турции, в географическом, статистическом, религиозном и военном отношениях. Перевод с французского из сочинения М. А. Убичини, 1853. СПб., 1854.
26. К истории войны 1855 года в Закавказье. Из дневника генерал-лейтенанта И. Д. Попко // Русский архив. 1910. Кн. 1. № 1. С. 78-92.
27. Канник П. Военная униформа: Все страны мира. СПб., 2002.
28. Клейнман Г. А. Армия и реформы: Османский опыт модернизации. М., 1989.
29. Ковалевский Е. Война с Турцией и разрыв с западными державами в 1853 и 1854 годах. СПб., 1868.
30. А. П. Кульгачев (в его письмах, рассказах и воспоминаниях) // Кавказский сборник. Т. XXX. Тифлис, 1910. Паг. 3-я. С. 1-88.
31. Лихутин М. Русские в Азиатской Турции в 1854 и 1855 годах. СПб., 1863.
32. Материалы для истории Крымской войны и обороны Севастополя. Вып. IV. СПб., 1872.
33. Материалы для истории Крымской войны и обороны Севастополя. Вып. V. СПб., 1874.
34. Махлаюк. Грузинцы в Закавказье. Боевая летопись 14-го гренадерского Грузинского генерала Котляревского полка. Второе столетие. 1800-1900. Тифлис, 1900.
35. Муравьев Н. Н. Война за Кавказом в 1855 году. Т. I. СПб., 1877.
36. Муравьев Н. Н. Война за Кавказом в 1855 году. Т. II. СПб., 1877.
37. Муравьев Н. Н. Война за Кавказом в 1855 году. Атлас. Планы и гравюры. СПб., 1877.
38. Муравьев Н. Н. Русские на Босфоре в 1833 году. М., 1869.
39. Новичев А. Д. История Турции. III. Новое время. Ч. 2 (1839-1853). Л., 1973.
40. Новичев А. Д. История Турции. IV. Новое время. Ч. 3 (1853-1875). Л., 1978.
41. О. Четыре эпизода из блокады Карса // Русский вестник. 1866. Т. 63. С. 453-493.
42. Ольшевский М. Я. Кавказ с 1841 по 1866 год. СПб., 2003.
43. Осман-бей. Воспоминания 1855 года. События в Грузии и на Кавказе // Кавказский сборник. Т. II. Тифлис, 1877. С. 143-214.
44. Очерки традиционной культуры казачеств России. М.; Краснодар, 2002.
45. П. Б. [Бобровский П. О.] Воспоминания офицера о военных действиях на Дунае в 1853 и 1854 годах. Из дневника // Русский вестник. 1887. Т. 188. № 4. С. 565-599.
46. П. Б. [Бобровский П. О.] Воспоминания офицера о военных действиях на Дунае в 1853 и 1854 годах. Из дневника // Русский вестник. 1887. Т. 189. № 5. С. 227-266.
47. П. Б. [Бобровский П. О.] Воспоминания офицера о военных действиях на Дунае в 1853 и 1854 годах. Из дневника // Русский вестник. 1887. Т. 189. № 6. С. 715-779.
48. Потто В. А. Воспоминания о Закавказском походе 1855 г. // Кавказский сборник. Т. XXV. Тифлис, 1906. С. 1-242.
49. Приложения к запискам генерала от артиллерии Эдуарда Владимировича Бриммера: “служба артиллерийского офицера, воспитывавшегося в 1 кадетском корпусе и выпущенного в 1815 году” // Кавказский сборник. Т. XIX. Тифлис, 1898. С. 371-463.
50. Рафалович А. Путешествие по Нижнему Египту и внутренним областям Дельты. СПб., 1850.
51. Сборник известий, относящихся до настоящей войны. Кн. 1. СПб., 1854.
52. Сборник известий, относящихся до настоящей войны. Кн. 2. СПб., 1854.
53. Сборник известий, относящихся до настоящей войны. Кн. 3. СПб., 1854. Отдел 6. Приложения.
54. Сборник известий, относящихся до настоящей войны. Кн. 4. СПб., 1854. Отдел 6. Приложения.
55. Сборник известий, относящихся до настоящей войны. Отдел III – Закавказская армия. Кн. I-XII. СПб., 1855.
56. Сборник известий, относящихся до настоящей войны. Отдел II. Военные известия. Г. известия с берегов Черного моря. Кн. XIII-XXIV. СПб., 1856.
57. Сборник рукописей, представленных его императорскому высочеству государю наследнику цесаревичу о севастопольской обороне севастопольцами. [Т. 2]. М., 1998.
58. Сирия, Ливан и Палестина в описаниях российских путешественников, консульских и военных обзорах первой половины XIX века. М., 1991.
59. Толстов В. Г. История Хоперского полка Кубанского казачьего войска. 1696-1896. Т. 2. Тифлис, 1901.
60. Турция, ее правительство и ее армии во время Восточной войны // Военный сборник. 1861. Т. XVIII. С. 43-114.
61. Указатель по Кавказскому военно-историческому музею. Тифлис, 1907.
62. Хибберт К. Крымская кампания 1854-1855 гг. Трагедия лорда Раглана. М., 2004.
63. Шеремет В. И. Османская империя и Западная Европа, вторая треть XIX в. М., 1986.
64. Шишов А. В. Полководцы кавказских войн. М., 2001.
65. Шкедя О. Турецкая армия в кампании в Крыму 1854-1856 гг. // Military Крым. 2005. № 1. С. 3-11.
66. Adventures with my stick and carpet bag; or, what I saw in Austria and the East. L., 1855.
67. Baudens L. On military and camp hospitals and the health of troops in the field. New York, 1862.
68. Bazancourt C. L., de. L’expédition de Crimée jusqu’à la prise de Sébastopol. T. 1. Paris, 1857.
69. Beamont W. A Diary of a Journey to the East, in the Autumn of 1854. Vol. 1. L., 1856.
70. Boucher de Perthes J. Voyage à Constantinople par l’Italie, la Sicile et la Grèce. T. II. Paris, 1855.
71. Buzzard T. With the Turkish Army in the Crimea and Asia Minor: A Personal Narrative. L., 1915.
72. Chesney F. R. The Russo-Turkish Campaigns of 1828 and 1829: With a View of the Present State of Affairs in the East. L., 1854.
73. Cliff D. The Turkish Army in the Crimea // Soldiers of the Queen. 1983. Iss. (?). P. 2-5.
74. Dodd G. Pictorial History of the Russian War 1854-5-6. Edinburgh; L., 1856.
75. Dorr B. Notes of Travel in Egypt, the Holy Land, Turkey, and Greece. Philadelphia, 1856.
76. Duckett W. A. La Turquie pittoresque. Paris, 1855.
77. Dunant H. Notice sur la Régence de Tunis. Genève, 1858.
78. Duncan C. A Campaign with the Turks in Asia. Vol. I. L., 1855.
79. Duncan C. A Campaign with the Turks in Asia. Vol. II. L., 1855.
80. Dunn J., Byrd M. Egypt’s Crimean War // The War Correspondent. 1996. Vol. 14. No. 3. P. 7-11.
81. Enault L. Constantinople et la Turquie: tableau historique, pittoresque, statistique et moral de l’empire Ottoman. Paris, 1855.
82. Engelhardt Ed. La Turquie et le Tanzimat. Paris, 1882.
83. Engels F. The Armies of Europe. Third Article // Putnam’s Monthly. December 1855. No. XXXVI.
84. Finn J. Stirring times or records from Jerusalem consular chronicles of 1853 to 1856. L., 1878.
85. Gernsheim H. & A. Roger Fenton. Photographer of the Crimean War. L., 1954.
86. Hammer J.-J. Histoire de l’Empire Ottoman depuis son origine jusqu’a nos jours. T. 17. Paris, 1841.
87. Heck J. G. Iconographic Encyclopaedia of Science, Literature, and Art. Vol. III. New York, 1860.
88. Hefter J. Egyptian Battalion in Mexico 1863-1867 // Company of Military Historians. “Military Uniforms in America” series. Plate No. 263. 1965. P. 84-85.
89. Heuschling X. L’empire de Turquie. Bruxelles; Paris, 1860.
90. Joanne A. L. Voyage en Orient. T. 1-2. Bruxelles, 1850.
91. Johnson D. What Did The 19th Sudanese Really Wear In Mexico: 1863-7 Background // Savage and Soldier. 1984. Vol. XVI. No. 2.
92. Jouve E. Guerre d’Orient: voyage a la suite des armées alliées en Turquie, en Valachie et en Crimée. Paris, 1855.
93. Kannik P. Les Uniformes Militaires du Monde Entier. Paris, 1969.
94. Knötel R. Uniforms of the World. L.; Melbourne, 1980.
95. Kuhnke L. Lives at Risk: Public Health in Nineteenth-Century Egypt. Berkeley, 1990.
96. Lacan E. Esquisses Photographiques. Paris, 1856.
97. Ladimir J. Histoire complète de la guerre d’Orient.Paris, 1856.
98. Lake A. Kars and our captivity in Russia. L., 1856.
99. Levy A. The Contribution of Zaporozhian Cossacks to Ottoman Military Reform: Documents and Notes // Harvard Ukrainian Studies. 1982. Vol. 6. № 3. P. 372-413.
100. MacFarlane C. Kismet; or The Doom of Turkey. L., 1853.
101. Masquelez A. E. Journal d’un officier de zouaves. Paris, 1858.
102. Massie A. A Most Desperate Undertaking: The British Army in the Crimea, 1854-56. L., 2003.
103. Mislin. Les Saints Lieux: Pèlerinage à Jérusalem. T. 1. Paris, 1858.
104. Molènes P., de. Les commentaires d’un soldat.Paris, 1860.
105. Murray E. C. G. Pictures from the battle fields, by ‘the roving Englishman’. L., 1856.
106. [Nicol M.] Ismeer, or Smyrna, and its British hospital in 1855. L., 1856.
107. Norman C. A. Turkish Uniforms of the Crimean Era as depicted by General Vanson // Soldiers of the Queen. 1996. Iss. 85. P. 1-9.
108. Norman C. A. The Egyptian Contingent in Mexico 1863-67 // El Dorado. 1992. Vol. V. No. 1.
109. North R. Military Uniforms 1686-1918. L., 1970.
110. Oliphant L. The Trans-Caucasian Campaign of the Turkish Army under Omer Pasha. Edinburgh; L., 1856.
111. Our veterans of 1854: In Camp, and before the Enemy. L., 1859.
112. Pallu de La Barrière L.-C. Six mois à Eupatoria (souvenirs d’un marin). Paris, [1858].
113. Pardieu Ch., de. Excursion en Orient. Paris, 1851.
114. Porter J., Larpent G. Turkey: Its history and progress. Vol. II. L., 1854.
115. Prax. Fabriques de draps et de bonnets à Tunis // Revue de l’Orient. T. 10. Paris, 1851. P. 235-242.
116. Recueil général de traites et autres actes relaties aux rapports de droit intertational. T. 2. Goettingue, 1857.
117. Rogers M. E. Domestic Life in Palestine. L., 1862.
118. Rolland Ch.Turquie Contemporaine: Hommes et choses. Paris, 1854.
119. Roubicek M. Modern Ottoman Troops, 1797-1915. Jerusalem, 1978.
120. Russell W. H. The British Expedition to the Crimea. L.; New York, 1858.
121. Saint-Priest, duc d’Almazan. La Turquie. Son gouvernement et ses armées pendant la Guerre d’Orient // Revue des Deux-Mondes. 1860. T. 27. Livraison du 15e mai. P. 403-434.
122. Salle E., de. Pérégrinations en Orient, ou Voyage pittoresque, hidtorique et politique en Egypte, Nubie, Syrie, Turquie, Gréce pendant les années 1837-38-39. T. I. Paris, 1840.
123. Sandwith H. A Narrative of the Siege of Kars. L., 1856.
124. Schick I. T. (ed.) Battledress: The Uniforms of the World’s Great Armies: 1700 to the Present. L., 1978.
125. Sevin N. Onüç Asırlık Türk Kıyafet Tarihine Bir Bakış [Взгляд на историю турецкого костюма].Ankara, 1990 (на тур. яз.).
126. Skene J. H. The Three Eras of Ottoman History. L., 1851.
127. Skene J. H. The frontier lands of the Christian and the Turk; comprising travels in the regions of the lower Danube, in 1850 and 1851. Vol. I. L., 1853.
128. Smyth W. W. A year with the Turks; or, Sketches of travel in the European and Asiatic dominions of the sultan. L., 1854.
129. Stillman Y. K., Stillman N. A. Arab Dress: A Short History.Leiden, 2000.
130. Sweetman J. Balaclava 1854: The charge of the Light Brigade. L., 2002.
131. Taylor G. C. Journal of Adventures with the British Army, from the Commencement of the War to the Taking of Sebastopol. Vol. I. L., 1856.
132. A Visit to Sebastopol a week after its fall. L., 1856.
133. Wanda. Souvenirs anecdotiques sur la Turquie (1820-1870). Paris, 1884.
134. Wilkinson-Latham R. Uniforms and Weapons of the Crimean War. L., 1977.
135. Wraxall L. Hand-book to the naval and military resources. L., 1856.

Использована общедоступная информация сети Internet и материалы дискуссионной группы Ottomanwars.

Примечания
1. Но и Вансон уделял основное внимание пехоте и артиллерии, лишь затронув материал по кавалерии и практически ничего не сообщив о других родах войск. Здесь же необходимо отметить, что рисунки И. Смирнова, изображающие турецких солдат и офицеров времен Восточной войны (Родина. 1995. № 3-4. С. 63), не заслуживают полного доверия, и поэтому не могут рассматриваться как достоверный источник. То же самое (еще в большей степени) относится и к описанию турецкой униформы в статье О. Шкедя.
2. В связи с этим автор хотел бы выразить искреннюю благодарность Марку Конраду (г. Итонтаун, штат Нью-Джерси, США – Eatontown, New Jersey, USA), Олегу Леонову (г. Москва, Россия) и Евгению Пиняку (г. Киев, Украина), любезно ознакомившим меня с публикациями и архивными материалами по данной проблеме.
3. В отечественной литературе встречается несколько неточный перевод: “чтобы кисть феса свешивалась на левое ухо” [35, с. 37].
4. Исмаил-паша, собственно, даже не покидал Константинополя, передав со своим начальником штаба, Шукри-пашой, в Карс эти “ребяческие” приказы, столь возмутившие полковника Уильямса. В конечном счете, ленивый генерал, так и не побывав в Азии, был заменен Васиф-пашой [121, с. 428-429].
5. Все фотографии Р. Фентона, где запечатлены Измаил-паша и его подчиненные, датированы 27 апреля 1855 г. [85, с. 72]. Снимки Омер-паши были сделаны весной или летом того же года. Нумерация фотографий Фентона из фондов Библиотеки Конгресса США дается по Интернет-публикации: http://lcweb2.loc.gov/pp/ftncnwquery.html.
6. Этот перевод с французского следует предпочесть встречающейся в других работах версии: “Желтую выпушку на мундирах Анатолийской армии должно было заменить красною” [35, с. 37]; или: “Отвороты мундиров, вместо желтых, иметь красные” [60, с. 74, прим. 1].
7. Возможно, желтый цвет был введен для отличия анатолийских батальонов от арабистанских, перебрасываемых в массовом порядке (четыре пехотных полка и столько же кавалерийских) на Кавказский театр военных действий.
8. Либо зашивали деньги в одежду [33, с. 344].
9. См., например: [102, с. 183].
10. Косвенно это подтверждается тем обстоятельством, что на турецких складах в захваченном русскими городе Баязете летом 1854 г. было обнаружено множество тюков “казакинов, шаровар, сапогов и красных фесок” [31, с. 124].
11. В 1833 г. упоминается наличие “бриллиантовых знаков, носимых на груди офицерами”, и неудачная попытка сменить их эполетами [38, с. 296].
12. К началу войны в части пехоты (батальоны резерва) ружья были еще кремневые, но и они постепенно заменялись ударными [4, Примечания, с. 22; 8, с. 122; 29, с. 70].
13. Турецкие форменные ружья “одинаковой величины с нашими [русскими] солдатскими, но гораздо худшей отделки и непрочны. Некоторые из них английской и французской работы, другие турецкой” [53, с. 106]. Один турецкий унтер-офицер ответил на вопрос о ружьях у его солдат: “Французские! Гяуры снабжают нас оружием, чтобы мы могли сражаться с другими гяурами” [56, с. 129]. Некоторые части, в том числе и в Анатолийской армии, располагали винтовками Минье британского производства – “с отличными английскими штуцерами” [3, с. 229; 48, с. 152]. Рассел, однако, видел всего один полк с винтовками Минье, прочие же полки двух новоприбывших турецких дивизий в Крыму имели кремневые мушкеты, “но они были очень чистыми и сверкающими” [120, с. 315]. Штуцера имели, не считая стрелков, по-видимому, еще четыре пехотных батальона Анатолийской армии (арабистанские части?).
14. “Которых прежде никогда не было в турецкой армии”, – отмечал историк Восточной войны [40, с. 35].
15. В 1833 г. значки на пиках были зеленые и пунцовые [38, Приложения, с. 041].
16. “Между дезертирами попадались люди таким образом вооруженные: пехотное нечищенное ружье с неисправным замком и без кремня, висело у них через плечо на погонном ремне или на веревочке” [35, с. 147].
17. Источники из-за наличия шнуров на форме иногда называли турецких кавалеристов “гусарами” [33, с. 56; 123, с. 117].
18. И как вся армия, артиллеристы ходили в лохмотьях [121, с. 416].
19. Коллекция (свыше 32 тыс. изображений) голландского врача Х. Й. Винкёйзена (Vinkhuijzen, 1843-1910), переданная в 1910 г. в Нью-Йоркскую публичную библиотеку. Адрес Интернет-публикации: http://digitalgallery.nyp…m?level=1&title_id=269277.
20. Известно, что столичная полиция Константинополя в период Восточной войны носила темно-зеленые мундиры – вероятно, зеленый оттенок униформы являлся особенностью и военно-полицейских формирований.
21. Жупан – род мужской одежды кафтанного типа. Поверх жупана надевался кунтуш (чекмень), сходного покроя, но с откидными рукавами.
22. Костюм дополняли высокие сапоги и пояс из цветной шали. См.: Рабчевская А. К. Вновь обретенная родина (о казаках-некрасовцах). Ставрополь, 1996. С. 29.
23. Темно-зеленый доломан с тремя рядами оловянных пуговиц, 18 рядами черных шнуров и черной тесьмой; панталоны красные, с двойными лампасами и выпушкой зеленого цвета, с черными кожаными леями и манжетами.
24. См. о курдском костюме XIX в.: Скворцов А. Е. Курды Собственного ЕИВ Конвоя // Военно-историческая фигурка. 1999. № 14. С. 17; Encyclopaedia Iranica. 1992. Vol. V. P. 838, 840.
25. Согласно указу 1834 г., описывающему форменный костюм министров, маршал империи носил голубой кафтан, или сюртук (сетри); воротник был фиолетовый (с роскошным шитьем), пуговицы – золотые; рукоять сабли украшали драгоценные камни и вензель султана, обрамленный бриллиантами. Военного секретаря отличал зелено-голубой воротник, серебряные пуговицы, а на рукояти сабли (из позолоченного серебра) драгоценностей у него не было [86, с. 186]. Мундир придворных пашей в 1854 г. включал феску (с золотой бляхой спереди), покрытый шитьем полукафтан и белые кашемировые брюки [92, с. 272-273].
26. Видимо, первой дивизии – второй и третьей командовали Ибрахим-паша и Сулейман-паша соответственно [21, с. 313].
27. Эта фотография была сделана около 5 часов утра 7 июня 1855 г. [85, с. 20]. По неясной причине, О. Шкедя включил в число фотографий Омер-паши и те, где был запечатлен Исмаил-паша [65, с. 7].
28. Почти одновременно с пожалованием ему чина ферика (и, соответственно, титулов Инглиз-паша и Уильямс-паша) он был произведен своим правительством в бригадные генералы.
29. У. Рассел упоминает египетских улан в Варне [120, с. 69]. Египетский кавалерийский полк (800 чел.) был назначен в состав экспедиционной армии Омер-паши в Абхазию [36, с. 255], но сомнительно, чтобы он туда действительно отправился. Это, очевидно, тот же кавалерийский полк (1291 чел.), который прибыл на театр военных действий 19 октября 1854 г. [21, с. 311].
30. 4-й батальон каждого пехотного полка являлся стрелковым (в низаме) или пехотным (в редифе).
31. Указания на 4 или 6 рот в турецком батальоне представляются неточными.

Опубликовано в военно-историческом журнале «Military Крым»