М.Нечитайлов, В.Дуда (Ставрополь)

Османская армия в Восточной войне (1853-1856 гг.)

«Армия – десница падишаха»

Фуад-паша

«…Всего лишь толпа; войско, дурно одетое, худо обутое, плохо вооруженное, но способное маневрировать, подчиняться, сражаться и умирать…»

маршал де Сент-Арно о турках

Османская армия Восточной войны была плодом реформ Танзимата, прежде всего – преобразований 1840-х гг. Именно тогда сухопутные войска («Султанское Упорядоченное Воинство») были поделены на территориальные группировки (орду: буквально, «армейский лагерь», т. е. «армия» или, по европейской терминологии, корпус), каждая во главе с маршалом (мюшир). Корпуса рекрутировали новобранцев из того военного округа, к которому были приписаны. Султанская гвардия (Хасса Ордусу)[1] была расквартирована в Скутари, контролируя юго-запад Анатолии. Подчиненные сераскиру (глава военного ведомства) столичные войска (Стамбульский, или Константинопольский, корпус – Дер Саадет Ордусу) отвечали за большую часть северо-западной Анатолии и Фракию. Третий корпус, Румелийский, или Монастирский, размещался в Монастире и оборонял оставшиеся европейские владения империи. Четвертый, Анатолийский или Эрзурумский, корпус, охранял восток Анатолии. В ведении пятого корпуса (Аравийского – Арабистан Ордусу, или Дамасского – Шам Ордусу) состояли, невзирая на название, только Сирия и Киликия. На территории же Ирака и Аравийского полуострова с 1848 г. располагался шестой корпус, со штаб-квартирой в Багдаде. Общая численность регулярных частей равнялась 123 тыс. солдат[2].

Состав, численность и комплектование армии

Таким образом, накануне Восточной войны армия Османской империи состояла из шести корпусов[3]. В каждом имелось по две дивизии действующих войск, во главе с генерал-лейтенантами, и шесть бригад, под началом генерал-майоров[4]. В работе М. Рубичека приводится фактическая численность корпусов:

Таблица 1: Расписание корпусов по Рубичеку[5]

Но данные русской разведки на 1852-1853 гг. представляют более однообразную картину корпусной организации, несколько отличную от предложенной выше. Каждый из первых пяти корпусов заключал в себе:

«пехотную дивизию, из 3-х бригад или 6-и полков.

кавалерийскую дивизию, из 2-х бригад или 4-х полков.

артиллерийский полк, из 12-и батарей или 72-х орудий»[6].

Подробные справки по двум отдельным корпусам подтверждают эти сведения. 4-й корпус включал пехотную дивизию (1-я, 2-я и 3-я бригады; 6 полков), кавалерийскую дивизию (1-я и 2-я бригады; 4 полка) и артиллерийский полк (12 батарей) – около 20 тыс. чел. (вместо положенных по штату 30 тыс.)[7].

Состав 5-го корпуса виден из составленного российским консулом в Бейруте «Обзора Оттоманской армии в Сирии»: 6 пехотных полков (24 батальона), 2 кавалерийских полка (12 эскадронов) и артиллерийский полк, все почти в полном комплекте (19-20 тыс. чел.); а также 2 батальона 5-го полка 2-го корпуса, батальон 3-го полка 1-го корпуса и 2-й кавалерийский полк 4-го корпуса.

Здесь же пояснялось, что «Иракский корпус доселе [январь 1852 г.] еще не образован, едва начтется в оном до 8 батальонов и 4 эскадронов некомплектных при двух батареях» (до 5000 чел.)[8]. Только к осени 1853 г. в 6-м корпусе (две бригады пехоты, одна кавалерийская и формирующийся артиллерийский полк) была создана 3-я пехотная бригада – появилась полноценная пехотная дивизия[9].

Кроме шести корпусов, имелись отдельные формирования:

1. Бригада на о-ве Крит (три пехотных и кавалерийский полки): 4000 чел. регулярной армии (комплектовались на самом Крите), 3000-3500 иррегулярных войск, 600 местных артиллеристов.
2. Бригада в эялете Триполи, Ливия (оккупирован турками в 1835 г.): пехотный полк, кавалерийский полк, всего около 4000-5000 чел.
3. Бригада в Тунисе (численность та же; как и в Триполи, войска набирались на территории провинций, где были расквартированы)[10].

При каждом корпусе имелся штаб, официально именуемый «военным советом». Последний состоял из председателя – т. е. начальника штаба (генерал-лейтенант), двух старших генерал-майоров, двух старших полковников (фактически, штаб-офицеров – включая подполковников – могло быть и 3-4, а генерал-майор имелся только один), военного интенданта или казначея (мухасебеджи), секретаря (в чине майора) и, в первых двух корпусах, муфтия. Получаемые от полковых административных советов (майор, заведующий обмундированием офицер и по одному офицеру каждого чина, под председательством полковника) требования военный совет корпуса представлял, со своим мнением, верховному военному совету. Корпусной совет проверял отчеты, имел попечение о госпиталях и, с утверждения военного министра, производил в чины, начиная со старшего адъютанта, по представлению полковых советов[11].

Перед самым началом Крымской войны вооруженные силы Турции по сообщению прусского лейтенанта турецкой службы Г. фон Бёна оценивались следующим образом: «…Из вышеозначенных 6-ти корпусов только первые три сформированы вполне, а именно: Гвардейский, Константинопольский и Румилийский Корпуса; остальные далеко от комплектного состояния и в настоящее время в весьма слабых силах»[12]. Венгр на турецкой службе Дьёрдь Клапка пояснял, что, напротив, только два корпуса были укомплектованы по штату к началу войны – гвардейский и Анатолийский. 5-й Арабистанский корпус (переброска которого началась под Карс) достиг только половины штатной численности, а Иракский существовал почти только на бумаге[13].

В период войны корпусная организация фактически перестала существовать. Войска на Дунае (гвардия, 2-й и 3-й корпуса, редиф) были переформированы в четыре корпуса (включая резервный, из башибузуков)[14], а к Анатолийскому корпусу был присоединен почти весь Сирийский (оставшийся, однако, на отдельном положении и не слившийся с 4-м корпусом) – около 17000 чел.[15]. Арабистанские батальоны – «самые отчаянные из всей турецкой пехоты» – были лучше обучены и вооружены, «считались лучшими»[16]. Ч. Дункан объяснял высокие боевые качества арабистанских полков удачной случайностью: качеством их командиров[17]. Но и солдаты Аравийского корпуса, привычные к оружию с детства, более выносливые, чем турки, «расторопные по природе и понятливые», закаленные в походах против кочевников и горцев Сирии и Палестины, значительно превосходили имевший мало боевого опыта до войны анатолийский низам и, тем более, редиф.

Именно эта армия сражалась в крупнейшем сражении Кавказского ТВД – при Кюрюк-Дара 24 июля (5 августа) 1854 г., а потом капитулировала в осажденном Карсе.

Таблица 2: Ордер-де-баталь турецких войск при Кюрюк-Дара[18]

Таблица 3: Гарнизон Карса (ноябрь 1855 г.)[23] 

Человеческие ресурсы Османской империи серьезно ограничивались тем, что комплектование сухопутных войск осуществлялось только за счет магометан. Невзирая на разрешение султана (указ 1839 г.), христиан в армию не брали по-прежнему (вместо этого они платили подушный налог). Мусульмане не намерены были уравнивать себя с «неверными» в армии[27], и это было официально зафиксировано в законе о рекрутском наборе 1846 года[28]. Попытки волонтеров из болгар, армян и греков записаться на военную службу в 1853 г. были отклонены правительством[29]. Исключения носили единичный характер или касались флота. Только по настоянию западных союзников, Порта пошла на уступки, на меджлисе в Стамбуле (24-26 марта 1855 г.) рекомендовав использовать христиан в сухопутных войсках, но запретив их ставить во главе мусульман. Садык-паше было велено составить проект о пунктах набора христиан в кавалерию (Тырново, Ниш, Новы Пазар, Сараево) и пехоту (Мостар, Скутари, Янина, Салоники), но на сей раз воспротивились уже великие державы. В мае 1855 г. в правительственной газете было объявлено о решении набирать солдат из подданных не-мусульман; неспособные к службе должны были платить особый налог. Но когда попытались воплотить данное постановление в жизнь, то население в Румелии стало убегать в горы и соседние провинции, в Трабзонской области местная администрация набор провалила (лето 1855 г.), а в Эрзурумском пашалыке все так и осталось на словах (март 1856 г.). Фирман 18 (21) февраля 1856 г. официально объявил о равенстве всех подданных империи и о включении христиан в вооруженные силы. Тем не менее, вопрос о наборе не-мусульман в армию был окончательно решен только в 1909 г.[30]

Итак, фактически мобилизации подлежали только те, кто исповедовал ислам (включая бывших христиан). Между тем, определить численность населения в целом и мусульман в частности, не могло само турецкое правительство. А отсутствие надежной статистики не позволяло властям узнать общее количество потенциальных новобранцев. На Западе полагали, что мужское население Турции, согласно описи 1844 г. (не обнаружена)[31], насчитывало более 19,5 млн. чел., включая около 4,8 млн. чел. в возрасте от 20 до 40 лет – вероятные рекруты[32].

6 сентября 1843 г. султанским фирманом был введен в действие «Новый порядок набора рекрутов» (составленный под влиянием порядков, принятых в Пруссии и, отчасти, Франции). В 1846 г. вышел закон о конскрипции. На основании этих и других постановлений, срок действительной службы в регулярной армии (низамие, или низам) устанавливался в пять лет. Солдаты, отслужившие этот срок, отправлялись на семь лет в резерв (редиф) и там в порядке очередности призывались ежегодно на один месяц в центр своего казы (района). «Положение о вытягивании жребия» (1848 г.) устанавливало численность армии в 150 тыс. чел. При пятилетнем сроке службы, это означало, что ежегодно 1 марта армия должна была обновляться на 1/5 часть в каждом корпусе. Офицерам запрещалось иметь по совместительству гражданскую должность[33].

Набору в армию подлежали по жребию (кур’а) все молодые люди, достигшие 20-25-летнего возраста. Освобождались от призыва только лица духовного звания и представители бюрократии: улема, кадии, наибы, имамы, муэдзины, чтецы молитв и хранители мечетей, а также ученики медресе (для чего им требовалось пройти экзамен). От каждой семьи надлежало брать не более одного человека. Единственный сын в семье набору не подлежал[34]. Принимались также добровольцы (с согласия родителей). Положения 1846 и 1848 гг. разрешали рекрутам (тем, кто занимался торговлей, коммерцией или иным родом занятий, где исключалось пятилетнее отсутствие) выставлять вместо себя вольнонаемного, «оставаясь порукою за него в течение года», либо (закон 1845 г.) платить особый налог (150 золотых монет при каждом призыве). При этом запрещалось присылать в качестве заместителя чернокожего раба (но белого – разрешалось) либо продавать поместья, чтобы покрыть расходы на наем заместителя. Для производства наборов страна делилась на военные округа по числу корпусов. Каждый округ делился на участки, рекруты из которых комплектовали определенные полки. Количество новобранцев устанавливалось в соответствии с размером территории округа и численностью населения в казе[35].

Таблица 4: Комплектование корпусов[36] 

Процесс жеребьевки выглядел следующим образом. Каждой весной все мужчины соответствующего возраста и лишенные физических недостатков должны были собираться в административном центре своего казы (или «в предварительно избранные вблизи главного города сборные пункты, куда созываются обыватели окрестных мест, подлежащие рекрутской повинности»). Корпус командировал штаб-офицера и медика с писарем («в те провинции, в коих преобразовательная система (танзимат) окончательно еще не введена, Корпусный командир отряжает для производства набора, особую Комиссию, сопровождаемую несколькими ротами пехоты и в случае надобности даже артиллерией»). В казе созывался совет из местной администрации, включая главного судью и муфтия. «Всем жителям подлежащим набору, ведутся в городах, местечках и деревнях списки, в которые отмечены также отсутствующие». «По освидетельствовании прибывших людей и объявлении медика что они к военной службе способны», явившиеся призывники начинали тянуть жребий. Жеребьевкой руководил муфтий казы. Он доставал из особой урны билет с именем одного из призывников, после чего вызванный собственноручно извлекал из другой урны билет, в котором говорилось, подлежит ли он призыву, или же его рекрутирование откладывается до следующего года. Билет в нераскрытом виде передавался офицеру, который и сообщал призывнику итог жеребьевки. По завершении дела, рекруты отправлялись в главный город провинции, где проходили обучение (3-4 часа муштры в день) и откуда распределялись по своим новым частям. Формально избежать жеребьевки было нелегко, поскольку тем, кому посчастливилось в первый раз, жребий приходилось тянуть снова на протяжении последующих пяти лет. «Отсутствующие, на которых падет жребий, извещаются о том чрез Земскую полицию и они обязаны явиться куда будет назначено»[39].

Упорядочение срока службы способствовало сокращению масштабов дезертирства. Тем не менее, продолжались попытки избежать призыва: бегство в горы, леса, к курдам или вообще к кочевникам (которые сами постоянно избегали вербовщиков – рекрутские наборы на них налагались в качестве наказания за мятеж после поражения), попытки заручиться содействием местных властей, даже искалечить себя. Мусульмане империи традиционно полагали, что военная служба – их долг только в период войны с неверными, и не хотели мириться с ежегодными наборами и в мирное, и в военное время, а дезертиров охотно скрывали от властей. Распространилась практика получения диплома представителя мусульманского духовенства, что позволяло не идти в армию. Богачи и сыновья администрации всегда имели возможность откупиться. Проблемы не ограничивались периферией, но затрагивали и «сердце» империи – Румелию и Анатолию. Меморандум 1851 г. сообщал, что дезертиры и остатки от квот наборов предыдущих пяти лет, которых не смогли мобилизовать, насчитывали 5000 чел. в центральном вербовочном округе Гвардейского корпуса[40].

После вестей о начале военных действий энтузиазм в солдатской массе быстро охладел, а «побеги рекрутов увеличиваются»[41]. Особенно это затронуло редиф (чьи деревни были недалеко от места службы), тем более что наказание за побег заключалось в 120 плетях, трех месяцах тюрьмы и продлении срока оставшейся службы. Итогом поражения при Кюрюк-Дара стало бегство 8000 солдат. Уильямс в Карсе был вынужден, вопреки запрету на смертную казнь в турецком военном законодательстве, ввести расстрел за дезертирство, но и это не остановило побеги[42]. Рассказывали, что к началу 1855 г. только в эялете Сиваса скрывались 10 тыс. дезертиров, призывавших бывших соратников последовать их примеру[43].

В целом рекрутские наборы проводились с малым успехом, отчего в рядах армии образовывался значительный некомплект. Особенно упорно сопротивлялись наборам курды, бедуины и друзы. «Курды и другие несовершенно еще покоренные Мусульмане, ненавидящее Оттоманское Правительство, оказывают при наборе сильное сопротивление. – Продолжающаяся уже столько лет война против Курдов, ничто иное как мера, предпринятая для подчинения этого народа танзимату и вместе с тем правильному образу рекрутского набора». В других, формально мусульманских, но слабо контролируемых империей областях с выполнением положений закона 1843 г. также возникали серьезные проблемы. Попытка начать набор на арабских территориях спровоцировала мятеж в Алеппо (1850). Набор солдат в этом городе удалось начать в полной мере только с 1861 г., а горные общины Сирии и Палестины, наподобие друзов Джабал Хаурана, сопротивлялись попыткам применить к ним рекрутскую повинность до самого конца столетия[44]. Тем не менее, боевые качества полков и солдат Сирийского корпуса (отличившихся при Кюрюк-Дара и до последнего сохранявших боеспособность при осаде Карса) оценивались высоко – «служивших опорой всей армии»[45]. Как пишет очевидец, солдаты Арабистанского корпуса «почти все молодцы, смуглые лицом, стройные, красивые, они… умели быть почтительными, сохраняя свое достоинство»[46].

Примечательно, что закон 1846 г. высказывался против наличия полков, укомплектованных целиком людьми из одной и той же страны и одной и той же нации, предусматривая с этой целью постоянную ротацию полков. В донесениях начала 1850-х гг. выражалось недовольство преобладанием арабов в Аравийском корпусе, и ежегодно туда продолжали присылать рекрутов-турок из Анатолии[47].

Исключением в принципе комплектования стали зейбеки (зебеки) – горцы, обитающие южнее Смирны, прирожденные стрелки, с малолетства привычные к оружию, которые ранее «использовались, как и албанцы, в качестве телохранителей пашей»[48]. Теперь турки комплектовали из них свои егерские батальоны (особенно в Анатолийском корпусе, где легкая пехота набиралась «почти исключительно из зебеков»)[49]. Также зебеки выставляли конницу башибузуков («вооруженные до зубов» – пистолеты, карабины, длинные копья)[50]. 

Месячные оклады (незначительные, не менявшиеся уже четверть века, несмотря на инфляцию) были следующими:

Рядовой: 20 пиастров, или курушей (эквивалентно 1 руб. 10 коп. серебром в денежной системе России, или примерно 3 шиллингам 4 пенсам в британской монете), в кавалерии – 24 пиастра, в артиллерии – 25.

Капрал: 30 (1 руб. 65 коп.) и 35 пиастров соответственно в пехоте и кавалерии.

Унтер-офицер: 40 (2 руб. 20 коп.) и 45 пиастров.

Фельдфебель/вахмистр: 50 (2 руб. 75 коп.) и 55 пиастров[51].

Питание солдат было сравнительно недурным (но не везде) в мирное время и в гарнизоне – англичане признавали, что турку платят и кормят его лучше, чем в британской армии. Но в походе и в особенности вблизи театра военных действий, положение резко ухудшалось – после Кюрюк-Дара солдат в Карсе вообще «перестали даже кормить, и они жили грабежами местных селений»[52].

Положенный ежедневный рацион солдата включал: 300 драхм (примерно 34 английских унции = более двух русских фунтов) хлеба, 80 (55 золотников) или 92 драхмы (10,5 унций) мяса, 25 (2,75 унции) или 27 драхм (18 золотников) риса. Мясо выдавалось только пять дней недели, поэтому в оставшиеся два дня для приготовления плова отпускали еще по 92 драхмы риса. Также в рацион входили 16 драхм (1,75 унции) овечьего курдюка[53], 15-25 драхм оливкового масла (также использовалось для чистки оружия и освещения), около 4 (0,5 унции) или 6 драхм соли, 9 драхм овощей (лук, фасоль и т.д.) – больше зелени и овощей солдаты могли покупать за свой счет. В Рамазан «от казны полагается им кофе и даже значительное количество сахару на пирожное». Утром турок закусывал хлебом и подсоленным супом из риса и курдюка. Вечером – хлебом и тушеным мясом (приправленным рисом, курдюком и овощами), или же пловом (в те дни, когда мяса не давали). Могли приготовить шашлык. Каждый десяток получал или круглую железную тарелку, или широкий луженый котел[54]. На Дунае летом 1854 г. турки питались так: в каждый день около 300 г мяса, около 1 кг черного хлеба, риса вволю, масло, овощи свежие или сушеные, кофе[55]. Но зато в Батуме им давали мясо в среднем раз в неделю[56], а в Карсе ситуация с питанием была еще хуже. Хлеб могли заменять сухарями.

Турецкое «пушечное мясо» было отменного качества. Выносливый, послушный, умеренный в пище и трезвый (впрочем, вино не пили, а вот водку или ракию[57] – без ограничений), стойкий, храбрый исходный материал, к тому же фаталист по природе. Однако, низкий уровень развития солдат, подогреваемых религиозных фанатизмом[58], стал виновником варварски жестокого и зверского отношения к убитым, раненым и пленным противникам. Контролировать было нелегко и регулярные войска, а уж когда речь шла об иррегулярных формированиях бандитов… Доставалось и «союзникам», т. е. англичанам с французами. Военные операции на Кавказе еще до объявления войны начались очередными варварствами иррегулярных формирований. Особенно при захвате поста Св. Николая (Черноморское побережье) «турки неистовствовали страшным образом. Они распяли таможенного чиновника и потом стреляли в него в цель; священнику отпилили голову; лекаря запытали, допрашивая, куда он спрятал деньги, перерезали женщин и детей и, наконец, у одной беременной женщины вырезали уже живого ребенка и тут же на глазах еще живой матери резали его по кускам»[59]. В Ахалцихском отряде награду выдавали башибузукам не только за головы, но и за уши[60]. По словам некого врача турецкой службы, после боя при Четати, «один из этих дикарей сделал себе из отрезанных ушей и носов целое ожерелье» (речь об иррегулярных войсках)[61].

При осаде Силистрии в лагере союзников говорили, что «турок с трудом можно удержать от нанесения увечий их павших врагам. Если они могут остаться незамеченными, то отрежут три-четыре головы и, связав их вместе через губы и щеки, несут за плечами»[62]. После отражения штурма Араб-Табии турки отрезали головы более чем 60 убитым, в надежде получить награду – но перед ними закрыли ворота (в городе заправляли англичане, не одобрявшие подобные мерзости). Другой турок бросил к ногам коменданта Мусы-паши пару ушей, еще один похвалялся хладнокровным убийством раненого русского офицера. Все убитые были раздеты, а раненые – добиты. Вину за бесчинства, разумеется, свалили на одних башибузуков и иррегулярные войска[63]. Командующий Баязетским отрядом Селим-паша платил своим башибузукам «за отрезанные головы: за красивые давал более, за безобразные менее, за самую красивую заплатил 700 курушей (монета в 5 копеек серебром)»[64]. Мехмед-паша из Карса «давал бакшиш за каждую голову гяура» своим башибузукам[65].

Но и в регулярной армии «турецкий солдат очень любит головы и никак не может понять возможности сражаться, не снимая голов с плеч своих неприятелей»[66]. После отражения штурма Карса «турецкие солдаты добивали русских раненых, а некоторых полуживых сбрасывали в кучу. Много увещаний и угроз стоило Англичанам, чтоб удержать остервенение Турок»[67]. Гнусный, но ставший вековой традицией обычай отрезать убитым головы применялся и в Крыму, при отражении атаки на Евпаторию (февраль 1855 г.). Британский корреспондент, обходя укрепления сразу после штурма, наткнулся сначала на двух торжествующих солдат, «и каждый нес в руке то, что я сначала принял за свиную голову, но при ближайшем рассмотрении это оказались… головы двух несчастных русских», а потом увидел еще двух дикарей, воткнувших вражеские головы на свои штыки. Другие солдаты водрузили вдоль укреплений колья с головами убитых. Раненые, которых не успели подобрать, были безжалостно перерезаны турко-египетскими варварами. Дальнейшую охоту за головами и избиение остановило только вмешательство европейских офицеров. Омер-паша велел снять головы и арестовал двух турок, заявившихся к нему с этими «трофеями». Говорили, будто бы он отправил под продолжительный арест офицеров турецкого батальона, добивавшего раненых, но ходили и слухи о том, что Омер вообще замял дело[68]. Натуру турка-солдата не удалось изменить и поныне, что уж говорить о первых десятилетиях вестернизации…

Но самое главное – ему не хватало выучки и, прежде всего, достойного руководства. Большинство наблюдателей согласились бы со словами маршала де Сент-Арно, что в турецкой армии «нет офицеров и еще меньше унтер-офицеров»[69]. Общее мнение заключалось в том, что турки были бы способны на что-то, «располагай они хорошими офицерами». Но откуда им было взяться? А. Патон, осенью 1853 г. видевший турецкие войска на Дунае, отмечал: «Турецкая армия превосходна в своих крайностях: в лице Омер-паши – опытный военачальник, равно как и немногие достойные люди, стоящие за ним, а войска инстинктивно отважны и выносливы; но в промежутке между этими двумя категориями – безобразный вакуум непрофессионализма и коррупции». Он также приводит слова некого русского офицера: «Думаю, что султан должен дать всем рядовым по награде Нишан [т. е. по символу офицерского звания, отмененному в конце 1851 г.], а всех офицеров наказать палками»[70].

Некоторые офицеры получали образование во Франции, Англии или Австрии. В самой империи Военная академия («Школа военных наук») была открыта в 1834 г., но первый выпуск состоялся только в 1847 г. Хотя Академия была предназначена для всех родов войск, ее выпускники становились прежде всего офицерами Генштаба, артиллеристами, военными инженерами. Другие высшие военно-учебные заведения (кадетский корпус в Константинополе, военно-медицинское училище, военно-инженерная школа) положение не спасали из-за своей специфичности и немногочисленности. Да и немногие из их выпускников «доказывают сметливости и навыка действовать без руководства инструкторов»[71].

Хуже того, офицеры с образованием (хотя бы обычным светским, не говоря о военном) в армии совершенно не ценились и были объектом оскорблений и презрения подавляющей части коллег[72]. По словам одного из таких вестернизированных турок, «никто не слушает нас, никто не верит нам» и «мы должны поступать так, как угодно» неграмотному полковнику[73]. «Из офицеров девять десятых были самоучки»[74]. «Степень образованности национальных Турецких офицеров ниже нуля»[75]. «Невежество в Турецкой армии в высшей степени, и хотя служащие производятся постепенно в чины, но знание и взгляды на службу старшего офицера большею частью остаются те же, как у рекрута»[76]. Ну а младшие офицеры и вовсе были безграмотны[77].

«Если есть между офицерами люди способные для военного дела, то способности эти даже в том поколении, которое взросло в нынешней системе, принадлежат к прежней эпохе и к прежней военной системе»[78]. Особенно турецкие старшие офицеры и генералы оставались на уровне профессиональной подготовки почти на прежнем уровне – сипахийского ополчения и янычарского корпуса. По своему невежеству эти люди не имели себе равных. (Зато кони у них были великолепные![79]) Для некоторых планы, карты, телеграммы были «неведомыми предметами». Когда одному генерал-майору «показали карту, стараясь растолковать место расположения неприятеля, генерал совершенно потерялся в каракулях линий, точек и букв, и, в замешательстве, бросил карту»[80]. Начальник штаба Анатолийского корпуса (второй по значению группировки турецких войск) Ахмед-паша – «человек без всякого воспитания и только своей храбростью дослужившийся до звания Генерал-Лейтенанта. – Он столь необразован, что не умеет даже грамоте и притом находится в постоянной вражде с Корпусным Командиром»; вообще этот штабист не отличался особым умственным развитием[81]. Другому начальнику штаба, 5-го корпуса, Давуд-паше, российский консул в Сирии «помнится, однажды целый час не мог… растолковать разницу между географическими градусами и градусами термометра»[82]. Селим-паша, командующий Батумским отрядом, тоже был неграмотен, что не мешало его повышению. «Последнее весьма понятно: в то время указывали пальцем на пашу, умеющего читать и писать». Не имея ни малейшего понятия о тактике и стратегии, Селим «составил весьма смелый план действий, по которому прямо и без остановки должен был дойти от Батума до Тифлиса и даже до Петербурга». «…Занимая помещение в доме Селим-паши, мы нашли яму, наполненную головами… они принадлежали грузинам, приходившим для переговоров с Селим-пашой, которым ночью он преспокойно приказывал отсекать головы»[83].

«Обер-офицеры получают чрезвычайно скудное содержание, и если б, говоря вообще, они стояли выше рядовых в умственном отношении, то завидовали бы им в денежном». Месячные оклады были следующими:

Младший лейтенант: 150 пиастров (эквивалентно 8 руб. 25 коп. серебром).

Лейтенант: 180 пиастров (9 руб. 90 коп.).

Капитан: 270 пиастров (14 руб. 85 коп.); в кавалерии, видимо, 300 пиастров.

Бинбаши: 600 пиастров.

Майор: 900-1200 пиастров (49 руб. 50 коп. – 66 руб.).

Подполковник: 1350 пиастров (74 руб. 25 коп.).

Полковник: 1800 пиастров (99 руб.).

Генерал-майор: 7500 пиастров (412 руб. 50 коп.).

Генерал-лейтенант: 15 тыс. пиастров (825 руб.).

Мюшир: 70, или 75, тыс. пиастров (3850 руб.)[84].

Разница в окладах между офицерами и генералитетом была гигантской. Штаб- и обер-офицеры получали сверх того рационы, «стоимость коих можно считать около половины жалованья, смотря по ценам», или даже «почти двум третям жалованья» (рационы выдавались деньгами)[85]. Даже старшие офицеры и генералы часто находились «в стесненных денежных обстоятельствах; оно и не может быть иначе, если, как например ныне, им не выдают жалованья по десяти месяцев, и они живут на деньги, постепенно заимствуемые из казенных сумм»[86]. Офицеры «имеют прислугу большею частью из негров»[87], ну а для генерала пышная свита, включая чубукджи, была правилом. «Батальонные командиры и некоторые офицеры ехали верхами», прочие передвигались пешими[88].

Офицерский корпус отличался отвагой – при случае, смекалкой – когда речь шла о пополнении собственного кошелька, и, по необходимости, привычкой полагаться только на самого себя. «Религия учила их повиновению и внушала им доверие к назначенному султаном-калифом начальнику…»[89]. Но была и обратная сторона такого доверия: младшими офицерами (до майора) старшие чины и правительственные чиновники «пренебрегали и унижали, даже били». «Я видел, как офицеров бьют палками турецкие полицейские, потому что те, сидя в кафе, недостаточно быстро поднялись, когда мимо проходил паша Румелии»[90]. Низкопоклонничество в армии доходило до крайностей. Офицер «должен был носить за своим пашой калоши, надевать их ему на ноги, подавать ему чубук, огонь для раскуривания трубки, словом исполнять все обязанности лакея, служить ему за столом, помогать повару… Офицера били чубуком, палкой, нагайкой – чем попало… Офицер никогда не осмеливался сесть в присутствии паши или даже старшего в чине, и ни под каким видом не мог вместе с ним есть». Обращение младшего со старшим было самым раболепным[91].

Не считая выпуска из военных училищ и назначения фаворитов[92], офицерский корпус комплектовался производством из нижних чинов. Такие офицеры («а именно в пехоте и Кавалерии, особенно ниже Штаб-офицерского чина») мало чем отличались от простых солдат, «невзирая на высокое о себе мнение», выдавались крайним невежеством[93] и не пользовались должным авторитетом у своих подчиненных. «Отличительные качества Мусульман: беспечность и равнодушие, заметны также между офицерами и совокупно с предрассудками Исламизма действуют вредно на состояние войск, в которых поэтому недостаток в способных начальниках весьма ощутителен. – Дисциплина и субординация не соблюдаются строго, – черта отделяющая старшего от подчиненного слабо означена и военного духа нет…»[94]. С нижними чинами офицеры «общались» посредством ударов, таскали солдат за уши, постоянно обкрадывали их. «…Все турецкие начальники, начиная от самого мушира и кончая последним младшим офицером, заботились лишь о наживе за счет обкрадываемых ими солдат». Практически все деньги, проходившие сквозь их руки, «прилипали к их пальцам». «Все чиновники коррумпированы», а особо прибыльным местом являлась организация снабжения войск. Когда нельзя было красть деньги, генералы и офицеры переходили к солдатским рационам. С точки зрения османского генералитета, армия должна была служить им, а не они – армии[95].

Для повышения в чине требовалась или большая удача, или связи при дворе, или деньги. Личная храбрость, командные качества, познания в военном деле здесь ничего не значили, царил «полный произвол, при котором имеет большое значение протекция»[96]. Отношения «патрон – клиент» сохраняли полную силу. Зариф-Мустафа-паша, разбитый позднее при Кюрюк-Дара, стал командующим Анатолийским корпусом просто потому что его покровитель, военный министр, назначил своего чубукджи мюширом[97]. В гвардейской пехоте среди офицеров имелось немало негров: одни, очевидно, когда-то служили в египетской армии, другие (включая евнухов) были рабами пашей[98]. Западные источники негодовали на то, что турецкие офицеры – бывшие рабы, конюхи, подаватели кофе или носители трубки у пашей, лишенные чести, патриотизма и военных познаний[99].

Ч. Дункан резюмирует: «Рядовой солдат, если он ведет себя хорошо и грамотен, со временем продвинется до звания капрала; но если у него в друзьях майор, либо есть кузен-полковник, все идет прекрасно и он быстро минует звания сержанта, лейтенанта и т. д., и через месяц может оказаться уже капитаном. Влияние, интриги или подкуп влияют на все, а истинно достойный человек так и останется старшим сержантом. Что до более высоких чинов, их минуют с еще меньшими затруднениями, при условии, что есть в наличии деньги и влияние на сераскира или другого высшего чиновника»[100]. В итоге, отмечали этот парадокс западные обозреватели, став офицером и добившись «приятной жизни», бывший солдат задавался мыслью – ради чего ему теперь рисковать жизнью?[101] Офицеры и генералы в целом не отличались ни стойкостью, ни мужеством. «Солдаты же Турецкие утверждали, что при первых выстрелах бегут раньше всех паши, затем штаб-офицеры, потом обер-офицеры и, наконец, при полном безначалии остается бежать и солдатам». Так происходило во всех крупных сражениях на Кавказе. Например, при Башкадыкларе, по заявлению Ахмед-паши, в какой-то момент в войсках уже не имелось никаких офицеров в чинах выше капитанского. А при Кюрюк-Дара, спустя час после начала битвы, на поле боя почти не осталось командиров батальонов и полковников – за редким исключением, все они «бросили свои полки и бежали в лагерь, чтобы спасти свои вещи и отправить их в Карс». Батальоны возглавляли лейтенанты или капитаны, и, как правило, «младшие офицеры вели себя отлично»; но все высшие чины, начиная со звания старшего адъютанта, «покрыли себя позором». На смотре в сентябре 1854 г. Уильямс обратил внимание на стоявшую группу офицеров без солдат – как оказалось, комсостав полка, уничтоженного при Кюрюк-Дара, но не пожелавший разделить участь подчиненных[102]. При отражении штурма Карса некоторые штаб-офицеров опять бежали, но другие и особенно младшие офицеры сражались отважно и в первых рядах[103].

Нехватка профессиональных кадров отчасти восполнялась приглашением европейских специалистов (среди которых, впрочем, оказалось немало некомпетентных лиц, так что с 1854 г. новых иностранцев принимали крайне неохотно), а также назначением на офицерские должности (в анатолийских и, отчасти, румелийских войсках) польских и венгерских беглецов от правосудия – участников прежних мятежей. В итоге, при отсутствии христиан-солдат имелось немало офицеров-христиан (иностранцы), и не все они становились ренегатами[104]. В конце концов, лучший турецкий генерал, Омер-паша (главные достоинства которого – осторожность и искусный выбор оборонительных позиций), был хорватом, ранее служившим Австрии, хотя и принял в Турции ислам[105]. Омер питал склонность к европейским офицерам, умело пользуясь их знаниями и опытом. Правда, европейцы далеко не все имели военное образование, к тому же они постоянно интриговали друг против друга, а турки относились к ним с подозрительностью и недоверием, видя в гяурах шпионов и доносчиков. Обычно иностранные офицеры занимали должности военных советников и начальников штаба – в Анатолийском корпусе как-то собралось 23 таких офицера, среди них поляки, венгры, представители Франции, США, Италии, Бельгии и даже Хуршид-паша (Ричард Д. Гайон, англичанин по происхождению, успевший повоевать за венгров). После неудач 1854 г. почти все они были отозваны, и следующий год стал годом англичан (У.Ф. Уильямс и др.)[106] в Анатолийской армии. Примеры генерала Бахрам-паши (англичанин Кэннон), бригадного командира у Омер-паши[107], венгра-генерала Дьёрдя Кмети (Исмаил-паша), командовавшего башибузуками в Анатолийском корпусе (1854 г.; Кмети приучил своих подчиненных к подобию порядка)[108], и его менее значительного аналога в Дунайской армии – поляка Искендер-бея (Ильинского)[109], скорее исключение. Турецкий солдат обычно считал долгом не подчиняться офицеру-«неверному», закон тоже запрещал это, поэтому приходилось оставлять номинальных командиров-турок, а самим иностранцам давать турецкие имена[110].

Регулярная пехота

Пехотный полк (алай) состоял из 4 батальонов (табур), батальон – из восьми рот (бёлюк)[111], все они именовались по номерам. Но нумерация рот, как можно судить, нередко была перемешана – 7-я рота могла находиться в 1-м батальоне, а 8-я – в 3-м. К тому же, в мирное время «по потребностям службы редко сходятся в одно место батальоны одного полка». В военное время именно батальон являлся основной тактической единицей; полковая и, тем более, бригадная и дивизионная структура в бою существовала больше на бумаге. Строевые единицы батальона: капральство манга (10 чел. с капралом); два капральства – отделение (сержант); два отделения – взвод (лейтенант); два взвода – рота (капитан). В батальоне имелось по штату 815 чел.: 26 офицеров (командир батальона, старший адъютант, 8 капитанов, 16 лейтенантов; один из офицеров исполнял обязанности квартирмейстера), 112 унтер-офицеров (8 старших сержантов, 32 сержанта, 8 каптенармусов, 64 капрала), 640 рядовых, 24 музыканта (барабанщики и флейтисты)[112], два водоносов[113], два медика, аптекарь[114], два имама. Учитывая штаб (полковник, подполковник и майор), полк насчитывал 3263 чел. Фактическая численность полка чаще всего не превышала 2000 чел. Обычно во взводе наличное число рядов равнялось от 9 до 12, что дает на роту 54-72 чел., батальон – 432-576 чел., а на полк – от 1728 до 2304 чел., не считая офицеров. Эти оценки могут быть отчасти занижены, но даже приведенные «почти в полный комплект» батальоны Аравийского корпуса насчитывали примерно по 700 чел. «Полки Константинопольского гарнизона имели в 1851-м году батальоны силою около 500 человек; в текущем [1852] году я видел неоднократно пехоту, построенную, вместо трех, только в две шеренги, из чего можно заключить, что числительность еще больше уменьшилась»[115].

На Дунае батальоны насчитывали 800-1000 чел., а по заявлению самого Омер-паши – по 700 чел.; иногда они не превышали всего 560 чел.[116] В начале войны батальоны Анатолийского корпуса включали в среднем по 500-600 чел., и в 1854 г., «по причине огромной болезненности и смертности», не превышали цифры 700 чел.[117] Представители союзников в турецком лагере указывают на очень слабый комплект личного состава. Однако, к их оценкам следует относиться осторожно. Ч. Дункан утверждает, что обычная численность турецкого батальона – от 800 до 1000 штыков. На смотре 5 мая 1854 г. некоторые батальоны представляли собой «скелеты» из 350 чел., другие, напротив, «не столь далеко отошли от своего обычного штата». Но при Кюрюк-Дара, по словам Дункана, арабистанские батальоны включали в среднем по 300 чел., анатолийские – по 350, батальоны редифа – по 550, а стрелковые батальоны – 300 чел. Французский консул в Эрзуруме полагал, что все батальоны в сражении насчитывали по 400 чел.; князь Бебутов – что в батальонах было «от 600 до 700 чел.»[118]. Батальоны Баязетского отряда (12 в июле 1854 г.) имели каждый около 500 чел., но в сентябре присланы арабистанский батальон (1000) и еще три батальона из Карса, пополненные «рекрутами и старослужащими солдатами» до 1000 чел. каждый[119]. В 13 батальонах Батумского отряда (июль 1854 г.) было до 600 чел. в каждом[120].

Но вообще численность частей установить было сложно из-за постоянных приписок, когда жалованье и рационы на реально отсутствующих в строю людей отходили их полковникам и генералам (а те продавали провиант и вещи поставщикам)[121]. Проверка в сентябре 1854 г. показала следующий состав пехоты в Карсе: 7200 в низаме, 3400 в редифе, еще 2000 больных и столько же расквартировано близ Карсе, всего 14600 чел. Но отчеты турецких генералов приводили 9662 чел. в 1-й дивизии, 8243 чел. во 2-й дивизии и 4669 чел. в резерве, всего 22574! В октябре 1854 г. два арабистанских полка на смотре оказались силой в 4000 чел., но Уильямс, лично осмотрев их, увидел всего 2400 чел.; инспекция гвардейского полка редифа выявила 750 чел. в строю и 200 больных (вместо 2000 на перекличке). В феврале 1855 г. этот же полк (4 батальона) мог выставить 1115 чел., еще 343 были слишком больны для строевой службы, 144 лежали в госпитале и 414 (по отчету) умерли. «Доказательство, что вся эта смертность и болезненность вызвана нехваткой всего необходимого и пренебрежением начальства, заключается в том, что из 80 офицеров никто не умер и всего один болен, исключая тех, кому пришлось следить за больными». На 7 ноября 1854 г. численность пехоты в Карсе была следующей (считая больных): 1-й Арабистанский полк, 1076 чел.; 2-й, 1528; 6-й, 901; 2-й Анатолийский полк, 1762; 6-й, 1277; 1-й полк редифа, 2155; 2-й, 1564; гвардейский егерский батальон, 345[122]. Однако, пожалуй, самое яркое расхождение между списочным составом и реальной численностью можно было наблюдать в частях Батумского отряда: вместо 12000 там оказалось 300 штыков (1855)[123]. Даже если это преувеличение, масштабы коррупции и смертности здесь явно были чрезмерными даже для турок!

Крупным недостатком войск было отсутствие организованных перевозочных средств, что делало турецкие части неспособными к дальним военным действиям. «Для перевозки тяжестей некоторые полки, особенно кавалерийские, имеют своих мулов, но большею частью взимают подводы у обывателей. Таким образом перевозятся иногда орудия и пороховые ящики, для сбережения казенных лошадей, не только в гористых местах, но и на равнинах»[124]. «Как при войсках никакого строевого обоза не заведено, то провиант и фураж, а также патроны и все вообще тяжести, в случае движений навьючиваются на лошадей или верблюдов». При Батумском отряде в сентябре 1855 г. состояли «от 250 до 400 пар вьючных волов, с запасом продовольствия»[125].

Интендантской службы европейского образца в турецкой армии не существовало. «Закупка продовольствия в тех местах расположения войск, где нет подрядчиков, производится офицерами или полковыми маркитантами; там же где находятся поставщики, заключается с ними договор на известное количество провианта, съестных припасов и фуража, с определением постоянной платы за доставляемые предметы». «Таким точно образом продовольствуются войска в походе… Для кавалерии на зимние м-цы заготовляется ячмень и солома, но и то не везде и не всегда; весною на 40 дней лошади выпускаются на подножный корм». «При таковой системе военное ведомство привыкло не заботиться об учреждении постоянных магазинов провиантских и вообще, об устройстве правильного образа обеспечения войск продовольствием; даже собираемые ежегодно на счет правительства рожь, ячмень и другие продукты, местное Начальство находит иногда выгоднее продать нежели хранить в запасе»[126].

Перед началом войны, вместо организации правильной системы снабжения на Дунае, правительство просто обобрало своих подданных-христиан. Было приказано собирать с них натурою ежемесячно по 12 ок (36 фунтов) хлеба, с соответствующей пропорцией ячменя и кукурузы. Также установлена обязательная доставка жителями продуктов в места расположения войск, а все запасы фуража в Болгарии конфискованы в казну[127]. В итоге, ни складов, ни комиссариатских повозок, и «то, как питается армия, на первый взгляд – загадка для военного человека», фактически: просто отбирая продовольствие у местного населения[128]. Что же касается злоупотреблений в области военного снабжения, то здесь Турция оставляла далеко позади все прочие страны.

В ужасном состоянии находилась медицинская служба. В годы войны не только интендантское воровство и фактическое отсутствие снабжения, но и отсутствие знающих медиков (турецкие медики, «самые грубые невежды», представляли собой сборище невежественных турок, греков и столь же несведущих в своем деле европейских авантюристов без аттестатов) и какого-либо ухода за больными и ранеными стали нормой. В начале войны на Дунайском ТВД госпиталя имелись только в Варне, Шумле и Рущуке, но и там не хватало врачей[129]. Медикаменты, хирургические аппараты и прочие лечебные припасы, доставлялись из Константинополя. На территории всего 4-го корпуса имелась только одна аптека, в штаб-квартире[130]. Полковник Анри доносил маршалу Сент-Арно 18 мая 1854 г., что лично увидел состояние турецких госпиталей в Шумле, где раненые лежат в лохмотьях, без белья и подушек, и присмотрелся к безобразному состоянию обуви и одежды турецких солдат[131]. В Батуме госпиталя «не имели самого необходимого, например: одеял и кроватей; из аптечных припасов, за исключением пакетов чаю и порошков для составления прохладительных напитков, ничего не было». Все остальное главный врач отряда благополучно сбыл в Трапезунде[132].

Уход за ранеными в сражении отличался той же небрежностью. При Кюрюк-Дара раненых выносили с поля боя их товарищи, а медики пребывали на безопасном, и значительном, расстоянии; всего один врач (канадец д-р Фрейзер) перевязывал раненых под огнем противника[133].

Информация о тактике османской армии крайне скудна. Турецкие уставы на европейские языки не переводились по понятным причинам (поскольку являлись калькой с западноевропейских текстов). Современников по тем же причинам турецкая тактика мало интересовала. К тому же, последняя носила пассивный характер, отличаясь малой способностью к активным действиям. Излюбленный способ действий заключался в заблаговременном занятии сильных от природы или укрепленных самими турками позиций и их обороне. Восточная война знает немного сражений, где турки не отсиживались за укреплениями – полевыми, крепостными или природными. (Исключением были бои, где турки не подозревали о расположении противника, или бросались за ним в «погоню».) На равнине турки терялись. Вообще Османы традиционно проявляли способность к упорной обороне, что в значительной мере объяснялось природными свойствами их солдата и тем фактом, что «из укреплений трудно бежать», а нападающих можно поражать долго и «безнаказанно». «За каменными стенами, траншеями или валами, защищая брешь, или вырвавшись на вылазку, Османлы, с его неукротимой отвагой, диким фанатизмом и презрением к смерти… может отразить организованную атаку европейских войск или на время разрушить их строй; но всякий, кто видел медленные, осторожные и запутанные передвижения турок, их беспорядочное наступление и продвижение, их трясущиеся каре и колеблющиеся колонны, не сможет поверить, что они смогут долго выстоять против регулярной армии в открытом поле». Ч.Дункан, по итогам поражений 1854 года, пришел к выводу, что «турецкие войска неспособны сражаться в открытом поле… За стенами, не сомневаюсь, пехота будет хорошо сражаться, но вывести ее из-за этих укреплений значит принести ее в жестокую жертву»[134].

По характеристике М.Чайковского, к 1853 г. войска «вовсе не были обучены и знали кое-как только бесполезные на практике ружейные приемы; они строились не довольно быстро и дружно. Лучшими их качествами была меткая стрельба, уменье пользоваться всяким прикрытием и окапываться земляными укреплениями. Войска не имели понятия ни о маневрировании, ни о военных науках и не знали ни лагерной, ни полевой службы, все это исполнялось как кому вздумается и нравится». При этом войска 4, 5 и 6-го корпусов «гораздо лучше знали строевую службу», чем солдаты первых трех корпусов[135]. Прусский лейтенант Г. фон Бён отмечал, что «при обучении войск… ограничиваются одними только ружейными приемами, а все эволюции и построения считают лишними и слишком утомительными. – Во фронте нет никакой тишины и спокойствия, каждый стоит и поправляет себя и своего соседа как и когда ему угодно»[136]. Русский военный агент в Константинополе уточняет, что у турок в пехоте («преимущественно в Гвардии и Пионерных батальонах») «занимают солдат во всякое время одиночным и шереножным учением, ружейными приемами и фехтованием на штыках, введенным в Турецкую пехоту французскими инструкторами и на которое обращается особенное внимание». Но, «как войска выводятся летом в лагери только по частям и в незначительном числе, то общего сбора пехоты, кавалерии и артиллерии, а следственно и совместных учений или маневров не бывает». «Фронтовое обучение… посредственно. – Люди, хотя большею частью стройной наружности, не имеют должной выправки, ловкости и живости. – В построениях и движениях нет надлежащей быстроты, порядка и равнения»[137]. Внимания на рост солдат никакого не обращалось, так что в одном строю стояли и высокие, и низенькие люди. Учили солдат раз в день, в дурную погоду занятия продолжались внутри казарм. 3-4 раза в год устраивали инспекции и смотры[138]. Но на последних даже гвардия демонстрировала «больше оживленности и непринужденности, чем порядка и точности»[139]. В Сирии и вовсе солдат баловали: «Весьма мало примеров наказаний; мало взыскательности по службе, учение бывает кое-когда повзводное на час или на два, маневров почти нет… Даже смотры редко бывают, и то по роте или полубатальону. Рекрутов обучают унтер-офицеры по утрам ежедневно на площадях»[140].

Правда, «пехота… делает ружейные приемы довольно правильно и точно». В некоторых полках «упражнения с оружием столь же хороши, как у наших [французских] старых солдат»[141], но как раз эта деталь обучения немногое значила для боевой тактики. Реалии военного времени: Уильямс обнаружил, что в Карсе не только не обучают постоянно войска, но и пехоту «не учат заряжать даже холостыми патронами» и «многие полки не имеют возможности заняться однодневной стрельбой рядами». С другой стороны, 1-й Арабистанский и 2-й Анатолийский пехотные полки были «отменно выучены, и их командиры действительно казались заинтересованными этим». Но «другие полки, особенно редиф… положительно не знали никакой строевой подготовки, да и откуда им, когда многие из их полковников не понимали простейших перестроений, а кое-кто не знал даже обычных командных распоряжений»[142].

Пехота строилась в три шеренги, «по ранжиру людей, без особенной впрочем точности»[143]. К полю боя турецкая пехота подходила и шла в атаку в густых батальонных колоннах[144], выслав перед фронтом цепь штуцерных стрелков/фланкеров. (Эти меткие стрелки умело пользовались естественными укрытиями, будь то камни или рытвины на горе Караял, «перекопанные канавами виноградники» и вал при Четати и т. д.) Также могли рассыпать в цепь целые роты и даже несколько батальонов первой линии, при этом другие батальоны второй линии, или стоявшие рядом, действовали традиционно – колоннами с прикрытием стрелков. Эту тактику можем наблюдать в немногих сражениях, где турки действовали наступательно: Четати[145], Башкадыклар[146], стычки на Дунае[147], Кюрюк-Дара[148], бой на Ингуре[149]. В 1855 г., по крайней мере, для марша, встречаем ротные колонны: две прибывшие в Крым дивизии маршировали «в колоннах из рот глубиной по три (шеренги), в каждой роте в среднем на фронт по 20 нижних чинов»[150].

Интересные вариации наблюдаем в Чингильском бою 17 (29) июля 1854 г. (Баязетский отряд): «Средние батальоны первой линии [три] стояли развернутым фронтом, фланговые [два] в колоннах; в интервалах между батальонами и немного впереди их, четыре орудия…». Согласно официальному отчету, фланговые батальоны были выстроены не колоннами, а в каре; за пехотой и по флангам ее находилась иррегулярная кавалерия. «На флангах, впереди центра позиции, по высотам ущелья», посреди которого и стояли батальоны, было рассыпано до 2000 стрелков (тоже башибузуки). При отражении атаки батальоны «производили батальный огонь, передние шеренги стояли на коленях; стрелки, находившиеся по флангам на высотах, спустились еще ниже и поражали наших навесно»[151].

Невзирая на обучение штыковому бою, турецкая пехота на него в полевом сражении не решалась[152]. Да и вражеской штыковой атаки турки в открытом поле не выдерживали, начиная отступление/бегство перед самим столкновением[153]. Сворачивание в каре упоминается реже, преимущественно на Кавказе, где турки чаще сталкивались с регулярной конницей противника, против которой каре было идеальным вариантом. При Башкадыкларе атакованный 3-м дивизионом нижегородцев батальон, несмотря на стремительность атаки, «успел перестроиться в каре, с орудиями по углам, и встретил драгун картечью и батальным огнем». Передние ряды были смяты, но задние отбивались упорно штыками и стреляли в упор. При Кюрюк-Дара, застигнутые атакой нижегородцев, турецкие батальоны построили каре и стали неподвижно; из-за интервалов вылетали башибузуки. Пехотинцы малыми кучками бросались на драгун, стреляли почти в упор и падали под ударами шашек. В другом случае драгуны «бросились на батальон, составивший сплошную кучку; передние шеренги встретили наших штыками, стоя на коленях, задние в упор пускали свои выстрелы»[154]. Не всегда турки были на высоте: Уильямс, прибыв в Карс и осмотрев войска, жаловался, что пехота не умеет строиться в каре[155]. При том же Кюрюк-Дара были батальоны, не успевшие выполнить этот маневр и отбивавшиеся от кавалерии огнем[156].

Разделение пехоты на линейную и легкую у турок только что начинало вводиться, когда началась война. Ранее в пехотных полках 100-200 человек на батальон обучались прицельной стрельбе и правилам рассыпного строя, исполняя функции стрелков (в Восточную войну их использовали для создания стрелковых цепей, идущих перед фронтом атакующего батальона). Только весной 1853 г. было решено собрать наиболее подвижных и умных солдат каждого батальона в особую, «егерскую» роту (одну из восьми). Инструкторами новых рот выступали унтер-офицеры французских пеших егерей. 2000 ударных карабинов были закуплены во Франции и должны были прибыть в Константинополь в конце апреля – начале мая. Начать реформу планировалось с полков Гвардейского корпуса: новые карабины предназначались для пяти полков (по 4 роты егерей в каждом), роты же 6-го пехотного полка должны были получить «карабины, которыми пользовались стрелки, еще раньше введенные в качестве эксперимента в нескольких полках этого корпуса»[157].

Затем началось создание отдельных батальонов шешханеджи «егерских» или, по российской терминологии, «стрелковых», по одному на Гвардейский, Румелийский, Анатолийский и Арабистанский корпуса, все – с нарезным огнестрельным оружием[158]. «Это были лучшие турецкие войска»[159]. Генерал Прим уже 18 августа 1853 г. мог инспектировать в Скутари егерский батальон, вооруженный штуцерами французского производства, полученными 1 августа. «Генерал Джиффатт-паша сообщил нам, что от 60 до 70 человек из 100 поражают мишень с 1000 ярдов». Численность батальона: 8 рот по 100 чел. (т. е. организованы наравне с линейной пехотой); офицеры (все пешие) – шеф батальона, майор, по 8 капитанов, лейтенантов и младших лейтенантов, два адъютанта. На учениях солдаты маневрировали «с большой точностью и аккуратностью. Эволюции в точности те же, что исполняются в британских полках – войска маршировали мимо и салютовали – оркестр играет – шеф батальона, в пешем строю, впереди; и командующие ротами офицеры, каждый за три шага впереди своей роты»[160]. О Гвардейском батальоне было замечено, что он «обучен иностранными инструкторами. Опрятность одежды и строгая дисциплина турецких стрелков достойны удивления»[161].

Кроме того, согласно российским данным, в пехотных полках один из четырех батальонов считался стрелковым, и в каждом из трех остальных имелись нижние чины, обученные стрельбе в цель и рассыпному строю[162]. Очевидно, при необходимости такие солдаты сводились в особые батальоны – это объясняет наличие целых шести-восьми штуцерных батальонов при Кюрюк-Дара[163], семи стрелковых батальонов в армии Омер-паши в Мингрелии[164] и четырех егерских батальонов у того же Омер-паши на Дунае (к маю 1854 г.). Всего было создано не менее 12 батальонов[165]. Как пишет Ч. Дункан: «Два новых батальона егерей, на Венсеннский образец, теперь формируются и упражняются ежедневно в запутанных перестроениях, подобающих этому роду войск: уже существующий батальон проявил значительную активность и недалек от этого образца для подражания. Конечно, забавно наблюдать за сдержанными турками, выпрыгивающими из самых немыслимых позиций, не меняя серьезного выражения лица. Несомненно, хотелось бы располагать войсками, сочетающими большую скорость передвижений со смертоносным искусством прицельной стрельбы; но я не мог избавиться от мысли о чересчур гимнастических позах. Сомневаюсь, что в бою, когда на них налетит гусарский полк в качестве застрельщиков, солдатам помогут прыжки в подражание обезьянам, занимающие столь важное место в муштре» (Карс, апрель/май 1854 г.)[166]. Ценное свидетельство о тактике турецкого егерского батальона находим в мемуарах из Крыма: «это были абсолютно те же маневры, что у наших [французских егерей]… они великолепно исполнили гимнастическим шагом, будучи в колонне повзводно, сомкнувшись в массу, развертывание из хвоста колонны налево в боевой порядок. Они маневрировали по сигналу рожка…»[167].

Если верить западной прессе, действующий при Ольтенице «батальон стрелков [Хуссейн-аги], сформированный всего за десять недель до начала военных действий и вооруженный винтовками Минье, только что полученными из Франции, за этот короткий срок достиг высокого совершенства в стрельбе в рассыпном строю и воспитал первоклассных стрелков»[168]. При Четати, как подтверждает Горчаков, «у турок отменные стрелки» со штуцерами «стреляли преимущественно по офицерам»[169]. В ходе обороны Силистрии новообразованная егерская рота гарнизона Араб-Табии (40 чел.) вместе с албанцами действовала в роли застрельщиков[170]. В бою на Ингуре егеря вели меткий огонь, расположившись у самой воды, «пользуясь преимуществом каждого куста и пня, чтобы укрыться; и, лежа за упавшими бревнами, они сосредоточили огонь на бойницах, пока пушки заряжались, выбивали артиллерийских лошадей дюжинами… и вообще наносили невероятный урон»[171]. При отражении штурма Карса отличился эффективным обстрелом атакующей колонны батальон егерей с винтовками Минье (450 чел.)[172]. По словам российской стороны, «особенно повредили нам стрелки, вооруженные французскими штуцерами фабрики Tulle и St. Etienne, скрытые в передовых ямах, за камнями и валом»[173].

Регулярная кавалерия

Кавалерийский полк состоял из 6 эскадронов, в каждом 153 чел.: 4 офицера (капитан, штабс-капитан, лейтенант, младший лейтенант), кузнец, 6 вахмистров, 18 капралов, 12 трубачей, 110 конных и 10 пеших рядовых. Считая с полковым штабом (6 офицеров, два медика, два седельщика, четыре ветеринара, два имама) и нестроевыми, 934 чел. Действительно же в полку должно считать 736 чел., по 120 на эскадрон. Однако, отчеты российской разведки указывают, что по штату в эскадроне (из 4 взводов) было положено 200 чел., хотя наличное число рядов во взводе (кавалерия строилась в две шеренги) равнялось 10-12 (80-96 рядовых на эскадрон), а максимум на полк – 600 чел., что, как и в пехоте, было далеко от комплекта[174]. По описанию К. Ги, полк в Крыму состоял из четырех эскадронов, каждый из 4 взводов; взвод строился в две шеренги, по фронту – 12 чел. Офицеры и унтер-офицеры доводили численность эскадрона до 120 чел.[175]

В ходе войны количество кавалеристов в полках колебалось даже в меньшую сторону. При Кюрюк-Дара, как пишет Ч. Дункан (оценивавший ранее численность полка в 1300 чел.), арабистанские эскадроны насчитывали по 90 чел., анатолийские и эскадроны редифа – по 100 чел. Но французский консул в Эрзуруме полагал, что все эскадроны имели по 100 чел. Русские официальные источники доводят численность каждого полка в сражении до 700-800 сабель, но мемуаристы колебались в оценках – от 500 до менее 1000 чел. на полк[176]. На смотре 28 сентября 1854 г. в четырех Арабистанских и двух Анатолийских полках в Карсе оказалось 1568 чел. (не считая 250 пеших), хотя согласно спискам, только в 4 полках должно было состоять 2222 чел. (в том числе 150 офицеров, 1557 нижних чина, 153 трубача и музыканта) и 2212 коней; еще два Анатолийских полка (около 600 чел. – фактически, еще меньше, примерно по 250 чел.) отсутствовали в Карсе[177]. Согласно показаниям дезертира, 4-й арабистанский полк (алай) «состоит из 4 бемоков [эскадронов], а в каждом бемоке находится от 70 до 95 человек» (июль 1855 г.)[178]. Два полка в Баязетском (бывшем Ванском) отряде были в 600 лошадей каждый (май 1855 г.)[179].

По утверждению Омер-паши, в эскадронах его армии на Дунае (1854 г.) имелось по 125 чел. в среднем. Но, например, три полка в Калафате (январь 1854 г.) насчитывали по 700 чел., а в феврале там квартировали четыре полка (при каждом два орудия): конные егеря (600 чел.), «низам-мие» [т. е. регулярный кавалерийский полк] (600), отборный полк «рисса» (400) и «Джордул-Джанай» (400)[180].

Турецкий кавалерийский полк делился на 4 «уланских» (с пиками и короткими карабинами) и 2 «карабинерных» (№ 1 и 6, фланговые; без пик) эскадрона. «В боевом построении уланы в первой линии, за ними идут стрелки»[181]. Полки в Крыму были особого состава – три пикинерных и один карабинерный эскадроны[182]. Полки 5-го корпуса включали 4 карабинерных и только 2 уланских эскадрона каждый[183]. В кавалерии гарнизона Карса около 8 июля 1855 г. у половины людей в двух эскадронах каждого Арабистанского полка «отняты пики, и наместо их даны пехотные ружья, которые возятся на погонном ремне за спиной. Штыков при этих ружьях нет. Ружья эти даны вероятно с тем, чтоб увеличить число карабинеров, так как их слишком мало»[184]. Арабистанские части, как видим, имели по 4 эскадрона, и при Кюрюк-Дара упоминается «стоящий в колонне четырех-эскадронный турецкий уланский полк»[185].

Вероятно, были и другие перемены. Например, в мае 1854 г. де Сент-Арно застал в Шумле «два полка, один – уланский, а другой – карабинерный, который называется так потому, что он вооружен карабинами, но [в отличие от французских карабинеров] это легкая кавалерия. Другой в Турции нет»[186]. По сведениям лазутчиков, Ванский отряд в сентябре 1854 г. получил среди подкреплений 1000 регулярной кавалерии «хасасхар» («вооруженной пикой, парой пистолетов и саблей») и 1000 кавалерии «лядифу» из Эрзурума («собранной из отпускных, вооруженных как хасасхары»)[187]. М. Чайковский одно время командовал на Дунае «полком чербаджий (нечто в роде конных стрелков, причисленных к тому же [Константинопольскому] корпусу)»[188].

Атаковал кавалерийский полк «в эскадронных колоннах в одну линию, рассыпав фланкёров»[189]. Но в ходе войны регулярная кавалерия, без поддержки своей пехоты, ничем выдающимся себя не проявила. Если она изредка и пыталась атаковать русскую пехоту, то никогда не имела успеха и легко отражалась ружейным огнем[190]. Столкновения с русской кавалерией турецкая тем более тщательно избегала. При Башкадыкларе «кавалерия не выдержала натиска драгун; несколько храбрейших Турок дождались удара в шашки, прочие в беспорядке бежали назад за свою пехоту»[191]. При Кюрюк-Дара кавалерия, «несмотря на усилия нескольких офицеров, особенно [французского] капитана Белло [или Бельно]», просто бежала, понеся (за исключением 2-го Анатолийского полка) незначительный урон. Драгун турки по-прежнему отказывались встречать боем, провели несколько робких атак пехоты (либо их отражали огнем, либо они останавливались на расстоянии и бесполезно разряжали карабины в строй противника), после чего попытались выйти в русский тыл и изрубить нескольких беззащитных раненых[192].

Среди немногих исключений – дело при Четати 19 (31) декабря 1853 г., где турки (1500-1600 или до 2000 чел. конницы), раз за разом отбиваемые, атаковали с редким упорством. Отраженные с фронта, кавалеристы попробовали повести нападение на флангах, а потом и зайти в тыл; они даже спешивали часть своих для огневого прикрытия новой атаки[193]. Однако, неясно, была ли это регулярная кавалерия, или же башибузуки? В целом, в боях турецкая кавалерия взаимодействовала, или, вернее, бездействовала вместе с башибузуками (например, дело под Пеняком 30 августа 1855 г.). Любопытный пример аванпостной службы вместе с иррегулярной конницей – стычки под Ольтеницей (1853 г.)[194].

Регулярная кавалерия считалась «худшим» родом войск турецкой армии[195]. «Прежняя кавалерия турецкая была известна своею смелостью. Теперь начали ее учить по регулярному: смелость она потеряла, а настоящего устройства не получила»[196]. «Образование кавалерии весьма мало подвинулось вперед…». «Офицеры и нижние чины упражняются в верховой езде летом постоянно, зимою же по неимению манежей, Кавалеристы обучаются только приемам саблей и карабином, в казармах. Выездкой лошадей мало занимаются». «Фронтовое обучение… посредственно»[197].

Подробные отзывы остались о кавалерии Анатолийского корпуса. Короткие сабли, тяжелые пики, залатанная и поношенная униформа, старые (едва ли хоть одна лошадь была моложе 18 лет), выработавшие ресурс и бесполезные небольшие кони, едва способные выдержать вес своих всадников, с трудом удерживающиеся в седлах трусливые люди – жалкое зрелище. Среди офицеров едва ли хоть один знал свои обязанности. Кавалеристов столь мало подвергали строевой подготовке, что «они столь же легко могли сочинить эпическую поэму, сколь выполнить прямой маневр», всадники «не могли ни ездить верхом, ни маневрировать», оружием владеть тоже не умели – в общем, построенные в линию башибузуки. Этот род войск был практически бесполезен, разве что для аванпостов. «Я никогда не слышал о том, что они осуществили атаку»[198]. Аравийский корпус отличался теми же недостатками: «Лошади плохи и не выезжены, строй некрасив; учение недостаточно. В Сирии местные породы лошадей ценятся несравненно дороже, чем в Анатолии и в Румелии; о породистых лошадях и речи быть не может в строю; а Сирийские непородистые лошади несравненно хуже, чем в других Оттоманских областях… Впрочем, судя по роду службы здешней армии, вряд ли нужно для кавалерии лучших лошадей»[199]. Даже гвардейская конница выглядела «полной карикатурой на европейскую кавалерию»[200].

Вообще «кони кавалерии по большей части маленькие и дурно выглядят, но хороши и очень выносливы»[201]. Хотя М. Чайковский вспоминал, что Европейская Турция была богата «породами пригодными для военной службы», перед войной разведка докладывала, что «кавалерия имеет недостаток в хороших лошадях: они дробны и почти невыезжены». «В случае войны трудно будет укомплектовать Кавалерию, по неимению годных лошадей, ибо коннозаводство в Турции совершенно запущено»[202]. Сам Чайковский признает, что из-за ограничений западных инструкторов «турецкая кавалерия, особенно ее начальники, предпочитают лошадей из Добруджи, которых солдаты зовут коровами, как более пригодных для тихой и спокойной езды, чем для передвижения старинной турецкой конницы вскачь и в галоп»[203]. Коней, подходящих для кавалерии европейского типа, в Турции не было[204]. Кроме того, обычно кавалерийские лошади находились в запущенном состоянии и были очень слабы. В полках в Карсе «многим коням по 20 и 30 лет, и они были куплены за 5 или 6 фунтов [стерлингов], а не по 10 или 12 фунтов» (разницу полковники кладут себе в карман). У 1-го и 2-го Арабистанских полков «лошади настолько старые и выведены из строя, что пока их не заменят пригодными к службе, от кавалерии никогда не будет толку»[205].

Регулярная артиллерия

Артиллерийский полк (по одному на корпус и еще один резервный в Пере) состоял из 12 шестиорудийных батарей: три конных (две – 4-фунтовые пушки, одна – 12-фунтовые гаубицы), восемь пеших (две – 12-фунтовые пушки, четыре – 8-фунтовые пушки, две – 24- или 7-фунтовые гаубицы прусского производства); в военное время добавлялась одна горная батарея (12-фунтовые легкие гаубицы). Всего 72 орудия. Батарея: капитан, три лейтенанта, шесть унтер-офицеров и 109 канониров. Полк: генерал-майор и 16 штаб-офицеров, а также обер-офицеры и 1336 нижних чинов. Другие источники определяют численность артполка по штату в 1500-1600 чел. (реально до 1400 чел.). Фактически, в мирное время «к каждому пехотному или Кавалерийскому полку придается несколько орудий, [так ч]то артиллерия, рассеянная таким образом по разным пунктам, никогда не находится в сборе и даже в лагерях бывает редко более 4-х орудий». Батареи имели «хорошую упряжь и снаряжены исправно; вообще материальная часть артиллерии недурна». «Ящики и лафеты окрашены зеленым цветом[206]; батарейные возятся 8-ю, легкие орудия 6-ю и зарядные ящики, коих полагается по одному на орудие, 4-ю лошадьми»[207]. В ходе войны стали практиковать смешение гаубиц и пушек в одной батарее, а также комплектовать артиллерию орудиями разных типов и систем[208].

Таблица 5: Полевая артиллерия войск в Карсе (25 сентября 1854 г.)[209] 

Современники единогласно отмечали, что турецкая артиллерия, «устроенная по Прусскому образцу, извлекла с помощью Прусских инструкторов наиболее пользы из новой организации и упередив в этом Турецкую пехоту и Кавалерию, несколько уже приближается в техническом усовершенствовании» к европейской, пользуясь хорошей репутацией. «Артиллерия – то, что лучше всего у них, упряжь прочная, орудия содержатся в порядке. Артиллеристы маневрируют так же хорошо, как и наши [французские]» (Сент-Арно). «При свойственном Мусульманам хладнокровии, артиллеристы стреляют не суетясь и верно; артиллерия двигается быстро, но не совсем привыкла к совокупному действию с прочими войсками, от коих она, в мирное время, отделена, составляя особые артиллерийские полки и потому редко имеет возможность делать движения и построения совместно с другими оружиями, разве только случайно в тех местах где с нею вместе квартирует также пехота или Кавалерия»[210]. В войну турецкая артиллерия отличалась «меткою стрельбою и уменьем выбирать выгодные позиции»[211]. На Западе утверждали, что Николай Павлович назвал в 1852 г. турецкую артиллерию «в числе лучших в Европе»[212]. Завод в Топхане производил примерно по 300 орудий ежегодно[213].

Вместе с тем, на примере 5-го корпуса можно увидеть и недостатки артиллерии: поскольку весь материал поступал только из Константинополя, никаких средств для починки орудий на местах не имелось. А между тем «лафеты чрез меру плохи и недостаточны… Сколько могу судить по виду лафетов, вряд ли одна из 72 пушек Аравийского корпуса выдержит первую эволюцию артиллерийского учения даже без пальбы». «Лошадей при артиллерии никогда нет в комплекте, и те не выезжены, стары и не способны[214]. Орудия трех- и пятифунтовые… по неимению дорог вьючатся на мулов… Артиллерийский офицер Прусской службы Гофман прикомандирован к корпусу для практического обучения артиллерии, но школы военной здесь нет никакой ни для офицеров, ни для солдат»[215]. В столице дела обстояли немногим лучше: «Пушки все были медными, и немногие из лафетов были дурно сделаны; но ни пушки, ни лафеты не содержались в чистоте. Сбруя была дурно скроена и отвратительно грязная. Кони были все белые или очень светлые серые. Нам сказали, что их вырастили на родине, в Румелии… Эти турецкие артиллерийские лошади, по нашему мнению, были слишком малы для этой службы; но они были плотными и крепкими… и артиллерийские ездовые хорошо управляли ими… Офицер-инструктор был немцем… Несколько молодых турецких младших офицеров выглядели активными и умными; но штаб-офицеры восседали на табуретах, молча наблюдая и покуривая чубуки. Все они казались слишком толстыми для передвижений»[216].

Применительно к тактике, турки воображали, что их артиллерия компенсирует слабость кавалерии[217]. Но реального взаимодействия родов войск не было налажено. Пехота не получала содействия от кавалерии, а артиллерия, оказавшись в опасности, не рассчитывала на поддержку ни от пехоты, ни от кавалерии. Вообще турки имели неограниченное доверие к своей артиллерии. Если же и она не могла огнем своим остановить неприятеля, то в пехоте и коннице распространялась паника, начиналось бегство[218]. Но артиллеристы, как при Башкадыкларе и Кюрюк-Дара, стояли до последнего на своих батареях, самоотверженно («выше всякой похвалы») их защищая, невзирая на отсутствие прикрытия, «продолжали пальбу и гибли на своих орудиях, лафеты и тела почти всех отбитых орудий облиты кровью храброй их прислуги»[219].

Эффективность артиллерийского огня также была относительной. Если при Четати и Кюрюк-Дара стрельба велась достаточно метко[220], то при отражении штурма Карса, по замечанию «очевидца артиллерии штабс-капитана Ч.», «нельзя сказать, чтобы артиллерийский огонь Турок был действителен; бóльшая часть их гранат, обыкновенных и картечных, лопались высоко над нашими головами, не нанося нам никакого вреда»[221]. В Чингильском бою тоже «бросали гранаты, очень неудачно, потому что иные рвало в воздухе, другие же перелетали через батальоны, не делая нам никакого вреда»[222].

Крепостная артиллерия:

Была представлена четырьмя гарнизонными полками, состоящими вне корпусной организации. Эти полки обороняли укрепления проливов Дарданелл и Босфора. В Босфоре: 451 орудие (2/3 медные, остальные чугунные, не считая 22 орудий в Карабурну, не имеющих лафетов). «Всех батарей считается 21, которые составляют маленькие каменные крепостцы с казармами, пороховым погребом и мечетью, и расположены по обеим берегам пролива. Вся Артиллерия Босфора составляет “Бригаду Черного моря” состоящую из 2-х полков, по одному на каждом берегу, в полку 2 табура (отделения), в табуре 3 роты, а во всех 12-ти ротах Бригады считается 1800 человек». В Дарданеллах: чуть более 400 орудий, которые «сосредоточены в больших батареях, и из них около 200 находятся на одном месте пролива. Артиллерия эта составляет также одну Бригаду, состоящую из двух полков, по одному на каждом берегу пролива»[223]. Боеспособность батарей была невелика – их личный состав «редко упражнялся в чем-либо, кроме подачи салютов… но я никогда не видел и не знал, чтобы артиллерия, конная или пешая, практиковалась в стрельбе ядрами. Правда, я как-то увидел единственный выстрел батареи на Дарданеллах, и этот снаряд на сотню ярдов разминулся с мишенью»[224].

Кроме того, при каждой крепости числились артиллеристы-ополченцы из местных жителей (так, в Варне их было 200 чел., а по всей империи, возможно, 2400-2500 чел., хотя цифры могут быть занижены), подчинявшиеся офицерам, выделенным из регулярных войск. Дважды в неделю эти канониры должны были практиковаться в стрельбе в цель и обслуживании пушек. За это они пользовались «некоторым изъятием из общих повинностей»[225].

Например, в единственной крепости Сирии – Акре, а также в городах, «кои по казенным спискам почитаются крепостями» – Газа, Яффа, Иерусалим, Сидон, имеются «нерегулярные канониры-топчи, приписанные к крепости наследственно и пользующиеся некоторыми льготами. Число их весьма незначительно, от 30 до 80 человек в каждой крепости, а службы не несут они никакой, разве в случая отсутствия всякой другой военной силы они стерегут ворота»[226]. В Силистрии «на укреплениях, приходящих в ветхость, имеется 12 батарей, состоящих каждая из 10 пушек, из коих впрочем многие не имеют даже лафетов и негодны к употреблению. Кроме крепостных орудий есть 7 других для обучения артиллеристов… Службу артиллерийскую исправляют попеременно обыватели города, получающие по 10 турецких пиастров в месяц и остающиеся на службе по 6-ти недель в год. Они состоят под начальством одного Юз-баши (сотника) регулярных войск, а прочее время года занимаются извозом и рыболовством. Они же смотрят за порядком в городе и состоят в ведении земской полиции. Они находятся на своем продовольствии, но в военное время получают от правительства не только пищу но и двойное жалованье»[227].

Инженерные части

Как и в артиллерии, учителями турок в инженерном деле были пруссаки (особенно лейтенант Грах, «один из самых ученых военных инженеров того времени»[228], ставший в Турции полковником и оборонявший Силистрию). «В каждой крупной турецкой крепости, поверьте, вы встретите пруссака или немца, инструктирующего, советующего или командующего либо артиллерией, либо инженерами…»[229].

Но созданные германскими инструкторами инженерные войска оставляли желать лучшего[230]. Они состояли из инженерной бригады – два пионерных батальона («полка»). Каждый батальон включал четыре роты: «две Саперных, одну мушкатерскую и одну понтонную с мостовым отделением», всего 600-800 чел.[231]. Эти батальоны (по 600 чел.) во время войны были отправлены в армию Омер-паши на Дунай[232]. При Анатолийской армии еще упоминается саперная/пионерная рота, которой было поручено возводить все необходимые полевые укрепления и рыть колодцы[233]. Впрочем, турецкие войска умели всегда сами быстро окапываться и упорно вести оборону крепостей, что и демонстрировали в ходе войны[234].

Резервные части: редиф

Благодаря наличию «Султанского Резервного Воинства», или редифа[235], турки сумели накопить достаточное количество относительно обученного запаса (около 90 тыс. чел.), чтобы в случае войны увеличить армию почти вдвое. Только это и позволило оттоманскому правительству выставлять многочисленные армии в ходе конфликта с Россией, но вот качество их было невысоким. В редиф направлялись не только отслужившие свой срок (пять лет) в низаме и убывшие домой солдаты, но и все потенциальные рекруты, при наборе не вытянувшие жребий и потому оставшиеся за пределами регулярной армии до достижения 26-летнего возраста[236]. Редиф «делится на редиф зюльфи-авваль из солдат служащих второй срок, и на редиф зюльфи-сане из солдат прослуживших уже два срока и призванных на третью службу»[237]. Согласно одному сообщению, в ноябре 1852 г. «срок службы нижних чинов, несколькими годами сокращен, а именно: в сухопутных войсках положено солдатам, состоять на действительной службе 5 лет и в редифе (резерве) вместо 7-и только 5 лет»[238].

Число полков редифа было равно числу полков в действующей армии: по 6 пехотных полков (без егерей), 4 кавалерийских полка (по 4 эскадрона – все вооруженные пиками) и артиллерийский полк[239] для каждого из первых четырех корпусов. Эти полки (в каждом корпусе ими командовал особый генерал-майор, подчиненный корпусному командиру), сообразно местностям, делились на территориальные батальоны или эскадроны и на роты, с полным комплектом офицеров и унтер-офицеров, получавших от государства постоянное (но, видимо, половинное) жалованье. Кадровые командиры были обязаны жить в городах и деревнях, среди солдат, и производить им учение раз в неделю. Нижние же чины «считаются в отпуску, или на родине, то есть в районе округа, из коего поступили на службу, или же в других местах изнискивают себе пропитание разными ремеслами и промыслами, будучи обязаны явиться для пополнения кадров при первом востребовании». Ежегодно, на один месяц[240], редиф должен был («постановление сие не везде и весьма редко исполняется») собираться в штаб-квартире своего корпуса для производства больших маневров. В течение этих сборов («производятся, однакож, весьма неисправно»), равно как и на время пути и обратно, солдаты получали жалованье и пайки. В каждом корпусном округе было положено иметь особые склады оружия и обмундирования для резервистов на случай маневров и войны[241].

Четырехнедельных сборов для подготовки резервистов было совершенно недостаточно, чтобы поддерживать и без того скудные навыки, вбитые в солдата в ходе действительной службы. Созванные с началом войны солдаты редифа «были столь же неэффективны и неуклюжи, как и только что мобилизованные новобранцы». Во многом виною были их офицеры, некоторые из которых «не знали даже, как отдавать приказы»[242]. В годы войны, как жаловался Х. Сэндвит, правительство шло на нарушение условий набора, насильно мобилизуя крестьян для укомплектования частей редифа. В итоге их солдаты всегда были готовы дезертировать[243]. Но сражаться за султана они были совершенно не готовы, их мысли были обращены к семье, к дому. На резервистов можно было рассчитывать только для исполнения гарнизонной службы или, самое большое, использовать для боя, укрыв их за стенами укреплений[244]. При Кюрюк-Дара многие части редифа трусливо бежали, не дожидаясь вражеской атаки. Другие батальоны, бывшие в резерве, услышав, что их вот-вот отправят в бой, дрогнули и разошлись. Офицеры подали пример подчиненным, убежав первыми. На месте остались всего один или два батальона. Офицер-иностранец велел майору одного из них (батальон принадлежал к полку гвардейского/константинопольского редифа) перейти в наступление. Трясущийся от страха офицер отказался: «Я не получал на то приказаний от моего полковника». «Трус! – проревел Кольман. – Именем мюшира, приказываю тебе идти вперед!» Негодующие солдаты стали грозить штыками своему командиру. Тогда он развернул коня и ускакал с поля сражения. Генерал Кольман тогда велел старшему капитану принять командование, что тот и сделал[245].

Разница между штатным и наличным составом – и в действующих, и в резервных войсках – всегда была огромная. Гарнизон Эрзурума (сентябрь 1854 г.) состоял из «двух батальонов анатолийского редифа, один батальон насчитывал 350, другой 260 человек. Жалованье им не выдавали 15 и 17 месяцев»[246]. При Кюрюк-Дара, согласно Ч. Дункану, батальоны редифа имели в среднем по 550 чел.[247]

«Самая плохая гражданская стража какого-нибудь городка в 1848 году не могла маршировать беспорядочнее батальона Турецкой регулярной милиции, проходившего перед нами в Виддине в то прекрасное утро. О соразмерности шагов эта толпа, по-видимому, не имела ни малейшего понятия; линия, в которой они выступали, была крива, как полумесяц, а ружья держали они так дурно, что Прусские рекруты гораздо лучше держат их по прошествии каких-нибудь 24-х часов после первого обмундирования. Притом люди были низкого роста, казались тощими и голодными, а красная феска, нахлобученная по самые брови и совершенно закрывавшая лоб, придавала чертам лица их вид какого-то тупоумия. Сильно бросалось также в глаза большое различие возрастов. Мальчишки, которым, по-видимому, не было и 18-ти лет, шли рядом с людьми, которые давно могли бы быть их отцами. Прибавьте к этому музыку, которую решительно не было возможности слушать. Три большие барабана, четыре флейты, откуда исходили звуки, потрясавшие мозг, и две трубы, из которых на одной сверху до низу виднелась глубокая трещина, составляли Турецкий оркестр. Грязные парни, имевшие честь называться батальонными музыкантами, барабанили, свистели и трубили так, как будто бы дело шло о разрушении стен Иерихона…»[248]. Но в следующем году очевидец застал в Варне упражнения четырех вновь сформированных батальонов редифа: «У некоторых из них были кремневые ружья, у других ударные с Французских и Бельгийских заводов… Каждый батальон редифов, как и в линейных войсках, разделен на восемь взводов; два взвода составляют дивизион; на этом разделении основаны все построения и эволюции. Числительная сила батальонов бывает неодинакова, от 600 до 700 чел… Люди, поступившие в редифы, имеют от 24-х до 30-ти дет, все – крепкого сложения и среднего роста. Вид имеют здоровый, а лица… загорели от солнца и сделались бронзовыми. Должно заметить, что обыкновенная сонливость Турецкого народа почти исчезла в них от учебных занятий и постоянно обращенного внимания на исполнение приказаний и обязанностей службы…»[249].

Англо- и франко-турецкие наемные формирования

В период Восточной войны союзников обуяла идея «обратить эти недисциплинированные банды [башибузуков] хотя бы в иррегулярную кавалерию»[250]. Плодом этой неудачной мысли стали три формирования: башибузуки Юсуфа, башибузуки Битсона и Турецкий контингент.

Генерал Юсуф – итальянец Джузеппе Вантини / Ванини (ок. 1810-1866), выросший в Тунисе и сделавший карьеру во французской армии в Алжире (как командир спаги) – был вызван из Алжира и назначен командующим корпуса иррегулярной туземной кавалерии на французской службе, «спаги Востока» (или «баши-Юсуф», сострил генерал Боске)[251]. 15 мая 1854 г. маршал Сент-Арно в письме военному министру объявил свои намерения выбрать из 14000 башибузуков у турок 4000 самых доброконных, с 9 июня Сент-Арно приступил в Варне к формированию, а 24 июня император подписал декрет о создании корпуса, который «будет делиться на полки, количество которых можно будет поднять… до восьми»; «каждый полк, под началом подполковника, будет включать четыре эскадрона»; все прочие детали организации, жалованья и снаряжения корпуса будет решать Сент-Арно[252]. Омер-паша был только рад избавиться от этих орд варваров, при этом он «сплавил» французам именно тех солдат иррегулярных войск, которые не являлись волонтерами и не явились добровольно участвовать в джихаде против «неверных»[253].

Сама идея устройства иррегулярного корпуса, безусловно, была верной – союзникам крайне недоставало кавалерии для разведки по типу казаков. Но башибузуки могли принести пользу лишь в том случае, если бы удалось (как планировалось) приучить их к «строгой» дисциплине. Однако, превратить этот «беспорядочный сброд» в солдат (и отучить их резать убитым врагам головы) французы не сумели. «Сомневаюсь, чтоб эти орды могли когда-либо отказаться от их привычки к независимости и грабежу» (Эрбе). Все, что удалось: теперь «они передвигались иногда в порядке, выровнявшись, в молчании». Выбор командующего («мусульманина, обратившегося в христианство») и назначение офицеров-христиан вместо племенных вождей или хотя бы турок (только два командира бригад знали турецкий) означали, что немало фанатиков отказались вступать в корпус, а многие бежали уже после зачисления; по меньшей мере одного офицера-«гяура», кажется, убили. Методы управления этими «настоящими дикарями» – битье палками и удары пистолетами по головам – возымели бы эффект, если бы не порицались самим Юсуфом (для наказаний у него был чауш Мустафа) и сочетались с регулярной выдачей жалованья. Но в отсутствие денег грабительские инстинкты вновь становились единственным средством выживания (с недурным результатом – на иных умерших от холеры башибузуках находили целое состояние в золоте), и в окрестных деревнях всюду жаловались на мародерство этого отребья. Как-то раз башибузуки подрались с хайлендерами, едва не вызвав дипломатический скандал[254].

Формально была создана конная дивизия из трех бригад (под командованием французских офицеров: шеф эскадрона Маньян, Генштаб; капитан дю Прёй, кавалерия; капитан де Серьонн, Генштаб) по два полка каждая (о недолгой истории 4-й бригады см. далее). Всего около 3000-4000 арабов, курдов и прочих азиатов (албанцы, туркмены, египтяне, персы, индусы и др.), тщательно оберегавших свою племенную солидарность (асабиййа), облаченных в живописные лохмотья: «все человеческие типы, все костюмы, все оружие Востока». Согласно Э. Вансону (письмо от 19 июля), полк состоял из 4 эскадронов: первый с пиками, остальные три с пехотными ружьями. Виконт де Ноэ, сам офицер «спаги Востока» («командир» 4-й бригады), пишет, что все всадники были вооружены доставленными из Франции пиками (ружья также выданы тем, у кого их не было); бригады различались по цвету флюгеров на пиках. По одному источнику, всем башибузукам выдали красные тюрбаны. Почти каждый десятый нес зеленое, синее или белое знамя с изображением ятагана, увенчанного полумесяцем со звездой и окруженного цитатами из Корана. Посетивший их лагерь корреспондент отметил, что вооружение составляли длинные или короткие ружья, мушкетоны с раструбом либо огромные бамбуковые копья; никто не расставался с ятаганом и длинноствольными пистолетами (известны также сабли и секиры). Одни носили бурнусы, другие – фески, третьи – уродливые стальные шлемы, четвертые – овчинные папахи, но чаще всего в роли головного убора выступал просторный конический малоазиатский тюрбан. В одежде каждый отличался от соратника, но все до одного – оборванцы, покрытые пылью и грязью, разъезжавшие на невысоких лошадях с турецкими седлами. Как продолжает Н. Вудс, по настоянию Юсуфа, их перевооружили кавалерийскими карабинами (!), пистолетами и саблями французского образца, но через три дня немало башибузуков вместе с новой экипировкой разбежались по окрестностям – грабить. Барабанщиков и трубачей в корпусе заменял муэдзин. Французские офицеры охотно поступали в корпус, поскольку получали там жалованье по ставке чином выше; унтер-офицеры и капралы также были взяты в полках Восточной армии[255].

Но сам Юсуф признался, что настоящих спаги из его подчиненных не получилось. В походе в Добруджу (единственный боевой опыт 3000 «спаги Востока» – тех, кто еще не дезертировал) те грабили и убивали, а попутно вели разведку и служили кавалерийским прикрытием для французской пехоты авангарда. Но, столкнувшись с несколькими казаками 27 июля, весь 1-й полк башибузуков 2-й бригады дю Прёя разбежался (за исключением одного всадника), предоставив сражаться и погибать французским командирам (капитан дю Прёй был тяжело ранен)[256]. По возвращении в Варну началось массовое дезертирство – и по ночам, и днем; только в ночь с 10 на 11 августа 110 башибузуков бежали, прихватив оружие. Юсуф первоначально пытался (с помощью французских войск) задержать беглецов (которые к тому же грабили округу), но быстро понял бессмысленность своей затеи. 13 августа он доложил Сент-Арно, что его подчиненные «в массе» требуют увольнения и, если так и дальше будет продолжаться, вскоре они «все покинут наше знамя». Лихорадка и холера (началась в разгар экспедиции в Добруджу) уносили в могилу сотни людей. Приказом Сент-Арно от 14 или 15 августа «спаги Востока» (на тот момент – 1627 чел.) были распущены. Они сдали ружья и пики, получили жалованье и паспорта, после чего на отдыхающих башибузуков натравили турецкий уланский полк и прогнали их в Варну. Там они привычно принялись опустошать округу[257].

Британский генерал-майор У.Ф.Битсон (1805-1872) одновременно с Юсуфом получил под начало аналогичное (4000 чел., но фактически 1-2 тыс.) количество башибузуков, из которых англичане тоже попытались сформировать полки на британском жалованье, питании и снаряжении (май-июль 1854 г.)[258]. Если французы использовали алжирский опыт Юсуфа, то англичане – индийский опыт Битсона. Но успеха в общении с турецкими бандитами они тоже не добились[259].

Англичане своими строгостями («за ослушание и неповиновение их наказывали по-английски – секли плетью»), скудным снабжением («чужого брать им не дозволяли, а своего у них не было») и нежеланием платить жалованье (1 шиллинг в день)[260] вызвали бунт «своих» башибузуков, который пришлось подавлять картечными залпами. Правда, после этого «их начали хорошо кормить и одевать, им платили жалованье и их обучали педантически, соблюдая мусульманские порядки и обычаи»[261]. Но это явно идеализированная картина: башибузуков Битсона ждала та же судьба, что и полки Юсуфа. Их остатки (согласно саркастичному комментарию, под конец башибузуков – тех, кто не дезертировал – осталось так мало, что они лишь ненамного превосходили количественно штаб Битсона)[262] распустили, а их командир убыл в Крым[263].

Это не помешало британскому правительству сначала поручить Битсону (в октябре 1854 г.) приступить к формированию новых полков башибузуков («иррегулярной конницы Османлы»)[264], а в следующем году взять на свое содержание и под свое руководство[265] фактически сборный турецкий корпус («Турецкий контингент») с целью преподать хотя бы части османской армии европейскую дисциплину. История этих двух формирований заслуживает отдельного исследования.

Иррегулярные части

Кроме регулярной армии, турецкое правительство могло располагать еще войсками вассальных государств Оттоманской империи и значительным количеством иррегулярной конницы и пехоты, более известных под общим названием башибузуков (нередко так называли только конницу). «Сверх регулярного войска набирается, в случае надобности, иррегулярное, пешее и конное ополчение, называемое Баши-Бозук и вербуемое за деньги, бóльшею частью из Альбанцев или арнаутов, Курдов, Туркменцов и мало-азиатских Турок. В районе каждого Корпуса может быть вызываемо, смотря по необходимости и народонаселению, от 5 до 6000 Баши-Бозуков. – Милиция эта состоит собственно в ведении гражданского начальства, равно как полицейские Кавасы, но в случае военных действий… придаются Корпусам, для сего употребляемым, иррегулярные отряды, составленные из Баши-Бозуков и даже Кавасов»[266]. Еще до войны при каждом корпусе состояли иррегулярные отряды (пример, при Анатолийском корпусе – около 1500 чел.). «Набор иррегулярных войск возлагается на старого и пользующегося общим уважением Баши-Бозука, которого Корпусный Командир по случаю столь важного поручения производит прямо в Бин-Баши (майор)»[267]. Но перспектива участвовать в начавшейся войне, «богоугодном деле», а главное – обеспечить существование себе и семье, всколыхнула многих бедняков и несостоятельных должников, винивших в своих бедах «гяуров»[268]. Впрочем, у многих добровольцев «священной войны» и не спрашивали их согласия, когда отправляли на войну против «неверных»[269]. «Набор производится следующим образом: Каждый губернатор, каймакам и проч. выбирает в своем округе вербовщика, который, с обычной музыкой и красно-зеленым знаменем, отправляется по городским улицам, и обещает каждому, кто пожелает присоединиться к нему, 60 пиастров ежемесячного жалованья, сверх одежды и провианта», провозглашая становиться под знамена «для защиты правой веры!»[270].

Для характеристики башибузуков (правильно баши-бозук: «гражданские (иррегулярные) [войска]»)[271] лучше всего подходит слово «бандиты» (vrais bandits), более опасные для мирного населения и собственных обозов, чем для противника. Они воевали только из ненависти к «неверным» (на словах) и ради грабежа (на деле), их боеспособность была минимальной, зато самомнение и жестокость к раненым и пленным – выше всяких границ. «Иррегулярные части, башибузуки, как они зовутся; негодяи, вот как их следует называть. Никакое перо неспособно описать преступления, совершенные ими. Даже если бы им платила Россия, они не могли бы лучше служить ее делу. В Греции они сжигали деревни без счету, в Азии стали причиной поражения регулярных войск… [Теперь] их будут судить за всякое преступление военным судом и казнить, в случае их вины, на месте. Их вожди и генералы регулярной армии отвечают за это»[272].

Из мемуаров Зариф-Мустафы-паши видно, что созываемые в связи с началом войны башибузуки (ибо священной обязанностью всех мусульман было участие в джихаде) должны были явиться на смотр, где их заносили в списки и выдавали продовольствие (два хлеба / три фунта хлеба в день, а также ячмень и солома). Казна могла предоставить башибузукам животных и даже холодное оружие. Примечательно, что вожди башибузуков могли отказаться явиться на смотр, не добившись предварительно от командования письменных гарантий своей безопасности[273]. Башибузук получал или от казны, или от «жителей, выставляющих его на год, условленную сумму денег, на которую он должен иметь коня, оружие и содержать себя пищей и фуражом»[274]. В военное время Порта снабжала башибузуков рационами и фуражом для коней[275], но жалованьем – лишь в исключительных случаях. Так, анатолийским и сирийским башибузукам, которые должны были прибыть в Стамбул после объявления войны, отпустили не только продовольствие, но и деньги; им даже обещали выдавать новых лошадей в случае потери собственных[276]. «Надобно признать, что в грабежах баши-бузуков виновато было само правительство, не отпуская им не только жалованья, но даже и средств для существования; так одно время отпускаемо было только по фунту ячменя на кавалериста и его лошадь»[277].

Согласно официальным данным, на протяжении войны было собрано около 70 тыс. башибузуков, но преимущественно «карманных», «т. е. содержание, отпускаемое на них, шло в карман турецких офицеров, содержавших на лицо 1/4 часть»[278]. Эта и было главной причиной того, что башибузукские отряды все еще существовали: для пашей и прочих чиновников они служили источником немалого дохода. «В каждой области есть лица, известные своею способностью вербовать охотников [волонтеров] и командовать ими. Правительство заключает контракт с этими лицами; контракт состоит в выдаче им знамени и билета на столько-то порций и жалования на столько-то наездников…» Эти «патенты, разрешающие вождю набрать отряд из 1000-2000 башибузуков, продаются Портой по цене миллион пиастров – 8 или 10 тысяч фунтов [стерлингов]. Начальник, едва добившись концессии оптом, спешит отправиться в провинцию, где он продает в розницу свои роты булук-баши – своего рода капитанам. Капитаны, в свою очередь, следуют примеру предводителя, продавая сержантам оставшиеся подразделения». Широко была распространена практика «мертвых душ», когда до трети или даже половины (если не больше!) башибузуков значилось в отряде только по спискам, а полагающееся им жалованье и рационы уходили в карман начальника. Чтобы соответствовать требованиям смотра, он нанимал на день-другой необходимое число посторонних людей, лишь бы те выглядели представительно[279]. Кормиться же его подчиненным (формулировка «отбросы общества» для которых обычно выглядела наиболее приемлемой) приходилось за счет местного населения, «добровольным подаянием или грабежом», причем «ради добычи они не щадят ни одноверцев, ни соплеменников». М. Чайковский жаловался на «эту башибузукскую саранчу, которая бесплатно ела продовольствие и фураж, брала деньги у правительства и была угнетением и бедствием для страны». Башибузуков собственное население боялось больше, чем врагов[280].

Другой, более эффективный принцип набора башибузуков Х.Сэндвит называет «феодальным»: вождь старинного рода приводил свое «окружение», дружину, на службу правительству. В таком случае родоначальник выставлял самых боеспособных и доброконных воинов, подчинявшихся ему не только из страха, но и из уважения. Дисциплина в таких отрядах была на порядок лучше, чем в обычных формированиях иррегулярных войск[281]. Примером может служить хаджи Темур-Ага из Дийар Бакра (эялет Курдистана), начальник иррегулярной кавалерии Анатолийского корпуса: «очень богатый помещик, чинов никаких не имеет и их не просит и служит из одной любви к падишаху и содержит на собственный счет не одну сотню баши-бузуков». Пользуясь в Малой Азии известностью по богатству и обширным связям, с началом войны он привел в Карс 1500 башибузуков, «собранных преимущественно из людей, ему подвластных или преданных». «Одно присутствие сего храброго и ловкого вельможи привлекало под знамена его тысячи удальцов», и в 1854 г. он командовал уже примерно 3000 всадниками. «Он был гостеприимен, любил пышность, и окружал себя многочисленною толпой роскошно-убранных слуг, что придавало ему много веса…»[282].

Набирали башибузуков из мусульман «всякого рода и звания» (в том числе персов), любого возраста – от 16 до 60 лет, «некоторые старше»[283]. Также среди башибузуков находились албанцы-католики (наряду с албанцами-мусульманами) и «много» армян (в Азиатской Турции); «вероятно были и другие христиане»[284]. Башибузуки («грабители из Египта, Туниса и с границы с пустыней») действовали и в Крыму (вместе с прочими войсками с Дуная переброшены в Евпаторию, где интересно было наблюдать арабский костюм и копья)[285]. Кроме того, «у султана всегда несколько отрядов башибузуков стоят в разных областях империи» в качестве гарнизонов провинций[286].

Учитывая коррупцию («списки личного состава этого корпуса – неиссякаемый источник дохода для мюшира и прочих офицеров, поскольку тем самым очень удобно грабить государственную казну»), подсчитать количество таких воинов всегда нелегко. Предпринимать подобные попытки для Дунайского ТВД нереально, хотя бы Омер-паша и отчитывался перед Сент-Арно о наличии 13745 пехотинцев и 14355 кавалеристов иррегулярных войск (примерно май 1854 г.)[287]. Кстати, сразу после ухода русских войск из княжеств (август 1854 г.) иррегулярные  формирования Омер-паши получили приказ или сдать оружие, или «подчиниться дисциплине и военным упражнениям регулярных войск», куда их намеревался включить командующий. Хотя не обошлось без открытого недовольства, столкновений с регулярными частями и трупов, в итоге разоружили и распустили не пожелавших вступать в низам башибузуков (европейских, азиатских, африканских) и албанцев-мирдитов (последние не пожелали сдаться легко, не обошлось без настоящего боя с регулярными частями). Освободили от этого только наемных волонтеров и главных вождей. Часть башибузуков была насильно зачислена в регулярную пехоту[288].

Для Анатолийского корпуса отчет от 13 (25) июля 1854 г. показывает в наличии 17625 чел. иррегулярных войск (башибузуки и волонтеры): 10431 (8830 конницы, 1601 пехоты) в деревне Субатан близ Карса (под началом генерала Кмети), 7194 (почти половина их – всадники) в Баязете. Однако, если в иррегулярных формированиях под Карсом действительно находилось около 10 тыс. чел., то в Баязете – всего около 2400 башибузуков[289]. Уильямс сообщает, что паши в Карсе «одно время заносили в списки смотров» 10 тыс. башибузуков, когда реально их состояло не более 6000 (в основном арабы и курды). При Кюрюк-Дара башибузуков было около 4500-4700 всадников (оценки русской стороны в этом плане слишком завышены – около 10-14,5 тыс. чел.). К началу октября башибузуков насчитывалось в Карсе 1500 чел. по спискам и не более 800 в наличии[290].

Задачей иррегулярной конницы была разведка и прикрытие своей армии на марше, патрулирование окрестностей, служба в авангарде, на аванпостах и пикетах, функции застрельщиков (наравне с иррегулярной пехотой), погоня за дезертирами, проведение рейдов, сбор фуража, перехват конвоев, а попутно – грабежи, поджоги, резня. Только на Кавказе ей пришлось участвовать в сражениях. Однако во всех случаях башибузуки не рисковали сближаться с вражескими регулярными войсками (да и казаками тоже, а линейцы и вовсе вызывали у них панический страх)[291]. Они «храбры только при отступлении от них», «нейдут на открытую опасность, не имеют дисциплины и неспособны атаковать пехоту, готовую встретить их», а тем более – артиллерию (пушек они боялись). «Они не имеют никакого строя и действуют всегда врассыпную». Поэтому участие башибузуков в бою ограничивалось перестрелкой на дальнем расстоянии (джигитовкой): всадники выскакивали шагов на 20-50 вперед, делали выстрел и возвращались в цепь. Если башибузуки сталкивались с милицией, то одна из сторон периодически с гиком бросалась вперед, но через сотню шагов останавливалась, стреляла и возвращалась, после чего другая сторона повторяла этот маневр (линейные казаки в таком случае ударяли в шашки, а донцы – в пики). Стрельба сопровождалась «необыкновенным шумом и криком», но наносила противнику минимальный урон. Как заметил очевидец, «сомневаюсь, возымели ли действие их пистолетные выстрелы, видя, что их выпускали с расстояния в 1000 футов!» Да и «дурные» ружья иррегулярных войск мало годились для прицельного и эффективного огня – иной раз на несколько тысяч выпущенных пуль не было ни одного убитого[292].

Отряды башибузуков не имели штатной численности, количество людей в них обычно колебалось от 200-400 до 1000 чел.; они, в свою очередь, подразделялись на подразделения – формально по сотне воинов в каждом[293]. Значительную роль в управлении отрядами башибузуков неизменно играли литаврщики. Возглавляя отряд (шествуя впереди даже самого начальника), этот конный барабанщик (или двое их) бил тревогу, наступление, атаку и отступление «с одним и тем же ужасным однообразием». «Неприятный и чрезвычайно единообразный, «демонический» грохот своих барабанчиков он мог усиливать пением. Иногда, впрочем, музыку литаврщиков «дополняла» особая персона, «через краткие промежутки издававшая своеобразный вой или продолжительный вопль». Или же всех сменял «шут», корчивший гримасы и распевавший песни собственного сочинения под аккомпанемент барабанчика и флейты[294].

Отсутствие дисциплины ухудшалось внутренними и межэтническими разногласиями[295] – башибузуки состояли из «самых разнородных элементов», попавший в их лагерь европеец посчитал, что оказался «посреди армий Дария». Вкратце охарактеризуем численность и активность наиболее крупных этнических группировок иррегулярных формирований.

Арабы – «очень хорошие солдаты, легко приспосабливающиеся к нашей [европейской] дисциплине», воевали на Дунае и Кавказе[296]. «Из всех башибузуков арабы одни были надежны», но к собственно пустынным арабам присоединялись бесполезные «авантюристы из городов Сирии и пашалыков Востока»[297]. В Анатолийском корпусе к 1854 г. имелось немало арабских (сирийских и аравийских) конных башибузуков, великолепно владевших своими копьями. Хасан Язиджи из Дамаска («Хассан Йассеги») собрал около 800 или 1200 аравийских всадников (половина из них – малолетки и всякий сброд). Но командованию (с которым на пару воровал деньги, выделяемые на жалованье подчиненным Хасана) он докладывал, что командует 2000 или даже 2500 воинами. Сам он купался в роскоши, а его люди, чтобы не умереть с голода, были вынуждены распродавать свое оружие. Другой вождь, недруг Хасана, отважный Хаджи Денера (Демира), предводитель 400 отборных воинов, жил в такой же роскоши, но значительно превосходил его щедростью. Эти начальники башибузуков сами назначали офицеров в своих отрядах. Индже-араб из Дамаска, как и Хасан, славился бесчинствами над мирным населением (за что в итоге Индже был арестован) и нежеланием появляться на поле боя. Формально присутствуя при Башкадыкларе, отряд Хасана сражаться не стал, и позднее не сталкивался с противником на протяжении всего 1854 года (22 июня 1854 г. он показался в виду русского отряда, постоял несколько минут и тут же унесся назад). Хаджи Демира, в отличие от Хасана, хотя бы нес аванпостную службу и, по отзыву Быстжоновского, его подчиненные были единственными боеспособными кавалеристами иррегулярной конницы (1854). Али Хамеджи-бей, араб из Дамаска, командовал 800 башибузуками, которые, как и он сам, отличались отвагой (1855). Кроме них, было несколько вождей поменьше. В подчинении у них было всего по 20-100 чел., но каждый считал себя равным мюширу![298]

«Негры и Аравитяне» упоминаются в иррегулярной пехоте Баязетского отряда (негры были и конные, причем в немалом количестве), а «Арабы» – вместе с конными башибузуками[299]. Негры известны среди башибузуков на Дунае[300]. В новом отряде, прибывшем в Стамбул, когда там находились союзники, были «люди всех возрастов, в том числе седобородые старики, и вероятно из разных стран, ибо там были и чернокожие, вооруженные всякого рода оружием – пистолетами, саблями, копьями и карабинами всех видов и разной длины…»[301]. В гарнизоне Карса также «между всадниками встречались Негры и Абиссинцы; слышно было, что в гарнизоне Карса находилась на первых порах также одна сотня Друзов с Ливанской горы. Наконец сами жители оберегали стены своего города»[302].

Туркмены («отвратительные солдаты, вялые, ленивые») упоминаются среди башибузуков и в Сирии, и на Дунае, и в Карсе[303].

Карапапахи («татары»-шииты, «народ пограничных турок… которым в военное время в равной мере не доверяют правительства и русских, и турок») – «довольно храбры, но их любимые промыслы разбой и контрабанда, и потому они более склонны к этим противозаконным занятиям, нежели к войне». Они выставляли для Анатолийского корпуса «недурную легкую конницу» (оружие – длинные широкие кинжалы и короткие винтовки), но не пользовались доверием турок и в итоге к 1855 г. комплектовали русскую иррегулярную кавалерию[304].

Курды – «хорошие солдаты, но не желающие никому подчиняться, отвечая всегда йок (нет по-турецки), когда им что-то прикажешь: их легче расстрелять, чем заставить отказаться от своих независимых манер»[305]. «Курдов берут на службу в регулярные турецкие войска, куда они идут неохотно, и откуда стараются бежать, но более собирают их во время самой войны в конные ополчения на положении баши-бузуков, куда они привлекаются надеждою грабежа и добычи. В этих ополчениях они также ненадежны, и при бездействии, или неудаче, расходятся по домам»[306]. Как и другие иррегулярные войска, курды не знали дисциплины, атакуя «беспорядочными массами». В начале же боя они «стараются вытянуться в линию, чтобы избежать обхода с флангов; но эта линия настолько неправильная, что в одних местах она глубиной всего в одного, а в других достигает глубины в три, четыре и даже десять рядов. Конечно, преимущество интервалов в боевой линии им совершенно неизвестно. Вторая линия тоже, похоже, считается ими излишней». Курды не отличались решительностью на поле боя, особенно в столкновении с регулярными частями и артиллерией, ограничиваясь джигитовкой, перестрелкой, атаками на одиночек и особенно нападениями на обозы. Но зато они были «страшными грабителями и головорезами во время преследования, когда они не дают пощады ни чужим, ни своим» (как при Башкадыкларе), а также активно грабили местное население[307]. Курды воевали на Дунае[308], а также служили в рядах заптие, иррегулярной провинциальной вооруженной полиции, на территории других провинций, с целью охраны своих деревень, патрулирования местности, охраны гонцов и путешественников[309]. Курды «по преимуществу всадники; их редко увидишь пешком»[310]. Каждый курдский клан выставлял свой отряд во главе с вождем – ага (ака, мир). Западные наблюдатели полагали, что одним из таких курдских вождей (ей подчинялись 30-40 конных башибузуков) была вооруженная до зубов женщина-пророчица (Kurdish chieftainess)[311], но более доказательна версия, что речь идет о предводительнице сирийских башибузуков[312].

Именно курды составляли значительную часть иррегулярной кавалерии Анатолийского корпуса. Однако, с началом войны массы курдов не послушались призыва к оружию, и только соседние с Россией племена, находившиеся под давлением турецких войск и прельщаемые возможностью безнаказанного и легкого грабежа, выставили конные ополчения. Из зиланлинского племени (кочевало в Карском пашалыке по правому берегу Арпачая) и племен джемальдинлы, миланлы и безики (бизкаилы), перебежавших в Карский пашалык из Эриванской губернии, к туркам примкнуло около 4-5 тыс. всадников. Партиями в 1000 и более коней они произвели ряд набегов на русские территории и все сражались при Башкадыкларе, в надежде на грабеж армянских селений после разгрома русского отряда[313]. Но поражения резко охладили приверженность курдов к Турции: ограбив самих разбитых турок, курды разошлись с награбленным по своим кишлакам и зимовникам, только курды из племен зилан и джануки остались под Кызызманом[314]. Весной 1854 г., видя, что все требования к курдам о выставлении конницы остаются тщетными, Зариф-Мустафа-паша объявил курдским родоначальникам Карского пашалыка, что если они немедленно не присоединятся к турецкой армии, то он направит часть регулярных войск и всех башибузуков на разорение курдских кишлаков. Тем не менее, главнейший родоначальник курдов пашалыка, Касум-хан, явился к муширу всего с 200 всадниками, объявив, что более он, при всем старании, собрать не мог. На стороне турок при Кюрюк-Дара «сражались» (по одному сообщению, их отослали перед боем на Джемушлинскую переправу через Карс-чай) лишь 500 курдов (под началом Расул-паши, командира иракских башибузуков), вместо 4-5 тыс., бывших при Башкадыкларе. При сдаче Карса в составе его гарнизона оказалось всего 1200 башибузуков, среди которых курдов была лишь горстка[315].

В Баязетском отряде курдов Баязетского и Ванского пашалыков сначала было мало, но впоследствии «они были собраны в числе нескольких тысяч… под начальством своих старшин, или родоначальников, т. е. глав племени». Число их не было постоянным и то уменьшалось, то увеличивалось, т. к. они мало слушались Селим-пашу и часто уходили на свои кочевки. Как считалось, около 5000 курдов участвовали в Чингильском сражении. Их кавалерия принесла туркам немного пользы. Большей частью она находилась за турецкой пехотой, видимо, выжидая – за кем будет победа. В итоге, они начали грабить разбитых турок, после чего все разошлись по кочевкам. Ванский паша, «отбив» Баязет, деятельно стал собирать курдов для усиления своего отряда. Общества аширета Гайдеранлы выставили не только конные ополчения, из них набирали солдат даже в регулярную турецкую пехоту. Но сравнительно охотно шли курды только в шайки башибузуков[316]. Наконец, в самом Курдистане вспыхнул мятеж[317]. Хотя относительно быстро он был подавлен, на Эриванском театре в 1855 г. сформировать курдскую милицию туркам не удалось. Курды неохотно шли даже в башибузуки и наотрез отказывались поступать в регулярные войска[318].

Татары (ногайцы)[319] Добруджи составляли «нечто в роде военного поселения, поставлявшего Турции великолепных кавалеристов» – один конный полк[320]. Перед началом кампании 1853 г. добруджинских татар отделили от казаков (некрасовцев) в отдельный корпус силой в конный полк под началом Хан-Мирзы (фактически, не имя, а титул потомка одного из мурз буджакских татар). Он участвовал в Дунайской кампании 1853 г. Этот же полк (до 700 чел.) находился в гарнизоне Рущука (январь 1854 г.)[321]. Но в ночь с 11 на 12 июля 1854 г. «Татарская конница была застигнута врасплох» (благодаря темноте и собственной беспечности) в Черноводах, «разбита… и наполовину захвачена в плен первым полком Донских казаков… и… отрядом Мариампольских гусар, под командою подполковника князя Антона Любомирского»[322]. Затем татары были отправлены вместе с прочими войсками турок в Евпаторию, но еще до окончания войны их конница возвращена в Добруджу, «что служило как бы наказанием за неуспешность ее действий»[323]. Также в Турции «татарами» называли курьеров, доставляющих военную почту[324].

Крымских татар союзники решили использовать в своих интересах уже вскоре после высадки на полуострове. Число таких пособников интервентов было ограничено милицией – до 800 чел. (им были выданы «пики, пистолеты, сабли и частью винтовки»), организованной для защиты мусульманских деревень от мародеров, гарнизонной службы в Евпатории и для разъездов вокруг города. Татары проявили серьезную активность, записываясь в ряды этой милиции («множество верховых и пеших татар успели уже, как вороны, слететься в Евпаторию… десятки их вписывали имена свои в списки волонтеров»), питая надежду на то, что им дадут пограбить. (Эту «кость» союзники с турками – сами охотно занявшиеся мародерством и насилиями – татарам и бросили, также велев окружить город конной цепью, дабы вылавливать беженцев.) Но «когда их стали учить, то большая половина татар разбежалась». Во главе оставшихся милиционеров (к марту 1855 г. их было примерно 150 чел.) стоял евпаторийский мулла[325]. Их обрядили в «зеленые шапки»[326]. При отражении атаки Хрулева на Евпаторию татары (по некоторым оценкам, до 1000 вооруженных)[327] оказывали какое-то содействие союзникам и туркам – подносили боеприпасы, но большей частью просто грабили раненых и убитых русских солдат. Уже в начале марта из города турки ежедневно высылали в ведеты 1-2 эскадрона, 30-40 башибузуков и «группу татар-волонтеров, которые, восседая на своих пони, все же не были презренными иррегулярными войсками»[328]. Вскоре Омер-паша набрал свой татарский волонтерский конный полк (видимо, около 300 чел.; 485 всадников в октябре 1855 г.) в Евпатории. Согласие султана на его формирование последовало 30 марта 1855 г. Часть оружия для татар была доставлена из Варны, остальное, вероятно, тоже привезено из Турции (как и, видимо, несколько офицеров полка добруджинских татар). В боевых действиях полк себя ничем не проявил, а дисциплина в нем, похоже, соответствовала уровню башибузуков[329].

Пешие и конные «дикие» арнауты (албанцы – и католики мирдиты[330], и мусульмане геги)[331] воевали на Дунае (как и боснийцы)[332] и в Добрудже[333]. Они же отличились при обороне Силистрии (только в Араб-Табии их было около 1000 чел.)[334]. В армии Омер-паши на тот момент находились «четыре или пять тысяч арнаутов-албанцев, пехотинцы и всадники… со своей дикой музыкой и сотнями разноцветных знамен». Все грязные и в лохмотьях, вооружены одинаково – легким карабином шесть футов длиной, с маленьким стальным инкрустированным прикладом. Некоторые из их вождей носят уродливые небольшие шлемы с султаном. Католиков легко распознать по сабле с рукоятью в виде креста, нарисованной на их знаменах[335].

Албанцы действовали в Крыму – их полк стоял у Балаклавы (1855), но прославились больше привычной им[336] склонностью к мародерству и воровству, чем отвагой и выносливостью[337]. Пленный офицер видел албанских воинов в Эрзуруме, отметив, что они встречаются во всех турецких городах как придворные или как вид поселенных войск в Болгарии[338]. Действительно, албанцы служили в рядах иррегулярных формирований (особенно заптие) на территории Греции (участвуя в подавлении восстания 1854 г. в Фессалии), Сирии, Курдистана, самой Албании[339]. Их можно было встретить по всей империи, от Йемена до Дуная[340].

Албанцы были организованы согласно своей клановой системе. «Все родичи князя имеют звание капитана и командуют подразделениями войска (под его общим началом) в военное время; но у них нет власти и влияния в стране. У каждого округа есть свой байракдар, или знаменосец, которому подчиняются сенаторы. Это главы их соответствующих кланов, так что должность наследственная…»[341]. Как и все прочие башибузуки, арнауты сами обеспечивали себя конями (если были верхом) и оружием (кривой тесак / кинжал, пара или даже четверо пистолетов, длинное ружье, часто подвешенное поперек спины, – меткость стрельбы отличала албанцев)[342].

Лазы, населявшие Трапезондскую область, или Лазистан, на северо-востоке Анатолии, издавна славились своей пехотой. «Свирепое и бесстрашное племя сие, с древних времен известное по своей храбрости и наклонности к добыче, составляло массу ратников надежных для боя, но не всегда покорных властям, по привычке к независимости, коею они пользовались в недоступных горах своих»[343]. Хотя лазы «едва ли признают даже власть султана»[344], они охотно воспользовались в новой войне возможностью пограбить. В 1853 г. санджаки Лазистана должны были выставить до 9000 башибузуков, а три пограничных с Трапезондским пашалыком санджака – еще до 3000 чел.[345]

В ноябре 1854 г., чтобы укомплектовать отряд в Батуме, правительство решило набрать в санджаке Лазистана 1000 ополченцев. Великий визирь, предупредил, однако, что не следует проводить набор так, как это обычно делается, т. к. когда, например, чиновники заносят в реестр 100 человек, на деле берут только 60 или 70, а жалованье и рационы оставшихся забирают себе. Также визирь велел местным властям принять меры против бесчинств ополченцев[346].

Готовясь к обороне Карса, англо-турецкое командование призвало лазистанских горцев-волонтеров. «Поскольку они привыкли сражаться в своих родных горах, под покровом джунглей, предполагалось, что они будут весьма полезны для защиты укреплений. Все они были вооружены хорошим ружьем и каммой [точнее, кама], или большим кинжалом, свисавшим с ремня кругом талии. Они действительно оказались отличными стрелками, всегда хладнокровно и уверенно выбирая цель перед выстрелом. Каждый вождь привел определенное количество сторонников…». Помимо уже имевшихся в крепости воинов, 9 (21) июня 1855 г. прибыло 500-600 лазов Али-бея и на днях ожидались еще 1100 стрелков. Из иерархии начальников у лазов известны сотники и тысячники. Но лазами было трудно управлять, они были недисциплинированны, ненадежны, склонны к мародерству и открытому проявлению недовольства, которое английским офицерам пришлось жестко подавлять[347]. Лазы вместе с горожанами защищали редуты при отражении штурма Карса[348]. На момент сдачи крепости лазов еще оставалось 700 (по русским отчетам) или 1500 чел. (по английским сведениям)[349] – возможно, разница в том, что русские данные фиксируют реальное состояние дел; прочие погибли во время осады или сбежали[350]. Попытка набрать «насильно» лазов в Трапезонде (1855) провалилась – «разбегаются»; однако, лазы участвовали в кампании Омер-паши в Мингрелии[351] и, по слухам, должны были усилить Ванский отряд[352].

Пешая аджарская милиция была призвана с началом войны. «Воинственное население Аджарии помогает операциям турецкой армии… Всем жителям вдоль наших границ требуется выставить всадника от каждого семейства» (август 1853 г.). До 3000 кобулетцев участвовали в нападении на пост Св. Николая[353]. В составе отряда Али-паши аджарцы сражались при Ахалцихе, и после турецких неудач часть ополченцев разошлась по домам, «боясь нападения нашего на их собственные жилища». Весной 1854 г. аджарцы вновь стали производить набеги «мелкими хищническими партиями» на русские территории, за что были «наказаны» ответными вторжениями русских войск. В 1855 г. аджарская милиция была созвана вновь для экспедиции Омер-паши (больше как рабочие, а не воины)[354].

Эпизодически встречались в турецкой армии и кавказские горцы: на рекогносцировке в Крыму 19 мая 1855 г. в армии Омер-паши был разведчик, «вооруженный луком и стрелами бедолага, который называл себя черкесом. Кроме лука и стрел, он носил причудливый старый пистолет, а на груди его кафтана были выложены патроны»[355]. Хотя турки не раз пытались призвать черкесские племена к мятежу против России[356], сколько-нибудь целенаправленно их политику претворил в жизнь только Омер-паша. Высадившись на Черноморском побережье, Омер приказал «старшинам всех черкесских племен… привести в Сухум сколь можно более конницы»[357], но в итоге получил лишь незначительную военную поддержку от абхазцев. Их владетель «успел собрать до 400 Абхазцев», поручив начальство над ними Батал-бею Маршани, своему приближенному. «За исключением этого Абхазского ополчения, попытка Мустафа-паши собрать Черкесскую милицию совершенно не удалась, что возбудило против него сильное неудовольствие Омер-паши»[358].

Абхазская конница больше грабила (и занималась похищением детей для последующей продажи), чем сражалась, унаследовав «все пороки башибузуков, но не их достоинства». Уже в ноябре Омер-паша, сначала велев наказать палками по пяткам трех нарушителей, в итоге разослал абхазцев (которых у него осталось около 200 всадников) по домам[359]. Абхазцев он заменил немногочисленными черкесскими всадниками. Но они, как и следовало ожидать, грабили пуще первых, настраивая местное население против турок, вместо того, чтобы «нависать над нашей линией марша и сообщать нам о передвижениях противника». Дело не спасали и показательные порки – поскольку черкесы не получали жалованья и рационов, сам Омер-паша приказал не мешать им «немножко» пограбить![360] Кроме того, их было немного: Сефер-бей прислал всего-навсего сына с семью всадниками, а про-турецкие дворяне убыхов выставили 11 всадников[361]. Но после успешного перехода р. Ингур сердар-экрем сформировал верную туркам (точнее, нелояльную к русским) и, на первых порах, многочисленную мингрельскую милицию. «Из жителей сел. Сенаки и окрест лежащих Омер-паша составил себе конвой, сопровождавший его в его разъездах»[362]. Также среди всадников иррегулярной кавалерии Омер-паши упоминаются самурзаканцы[363].

Дагестанские всадники были среди иррегулярных войск гарнизона Карса[364]. Сорок «черкесских кавалеристов» дезертировали из русской армии в Карс 8 (20) июля / 18 (30) августа 1855 г., во главе с «майором» / «полковником» Омером. Капитан Г.Л. Томпсон поручил им патрулировать впереди укреплений и следить за передвижениями противника; Омер получил генеральское звание и титул паши[365]. Небольшой отряд черкесских башибузуков состоял на службе в Анатолийском корпусе летом 1856 г., охраняя дороги и противодействуя курдам[366].

В завершение отметим две категории иррегулярных войск: 1) казаков; 2) кавасов и сейменов, соответственно пешую и конную полицию (жандармов) – заптие (забтие). Каждая провинция (эялет; в Азиатской Турции их часто по-прежнему называли пашалык) располагала одной бригадой, столица – тремя. Бригада делилась на роты по числу округов (санджаков) эялета. В роте количество сержантов соответствовало числу уездов (каза) санджака; сержантам поручали командование подразделениями из 10-30 полицейских, в зависимости от численности населения. Дополнительно по 40 всадников придавались каждому крупному городу[367]. Фактически, в мирное время отряд из 100-200 полицейских, вооруженных кинжалами, саблями и пистолетами, представлял исполнительную власть администрации провинции. В области Анатолийского корпуса «Эрзерумский Вали (Губернатор) получает от Правительства содержание на 140, каждый Каймакам на 40 и Мудир (Начальник округа) на несколько человек таковых солдат. – Состав сей полиции однакож весьма редко бывает в положенном комплекте, потому что лица, в распоряжение коих назначены Забтие, обращают по принятому обыкновению часть их жалования на другие расходы, а из остальных денег содержат малое только число человек, для этой службы необходимых. – Полицейским солдатам платится как  Баши-Бозукам: Конному 140, а пешему 70 пиастров в месяц. – В случае какой-либо откомандировки, выдаются им особо деньги на фураж и путевые расходы»[368].

Общая численность османской полиции оценивалась в 30 тыс. чел.[369] Их набирали из числа служащих солдат и из волонтеров. Хотя они не являлись по назначению военными, могли при необходимости использоваться в этой роли[370]. С началом войны, из-за нехватки регулярной кавалерии, балканская и анатолийская конная полиция (10 тыс. чел.) была призвана на действительную службу в Дунайскую армию, участвовала в битвах при Ольтенице (100 чел.) и при Четати (300 чел.) и обороне Силистрии (300 чел.)[371]. В Добрудже (1854) больше всех бесчинствовали башибузуки, «набранные из заптиев (жандармов) Адрианопольской губернии»[372].

С приближением войны оживилась и польская эмиграция в Западной Европе и Турции. Правда, ее надежды на создание польских легионов так и не оправдались (хотя попытки сформирования их предпринимались). Но поляки приложили руку к образованию казачьих частей, которые являлись одними из наиболее надежных иррегулярных формирований турок[373]. Известный представитель польской эмиграции в Турции и авантюрист Михал Чайковский (формально принявший ислам и имя Мехмет-Садык-эфенди) в ноябре 1853 г. был призван в ряды турецкой армии и объявлен командиром султанских казаков с присвоением титула паши[374].

Чайковскому (Садык-паше) удалось набрать около 600 «красных[375] казаков», из которых он в начале 1854 г.[376] в Адрианополе и Константинополе сформировал 1-й Казачий полк, состоявший сначала из трех, потом четырех сотен, а в итоге из командиров – поляков, пяти сотен запорожцев[377], одной сотни некрасовцев[378] и двух сотен липован[379]. Позднее казаки 3, 4 и 5-й сотен в Константинополе и одной сотни в Адрианополе были славянского (сербского и болгарского) происхождения. Арчибальд Патон отметил «обширную добровольную вербовку» казаков (которых «целые деревни кругом Силистрии и еще больше в Добрудже») в «отдельный легкоконный корпус» Чайковского. Туда же включили валахов, греков и русских дезертиров, а среди офицеров были не только поляки, но и венгры[380]. Другой наблюдатель перечисляет нации полка: «запорожцы Добруджи, болгарские крестьяне или пастухи, немцы, русские эмигранты и особенно поляки. Хотя малоподвижные и даже несколько обремененные своей экипировкой, длинными пиками и пистолетами на поясе, эти волонтеры не замедлили проявить себя благодаря отваге и усердию»[381]. Среди офицеров были и румыны, венгры, французы и черкесы с турками[382]. Имелись в наличии также цыгане, евреи, армяне и, кажется, татары[383]. Сам Чайковский добавляет к списку наций босняков и сербов, а также упоминает четверых дезертиров из русской армии и примерно 20 поляков. Окончательный состав его полка, согласно мемуарам Садык-паши, – пять сотен «регулярных» казаков, две сотни добруджских казаков, сотня «кубанских» казаков (некрасовцев)[384].

Полк получил впоследствии прозвание «Славянского легиона» или «Полка безбожников» (гяуров). Команды подавались на смеси славянских языков, присяга на верность султану приносилась на Евангелии[385]. Однако, из всех «казаков» очевидец их смотра счел «полезными среди их числа (не исключая и пашу)» одних «настоящих» казаков (здесь имеются в виду добруджские казаки)[386].

По окончании формирования, Садык-паша немедленно выступил с полком (600 чел.)[387] к Шумле. При осаде Силистрии казаки Чайковского сопровождали обозы с провиантом к осажденной крепости, а после отступления русских войск Садык-паша был призван командовать авангардом армии, которая должна была перейти Дунай[388]. Его отряд нес также разведывательную службу и производил (например, на английского комиссара Саймондса) такое впечатление, что эти казаки – «лучшая турецкая кавалерия»[389]. Зато сами турки им так и не стали доверять[390].

Садык-паша вошел в Бухарест и занимал этот город со своими казаками 15 дней, до 10 (22) августа и прибытия Омер-паши. Позже Чайковский командовал отрядом на Серете и Пруте, откуда был послан со своими казаками и некрасовцами в Добруджу. Требования союзников вывести войска Садык-паши в азиатские провинции Турции привели к напряженности, дезертирству, даже к бунтам среди казаков. Садык-паша подавил беспорядки, но бóльшая часть казаков все же осталась на побережьях Дуная и Днестра.

Указом султана с ноября 1854 г. в Шумле и Рущуке формировался 2-й Казачий полк «по образцу первого». Его возглавил князь Владислав Замойский, однако реально командовал подполковник Винцентий Слубицкий[391]. Среди офицеров был Витольд Чарторыский (Чарторижский)[392], сын печально известного князя Адама Чарторыского. Замойский (племянник князя Адама) планировал составить полк из 1000 кавалеристов – польских эмигрантов, прибывших из Франции[393], и «всех поляков, дезертиров или пленных, происходящих из вражеской армии»[394]. Однако, согласно сообщениям Слубицкого, в феврале 1855 г. в полку было 157, в марте – 164, а в сентябре – только 195 всадников. Их Замойский добыл «за счет» Садык-паши, получив разрешение «отделить половину от казаков султана, сформированных Чайковским. Оба эти, по народностям пестрые полки со значительным числом поляков, скоро представили разительную разницу. У Чайковского нагайка была в сильнейшем ходу… а в полку графа Замойского преимущественно занимались обращением в латинство… редко учатся, даже мало занимаются конным и пешим строем; время проводят в молитвах, исповедях и обращении схизматиков»[395].

В сентябре 1855 г. союзники решили, что создание и финансирование 2-го полка султанских казаков возьмет на себя Великобритания. Этот же полк должен был стать ядром будущей «Дивизии султанских казаков» из двух бригад. Источники по-разному освещают состав данного формирования. По некоторым свидетельствам, в дивизию должны были войти два полка кавалерии, четыре артиллерийских батареи и стрелковая часть, всего около 2000 чел. Польские авторы говорят о пехотной бригаде (1000 чел.), кавалерийской бригаде (полк конных стрелков и уланский полк, каждый в 500 всадников) и артиллерийском дивизионе. Наконец, по мнению британских источников, в 1-ю бригаду (мирлива / бунчужный генерал Феликс Бреаньский, «Шахин-паша», позднее командир всей казачьей дивизии) вошли бы пехотный полк (1000 чел.), полк конных стрелков (1000), уланский полк (до 500 сабель) и артиллерийский дивизион. Вторую бригаду (Замойский) составил бы 2-й Казачий полк, развернутый до 4000 всадников. Сам Чайковский приводит такой состав «корпуса»: 1-й пехотный полк, 2-й полк казаков султана (он же 2-й полк конных стрелков), 3-й полк пеших стрелков, 4-й пехотный полк, 5-й уланский имени Замойского полк, 4 артиллерийских батареи (по одному орудию в каждой). Численность корпуса не доходила до 2000 чел., считая 1180 чел. 2-го казачьего полка. Англичане давали для этого корпуса мундиры, оружие, лошадей и деньги[396].

Э. Вансон, оставивший зарисовки «Оттоманских казаков», пишет о создании новой «польской» дивизии[397]. Но в действительности Замойский оказался перед непреодолимыми проблемами; кроме материально-технических и организационных, сказался слабый приток новых добровольцев, разочарованных традиционными конфликтами в среде польской эмиграции. Состав 2-го полка не удалось довести даже до первоначально запланированных 1000 всадников. В итоге 15 июля 1856 г. дивизия султанских казаков была расформирована.

Турецкие войска в Крыму

В источниках и литературе встречаются определенные колебания при определении численности турецкой пехотной дивизии, отправленной с войсками союзников в Крым осенью 1854 г. Обычно встречается цифра 6 или 7 тыс. чел.[398]

Французский офицер записывал в дневник: «Дивизия, которая должна отплыть в Крым и которая стоит лагерем подле Варны, состоит из солдат, участвовавших во всех сражениях, данных Омер-пашой; они хорошо маневрируют, особенно их артиллерия. На другой день мы увидели старого пехотного майора, проводившего строевые учения со своим батальоном. Когда один взвод не перестроился так, как ему было угодно, он его забросал камнями. Солдаты склоняли головы или тянули спину, и продолжали спокойно свои упражнения»[399]. Однако, англичане утверждали обратное: турецкое правительство «прислало вместо ветеранов, сражавшихся с Омер-пашой, корпус из солдат, прослуживших всего два года, последние рекруты Порты, многие из которых принадлежали к не воинственному сословию цирюльников, портных и мелких лавочников. И все же они были терпеливыми, выносливыми и сильными…», хотя кормить их пришлось англичанам. Поскольку турецкое командование прислало им только немного марсельских сухарей, солдаты быстро начали голодать. После Альмы и до 10 октября включительно выдавали по паре сухарей на человека, туркам пришлось подбирать в английском лагере объедки, пока британцы не взяли на себя их снабжение (кофе, сахар, рис, сухари)[400].

Впрочем, А. Слейд уточняет, что турки грузились на суда с трехнедельным запасом провизии, а также с сухарями и рисом для питания во время переправы в Крым. Общая численность турок – 10 батальонов по 800 чел., в том числе восемь батальонов эснана. «Мусульмане в Турции, в возрасте от 19 до 24 лет, – объясняет Слейд, – ежегодно испытывают удачу в вербовочной лотерее в округах, где та может проводиться. Избежавшие ее вовсе, именовались эснан (возрастные)». Их причисляли к редифу и на протяжении 13 лет они являлись военнообязанными. Батальоны эснана состояли из людей, никогда ранее не призываемых в армию и лишь прошедших трехмесячную муштру в Скутари. В начале августа 1854 г. их отправили в Варну, где присоединили к ним два батальона румелийского редифа, с ударными мушкетами. Возглавивший данный контингент лива Сулейман-паша, ранее гвардейский полковник, никогда не командовал прежде войсками и не имел военного опыта. Его подчиненные начали умирать или дезертировать еще до погрузки на корабли: батальон, плывший со Слейдом, покидал Скутари в количестве 820 чел., хотя прибыл туда, имея в рядах 900 чел.; еще 12 скончались уже в море. Боеспособность этих солдат была невелика[401]. Один из участников экспедиции не без сарказма предположил, что Османы прислали в Крым батальоны редифа лишь с единственной целью – «напомнить союзникам, что в этом мире еще остались турки»[402]. В дальнейшем переброска частей редифа в Крым продолжалась[403]. При Альме турки (двигаясь за французами) запомнились очевидцу с русской стороны ярким внешним видом, «своими огненными шапками [фесками] и широкими белыми панталонами», оттеняя синие французские и красные английские униформы[404].

Однако, качество октябрьских подкреплений (около 3000-4000 чел. до битвы при Балаклаве) оценивается достаточно высоко (a fine body of men)[405]. 9 октября британский посол из Турции писал лорду Раглану: «Я получил Ваш запрос о турецких подкреплениях утром 7-го и сделал все возможное, чтобы удовлетворить его. Шесть батальонов (три регулярных и три султанской гвардии) должны завтра утром погрузиться на три парохода, присланных, чтобы принять их. Я уверен, что насчитывают до 4000 чел.; но и 3500 хватило бы, чтобы исполнить мои ожидания. Они снабжены оружием, боеприпасами, снаряжением, месячным провиантом и миллионом пиастров наличными. Они подчиняются исключительно Вам и имеют особого командира, которого я рекомендовал выбирать тщательно… Также прилагаю инструкцию к командующему в Батуме, который пришлет Вам все войска, которые сможет выделить – полагаю, не меньше 2500 и, надеюсь, не более чем почти четыре тысячи [солдат]… Несколько (семь) батальонов пехоты также ждут в Фессалии средств их доставки из Воло… Не могли бы Вы выслать пароходы с этой целью из Балаклавы? Отсюда, из Варны, с Дарданелл, нельзя выделить ни одного турка. Здесь нам приходится использовать в качестве гарнизонных войск тунисцев. Прибытие египтян под вопросом». Раглан подтвердил 13 октября, что около 2600 турок уже высадились в Балаклаве и ожидается третий корабль с примерно таким же числом войск на борту. Спустя два дня прибыли новые силы турок (в весьма похвальном состоянии), и главнокомандующий оценивал полученное им подкрепление в 6 батальонов (до 4400 чел.). 24 октября Раглан сообщил, что «был бы рад получить батальоны из Воло»[406]. Впрочем, по словам приписанного к туркам британского офицера, на 17 октября в Балаклаве находились восемь батальонов турецкой пехоты Рустем-паши (около 3500 чел.); среди них были и артиллеристы, но без орудий; ожидалось прибытие еще 3000 солдат[407].

Часть новоприбывших (вероятно, все же не, или не только, османлы, но тунисцев) отправили на балаклавские редуты. Численность их защитников оценивается разными авторами от 800 до 1500 чел.[408] Не самое достойное поведение османских войск в случившемся вскоре сражении[409], невзирая на попытки оправдать его[410], стали причиной того, что для союзников (особенно англичан) турки стали в дальнейшем объектом презрения и самого жестокого отношения[411], распространяя на всю округу вонь от жженого сахара и разлагающихся трупов, звуки флейт и полчища блох[412]. Они использовались сугубо на работах[413], и их ряды косили «холод, голод, тиф, холера и дизентерия»[414]. Возможности туркам проявить себя ни англичане, ни французы после Балаклавского сражения больше не предоставляли. Из показаний нижних чинов 5-го пехотного батальона (?): «Нам давали 3 сухаря и 1/5 фунта рису в день, а раз в неделю 1/4 фунта мяса. Голод и тяжелые работы уморили больше, чем русские пушки. На все жалобы англичане отвечали: “Вы должны заниматься земельными работами потому, что мы за вас воюем”». Большой группе турецких солдат, залечивавших раны в Стамбуле, объявили, что заключен мир, затем «посадили нас на пароходы, чтобы отвезти по домам, а через три дня мы снова оказались под Балаклавой, и нас присоединили в свой полк». После введения по требованию британского командования смертной казни, турки ответили «убиением ротных командиров и кое-кого из англичан»[415]. Зарисовка посещения расположения турецких войск сардинским офицером: «Плохо одетые солдаты бродили по лагерю, другие спали, большая часть отдыхала, не ложась. Офицеры, собравшиеся отдельно, также были бедно одеты… Я услышал много жалоб на вынужденное безделье, которому союзники подвергают турок… Чем и как питаются эти бедные солдаты, я не знаю… Думаю, что… рисом и орехами, ну и печеньем, галетами, которые англичане дают им время от времени»[416].

Положение улучшилось, только когда турки начали переброску на Крымский полуостров своих «лучших войск» – Дунайской армии Омер-паши и египтян. С середины декабря 1854 г. по середину апреля 1855 г. 60 тыс. чел. (в том числе несколько егерских батальонов), 12 тыс. коней и 18 батарей были доставлены в Евпаторию[417]. «Они довольно хорошо выглядят и, похоже, лучше тех, кто был с нами здесь», производя впечатление ветеранов, «настоящей армии»[418]. «Солдаты сильные, ладно скроенные, хорошо одетые и хорошо обученные» (строевая подготовка уже в Крыму проводилась непрерывно и с похвальным успехом), «элита их армии»[419]. Хотя и редиф присутствовал, это тоже были солдаты «мрачные, терпеливые, привычные к труду, лишениям»[420].

Часть турок из Евпатории перевели в лагерь под Севастополем[421]. «Они прошли мимо в хорошем порядке по батальонам и полкам, – писал родным фотограф Роджер Фентон, – штаб во главе первого полка, у которого был оркестр, игравший европейскую музыку со скромным успехом. Солдаты – отлично сложенные парни, хорошо одетые и вооруженные… Очень красивое зрелище – наблюдать за ними, как они взбирались на холм, видеть, как колонна за колонной появлялись на гребне, их сверкающие на солнце штыки и гарцующих на арабских конях в роскошных попонах офицеров. Артиллерия двигалась по дорогу внизу и, похоже, в очень хорошем состоянии. Всего прошло около 18000 человек, и затем появилось множество вьючных лошадей и отставших. Они производили весьма благоприятное впечатление на каждого… На следующий день мимо прошли 9000 человек, но это были египтяне и все кофейного цвета. Они тоже отличные солдаты»[422]. Другие очевидцы описали марш двух турецких дивизий (в отличие от Фентона, они оценивают их не в 18, а в 12-15 тыс. чел.), оценивая очень высоко качество их личного состава. «Очень немногие рядовые носят награды или медали, но у многих из офицеров они есть – очевидно, они повоевали против Московитов. Они маршировали долго, а их подошвы сандалий служили жалкой защитой на каменистой почве; и все же, на удивление, очень немногие вышли из строя или плелись позади. У одного полка был хороший медный духовой оркестр, который едва не встревожил наблюдателей, заиграв быстрый шаг (вальс), пока они проходили мимо, исполнив его превосходно, но большинству полков предшествовали музыканты с барабанами, флейтами и полукруглыми тонкими медными трубами с широким устьем…

Полковник и его два майора ехали во главе каждого полка, роскошно одетые, на небольших, но горячих конях, покрытых роскошными чепраками, за ними следовали чубуконосцы и слуги. Мулы, с палатками, следовали справа, артиллерия слева. Две батареи, увиденные мною, состояли каждая из четырех 24-фунтовых медных гаубиц и двух 9-фунтовых медных пушек, лафеты и лошади были в исправнейшем состоянии. Каждое орудие везли шесть лошадей. Зарядные ящики были довольно грубыми и тяжелыми. Вьючные животные дивизии передвигались в тылу… У одного полка были винтовки Минье английского производства, однако, большинство было вооружено только кремневыми мушкетами, тем не менее, очень чистыми и сверкающими… Они имели очень живописный и воинственный вид…»[423]. Но его они сохраняли недолго. Состояние турецких войск в долине Черной реки (сентябрь 1855 г.): все солдаты ходят в лохмотьях, и охотно меняют их на одежду, снятую с русских трупов в Севастополе; обувь изношена так, что либо выглядывают пятки, либо осталась одна подошва. Питаются одним рисом, либо сухарями и водой; мясо, овощи и соль турки видят редко, а то и вовсе не получают. Жалованье, и без того невеликое, им не выдают. Причина тому в ставшей традицией коррупции: их офицеры получают от правительства щедрое содержание на своих подчиненных. Но вместо того, чтобы накормить, одеть и заплатить солдатам, офицеры обогащаются за их счет[424]. Войска в Евпатории постоянно страдали от болезней – чему способствовало дурное гигиеническое состояние города и некачественное снабжение (свежее мясо, хлеб, овощи выдавались редко, а вода – «неприятна на вкус»). Напротив, под Севастополем болезни не получили распространения, хотя случались вспышки холеры и диареи[425].

Египтяне и турки принимали «участие» в битве на Черной реке[426], были задействованы в экспедиции в Керчь[427], где вместе с прочими занялись вандализмом и мародерством[428], и с помощью союзников отбили атаку на Евпаторию 17 февраля 1855 г.[429] Впрочем, даже тогда Пелисье, когда французы поссорились как-то с турками за собранное сено, не замедлил вывести четыре эскадрона и разогнать турок, завладев в качестве трофея всем фуражом[430].

Войска «вассальных» государств

К числу вассальных государств Османской империи принадлежали в Европе Валахия, Молдавия и Сербия, а в Африке – Египет, Тунис и Триполи. Сербия (небольшая постоянная армия и 50-70 тыс. ополченцев) изначально решила придерживаться позиции вооруженного нейтралитета (с сильными колебаниями в русскую сторону). Однако, турецкий гарнизон (около 1800 чел. в 1853 г.) оставался в Белграде на протяжении всей войны[431]. Войска Дунайских княжеств (Молдавии и Валахии)[432] находились под русским контролем. С началом войны они были присоединены к русским частям, а при отступлении их, разоружены и распущены. На турецкую службу в ходе войны из обеих стран поступали только волонтеры[433].

Вооруженные силы Египта формально входили в состав армии Оттоманской империи. И хотя страна фактически являлась независимой от султана[434], правивший ей Аббас охотно отозвался на предложение выставить войска, дабы поддержать силой оружия престиж султана – «защитника исламских земель». Около 18,5 тыс. солдат египетских экспедиционных сил (пехотная дивизия из шести полков, 15704 чел., и 12 батарей – 72 орудия и 2727 чел.) действовали с 1853 г. на Балканах. Вторая дивизия (10 тыс. чел.) убыла из Александрии в марте 1854 г. В октябре Египет оставила третья пехотная дивизия (8 тыс. чел., командующий Ахмад Манлики-паша), предназначенная для Крыма (участвовала в обороне Евпатории; в конце 1855 – начале 1856 гг. переброшена в Трапезунд). Всего в войне (Дунайский и Крымский ТВД) участвовали 50657 египтян – с учетом моряков[435].

К 1853 г. египетская регулярная армия (низам) состояла из гвардейских (3 пехотных, 2 кавалерийских полка) и регулярных (8 пехотных и 6 кавалерийских полков) частей, а также иррегулярных формирований. Общая численность армии за годы войны достигла 130 тыс. чел., включая около 4000 офицеров[436]. Армия комплектовалась посредством рекрутских наборов – все пригодные к службе мужчины в возрасте от 18 до 22 лет подлежали призыву. Квоты распределялись по деревням, кандидаты выбирались жеребьевкой. Бедуины[437], не-мусульмане и студенты в армию не призывались (по некоторым данным, жители Александрии и Каира тоже). Допускался откуп от набора (что способствовало коррупции сельских властей, собиравших рекрутов) или замена себя чернокожим рабом. Воинская повинность для феллахов и городской бедноты (из них набирали рядовой состав и младших офицеров) была тягостна и крайне непопулярна[438]. Доходило до того, что потенциальные рекруты предпочитали наносить себе увечья, лишь бы не идти в армию – шанс вернуться домой с военной службы живым был невелик. Кроме того, поскольку еще численность египетской армии формально не должна была заходить за рамки 18 тыс. чел., многие полки существовали лишь в виде кадров. Качество подготовки и дисциплины личного состава значительно ухудшились за 1840-е гг., оклады жалованья оставались прежними, невзирая на инфляцию, а солдат слишком часто государство использовало в качестве бесплатной рабсилы.

Функции гвардии правителя и полиции выполняли албанские наемники («арнауты», или «башибузуки»): 4500 их служили в армии (включая кавалерию) к 1853 г. Албанцы были вооружены «американскими револьверами», заказанными для них пашой[439]. Пехотный полк (4000 чел. по штату; фактическая численность редко превышала 3000 чел.)[440] делился на 5 батальонов (включая запасной – не выходил в поход). Каждый батальон состоял из 8 рот, в том числе гренадерская и легкой пехоты (они, однако, в тактическом отношении ничем не выделялись от шести остальных рот). Также при полку имелся оркестр и ваиз (имам). Система званий была схожей с турецкой, но озвучивалась все чаще на арабском языке[441], где звучала несколько иначе. Отличия: высший чин – сераскир (а не мюшир), ферик чаще именовался мир-миран, чин майора отсутствовал, старший адъютант именовался саг-колагасы. Его унтер-офицерский эквивалент – сол-колагасы (или мусаид). Звание такым-чавуша отсутствовало, дополнительные звания: онбаши булук амин (капрал-каптенармус) и биринджи нафар (солдат 1-го класса / младший капрал). Пехота в бою стояла в три шеренги, была обучена строить колонны, разворачиваться в линию[442], образовывать каре, но качество ее огнестрельного вооружения было ниже всякой критики[443]. Кавалерия (от 770 до 1360 чел. в каждом полку) – кирасиры, уланы и драгуны[444] – была экипирована не лучшим образом и требовала серьезной подготовки личного состава, а кони были плохо обучены. Артиллерия была на высоте, но (как и кавалерия, после эпизоотии 1842-1843 гг.) нуждалась в большем количестве коней для перевозки орудий – египтянам приходилось использовать вместо них по большей части мулов, волов и верблюдов. Также возникали проблемы при снабжении разнородного и разнокалиберного артиллерийского парка боеприпасами. Инженерные подразделения практически отсутствовали[445].

Благодаря усилиям европейских (обычно французских) инструкторов[446] и наличию в своих рядах ветеранов кампаний 1820-1830-х гг.[447], египтяне считались лучшими солдатами Османской империи, выделяясь храбростью, энергичностью и дисциплинированностью[448], хотя привычка к теплому климату значительно влияла на их боеспособность. Все расходы на содержание войск несла турецкая сторона[449]. Турки же платили жалованье (перед отправкой в Стамбул египетская казна выплатила долги за прошлые 15 месяцев и выдала авансом полугодовой оклад), распределяли недостающее обмундирование и коней для перевозки воды (по лошади на роту)[450]. Подданные Аббас-паши неплохо показали себя на Дунае, где при обороне Силистрии особенно отличилась первая бригада первой египетской дивизии Исмаил-паши Хакки (1500 чел.)[451], успешно сражались под Евпаторией в Крыму[452]. Отвагой защитников форта Араб-Табия восхищался маршал Сент-Арно. Воевали египтяне и в Греции[453]. Примечательно, однако, что свои «триумфы» египтяне, как и турки, свершали сугубо при обороне крепостей.

Британский корреспондент так описывал египтян (пехота, уланы и артиллерия) в лагере под Варной: «Люди… выглядят хорошо… но маневры выполняются неаккуратно и вяло, что вполне можно оправдать голодным состоянием бедных парней[454]. Физически солдаты коренастые, кривоногие люди, сносного среднего роста, с бодрыми, напряженными глазами и красивыми чертами лица. Немало негров, дикой наружности, присутствовало в рядах египетского контингента, и некоторые из их лучших полков не считают ниже своего достоинства находиться под началом евнухов-нубийцев [суданцев]. У некоторых из этих египтян изуродованы кисти рук – они лишили себя больших или указательных пальцев в бессмысленной попытке насовсем избежать призыва на военную службу… Что до их стрельбы шеренгами, то она далеко не хороша, и рассеянный мушкетный огонь поддерживался по рядам задолго после прекращения общего залпа. У всех начищенные мушкетные стволы, в подражание французам, и их оружие, похоже, содержится в самом похвальном порядке. Египетские орудия, шести- и девятифунтовые бронзовые пушки, были идеально чистыми и опрятными, а лафеты, хоть и тяжелы, может быть, вполне соответствовали условиям страны. Канониры, казалось, отлично разбирались в своем деле, а лафеты и пушки сверкали от щетки, лака и свежей краски; одни люди были грязными… Их палатки столь же просторные и качественные, как и наши, но в каждую из них помещается больше людей, чем это принято у нас»[455].

Оставшийся анонимным британский офицер, видевший египетский батальон (около 800 чел. в красных тарбушах, синих бесформенных куртках и брюках) под Шумлой, отметил способ передвижения (ротные колонны), наличие музыкантов (барабанщиков и горнистов) и командира (едущий верхом во главе строя толстяк). Наблюдателя поразили этническое разнообразие среди нижних чинов («есть рядовые, чьи щеки светлее наших, есть сержанты, черные, словно Дядя Том, и наоборот») и строгости набора войск: «Александрийское военное ведомство, похоже, не освобождает от военной службы ни юношей, ни седовласых старцев, ибо здесь перед нами шестнадцатилетний парень, с другой стороны, “прикрываемый” умудренным стариканом, чей возраст приближается к шестидесяти[456]. В стране офтальмии утрата глаза, должно быть, не препятствует мусульманину-патриоту проливать кровь в пределах отечества и в походе, так что треть этого батальона – одноглазые… Грубые мушкеты содержатся в отличном состоянии, каждый ярко отполированный замок аккуратно замотан в пропитанные жиром тряпки, чтобы уберечь его от влаги… Физически турецкие солдаты значительно превосходят своих египетских товарищей, но в отношении оружия, снаряжения, обмундирования и офицеров между ними немного разницы. Обе категории могут маневрировать, не позоря себя при этом, и, будучи храбрыми, отважными и воздержанными, показать себя способными на великие дела под хорошим командованием»[457]. Наконец, с точки зрения француза, «упражнения с оружием, увиденные мною, исполнялись с точностью, которой не постыдились бы наши лучшие пехотинцы»[458]. Египтяне и в дивизии в Евпатории (1855) «очень хорошо исполняли приемы с оружием, но какой гам от барабанов и флейт!.. У всех египетских полков есть саперы…»[459].

Бей Туниса Ахмад распустил половину своей армии в 1852 г.[460], но уже в мае 1853 г. он (или, скорее, его приближенные) охотно откликнулся на призыв султана, навербовав (без помощи европейцев), вероятно, ветеранов расформированных частей, а также арабских и берберских новобранцев. В парижском Монитёре от 31 мая 1854 г. отмечалось, что отправляемый в Константинополь тунисский вспомогательный корпус будет состоять из 4 пехотных полков (каждый из трех батальонов – примерно по 800 чел.) и двух батарей артиллерии. Всего около 10 тыс. чел., 400 лошадей и 12 орудий, под началом генерала Рашида[461]. Разумеется, качество подготовки этих солдат было невысоким: «они, если возможно, еще хуже баши-бузуков из Азии»[462]; «худшие солдаты турецкой армии: люди, которые едва ли знали, как обращаться с оружием, на них никак нельзя было полагаться»[463]. В оправдание заметим, что людей собирали в спешке, обучить их до погрузки на суда уже не успели[464].

Тунисский корпус (около 6-7 тыс. чел. – видимо, три пехотных полка, более 700 коней и 12 орудий)[465] убыл в Стамбул 26 июля. Он воевал на Балканах, а в первой неделе октября 1854 г. был переброшен из Варны в Крым[466]. Именно тунисцы, как нередко считают, обороняли редуты в начале сражения под Балаклавой[467] – их единственный случай боевого применения[468]. Из Крыма 10 батальонов, 2 эскадрона и 2 батареи тунисцев (около 7,5 тыс. чел., под началом Рашид-паши, родом грузина) были вывезены на Черноморское побережье Кавказа (1855 г.). Там они действовали в составе армии Омер-паши и постепенно вымирали от болезней[469]. Лишь половина тунисского контингента (3800 чел.) весной 1856 г. вернулась в Тунис живыми[470].

Впечатления очевидца от увиденных в январе 1855 г. под Балаклавой тунисцев: «Боже, какие же они грязные! Только б увидеть, как они чистятся»[471]. Тунисские войска и на Кавказе удостоились нелестных оценок: «Они состояли из лучших людей армии бея, превосходно снаряженных… Тунисские солдаты немного хуже турецких: малого роста, худые, крикуны и воришки. Обладая последним качеством, они весьма скоро привели в отчаяние всех жителей в окрестностях лагеря… » Среди них было много дервишей и дервишей-жонглеров («чародеев»), раз в неделю дающих представление в лагере. Их офицеры «составляли особенную касту, не имевшую ничего общего с солдатами ни по происхождению, ни по цвету лица… Они большею частью состояли из бывших черкесских и грузинских невольников… Немалое число находилось между ними турецких дезертиров, беглецов и бывших каторжников». Тунисские кони «годились разве только для народа, но отнюдь не для войны»[472]. Огнестрельное вооружение тунисцев также оставляло желать лучшего – старые европейские образцы, закупленные некогда во Франции[473]. Отмечалось, что тунисцев избегали задействовать в боях именно из-за состояния их оружия – несчастные случаи при обращении с ним погубили бы больше людей, чем противник[474].

 * *

«Как в записках Императора, так и в соображениях фельдмаршала [Паскевича] выказывалось чрезмерное пренебрежение к военным силам Турции; все предполагавшиеся мероприятия обусловливались полным бессилием ее», – характеризует Д.А. Милютин ситуацию, предшествовавшую Восточной (Крымской) войне[475]. Однако, нельзя сказать, чтобы Николай Павлович столь уж кардинально заблуждался. На протяжении всей войны турки сами по себе не выиграли ни одного сражения, кроме ничтожного Каракальского боя, столкновения на р. Ингур[476] и четырех отбитых штурмов укреплений. Лишь невероятная нерешительность и бездарность определенных генералов не позволили русской армии взять верх при Ольтенице, Баяндуре, Четати, захватить Силистрию и добиться сдачи Карса без ненужного кровопролития.

На протяжении войны турецкая армия не раз была разгромлена в полевых сражениях, в стратегическом планировании отодвинута на задний план англичанами и французами, понесла огромные небоевые потери (в основном по вине собственной военной администрации) от голода, холода, болезней и дезертирства. Всего турки за войну потеряли безвозвратно 200-400 тыс. чел., а престиж их армии в глазах западных союзников снизился до нулевой отметки. Исход конфликта был предопределен изначально дипломатической изоляцией России и географической разобщенностью потенциальных театров военных действий, но не решен действиями западноевропейских и, тем более, турецких войск. К концу Крымской войны (казалось бы, «выигранной»!) Османская империя традиционно осталась без денег и без армии…

[1] «Похоже, ничто в ее жалованье и в организации не оправдывает ее название» (Duckett W.A. La Turquie pittoresque. P., 1855. P. 300).

[2] Shaw S.J., Shaw E.K. History of the Ottoman Empire and Modern Turkey. Vol. II. Cambridge, 2002. P. 85; Uyar M., Erickson E.J. A Military History of the Ottomans: From Osman to Atatürk. Santa Barbara; Denver; Oxford, 2009. P. 159-160. В последней работе отмечается, что в 1848 г. 2-й корпус был передислоцирован в Шумлу и стал именоваться (как и другие) по своей главной квартире, хотя использовалось и прежнее название (столичный, или Константинопольский). Западные и российские источники знают 2-й корпус только под последним именованием.

[3] В литературе тех лет «корпусами» именовали также крупные сборные отряды войск (например, Батумский или Баязетский корпус), входивших в состав того или иного корпуса, или «армии» (в данном случае, 4-го Анатолийского).

[4] Ubicini A. Lettres sur la Turquie. P., 1853. P. 54.

[5] Reid J.J. Crisis of the Ottoman Empire: Prelude to Collapse, 1839-1878. Stuttgart, 2000. P. 78; Roubicek M. Modern Ottoman Troops, 1797-1915. Jerusalem, 1978. P. 13-14. По всей вероятности, перед нами послевоенная корпусная организация, 1860-х гг.

[6] РГВИА. Ф. 450. Оп. 1. Д. 45. Л. 3 об. Эти же данные встречаем в работах А. Убичини (Ubicini A. Lettres… P. 453) и Тотлебена (Тотлебен Э.И. Описание обороны г. Севастополя. Ч. I. СПб., 1863. С. 24-25), хотя последний утверждал, что в 3-м корпусе было семь пехотных полков, а в 5-м корпусе – только 19 эскадронов (Там же. С. 28). Наконец, то же количество полков находим в отчете британской разведки за июль 1850 г.: 6 пехотных (130 офицеров, 3000 нижних чинов в каждом), 4 кавалерийских (по 38 офицеров и 1000 нижних чинов) и 1 артиллерийский (62 офицера и 1736 нижних чинов) полки (Subaşi T. Anglo-Ottoman Relations and the Reform Question in the Early Tanzimat Period 1839-1852: with special reference to reforms concerning Ottoman Non-Muslims. Ph.D. Thesis, University of Birmingham, 1995. P. 195).

[7] РГВИА. Ф. 450. Оп. 1. Д. 44. Л. 2 – 2 об.

[8] Базили К.М. Обзор Оттоманской армии в Сирии // Сирия, Ливан и Палестина в описаниях российских путешественников, консульских и военных обзорах первой половины XIX века. М., 1991. С. 292, 294-295.

[9] РГВИА. Ф. 450. Оп. 1. Д. 49. Лл. 3 об., 8 об.; Там же. Д. 50. Л. 1 об.

[10] Skene J.H. The Three Eras of Ottoman History. L., 1851. P. 62-63, 80; Ubicini A. Lettres… P. 455.

[11] РГВИА. Ф. 450. Оп. 1. Д. 45. Л. 6 об.; Базили К.М. Обзор Оттоманской армии в Сирии… С. 295; Убичини А. Изображение современного состояния Турции, в географическом, статистическом, религиозном и военном отношениях. СПб., 1854. С. 110-111.

[12] РГВИА. Ф. 450. Оп. 1. Д. 27. Л. 2 об.

[13] Klapka G. The War in the East. L., 1855. P. 37.

[14] Бестужев И.В. Крымская война 1853-1856 гг. М., 1956. С. 40; Чайковский М. Турецкие анекдоты. М., 1883. С. 315, 332.

[15] Douwes D. Reorganizing Violence: Traditional Recruitment and Conscription in Ottoman Syria // Arming the State: Military Conscription in the Middle East and Central Asia, 1775-1925. L., 1999. P. 123. В итоге Сирия впала в анархию, пока войска не вернулись по окончании войны. Беспорядкам, несомненно, способствовала переброска в Сирию во время Крымской войны иррегулярных частей албанцев (Зеленев Е.И. Государственное управление, судебная система и армия в Египте и Сирии (XVI – начало XX века). СПб., 2003. С. 350).

[16] АКАК. Т. XI. Тифлис, 1888. С. 387, 414; Богданович М.И. Восточная война 1853-1856 годов. Т. IV. СПб., 1876. С. 245; Дневник П.Д. Рудакова о войне в Малой Азии в 1854-1855 годах // Русская старина. 1905. № 6. С. 501-502; Ольшевский М.Я. Кавказ с 1841 по 1866 год. СПб., 2003. С. 367. Ср.: Базили К.М. Обзор Оттоманской армии в Сирии… С. 299.

[17] Duncan C. A Campaign with the Turks in Asia. Vol. I. L., 1855. P. 188.

[18] Казбек Г. Военная история Грузинского гренадерского Его Императорского Высочества Великого Князя Константина Николаевича полка, в связи с историей Кавказской войны. Тифлис, 1865. С. 200; Турция, ее правительство и ее армии во время Восточной войны // Военный сборник. 1861. Т. XVIII. С. 66; Bystrzonowski. Campagne de dix semains de l’armée de Kars, en 1854 // Le Spectateur militaire. 1858. T. 21. № 2. P. 401-402, 404, 412-413; Challaye C.-A., de. Relation de la bataille d’Indjé-Déré (près de Kars), livrée le 5 août 1854, entre l’armée ottomane d’Anatolie et l’armée russe // Le Spectateur militaire. 1854. T. 29. Vol. 8. P. 91-93; Duncan C. A Campaign with the Turks in Asia. Vol. II. L., 1855. P. 116, 190, 192; Papers relative to military affairs in Asiatic Turkey, and the defence and capitulation of Kars. L., 1856. P. 4, 6.

[19] АКАК. Т. X. Тифлис, 1885. С. 808, 817; Арутюнов Ф. Гомборцы. История 1-го Кавказского Стрелкового Его Императорского Высочества Великого Князя Михаила Николаевича батальона. СПб., 1898. С. 205; Сборник известий, относящихся до настоящей войны. Отд. III. Кн. I-XII. СПб., 1855. С. 207, 214.

[20] Зайончковский А.М. Восточная война 1853-1856 гг. в связи с современной ей политической обстановкой. Т. II. Ч. 2. СПб., 1913. С. 1174.

[21] АКАК. Т. XI. С. 454; Бобровский П.О. История 13-го Лейб-гренадерского Эриванского Его Величества полка за 250 лет. 1642-1892. Ч. 4. СПб., 1895. С. 495; Бриммер Э.В. Служба артиллерийского офицера, воспитывавшегося в 1 кадетском корпусе и выпущенного в 1815 году // Кавказский сборник. Т. XVII. Тифлис, 1896. С. 164; Действия на левом фланге при сражении у Кюрюк-Дара. 24-го Июля 1854 года. (Из воспоминаний князя Дондукова-Корсакова) // Старина и новизна. 1902. Кн. 5. С. 233; Есаул. Походный дневник // Военный сборник. 1860. Т. 13. № 5. С. 125; Ибрагимбейли Х.М. Кавказ в Крымской войне 1853-1856 гг. и международные отношения. М., 1971. С. 257; Нижегородский драгун. Действия на левом фланге в сражении при Кюрюк-дара // Кавказский сборник. Т. I. Тифлис, 1877. С. 283; Ольшевский М.Я. Кавказ… С. 366-367; Приложения к запискам генерала от артиллерии Эдуарда Владимировича Бриммера: “служба артиллерийского офицера, воспитывавшегося в 1 кадетском корпусе и выпущенного в 1815 году” // Кавказский сборник. Т. XIX. Тифлис, 1898. С. 447; Сражение при Курюк-Дара. (Из воспоминаний Н.П. Поливанова) // Русский архив. 1904. № 10. С. 277.

[22] Badem C. The Ottoman Crimean War (1853-1856). Leiden; Boston, 2010. P. 213-214; Bystrzonowski. Campagne… P. 257, 398.

[23] АКАК. Т. XI. С. 151-152 (по сведениям, сообщенным Уильямсом); Блокада Карса. Письма очевидцев о походе 1855 года в Азиатскую Турцию. Тифлис, 1856. С. 112; [Корсаков А.С.] Воспоминания о Карсе // Русский вестник. 1861. Т. 34. № 8. С. 409-410; Корсаков А. Воспоминания о Карсе. Приложения // Русский вестник. 1861. Т. 36. № 1. С. 80-81; Муравьев Н.Н. Война за Кавказом в 1855 году. Т. II. СПб., 1877. С. 194; О. Четыре эпизода из блокады Карса // Русский вестник. 1866. Т. 63. С. 477, 489. Большая часть конницы к тому времени погибла в самом Карсе или при попытке прорвать блокаду. При сдаче были представлены 12 полковых знамен – несомненно, 12 пехотных полков двух корпусов. Кроме того, источники могли не всегда различать части 1-го и 2-го корпусов, отправленные на Кавказский ТВД.

[24] Этот полк был русскими прозван «Резвым» – из него больше всех было дезертиров во время осады. В то же время полк отличился при Кюрюк-Дара.

[25] На 29 сентября в батальоне было 400 чел. (Kmety G. A Narrative of the Defense of Kars, on the 29^th September, 1855. L., 1856. P. 13).

[26] На 29 сентября в батальоне (8 рот) было 520 чел. (Kmety G. A Narrative… P. 14).

[27] Ralston D.B. Importing the European Army: the Introduction of European Military Techniques and Institutions into the Extra-European World, 1600-1914. Chicago, 1990. P. 60.

[28] Akmeşe H.N. The Birth of Modern Turkey: The Ottoman Military and the March to World War I. L.; New York, 2005. P. 5. Еще в 1850 г. должен был рассматриваться закон о распространении рекрутской повинности на христианское население. Но, вопреки утверждениям некоторых авторов, закон так и остался в проекте.

[29] Badem C. The Ottoman Crimean War… P. 50. В январе 1853 г. «за Дунаем начат рекрутский набор не только между Турками, но и между Христианами. Полагают, что сие последние не поступят во фрунт, а обращены будут в мастеровые, к[ак] т[о] в сапожники, в слесари, – также в матросы. – В уездах же, прибрежных к Дунаю, набор производится лишь с Турок» (РГВИА. Ф. 450. Оп. 1. Д. 49. Лл. 4 – 4 об.). В апреле 1855 г. Порта планировала набрать 6-7 тыс. армян-христиан в Малой Азии для укомплектования войск в Карсе (Papers relative to military affairs in Asiatic Turkey… P. 188).

[30] РГВИА. Ф. 450. Оп. 1. Д. 36. Лл. 7 об. – 8; АКАК. Т. XI. С. 276; Зеленев Е.И. Государственное управление, судебная система и армия… С. 367-368; Badem C. The Impact of the Crimean War on the Ottoman Non-Muslim Religious Communities (выступление на конференции «Empire, Conquest and Faith: The Russian and Ottoman Interaction, 1650-1920», 25-26 апреля 2008 г., Harriman Institute, Columbia University); Davison R.H. Turkish Attitudes Concerning Christian-Muslim Equality in the Nineteenth Century // American Historical Review. 1954. Vol. 59. № 4. P. 859; Karpat K.H. Ifta and Kaza: The Ilmye State and Modernism in Turkey, 1820-1960 // Frontiers of Ottoman Studies: State, Province, and the West. Vol. I. L.; New York, 2005. P. 32; Temperley H. The Last Phase of Stratford de Redcliffe, 1855-8 // English Historical Review. 1932. Vol. 47. № 186. P. 231, 235-236; Ubicini A. Lettres… P. 463-464.

[31] Shaw S.J. The Ottoman Census System and Population, 1831-1914 // International Journal of Middle East Studies. 1978. Vol. 9. № 3. P. 327.

[32] Radcliffe J.N. The Hygiène of the Turkish Army. L., 1858. P. 8. Ср. с подсчетами лейтенанта Г. ф. Бёна: в Европейской Турции к 1853 г. из 15,5 млн. жителей мусульман было только 3,8 млн. (включая 2,7 млн. перешедших в магометанскую веру босняков, албанцев, греков, болгар), в Азии и Африке – 12 млн. (из 16 млн. обитателей) (РГВИА. Ф. 450. Оп. 1. Д. 27. Лл. 3, 8 об. – 10; Тотлебен Э.И. Описание… С. 23).

[33] Новичев А.Д. История Турции. III. Новое время. Ч. 2. Л., 1973. С. 132; Engelhardt Ed. La Turquie et le Tanzimat. P., 1882. P. 71; Zürcher E.J. The Ottoman Conscription System, 1844-1914 // International Review of Social History. 1998. Vol. 43. P. 439-440. Согласно российским разведданным, эялет Чирмен (в действительности, Чирмен относился к эялету Силистрии) выставлял в 1847 г. 360 чел., в 1848 г. – 250 чел., в 1849 г. – 130 чел. «Эялет Салоник давал каждый год 300 человек. Эти цифры, за вычетом колебаний, зависящих от населения и протяженности провинций, могут пригодиться для примерной оценки общей численности обычного контингента, поставляемого в армию каждый год 29 эйялетами Европейской и Азиатской Турции, некоторые из которых еще не могут покориться регулярному набору рекрутов» (РГВИА. Ф. 450. Оп. 1. Д. 36. Лл. 8 – 8 об.).

[34] Ubicini A. Lettres… P. 463; Urquhart D. The Military Strength of Turkey. L., 1868. P. 97. Но, основываясь на сведениях от паломников, проезжавших через Иран, генеральный консул России в Тавризе в начале 1854 г. доносил, что с турок «набор солдат был так строг, что в семействах, где считалось по пяти или по шести мужеского пола душ, не оставлено ни одного человека» (АКАК. Т. XI. С. 501-502).

[35] РГВИА. Ф. 450. Оп. 1. Д. 44. Л. 7; Там же. Д. 45. Л. 6 об.; Базили К.М. Обзор Оттоманской армии в Сирии… С. 298-299; Зайончковский А.М. Восточная война 1853-1856 гг. в связи с современной ей политической обстановкой. Т. I. СПб., 1908. С. 678; Новичев А.Д. История Турции. III. Ч. 2. С. 132; Aksan V.H. Ottoman Wars, 1700-1870: Empire Besieged. Harlow, 2007. P. 412; Journal of a Deputation sent to the East by the Committee of the Malta Protestant College, in 1849. Pt. II. L., 1854. P. 615; Shaw S.J. The Nineteenth-Century Ottoman Tax Reforms and Revenue System // International Journal of Middle East Studies. 1975. Vol. 6. № 4. P. 430; Shaw S.J., Shaw E.K. History of the Ottoman Empire… P. 100; Şımşek V. Ottoman Military Recruitment and the Recruit: 1826-1853. M.A. Thesis, Bılkent University, Ankara, 2005. P. 52-55; Zürcher E.J. The Ottoman Conscription System… P. 439-440, 445.

[36] Основные источники: РГВИА. Ф. 450. Оп. 1. Д. 45. Лл. 4 об. – 6; Skene J.H. The Three Eras… P. 77-80; Ubicini A. Lettres… P. 453-454; Urquhart D. The Military Strength of Turkey… P. 104. Для сверки топонимов и названий провинций использовалась работа: Birken A. Die Provinzen des Osmanischen Reiches. Wiesbaden, 1976.

[37] Фактически не существовал.

[38] Фактически не существовал.

[39] РГВИА. Ф. 450. Оп. 1. Д. 44. Лл. 7-8; Зеленев Е.И. Государственное управление, судебная система и армия… С. 362; Duncan C. A Campaign… Vol. I. P. 93-94; Şımşek V. Ottoman Military Recruitment… P. 53; Urquhart D. The Military Strength of Turkey… P. 97-98.

[40] Зеленев Е.И. Государственное управление, судебная система и армия… С. 363; MacFarlane C. Kismet; or The Doom of Turkey. L., 1853. P. 40; Reid J.J. Crisis of the Ottoman Empire… P. 115; Şımşek V. Ottoman Military Recruitment… P. 65-66, 71-73.

[41] Шеремет В.И. Османская империя и Западная Европа, вторая треть XIX в. М., 1986. С. 185.

[42] Badem C. The Ottoman Crimean War… P. 378; Duncan C. A Campaign… Vol. I. P. 97; Lake A. Narrative of the Defense of Kars. L., 1857. P. 130-132.

[43] Sandwith H. A Narrative of the Siege of Kars. L., 1856. P. 107-108.

[44] РГВИА. Ф. 450. Оп. 1. Д. 44. Лл. 8 – 8 об.; Тотлебен Э.И. Описание… С. 24; Douwes D. Reorganizing Violence… P. 123-124.

[45] Из записок генерал-адъютанта Муравьева о войне 1855 года в Малой Азии // Русский вестник. 1862. Т. 37. № 1. С. 323.

[46] [Корсаков А.С.] Воспоминания… С. 392.

[47] Şımşek V. Ottoman Military Recruitment… P. 69-71.

[48] Чайковский М. Турецкие анекдоты… С. 321 («в схватке на ятаганах и кинжалах не уступающих Черногорцам»); Keppel G. Narrative of a Journey across the Balcan. Vol. II. L., 1831. P. 124. Турки называли хайлендеров британскими зебеками (Woods N.A. The Past Campaign: A Sketch of the War in the East. Vol. I. L., 1855. P. 42).

[49] Из записок генерал-адъютанта Муравьева… С. 324; Papers relative to military affairs in Asiatic Turkey… P. 102; Sandwith H. A Narrative… P. 120, 280, 285.

[50] Steevens N. The Crimean Campaign with the Connaught Rangers. L., 1878. P. 21. Они участвовали в обороне Силистрии (Butler J.A. Journal of the Siege of Silistria // Woods N.A. The Past Campaign: A Sketch of the War in the East. Vol. I. L., 1855. P. 132).

[51] РГВИА. Ф. 450. Оп. 1. Д. 44. Л. 5; Там же. Д. 45. Л. 13 об.; Сборник известий, относящихся до настоящей войны. Отд. II. В. Кн. XIII-XXIV. СПб., 1856. С. 24; Badem C. The Ottoman Crimean War… P. 52; Duncan C. A Campaign… Vol. I. P. 95; ср.: Ubicini A. Lettres… P. 461. Еще в мирное время жалованье «часто замедляется и порождает жалобы солдат» (РГВИА. Ф. 450. Оп. 1. Д. 30. Л. 7 об.); в 5-м корпусе к началу 1852 г. «жалование не уплачено всему корпусу от 5 до 8 месяцев… офицеры задолжались и не имеют кредита» (Базили К.М. Обзор Оттоманской армии в Сирии… С. 307). В годы войны задержка жалованья на год или два стала нормой для турецкой армии (Duncan C. A Campaign… Vol. I. P. 112; Papers relative to military affairs in Asiatic Turkey… P. 13, 46, 117; Sandwith H. A Narrative… P. 229).

[52] Базили К.М. Обзор Оттоманской армии в Сирии… С. 296; Ибрагимбейли Х.М. Кавказ в Крымской войне… С. 270; Duncan C. A Campaign… Vol. I. P. 95-96, 141; Skene J.H. The Three Eras… P. 65-66; Urquhart D. The Military Strength of Turkey… P. 99.

[53] Т. Баззард описывал ее так: «специфичная сальная субстанция, состоящая из бараньего жира» (Buzzard T. With the Turkish Army in the Crimea and Asia Minor: A Personal Narrative. L., 1915. P. 206).

[54] РГВИА. Ф. 450. Оп. 1. Д. 44. Л. 4 об.; Базили К.М. Обзор Оттоманской армии в Сирии… С. 297; Богданович М.И. Восточная война… Т. IV. С. 281; Michelsen E.H. The Ottoman Empire and Its Resources. L., 1854. P. 160; Radcliffe J.N. The Hygiène… P. 14, 20, 22-23; Ubicini A. Lettres… P. 460 (1 дирхем/драхма = 1/400 ока = чуть более 3 грамм).

[55] Jouve E. Guerre d’Orient: voyage a la suite des armées alliées en Turquie, en Valachie et en Crimée. Pt. II. P., 1855. P. 100-101.

[56] Slade A. Turkey and the Crimean War. L., 1867. P. 171.

[57] Jouve E. Guerre d’Orient… Pt. II. P. 87-88. «Говоря откровенно, турецкие офицеры без исключения выпивают то же количество араки, какое русская армия выпивает водки. Начиная с капитана и до генералиссимуса (Омер-паши, например) за самыми малыми исключениями, офицеры каждую ночь напиваются» (Осман-бей. Воспоминания 1855 года. События в Грузии и на Кавказе // Кавказский сборник. Т. II. Тифлис, 1877. С. 161-162). Уильямс в Карсе жаловался на привычку офицеров, даже в высоких чинах, постоянно напиваться (Papers relative to military affairs in Asiatic Turkey… P. 46, 117). Пример такого пьяницы, артиллерийского майора, живо обрисован в книге: Wraxall L. Camp Life; or Passages from the history of a Contingent. L., 1860. P. 56-57.

[58] Духовные лица были представлены во всех основных звеньях армейской структуры. При административном совете (штабе) 1-го и 2-го корпусов находился муфтий (представители высшего мусульманского духовенства). Штатное расписание батальона предусматривало двух имамов (Новичев А.Д. История Турции. III. Ч. 2. С. 133), которые также учили солдат чтению и письму (Urquhart D. The Military Strength of Turkey… P. 100).

[59] АКАК. Т. X. С. 765-766; Зайончковский А.М. Восточная война 1853-1856 гг. в связи с современной ей политической обстановкой. Т. II. Ч. 1. СПб., 1913. С. 270; Сборник известий, относящихся до настоящей войны. Отд. I. Кн. I-XII. СПб., 1855. С. 72; Тарле Е.В. Крымская война. Т. I. М.; Л., 1950. С. 299-300. Резню признавал даже французский «историк» этой войны: Guérin L. Histoire de la dernière guerre de Russie (1853-1856). T. 1. P., 1858. P. 51.

[60] Badem C. The Ottoman Crimean War… P. 161.

[61] Сборник известий, относящихся до настоящей войны. Отд. VI – Приложения. Кн. I-XII. СПб., 1855. С. 106.

[62] Duberly F.I. Mrs Duberly’s War… P. 30-31.

[63] Butler J.A. Journal… P. 115, 116-117; Guérin L. Histoire de la dernière guerre… T. 1. P. 113.

[64] Лихутин М. Русские в Азиатской Турции в 1854 и 1855 годах. СПб., 1863. С. 88.

[65] Sandwith H. A Narrative… P. 129.

[66] Осман-бей. Воспоминания… С. 156.

[67] А.О. Воспоминание о штурме Карса. (17 сентября 1855 года) // Военный сборник. 1861. Т. 18. № 3. С. 131-132; [Корсаков А.С.] Воспоминания… С. 350, 379, 422; Lake A. Kars and our captivity in Russia. L., 1856. P. 122.

[68] Ogden R. (ed.) Life and Letters of Edwin Lawrence Godkin. Vol. I. New York, 1907. P. 90-91; Pallu de La Barrière L.-C. Six mois à Eupatoria (souvenirs d’un marin). P., [1858]. P. 33; Slade A. Turkey and the Crimean War… P. 376.

[69] Engelhardt Ed. La Turquie… P. 116; Journal of a Deputation sent to the East… P. 616; Jouve E. Guerre d’Orient: voyage a la suite des armées alliées en Turquie, en Valachie et en Crimée. Pt. I. P., 1855. P. 130; Ralston D.B. Importing the European Army… P. 62. Унтер-офицерами армия пополнялась путем производства в это звание расторопных рядовых, а также решивших остаться в армии на сверхсрочную службу солдат, без прохождения какого-либо обучения – полковых школ не существовало (Зайончковский А.М. Восточная война… Т. I. С. 679; Duncan C. A Campaign… Vol. I. P. 98). С точки зрения европейца, таких унтер-офицеров все равно что не существовало. «…Отсутствием хороших унтер-офицеров и младших офицеров следует объяснять причину, мешающую турецкой армии достигнуть высокого состояния дисциплины и совершенства…» (Duncan C. A Campaign… Vol. I. P. 100). «Едва ли унтер-офицеры, прослужившие в строю 5 лет и более, не лучше и не способнее своих офицеров, смотря по расторопности своей в обучении рекрутов» (Базили К.М. Обзор Оттоманской армии в Сирии… С. 301).

[70] Paton A.A. The Bulgarian, the Turk, and the German. L.; Brussels, 1855. P. 39.

[71] РГВИА. Ф. 450. Оп. 1. Д. 45. Лл. 16 об. – 17; Akmeşe H.N. The Birth of Modern Turkey… P. 4-5, 6; Duckett W.A. La Turquie… P. 301; Ralston D.B. Importing the European Army… P. 63; Ubicini A. Lettres… P. 469-470. Кроме кадетского корпуса в столице (подготавливающего к обучению в Академии), на 1852 г. были «предположены или частью уже существуют таковые же в Адрианополе, Монастыре, Бруссе, Дамаске и Багдаде» (решение о создании военной вспомогательной школы при каждом корпусе было принято в 1845 г.).

[72] Из записок генерал-адъютанта Муравьева… С. 314; Edgerton R.B. Death or Glory: The Legacy of the Crimean War. Oxford, 1999. P. 39; Lake A. Narrative… P. 61-62; Papers relative to military affairs in Asiatic Turkey… P. 41, 98-99; Sandwith H. A Narrative… P. 122. Возможности карьеры для них ограничивались даже законодательно. С марта 1850 г. выпускники военного училища, чтобы вступить в пехоту или в кавалерию, должны были прослужить полгода в чине младшего лейтенанта, потом еще шесть месяцев – в чине лейтенанта, и еще год – в звании капитана (шефа эскадрона). Только потом они имели право претендовать на более высокое звание. Те, кто выпускался на штабную должность, два года должны были служить капитаном, прежде чем получить чин старшего адъютанта (Ubicini A. Lettres… P. 470).

[73] Porter J., Larpent G. Turkey: Its History and Progress. Vol. II. L., 1854. P. 300.

[74] Чайковский М. Турецкие анекдоты… С. 311.

[75] Сборник известий… Отд. II. В. Кн. XIII-XXIV. С. 24; Duncan C. A Campaign… Vol. I. P. 93.

[76] РГВИА. Ф. 450. Оп. 1. Д. 27. Л. 4; Сборник известий, относящихся до настоящей войны. Отд. IV. Кн. XIII-XXIV. СПб., 1856. С. 264.

[77] Duncan C. A Campaign… Vol. II. P. 240.

[78] Базили К.М. Обзор Оттоманской армии в Сирии… С. 300.

[79] Thoumas C. Mes souvenirs de Crimée, 1854-1856. P., 1892. P. 182.

[80] I.Ф. Воспоминания офицера Закавказской армии. СПб., 1857. С. 118; Сборник известий… Отд. II. В. Кн. XIII-XXIV. С. 25.

[81] РГВИА. Ф. 450. Оп. 1. Д. 44. Лл. 13 – 13 об.; Badem C. The Ottoman Crimean War… P. 146.

[82] Базили К.М. Обзор Оттоманской армии в Сирии… С. 302.

[83] Осман-бей. Воспоминания… С. 153.

[84] Генералы носили титул (приставку к имени) «-паша», полковники и подполковники – «-бей».

[85] Унтер-офицеры также получали по дополнительному рациону. Рацион удваивался для капитанов и в дальнейшем увеличивался от чина к чину, так что в итоге мюшир получал 128 рационов (Ubicini A. Lettres… P. 460).

[86] РГВИА. Ф. 450. Оп. 1. Д. 44. Л. 5; Там же. Д. 45. Лл. 13 об. – 14; Сборник известий… Отд. II. В. Кн. XIII-XXIV. С. 24-25; Michelsen E.H. The Ottoman Empire… P. 161. Ср.: Skene J.H. The Three Eras… P. 66 (дает более высокие оклады).

[87] Есаул. Походный дневник… С. 141. Отчет о параде в Карсе 4 ноября 1854 г. показывает 1950 офицерских слуг, 123 водоноса и 637 музыкантов – из 12066 присутствующих пехотинцев (Papers relative to military affairs in Asiatic Turkey… P. 53).

[88] О. Четыре эпизода… С. 489.

[89] Чайковский М. Турецкие анекдоты… С. 311.

[90] Thoumas C. Mes souvenirs… P. 57-58.

[91] Чайковский М. Турецкие анекдоты… С. 142, 271-273.

[92] «Только в 1861 году отменено право, существовавшее для детей турецкой аристократии – вступать в ряды армии без всяких испытаний, прямо офицерами» (Лаврентьев А. Очерки вооруженных сил европейских государств. Турция // Военный сборник. 1862. Т. 23. № 2. С. 305; Сборник известий… Отд. IV. Кн. XIII-XXIV. С. 263).

[93] Не без исключений, конечно. Однако, характерно, что до нас дошли краткие записки бывшего фельдфебеля 1-го полка крепостной артиллерии (позднее капитан гвардейской артиллерии) Нафиза (об обороне Силистрии), возможно ему не принадлежащие; воспоминания (значительно более поздние) майора Осман-бея (о кампании 1855 г.); мемуары о жизни одного генерала (Зариф-Мустафа-паша, командующий войсками на Кавказе). На этом перечень записей личного характера, составленных представителями офицерского корпуса о войне, в которой они участвовал, фактически исчерпывается. Сравнивать это с сотнями публикаций воспоминаний и книге о войне офицеров России, Франции, Англии, Сардинии, просто нереально. Даже иностранцы, служившие туркам, оставили значительно больше записок, чем сами турки.

[94] РГВИА. Ф. 450. Оп. 1. Д. 45. Лл. 17 – 17 об.; Зайончковский А.М. Восточная война… Т. I. С. 679-680. Неподчинение офицеру каралось несколькими десятками плетей, оскорбление действием – пятью и более годами тюрьмы (Duncan C. A Campaign… Vol. I. P. 97).

[95] Ибрагимбейли Х.М. Кавказ в Крымской войне… С. 270; Duberly F.I. Mrs Duberly’s War… P. 29; Hornby. Constantinople during the Crimean War. L., 1863. P. 97, 258-259; Masquelez A.E. Journal d’un officier de zouaves. P., 1858. P. 100-101; Steevens N. The Crimean Campaign… P. 137. О масштабах коррупции: условно говоря, во всей Османской империи, наверное, не воровал только один человек: сам Абдул-Меджид I.

[96] Лаврентьев А. Очерки вооруженных сил… С. 310.

[97] Турция, ее правительство и ее армии… С. 57; Duncan C. A Campaign… Vol. I. P. 182-183; Vol. II. P. 37; Uyar M., Erickson E.J. A Military History… P. 171.

[98] MacFarlane C. Kismet… P. 36.

[99] Calthorpe S.J.G. Letters from Head-Quarters; or, the Realities of the War in the Crimea. Vol. I. L., 1856. P. 323; Duncan C. A Campaign… Vol. II. P. 241; Engels F. The Armies of Europe [Third and last Article] // Putnam’s Monthly. 1855. Vol. VI. № XXXVI. P. 563; Lake A. Narrative… P. 61; Ogden R. (ed.) Life and Letters… P. 73. «Наружность, приемы и выражение лица многих из них свидетельствовали, что некогда они были чубукчами (т. е. чубуконосцами), и вместе напоминали о том далеко непочетном пути, которым достигли они почестей» (Сборник известий… Отд. IV. Кн. XIII-XXIV. С. 159, 265).

[100] Duncan C. A Campaign… Vol. I. P. 96; Vol. II. P. 37.

[101] [Bushby H.J.] A Month in the Camp before Sebastopol. L., 1855. P. 98-99.

[102] АКАК. Т. XI. С. 457; Бобровский П.О. История 13-го Лейб-гренадерского Эриванского… полка… С. 461; Ольшевский М.Я. Кавказ… С. 367; Турция, ее правительство и ее армии… С. 68-69; Badem C. The Ottoman Crimean War… P. 169; Challaye C.-A., de. Relation de la bataille d’Indjé-Déré… P. 97; Duncan C. A Campaign… Vol. II. P. 197-198, 234-235; Lake A. Narrative… P. 20; Papers relative to military affairs in Asiatic Turkey… P. 46-47; Sandwith H. A Narrative… P. 107-108.

[103] Kmety G. A Narrative… P. 25-42.

[104] Ибрагимбейли Х.М. Кавказ в Крымской войне… С. 253-257; Чайковский М. Турецкие анекдоты… С. 314-315, 320, 333 (излишне преувеличивает заслуги соотечественников и принижает венгров); Allen W.E.D., Muratoff P. Caucasian Battlefields: A History of the Wars on the Turco-Caucasian Border, 1828-1921. Cambridge, 1953. P. 58-59; Badem C. The Ottoman Crimean War… P. 147; Duncan C. A Campaign… Vol. I. P. 154-159; Edgerton R.B. Death or Glory… P. 40; Ogden R. (ed.) Life and Letters… P. 72; Sandwith H. A Narrative… P. 114-116.

[105] Ковалевский Е. Война с Турцией и разрыв с западными державами в 1853 и 1854 годах. СПб., 1868. С. 66-68.

[106] Сборник известий, относящихся до настоящей войны. Кн. 29. СПб., 1857. С. 141-142; Lake A. Narrative… P. 35. Среди них отметим следующих лиц: Кристофер Тисдейл («Тиздель»), лейтенант, Королевская артиллерия – майор турецкой армии, адъютант Уильямса; Генри Э. Лэйк («Лек»), бревет-майор, Мадрасский инженерный корпус – подполковник у турок; Генри Л. Томпсон («Томсен»), лейтенант 68-го Бенгальского туземного пехотного полка – капитан турецкой армии. Интересно, что Томпсон упоминает сам свою зеленую куртку (Lake A. Kars… P. 62), но во всех бенгальских полках мундиры были красные. Все эти офицеры «имели большое влияние в турецком войске и распоряжались в нем полномочно» (Ибрагимбейли Х.М. Кавказ в Крымской войне… С. 269), хотя мюширом оставался турок. Кроме того, на момент сдачи в Карсе все еще находились несколько офицеров-иностранцев (венгры, поляк, бельгиец, австриец, прусский лейтенант Карл Кох) – включая Кмети и полковника Ибрагим-бея («заведовал артиллерией в Карсе»), венгра (АКАК. Т. XI. С. 151, 181).

[107] Calthorpe S.J.G. Letters… Vol. I. P. 60-61; Skene J.H. With Lord Stratford in the Crimean War. L., 1883. P. 87-88.

[108] Badem C. The Ottoman Crimean War… P. 147-148; Bystrzonowski. Campagne… P. 235.

[109] Astbury Leveson H. The Forest and the Field. L., 1867. P. 217; Jouve E. Guerre d’Orient… Pt. II. P. 128; Ogden R. (ed.) Life and Letters… P. 39-42.

[110] Богданович М.И. Восточная война 1853-1856 годов. Т. II. СПб., 1876. С. 180; Турция, ее правительство и ее армии… С. 61-62; Dodd G. Pictorial History of the Russian War 1854-5-6. Edinburgh; L., 1856. P. 128; Duncan C. A Campaign… Vol. I. P. 167-178; Klapka G. The War… P. 44; Lane-Poole S. The Life of the Right Honourable Stratford Canning. Vol. II. L., 1888. P. 422; Maxwell H. The Life and Letters of George William Frederick Fourth Earl of Clarendon. Vol. II. L., 1913. P. 67; McCormick R.C. A Visit to the Camp before Sebastopol. New York, 1855. P. 211; Uyar M., Erickson E.J. A Military History… P. 171-172.

[111] Корсаков А. Воспоминания о Карсе. Приложения… С. 80.

[112] При Башкадыкларе турецкие батальоны выстраивались «в стройном порядке, с распущенными знаменами, музыкою и барабанным боем» (АКАК. Т. X. С. 774). «С густою цепью стрелков, с барабанным боем и рожками медленно подвигались развернутые батальоны, имея сзади батальоны в колоннах» (Победа при Башкадикляре. (19 Ноября 1853). Частное письмо Э.В. Бриммера // Русский архив. 1904. № 9. С. 134).

[113] Турецкому солдату требовалось гораздо больше воды, чем европейцу, так что при каждом полку имелось «определенное число людей, обязанных вести каждый двух лошадей, нагруженных большими бурдюками с водой» (Bystrzonowski. Campagne… P. 240-241). Другой очевидец оценивает количество коней с огромными бурдюками иначе – по четыре на полк (Our veterans of 1854: In Camp, and before the Enemy. L., 1859. P. 56). Коней могли дополнять мулами. Очевидец парада в столице говорит о примерно 20 водоносах на полк; каждый тащил на спине бурдюк (постоянно пропускающий воду), держа в руке металлическую чашу (Mislin. Les Saints Lieux: Pèlerinage à Jérusalem. T. 1. P., 1858. P. 100).

[114] По другим известиям, «каждый полк должен иметь, кроме того, своего медика, аптекаря и 4-х Хирургов, считая по одному на батальон» (РГВИА. Ф. 450. Оп. 1. Д. 44. Л. 6 об.).

[115] РГВИА. Ф. 450. Оп. 1. Д. 36. Л. 2; Там же. Д. 45. Лл. 3 об. – 4, 7-8; Базили К.М. Обзор Оттоманской армии в Сирии… С. 294, 295; Убичини А. Изображение современного состояния Турции… С. 100-102; Duncan C. A Campaign… Vol. I. P. 100-101; Shaw S.J., Shaw E.K. History of the Ottoman Empire… P. 85; Ubicini A. Lettres… P. 451-452. Информация о 3 батальонах на полк и 4 / 6 ротах на батальон – неточная, но может объясняться состоянием полков редифа и не укомплектованностью ряда частей низама. Ч. Дункан полагает, что в комплектной роте было 96 рядовых и 3 музыканта; также он прибавляет к штату роты повара и горниста, всего 120 ротных чинов, 960 в батальоне и 3856 в полку.

[116] Алабин П.В. Походные записки в войну 1853, 1854, 1855 и 1856 годов. Ч. I. Вятка, 1861. Примечания. С. 22; Богданович М.И. Восточная война 1853-1856 годов. Т. I. СПб., 1877. С. 186; Кёремезли И. Турецкая оборона на Дунайском театре военных действий (1853-1854) // Русский сборник: Исследования по истории России. Т. VII. М., 2009. С. 286; [Ubicini] A.J. Manuel de la Guerre d’Orient. Bruxelles, 1854. P. 73.

[117] АКАК. Т. X. С. 808; Ольшевский М.Я. Кавказ… С. 366; Allen W.E.D., Muratoff P. Caucasian Battlefields… P. 58.

[118] АКАК. Т. X. С. 808; Зайончковский А.М. Восточная война… Т. II. Ч. 2. С. 1174; Challaye C.-A., de. Relation de la bataille d’Indjé-Déré… P. 92; Duncan C. A Campaign… Vol. II. P. 15, 190.

[119] Лихутин М. Русские в Азиатской Турции… С. 76, 225.

[120] Сборник известий, относящихся до настоящей войны. Отд. II. Д. Кн. XIII-XXIV. СПб., 1856. С. 35. Также в отряде состояли 4 эскадрона (включая один безлошадный), 500 артиллеристов с 22 орудиями и 2000 отборных башибузуков («почти все из Лазистана»).

[121] Kars and Its Defenders: the Campaign in Asia Minor. L., 1857. P. 45; Lake A. Narrative… P. 21; Papers relative to military affairs in Asiatic Turkey… P. 39, 41, 50-51, 127; Reid J.J. Crisis of the Ottoman Empire… P. 283; Sandwith H. A Narrative… P. 125-126, 130-131. «Стачка с генералами, полковниками и поставщиками, с которыми он [Зариф-Мустафа-паша] делится плодами своего хищничества, позволяла ему до сих пор посылать в Константинополь ведомости запятнанные чудовищными обманами… Генералы и полковники имеют стачку с поставщиками и получают деньгами стоимость рационов риса и мяса, или в случае когда они вынуждены принимать их натурою, то приказывают продавать их в свою пользу… Каждый умудряется по-своему в этих грабежах иметь долю как можно большую» (Казбек Г. Военная история Грузинского гренадерского… полка… С. 211-212)

[122] Муравьев Н.Н. Война за Кавказом в 1855 году. Т. I. СПб., 1877. С. 39; Papers relative to military affairs in Asiatic Turkey… P. 40, 42, 47, 54, 152.

[123] Oliphant L. The Trans-Caucasian Campaign of the Turkish Army under Omer Pasha. Edinburgh; L., 1856. P. 33, 43. Л. Видершаль, ссылаясь на письмо Д. Лонгуорта от 11 июня 1855 г., пишет, что Батумский отряд не превышал 7,5 тыс. чел., так и не оправившись от поражения при Чолоке (Widerszal L. Sprawy kaukaskie w polityce europejskiej w latach 1831-1864. Warszawa, 1934. S. 147). Но эта оценка может относиться к подкреплениям (АКАК. Т. XI. С. 408). О массовой смертности см.: Осман-бей. Воспоминания… С. 162; Slade A. Turkey and the Crimean War… P. 170.

[124] РГВИА. Ф. 450. Оп. 1. Д. 30. Лл. 8 – 8 об.; Новичев А.Д. История Турции. IV. Новое время. Ч. 3. Л., 1978. С. 25; Турецкая империя // Военный энциклопедический лексикон. Т. XIII. СПб., 1857. С. 64.

[125] РГВИА. Ф. 450. Оп. 1. Д. 45. Л. 13; Сборник известий… Кн. 29. С. 86; Duncan C. A Campaign… Vol. I. P. 253; Oliphant L. The Trans-Caucasian Campaign… P. 174.

[126] РГВИА. Ф. 450. Оп. 1. Д. 30. Лл. 7 об. – 8; Там же. Д. 44. Лл. 3 об. – 4 об.; Там же. Д. 45. Лл. 12 об. – 13.

[127] Ковалевский Е. Война с Турцией… С. 69; Петров А.Н. Война России с Турцией. Дунайская кампания 1853 и 1854 гг. Т. I. СПб., 1890. С. 124-125.

[128] Dodd G. Pictorial History… P. 47.

[129] Базили К.М. Обзор Оттоманской армии в Сирии… С. 297, 305; Богданович М.И. Восточная война… Т. II. С. 135; Казбек Г. Военная история Грузинского гренадерского… полка… С. 210; Чайковский М. Турецкие анекдоты… С. 339; Duncan C. A Campaign… Vol. II. P. 22, 24-27; Ladimir J. Les Russes et les Turcs. P., 1854. P. 166; Lake A. Narrative… P. 77-81; Ogden R. (ed.) Life and Letters… P. 76-77; Papers relative to military affairs in Asiatic Turkey… P. 19-20, 27-29; Porter J., Larpent G. Turkey… P. 298; Radcliffe J.N. The Hygiène… P. 50; Sandwith H. A Narrative… P. 235-240; Urquhart D. The Military Strength of Turkey… P. 99-100. Только в ходе войны, с появлением врачей-англичан, медицинское состояние войск несколько улучшилось (Uyar M., Erickson E.J. A Military History… P. 170) – всего в турецкой армии служили, видимо, свыше 60 британских медиков (Shepherd J. The Crimean Doctors: A History of the British Medical Services in the Crimean War. Vol. 2. Liverpool, 1991. P. 560). Турки были благодарны им за работу (Ibid. P. 567), но лишь, отчасти, в Карсе (Papers relative to military affairs in Asiatic Turkey… P. 176-177) и Крыму и, конечно, в Турецком контингенте их усилия имели определенный успех. О Британском медицинском штабе также см. мемуары Т. Баззарда: Buzzard T. With the Turkish Army… P. 14ff.

[130] РГВИА. Ф. 450. Оп. 1. Д. 44. Лл. 6 об. – 7.

[131] Тарле Е.В. Крымская война… Т. I. С. 507.

[132] Осман-бей. Воспоминания… С. 163.

[133] Duncan C. A Campaign… Vol. II. P. 235-236.

[134] Dodd G. Pictorial History… P. 54; Duncan C. A Campaign… Vol. II. P. 236; Russell W.H. The British Expedition to the Crimea. L., 1858. P. 70. Ср.: «Турки, как известно, сильны в крепостях; но в поле они устоять против наших войск не могут» (Всеподданнейшая записка князя Варшавского. 11 сентября 1853 г. // Зайончковский А.М. Восточная война 1853-1856 гг. в связи с современной ей политической обстановкой. Т. II. Приложения. СПб., 1912. С. 105); «Турки за прикрытием защищаются всегда лучше чем в открытом поле» (Лихутин М. Русские в Азиатской Турции… С. 94, 280, 443). Классический пример турок в обороне – бой при Ольтенице (Зайончковский А.М. Восточная война… Т. II. Ч. 1. С. 353-363; Петров А.Н. Война России с Турцией… Т. I. С. 137-145).

[135] Чайковский М. Турецкие анекдоты… С. 311, 334.

[136] РГВИА. Ф. 450. Оп. 1. Д. 27. Лл. 3 об. – 4. Очевидец учений гвардии (март 1847 г.) заметил, что солдаты, хотя и не новобранцы, передвигались медленно и  непринужденно. «Когда они выстроились в линию, их линия была далеко не прямой; их эволюции в каре, полые и заполненные, были лишь жалкими демонстрациями… Опасно было бы оказаться поблизости от этих батальонов, когда те начали стрелять холостыми – их дурно изготовленные мушкеты были склонны взрываться» (MacFarlane C. Kismet… P. 25-26).

[137] РГВИА. Ф. 450. Оп. 1. Д. 44. Лл. 11-11 об.; Там же. Д. 45. Лл. 15-15 об. «…Введенная у них регулярность, – отмечал в феврале 1854 г. И.П. Липранди (записка «Настоящее состояние турецкой армии»), – не упрочила еще между ними той дисциплины и повиновения, которые одни составляют условие прочности фронта» (Сборник известий… Отд. IV. Кн. XIII-XXIV. СПб., 1856. С. 68).

[138] Duncan C. A Campaign… Vol. I. P. 94.

[139] Turks under Arms // Household Words. 1854. Vol. IX. P. 416.

[140] Базили К.М. Обзор Оттоманской армии в Сирии… С. 296, 303.

[141] РГВИА. Ф. 450. Оп. 1. Д. 45. Л. 15; Зайончковский А.М. Восточная война… Т. II. Приложения. С. 390; Sandwith H. A Narrative… P. 119.

[142] Lake A. Narrative… P. 60-61; Papers relative to military affairs in Asiatic Turkey… P. 38, 111.

[143] РГВИА. Ф. 450. Оп. 1. Д. 45. Л. 7; Сборник известий… Отд. II. В. Кн. XIII-XXIV. С. 38. Ср.: РГВИА. Ф. 450. Оп. 1. Д. 45. Л. 7 об. (фактически нередко всего в две шеренги). В Чингильском бою «регулярная пехота Турок выстроилась в три шеренги: первые две на одном колене, последняя заряжала ружья и передавала двум первым» (Сборник известий… Отд. II. Д. Кн. XIII-XXIV. С. 44).

[144] Как сообщают, турецкая пехота в отношении строевой службы ориентировалась на французские уставы (РГВИА. Ф. 450. Оп. 1. Д. 45. Л. 15; Зайончковский А.М. Восточная война… Т. I. С. 679). Но французская пехота использовала колонны только «на марше и для эволюций», пользуясь в сражении сугубо рассыпным строем. Согласно инструкции маршала де Сент-Арно (март 1854 г.), в бою колонну строить надлежало «лишь по случаю и на ограниченный срок», например при неожиданной атаке кавалерии; действие же колоннами под огнем противоречило «всем правилам» (Зайончковский А.М. Восточная война… Т. II. Приложения. С. 378).

[145] Богданович М.И. Восточная война… Т. I. С. 170-171, 176; Зайончковский А.М. Восточная война… Т. II. Ч. 1. С. 408. 415; Ковалевский Е. Война с Турцией… С. 113, 117; П.Б. [Бобровский П. О.] Воспоминания офицера о военных действиях на Дунае в 1853 и 1854 годах. Из дневника // Русский вестник. 1887. Т. 188. № 4. С. 586, 590; Петров А.Н. Война России с Турцией… Т. I. С. 164-165, 169, 172-173; Сборник известий… Отд. II. В. Кн. XIII-XXIV. С. 6; Симанский П. Бой при Четати 1853. – 25 декабря – 1903 // Военный сборник. 1904. Т. 47. № 1. С. 39-40, 48, 50.

[146] АКАК. Т. X. С. 774; Богданович М.И. Восточная война… Т. I. С. 245; Победа при Башкадикляре… С. 132, 133-134. «Прямо перед нашим фронтом, пять или шесть неприятельских батальонов, стройно как на ученье, в развернутом фронте, справа и слева деревни, подвинувшись немного как бы для равнения, открыли беглый непрерывный батальонный огонь».

[147] Богданович М.И. Восточная война… Т. I. С. 191, 197; Петров А.Н. Война России с Турцией. Дунайская кампания 1853 и 1854 гг. Т. II. СПб., 1890. С. 88.

[148] АКАК. Т. X. С. 816-818; Арутюнов Ф. Гомборцы… С. 207; Бриммер Э.В. Служба артиллерийского офицера… С. 165, 168; Действия на левом фланге при сражении у Кюрюк-Дара… С. 225; I.Ф. Воспоминания… С. 41, 43, 45-46, 51; Кавказцы. Вып. 37-60. СПб., 1859. С. 36; Приложения к запискам генерала от артиллерии Эдуарда Владимировича Бриммера… С. 446, 448, 449, 457-458. В этом сражении стрелковые и вооруженные штуцерами пехотные батальоны действовали на острие атаки, поддерживаемые остальной линией, «с редкою отвагою». «Их стрелки покрыли себя славою неустрашимых солдат».

[149] Ингурский бой 25-го октября 1855-го года // Кавказский сборник. Т. 5. Тифлис, 1880. С. 338.

[150] Faughnan T. Stirring Incidents in the Life of a British Soldier. Toronto, 1881. P. 202; Russell W.H. The British Expedition to the Crimea… P. 315. Однако на рекогносцировку пехота выходила в «густых», вероятно батальонных колоннах (Ibid. P. 318).

[151] АКАК. Т. X. С. 812-813; Богданович М.И. Восточная война… Т. II. С. 167; Лихутин М. Русские в Азиатской Турции… С. 98. Ставить орудия в промежутках между батальонами было нормой.

[152] Бриммер Э.В. Служба артиллерийского офицера… С. 172; Дневник П.Д. Рудакова о войне в Малой Азии в 1854-1855 годах // Русская старина. 1905. № 4. С. 288-289.

[153] I.Ф. Воспоминания… С. 48; Лихутин М. Русские в Азиатской Турции… С. 98-99. При Башкадыкларе батальон эриванцев столкнулся «носом к носу с турецким батальоном… державшим ружья на руку. Мы видели хорошо испуганные лица турецких солдат и их батальонного командира… разъезжавшего за фронтом переднего дивизиона и энергично понуждавшего своих людей броситься на нас, но турки… уперлись и не двигались с места» (Бобровский П.О. История 13-го Лейб-гренадерского Эриванского… полка… С. 484-485).

[154] АКАК. Т. X. С. 776; Действия на левом фланге при сражении у Кюрюк-Дара… С. 231; I.Ф. Воспоминания… С. 46.

[155] Lake A. Kars… P. 147.

[156] Bystrzonowski. Campagne… P. 407.

[157] РГВИА. Ф. 450. Оп. 1. Д. 45. Лл. 15-15 об.; Там же. Д. 52. Лл. 1-2; Там же. Д. 53. Лл. 1-1 об.; Аствацатурян Э.Г. Турецкое оружие. СПб., 2002. С. 296. Из статьи о турецкой армии в 1854 г.: «Как особенное учреждение должны быть сформированы 10 рот стрелков по образцу Венсенских, которые теперь едва ли доходят до 2 или 4 рот» (Сборник известий… Отд. IV. Кн. XIII-XXIV. СПб., 1856. С. 116).

[158] АКАК, Т. XI. С. 475 (с «Венсенскими карабинами»); Богданович М.И. Восточная война… Т. IV. С. 245; Кёремезли И. Турецкая оборона на Дунайском театре военных действий… С. 276; Ladimir J. Les Russes et les Turcs… P. 204; Papers relative to military affairs in Asiatic Turkey… P. 84, 110. Арабистанский и Гвардейский батальоны были переброшены в Карс (Гвардейский батальон прибыл в Баяндур 21 ноября 1853 г.: Badem C. The Ottoman Crimean War… P. 160), где и капитулировали вместе с гарнизоном. Французский моряк (Pallu de La Barrière L.-C. Six mois à Eupatoria… P. 7) пишет, что «вместо деления на батальоны, как у французских егерей, турецкие егеря составляют полк»; но он или видел несколько батальонов сразу, либо наблюдал необычно многочисленный батальон. В Крыму действительно находилось несколько стрелковых батальонов, вооруженных французскими карабинами со стержнем (Ladimir J. Histoire complète de la guerre d’Orient. P., 1856. P. 120). Вансон тоже пишет именно об отдельных батальонах пеших егерей, «организованных и вооруженных на французский манер» (Vanson É. Crimée. Italie. Mexique. Lettres de campagne, 1854-1867. P.; Nancy, 1905. P. 112, 116; подписи к рисункам Вансона из Музея армии).

[159] А.О. Воспоминание о штурме Карса… С. 130.

[160] Rhodes G. A Personal Narrative of A Tour of Military Inspection in Various Parts of European Turkey. L., 1854. P. 13-15. Фактическая численность батальонов обычно была значительно меньше.

[161] А.О. Воспоминание о штурме Карса… С. 130.

[162] Зайончковский А.М. Восточная война… Т. I. С. 679; Ковалевский Е. Война с Турцией… С. 70; Петров А.Н. Война России с Турцией… Т. I. С. 124; Тотлебен Э.И. Описание… С. 25.

[163] Реально имелось всего три егерских батальона с нарезным огнестрельным оружием (Papers relative to military affairs in Asiatic Turkey… P. 110).

[164] Собственно егерскими из них являлись только три, переброшенные из Крыма – около 2000 чел. (Buzzard T. With the Turkish Army… P. 200, 203, 219, 244).

[165] Uyar M., Erickson E.J. A Military History… P. 160. Ср.: Записки Михаила Чайковского. (Мехмет-Садык паши) // Русская старина. 1898. Т. 96. № 10. С. 204 (12 батальонов пеших стрелков в резерве у Омер-паши на Дунае).

[166] Duncan C. A Campaign… Vol. I. P. 298. При Башкадыкларе у турок было не менее 16 егерских рот, распределенных по боевым порядкам армии (Badem C. The Ottoman Crimean War… P. 167); по мнению русской стороны, два стрелковых батальона с штуцерами (Сборник известий… Отд. III. Кн. I-XII. С. 63). Все егерские батальоны гарнизона Карса были вооружены французскими штуцерами со стержнем. 

[167] Thoumas C. Mes souvenirs… P. 181.

[168] Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 9. М., 1957. С. 496. Согласно одному автору, у турок в этом бою был «корпус из примерно 800 снайперов с винтовками Минье, под прикрытием своих укреплений, чей единственной обязанностью было отстреливать русских офицеров» (O’Brien P. Journal of a Residence in the Danubian Principalities, In the Autumn and Winter of 1853. L., 1854. P. 148). Сам Омер-паша считал, что в укреплениях под Ольтеницей штурм отражали всего две егерские роты (Badem C. The Ottoman Crimean War… P. 108), но поскольку прочую пехоту он оценивал в три роты, а противника – в 20 батальонов, его рапорт вызывает, как обычно, серьезное сомнение.

[169] Зайончковский А.М. Восточная война… Т. II. Приложения. С. 157, 158. Штуцерные, «рассыпавшиеся по оврагам и виноградникам, наносили страшный вред прислуге при артиллерии нашей и вырывали ряды в колоннах, поражая меткими выстрелами преимущественно офицеров» (Сборник известий… Отд. II. В. Кн. XIII-XXIV. С. 7). У турок имелось не менее семи (Кёремезли И. Турецкая оборона на Дунайском театре военных действий… С. 287) или шести (Dodd G. Pictorial History… P. 39) егерских рот, выступавших в роли застрельщиков.

[170] Butler J.A. Journal… P. 99-101; Reid J.J. Crisis of the Ottoman Empire… P. 255. Всего в гарнизоне было две стрелковых роты (Кёремезли И. Турецкая оборона на Дунайском театре военных действий… С. 290).

[171] АКАК. Т. XI. С. 243; Oliphant L. The Trans-Caucasian Campaign… P. 101.

[172] Sayer. Despatches and Papers relatives to the Campaign in Turkey, Asia Minor, and the Crimea, during the War with Russia in 1854, 1855, 1856. L., 1857. P. 340.

[173] [Корсаков А.С.] Воспоминания… С. 349-350. При Башкадыкларе «два стрелковые батальона имели штуцера фабрики St. Etienne, бьют на 1000 метров, как означено на прицеле. Ружья плохие» (Бобровский П.О. История 13-го Лейб-гренадерского Эриванского… полка… С. 483; Победа при Башкадикляре… С. 136).

[174] РГВИА. Ф. 450. Оп. 1. Д. 36. Лл. 3 об. – 4; Там же. Д. 45. Лл. 4, 7, 8; Базили К.М. Обзор Оттоманской армии в Сирии… С. 294 (150 чел. в эскадроне); Зайончковский А.М. Восточная война… Т. I. С. 676; Duncan C. A Campaign… Vol. I. P. 101; Porter J., Larpent G. Turkey… P. 286-287; Ubicini A. Lettres… P. 453.

[175] Cliff D. The Turkish Army in the Crimea. Information Sheet, Crimean War Research Society, 1983. P. 3.

[176] АКАК. Т. X. С. 808; Ольшевский М.Я. Кавказ… С. 366-367; Приложения к запискам генерала от артиллерии Эдуарда Владимировича Бриммера… С. 447; Duncan C. A Campaign… Vol. II. P. 190; Relation de la bataille d’Indjé-Déré… P. 92.

[177] Papers relative to military affairs in Asiatic Turkey… P. 32, 40, 43, 112. На параде 29 октября 1854 г. в 6 полках в Карсе имелось 2298 коней, хотя рационы были выданы на 2868 (Ibid. P. 50).

[178] К истории войны 1855 года в Закавказье. Из дневника генерал-лейтенанта И.Д. Попко // Русский архив. 1910. Кн. 1. № 1. С. 78-92. Видимо, на Кавказ были отправлены только по 4 эскадрона от каждого полка.

[179] Лихутин М. Русские в Азиатской Турции… С. 279.

[180] П.Б. [Бобровский П. О.] Воспоминания офицера о военных действиях на Дунае в 1853 и 1854 годах. Из дневника // Русский вестник. 1887. Т. 189. № 5. С. 243; Богданович М.И. Восточная война… Т. I. С. 186; [Ubicini] A.J. Manuel de la Guerre… P. 73.

[181] РГВИА. Ф. 450. Оп. 1. Д. 36. Л. 3; Там же. Д. 45. Лл. 11-11 об.; Зайончковский А.М. Восточная война… Т. I. С. 679; Ковалевский Е. Война с Турцией… С. 70; Петров А.Н. Война России с Турцией… Т. I. С. 124; Тотлебен Э.И. Описание… С. 27; Ladimir J. Les Russes et les Turcs… P. 163; Ubicini A. Lettres… P. 453.

[182] Cliff D. The Turkish Army… P. 2.

[183] Базили К.М. Обзор Оттоманской армии в Сирии… С. 306.

[184] К истории войны 1855 года в Закавказье… С. 78-92.

[185] Заметка на статью «Воспоминания о закавказском походе 1854-1855 года» // Военный сборник. 1860. № 12. С. 350.

[186] Зайончковский А.М. Восточная война… Т. II. Приложения. С. 389. Чтение записок участников битвы при Кюрюк-Дара производит впечатление, что турецкая кавалерия на поле боя была представлена только полками, вооруженными полностью пиками с флюгерами.

[187] Лихутин М. Русские в Азиатской Турции… С. 225. Один источник 1854 г. упоминает о намерении переформировать полки главной армии в 8-эскадронные, по 1000 лошадей (Сборник известий… Отд. IV. Кн. XIII-XXIV. СПб., 1856. С. 116).

[188] Записки Михаила Чайковского. (Мехмет-Садык паши) // Русская старина. 1898. Т. 96. № 11. С. 462.

[189] АКАК. Т. X. С. 777; О. Четыре эпизода… С. 457.

[190] Бриммер Э.В. Служба артиллерийского офицера… С. 170-171; Сражение при Курюк-Дара… С. 281-282 (кони «замялись» – читай, их осаживали всадники передних рядов, когда, перейдя с рыси в галоп, кавалерия внезапно наткнулась на русский пехотный полк: Duncan C. A Campaign… Vol. II. P. 194-195).

[191] АКАК. Т. X. С. 778; Зайончковский А.М. Восточная война… Т. II. Ч. 1. С. 471-472.

[192] АКАК. Т. X. С. 821; Сражение при Курюк-Дара… С. 282; Bystrzonowski. Campagne… P. 405, 407-408; Challaye C.-A., de. Relation de la bataille d’Indjé-Déré… P. 98; Duncan C. A Campaign… Vol. II. P. 198, 205, 235; Sandwith H. A Narrative… P. 106.

[193] Богданович М.И. Восточная война… Т. I. С. 166-167; Зайончковский А.М. Восточная война… Т. II. Ч. 1. С. 403-404; Ковалевский Е. Война с Турцией… С. 105; Петров А.Н. Война России с Турцией… Т. I. С. 159-160.

[194] Сборник известий, относящихся до настоящей войны. Отд. II. Кн. I-XII. СПб., 1855. С. 114-117.

[195] Сборник известий… Отд. IV. Кн. XIII-XXIV. С. 267; Akten zur Geschichte des Krimkriegs. Ser. III. Bd. 2. München, 2006. S. 194; Duncan C. A Campaign… Vol. I. P. 190; Kars and Its Defenders… P. 21; Lake A. Kars… P. 192.

[196] Руководство для боя против турок, составленное князем Горчаковым. 1853 г. // Зайончковский А.М. Восточная война… Т. II. Приложения. С. 95.

[197] РГВИА. Ф. 450. Оп. 1. Д. 27. Лл. 4 – 4 об.; Там же. Д. 44. Л. 11; Там же. Д. 45. Л. 15 об.

[198] Есаул. Походный дневник… С. 138; Ольшевский М.Я. Кавказ… С. 367-368; Турция, ее правительство и ее армии… С. 59; Duncan C. A Campaign… Vol. I. P. 302; Vol. II. P. 235; Edgerton R.B. Death or Glory… P. 43-44; Kars and Its Defenders… P. 21; Lake A. Kars… P. 6, 147, 192; Idem. Narrative… P. 59-60, 118-119; Papers relative to military affairs in Asiatic Turkey… P. 6, 32-33; Sandwith H. A Narrative… P. 105, 117-119.

[199] Базили К.М. Обзор Оттоманской армии в Сирии… С. 305-306.

[200] Taylor G.C. Journal of Adventures with the British Army, from the Commencement of the War to the Taking of Sebastopol. Vol. I. L., 1856. P. 237.

[201] Зайончковский А.М. Восточная война… Т. II. Приложения. С. 390; Guérin L. Histoire de la dernière guerre… P. 110; Duberly F.I. Mrs Duberly’s War… P. 169; MacFarlane C. Kismet… P. 28, 36; Perthes J. Voyage à Constantinople par l’Italie, la Sicile et la Grèce. T. II. P., 1855. P. 424.

[202] РГВИА. Ф. 450. Оп. 1. Д. 45. Л. 15 об.

[203] Чайковский М. Турецкие анекдоты… С. 399-402.

[204] Duckett W.A. La Turquie… P. 301; Jouve E. Guerre d’Orient… Pt. I. P. 131-132; Ogden R. (ed.) Life and Letters… P. 66-67.

[205] Турция, ее правительство и ее армии… С. 77; Papers relative to military affairs in Asiatic Turkey… P. 43, 63, 162. По штату, на коня полагалось по 12 фунтов ячменя и 15 фунтов соломы (Porter J., Larpent G. Turkey… P. 296). Но, например, на Дунае в начале 1854 г., за неимением сена и соломы, лошадям давали только ячмень – по два гарнца в сутки (Петров А.Н. Война России с Турцией… Т. II. С. 93).

[206] «Красное» орудие (сама 3-фунтовая новенькая пушка, лафет, колеса, передок – все ярко-красного цвета, с надписями на стволе) было пожаловано Анатолийскому корпусу султаном в качестве почетной награды. Орудие служило как бы почетным знаменем и было утрачено при Башкадыкларе. «Такое же орудие подарено главнокомандующему в Европе Омер-паше» (Победа при Башкадикляре… С. 136; Толстов В.Г. История Хоперского полка Кубанского казачьего войска. 1696-1896. Ч. II. Тифлис, 1901. С. 76).

[207] РГВИА. Ф. 450. Оп. 1. Д. 27. Лл. 5 – 5 об.; Там же. Д. 36. Л. 4; Там же. Д. 44. Лл. 2, 16 об. – 17; Там же. Д. 45. Лл. 3 об. – 4; Там же. Д. 55. Лл. 1 об., 2 об.; Базили К.М. Обзор Оттоманской армии в Сирии… С. 294; Зайончковский А.М. Восточная война… Т. I. С. 676; Тотлебен Э.И. Описание… С. 25; Chesney F.R. The Russo-Turkish Campaigns of 1828 and 1829: With a View of the Present State of Affairs in the East. L., 1854. P. 279-280; Ubicini A. Lettres… P. 453. Сообщения некоторых авторов о 60, 64, 66 или 70 орудиях на полк неточны, но могут объясняться неукомплектованностью части полков. Формирование полка 6-го корпуса не было завершено, в нем было всего две батареи (или 24 орудия).

[208] Cliff D. The Turkish Army… P. 3. Под Пеняком (1855) были отбиты четыре горные 12-фунтовые гаубицы – «отлиты в Константинополе, но конструкцией своей они совершенно сходны с французскими горными гаубицами, которые, по всему вероятию, и послужили для них образцом; гаубицы эти легче наших, но заряды для них несколько больше, чем у нас» ([Корсаков А.С.] Воспоминания… С. 359. Прим. 2).

[209] Papers relative to military affairs in Asiatic Turkey… P. 31, 44, 113-114; Slade A. Turkey and the Crimean War… P. 408.

[210] РГВИА. Ф. 450. Оп. 1. Д. 45. Лл. 15 об. – 16; Зайончковский А.М. Восточная война… Т. II. Приложения. С. 390; Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 9. С. 350, 496; Duncan C. A Campaign… Vol. I. P. 189; Vol. II. P. 19; Perthes J. Voyage à Constantinople… P. 181; Turks under Arms… P. 416.

[211] Тотлебен Э.И. Описание… С. 27.

[212] The Turks and Their Traducers // Beacon. 1853-1854. P. 68.

[213] Porter J., Larpent G. Turkey… P. 307. Описание трофейных турецких орудий: «Все они отлиты в Константинополе и имеют на себе Турецкую надпись с именем Султана Абдул-Меджида; оси у них железные и весь прибор, сделанный в Англии, отличной работы» (Сборник известий… Отд. II. Д. Кн. XIII-XXIV. С. 31). Есть упоминания об орудиях английского производства.

[214] На январь 1855 г. в Анатолийском артиллерийском полку в Карсе кони в сносном состоянии, сбруя чистая и качественная; в Арабистанском полку сбруя, напротив, выглядит плачевно, особенно седла, а кони содержатся дурно и все очень старые – по большей части закуплены еще 12 лет назад (Papers relative to military affairs in Asiatic Turkey… P. 141).

[215] Базили К.М. Обзор Оттоманской армии в Сирии… С. 306.

[216] MacFarlane C. Kismet… P. 43-44.

[217] Akten zur Geschichte des Krimkriegs. Ser. III. Bd. 2. S. 195.

[218] Бобровский П.О. История 13-го Лейб-гренадерского Эриванского… полка… С. 462.

[219] АКАК. Т. X. С. 777; Бобровский П.О. История 13-го Лейб-гренадерского Эриванского… полка… С. 486; Зайончковский А.М. Восточная война… Т. II. Ч. 1. С. 474; Тарле Е.В. Крымская война… Т. I. С. 303; Duncan C. A Campaign… Vol. II. P. 235.

[220] Действия на левом фланге при сражении у Кюрюк-Дара… С. 227; Dodd G. Pictorial History… P. 40; Duncan C. A Campaign… Vol. II. P. 235.

[221] [Корсаков А.С.] Воспоминания… С. 349. Прим. 3.

[222] Сборник известий… Отд. II. Д. Кн. XIII-XXIV. С. 44.

[223] РГВИА. Ф. 450. Оп. 1. Д. 27. Лл. 6 – 6 об.; Там же. Д. 45. Л. 16 об.; Ubicini A. Lettres… P. 455, 466.

[224] MacFarlane C. Kismet… P. 45.

[225] РГВИА. Ф. 450. Оп. 1. Д. 30. Лл. 9 об. – 10; Там же. Д. 45. Л. 16 об.; Там же. Д. 51. Лл. 3 – 3 об.; Ubicini A. Lettres… P. 466.

[226] Базили К.М. Обзор Оттоманской армии в Сирии… С. 308. В цитадели Иерусалима было 60 артиллеристов (Abu-Manneh B. Jerusalem in the Tanzimat Period: The New Ottoman Administration and the Notables // Die Welt des Islams. 1990. Bd. 30. Hf. 1/4. S. 2).

[227] РГВИА. Ф. 450. Оп. 1. Д. 30. Лл. 10 об. – 11 об.

[228] Astbury Leveson H. The Forest… P. 216.

[229] Paton A.A. The Bulgarian… P. 35-36, 70-71, 85-86. Впрочем, другой современник полагал, что Грах был хороши специалистом в артиллерийском деле, но как инженер был «бесполезен» и крайне слабо разбирался даже в простейших фортификациях (Woods N.A. The Past Campaign… Vol. I. P. 81).

[230] Duckett W.A. La Turquie… P. 301.

[231] РГВИА. Ф. 450. Оп. 1. Д. 45. Лл. 3 об., 4; Там же. Д. 49. Л. 5 об.; Сборник известий… Отд. IV. Кн. XIII-XXIV. СПб., 1856. С. 116; Ubicini A. Lettres… P. 455.

[232] [Ubicini] A.J. Manuel de la Guerre… P. 73.

[233] Bystrzonowski. Campagne… P. 236; Duncan C. A Campaign… Vol. II. P. 21. Возможно, эта рота относилась к резервным частям, поскольку в ноябре 1854 г. в гарнизоне Карса упоминаются саперы редифа – 188 чел. (Papers relative to military affairs in Asiatic Turkey… P. 54).

[234] Dodd G. Pictorial History… P. 54-55.

[235] Он имелся только при четырех первых корпусах; по некоторым подсчетам, численность редифа равнялась 150 тыс. чел., тогда как в низаме было вдвое больше людей (Deny J. Radīf. 3 // Encyclopaedia of Islam. Vol. VIII. Leiden, 1995. P. 370-371). Арабистанский корпус не располагал редифом к 1853 г. (но запасы вооружения и обмундирования в городах были заготовлены), поскольку набор рекрутов в Сирии проводился только с 1850 г. (Базили К.М. Обзор Оттоманской армии в Сирии… С. 300). Иракский корпус сам только формировался и тоже не располагал резервом из отслуживших свое людей.

[236] Şımşek V. Ottoman Military Recruitment… P. 52-55; Zürcher E.J. The Ottoman Conscription System… P. 440.

[237] Корсаков А. Воспоминания о Карсе. Приложения… С. 80.

[238] РГВИА. Ф. 450. Оп. 1. Д. 50. Лл. 2 – 2 об.

[239] В 4-м корпусе артиллерийский полк редифа состоял из 12 пеших и 2 конных батарей (Зайончковский А.М. Восточная война… Т. II. Ч. 1. С. 219). Возможно, в других корпусах состав резервных полков был аналогичным.

[240] РГВИА. Ф. 450. Оп. 1. Д. 27. Л. 3 об.; Там же. Д. 30. Л. 9; Duncan C. A Campaign… Vol. I. P. 94.

[241] РГВИА. Ф. 450. Оп. 1. Д. 44. Лл. 8 об. – 9 об.; Там же. Д. 45. Лл. 8 об. – 9; Тотлебен Э.И. Описание… С. 25-26, 27; Christmas R. The Sultan of Turkey, Abdul Medjid Khan. L., 1854. P. 64; Dodd G. Pictorial History… P. 27; Ladimir J. Les Russes et les Turcs… P. 163-164; Roubicek M. Modern Ottoman Troops… P. 14; Skene J.H. The Three Eras… P. 70; Ubicini A. Lettres… P. 456-457.

[242] Lake A. Narrative… P. 7.

[243] Sandwith H. A Narrative… P. 94, 96. Но тем самым удалось поддерживать батальоны редифа «всегда в полном числе, и многие считали у себя даже 1100 человек» (Сборник известий… Отд. IV. Кн. XIII-XXIV. С. 116).

[244] Duncan C. A Campaign… Vol. I. P. 282.

[245] Duncan C. A Campaign… Vol. II. P. 197, 200-201.

[246] Papers relative to military affairs in Asiatic Turkey… P. 15.

[247] Duncan C. A Campaign… Vol. II. P. 190.

[248] Сборник известий… Отд. IV. Кн. XIII-XXIV. С. 271.

[249] Сборник известий… Отд. II. В. Кн. XIII-XXIV. С. 37-38 (1854 г.). Обмундирование и вооружение редифа всегда уступали низаму по качеству.

[250] Fay Ch. Souvenirs de la guerre de Crimée 1854-1856. P., 1867. P. 29.

[251] Jouhaud E. Yousouf, esclave, mamelouk, et général de l’armée d’Afrique. P., 1980; Lettres du Maréchal Bosquet, 1830-1858. P.; Nancy, 1894. P. 330.

[252] Bazancourt C.L., de. L’expédition de Crimée jusqu’à la prise de Sébastopol. T. 1. P., 1857. P. 88; Revue de l’Orient, de l’Algérie et des colonies. 1854. T. 15. P. 62.

[253] Reid J.J. Crisis of the Ottoman Empire… P. 129.

[254] Сборник известий, относящихся до настоящей войны. Отд. II. Г. Кн. XIII-XXIV. СПб., 1856. С. 286; Эрбе Ж.Ф.Ж. Французы и русские в Крыму. Письма французского офицера к своей семье во время восточной войны 1853-1855 гг. Минск, 1894. С. 27; Akten zur Geschichte des Krimkriegs. Ser. IV. Bd. 2. München, 1999. S. 313; Bazancourt C.L., de. L’expédition de Crimée… P. 93-94; Casse A., du. Précis historique des opérations militaires en Orient. P., 1856. P. 73-74; Jouve E. Guerre d’Orient… Pt. I. P. 145, 214, 221; Masquelez A.E. Journal… P. 65-66; Noë L.R.J., de. Les Bachi-Bozouks et les Chasseurs d’Afrique. La cavalerie régulière en campagne. P., 1861. P. 31, 32, 33-36; Russell W.H. The British Expedition to the Crimea… P. 73-74, 92; Woods N.A. The Past Campaign… Vol. I. P. 161-162, 167. Садык-паша дает крайне идеализированную картину отношений французов и их башибузуков (Чайковский М. Турецкие анекдоты… С. 238). Виконт де Ноэ уверяет, что жалованье (один франк в день, согласно Расселу) выдавалось регулярно (Noë L.R.J., de. Les Bachi-Bozouks… P. 95).

[255] Bazancourt C.L., de. L’expédition de Crimée… P. 89-95; Bédarrides J.P. Journal humoristique du siége de Sébastopol. P., 1867. P. 186-187; Mismer Ch. Souvenirs d’un dragon de l’armée de Crimée. P., 1887. P. 51-52; Noë L.R.J., de. Les Bachi-Bozouks… P. 25-29; Thoumas C. Mes souvenirs… P. 90; Vanson É. Crimée… P. 28, 32, 34-35; Woods N.A. The Past Campaign… Vol. I. P. 162-163, 167-168.

[256] Богданович М.И. Восточная война… Т. II. С. 137-138; Зайончковский А.М. Восточная война… Т. II. Ч. 2. С. 1071-1072; Петров А.Н. Война России с Турцией… Т. II. С. 269; Bazancourt C.L., de. L’expédition de Crimée… P. 121-137; Calthorpe S.J.G. Letters… Vol. I. P. 96, 108; Noë L.R.J., de. Les Bachi-Bozouks… P. 46-94; Woods N.A. The Past Campaign… Vol. I. P. 168-169. Официальная французская историография, разумеется, рисует неудачный бой 27 июля иначе, и упоминает некое фантастичное победоносное сражение двух остальных бригад с казаками на следующий день.

[257] Bazancourt C.L., de. L’expédition de Crimée… P. 144 (15 августа); Noë L.R.J., de. Les Bachi-Bozouks… P. 96-106 (14 августа); Thoumas C. Mes souvenirs… P. 102; Woods N.A. The Past Campaign… Vol. I. P. 169.

[258] Calthorpe S.J.G. Letters… Vol. I. P. 47; Lane-Poole S. The Life of… Stratford Canning… P. 362; Noë L.R.J., de. Les Bachi-Bozouks… P. 23; Woods N.A. The Past Campaign… Vol. I. P. 169-170.

[259] Материалы для истории Крымской войны и обороны Севастополя. Вып. II. СПб.. 1871. С. 253; Aksan V.H. Ottoman Wars… P. 457; Edgerton R.B. Death or Glory… P. 45; Russell W.H. The British Expedition to the Crimea… P. 92.

[260] Этот факт признает и корреспондент «Таймс», хотя объясняет его отсутствием денег (Russell W.H. The British Expedition to the Crimea… P. 74). Действительно, лорд Раглан изначально не намеревался платить ни единого пенса (Woods N.A. The Past Campaign… Vol. I. P. 170), справедливо не веря в успех замысла.

[261] Чайковский М. Турецкие анекдоты… С. 238-243; Mismer Ch. Souvenirs… P. 51-52; Noë L.R.J., de. Les Bachi-Bozouks… P. 23.

[262] Woods L.M. Edward Shelleys’s Journal, 1856-61: A Victorian Remittance Man. Bllomington, 2005. P. 6.

[263] Woods N.A. The Past Campaign… Vol. I. P. 170.

[264] Beatson W.F. The War Department and the Bashi Buzouks. L., 1856. P. 5; Skene J.H. With Lord Stratford… P. 48.

[265] Злоключения несчастных британских офицеров контингента в поисках подходящих и расторопных слуг описаны в мемуарах леди Хорнби: Hornby. Constantinople… P. 83.

[266] РГВИА. Ф. 450. Оп. 1. Д. 45. Лл. 9-9 об.

[267] РГВИА. Ф. 450. Оп. 1. Д. 44. Лл. 9 об. – 10.

[268] Шеремет В.И. Османская империя… С. 186-187.

[269] MacFarlane C. Kismet… P. 61.

[270] Сборник известий… Отд. VI – Приложения. Кн. I-XII. С. 153.

[271] Bowen H. Bashi-Bozuk // Encyclopaedia of Islam. Vol. I. Leiden, 1986. P. 1077.

[272] Akten zur Geschichte des Krimkriegs. Ser. III. Bd. 2. S. 195; Lane-Poole S. The Life of… Stratford Canning… P. 345.

[273] Reid J.J. Crisis of the Ottoman Empire… P. 117-118. Явившиеся отряды осматривались лично командующим (в столице – сераскиром военным министром), который отклонял кандидатуры тех, кто был на дурном коне, либо казался негодным к службе по возрасту или иным причинам (Lake A. Narrative… P. 82).

[274] Лихутин М. Русские в Азиатской Турции… С. 42-44. Оклады: «конному 140 пиастров (7 руб. 70 коп. сереб.), а пешему 70 пиастров (3 руб. 85 коп. сер.) жалованья в месяц и сверх того 300 драхмов (около 3 фунтов) хлеба в день; конным отпускается фураж на лошадей» (РГВИА. Ф. 450. Оп. 1. Д. 44. Л. 10); по другим сведениям, 72 пиастра в месяц рядовому воину (Millingen F. Wild Life among the Koords. L., 1870. P. 336); в Сирии – «по 80 пиастров в месяц на наездника, да по три фунта хлеба натурою или деньгами, да по рациону ячменя и соломы» (Базили К.М. Обзор Оттоманской армии в Сирии… С. 308). Но лишь малая часть жалованья миновала карманы башибузукских начальников и достигала законного получателя.

[275] Slade A. Turkey and the Crimean War… P. 185.

[276] Кёремезли И. Турецкая оборона на Дунайском театре военных действий… С. 278. В реальности, после прибытия союзников в Турцию, у 4000 башибузуков отняли лошадей, чтобы посадить на них французскую кавалерию (Материалы для истории Крымской войны… Вып. II. С. 204).

[277] Турецкая империя // Военный энциклопедический лексикон. Т. XIII. С. 62. При осаде Силистрии «в разъезды и против наших рекогносцировок посылались баши-бузуки (иррегулярная кавалерия). Баши-бузуки, не получая долгое время обещанной платы и не имея продовольствия, роптали и собирались разойтись по домам» (Сборник известий… Отд. II. Кн. I-XII. С. 201).

[278] Лаврентьев А. Очерки вооруженных сил… С. 315. Прим. 45; Тотлебен Э.И. Описание… Ч. I. С. 27.

[279] Базили К.М. Обзор Оттоманской армии в Сирии… С. 308; Millingen F. Wild Life… P. 335-337; Sandwith H. A Narrative… P. 154-156.

[280] Ольшевский М.Я. Кавказ… С. 336; Badem C. The Ottoman Crimean War… P. 380-394; Fay Ch. Souvenirs… P. 20; Klimecki M. Krym 1854-1855. Warszawa, 2006. S. 72; Neville H.A., Neville G. Letters written from Turkey and the Crimea. 1854. L., 1870. P. 32; Reid J.J. Crisis of the Ottoman Empire… P. 246; Sandwith H. A Narrative… P. 157-158; Papers relative to military affairs in Asiatic Turkey… P. 269, 281. После отступления русских от Силистрии Омер-паша запретил своим башибузукам переходить Дунай, чтобы те своими грабежами и жестокостями не подорвали престиж его армии (Calthorpe S.J.G. Letters… Vol. I. P. 115-116). Главных виновных в бесчинствах забили палками в Шумле, еще более 300 чел. высекли и сослали на крепостные работы (Чайковский М. Турецкие анекдоты… С. 250-253). Но на Кавказском ТВД обуздать башибузуков было значительно сложнее. Консул Брант доносил британскому послу из Эрзурума 3 августа 1855 г.: «Здесь есть орды башибузуков, которые ведут себя как обычно – трусливы к врагам, жестоки к друзьям и, будучи совершенно бесполезны, объедают страну…» (Lake A. Narrative… P. 112).

[281] Sandwith H. A Narrative… P. 156-157.

[282] АКАК. Т. XI. С. 158; Блокада Карса… С. 118; Есаул. Походный дневник… С. 137; Из записок генерал-адъютанта Муравьева… С. 324-325.

[283] Slade A. Turkey and the Crimean War… P. 186.

[284] Лихутин М. Русские в Азиатской Турции… С. 441.

[285] The Bashi Bazouks at Eupatoria // London Journal. 1855. Vol. 21. № 535. P. 198-199; Mismer Ch. Souvenirs… P. 227; Ogden R. (ed.) Life and Letters… P. 78.

[286] Millingen F. Wild Life… P. 334; Swanson G.W. The Ottoman Police // Journal of Contemporary History. 1972. Vol. 7. № 1/2. P. 253-254. Ср.: Jouve E. Guerre d’Orient… Pt. II. P. 70 (паша Тырново в 1854 г. нанял отряд башибузуков, когда его жандармы-заптие не справились с поимкой банды).

[287] [Ubicini] A.J. Manuel de la Guerre… P. 73.

[288] Военно-статистический сборник на 1868 год. Вып. II. СПб., 1868. С. 313; Jouve E. Guerre d’Orient… Pt. II. P. 150-151, 153-160; Russell W.H. The British Expedition to the Crimea… P. 74. О последствиях роспуска для безопасности мирного населения и отдельных солдат союзников см.: Reid J.J. Crisis of the Ottoman Empire… P. 273.

[289] Akten zur Geschichte des Krimkriegs. Ser. III. Bd. 2. S. 436; Badem C. The Ottoman Crimean War… P. 213-214, 223. «Из разных показаний» мусульманских и армянских лазутчиков русская сторона сделала вывод, что в Баязетском отряде тогда состояло иррегулярных войск 2000 пехоты, 5000 конных и еще до 5000 курдов (Лихутин М. Русские в Азиатской Турции… С. 76); но эти цифры явно преувеличены.

[290] АКАК. Т. X. С. 808, 817; Бобровский П.О. История 13-го Лейб-гренадерского Эриванского… полка… С. 495; Бриммер Э.В. Служба артиллерийского офицера… С. 164; Ибрагимбейли Х.М. Кавказ в Крымской войне… С. 257; Нижегородский драгун. Действия на левом фланге… С. 283; Ольшевский М.Я. Кавказ… С. 366-367; Сражение при Курюк-Дара… С. 277; Bystrzonowski. Campagne… P. 398, 401-402; Lake A. Narrative… P. 9; Papers relative to military affairs in Asiatic Turkey… P. 4, 6, 33, 45, 116.

[291] Воспоминания князя Эмилия Витгенштейна // Русская старина. 1900. Т. 102. № 4. С. 194. При Кюрюк-Дара русские ракеты «сразу навели ужас на баши-бузуков; они отхлынули» (АКАК. Т. X. С. 822; I.Ф. Воспоминания… С. 52; Толстов В.Г. История Хоперского полка… С. 87).

[292] АКАК. Т. X. С. 776; Лихутин М. Русские в Азиатской Турции… С. 39-40, 43-44, 62-64, 94-95; Astbury Leveson H. The Forest… P. 217; Beatson W.F. The War Department and the Bashi Buzouks… P. 3; Butler J.A. Journal… P. 91; Calthorpe S.J.G. Letters… P. 74-76; Duncan C. A Campaign… Vol. II. P. 207; Ogden R. (ed.) Life and Letters… P. 76, 78, 81; Sandwith H. A Narrative… P. 129-130, 160, 250-253, 260, 269.

[293] Millingen F. Wild Life… P. 336. Переход из одного отряда в другой был обычным делом (Duncan C. A Campaign… Vol. I. P. 276).

[294] Лихутин М. Русские в Азиатской Турции… С. 40; Сборник известий… Отд. IV. Кн. XIII-XXIV. С. 277; Higginson G. Seventy-one Years of a Guardsman’s Life. L., 1916. P. 112; Jouve E. Guerre d’Orient… Pt. I. P. 81; Noë L.R.J., de. Les Bachi-Bozouks… P. 38-39; Ogden R. (ed.) Life and Letters… P. 78; Rhodes G. A Personal Narrative… P. 36; Robinson F. Diary of the Crimean War. L., 1856. P. 75; Slade A. Turkey and the Crimean War… P. 186. У албанцев при каждом отряде тоже состоял такой шут-менестрель, или дели (Money E. Twelve Months with the Bashi-Bazouks. L., 1857. P. 65-66; Paton A.A. The Bulgarian… P. 54).

[295] «Сколько раз мне случалось после частью видеть, а более слышать об этой нелюбви и презрении. Например, Курды и Аравийцы сирийских пустынь не могут равнодушно видеть друг друга» (Лихутин М. Русские в Азиатской Турции… С. 125).

[296] Higginson G. Seventy-one Years… P.  111-112; Noë L.R.J., de. Les Bachi-Bozouks… P. 25-26; Russell W.H. The British Expedition to the Crimea… P. 74.

[297] Х. Сэндвит, однако, называет сирийских башибузуков (включая арабов) «лучшими» в иррегулярной кавалерии Анатолийского корпуса (Sandwith H. A Narrative… P. 158). Интересно, что среди башибузуков Арабистанского корпуса было «весьма мало Сирийцев», большей частью туда набирали курдов, туркменов и малоазиатских турок (Базили К.М. Обзор Оттоманской армии в Сирии… С. 308).

[298] АКАК. Т. X. С. 787; Ольшевский М.Я. Кавказ… С. 362-363; Badem C. The Ottoman Crimean War… P. 168, 170, 392-393; Bystrzonowski. Campagne… P. 235, 398; Duncan C. A Campaign… Vol. I. P. 122, 266, 272-275; Vol. II. P. 7, 120; Lake A. Kars… P. 76-77; Papers relative to military affairs in Asiatic Turkey… P. 68, 105-106, 200; Sandwith H. A Narrative… P. 253.

[299] АКАК. Т. X. С. 812; Лихутин М. Русские в Азиатской Турции… С. 43-44, 76. Еще одна экзотическая этническая группа: 25 индусов-мусульман, совершавших паломничество в Мекку и в июле 1854 г. присоединившихся к башибузукам Битсона (Russell W.H. The British Expedition to the Crimea… P. 77).

[300] Russell W.H. The British Expedition to the Crimea… P. 74.

[301] Robinson F. Diary… P. 75.

[302] Из записок генерал-адъютанта Муравьева… С. 324. Мусульманскому боеспособному населению Карса были розданы ружья (К истории войны 1855 года в Закавказье… С. 89; Lake A. Narrative… P. 105-106), «по их просьбе» (Papers relative to military affairs in Asiatic Turkey… P. 238). Численность ополченцев составила около 3000 чел. (Lake A. Kars… P. 16, 155, 218; Papers relative to military affairs in Asiatic Turkey… P. 287; Zaklitschine S., de. Kars et le génèral Williams. Malte, 1856. P. 62). Как и башибузукам, им не выдавали жалованье (Sandwith H. A Narrative… P. 248). Сначала ополченцы занимали внутренние городские караулы (Корсаков А. Воспоминания о Карсе. Приложения… С. 81), потом их «всякую ночь посылают караулить укрепления» (АКАК. Т. XI. С. 406). Один батальон 4-го полка редифа Анатолийского корпуса был укомплектован жителями Карса (АКАК. Т. XI. С. 152; Дондуков-Корсаков А. Воспоминания о кампании 1855 года в Азиатской Турции // Кавказский сборник. Т. I. Тифлис, 1876. С. 362). В Эрзуруме (1855 г.) тоже «из жителей составляли милицию, которая должна была принять участие в обороне; но в милицию шли неохотно, – откупались деньгами, и формирование ее только служило… к взяткам и обогащению местных чиновников» (Лихутин М. Русские в Азиатской Турции… С. 426). Всего вооружили не менее 3000 жителей Эрзурума (Papers relative to military affairs in Asiatic Turkey… P. 211).

[303] Базили К.М. Обзор Оттоманской армии в Сирии… С. 308; Dodd G. Pictorial History… P. 26; Noë L.R.J., de. Les Bachi-Bozouks… P. 26; Sandwith H. A Narrative… P. 159.

[304] Богданович М.И. Восточная война… Т. I. Приложения. С. 211; Есаул. Походный дневник… С. 147; Из записок генерал-адъютанта Муравьева… С. 318-319; Papers relative to military affairs in Asiatic Turkey… P. 71, 73; Sandwith H. A Narrative… P. 142.

[305] Noë L.R.J., de. Les Bachi-Bozouks… P. 26.

[306] Лихутин М. Русские в Азиатской Турции… С. 150-151.

[307] АКАК. Т. X. С. 779; Ольшевский М.Я. Кавказ… С. 337-338; Badem C. The Ottoman Crimean War… P. 365; Duncan C. A Campaign… Vol. I. P. 275; Millingen F. Wild Life… P. 351.

[308] Полк курдских башибузуков из Диарбекира (800 всадников «на арабских и курдистанских кобылах» – курды и арабы не ездили на жеребцах) «имел сведущих инструкторов, трубачей и нес в Добрудже форпостную службу не хуже лучшего полка легкой кавалерии». «Люди в этом полку были одинаково одеты и одинаково вооружены» (Чайковский М. Турецкие анекдоты… С. 244-245).

[309] Badem C. The Ottoman Crimean War… P. 382; Reid J.J. Crisis of the Ottoman Empire… P. 154-155.

[310] Лихутин М. Русские в Азиатской Турции… С. 150. На турецкой службе состояли только всадники. О курдской пехоте см.: Millingen F. Wild Life… P. 350. О курдском оружии и одежде см.: Ibid. P. 248-249.

[311] Dodd G. Pictorial History… P. 33 (300 курдов); Noë L.R.J., de. Les Bachi-Bozouks… P. 37-44; Russell W.H. The British Expedition to the Crimea… P. 76-77. Эта «амазонка» привела в Болгарию свой отряд (июль 1854 г.), включенный в корпус «восточных спаги» в качестве 4-й «бригады» (или 7-го «полка»), но той же ночью (или спустя три дня) дезертировала вместе с ней, за вычетом 11 всадников. Рассел называет ее Фатима-ханум, описывает ее костюм (зеленый тюрбан, красная куртка нараспашку, с остатками шитья на ней, кушак из шали и синие шаровары) и полагает, что «турецкой Семирамиде» было под 70 лет – последнее явно преувеличение, хотя виконт де Ноэ подтверждал, что «Курдистанская дева» была далеко не юного возраста. Последний автор также сообщает, что предводительнице подчинялись примерно 1000 (!) башибузуков (Noë L.R.J., de. Les Bachi-Bozouks… P. 36, 38).

[312] Slade A. Turkey and the Crimean War… P. 186-188; Thoumas C. Mes souvenirs… P. 91-92. Кара Фатима («незамужняя дама средних лет») возглавила около сотни башибузуков из Мараша, к которым присоединились в Стамбуле еще примерно 200 чел., из Аданы и Коньи. Ср.: Петров А.Н. Война России с Турцией… Т. II. С. 200.

[313] Аверьянов П.И. Курды в войнах России с Персией и Турцией в течение XIX столетия. Тифлис, 1900. С. 82, 86-87; Джалил Д. Курды Османской империи в первой половине XIX века. М., 1973. С. 161; Приложения к запискам генерала от артиллерии Эдуарда Владимировича Бриммера… С. 444. Также «множество Персидских Курдов участвовало в сражениях против нас», и еще на февраль 1854 г. «многие… находятся в Турецких войсках» (АКАК. Т. XI. С. 505).

[314] Аверьянов П.И. Курды… С. 88-89; АКАК. Т. X. С. 787; Воспоминания о Закавказском походе 1855 г. // Кавказский сборник. Т. XXV. Тифлис, 1906. С. 35.

[315] Аверьянов П.И. Курды… С. 93, 117-118; АКАК. Т. X. С. 808; Воспоминания о Закавказском походе… С. 35-36; Papers relative to military affairs in Asiatic Turkey… P. 334. Ср.: Zaklitschine S., de. Kars… P. 62. При Кюрюк-Дара командующий Зариф-Мустафа-паша велел стрелять по бегущим курдам, пытаясь заставить их остановиться (Challaye C.-A., de. Relation de la bataille d’Indjé-Déré… P. 97).

[316] Аверьянов П.И. Курды… С. 95-98, 105; Лихутин М. Русские в Азиатской Турции… С. 44, 76.

[317] Аверьянов П.И. Курды… С. 148-152; Lake A. Narrative… P. 37-41.

[318] Аверьянов П.И. Курды… С. 119-120.

[319] «Так называют ошибочно турецких Ногаев в Добрудже» (Лежан. Этнография Европейской Турции // Этнографический сборник. 1864. Вып. VI. С. 43).

[320] [Чайковский М.] Татары и Черкесы в Турции. (Два письма бывшего Турецкого паши) // Славянский сборник. Т. 2. СПб., 1877. Паг. 3-я. С. 47. Западные авторы полагали, что татары Добруджи и  Малой Азии способны были выставить на службу Порте примерно 5000 чел. (Ubicini A. Lettres… P. 473). Ср.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 9. С. 306 (20000 татар Добруджи); Engelhardt Ed. La Turquie… P. 89 («татары Добруджи: 10000»).

[321] Кёремезли И. Турецкая оборона на Дунайском театре военных действий… С. 278; Кырымлы Х. О крымскотатарских войсках в составе Османской армии в период Крымской войны // Культура народов Причерноморья. 2002. № 43. С. 300; Петров А.Н. Война России с Турцией… Т. II. С. 90.

[322] [Чайковский М.] Татары и Черкесы в Турции… С. 47-48. В состав отряда князя Любомирского входили дивизион гусарского графа Радецкого полка (т. е. Белорусский, а не Мариупольский, полк) и передовые казачьи посты (3 сотни). Численность противника в этом бою русские оценивали в 800 чел., а потери – в 150 убитых, 10 пленных и 65 оседланных лошадей; их начальника («едва успел скрыться и унести с собою знамя») называли Хан-Мурза-бей (титул). Потери нападавшей стороны – один убитый казак (Зайончковский А.М. Восточная война… Т. II. Ч. 2. С. 1062-1063; Сборник известий… Отд. II. Кн. I-XII. С. 212).

[323] [Чайковский М.] Татары и Черкесы в Турции… С. 48.

[324] Duncan C. A Campaign… Vol. I. P. 108; Lake A. Kars… P. 70, 152, 221, 225; Nolan E.H. The Illustrated History of the War against Russia. Vol. I. L., 1855. P. 267; Papers relative to military affairs in Asiatic Turkey… P. 52, 242; Reid J.J. Crisis of the Ottoman Empire… P. 71; Russell W.H. The British Expedition to the Crimea… P. 68.

[325] Дубровин Н.Ф. История Крымской войны и обороны Севастополя. Т. I. СПб., 1900. С. 289; Современные рассказы. (Из рукописи Сокальского.) II. [Цурович С.] Занятие Евпатории союзными войсками // Современник. 1855. Т. LIV. С. 13-20; Kozelsky M. Casualties of Conflict: Crimean Tatars during the Crimean War // Slavic Review. 2008. Vol. 67. № 4. P. 876, 881; Williams B.G. Hijra and Forced Migration from Nineteenth-Century Russia to the Ottoman Empire. A Critical Analysis of the Great Crimean Tatar Emigration of 1860-1861 // Cahiers du Monde russe. 2000. T. 41. № 1. P. 91.

[326] Thoumas C. Mes souvenirs… P. 181-182. Обычный костюм татар: «короткая куртка, чьи рукава заканчиваются выше локтя, выпуская гораздо более длинный рукав свободной и открытой рубашки, очень широкие штаны, черная овчинная шапка» (Ibid. P. 216); обычно бритая голова (Calt E. The Camp and the Cutter. L., 1856. P. 155).

[327] Богданович М.И. Восточная война 1853-1856 годов. Т. III. СПб., 1876. С. 216-217.

[328] Ogden R. (ed.) Life and Letters… P. 75-76; Tyrrell H. The History of the War with Russia. Vol. II. L.; New York, 1856. P. 76.

[329] Кырымлы Х. О крымскотатарских войсках… С. 300-301; Badem C. The Ottoman Crimean War… P.  85, 285-286.

[330] «…Которые, отстаивая против Порты свое древнее устройство (наподобие шотландских кланов) и не допуская к себе турецкого управления, выставляют ей за это небольшие ополчения стрелков», 1500-2000 чел. в Восточную войну (Военно-статистический сборник… С. 313; Ladimir J. Les Russes et les Turcs… P. 165). Сами мирдиты (от мусульман-албанцев отличались простотой в одежде, вместо фесок они – кроме священников – носили белые войлочные шапочки) утверждали, что для кампании в Болгарии снарядили 1200 воинов под началом своего князя Биб Доды – «но в качестве вспомогательных войск, ибо, в отличие от прочих албанцев, мирдиты никогда не служили наемниками». Они участвовали в боях под Журжей (июнь 1854 г.) и в защите Силистрии (Tozer H.F. Researches in the Highlands of Turkey. Vol. I. L., 1869. P. 295, 303). Согласно письму из Шумлы от 8 августа 1854 г., «вчера прибыла тысяча албанцев-католиков… Все они прекрасные стрелки» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 9. С. 306). В начале 1854 г. мирдиты принесли в турецкий лагерь русские головы, но Омер-паша велел давать по 20 пиастров за живого пленного (Ubicini A. La Turquie actuelle. P., 1855. P. 227. Not. 1).

[331] Подсчеты боевого потенциала албанцев у А. Убичини (Ubicini A. Lettres… P. 472) – 20 тыс. ополченцев-мусульман с Албании – чрезмерно завышены, хотя источники подтверждают наличие большого количества арнаутов на Дунайском ТВД в 1853-1854 гг. Ср. с иными оценками: 10 тыс. из Верхней Албании (Богданович М.И. Восточная война… Т. I. Приложения. С. 23); 10 тыс. мирдитов (Engelhardt Ed. La Turquie… P. 89). Турецкие источники сообщают о наборе 12 тыс. албанцев для войны 1853 г. (Кёремезли И. Турецкая оборона на Дунайском театре военных действий… С. 278).

[332] Боснийцы и албанцы были освобождены от рекрутской повинности (Moreau O. Bosnian Resistance to Conscription in the Nineteenth Century // Arming the State: Military Conscription in the Middle East and Central Asia, 1775-1925. L., 1999. P. 130). Участие первых в Восточной войне было минимальным (ср.: Чайковский М. Турецкие анекдоты… С. 98).

[333] Записки Михаила Чайковского… // Русская старина. 1898. Т. 96. № 10. С. 196; Сборник известий… Отд. II. В. Кн. XIII-XXIV. С. 36 («со свирепым взглядом, черными падающими на плечи волосами, в широких, грязных балахонах, с перекинутым чрез плечо длинным Албанским ружьем и саблею»); Dodd G. Pictorial History… P. 42; O’Brien P. Journal… P. 31; Paton A.A. The Bulgarian… P. 27-28, 54, 75, 80-83, 96. Управлявший Туртукаем Джафар-паша (участник военных действий на Дунае) тоже был арнаутом (из аристократии южной Албании) и окружал себя войском из соотечественников-мусульман (Ibid. P. 80; Чайковский М. Турецкие анекдоты… С. 71). В гарнизоне Систово (сентябрь 1853 г.) было 500 мирдитов (Akten zur Geschichte des Krimkriegs. Ser. IV. Bd. 1. München, 2003. S. 456). 1000 албанцев стояли в Рущуке (январь 1854 г.) (Петров А.Н. Война России с Турцией… Т. II. С. 90). «Во время одного из визитов в Праводы [Болгария, август 1854 г.] я обнаружил, что он полон арнаутов – албанских солдат, – которые так храбро бились под Силистрией. Некоторые из них были очень красивыми мужчинами, одетыми в короткий белый килт, малиновые чулки, расшитую куртку, с широким кушаком кругом талии, куда были заткнуты два пистолета и ятаган (меч)» (Steevens N. The Crimean Campaign… P. 66). Согласно заметкам французского офицера, арнауты были «хорошими солдатами: тронь одного, значит – тронешь всех» (Noë L.R.J., de. Les Bachi-Bozouks… P. 25-26). И французы, и англичане привлекали арнаутов при создании своих полков башибузуков.

[334] Кёремезли И. Турецкая оборона на Дунайском театре военных действий… С. 290; [Bushby H.J.] A Month in the Camp… P. 98; Nasmyth C. Notes on the Defense of Silistria in 1854 // Papers on subjects connected with the duties of the Corps of Royal Engineers. 1857. Vol. VI. P. 168; Ogden R. (ed.) Life and Letters… P. 70-71. По другой версии, албанцев было 600 (Butler J.A. Journal… P. 94; Noirot. Journal de la défense de la place de Silistrie, assiégée par les Russes en mai et juin 1854 // Spectateur militaire. 1854. Vol. 8. P. 76) или 500 (Dodd G. Pictorial History… P. 48). 2 (14) июня в Силистрию прибыло подкрепление из 2000 или 3000 албанцев (Butler J.A. Journal… P. 120; Nasmyth C. Notes… P. 169; Noirot. Journal… P. 83). Они также использовались в качестве застрельщиков, и вполне удачно, разве что, с точки зрения европейского офицера, слишком шумели и кричали (Butler J.A. Journal… P. 99-100). Разница в цифрах, возможно, объясняется привычной для командиров башибузуков (и албанцев) практикой получать жалованье и провиант для существующих только на бумаге людей, немалой части своего отряда (Millingen F. Wild Life… P. 341).

[335] Jouve E. Guerre d’Orient… Pt. II. P. 140-141.

[336] [Чайковский М.] Татары и Черкесы в Турции… С. 53; Badem C. The Ottoman Crimean War… P. 386, 389; Millingen F. Wild Life… P. 340. «Солдат-арнаутов повсюду боятся, но больше друзья, чем враги» (Pfeiffer I. Visit to the Holy Land, Egypt, and Italy. L., 1853. P. 167-168).

[337] Buzzard T. With the Turkish Army… P. 163-164.

[338] I.Ф. Воспоминания… С. 119.

[339] Чайковский М. Турецкие анекдоты… С. 265 (в Греции «Арнаутам позволяли грабить и убивать»); Boucher de Perthes J. Voyage à Constantinople… P. 344-346; Layard A.H. Discoveries in the Ruins of Nineveh and Babylon. L., 1853. P. 380, 417; Millingen F. Wild Life… P. 340-341; Reid J.J. Crisis of the Ottoman Empire… P. 134-135; Schimmelfennig A. The War between Turkey and Russia. A military sketch. Philadelphia; L., 1854. P. 26; Tozer H.F. Researches… Vol. I. P. 207-208; Vol. II. L., 1869. P. 166.

[340] Millingen F. Wild Life… P. 338-339.

[341] Tozer H.F. Researches… Vol. I. P. 307.

[342] Dodd G. Pictorial History… P. 33; Tozer H.F. Researches… Vol. I. P. 208.

[343] Из записок генерал-адъютанта Муравьева… С. 324.

[344] General Gordon’s Letters form the Crimea, the Danube, and Armenia. L., 1884. P. 179.

[345] Зайончковский А.М. Восточная война… Т. II. Ч. 1. С. 220.

[346] Badem C. The Ottoman Crimean War… P. 230-231.

[347] АКАК. Т. XI. С. 404; Богданович М.И. Восточная война… Т. IV. С. 282; Lake A. Kars… P. 7-8, 171-172, 204-205; Idem. Narrative… P. 82-83, 132-133; Sandwith H. A Narrative… P. 31, 144-145, 147-148, 254-255, 261, 263, 264, 321. Другие начальники лазов – Хуссейн-бей и братья Али, Шериф-бей и Селим-бей. Запись в дневнике И.Д. Попко от 14 (26) июня: «В счету [войск] Лазы, призванные на защиту последнего оплота Анатолии; их, говорят, будет человек с тысячу» (К истории войны 1855 года в Закавказье… С. 86). В письме Г. Томпсона от 27 июля (7 августа) говорится, что «только что» прибыли 3000 лазов – горцы с короткими ружьями, «очень отважные, но невероятно грязные и непослушные» (Lake A. Kars… P. 63); численность их, вполне вероятно, завышена намеренно, но может относиться к общему количеству лазов в Карсе (Kars and Its Defenders… P. 47-48). Лазы обычно были пехотинцами, но есть упоминание о стычке казаков «с конной партией Лазов в окрестности Карса» (АКАК. Т. XI. С. 207). О.Г. Лайард, путешествуя по Курдистану, описывал лазов и албанцев как «очень эффективный отряд иррегулярной кавалерии» (Layard A.H. Nineveh and Its Remains. Vol. I. L., 1849. P. 39).

[348] АКАК. Т. XI. С. 475; Lake A. Kars… P. 24; Sayer. Despatches and Papers… P. 342; Slade A. Turkey and the Crimean War… P. 430. 250 лазов разбежались при начале атаки на Чахмахские укрепления (Kmety G. A Narrative… P. 42), хотя на Шорахских укреплениях они, похоже, остались и отбивали штурм. Части лазов в Карсе были розданы пехотные ружья (Корсаков А. Воспоминания о Карсе. Приложения… С. 81).

[349] АКАК. Т. XI. С. 152; Дондуков-Корсаков А. Воспоминания… С. 362; Sayer. Despatches and Papers… P. 432.

[350] Бежали они целыми партиями, с оружием и значками. «Из Карса Лазы бегут большими командами. Сегодня их привели человек 25, с начальником и значком» (25 сентября). Только в ночь с 9 на 10 октября 1855 г. взято в плен 116 лазов при 4 сотниках (старшинах), 7 сотенных значках и 10 лошадях (АКАК. Т. XI. С. 125, 395, 405, 409, 415, 468; Воспоминания о Закавказском походе… С. 156; [Корсаков А.С.] Воспоминания… С. 366, 392; Сборник известий… Кн. 29. С. 109). Согласно Сэндвиту, знамена лазов – триколор, со звездой и полумесяцем. На некоторых «отпечатаны» кровью руки убитых врагов (Блокада Карса… С. 115). Очевидец описывает трофейные значки лазов иначе: разноцветные, с «турецкими» надписями – «большею частью молитвы из Корана» ([Корсаков А.С.] Воспоминания… С. 367).

[351] АКАК. Т. XI. С. 86, 113, 245, 391, 397. Во время войны лазы бесчинствовали на дорогах к Трапезонду и Батуму, перехватывая караваны (Duncan C. A Campaign… Vol. II. P. 64-65). Л. Олифант упоминает «регулярные войска из Лазистана» в армии Омер-паши (Oliphant L. The Trans-Caucasian Campaign… P. 41), но вряд ли это относится к туземным волонтерам.

[352] Лихутин М. Русские в Азиатской Турции… С. 329-330.

[353] Зайончковский А.М. Восточная война… Т. II. Ч. 1. С. 269; Т. II. Приложения. С. 162.

[354] АКАК. Т. X. С. 782, 790, 802-803; Т. XI. С. 401; Зайончковский А.М. Восточная война… Т. II. Ч. 1. С. 456.

[355] Russell W.H. The British Expedition to the Crimea… P. 319. (В период Кавказской войны черкесы все еще использовали луки и стрелы, но как статусное оружие, подобающее только князьям и дворянам.) Уланский офицер вспоминал, что в январе 1854 г. под Калафатом «передался нам от турок один черкес» (Воспоминания М.А. Гунаропуло // Русская старина. 1917. Т. 169. № 3. С. 389). Также следует учитывать, что несколько пашей были черкесского происхождения (благо черкесские рабы в Турции продавались на рынках открыто вплоть до 1846 г.). Это, например, мирлива убых Хуссейн-паша в Карсе (очевидно, он, еще как Хуссейн-бей из 5-го Анатолийского полка, отличился при Кюрюк-Дара: Sandwith H. A Narrative… P. 113; ср.: Чайковский М. Турецкие анекдоты… С. 71) и ферик Исмаил-паша, начальник штаба Румелийской армии Омер-паши и будущий визирь (Чайковский М. Турецкие анекдоты… С. 315; Badem C. The Ottoman Crimean War… P. 103). Маршал Мустафа-паша, сын последнего наместника Анапы, «родился на Кавказе, называл себя черкесом» (Осман-бей. Воспоминания… С. 172). Как утверждают, Исмаил-паша, увековеченный на фотографиях Фентона, тоже был черкесом (Embleton G.A. The Crimean War, 1853-56. L., 1975. P. 57), но для представителей египетского офицерского корпуса (особенно его высших эшелонов) турецкое или черкесское происхождение было правилом.

[356] Лапинский Т. (Теффик-бей). Горцы Кавказа и их освободительная борьба против русских. Нальчик, 1995. С. 222-249. Но в целом, по выражению Тарле, «сколько-нибудь путной помощи» горцы туркам и союзникам не оказали (Тарле Е.В. Крымская война. Т. II. М.; Л., 1950. С. 519). «Крымская война прошла почти без участия Черкесов» ([Чайковский М.] Татары и Черкесы в Турции… С. 58).

[357] Берже А.П. Н.П. Колюбакин. 1810-1868 // Русская старина. 1876. Т. 17. № 10. С. 327.

[358] АКАК. Т. XI. С. 51; Записки генерала Услара о военных действиях Гурийского отряда в 1855 году // Кавказский сборник. Т. XXIV. Тифлис, 1903. С. 33-34; Badem C. The Ottoman Crimean War… P. 253.

[359] Богданович М.И. Восточная война… Т. IV. С. 357; Oliphant L. The Trans-Caucasian Campaign… P. 121-122, 125-126; Papers relative to military affairs in Asiatic Turkey… P. 326. Л. Видершаль пишет о 2000 (!) абхазских всадниках, сопровождавших турок и усердно грабивших Мингрелию (Widerszal L. Sprawy kaukaskie…. S. 158), но это явная опечатка.

[360] Берже А.П. Н.П. Колюбакин… С. 340; Oliphant L. The Trans-Caucasian Campaign… P. 152-157, 183-184. Сами турки занимались «на досуге ловлей красивых девочек и мальчиков, которые целями партиями сплавляли в Константинополь» (Бурчуладзе Е.Е. Крушение англо-турецких захватнических планов в Грузии в 1855-1856 годах // ВИ. 1952. № 4. С. 17-18).

[361] Лапинский Т. (Теффик-бей). Горцы Кавказа… С. 253.

[362] Ибрагимбейли Х.М. Кавказ в Крымской войне… С. 344; Услар. Гурийский отряд в 1855 году // Кавказский сборник. Т. V. Тифлис, 1880. С. 295, 315. Уже в 1854 г. в Батумском отряде служили грузины-мусульмане (Осман-бей. Воспоминания… С. 157), и А. Слейд видел в Батуме грузинских башибузуков под началом Ахмет-бея, вооруженных винтовками, пистолетами и кинжалами-кама (Slade A. Turkey and the Crimean War… P. 170-171); однако, могут иметься в виду аджарцы.

[363] Записки генерала Услара… С. 75.

[364] Sandwith H. A Narrative… P. 143-144. Ср.: Duncan C. A Campaign… Vol. II. P. 16.

[365] Lake A. Kars… P. 82. Но из дневника Сэндвита ясно, что это были карапапахи – т. е. всадники одного из конно-мусульманских полков, а не черкесы (Sandwith H. A Narrative… P. 259). Русские источники сообщают, что в ночь с 25 на 26 июня (7/8 июля) бежал к туркам помощник командира 2-го конно-мусульманского полка майор/подполковник Омар (Омер) бек, «уведя с собою обманом» («Начальник бежал, и мы с ним!») несколько всадников (по разным известиям, 12, до 30 или 33), «кои однакоже все, за исключением четырех, на другой день возвратились в наш лагерь» (АКАК. Т. XI. С. 463; Богданович М.И. Восточная война… Т. IV. С. 264; Воспоминания о Закавказском походе… С. 42; Skene J.H. With Lord Stratford… P. 295); по неофициальным данным – четверо взяты в плен при попытке бежать из Карса 19 августа, все остальные к тому времени рассеялись по Турции; ушел из Карса и Омар-бек (Воспоминания о Закавказском походе… С. 99-100). О другом офицере-мусульманине, дезертировавшем в Карс в мае 1854 г., см.: Duncan C. A Campaign… Vol. I. P. 296-297. В свою очередь, турки-дезертиры из Карса в русский лагерь, по желанию, зачислялись в дружину охотников полковника Лорис-Меликова, где составляли отдельную команду.

[366] A Visit to Kars while in the hands of the Russians // Fraser’s Magazine for Town and Country. 1857. T. 55. № 326. P. 163.

[367] Dodd G. Pictorial History… P. 27-28; Porter J., Larpent G. Turkey… P. 315-316; Skene J.H. The Three Eras… P. 82. В Сирии городская полиция именовалась тюфекчи (Abu-Manneh B. Jerusalem in the Tanzimat Period… S. 2).

[368] РГВИА. Ф. 450. Оп. 1. Д. 44. Лл. 10 об. – 11.

[369] РГВИА. Ф. 450. Оп. 1. Д. 27. Л. 2 об.; Millingen F. Wild Life… P. 156; Rolland Ch. Turquie Contemporaine: Hommes et choses. P., 1854. P. 420; Thoumas C. Mes souvenirs… P. 62; Ubicini A. Lettres… P. 473. В 1846 г. полиция перешла из подчинения сераскиру в ведомство особого департамента полиции (Зеленев Е.И. Государственное управление, судебная система и армия… С. 359; Swanson G.W. The Ottoman Police… P. 253).

[370] Лаврентьев А. Очерки вооруженных сил… С. 307, 315.

[371] Кёремезли И. Турецкая оборона на Дунайском театре военных действий… С. 277, 278, 287, 290; Chesney F.R. The Russo-Turkish Campaigns… P. 254; Dodd G. Pictorial History… P. 37.

[372] Чайковский М. Турецкие анекдоты… С. 250-251.

[373] Сень Д.В., Пригарин А.А., Волхонский М.А. Панславизм Михала Чайковского и история казачества в Османской империи // Поляки в истории России: история и современность Краснодар, 2007. С. 147-160.

[374] Записки Михаила Чайковского… // Русская старина. 1898. Т. 96. № 10. С. 172-175; Badem C. The Ottoman Crimean War… P. 103.

[375] Единым казачьим символом стало обмундирование – куртка с откидными рукавами и колпак из бараньего меха с красным шлыком (Miłkowski Z. Udział polaków w wojnie Wschodniéj (1853-1856). Paryż, 1858. S. 68). 23 апреля 1855 г. в Камышовой бухте можно было наблюдать колоритное зрелище: «Одна из этих персон носила превосходный красный костюм с капитанскими галунами: это был офицер казачьего корпуса турецкой службы; на другой личности, поляке, был синий полукафтан с серебряным поясным ремнем, украшенным бляхой национальной гвардии Парижа. Поверх он надел синее пальто с белыми обшлагами и воротником. Он назвался лейтенантом полка турецких казаков. Этот господин объявил о своих притязаниях на шестерых русских солдат, как дезертиров-поляков, которых ему поручили отправить в Варну…» (Thoumas C. Mes souvenirs… P. 188).

[376] Miłkowski Z. Udział polaków w wojnie… S. 66. Как утверждает автор, фирман на создание полка был выдан в конце сентября или в начале ноября 1853 г. (Ibid. S. 67).

[377] Потомки беглецов с Днепра (6000 чел. к 1853 г.) (Poujade E. Chrétiens et Turcs. P., 1859. P. 408), принятые турецким правительством, которое расселило их в Добрудже. «Вообще они хорошо служили Порте, как нестроевая [иррегулярная] конница, в ее войнах с Россией… Они сохранили язык, обряды, национальную одежду…» (Лежан. Этнография Европейской Турции… С. 36).

[378] Потомки беглецов с Дона (5000 чел. в Азии, не считая поселений на Дунае, к 1853 г.) (Poujade E. Chrétiens et Turcs… P. 409).

[379] Русские раскольники-старообрядцы, живущие в Молдавии. «Их легко узнать по их славянскому типу, по неимению бороды, по одежде» (Лежан. Этнография Европейской Турции… С. 36).

[380] Paton A.A. The Bulgarian… P. 107-108. «Они все еще сохраняют свой национальный костюм – черная шерстяная шапка та же, что и у болгар, но синий чекмень и лохматая песочного цвета борода внешне отождествляют их с хорошо известным и часто изображаемым типом казака-московита».

[381] Jouve E. Guerre d’Orient… Pt. II. P. 122-123.

[382] Miłkowski Z. Udział polaków w wojnie… S. 93.

[383] О евреях: Duker A.G. Jewish Volunteers in the Ottoman-Polish Cossack Units during the Crimean War // Jewish Social Studies. 1954. Vol. 16. № 3. P. 208, 214, 216-218. Евреев в полк Садык-паши присылали по большей части из числа военнопленных, содержащихся в Англии, и добровольцев-эмигрантов, живущих во Франции и в Британии.

[384] Записки Михаила Чайковского… // Русская старина. 1898. Т. 96. № 10. С. 175-206.

[385] Rawita-Gawroński Fr. Michał Czaykowski (Sadyk-Pasza). Petersburg, 1901. S. 50.

[386] [Bushby H.J.] A Month in the Camp… P. 5.

[387] Levy A. The Contribution of Zaporozhian Cossacks to Ottoman Military Reform: Documents and Notes // Harvard Ukrainian Studies. 1982. Vol. 6. № 3. P. 389.

[388] Poujade E. Chrétiens et Turcs… P. 413-415, 417.

[389] Тарле Е.В. Крымская война… Т. II. С. 18.

[390] Сборник известий… Отд. II. В. Кн. XIII-XXIV. С. 29.

[391] Записки Михаила Чайковского. (Мехмет-Садык паши) // Русская старина. 1900. Т. 102. № 4. С. 219-220; Лапинский Т. (Теффик—бей). Горцы Кавказа… С. 261-262.

[392] Badem C. The Ottoman Crimean War… P. 51.

[393] О появлении польских волонтеров см.: [Bushby H.J.] A Month in the Camp… P. 4.

[394] Akten zur Geschichte des Krimkriegs. Ser. IV. Bd. 2. S. 738. В апреле 1855 г. английские власти прислали для Замойского около 220 пленных поляков, разрешив также послу в Константинополе отослать для пополнения «турецких казаков» находящихся в столице польских военнопленных и дезертиров (Akten zur Geschichte des Krimkriegs. Ser. III. Bd. 3. München, 1994. S. 542). Были в полку Замойского и евреи (Duker A.G., Hollaenderski L. Jewish Volunteers… P. 369-372).

[395] Польская эмиграция до и во время последнего польского мятежа 1831-63 г. // Вестник Западной России. 1866. Кн. VII. Т. III. Отд. II. С. 23-24.

[396] Записки Михаила Чайковского. (Мехмет-Садык паши) // Русская старина. 1900. Т. 102. № 5. С. 459.

[397] Vanson É. Crimée… P. 178.

[398] См., например: Богданович М.И. Восточная война… Т. III. С. 1 (7000); Тарле Е.В. Крымская война… Т. II. С. 39 (7000); Эрбе Ж.Ф.Ж. Французы и русские в Крыму… С. 47 (6000 турок Ахмета-паши); Adye J. Recollections of a Military Life. L., 1895. P. 20 (около 6000); Ágoston G., Masters B. Encyclopedia of the Ottoman Empire. New York, 2009. P. 162 (7000); Aksan V.H. Ottoman Wars… P. 458 (7000); Anitschkof. La campagne de Crimée. P., 1858. P. 5 (7000); Bazancourt C.L., de. L’expédition de Crimée… P. 193 (дивизия из 7000 чел. Ахмет-паши); Buzzard T. With the Turkish Army… P. 7 (7000); Calthorpe S.J.G. Letters… Vol. I. P. 122, 152 (около 6000 чел. Сулейман-паши); Dodd G. Pictorial History… P. 210 (7000); Fay Ch. Souvenirs… P. 42 (7000 чел. Сулейман-паши); Hamley E. The War in the Crimea. L., 1910. P. 40 (7000); Hibbert C. The Destruction of Lord Raglan: A Tragedy of the Crimean War, 1854-55. Boston; Toronto, 1961. P. 34 (7000); The Life of Arthur Vandeleur, Major, Royal Artillery. New York, 1862. P. 127 (7000); Russell W.H. The British Expedition to the Crimea… P. 118, 154 (6000 турок Сулейман-паши); Un Régiment de Ligne Pendant la Guerre d’Orient. Notes et souvenirs d’un officier d’infanterie. Lyon, 1894. P. 63 (6000); Uyar M., Erickson E.J. A Military History… P. 166 (7000 турок Сулейман-паши); Wood E. The Crimea in 1854, and 1894. L., 1895. P. 29 (7000); и т.д. Ср.: Gowing T. Voice from the Ranks: A Personal Narrative of the Crimean Campaign. Nottingham, 1893. P. 43 (около 4500 чел., без пушек и кавалерии); Neville H.A., Neville G. Letters… P. 112 (10000 турок); Peard G.S. Narrative of a Campaign in the Crimea. L., 1855. P. 22-23 (около 15000 турок и тунисцев). Примечательны колебания Кинглейка: сначала он пишет о 5000-6000 турецкой пехоты (Kinglake A.W. The Invasion of the Crimea. Vol. II. Edinburgh; L., 1901. P. 297), но в следующем томе – о 7000 чел. Солиман-паши (Ibid. Vol. III. Edinburgh; L., 1901. P. 20).

[399] Thoumas C. Mes souvenirs… P. 111.

[400] Материалы для истории Крымской войны и обороны Севастополя. Вып. III. СПб., 1872. С. 225, 253-254; Russell W.H. The British Expedition to the Crimea… P. 175.

[401] Badem C. The Ottoman Crimean War… P. 189; Slade A. Turkey and the Crimean War… P. 273-275. Ср. с другими указаниями на 8000 турок: Крымская экспедиция. Рассказ очевидца, французского генерала. СПб., 1855. С. 51; Campagnes de Crimée, d’Italie, d’Afrique, de Chine et de Syrie, 1849-1862. Lettres adressées au maréchal de Castellane. P., 1898. P. 97; Guérin L. Histoire de la dernière guerre… P. 208 (7-8 тыс. турок); Klapka G. The War… P. 83.

[402] Reminiscences of an Officer of Zouaves. New York; L., 1860. P. 242.

[403] Материалы для истории Крымской войны и обороны Севастополя. Вып. V. СПб., 1874. С. 215.

[404] [Pflug F.] Souvenirs de la campagne de Crimée. Journal d’un médecin allemande au service de l’armée russe // Le Spectateur Militaire. 1861. T. 35. № 122. P. 189-190.

[405] Calthorpe S.J.G. Letters… Vol. I. P. 261-262 (почти 4000 турок 14 октября); Colebrooke E. Journal of Two Visits to the Crimea, in the Autumns of 1854 & 1855. L., 1856. P. 43-44 (3000 турок 14 октября); Duberly F.I. Mrs Duberly’s War… P. 83 (2600 турок 13 октября).

[406] Lane-Poole S. The Life of… Stratford Canning… P. 373-374.

[407] Sterling A.C. Letters from the Army in the Crimea. L., 1856. P. 108, 112. В западной прессе упоминается факт, что «с самого начала в крымской экспедиции участвовало десять турецких батальонов и, согласно донесению лорда Раглана от 18 октября, было высажено еще шесть батальонов в Балаклаве. Так как эти силы не вошли в состав осаждающей армии и не были уведены далеко от Балаклавы, то все они должны были принять участие в вышеописанном сражении…» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 10. М., 1958. С. 556).

[408] Mawson M.H. The True Heroes of Balaclava, or “Ship! Johnny! Ship!”. Kent; Bedford; L., 1996. P. 7.

[409] См., например: [Bushby H.J.] A Month in the Camp… P. 94, 97-98; Colebrooke E. Journal… P. 56-58, 189-190.

[410] Mawson M.H. The True Heroes of Balaclava… P. 13-17.

[411] У каждого наготове был «удар или пинок для этих бедолаг, и одни только самые отборные ругательства». Корнет Фишер признавался: «Русские – ангелы по сравнению с этими собаками». См.: Badem C. The Ottoman Crimean War… P. 275-276; Edgerton R.B. Death or Glory… P. 369-370; Hamley E. The War… P. 128; Hibbert C. The Destruction of Lord Raglan… P. 241-242; The Life of Arthur Vandeleur… P. 139-140; Lysons D. The Crimean War from first to last. L., 1895. P. 122; McCormick R.C. A Visit to the Camp… P. 99; Slade A. Turkey and the Crimean War… P. 330-331. На карикатурах того времени турки не только таскают пушки, но и заменяют верховых лошадей английским офицерам (Cross A. The Crimean War and the Caricature War // Slavonic and East European Review. 2006. Vol. 84. № 3. P. 474).

[412] Thoumas C. Mes souvenirs… P. 184; Tyrrell H. The History of the War… Vol. II. P. 228.

[413] Материалы для истории Крымской войны и обороны Севастополя. Вып. IV. СПб., 1872. С. 197-198, 298; Вып. V. С. 111, 184, 282; Calt E. The Camp… P. 74; Colebrooke E. Journal… P. 99-100; Hibbert C. The Destruction of Lord Raglan… P. 212, 242 (из-за отсутствия здоровых людей в британских полках турок пытались отправлять в траншеи, но даже «ребенок с вилкой справился бы с любым из них»); Jouve E. Guerre d’Orient… Pt. II. P. 366; Slade A. Turkey and the Crimean War… P. 331; Steevens N. The Crimean Campaign… P. 136-137; Vetch R.H. Life, Letters, and Diaries of Lieut.-General Sir Gerald Graham. Edinburgh; L., 1891. P. 50-51, 57-58; Wood E. The Crimea… P. 199.

[414] Сборник известий… Отд. II. Г. Кн. XIII-XXIV. С. 550; Long M. An authentic narrative of the Crimean campaign from 1854 to 1856. Rochdale, 1882. P. 12. К тому же, интендантство додумалось выдавать туркам солонину (свинину), которую те, естественно, есть не могли.

[415] Шеремет В.И. Османская империя… С. 217.

[416] Матвеев В.Д. Негостеприимная Таврида. Севастополь, 2005. С. 69-70.

[417] Богданович М.И. Восточная война… Т. III. С. 216; Calthorpe S.J.G. Letters from Head-Quarters; or, the Realities of the War in the Crimea. Vol. II. L., 1856. P. 42; Klapka G. The War… P. 127; Skene J.H. With Lord Stratford… P. 257; Slade A. Turkey and the Crimean War… P. 375. Были переброшены египетская дивизия и четыре турецких – три пехотных и кавалерийская дивизии. Последняя, однако, прибыла почти без коней (O-Ryan y Vasquez T., Villalon A. Memoria sobre el viaje militar a <st1:PersonName ProductID=»

Опубликовано в Альманахе №1 военно-исторического журнала «Military Крым»