Military Crimea

Логистика Крымской кампании

1. Англичане.

Сидни Герберт, представитель британских военных властей, выступая в Парламенте в 1855-м говорил, что от Плимута до лагеря британской армии под Севастополем 3006 миль, из них — 3000 миль по морю, и 6 миль по суше. Но проблема именно в этих самых 6 милях. В Балаклаве, говорил Герберт, в изобилии всего, пирсы и причалы просто ломятся от грузов, но доставка провианта или припасов в лагерь становится неразрешимой логистической проблемой.
Услышанное повергло парламентариев в трепет. Помните фельетон Задорнова про второй 9-й вагон? Вот примерно так и получалось. Начиная с октября в Британию из действующей армии валом идут заявки на грузы, на обмундирование, на боеприпасы, и т.д. Спешно формируются конвои, портовый адмирал Балаклавы верещит, что все забито грузами, отсылать больше ничего не надо, ибо он это не только не сможет разместить, но и принять, но… из армии приходят заявки, и ругаются — а почему не выполнены предыдущие?
В начале ноября британская армия начала голодать, из Лондона Кардигану указали — забить лошадей и накормить войска. Кардиган отказался. В результате лошади все равно подохли, но умерло за осень-зиму 1854-55 годов 18058 солдат, в их числе от болезней и ненадлежащего медицинского обслуживания — 16297 солдат.
С медициной у британской армии случился лютый, адовый де пизес. Моряки Роял Неви с ужасом смотрели на происходящее. Началось все с того, что генерал-майор медицинской службы Эндрю Смит… неправильно определил количество войск. Как это возможно — спросите у него, я не в состоянии ответить. Короче, медикаментов и припасов, а так же медиков было взято в расчете… на 12 тысяч человек, тогда как союзные войска составляли 55 тысяч, а англичан изначально было 20 тыс. Медицинской службе не выделили не только повозок, но даже и носилок. Плюс господин Реглан еще у берегов Греции поссорился со Смитом и сказал, что ему нужно больше войск и меньше медиков, поэтому примерно 1200 человек медицинского персонала было ссажено на Мальте.
Дальше-больше. Прекрасно оборудованные больничные суда армия переквалифицировала в транспорты. Госпитальные корабли на полном серьезе мотались между Зонгулдаком, проливами и Крымом, на них перевозились не только солдаты или припасы, но и к примеру… уголь.
Великий шторм в ноябре 1854-го топит не только идущие в Крым суда, но и корабли, стоящие в Балаклаве. Часть припасов смывает в море с причалов, однако что они на причалах лежали без движения, что в море — один хрен.
В январе 1855-го началась русская зима. Обычная, стандартная, которую в Британии потом окрестили Суровой или Великой. Жрать в британском лагере нечего, медикаментов нет, фельдшеров — и тех нет. Более того — санитаров нет. С поля боя выносить некого, ибо мудрейший Раглан приказал записать в санитары инвалидов. Нет, конечно кружку с водой они принести могли, но вот таскать носилки с одной рукой или одной ногой сильно затруднительно.
Февраль — холера и тиф, плюс подкрался туберкулез, а потом и цинга. Русские кстати перенесли зиму без цинги — спасибо умнице генерал-интенданту Федору Карловичу Затлеру, поставившему в Севастополь и армии 960 центнеров хрена, и тем самым спасшим наших от цинги.
Армейское же британское начальство до кучи разругалось с флотским, и Адмиралтейство заявило, что снимает с себя ответственность за все последствия.
В результате, к концу зимы получилось, что союзники ведут с Россией 4 отдельные войны: британская армия против России, Роял Неви против России (причем он — совершенно бессистемно, ибо его противник самозатопился), французская армия против России, и союзные войска против российской природы.
Очень любят рассказывать, что при бомбардировке Севастополя 1 ноября 1854 года союзный флот выпустил 140 тыс. ядер. Это все хорошо и классно, но русские выпустили в ответ 200 тыс., то есть на 70% больше! При этом оказалось, что боезапас союзного флота практически исчерпан, и его надо везти… из Англии, ибо турецкие арсеналы тоже пусты.
В общем невыразительное выступление при таком административном и логистическом бардаке — скорее закономерность, нежели случайность.

2. Французы и немного англичане.

Данные для этой части взяты из статьи Энтони Доусона «Реформы французской и британской армии в Крымской войне» (The French Army and British Army Crimean War Reforms), так что — кто хочет припасть к оригиналу — бегом в сеть и читать. Здесь же будет выжимка по мотивам.
Итак.
Англичане смотрели на французов как на божество. Свою армию они на полном серьезе считали любительской, тогда как французская армия представлялась как профессиональная. Дело было и в ее репутации после Наполеоновских войн, и в численности, и в подходе к организации и снабжению.
Можно прямо сказать, что в материальном обеспечении и снабжении французская армия превосходила английскую, как Красноярский край по территории превосходит Люксембург. Сразу же после Наполеоновских войн в 1817-18 годах маршалом Сен-Сиром было учреждено Военное Интендантство (intendance militaire), который централизовало и бюрократизировало снабжение войск. Если в Британии все поставки (в том числе и на флот) проводились частными гражданскими подрядчиками, то у французов выбранные подрядчики получали военные звания и кооперировались в военную машину. Изначально Военное Интендантство состояло из 4-х Служб: Медицинская (Service de santé militaire), ветеринарная (Corps de vétérinaires), Судебная ((Justice militaire) и Транспортная ( train des équipages).
Между 1852 и 1856 годами Наполеон III реорганизовал Интендантство, и там появились дополнительные Отделы. Прежде всего, от армии был добавлен надзорный орган — Офицерство Управления (officiers d’administration). На 1855 год служба состояла из 32 интендантов (причисленных по военной шкале к бригадным генералам), 165 су-интендантов (а-ля полковники), 103 адьюнкта (а-ля капитаны). В Гвардии были отдельные звания, отличающиеся от общеармейских.
Были созданы отделы: управления госпиталей (имело три секции — собственно госпиталей, обмундирования и провианта), юридический (надзор над судебной службой), административный (bataillon d’administration — управление и координация всеми отделами, службами и набор по заявке армии нужных для армейской деятельности гражданских — пекари, плотники, мясники, медсестры, повара, и т.д.). Административный Отдел был разбит на 14 секций. Секции с 1 по 12 были отвественны за поставки и потребление провианта, 13-я секция — обмундирование, 14-я секция — производственная, нанимавшая и содержавшая разного рода рабочих и ремесленников.
В общем для англичан такая всеохватывающая система снабжения представлялась неземным божеством, на которое надо молиться. По факту же бюрократическая машина, как видно из ее крайне запутанной структуры, оказалась безумно переусложнена. Для начала — настоящие, плоть от плоти армейские офицеры ненавидели офицеров-«пиджаков» и Интендантства. Все стандартно, такое даже в нашей армии было. «Что могут говорить о войне и военной науке офицеры, которые строем не ходят и пороху не нюхали?» Гражданские лица в форме воспринимались самой армией как нонсенс, как издевательство.
«Пиджаки» на эту ненависть ответили по-своему — они ввели реальную бюрократию в деле снабжения. На каждый чих, на каждую пачку бумаги требовалась бумага, которая порождала другую бумагу, а та — третью, а третья — четвертую, и т.д. В результате в Крымской выявилась глупейшая ситуация — солдат при недостатке патронов писал своему ротному заявку. Ротный писал комбату. Комбат — полковнику. Полковник — адъюнкту интендантства, адъюнкт — су-интенданту, су-интендант — интенданту. Далее следовало разрешение, и теперь вся система работала в обратном направлении. Генерал Канробер взорвался из-за этого: «Кажется здесь вся система заработает только тогда, когда около моей палатки я поставлю две виселицы, одну для главного Интенданта, вторую — для офицера Управления».
В Крыму армия оказалась без хлеба вообще, ибо в августе 1854 года в пожаре в Варне сгорело 3 миллиона порций сухарей и 28 мини-печей для выпечки хлеба. Вместо запаса хлеба и галет на 3 месяца у Сен-Арно осталось сухарей на 10 дней. Затребовали в Париже 3 миллиона пайков, но получили 1 миллион, в результате этого во французской армии от голода умирало от 40 до 50 человек в неделю осенью-зимой 1854-55 годов. Более того, оказалось, что присланные мясные пайки просто отвратительны качеством, там отсутствовали овощи, что привело к вспышке цинги. К примеру 2-й полк Зуавов спасла… маркитантка, мадам Дюмон, которая на собственные средства (так и хочется добавить: «по совету друзей») купила пароход (!!!!), и гоняла его в Константинополь за вином и фруктами, которые продала потом в полку по конским ценам.
Еще 29 мая 1854 года маршал Сен-Арно писал Наполеону III: «мы не можем воевать без хлеба, без обуви, без котелков и чайников, находясь я в 600 лигах от наших складов».
Отдельный вопрос был по легким деревянным домикам, которые французы возили с собой, заменяя палатки. С одной стороны — идея здравая, с другой — оказалось, что они разваливаются при среднем ветре. Французские сапоги, предмет зависти британцев, тоже оказались красивы только снаружи. Генерал Эскур писал, что сапоги оказались водопроницаемыми, кроме того — «в липкой грязи России подошвы наших сапог отрывались на раз-два».
Читающим славословия французскому Транспортному отделу с его фургонами стоит напомнить — это пишут люди, которые пошли на войну, вообще фургонов не имея! Создается такое впечатление, что британские генералы готовились воевать в 3000 миль от своей территории… без обозов! Мол, все свое ношу с собой.
Слабой стороной французов был малый флот снабжения, ибо воевать они готовились на суше. На начало войны у Франции было всего 21 судно снабжения, что, можно сказать, вообще ни о чем. Зафрахтовали еще 69 кораблей, но этого оказалось явно недостаточно, 80% перевозок в Крым были английскими, а оставшиеся 20 — французскими, турецкими, итальянскими.
Проблемы начались еще в Варне, когда начался падеж лошадей. Французы выкрутились быстро — закупили местных лошадей у турок и их вассалов. Англичане, которые заказали фургоны по примеру французов в метрополии, оказались с фургонами, но… без лошадей! Ой, что тут началось! Взаимные обвинения, упреки, и т.д. Французы, сжалившись над британцами, которые пару месяцев таскали свои фургоны как бурлаки — впрягаясь человек по 10, отдали союзникам «лошадиную некондицию» — хромых кавалерийских лошадей, пони, сбивших копыта и т.д. Дольше всех продержались пони, но была проблема. Если французские фургоны большого размера везли першероны, то фургон примерно такого же размера пони могли катить только по ровной поверхности или вниз. Любой уклон вверх оказывался для них непреодолимым препятствием. С завистью смотрели на французских и итальянских мулов, однако французам самим их не хватало, поэтому мечты оставались только мечтами. Выход ВНЕЗАПНО нашли моряки — они предложили запрячь в фургоны…. будущий провиант, коров и быков, которые в изобилии были на эскадре как запасы свежего мяса. Да, да, несмотря на консервы, корабли еще возили с собой тот зоопарк, который был характерен для XVIII века. Так что путь от Балаклавы к лагерю британские фургоны проходили с помощью двух-трех коров или быков, запряженных цугом. «Я хотел бы это видеть!»
Надо сказать, что и французы и британцы сделали очень правильные выводы из осени 1854 — зимы-весны 1855 года. Система снабжения была довольно сильно реформирована, британцы, устав с фургонами на коровах, кинули ж/д ветку до лагеря и завезли паровозы и вагоны, был реформирован Санитарный поезд, ввели градацию раненых и спешности их вывоза с поля боя, в общем — взялись за ум.

3. Русские.

Ну что ж, а теперь давайте поговорим за наших.
Итак, в нашем военном министерстве за снабжение отвечало два ведомства – провиантское и комиссариатское. В мирное время обязанности провиантского ведомства распределялись между полевыми управлениями, состоявшими при действующей армии и при отдельных корпусах, и Центральным управлением — при военном министерстве.
Комиссариатское ведомство управлялось Комиссариатским департаментом военного министерства, от которого и исходили все распоряжения по этому отделу довольствия войск. С переводом армии на военное положение все виды ее довольствия, как по провиантской, так и по комиссариатской и госпитальной частям, вверялись генерал-интенданту армии, причем организация подведомственных ему учреждений и круг их деятельности существенно изменялись и расширялись.
Общее устройство в военное время системы продовольствия в связи с планом войны принадлежало власти главнокомандующего. Генерал-интендант армии являлся начальником всей провиантской и комиссариатской частей, и на нем лежала обязанность изыскания всех средств для их довольствия.
Военный министр перед началом войны доставлял главнокомандующему все сведения о запасах, имевшихся на случай войны.
Этот последний, принимая во внимание и запасы, имевшиеся в подведомственном ему управлении, делал распоряжения о сближении и размещении всех этих запасов соответственно предполагаемому плану кампании; в то же время он назначал дополнительное заготовление необходимых предметов на базе и во внутренних губерниях. Местные учреждения заготовляли и хранили эти запасы и, оставаясь по-прежнему в ведении своих департаментов, расходовали их не иначе, как по распоряжению генерал-интенданта армии.
Бюрократия здесь была примерно такая же, как у французов, бумаги, бумаги, бумаги.
Наименьшие затруднения русская с продовольствием и фуражом испытывала Дунайская армия в1853-1854 гг. Дело в том, что огромные запасы продовольствия были заблаговременно заготовлены Паскевичем на случай войны с Австрией, позволяли на протяжении одного года обеспечивать 250-тысячную армию, однако, маневр этими запасами был затруднен. Использовать их для снабжения многочисленной армии на неожиданно возникшем Крымском театре военных действий было непросто, хотя энергичный генерал-интендант Ф.К. Затлер постепенно справился и с этой проблемой. Вообще перед ним встала беспрецедентная по сложности задача. По данным переписи 1848 г. в Крыму проживало 280.000 чел., содержавших 54.000 лошадей и 158.000 голов рогатого скота. Уже в марте 1855 г. русскому интендантству потребовалось обеспечить тыловое обеспечение для армии, насчитывавшей 320.000 чел. и 100.000 лошадей, и к тому же размещенной на полуострове неравномерно.
Ворвавшийся словно вихрь в Крым Затлер внезапно оказался в районе грандиозного скандала с комендантом порта вице-адмиралом Станюковичем. Тот отвечал за запасы и флота, и… не выдавал их армии, ибо… это запасы для кораблей! Там был не только провиант, заготовленный на эскадру чуть ли не на два года, но и – самое главное! – боеприпасы, артиллерия, и т.д. Понадобилось вмешательство самого царя, что Станюкович открыл кладовые морского ведомства для армии.
Да, и еще. Настоящая оборона Севастополя началась при Тотлебене. К сожалению, наши адмиралы (Корнилов, Нахимов, Истомин) оказались гораздо худшими сухопутными начальниками, чем комиссарами и вдохновителями обороны. Винить тут их не стоит, готовили их все-таки для другого. Хотя от этого другого капитаны дружно отказались, но их спасло то, что решающим было мнение Меншикова.
Мнение Паскевича, будто Севастополь можно удерживать без содействия со стороны многочисленной полевой армии, было ошибкой. Упрек защитников в том, что «против 120.000 не защитить стен Севастополя было бы постыдно даже с третью частью войск» оказался несправедлив.
Рекомендации фельдмаршала относительно строительства под Севастополем передовых оборонительных сооружений с целью фланкирования осадных работ союзников были реализованы в феврале-марте 1855 г. Но противник, снабженный многочисленной осадной артиллерией и постоянно получавший подкрепления, методично подводил свои траншеи к бастионам.
Немного стратегии.
К весне 1855 г. начал отчетливо сказываться перевес средств осады над средствами обороны. Не считая турецких и сардинских контингентов, Британия в течение полутора лет отправила на Черноморский театр около 100.000 чел., Франция − 309.270 чел. Такой размах действий Наполеона III накануне Восточной войны казался маловероятным. В апреле 1854 г. разведывательные данные, стекавшиеся в департамент Генерального штаба, указывали совсем иные цифры. В двух немецких аналитических записках, перевод которых был сообщен Паскевичу по приказу Николая I, предельно возможной численностью французской армии в военное время, включая полевые, резервные, запасные и гарнизонные войска, считалось 600.000 чел. Эти сведения подтвердились в ходе войны. Но предположение о распределении сил между различными театрами оказалось в корне неверным.
Мы рассчитывали, что главные силы своей армии французы вынуждены будут оставить на германской и бельгийской границе, и вот эта мысль оказалась несостоятельной (а на это очень надеялись). Дружественная позиция по отношению к Парижу, занятая в ходе Восточной войны Пруссией и Австрией, позволила Наполеону III тупо оголить восточную границу Франции. В результате русской армии в Крыму пришлось иметь дело с неприятелем, численность которого в несколько раз превышала предвоенные оценки.
В такой ситуации стабилизировать положение под Севастополем можно было лишь с помощью постепенно прибывавших резервов. Но решительно повлиять на обстановку, без ослабления сил в Польше и на Волыни оказалось невозможно. Если в начале 1855 г. в Крыму находилось 134.5 батальона, 79 эскадронов, 49 сотен и 352 полевых орудия, то к концу осады там находилось уже 216 батальонов, 79 дружин государственного подвижного ополчения, 139.5 эскадронов, 93 сотни и 656 полевых орудий.
К сожалению, прибывавшие резервы в основном лишь покрывали потери на бастионах. Возможности полевой армии по нанесению эффективного деблокирующего удара увеличивались очень медленно. Причиной тому было крайне невыгодное соотношение боевых потерь в ходе осады, несмотря на то, что зима стала для противника тяжелым испытанием. Если же говорить о санитарных потерях союзников, то они едва ли уступали аналогичным потерям русских войск.
Особенность боевых действий в Крыму заключалась в том, что многочисленные подкрепления не позволяли решительно повлиять на ход боевых действий. Находясь на гребне Сапун-горы за мощными укреплениями, союзная армия могла успешно отражать деблокирующие удары.
Основной проблемой обороны Севастополя была малая площадь обороны, которая не позволяла эшелонировать оборону, и укрывать войска во время бомбардировок. Куда их не переведи – везде дострелят, везде накроют. В результате наши боевые потери в разы превышали таковые у союзников.
До приезда Пирогова и Таубе никакой вменяемой медицинской службы в Севастополе не было. Например о Бахчисарайском госпитале Пирогов заявил: «Это не госпиталь, а нужник». В госпитале, оборудованном в казематах батареи № 4 на северной стороне Севастополя, к приезду Пирогова скопилось более двух тысяч раненых. Он писал: «Я выезжаю утром в 8 часов на казацкой лошади в госпиталь и возвращаюсь весь в крови, в поту и нечистоте в 4, 5 и 6 часов вечера… кровь течет реками…». Выполнял ежедневно от 150 до 200 ампутаций конечностей. Ему пришлось работать в сумасшедшем темпе 10 дней, чтобы «оперировать таких, которым операции должно было сделать тотчас после сражения», а они вынуждены были дожидаться целительных рук хирурга от 18 до 30 суток.
Снабжение. Главная причина всех проблем состояла в том, что продовольствие для армии перевозилось гужевым транспортом из Воронежской, Курской, Харьковской губерний, а то и из более отдаленных от театра боевых действий губерний, до Геническа, Крыма и Ярошика (правда, иногда эти перевозки делались речными пароходами в Керчь), а оттуда, снова гужевым транспортом поступали в магазины, находившиеся между Перекопом и Симферополем. Продовольствие и фураж поступали, в конце концов, в войска, претерпевая 3–4 перевалки, в которых много грузов терялось, портилось и расхищалось.
Перед войной в Крыму не было крупных войсковых частей, и потому для них не создавались большие продовольственные магазины, да и перевозки осуществлялись в основном морем, из Николаева в Севастополь. Война внесла свои коррективы, и тут пришлось импровизировать. Во-первых, выяснилось, что для собранных в Крыму войск и кавалерии катастрофически не хватало продовольствия и фуража. К октябрю 1854 года на довольствии было 140 тыс. человек и более 40 тыс. лошадей. Однако даже продовольствие, занаряженное для первых 35 тыс. русских войск, собранных для сражения на реке Альма, могло прибыть только во второй половине 1855 года или даже в 1856 году. Для остальных войск продовольствия не было, его предстояло заготовить и доставить в Крым издалека.
Во-вторых, хотя муку, крупы, сухари, сено, дрова и другие нужные припасы можно было заготовить, но очень трудно перевезти. В марте 1855 года было подсчитано, что для своевременного снабжения армии припасами необходимо 182,6 тыс. подвод, тогда как в распоряжении Крымской армии было не более 7 тыс. подвод. Предоставить все остальное население прилегающих губерний было не в состоянии.
В общем, тяжелое положение заставило Затлера выкручиваться. В октябре 1854 года он приказал развернуть заготовки в самом Крыму: 26 тыс. тонн муки, 6,9 тыс. тонн сухарей, 8,3 тыс. тонн крупы, 11,7 тыс. тонн овса и ячменя, 320 тонн соли, 116 тыс. тонн сена. Интенсивные заготовки привели к тому, что местное население бежало из районов, где была расквартирована армия. По сути дела, Крымская война шла ценой почти полного разорения сельскохозяйственных районов Крыма.
В марте 1855 года, уже при новом командующем Крымской армией, было подсчитано, сколько надо войскам продовольствия и фуража. Цифры выходили впечатляющие: 84,2 тыс. тонн муки и сухарей, 15,2 тыс. тонн круп, 182 тыс. тонн овса и 176 тыс. тонн сена для лошадей. Однако в наличии было 147 тыс. тонн муки и сухарей, и удалось получить 6,9 тыс. тонн сена. Был план накосить сена на севере Таврической губернии, были даже занаряжены косцы и розданы косы, но необходимых 176 тыс. тонн сена заготовить не удалось.
Фуражная проблема становилась все острее, поскольку его стало недоставать даже для тех лошадей, которые использовались для подвоза продовольствия войскам. Каждая лошадь в сутки потребляла 8 кг овса и 6 кг сена. Сокращение наличных запасов фуража заставило выбирать, в чью пользу распределять фураж: кавалерии, артиллерии или обозам. В конце концов, выбора не осталось, надо было сократить кавалерию, чтобы не допустить полного исчерпания запасов фуража. Назрело решение о сокращении конского состава Крымской армии. «Из соображения всех этих обстоятельств оказывалось, что недостаток фуража не только угрожал уничтожением кавалерии, но даже мог совершенно отнять возможность подвозить к войскам жизненные припасы, что заставило бы нас очистить Крым без сопротивления неприятелю. Основываясь на том, генерал-интендант Затлер подал главнокомандующему, в различное время, три записки об уменьшении числа лошадей на полуострове. Князь Горчаков, убедившись в необходимости предложенной меры, приказал вывести часть обозных лошадей в Херсонскую губернию. Впоследствии же была также выведена из Крыма часть кавалерии и артиллерии», – писал М.И. Богданович. Если бы этого сделано не было, подвоз продовольствия войскам мог бы прекратиться.
В свете этих данных становится понятен пессимизм Меншикова по поводу судьбы Севастополя после Инкерманского сражения. В отличие от ура-патриотов, жаждавших славной «виктории», он-то прекрасно понимал, что для нанесения сокрушительного удара у русских войск нет ни продовольствия, ни фуража, ни пороха с боеприпасами, и самое главное, все это невозможно будет привезти в ближайшее время: не было в достатке лошадей с подводами, не было фуража, да и дороги сильно испортились.
Вот эта военно-хозяйственная сторона дела и не позволяла в ходе этой мировой войны развернуть и бросить в бой миллионные армии. Слишком слаб был транспорт, слишком несовершенны были методы полевого снабжения войск. Да и основной фронт этой войны был в таком месте, где крупным войсковым частям негде развернуться и нечем снабжаться. Потому все последующие вооруженные выяснения отношений европейские державы предпочитали устраивать в Европе, не отрываясь слишком далеко от своих продовольственных магазинов и железных дорог. Крымская война в этом отношении стала одной из причин целой череды войн в Европе, в том числе двух мировых.
Отдельно стоит сказать о санитарных потерях. Наша статистика, не слишком достоверная, отмечает только за 1855 год превышение смертности над нормальной на 51 тыс.; остальные годы войны она не выходила из нормальных пределов — 40-50 тысяч в год. Убитыми мы потеряли почти 32 тыс. Сами по себе санитарные итоги, несмотря на недостаток госпиталей, на их нищенское оборудование и на голодный расчет врачей — по 1 на 300 больных — были не угрожающими. В «медицинской истории» Крымской армии прослеживаются три основных этапа. Осенью 1854 г. её медицинская часть оказалась не готова к последствиям первых сражений, а быстро нарастить имеющиеся средства не удалось. В течение 1855 г. усилиями в первую очередь главнокомандующего войсками в Крыму кн. М.Д. Горчакова были значительно увеличены медицинские запасы — к декабрю 1855 г. были организованы 72 тыс. госпитальных мест, что заметно превосходило любые установленные до войны нормы. При всём том даже эти меры не предотвратили эпидемию тифа, которая разразилась в находившихся на полуострове войсках уже после окончания боевых столкновений. С ноября 1855 г. по 1 мая 1856 г. в госпиталях и лазаретах Крымской армии умерли почти 50 тыс. человек — именно в эти месяцы смертность по сравнению с периодом военных действий увеличилась более чем в 2 раза. Причины таких катастрофических последствий не вполне ясны.Союзные войска понесли в Крыму сопоставимые потери. Но у англичан пик эпидемии пришёлся на 1854-1855 гг., тогда как к 1856 г. «удалось добиться необычайно низкого показателя смертности».
В худшем положении оказались войска Действующей армии (на границе с Австрией), которая не участвовала в боевых действиях. Несмотря на все усилия командования, сформировавшего в 1855 г. большой запас госпитальных средств, предотвратить распространения эпидемических заболеваний не удалось. 250-тысячная армия, не сделавшая фактически ни одного выстрела, за время войны потеряла от болезней около трети своего наличного состава. При этом в войсках, охранявших Балтийское побережье, сложную ситуацию с распространением эпидемий смогли переломить. Очень печальная судьба была у ополчения, которое, фактически не принимая участия в сражениях, понесло значительные небоевые потери. Прибывшие же к армии ополченцы, как правило, только ухудшали медицинскую ситуацию.
Вообще, распределение медицинских средств в ходе войны ещё раз показывает, какие направления русское военное командование считало наиболее важными со стратегической точки зрения. Даже осенью 1854 г. Военное министерство имевшиеся у него ресурсы «предпочло направить на усиление госпитальной части войск, расположенных на западных границах империи». В итоге уже в октябре 1854 г., после Альминского сражения, командование Крымской армии столкнулось с нехваткой помещений для госпиталей. Несмотря на целенаправленные усилия кн. Горчакова, сумевшего организовать быструю транспортировку раненых из Севастополя, достаточного резерва госпитальных мест и вещей в Крыму не было и весной 1855 г.

Сайт: http://vif2ne.org/nvk/forum/archive/2794/2794982.htm