Т.Литвин (Днепропетровск-Полтава)

Казаки и Польша в войнах Крыма и татарских междоусобиях 20-30 годов XVII столетия

Наш предыдущий очерк[1] был посвящен походу гетмана Дорошенко в Крым весной-летом 1628 года, который является лишь малым эпизодом грандиозной эпопеи развернувшейся на просторах Юго-Восточной Европы более чем три с половиной сотни лет тому назад. Какое же развитие получили эти события в дальнейшем?

Несмотря на не совсем удачный исход кампании весны-лета 1628 года казаки не считали случившиеся поражением. Они блестяще выполнили свою миссию, благополучно вернулись на Сечь с богатыми трофеями и в общем малыми потерями. А все остальное – это тактические просчеты их крымских союзников. Впрочем, Шагин-Гирай тоже не считал дело проигранным. Прибыв на Сечь союзники занялись военными приготовлениями и поздней осенью того же года выступили в новый поход на Крым; весной 1629 года сценарий повторился.

Если события предыдущих кампаний 1624 и 1628 годов походили на войну с турками, то новые события выглядели исключительно как междоусобная, как сказали бы поляки «домовая» война татарских кланов[2]. Противником казацко-татарского войска выступили турецкий ставленник Джанибек-Гирай и покровительствовавший ему властитель Буджака, сераскир Кан-Темир Мансур.

Но прежде чем приступить к изложению этих событий, следует уделить внимание одному немаловажному вопросу, который мы обошли в предыдущем очерке, но без понимания которого невозможно целостно воссоздать картину происходившего. Речь пойдет о польском влиянии на описываемые нами события, тем более что мы уже упоминали о том, какие причины подтолкнули к сотрудничеству крымцев и казаков.

Коронное правительство давно наблюдало за событиями конфликта на полуострове. «Крымский вопрос» был важен для Польши, равно как и для других ближайших соседей Крыма и Порты. Но если Россия заняла сторону наблюдателя, а Персия оказывала скорее моральную помощь крымской оппозиции, то Польша просто не могла оставаться в стороне от происходившего. Но, открыто вмешаться в крымские дела Польша не могла. Несмотря на победу в Хотинской войне 1621 года, поляки небыли готовы к новой конфронтации с Турцией, поэтому предпочитали блюсти мир. К тому же в этот период Речь Посполитая вела войну со Швецией за Ливонию (1621-29 гг.) и прусские порты (1626-29 гг.).

Но как быть с Крымом? Большинство в правительственных кругах «шляхетской республики» считало, что вмешательство в крымские дела должно ограничиться лишь оказанием непрямой помощи крымской оппозиции, то есть при посредничестве казаков. Ведь потом можно было свернуть всю вину перед Стамбулом на своевольных, неуправляемых запорожцев и выписчиков, не признававших какой-либо власти. У турок, даже если они осознавали всю хитрость подобной комбинации, не было, таким образом, прямого повода силой ответить коварному соседу, так как формально у польского правительства руки были чисты. То есть в идеале Варшава решала несколько важных для себя  внешне- и внутриполитических задач одновременно и без затраты собственных усилий: ослабить Порту, усилить влияние в Крыму, обескровить и усмирить казачество.

 Провернуть подобную авантюру было не так-то просто. Кроме Хотинского мира 1621 года за год до начала нашей крымской эпопеи, в 1623 году, был подписан еще один договор с Турцией первый пункт которого четко оговаривал следующее: «Чтобы от короля польского, от его старост и капитанов, от разбойников казаков, от находящихся в его подданстве своевольных людей нашим державам, пограничным замкам, селам, местечкам и всем другим моим владениям никоим образом не причиняли никаких беспокойств и ущерба, чтобы на Черном море и слова «казак» слышно не было. К тому же, если от разбойников казаков будут какие-либо потери, чтобы не было отговорок, будто нанесли их московские казаки. Не следует позволять казакам московским с казаками польскими соединяться, помогать друг другу. Следует силой их сдерживать, а непослушных — тотчас карать» [1]. Так что в любом случае польское правительство, выставляя казаков нарушителями спокойствия, нарывалось на серьезные неприятности.     

Подобное отношение к столь важному вопросу было пассивным и легкомысленным, если не сказать циничным. Но нашлись державные мужи, мыслившие более серьезно. Это были командующий «украинными» войсками, позже великий коронный гетман Станислав Конецпольский и его ближайший помощник брацлавский хорунжий и коронный стражник, позже киевский воевода Стефан Хмелецкий. Оба были опытными военачальниками, воевали в «Смутное время» в России, потом Хмелецкий на стороне Габсбургов сражался с войсками трансильванского князя Бетлена Габора. Но главной страницей их военной биографии была борьба с татарами и оборона юго-восточных окраин Речи Посполитой.

Своего противника Конецпольский и Хмелецкий знали хорошо. Для них обоих переломным моментом стала битва под Цецорой осени 1620 года открывшая Хотинскую войну и закончившаяся для Польши сокрушительным поражением. Конецпольский тогда занимал должность польного гетмана, а Хмелецкий командовал казацкой  хоругвью[3]; главнокомандующим польской армией был великий коронный гетман Станислав Жолкевский.

Разгромленная под Цецорой близ Ясс польская армия отступала к Днестру и под Могилевом-Подольским была окружена силами противника. Конецпольский попал в плен к татарам, откуда вернулся лишь в 1623 году, а Хмелецкому, вместе со своим отрядом, удалось с боем вырваться из вражеской ловушки, в  то время как Жолкевский попал в окружение к ногаям Кан-Темир Мансура. Кан-Темир отправил султану Осману II отрубленную голову польского военачальника и захватил артиллерийский парк противника. 

 Хмелецкий считал себя виновным в том, что в ответственный момент бросил командующего на поле боя и до конца дней смывал этот позор. После Цецоры он шесть раз пресекал попытки татар осуществить набеги на восточные окраины Речи Посполитой. Из этих шести кампаний, ни одну из которых он не проиграл, в четырех он сражался именно с буджакскими ногаями Кан-Темира. В 1626 году под Белой Церковью он захватил в плен двух сыновей буджакского сераскира. А в 1629 году во время очередной стычки с ногаями, в знак расплаты за Жолкевского Хмелецкий приказал отрезать голову павшему на поле битвы Мамбет-бею, еще одному сыну Кан-Темира, и отправить этот «подарок» Жигмонту III [2].

Единственным, что отличало Хмелецкого от Конецпольского было то, что он с огромным уважением относился к казакам и ценил их боевые качества. Поэтому в казацкой среде он имел огромное уважение. Бок обок с казаками Хмелецкий прошел русскую и цецорскую кампании, входившие в состав «украинных» войск реестровые полки под его руководством участвовали во всех кампаниях против татар. 

Конецпольский и Хмелецкий считали, что «крымский вопрос» имеет первоочередное значение для Речи Посполитой, от него напрямую зависела проблема колонизации и хозяйственного освоения окраинных территорий. Поэтому в поддержке крымской оппозиции не стоит ограничиваться лишь казаками, а надо задействовать все «украинные» войска, включая и собственно польские формирования. Понятно что подобные взгляды не получили общего одобрения и напоролись на сопротивление большинства. Тем не менее, военачальники держали события в поле зрения и старались, насколько это было возможно, максимально повлиять события крымско-ногайских междоусобий и крымско-турецких конфликтов.

Оформление крымско-казацких союзных договоренностей в 1624 году серьезно взволновало польское правительство. Тем более что в следующем году вспыхнул мятеж реестровых казаков под предводительством Марка Жмайлы, который ожидал подмоги от Шагин-Гирая. Поляки сумели найти нужный выход из сложившейся для них неблагоприятной ситуации. Считается, что Шагин не поддержал повстанцев лишь потому, что в августе 1625 года в Каменце-Подольском коронное правительство уплатило крымцам «упоминки» за два года вперед. Конецпольский не опасаясь татарской угрозы, уверенно двинул на повстанцев, и в скорее те, понимая тщетность дальнейшего сопротивления, капитулировали [3].

Для полного урегулирования конфликта была созвана Куруковская комиссия, где заседал Конецпольский. В числе обвинений выдвинутых казакам было то, что они «ссылаются с Шагин-Гиреем крымским без ведома республики; заключили союз с ним и людей на помощь ему посылали» [4]. Но какой либо расправы над бунтовщиками не последовало, наоборот был увеличен реестр и реорганизовано казацкое войско[4]. Жмайло был лишен предводительства над казацким войском (он изначально был непризнан польскими властями), дальнейшая его судьба не известна, но известно, что он не был казнен после восстания.

С подачи Конецпольского официальным старшим реестрового войска был назначен Михайло Дорошенко. Дорошенко, несмотря на то, что он был польским ставленником, имел огромнейший авторитет среди казаков. Он был боевым товарищем Хмелецкого, вместе они нанесли ощутимое поражение буджакским ногаям под Белой Церковью в 1626 году. Поэтому показательным является тот факт, что именно Дорошенко возглавил поход в Крым весной-летом 1628 года и то, что вместе с ним были почти все реестровые полки[5].

В свете этих фактов становится очевидной причастность польских властей к организации похода. Становится понятным, что послы Хмелецкого ожидали на Сечи известий о результатах кампании. Можно себе представить радость Хмелецкого, когда он узнал, что казаки привезли с собой пушки захваченные Кан-Темиром под Цецорой.

Казаки оправдывались перед властями «Хотя не имели мы позволения Вашей Королевской Милости […] но видя хороший случай внести рознь им [татарам – Авт.] […] а из-за такой усобицы любой неприятель безусловно ослабевает» [5]. Но наказывать казаков никто не собирался. При содействии все того же Хмелецкого казаки готовились к новому походу.

К слову скажем, что после «Куруковской войны», как часто называют в источниках восстание Жмайлы, Конецпольский отправился командовать войсками в Пруссию, где пребывал до 1629 года. Поэтому к казацким походам в Крым 1628-29 годов он отношения не имел. В связи с отсутствием Конецпольского новым командующим «украинными» войсками был назначен Хмелецкий. Но, нам еще придется несколько раз упомянуть о Конецпольском в нашем рассказе.

Возглавлять новый поход в Крым должен был поход должен был Грицко Черный – старший реестрового войска, польский приспешник, казненный позже, в 1630 году, казаками во время восстания Тараса Трясилы.

Татарские союзники тоже не горевали; в Межигорской летописи сообщается, что «[…] на Запорожье кочевал Шингирей со своими татарами, а других татар послал в Вишневечин на становище, и было у них еще становище в Лубнях, в Пирятине, в Прилуце, в Лохвице и в Варве, а в иных местечках и селах всех стацею (за постой) брали, как сами хотели, и отошли снова туда же на Запорожье в году 1629» [6].

«Вишневеччиной» называлась частная латифундия князей Вишневецких занимавшая левобережные земли Киевского воеводства[6]. Частные латифундии в Речи Посполитой являлись своего рода государствами в государстве. Магнаты, опираясь на право сильного, в большинстве случаев игнорировали королевские протесты, запреты и не считались с мнениями правительства по тому или иному поводу.

Поэтому, раз татарам было позволено расквартироваться на Вишневеччине, и их, как видим, не обделили всем необходимым, какое-то отношение к крымским делам должен был иметь тогдашний хозяин этих земель князь Константин Вишневецкий[7]. К тому же упомянутые выше населенные пункты занимали наиболее освоенную на то время часть земель Левобережья Средней Надднепрянщины; город Лубны, к примеру, вообще был административным центром владений Вишневецких.

Исходя из всего вышесказанного, не стоит, однако, думать, что казацкие походы в Крым были исключительно продуктом польской тайной дипломатии и только. Причастность отдельных правительственных кругов Речи Посполитой к их организации отнюдь не является поводом для подобных выводов. Отметим хотя бы тот факт, что много командующих казацкими войсками в крымских конфликтах впоследствии оказывались предводителями антипольских казацких восстаний (Жмайло, Трясила, Павлюк, Сулима).

Однако, не стоит и слишком приукрашать и преувеличивать крымско-казацкий союз, а также цели и задачи казацкой дипломатии подобно некоторым современным украинским историкам[8]. Вообще перед нами очень сложная политическая головоломка, рассматривать которую надо под разными углами, избегая слишком упрощенных выводов и схем.   

Перед кампанией были установлены новые размеры жалования казакам: каждый получал десять червонцев на саблю и кожух. В управление Войску Запорожскому передавалась ногайская степь (Северное Причерноморье). Братья Мехмет и Шагин признавали вассальную зависимость от Речи Посполитой, обязуясь прекратить своевольные набеги, выдать всех невольников и выступать в поход только по королевскому указу[9] [7].

Поздней осенью, в ноябре, с Базавлукской Сечи выступило войско союзников в составе шести тысяч конных казаков под предводительством Грицко Черного и  восемь тысяч татар (азовцев и малых ногаев), в числе которых 30 знатнейших мурз, под предводительством Шагин-Гирая. От Микитина Рога войско двинулось к Каменному Затону, где начало переправляться через Днепр. Впоследствии часть казаков под предлогом наличия плохого обмундирования, на пороге ведь была зима, отказались принимать дальнейшее участие в походе, и вернулась назад. Назначив полковников, Черный двинулся с конными казаками и татарами сушей, а спешившиеся на чайках шли по Днепру [8].  

Через три дня, около 12 ноября, войско остановилось близ Носаковского острова возле старой татарской мечети. Оказалось, что общие силы казаков теперь составляли всего четыре тысячи человек, из которых две – пеших и столько же конных. На военном совете Шагин настойчиво требовал немедленно двигаться к Перекопу и внезапно для противника взять крепость ночью, после чего орда немедленно перейдет на его сторону. Казаки же считали, что следует отдохнуть и небольшая задержка не повлияет серьезно на ход кампании.

14 ноября войско двинулось дальше и около полуночи  достигло перекопских укреплений. Основная часть войска двигалась лагерем; вперед, для «добычи языков» был выслан конный авангард из нескольких десятков татар и казаков во главе с Черным. За милю от Перекопа авангард наткнулся на стада выпасаемые ногаями среди которых был и Кан-Темир. Союзники собрали очередной совет и стали решать, как действовать далее. Шагин советовал обойти стада и двинуться далее к Перекопу. Но казаки не хотели оставлять у себя в тылу ногаев, к тому же, надо было усадить пеших на коней чтобы действовать более мобильно.

С наступлением утра союзники ударили на ногаев. Спереди двигалось четыре полка конницы – три казацких и один татарский, а позади шла лагерем пехота. Казаки ударили по правому, а Шагин на левому крылу противника, захватив около пяти тысяч лошадей. Но к вечеру к Перекопу подошли хан Джанибек-Гирай и калга Девлет-Гирай; в их распоряжении были янычары (или капы-кулу аскери) и артиллерия. Последовало несколько стычек, после чего союзники снова стали советоваться.

Для казаков было очевидным, что кампания проиграна, но Шагин предложил подождать сообщения от своих лазутчиков, и убеждал, что стоит лишь прорваться на полуостров как большинство будет на их стороне. Несмотря на сопротивления основной массы казаков Шагина поддержал Черный. Казаки и татары решили расквартироваться на хуторе Косараны близ Перекопа, однако хутор был сожжен. Лазутчики тоже не принесли хороших новостей. Оказалось, что союзники застали Кан-Темира как раз в тот момент, когда он собирался уходить из Крыма восвояси, и если бы они подошли чуть позже исход кампании, возможно, был бы иным.

Наконец терпению казаков настал предел и ночью они начали отступать на Сечь. Вдогонку отступающим был послан отряд янычар, преследовавший их около четырех миль. Казаки, неся потери все же успешно отбивались. У реки Каланчак, славившейся своей отменной водой и куда часто татары пригоняли свои стада, казаки остановились передохнуть и напоить лошадей.

К утру сюда же, во главе с Джанибеком, Девлетом и Кан-Темиром подошла десятитысячная орда с янычарскими подразделениями и артиллерийским нарядом. Возобновив силы, казаки смогли успешно отбить три атаки противника, нанеся ему значительный урон. Разъяренный Кан-Темир бросил в атаку янычар, но и тем «досталось на орехи». После этого противник начал отступать, хотя янычары еще несколько верст провожали запорожцев ружейным и артиллерийским огнем.

Возле Аслан-Кермана союзники остановились на привал и занялись дележом захваченных лошадей. Шагин также отправил небольшой отряд «чинить промысел» под Перекопом. Остальная часть войска двинулась к Каменному Затону. На реке Конские Воды к братьям прибыли посланцы от правителя больших ногаев, приходившегося им родственником, изъявив желание служить им. Шагин вместе с казаками двинулся дальше на Сечь, а Мехмет отправился на переговоры к большим ногаям.        

Вернувшись на Сечь, казаки недовольные Черным избрали без санкции правительства новым предводителем Ивана Сулиму, который в 1635 году возглавит одно из казацких восстаний. Сулима происходил из мелкой украинской шляхты Черниговского воеводства, некоторое время был помощником управителя Барышовского и Бориспольского поместий коронного гетмана Жолкевского.

Около 1614 г. во время одного из морских походов он попал в плен к туркам и был посажен на галеру, где пребывал около 15 лет. Подняв бунт на галере он вместе с товарищами и трема сотнями пленных турок прибыл в Рим где был награжден папой Павлом V, и, получив охранную грамоту вернулся в Речь Посполитую [9].

Сулима, не доверял татарами и полякам, понимая, что и те и другие пытаются получить выгоду, подставляя казаков. Поэтому он решительно выступил против дальнейших действий в союзе с крымцами.

Но, весной 1629 года запорожцы вместе с Шагином готовились к новому походу. Известно, что ранней весной 1629 года казаки осуществили морской поход. Обстоятельства этой акции неизвестны, но схваченные языки сообщали, что якобы акция была инспирирована Шагин-Гираем с целью отвлечь флот Порты от Крыма. В письме султана Мурада IV к польскому королю сообщалось, что к нему приходили жалобы на казаков от жителей как румелийского так и анатолийского берегов Черного Моря [10].

Учитывая неудачный опыт предыдущей кампании, Хмелецкий, занимавшийся организацией нового похода, настоятельно просил разрешения задействовать подчиненные ему войска, но получил отказ.

Официальную точку зрения польского правительства по этому поводу иллюстрирует речь краковского кастеляна Юрия Збаражского, одного из королевских советников по «казацкому вопросу»: «Надо вести дело только силами казаков, – говорил он – их на то хватит: соберется их сила несметная, потому что много их нынче идет с Украины на Запорожье; пойдут табором, с ручницами, артиллерией доброй, не смогут им татары ничего сделать […] Что бы не случилось, все будет нам на пользу. Если Шагин-Гирай достигнет престола, он всегда будет помнить о предоставленной ему услуге […] Если Шагин-Гираю и удастся достичь престола, то это дело не обойдется без большого кровопролития, без большого вреда для татар. Если же погибнет некоторое количество казаков, и это для нас полезно […]» [11].

В мае 1629 года на Сечь прибыл Лущинский, посланец Хмелецкого. 8 (18) мая была созвана войсковая рада на которой он вручил казацкому старшему, Войску Запорожскому и братьям Гираям подарки. Предводителями похода были избраны какие-то Чернята и Тарас, вероятно это были Грицко Черный и корсунский реестровый полковник Тарас Федорович (Трясила)[10]. На совете были установлены новые размеры жалования казацким союзникам, которое составляло десять червонцев ежемесячно. Шагин также обещал свиток сукна и кафтан [12].

Грушевский указывает, что численность казацкого войска составляла около 23 тысяч человек. Современник событий, русский толмач В.Грызлов сообщал, что казаков по одним сведениям было 40 тысяч, по другим – 25 тысяч, а вместе с Шагином было лишь 2 тысячи казыевских татар. Турецкие источники тоже упоминают о 40 тысячах казаков [13]. События похода хорошо отражены в русских и турецких источниках, а также в польской реляции белоцерковского подстаросты.

Войско двинулось на Аслан-Кермен, где 21-22 мая обсуждался вопрос о дальнейшем продвижении. 19 (29) мая союзники подошли к Перекопу. Тем временем в Крыму уже знали о предстоящем походе и в мае-апреле войска калги Девлет-Гирая и Кан-Темира уже стояли под Перекопом. 20 апреля туда же подошел и хан Джанибек-Гирай [14].

Вот как выглядят события этой кампании согластно вышеупомянутой польской реляции. В трех милях от Перекопа, у так называемых «Стражных могил», казацко-татарское войско напоролось на крупные силы противника. Конные казаки разделились на десять полков, выстроившись перед лагерем. Около 1 200 татар и конных казаков вышли с противником на поединок («герць»). Удержав натиск, противник отступил, а потом ударил на казацко-татарскую конницу, оттеснив ее к лагерю. Тогда пехота в суматохе начала стрелять по своим и чужим. Противник отступил и больше не атаковал, так как дело шло к вечеру. В этой стычке казаки потеряли около тысячи человек.

После отступления казацко-татарское войско перешло на раньше занимаемые позиции, ближе к Перекопской крепости. На следующий день боевые действия возобновились. Татары под командованием Девлет-Гирая выстроились в три полка. Калга находился в центре боевых позиций, воздерживаясь от активных действий. Главный удар казакам нанес Кан-Темир Мансур. Подойдя с фланга, он провел мощный артиллерийский обстрел, а потом разорвал казацкий вагенбург.

Около четырех суток казаки отступали прочь, отбиваясь от татар. В конце мая они уже были на Базавлукской Сечи. Общая численность потерь согласно реляции белоцерковского подстаросты составила около пяти тысяч человек. Разъяренные казаки убили Мехмета (что стало причиной этого, автор реляции не указывает), а Шагин, испуганный тем, что его ожидает та же участь, сбежал. С казаками осталось около сотни татар Шагин-Гирая которых они заверяли, что убили Мехмета не нарочно, и если калга вернется на Сечь, то они готовы сражаться дальше [15].

В походе казаки согласно русским источникам потеряли до 8 тысяч человек, казыевцы по большей части были истреблены, а крымские татары потеряли до 6 тысяч – убитыми и около 1 тысячи ранеными. Кроме того в походе погибло 50 знатных мурз [16].  

Немного другая картина вырисовывается из сообщений турецких источников. Как считает Грушевский, указанная в турецких источниках численность казацкого войска является завышенной. Благодаря восточным источникам мы можем уяснить кое-какие детали одного события, обстоятельства которого не совсем понятны из вышеупомянутой польской реляции. Это гибель хана Мехмет-Гирая III.

Согласно турецким хроникам преимущество было на стороне казаков которых возглавлял славный и храбрый гетман, имя которого не указывается. Победить казаков удалось лишь благодаря предательству татар Шагин-Гирая. Гетман был убит, а его голова была выставлена на крепостной стене в Кефе. О каком именно казацком предводителе идет речь неизвестно; Черный, Федорович и Сулима (если он принимал участие в кампании) благополучно вернулись домой. Скорее всего, этот рассказ отголосок упоминаемой нами в предыдущем очерке легендарной истории о голове Дорошенко, тоже якобы выставленной на крепостной стене Кефе.

Так же упоминается и о том, что на поле битвы был найден труп Мехмета, но при каких обстоятельствах он погиб турецким хроникам не известно. К примеру, в знаменитой крымской хронике Халим-Гирай султана «Гюльбюн-и ханан» говорилось, что хан погиб от шальной пули [17]. Зато теперь понятно, почему именно казаки убили Мехмета[11].

Еще больше ясности в эти события вносит сообщение толмача Грызлова. Он рассказывает, что Мехмет-Гирай пытался сдаться туркам. Вернувшись в казацкий лагерь, он был обвинен в измене казацким гетманом, имя которого тоже не указывается. В разгоревшемся споре Мехмет убил гетмана, но его тут же закололи рогатиной запорожцы [18]. Либо толмач пользовался информацией со стороны противника, либо действительно какой-то не упоминаемый в других источниках казацкий предводитель погиб на поле битвы.            

Не менее важным моментом является то, что, согласно  турецким источникам, казаки прошли Перекопский перешеек, вторгнувшись на территорию полуострова, и дошли к Карасу, разорив город, тогда как, согласно польской реляции, события разворачиваются на подходах к Перекопу.

Скорее всего, в турецком источнике перепутано два синхронных между собой события[12]. Как мы видим почти все крымское войско сосредоточилось за Перекопом, и полуостров остался беззащитным, что не осталось вне поля зрения запорожцев-выписчиков и донских казаков. Почти одновременно с движением Джанибека к Перекопу на помощь Девлету и Кан-Темиру, казаки, главным образом донские, при небольшом числе «запорожских черкас» и татар[13], всего числом около 2 000 человек, напали на Керчь, а через несколько дней, 1 мая, подошли к Карасу, захватив и разграбив город.

Католический префект Кефе и Татарии доминиканец Эмиддио Доттелли д`Асколи вспоминал в своих записках об этих событиях: «[…] четыре года тому назад в Каразио[14] [Карасу – Авт.], т.е. в самом центре Татарии, казаки разграбили и сожгли множество лавок, убивая всех им попадавшихся; такая участь постигла даже некоего армянского священника; с ними бежало более 150 рабов».

 В другом месте,  упоминая о том же нападении запорожцев на Карасу, д’Асколи пишет: «Эта местность была, годом раньше разграблена казаками, которые шли сюда сухим путем один день и одну ночь. Они также сожгли много лавок и убили многих, попавшихся им на встречу, а в том числе и армянского священника, шедшего с фонарем в церковь. С ними бежали более 200 невольников» [19].

Карасу (современный Белогорск) – один из богатейших городов Крыма, крупный ремесленный и торговый центр находившийся во владениях ширинских беев, был для казаков одним из наиболее излюбленных объектов военного промысла в Крыму. Помнилось, еще в предыдущем, 1628 году, пользуясь все тем же замешательством и междоусобной борьбой, донские казаки опустошили город захватив ясырь и выбив остальное население, «а чего не подъяли, и они пожгли».

Крымский хан тогда чуть было не казнил со злости русских посланников Кологривова и Дурова. Впоследствии Джанибек-Гирай жаловался царю Михаилу Федоровичу через посланников Тарбеева и Басова донцы «крымские улусы повоевали и деревни пожгли и лутчей город Карасов [Карасу – Авт.] выжгли».

После Карасу казаки направились к Бахчисараю, а оттуда – в Мангуп. Около 10 мая запорожские и донские казаки числом от 500 до 700 человек напали на неприступную Мангупскую крепость, выбив значительную часть населения и захватив большую добычу так как в городе находилась ханская семья. «Пришли черкасы многие люди в ночи и взяли жидовской городок Мангуп и высекли и полон многой и животы многие поймали» – рассказывают в своем донесении русские посланники Тарбеев и Басов. 

Через два-три дня казаки снова возвратились. Население округи охватили ужас и паника, по словам посланников «ужасть в те поры на татар был великой». Ханская семья и жители окрестных селений прятались в лесах и горах.

 В итоге к Мангупу подошел татарский отряд превышающий силы казаков и они вынуждены были отступить, оставив однако победу за собой. Русские посланники сообщают: «татар собралось с тысяч с пять и с запорожскими черкасы бились два дни и убили черкас и живых поймали человек со ста, а черкасы убили татар с двести челов.» [20].

После этой кампании часть казаков возвратилась на Дон, а часть, на шести лодках (три запорожских и три донских), двинулись к румелийским берегам, где дальнейшие события развернулись для них неудачно. Именно с акцией под Карасу турецкие хронисты, наверное, спутали события похода Шагина с казаками под Перекоп.

Очевидно, что эти акции небыли связаны с походом казацко-татарского войска под Перекоп; имел место обыкновенный военный промысел. Конечно если бы все эти акции были скоординированы эффект кампании был бы другой. Вообще мы вынуждены констатировать тот факт, что стратегическая инициатива союзников была потеряна после провала похода Дорошенко в 1628 году. Последующие кампании были обречены на фиаско не только вследствие плохой организации, но и из-за того, что союзники не смогли задействовать все возможные средства для достижения цели. Речь идет в первую очередь о непосредственной помощи польской стороны.

Что касается Шагин-Гирая, то судьба этого неукротимого авантюриста сложилась следующим образом. По сообщению донских казаков Шагин-Гирай отступил с поля битвы в сопровождении 30 татар в направлении к Дону, а потом – в Казыев улус. После поражения кампании он убежал в Персию, к своему зятю шаху Аббасу. Там он был назначен правителем одной из провинций, однако вскоре, будучи замешан преступных делах, скрылся.

В 1633 г. он вернулся в Турцию и обратился к султану «с повинной», текст которой приведен в уже упомянутой «Летописи кыпчакской степи»: «[Шагин-Гирай – Авт.] упал челом к светлейшему стремену его величества, падишаха бесчисленного войска и шахиншаха небосвода […], завоевателя мира, […] султана Мурад-хана, сына султана Ахмед-хана, пусть укрепит Аллах его государство и пусть продолжит его царствование!..» [21]. Шагин был прощен и сослан на остров Родос, на почетную пенсию.

На ближайшие шесть-семь лет гражданское противостояние в Крыму приутихло. Пребывание на ханском престоле турецкого ставленника Джанибек-Гирая само собой снимало проблему конфронтации с Портой. Но искушенные улыбкой фортуны казаки не переставали отправляться в походы на Крым, заставляя дрожать от страха все население полуострова.

Так, уже в июле 1629 года четыре тысячи казаков высадились под Гезлеве и сожгли предместье. В августе 1633 года запорожцы осуществили опустошительный рейд по западному побережью полуострова. Так как большинство татар ушло в очередной набег на украинские земли, дать отпор казакам было некому, и поэтому ханский двор окутала паника и замешательство.

Началось все с того что из Сечи, через Азовское море, к крымскому побережью отплыл отряд в составе около полутора тысяч запорожцев и двух десятков донцев. Флотилия подошла к Керчи, начав опустошение окрестных селений. Допрос под пыткой в Бахчисарае захваченных татарами возле Керчи двух запорожцев и двух донцев, показал, что отряд направляется в сторону Гезлеве, планируя взять крепость.

Обустроенный при Сахиб-Гирае I (1532-1551 гг.), единственный портовый город Крымского ханства  – Гезлеве, также называемый в русских источниках Козлов (современная Евпатория), часто становился объектом набегов запорожских и донских казаков.  Действительно, в тот же день, 4 августа, казаки подошли к городу и уничтожили посад; потом казаки разорили окрестности Инкермана. В районе Мангупа дорогу казакам преградил татарский отряд в восемьсот человек во главе с ханом Джанибек-Гираем. 17 августа отряд Джанибека был уничтожен, а сам хан вовремя отступил к Бахчисараю с небольшим кортежем.

Вскоре, казаки появились за 12 верст от столицы, грабя татарские и караимские поселения. В Бахчисарае поднялась небывалая паника, согласно рассказу одного из источников хан с женами и ближайшим окружением убежал из столицы в степь. Но казаки отошли к Инкерману и, простояв там еще немного, вернулись домой [22]. Совершенно очевидно, что этот поход имел целью обыкновенный военный промысел, так как нападениям подвергались в основном сельские поселения и городские посады.

О казацком походе на Гезлеве в 1633 годах упоминает Эмиддио д’Асколи: «Казаки разрушают, грабят, жгут, уводят в рабство, умерщвляют; часто осаждают укрепленные города, берут их приступом, опустошают и выжигают, подобно тому как в прошлом году они сделали в Юзлеве [Гезлеве – Авт.] – единственный укреплённый ханский город, из которого казаки похитили все, что нашли, а затем подожгли и самый город, четверть которого, сама торговая часть, сгорела» [23].

В 1635 году Джанибек был лишен ханского престола по именному указу Мурада ІV, и отправлен на Родос. Новым ханом становится Инает-Гирай, который под давлением крымских феодалов продолжает курс начатый братьями Мехметом и Шагином[15]. Инает заручился поддержкой Ширинов, отказался вести войска в Персию, наладил отношения с Россией и Польшей, нанял на службу казаков.

Первые договоренности с казаками имели место осенью 1635 года, о чем сообщалось в королевском письме от 12 декабря того года: «хан татарский зазывает казаков на помощь против Кан-Темира». Конечно, не обошлось дело и без улаживания этого вопроса с польским правительством. Распространялись различные слухи о возможном возвращении Шагин-Гирая и даже о его союзе с Кан-Темиром против Порты. На заседании сената 3 июля 1636 года было решено оказать поддержку Инает-Гираю, но, опять же, избегая прямого вмешательства. Хотя осторожный король Владислав IV довольно скептически отнесся и к такому решению. В письме к Конецпольскому от 5 июля он советовал выжидать момент, следя за крымскими делами [24].

Конецпольский вернулся на родину в 1629 году, опять взяв руководство «украинными» войсками на себя. Его боевой товарищ Стефан Хмелецкий умер в 1630 году, незадолго до смерти получив титул воеводы киевского. В 1632 году Конецпольский стал великим коронным гетманом, все это время он продолжал бороться с казацкими мятежами, татарскими набегами и  укреплял южные границы, в чем ему помогал талантливый инженер, картограф и офицер-артиллерист Гийом Левассер де Боплан. Как и десять лет тому назад Конецпольский отстаивал то же мнение по поводу «крымского вопроса», но, как и тогда, к его мысли не прислушались.

Но вернемся к новому крымско-казацкому альянсу. На приглашение хана откликнулся казацкий предводитель Павел Бут, больше известный как Павлюк или же Павлюга. Биографические сведения о нем довольно скудны. Известно, что он был одним из соратников Сулимы в восстании 1635 году когда казаки уничтожили построенную Бопланом крепость Кодак преграждавшую им свободный пут из «низа» (Сечи) на «волость» (Среднюю Надднепрянщину). Как и все зачинщики восстания он был посажен в темницу и дальше его ждал эшафот. Но благодаря заступничеству канцлера Замойского его вскорости отпустили [25].

 Для нас важным моментом является то, что Павлюк по-видимому был хорошо осведомлен в крымских и турецких делах. На это косвенно указывает его фамилия, так как «бутами» называли бывших турецких пленников. Возможно, в молодые годы он, как и его товарищ Сулима, побывал рабом на галере.

Инает-Гирай нанял на службу 600 казаков и назначил им ежемесячное жалование 9 000 ефимков (талеров) [26].

Первой блестящей акцией хана было взятие Кефе. Перед этим турецкий паша Кефе обрушился на Инает-Гирая с гневным ультимативным выговором, за неповиновение Высокой Порте. Взяв город хан приказал казнить кефинского пашу, кадия (судью), командующего артиллерией Байрам-агу и других султанских чиновников. В городе была установлена ханская администрация, которая, однако, продержалась не более трех недель.

В январе 1637 года, Инает решил привести в повиновение Кан-Темира и организовал поход в Буджак[16]. Татарскими войсками, в составе которых находился и наемный корпус Павлюка, командовали ханские братья калга Хусам-Гирай и нуреддин Саадет-Гирай. Татарско-казацкое войско осадило Аккерман (Белгород) и сожгло его окрестности. Буджакская орда была разгромлена, а Кан-Темир убежал в Турцию [27].  

Имущество Орака и Сулейман-шаха, братьев Кан-Темира било разграблено, а их самих заставили принести присягу хану. Инает также потребовал у султана выдачи Кан-Темира из Стамбула. Буджакских татар было решено переселить в Крым. Но Хусам и Саадет допустили неосторожность в своих дальнейших действиях, не предвидев предательства ногаев.

Еще не дойдя до реки Днепра, в районе Озю (Очакова) они отпустили казаков восвояси, после чего случился инцидент закончившийся гибелью калги и нуреддина и провалом кампании. Заявив, что «мусульманам не пристало наносить вред мусульманам же», они по словам хроники «Гюльбюн-и ханан» предались «удовольствиям и развлечениям». Воспользовавшись этим, предводители ногаев Орак, Сулейман-шах и Кельмамет ночью перебили крымский лагерь [28].

Тем временем султан Мурад IV, пользуясь замешательством, объявил Инаета низложенным и назначил на престол Бахадыр-Гирая. Инает понимая, что у него слишком мало сил для дальнейшей борьбы с турками отправляется в Стамбул, чтобы устранить конфликт дипломатическими мерами. Султан организовал очную ставку Инаета и Кан-Темира во время которой они «наговорили друг другу много всяких тяжелых слов». В июле (или же в мае-июне) 1637 года Инает-Гирай был казнен через удушение; такая казнь, без пролития крови, в султанской Турции, как и во многих тюркских обществах была «привилегией» знатных лиц. Несколькими днями позже такая же судьба постигла и Кан-Темира [29].

Наконец султан Мурад IV, на период правления которого пришлись все крымские неурядицы, мог вздохнуть с облегчением. Больше в истории крымско-турецких отношений подобные инциденты не повторятся. Конечно, позже некоторые ханы конфликтовали с Портой, например Адиль-Чобан-Гирай, и Девлет-Гирай II, но подобного размаха эти события не набирали.

Но все же, Турция клонилась к упадку как, кстати, и ее противница Персия. К началу XVIII столетия государство, которое в этих событиях выступило в роли наблюдателя – Россия окрепнет настолько, что сумеет нанести ощутимые удары Турции и Персии, а Крымское ханство и Речь Посполитую стереть с политической карты.       

Узнав об ужасном фиаско Инает-Гирая, Конецпольский писал королю: «Если действительно потеряли мы этих людей, то потеряли больших приятелей, а с ними упустили мы случай получить успех, который больше никогда нам не повстречается» [30]. Действительно упадок Польши был не за горами, и нерешительность в крымско-турецком и казацком вопросах стали одними из главных причин этого.

Павлюк благополучно вернувшись на Сечь после крымской кампании вскоре поднял на Украине крупное восстание. Как и другие казацкие восстания 20-30 годов XVIІ столетия оно закончилось поражением. После разгрома сил восставших под Боровицей Павлюк был захвачен в плен и казнен в Варшаве 19 апреля 1638 года.     

Для Украины значение описанных выше событий состояло в оформлении татарско-казацких военно-политических отношений как фактически та и на юридическом уровне.

В дальнейшем это найдет отражение в подписании договоренностей между Богданом Хмельницким и Ислам-Гираем ІІІ, Иваном Выговским и Мехмет-Гираем IV, запорожским гетманом Ашпат-мурзой (Петром Суховиенком) и Адиль-Чобан-Гираем, запорожским предводителем Петром Иваненко (Петриком) и Сафа Гираем, кошевыми атаманами Петром Сорочинским, Константином Гордиенко, гетманом Мазепой и Девлет-Гираем ІІ.

Важным моментом было и то, что к концу XVII века между Сечью и югом Гетманщины (Полтавским полком) с одной стороны и Крымским ханством – с другой сложились прочные хозяйственные и торговые связи [31].

ССЫЛКИ НА ИСПОЛЬЗОВАННЫЕ ИСТОЧНИКИ И ЛИТЕРАТУРУ

1. Польско-турецкий договор 1623 года в письме султана турецкого Мустафы королю Сигизмунду III // Османская империя в первой четверти XVII века. – М.: Наука, 1984. – С. 191.
2. Рудницкий Ю. Слуга короля, друг Украины // Зеркало Недели. – 2008 – № 37 (716) – 4-10 октября. 
3. Сергійчук В. Іменем Війська Запорозького: Українське козацтво у міжнародних відносинах XVI – середини XVII століття. – К., 1991. – С. 109-110.
4. Соловьев С. История России с древнейших времен: в 15 книгах. Кн. V; Т. 9-10. – М., 1963. – С.
5. Грушевський М. Історя України-Руси. Том VІII частина І: Від Куруківщини до Кумейщини (1626-1638). – Київ-Львів, 1922. – С. 42.
6. Межигорская летопись // Сборник летописей, относящихся к истории Южной и Западной Руси, изданный комиссией для разбора древних актов при Киевском,   Подольском и Волынском генерал-губернаторе. – Киев, 1888. – С. 95.
7. Грушевський М. Указ. соч. – С. 50-51.
8. Грушевський М. Указ. соч. – С. 50-53. (Далее события данной кампании излагаются по этому же источнику – Авт.).
9. Кащенко А. Оповідання про славне Військо Запорозьке : коротка історія Війська Запорозького з малюнками й планами. – К., 1992. – С. 96.; Сулима Іван Михайлович  // Українська радянська енциклопедія. Т. 14. – К., 1963. – С. 167; Щербак В. Iван Сулима // Володарі гетьманської булави: історичні портрети. – К, 1994. – С. 145.
10. Грушевський М. Указ. соч. – С. 60-63.
11. Сергійчук В. Указ. соч. – С. 118.
12. Грушевський М. Указ. соч. – С. 60-63; Щербак В. Тарас Федорович // Володарі гетьманської булави: історичні портрети. – К, 1994. – С. 153.
13. Там же. Новосельский А. Борьба Московского государства с татарами в XVII в. – М.-Л., 1948. – С. 136.
14. Там же.
15. Грушевський М. Указ. соч. – С. 62-63.
16. Новосельский. Указ. соч. – С. 137 
17. Грушевський М.  Указ. соч. – С. 62-63; Халим-Гирай султан. Розовый куст ханов, или История Крыма. – Симферополь, 2008. – С. 68.
18. Новосельский. Указ. соч. – С. 137  
19. Грушевський М. Указ. соч. – С. 62-63.; Сергійчук В. Указ. соч. – С. 120-121.; Новосельский. Указ. соч. – С. 136; Описание Чёрного моря и Татарии, составил доминиканец Эмиддио Дортелли Д’Асколи, префект Каффы, Татарии и проч. 1634 // Зап. Имп. Одесского об-ва Ист. и Древн. Т. XXIV. 1902. – С. 98, 120; 
20. Новосельский. Указ. соч. – С. 136.; Сухоруков В. Историческое описание Земли Войска Донского. – Рос­тов-на-До­ну, 2005. – Т. 1. – С. 101;
21. Зойончковский А. «Летопись Кипчацкой Степи» (Тенарих-и Дешт-и Кипчак) как источник по истории Крыма // Восточные источники по истории народов Юго-Восточной и Центральной Европы. – М., 1969. – С. 10-27; Новосельский. Указ. соч. – С. 137 
22. Брехуненко В. Морські війни українських козаків. – К., 2007. – С. 64-66.
23. Описание Чёрного моря и Татарии … – С. 98.
24. Грушевський М.  Указ. соч. – Київ-Львів, 1922. – С. 228-229.
25. Павлюк (Бут) Павло // Довідник з історії України / За загальною ред. І.Підкови і Р.Шуста. – К, 2001. – С. 549.;  Кащенко А. Указ. соч. – К., 1992. – С. 100.
26. Новосельский. Указ. соч. – С. 248.
27. Халим-Гирай султан. Указ. соч. – С. 70-71.  
28. Там же.
29. Там же; Новосельский. Указ. соч. – С. 249.
30. Грушевский М. Указ. соч. – С. 244-245.
31. Литвин Т. Боротьба Кримського ханату з російською експансією наприкінці XVII – на початку XVIII ст. // «Край» – 2010 – № 75 (81) липень. – С.12-14; Литвин Т. Козацтво у кримсько-турецьких воєнних конфліктах  першої половини XVII століття: дипломатичний аспект питання  // «Край» – 2010 – № 77 (83) вересень. – С 9-12.

[1] Military Крым – № 15 –  2010 – С. 3-9.

[2] Не стоит забывать, что кроме конфронтации между Портой и Крымом, другой стороной этих событий была конфронтация между ногайским родом Мансур, протеже Турции, и знатнейшим после Гираев крымским родом Ширин, поддерживавшим ханов.    

[3] В составе этой хоругви сражались молодой Богдан Хмельницкий, также попавший в плен к противнику, и его отец Михайло, погибший на поле боя, которого часто ошибочно называют командующим казацкой хоругви под Цецорой. 

[4] Важно отметить, что если после походов в Крым правительственные представители могли лишь демонстративно, показательно пороптать, то зачинщиков и участников несанкционированных морских экспедиций к собственно турецким берегам действительно сурово наказывали.

[5] См. предыдущий очерк. – С. 7.

[6] Границы Вишневеччины в общем отвечали границам Полтавской губернии в составе Российской империи, то есть исторической Полтавщине. Современная Полтавская область по территории намного меньше чем историческая Полтавщина. Упомянутые выше населенные пункты – это райцентры современных северо-западной части Полтавской (Лубны, Пирятин, Лохвица) и юго-восточной части Черниговской (Прилуки и Варва) областей.

[7] К сожалению, пока мы не наталкивались на документы, прямо подтверждающие наше умозаключение, хотя в контексте всего сказанного это является очевидным.

[8] См.: Чухліб Т. Український гетьманат: проблеми міжнародного утвердження. – К., 2007. – С. 24-26.

[9] Шагин-Гирай прекрасно понимал, что Польша, так или иначе будет выступать третьей стороной в крымско-казацких отношениях. Ведь казаки были как ни как поданными Короны. Еще в 1624 году, в упомянутом в предыдущем очерке письме от 19 августа 1624 года, он просил Жигмонта III принять его в подданство, обещая переселить буджакских ногаев в Крым, а Буджак (Бессарабию) с городами Килией, Бендерами и Аккерманом передать «под Корону». «И курицы не будет взято с земель ваших [королевских – Авт.]» – обещал Шагин к королю. В подобных заявлениях несложно заметить элементы политической игры. Вот только не всегда понятно кого калга считал больше вынужденным, а кого реальным союзником. 

[10] Кроме того существуют сведения о том что поход возглавлял Сулима, который несмотря на свою позицию, был избран на казацкой раде и не мог ослушаться ее решения. Об этом пишет Грушевский; Сергийчук также уверенно называет Сулиму руководителем похода. Щербак в очерке «Иван Сулима» объясняет, что Сулима был изначальным руководителем похода. Сулима советовал, чтобы войско двигалось вдоль Днепра, в то время как остальные ратовали за более короткий маршрут – через степь. И лишь потом на военном совете собравшемся в следствие этого конфликта предводителями были избраны Трясила и Черный.   

[11] Мы упоминали в предыдущем очерке, что хан, в отличие от своего брата, и раньше часто проявлял шаткость и нерешительность пытаясь заладить дело с турками.

[12] Грушевский в своем труде не различал эти две кампании, и, несмотря на данные приведенной им реляции белоцерковского подстаросты, считал возможным доверять сообщениям турецких источников о проникновении казаков во главе с Черным, Тарасом и Шагином в Крым. Более поздние исследователи, к примеру Новосельский, Сергийчук, ссылаясь на прочную базу источников, главным образом русских, четко различают эти два события. 

[13] Документы показывают, что на Дону постоянно проживало некоторое число татар занимавшихся «казакованием» вместе с донцами и запорожцами. Так, давая объяснения представителю Джанибек-Гирая, князю Али по поводу инцидента под Балаклавой, где донцы захватили большой ясырь, русские посланники указывают: «на Дону живут воры, холопы беглые, бежав от смертной казни, и не одни русские люди, и запорожские черкасы и татаровя, столько русских людей, сколько литвы и черкас и татар, и государева повеленья ни в чем не слушают». (См.: Сухоруков В. Историческое описание Земли Войска Донского. – Рос­тов-на-До­ну, 2005. – Т. 1. – Примечание 192.)

[14] Вернее пять лет назад, если учесть, что «Описание Черного Моря и Татарии» было составлено в 1634 году. Здесь, как и во многих других местах, автор допускает ошибку.

[15] Существует ошибочное мнение, что очередной конфликт с Портой являлся инициативой Инаета и его брата Хусама, даже проводится их сравнение с Мехметом и Шагином.

[16] По словами автора хроники «Гюлбюн-и ханан» причиной нового конфликта с Кан-Темиром было то, что он, рассчитывая на уход ханского войска в Персию, планировал восстать против хана. Именно угроза очередного вторжения Кан-Темира заставила Инаета отменить поход в Персию и пойти войной на Буджак, что вызвало негодование султана.