Menu
Т.Литвин (Днепропетровск — Полтава)
К вопросу об использовании огнестрельного оружия и элементов регулярного строя в Крымском ханстве в XVI-XVIII веках
В период позднего средневековья – раннего нового времени в политике, идеологии, социально-экономической сфере, культуре и науке наметились тенденции, ознаменовавшие новую эпоху в истории человечества. Новые тенденции затронули и развитие военного искусства. Это проявилось в утрате кавалерией первенства на поле боя и возрастании роли пехоты, зарождении постоянных регулярных армий в противовес регрессировавшим феодальным ополчениям формировавшимся по сословному принципу, а также появлении артиллерии и ручного огнестрельного оружия. Эти новые явления в процессе дальнейшего развития привели в конечном итоге к формированию современных принципов военной организации и ведения войны.
1500 год условно считается отправной точкой так называемой «военной революции» – то есть широкого распространения ручного огнестрельного оружия и артиллерии. По мнению известного полководца и военного историк ХХ века Бернарда Лоу Монтгомери артиллерия стала играть заметную роль в битве после осады и взятия крепости Арфлер войсками Генриха V в 1415 году, а ручное огнестрельное оружие – после разгрома испанцами под командованием Гонсало де Кордовы французкой армии в битве при Сериньйоле в 1503 году. Правда прошло еще не менее столетия, пока военные теоретики и военачальники в полной мере оценили значение и перспективы использования нового оружия и перестали относиться к нему скептически.
Традиционно считается, что «военная революция» зацепила главным образом цивилизованные государства Европы, где новая военная организация сменила старую сословно-феодальную военную систему. Действительно, на военном искусстве обществ, сохранивших пережитки родоплеменного строя, новые тенденции не отобразились, хотя и здесь не обошлось без исключений. К примеру, чукчи среди которых огнестрельное оружие, в общем, не получило широкого распространения, умели пользоваться ружьями, захваченными в качестве трофеев, и использовали их в войнах с русскими. Первый такой прецедент был зафиксирован в 1689 году.
Примечательно, что новые тенденции в военном деле пришли с Востока, а на Западе они лишь получили законченное оформление. Приведем некоторые примеры аргументирующие наше утверждение. Так, первое постоянное пехотное войско вооруженное огнестрельным оружием появилось в Османской империи; это знаменитые янычары. Порох и артиллерия появились в Индии и Китае где было много естественных залежей селитры – базового вещества для изготовления пороха. Так как большая часть Индии в средневековье находилась в сфере влияния исламской цивилизации, то порох и огнестрельное оружие быстро распространилось в странах арабского региона. Европейцы познакомились с порохом и примитивными огнестрельными орудиями через контакты с маврами на Пиренейском полуострове в XII-XIII веках.
Ударно-кремневые замки на Востоке появились и вошли в широкий обиход значительно раньше чем в Европе. Старейшим типом ударно-кремневого замка считается, появившийся в последней четверти XVI века, «микелет», также не случайно называемый испанским, испано-мавританский, или арабским замком. Исследователи указывают как дату появления его в Европе 1580 год. Этот тип замка был распространен на всем исламском Востоке и Африке, а также в Южной Европе (Балканы, Италия, Испания) до рубежа ХIХ – ХХ веков а в некоторых отсталых районах Африки использовался охотниками еще в 60-х годах прошлого века.
Итак, если Восток, причем как Ближний так и Дальний, был знаком с новыми явлениями в военном деле раньше Запада, возникает вопрос имели ли место эти явления в Крымском ханстве и если да, то насколько сильным было их влияние, и каково было их значение. Вопрос является актуальным в связи с тем, что давно сложилось и упрочнилось стереотипное мнение о характере вооруженных сил Крымского ханства.
Под влиянием, в чем-то не компетентных, в чем-то предвзятых, западных источников, мы считаем, что крымское войско – это почти исключительно легкая иррегулярная кавалерия, вооруженная луками. Здесь следует упомянуть в первую очередь описание татарского похода у Боплана, ставшее классическим. Описание татар у Михалона Литвина вообще сравнимо с описанием гуннов у Аммиана Марцелина: автор сильно гиперболизирует татарскую угрозу, и демонизирует противника.
Современники также утверждали что татарам не было известно огнестрельное оружие, хотя подобные утверждения касаются скорее ногайских татар и то с некоторыми оговорками[1]. Так, Джером Гросей, пребывавший в России в конце XVI – начале XVII векав, писал: «крымские татары, не знавшие до того ружей и пистолей, были напуганы до смерти стреляющей конницей, которой они до того не видели» [2]. Гросею вторит его современник, офицер русской службы, Жак Маржерет, говоря, что татары «кроме лука, стрел и сабли, иного оружия не имеют»[3].
В этом отношении стоит отметить преимущество русских источников, что уже было подчеркнуто в одном из наших очерков посвященных истории Крыма указанного периода. Речь идет об отписках и статейных списках русских гонцов и посланников в Крыму. Русские дипломаты старались подавать наиболее точную и объективную информацию обо всех без исключения событиях в Крыму, так как в этом было непосредственно заинтересовано царское правительство. По этому русским было известно о существовании в Крымском ханстве постоянных пехотных формирований и использовании огнестрельного оружия, в то время как эти факты были неизвестны не только европейцам но и иностранцам на русской службе, в чем у нас будет возможность убедится далее.
Говоря о знакомстве тюркоязычных народов с огнестрельным оружием важно отметить, что еще Чингисхан позаимствовал примитивные огнестрельные орудия и порох у китайцев и чжурчженей во время войн с ними, а потом использовал это новшество во время осады хорезмийских крепостей. Примечательно, что русский термин «тюфяк» использовавшийся в XIV – XVI веках для определения артиллерийских орудий происходит от тюркского или «tüfäk» (турецкий вариант: «tüfenk») – «трубка»[4]. Это косвенно указывает на то, что своим появлением на Руси огнестрельное оружие обязано золотоордынскому влиянию.
Крымское ханство являлось прямым и единственным приемником Золотой Орды – западного улуса империи Чингисхана. Но знакомству с огнестрельным оружием и регулярным строем вооруженные силы ханства были обязаны своему сюзерену Оттоманской Порте. Следует также заметить, что важной предпосылкой усвоения новых явлений в военном деле был уровень политической и социально-экономической организации Крымского ханства. Ведь усвоения тех или иных технических и научных новшеств прямо зависит от уровня развития общества: находится оно на стадии варварства или уже перешло к цивилизации.
Население собственно Крыма вело оседлый образ жизни, занимаясь сельским хозяйством (в том числе и земледелием) и ремеслами. Много городов Крыма были важными торговыми и ремесленными центрами, а сам полуостров играл огромную роль в экономических отношениях между Европой и Ближним Востоком. То есть, Крым был очагом самобытной цивилизации, а не примитивной традиционной культуры.
Но под властью крымских ханов также номинально находилась часть черкесов и ногаев заселявших причерноморскую степь и Кубань. В отличии от крымцев они были классическими номадами; общественный строй этих народов был смешением зачатков феодализма и родоплеменных пережитков. Они не владели ручным огнестрельным оружием и артиллерией.
Первым прецедентом использования артиллерии в вооруженных силах ханства, зафиксированным в источниках, можно считать сообщение русского посла И. Мамонова о походе Менгли Гирая против Большой Орды в 1502 году, когда хан, между прочим, «взяв с собою и пушки…». Факт использования крымскими ханами артиллерии подтверждает в своем «Описании Татарии» Мартин Броневский: «кроме того [хан – Авт.] берет с собою в поход несколько небольших пушек». В Крымском ханстве использовалась турецкая классификация артиллерии согласно которой она подразделялась на крупно-, средне-, и мелкокалиберную. Крымцы использовали преимущественно среднекалиберные пушки – «зарбузан», которые, по сути, являлись полевой артиллерией; в крепостях находились пушки крупных калибров.
Источником поступления артиллерии в Крымском ханстве была помощь сюзерена – Порты, или же союзников. Так, Хаджи Мехмет Сенаи в своей хронике посвященной войне Ислама III Гирая с поляками сообщает интересный факт: «В тот день [накануне Зборовской битвы в августе 1649 года – Авт.] от запорожских казаков [Хмельницкого –Авт.] прибыл человек и в качестве подарка привез пять единиц осадных пушек и сдал их в крепость Ферахкерман [Перекоп – Авт.]».
Католический префект Кефе и Татарии, доминиканец Эмиддио д`Асколи в своем «Описании Черного моря и Татарии» упоминает, что во время осады Бахчисарая и Кирк-Ора (Чуфут-Кале) буджакскими ногаями Кан-Темира Мансура в мае 1628 года, в ханской столице находилось два артиллерийских орудия. В этой кампании казаки взяли двенадцать пушек, в свое время захваченных Кан-Темиром Мансуром у коронного гетмана Станислава Жолкевского в битве под Цецорой в 1620 г. Девять орудий были доставлены на Базавлукскую Сечь, остальные утоплены по дороге за неимением возможности доставить их, о чем доносили казаки в реляциях к брацлавскому хорунжему Хмелецкому[5] от 15 и 28 июля 1628 г.
Что же касается ручного огнестрельного оружия, то оно впервые появилось при хане Саадете I Гирае (1523-1532 гг.). В комментариях к «Гюльбюн-и ханан» К.Усеинов отмечает, что в дальнейшем производство ручного огнестрельного оружия получило на полуострове широкое распространение. В Бахчисарае находилось 20 оружейных лавок, а в оружейных мастерских изготовлялось от 500 до 2 тыс. карабинов в год. В XVIII веке ружья бахчисарайского производства продавали во Францию, стоимость одного такого ружья была эквивалентна стоимости табуна лошадей в 300 голов. Порох, по-видимому, поступал из Кефе, центра османских владений в Крыму, где находилось 10 цехов по его изготовлению – «барут хане», но селитра добывалась в ханских владениях в Карасу.
Хан Сахиб I Гирай успешно использовал артиллерийский и ружейный огонь в экспедиции против ногаев в 1546 году, с целью предотвратить их вторжение в Крым. Выше мы уже отметили, что ногаи и черкесы не владели огнестрельным оружием. Действие огнестрельного оружия наводило на них жуткий ужас, становясь, таким образом, залогом победы не только из-за технологического преимущества но и благодаря действию морально-психологического фактора. Один из черкесских князей, узнав о готовящемся в 1551 году походе Сахиба I Гирая, сказал: «Хан, говорят, идет грабить нас […] Он силен своими пушками, а мои пушки и пищали – крутые горы и быстрые кони». Эвлия Челеби в своей «Книге Путешествий» писал: «Татарский народ не умеет стрелять из ружей. Ружей они боятся. Если где-нибудь есть ружья, они говорят: «Мылтык коп» [много ружей – Авт.], – и туда не идут. Татарский народ называет ружье – мылтык»[6].
Иногда артиллерия использовалась крымцами при столкновениях с более сильным противником. Так, при осаде вместе с казаками Хмельницкого крепости Збараж в 1649 году хан Ислам III Гирай имел серьезное артиллерийское обеспечение. Уже упомянутый нами Мехмет Сенаи пишет: «Утром, в понедельник, у конницы гяуров, достойных ада [поляков – Авт.] не осталось сил для вылазки и с этой стороны стали налить по ним из осадных пушек и пушек-зарбузан, приговаривая: «Да будут побиваемы шайтаны!» […] В понедельник, с благословенного утра и до вечера, высекая молнии, поливали огнем из пушек и ружей [ляхов], достойных ада. Во вторник снова стреляли из пушек и ружей […]».
Но в основном в противостоянии с более сильными противниками, имеющими развитую материальную базу, такими как русские и поляки попытки получить преимущество при помощи пушек и постоянной стрелецкой пехоты заканчивались неудачами. Здесь крымцы наоборот одерживали преимущество благодаря своей молниеносной легкой кавалерии, так сказать символу их военной мощи. Так, во время осады Тулы в 1552 году хан потерпел неудачу и потерял 18 пушек.
С именем хана Сахиб-Гирая также связано появление в Крымском ханстве формирований регулярного типа, вооруженных огнестрельным оружием. В источниках и историографии можно встретить несколько названий этих формирований: «капы-кулу», «капы-кулу аскери», «капы-халки», «тюфенгчи», «топчу», «сеймены», «секбаны», «готская пехота». Этимология термина «тюфенгчи» понятна. Это, безусловно, пехотинец, стрелок из мушкета. Термином «топчу» о Крыму и Турции обозначали артиллеристов; этимология этого слова тоже, по-видимому, восходит к слову «tüfäk» или «tüfenk».
Термин «капы-кулу» имеет турецкое происхождение и означает «дворцовый раб», «капы-кулу аскери» – соответственно «дворцовый раб-воин»[7]. В Турции капы-кулу называли корпус, набранный по системе «девширме» из юношей не мусульманского вероисповедания, подданных империи. Из них формировались не только янычары, но и штат чиновников и прочих дворцовых служащих. То есть в крымской интерпретации этот термин имел более узкое значение. В историографии можно встретить различные толкования сущности и характера этого формирования в составе вооруженных сил ханства. Чаще всего капы-кулу называют крымским аналогом янычар или же дворцовой гвардией. Но к этому вопросу мы еще вернемся.
Теперь относительно терминов «сеймен» и «секбан». «Секбан» в переводе с турецкого «псарь», «ловчий». Секбанами называлась отдельная, элитная, орта янычарского корпуса. Ее название происходит от того, что секбаны первоначально принимали участие в султанской охоте. До введения должности янычарского аги командующим корпусом янычар был секбан-баши. В.Смирнов в своем фундаментальном труде «Крымское ханство под верховенством Оттоманской Порты до начала XVIII в.» отождествляет понятия «секбан» и «сеймен», с тем лишь отличием, что последний термин является татарским. К.Усеинов в примечаниях к хронике «Гюльбюн-и ханан» тоже отождествляет оба понятия, указывая также на персидское происхождение термина «сеймен».
О.Курбатов отмечает, что сейменами называлась пехота набиравшаяся в приграничных районах Османской империи из владевших огнестрельным оружием крестьян. В отличие от постоянного янычарского войска сеймены получали жалование лишь на время несения службы и при их комплектовании не так строго учитывался конфессиональный фактор. В связи с тем, что сеймены передвигались в конном строю европейские источники, в том числе и русские, называют их «драгунами»[8].
Наиболее сложно обстоит дело с идентификацией так называемой «готской пехоты». Скорее всего, речь идет о выходцах из княжества Готия (также Мангуп или же Феодоро) которые после его ликвидации в ходе захвата османами южной части Крыма находились на службе у крымских ханов. По этому поводу интересно замечание шведского историка и географа Юхана Тунмана: «200 лет тому назад хан имел также готскую пехоту из 800 человек, которая составляла ядро его войск». Логично предположить, что мы имеем дело с элитным, гвардейским формированием, на вооружении которого находилось огнестрельное оружие. Не понятно, однако, являлась ли готская пехота отдельным формированием или же была частью «капы-кулу». Ничего точного не можем сказать и о их комплексе вооружения и обмундирования.
Материалы некоторых источников дают основания предполагать, что готская пехота, проживавшая в районе Мангупа, несла исключительно милиционную службу. Территория бывшего княжества Феодоро была составной частью турецких владений в Крыму, однако географически и экономически эта территория была связана с Крымским ханством и наоборот горные хребты отделяли ее от остальной части турецких владений расположенных на южном берегу Крыма. Мангупская крепость, расположенная в труднодоступной высокогорной местности, была местом где крымские ханы хранили свои сокровища и ценное имущество.
Так было в 1628-1629 годах когда, полуостров несколько раз подвергся масштабным нападениям украинских и донских казаков. Тем не менее, казакам удалось взять и разграбить недоступную Мангупскую крепость. Вследствие отрезанности и труднодоступности этого района турецкое присутствие здесь было незначительным. Самым большим по численности был турецкий гарнизон в Балаклаве – 180 человек, в Инкермане и Мангупе численность гарнизонов составляла 50 и 15 человек соответственно. Но при выходе из крепости дорогу казакам преградил отряд вооруженных людей, сумевший отбить награбленное и обратить казаков в бегство.
Этот эпизод описан у д`Асколи. В рассказе итальянца нет прямых указаний на то, что в стычку с казаками вступили готские стрелки, но в свете ряда обстоятельств косвенно мы можем сделать такое предположение. Вряд ли отпор хорошо подготовленной казацкой пехоте могли дать какие-то отряды крестьян из окрестных деревень, к тому же в документе прямо идет речь об отряде вооруженном огнестрельным оружием. Это дает основание считать, что в рассказе д`Асколи упоминается именно готская пехота осуществлявшая охрану Мангупа и его окрестностей, так как других формирований кроме небольших турецких гарнизонов здесь не было.
Теперь вернемся к вопросу об идентификации двух главных упомянутых выше регулярных пехотных формирований на службе крымских ханов. Ранее в одном из наших очерков[9] мы ошибочно отождествили «капы-кулу» с пехотой, а «сейменов» с кавалерией, что требует некоторого уточнения. Ели анализировать источники, то «капы-кулу» это действительно придворная гвардия, на что указывет само ее название – «придворный раб». Предводитель, ага этого корпуса, или как называют его русские источники «капычейский голова» играл заметную роль при дворе. Так, ага «капы-кулу» вместе со знатнейшими крымскими беями Азаматом Ширинским, Кара Барынским (или Аргинским) и Ибрагим-пашой Яшлавским (Сулешевым) присутствовал на торжественной церемонии воцарения хана Мехмета III Гирая в Бахчисарае 15 мая 1623 года. По своему статусу «капычейский голова», как видим, равнялся крымским беям и высшим сановникам.
Иногда «капы-кулу» участвовали и в походах. О них упоминает Хаджи Мехмет Сенаи в описании совместных боевых действий Ислама III Гирая и гетмана Хмельницкого в 1649 году: «все [пленные] были распределены и розданы знатным людям, достойным мужам и капыкулы». То есть «капы-кулу» получали жалование наряду с беями, командующими в походах своей феодальной конницей; здесь уместно также упомянуть выше приведенный эпизод церемонии возведения на престол Мехмет-Гирая. Эвлия Челеби сообщает, что в случае стычки первыми в бой устремлялись капы-кулу вместе с воинственными буджакскими ногаями находившихся под предводительством сераскиров из рода беев Мансур.
С конца XVII – начала XVIII веков крымские «капы-кулу» подобно турецким янычарам и русским стрельцам играли деструктивную роль в государстве принимая участие в, различного рода, придворных интригах, ущемляя и без того далеко не абсолютную власть крымских государей.
«Сеймены» были собственно полевой пехотой вооруженных сил крымского ханства. Подобно тогдашним европейским драгунам они передвигались в конном строю, дабы успевать за крымской конницей являющейся основой войска, но сражались в пешем строю. «Сеймены» И «сеймены» и «капы-кулу» были в составе войска в случае участия в походе самого хана.
Эвлия Челеби (середина XVII века) указывает, что численность корпуса «капы-кулу» достигала около 3 000 человек, а «сейменов» – около 4 000. Он же указывает, что ранее отряды «капы-кулу» составляли около 12 000. Согласно польскому реестру ханского войска за май 1649 года[10] в его числе находилось 2 000 «капыкулу» и 4 000 «крымских сейменов, которые «ходят при хане». То есть в общей сумме численность обеих формирований достигала около 6 тысяч человек. Он же сообщает, что «капы-кулу», «семены» и личный состав гарнизонов крепостей набирались не из татар, а из абазин, грузин, черкесов и греков и прочих инородцев – подданных хана.
«Капы-кулу» и «сеймены» появились в Крыму в годы правления хана Сахиба I Гирая. Иногда учреждение этих формирований приписывается Гази II Гираю «Бора» который также уделял внимание военным инновациям. Халим Гирай-султан в «Гюльбюн-и ханан» сообщает, что при воцарении Сахиб-Гирая в октябре-ноябре 1532 года вместе с ним из Стамбула прибыло «60 топчу, 300 джебеджи[11], 1 000 сейменов, 40 человек других воинов, 30 чавушей и 60 человек государственных служащих». Эвлия Челеби сообщает что «какпы-кулу» были учреждены еще при хане Менгли-Гирае, первом даннике Оттоманской Порты. По началу они были довольно крупным пехотным формированием, позже их численность сократилась, и они стали играть роль придворной гвардии.
Ниже приведем этот отрывок из «Книги Путешествий» Челеби: «Возле хана в Бахчисарае и его окрестностях […] постоянно живут капы-кулу. Они были доставлены от султана Баязида Менгли-Гирай-хану из рабов Порога Счастья в качестве воинов-стрельцов из ружей. В то время их было всего 12 тысяч. Со временем эти отряды истреблялись и их осталось не более 3 тысяч. Но враги до сих пор считают, что в Крыму их находится 12 тысяч. Теперь они на положении хан-кулу[12]. Однако, они не татары. Это целый полк из детей абхазов, черкесов и грузин». Из последнего явно следует, что «капы-кулу» комплектовались не как наемники по вербовке, а по системе аналогичной «девширме» у янычар. Как комплектовались ли «сеймены» аналогично «капы-кулу» или по вербовочной системе сказать трудно.
И «капы-кулу» и «семены» были как бы помощью сюзерена вассалу, они содержались за счет «sekban aqçası» – «секбанских денег», уплачиваемых султанским правительством вплоть до падения ханства. Эвлия Челеби пишет, что размер это этого жалования составлял 12 000 алтынов (золотых). Жалование гвардейцам, как и хану, поступало через кефинскую таможню. То есть они напрямую зависели от турецкого жалования. Поэтому крымские ханы могли опираться на эти формирования лишь в случае проведения военных акций согласованных с Портой. То что «капы-кулу» и «сеймены» небыли всецело подконтрольными ханскому правительству было слабой стороной этих формирований.
В случае противостояния с Турцией, имевшего место в 20-30 годах XVII века крымские ханы были вынуждены прибегнуть к услугам наемной казацкой пехоты. «Капы-кулу» и «сеймены» в этих событиях находились на стороне протурецких сил в Крыму. В битве на Альме летом 1628 года от пуль сейменов, находившихся в составе войск буджакского сераскира Кан-Темир Мансура, погибли командующий реестровыми казаками Михаил Дорошенко и командующий выписчиками Олифер Голуб пришедшие на помощь мятежному крымскому калге Шагин-Гираю и его брату хану Мехмет-Гираю.
Комплекс вооружения, амуниции и мундир крымских полурегулярных формирований, скорее всего, был аналогичным янычарскому. Однако некоторые элементы традиционной униформы янычар никак не могли быть присущи «капы-кулу» и «сейменам», например янычарский головной убор, имевший сакральное значение и история которого была связана с появлением корпуса.
На территории ханства, собственно на Крымском полуострове находился ряд крепостей являвшихся важными стратегическими военными объектами. Нести службу в гарнизонах этих крепостей естественно не могла бейская конница, здесь нужны были пехотные формирование обеспеченные для надежной обороны крепостным «нарядом» (артиллерией) и ручным огнестрельным оружием. Эвлия Челебы при описании главнейшей крымской крепости Феррах-Керман указывает что в числе ее гарнизона «500 стражников-секбанов [по-видимому, сейменов] с ружьями» и «все они – греческие джигиты»; в крепости также находились начальник артиллерии и начальник оружейников. Выше мы уже упоминали эпизод об усилении Перекопской крепости пушками подаренными казаками в 1649 году.
Иногда в составе ханских войск особенно в походах участвовали турецкие формирования, постоянно базировавшиеся в Крыму. Так русский посланец Иван Судаков сообщал в своем статейном списке, что в феврале 1588 года в поход на Правобережную Украину вместе с войсками хана Мурада I Гирая выступили также кефинские янычары Мехмет-паши: «Февраля в 9 день пошел царь в` Литовскую землю х` Каневу, а со царем пошел калга царевич да не` Кафы турскаго царя Маамет паша а с` ним 500 янычен […]».
В вышеупомянутом польском реестре ханского войска упоминаются сто кефинских янычар, «турок из Кафы». Янычары также составляли ядро сил буджакского сераскира Кан-Темира Мансурского и турецкого ставленника хана Джанибек-Гирая в борьбе с антиосманской оппозицией в главе с ханом Мехметом III Гираем и его братом калгой Шагин-Гираем, опиравшихся на помощь украинских казаков. Мехмет Сенаи при описании украинской кампании Ислама III Гирая в 1649 году упоминает в составе ханского войско турецких сипахов, получавших жалование от дележа военной добычи.
Несколько слов о тактике постоянных пехотных формирований Крымского ханства. Подобно османам крымцы использовали боевой порядок «дестур-и руми», являвшийся прямой аналогией знаменитого гуситского и казацкого вагенбурга – «табора». «Дестур-и руми» как и его аналоги состоял из повозок, телег оснащенных среднекалиберной артиллерией – «зарбузан арабалары», за которыми, ведя стрельбу, укрывалась пехота от атак кавалерии. Турки переняли это изобретение в битве под Варной 10 ноября 1444 года с венгерскими крестоносцами в сосаве армии которых находились чешские пехотинцы-наемники вместе с гуситским «табором». Позже этот боевой порядок у турок и татар переняли украинские казаки.
Татары впервые начали использовать этот боевой порядок во второй четверти XVI века. Как выглядел крымский вагенбург можно представить по сообщению русского посла И.Мамонова. Он пишет, что, собираясь в поход против Большой Орды, хан Менгли-Гирай: «…всем своим людем велел готовым быти,… и кони кормить, а у пяти б человек телега была, а по три кони у человека, а опричь иного корму, было бы у пяти человек по два вола…».
Итак, подводя итог всему выше сказанному, мы можем сделать ряд выводов существенно изменяющих наше представление о вооруженных силах Крымского ханства периода раннего нового времени. По сути, процессы происходившие в XVI – первой половине XVII веков в Крымском ханстве сравнимы с процессами, происходившими в Московском государстве и в Османской империи. Все эти государства столкнулись проблемой новых тенденций в военном искусстве имевших место на рубеже средневековья и раннего нового времени. Не усвоение новых тенденций означало регресс вооруженных сил и угрожало самостоятельности этих государств вообще и наоборот их усвоение, было залогом превращения их в гегемонов региона и создавало предпосылки к мощной внешней экспансии.
Особенность военного развития всех троих указанных государств состояла в том, что наряду с наличием такого рудимента как феодальная конница (сипахи в Турции, бейская и ногайская конница в Крыму, поместная дворянская кавалерия в России), в их вооруженных силах, в соответствии с новыми военным запросами, были созданы постоянные пехотные формирования (янычары в Турции, стрельцы в России и упомянутые пехотные формирования Крымского ханства). То есть постоянных кавалерийских формирований создано не было и конница осталась при старой организации.
Однако военное развитие Турции остановилось после блестящей эпохи Сулеймана Кануни что в свою очередь привело государство к концу XVII века в состояние всеобщего упадка. Что касается Крыма, то последний раз «капы-кулу» и «сеймены» упоминаются в качестве серьезной военной силы во второй половине XVII века, в период походов Ислама III Гирая.
ИСТОЧНИКИ И ЛИТЕРАТУРА
[1] См. дальше сообщение о изъятии казаками в 1628 году польских трофейных пушек у буджакских ногаев.
[2] Дж.Гросей был английским дипломатом, представителем московской торговой кампании и находился в России в период последних лет царствования Иоанна Грозного, а также в годы правления Федора Иоанновича и Бориса Годунова. Как мы увидим дальше, артиллерию использовал уже современник Иоанна Грозного крымский хан Девлет I Гирай. Таким образом, информация англичанина о состоянии и структуре и организации вооруженных сил ханства является более чем поверхностной.
[3] Ж.Маржерет командовал эскадроном наемников при Борисе Годунове и первой ротой лейб-гвардии Лжедмитрия I. Французский офицер, как ни странно, тоже был слабо осведомлен в деталях военного дела крымских татар.
[4] Тюркское слово «tüfäk» (в турецком чтении: «tüfenk») буквально переводится как «трубка». И если на Руси это слово использовали для определения артиллерии, то в тюркском для определения ручного огнестрельного оружия, ружья (например, «тюфенгчи» – «стрелок», «мушкетер»).
[5] Стефан Хмелецкий – коронный стражник, брацлавский хорунжий, близкий соратник С.Конецпольского, командующий украинными войсками Речи Посполитой в его отсутствие, с 1630 г. – воевода киевский.
[6] Впрочем, крымцы, как и ногаи, тоже боялись огнестрельного оружия, приведенный отрывок касается именно крымских татар. Но вследствие того, что крымцы находились на более высшей стадии организации общественной и политической жизни, это позволило им создать постоянные пехотные формирования вооруженные ручным огнестрельным оружием и обсуживающие артиллерию. Правда, как мы это увидим ниже, комплектовались эти формирования не собственно из татар, а из инородцев.
[7] Тюрк. «аскер» – «воин».
[8] Первоначально в Европе термин драгонерия в XVI веке означал пехоту посаженую на лошадей для оперативного передвижения по местности, позже с середины XVII столетия после реформ Густава II Адольфа этот термин означал тип легкой кавалерии могущей сражаться в пешем строю. Сеймены были драгонерией в первом понимании этого термина; вряд-ли они могли сражаться в конном строю.
[9] См. Литвин Т. Поход казаков на Крым в 1628 году: триумф и крах // Military Крым – № 15 / 2010.
[10] Документ находится в библиотеке Ягелонского университета в Кракове и по-видимому восходит к крымскому оригиналу.
[11] Кемаль Усеинов поясняет, что «джебеджи» – это латники в янычарском войске, аналог западноевропейских рейтаров, можно так же встретить и другую трактовку этого термина – «мастера-оужейники». Скорее всего второе является более правильным; вместе с новым ханом султан послал в Бахчисарай не только артиллеристов и пехотинцев, но и оружейных мастеров
[12] Буквально «ханские рабы», то есть ханская охрана, гвардия.