Крымский конный полк в боях в Крыму

Крымцы, вероятно, были единственным полком русской конницы, которому суждено было с театра военных действий вернуться в свои казармы мирного времени. Печальное было возвращение домой. Не слава и отдых ожидали полк в своем родном городе. В Севастополе господами положения были большевики, опиравшиеся на Черноморский флот и портовых рабочих. В остальных местах Крыма была еще власть Временного правительства, неспособная справиться с местными большевиками, пытавшимися захватить власть в свои руки. Спокойнее всего было в Симферополе, где образовалось краевое правительство из татар, но оно не было в силах взять на себя сохранение порядка и обеспечение населения всем жизненно необходимым. Приход полка, конечно, имел огромное значение, и местные большевистские организации открыто не выступали. В Симферополе образовался «штаб Крымских войск», подчиненный штабу Одесского военного округа. Во главе штаба находился Генштаба подполковник Макухин; кроме него, были еще офицеры Генштаба полковник Достовалов [156] и капитан Стратонов. Многочисленный штаб занимал большой зал нашего полкового Офицерского собрания и примыкающую к залу маленькую гостиную. В комнате Ее Величества нашего шефа устроился не кто иной, как Джафер Сейдаметов, занимавший в то время пост военного министра, но крымские татары не называли себя министрами, а только лишь директорами. Большая собранская столовая, бильярдная и весь нижний этаж были в распоряжении офицеров полка.
По прибытии полка в Симферополь полковник Бако [157] штабом Крымских войск был утвержден в должности командира полка, а месяц спустя назначен был командиром отдельной кавалерийской бригады, состоявшей из Крымского конного (бывший Ее Величества) полка и вновь формируемого 2–го Крымского конного полка, командиром которого назначался подполковник Биарсланов. [158] Полки бригады переименованы были в 1–й и 2–й Конно–татарские полки. Командиром 1–го Конно–татарского полка назначен был полковник Петропольский. [159] 2–й Конно–татарский полк образовался из старого нашего 5–го эскадрона подполковника Зотова [160] и прибывших из Новогеоргиевска 6–го и 7–го маршевых эскадронов. 6–й маршевой эскадрон был вполне готов и должен был летом 1917 года прибыть на пополнение Крымского конного полка, но ввиду беспорядков, происходивших на железнодорожном узле города Александровска, был направлен туда для водворения порядка, а по выполнении поставленного задания был направлен в город Бахчисарай на формирование 2–го Крымского конного полка. «Старый» 5–й эскадрон развернулся в два эскадрона, образовав 1–й и 2–й эскадроны 2–го полка, пополненные 8–м маршевым эскадроном, 6–й маршевый эскадрон стал 3–м эскадроном 2–го полка, а 7–й маршевый эскадрон 4–м эскадроном. 7–й маршевый эскадрон не был еще вполне готов как боевое подразделение 2–го полка. В полку не было пулеметов; недостаток был в винтовках, патронах и в остальном вооружении и снаряжении. Из кадровых крымцев были в полку подполковник Биарсланов (командир полка), подполковник Зотов (младший штаб–офицер), штабс–ротмистр Глазер [161] (командир 1–го эскадрона) и поручик Одель [162] (помощник командира 1–го эскадрона); все остальные офицеры, в том числе и старший штаб–офицер полковник Глебов [163] (Александрийский гусар), были офицерами разных кавалерийских полков, но до полного комплекта господ офицеров было очень далеко. Для уравнения полков бригады в числе эскадронов 5–й эскадрон штабс–ротмистра фон Гримма [164] приказом штаба Крымских войск был переведен во 2–й Крымско–татарский полк, но фактически продолжал оставаться при своем старом полку, т. к. 2–й полк находился в Бахчисарае, а эскадрон стоял в Симферополе и был тесно связан с 1–м полком как служебно, так и экономически.
Сразу по прибытии полка в Крым начались и активные действия полка по водворению порядка в разных местах Крыма; несколько раз уже, еще до прибытия из Херсона 1–го и 2–го эскадронов, перед полковой мечетью появлялись гробы убитых всадников в стычках с большевиками. Все же, несмотря на потери, борьба шла успешно и везде поддерживался порядок, особенно после прибытия 31 декабря остававшихся в Херсоне двух эскадронов; оба эскадрона прибыли по железной дороге. Кроме крымцев (1–го и 2–го полков), «штаб Крымских войск» располагал еще четырьмя ротами пехоты, состоящими почти исключительно из офицеров, в ротах числилось до сотни офицеров в каждой, но при первом же вызове явилось в строй не более как двадцать — двадцать пять человек в каждой роте. Бывшие в Симферополе и в других городах Крыма офицеры явно не сочувствовали формированию офицерских частей. В городе находилось три запасных пехотных полка (33–й, 34–й и 35–й), на которых рассчитывать было невозможно; лучшее, что возможно было ожидать, это их нейтралитет. В Феодосии был еще один запасный полк, тоже совершенно ненадежный. Вся надежда в штабе основывалась на прибытии «Мусульманского корпуса», находящегося где-то на Румынском фронте. Не было ни одного орудия. Из Евпатории сообщили, что там имеется «ничья батарея» и что ее можно было бы получить для «Крымских войск». В Евпаторию был послан энергичный поручик Дурилин, [165] который сумел эту батарею, с согласия начальника гарнизона Евпатории, привести в Симферополь. Батарея состояла из четырех трехдюймовых пушек с передками и полной запряжкой, но без зарядных ящиков; при батарее был один офицер и несколько добровольцев, ухаживавших за лошадьми. Все должностные места в батарее были сразу заполнены господами офицерами артиллеристами и артиллерийскими юнкерами. Батарея была совершенно надежной, но, к сожалению, в передках находилось всего лишь 20 снарядов.
2–й Крымский татарский конный полк в составе четырех эскадронов находился в Бахчисарае и в окрестных селах. От 1–го полка были высланы: в Ялту 4–й эскадрон ротмистра Баженова, [166] 6–й эскадрон штабс–ротмистра Отмарштейна [167] в Евпаторию, а 5–й штабс–ротмистра фон Гримма в Феодосию. Все остальные подразделения полка оставались в Симферополе.
После прибытия 1–го и 2–го эскадронов из Херсона во главе бригады стал командир бригады полковник Г. А. Бако и при нем адъютант штабс–ротмистр Н. П. Лисаневич. [168]Офицерский состав полка был следующий:
Командир полка полковник М. М. Петропольский.
Старший штаб–офицер и помощник по строевой части подполковник Э. П. Адтунжи. [169]
Помощник по хозяйственной части подполковник Э. Ф. Мартыно. [170]
Младший штаб–офицер подполковник И. К. Нарвойш. [171]
Командиры:
1–го эскадрона — ротмистр А. И. Думбадзе; [172] офицеры эскадрона: поручик Г. Н. Лесеневич [173] и корнет Г. И. Думбадзе. [174]
2–го эскадрона — штабс–ротмистр Князь Балатуков; [175] офицеры эскадрона: поручик В. А. Эммануель, [176] поручик А. В. Кривцов [177] и прапорщик Осм. М. Ресуль. [178]
3–го эскадрона — штабс–ротмистр Н. И. Петерс; [179] офицеры эскадрона: поручик А. А. Дурилин и корнет Л. Петерс 2–й. [180]
4–го эскадрона — ротмистр К. П. Баженов; офицеры эскадрона: штабс–ротмистр А. И. Лихвенцов, [181] штабс–ротмистр В. П. Васильев [182] и корнет Б. К. Веймарн. [183]
5–го эскадрона — штабс–ротмистр С. И. Фон Гримм; офицеры эскадрона: корнет Г. Добровольский [184] и корнет С. С. Пестов. [185]
6–го эскадрона — штабс–ротмистр Б. В. Отмарштейн; офицеры эскадрона: корнет А. Г. Курдубан 1–й [186] и корнет Г. В. Отмарштейн 2–й. [187]
Командир строевого эскадрона штабс–ротмистр Лесеневич П. Н. [188] и его помощник корнет Н. Д. Курдубан 2–й. [189]
Начальник конно–пулеметной команды штабс–ротмистр В. А. барон фон Медем [190] его помощник штабс–ротмистр Н. Г. Евдокимов. [191]
Начальник команды связи штабс–ротмистр К. А. Каблуков. [192]
Полковой адъютант штабс–ротмистр М. Б. Иедигаров [193] и при штабе тяжело ранненый в ногу поручик В. П. Губарев. [194]
Начальник обоза 2–го разряда поручик Н. Ф. Шлее. [195]
Полковой казначей поручик В. И. Воблый. [196]
Остальные господа офицеры временно убыли из полка по разным причинам: болезнь, отпуск, служебная командировка, временное прикомандирование к другим частям и др.
Не осталось в полку ни медицинского, ни ветеринарного врачей.
Вся работа по поддержанию порядка в Крыму фактически легла на Крымский конный (бывший Ее Величества) полк. 2–й полк не был готов, а офицерские роты находились лишь в резерве на случай более серьезных столкновений. С севера Крым считался обеспеченным, т. к. Северная Таврия, Херсонская и Екатеринославская губернии были заняты украинцами, которые не признавали большевиков и вели с ними борьбу. Все внимание было сосредоточено на Севастополе; ожидали неизбежного столкновения с матросами Черноморского флота. Уже два раза разоружались эшелоны матросов, двигавшихся куда-то на север. Перед Симферополем эшелоны задерживались, оружие отбиралось, а безоружные матросы отправлялись дальше на север, хотя не было гарантии в том, что эти матросы вернутся обратно с какой-либо станции в Крыму или в Северной Таврии. Много оружия набралось в «штабе Крымских войск»; были и пулеметы, а также большой запас патронов. Предполагалось этим оружием вооружать проектированные ополченские партизанские дружины. Среди учащейся молодежи было много желающих поступить в партизанские части. В среде строевых офицеров возлагались немалые надежды на полковника Достовалова, должность которого заключалась в формировании вооруженных отрядов из местного населения. Почему-то никаких формирований не произошло. А в Севастополе шли приготовления к наступлению на Бахчисарай и Симферополь с целью уничтожения засевших в Крыму белогвардейцев. Особенно хотелось матросам отомстить «эскадронцам» за столь энергичное участие их в подавлении Севастопольского восстания в 1905 году.
Началось не с главного направления. В Феодосии 7 января 1918 года вспыхнуло восстание. Бывший там 5–й эскадрон ввиду своей малочисленности (два взвода по 15 рядов) вынужден был выйти за пределы города, но сразу же, перейдя в контратаку, разогнал толпы народу на улицах и на некоторое время установил порядок в городе, но, опасаясь оставаться в середине города ночью, ротмистр фон Гримм вывел эскадрон на западную городскую окраину в ожидании подхода подкреплений. На поддержку 5–го эскадрона были спешно по железной дороге направлены стрелковый эскадрон штабс–ротмистра Лесеневича и две офицерские роты по 25 человек в каждой. Общее командование было возложено на Генштаба капитана Стратонова. Вся эта небольшая войсковая группа готова была атаковать противника, арестовать всех главарей, восстановить в городе порядок и принять меры к прекращению дальнейших выступлений большевиков. Командиры рот и эскадронов просили капитана Стратонова отдать приказание о наступлении, но капитан Стратонов не разрешил переход в наступление, считая его преждевременным. Два дня эскадроны крымцев и офицерские роты простояли под Феодосией, а в это время в порт пришло военное судно с матросским десантом, и город оказался прочно занятым красными. Эта первая значительная неудача воодушевила большевиков и послужила как бы сигналом к выступлению матросов из Севастополя. 9 января было первое нападение на эскадрон 2–го Крымско–татарского полка, стоявшего в имении графа Мордвинова в десяти верстах от Бахчисарая в сторону Севастополя. Матросской массой, вооруженной пулеметами и артиллерией, эскадрон был смят и после недолгого сопротивления своим слабым ружейным огнем отошел на Бахчисарай. Возможно, что это нападение было лишь пробой, т. к. преследования со стороны матросов не было. Десятое января прошло спокойно, так же и одиннадцатое. За несколько дней до событий в Феодосии и около Бахчисарая подполковник Макухин собрал всех имевших возможность прийти на собрание офицеров и рассказал о том, какое сейчас тяжелое политическое состояние в Крыму и надо приложить все усилия, чтобы продержаться некоторое время, пока не получим поддержку с Украины, на которую можно рассчитывать, и тогда можно будет обеспечить краю счастливое существование и свободу. Д. Сейдаметов также говорил с офицерами, что он всецело полагается на господ офицеров, что он им вполне доверяет, а т. к. он сам в военном деле ничего не понимает, то просит поступать по своему усмотрению, совершенно с ним не считаясь. Сказал Сейдаметов, что он «сидит здесь» только лишь для того, чтобы бодрый боевой дух среди своих татар–всадников оставался бы на должной высоте и чтобы привлечь побольше добровольцев в ряды войск, главным образом, конечно, из своей татарской среды. Сейдамет оказался умнее Керенского, отказался от роли «Керенского в малом масштабе», которой он вначале увлекался, и не соблазнился стать «главнокомандующим». Он действительно в военные дела не вмешивался и вел себя вполне корректно.
Подполковник Макухин, официально назначив командира бригады и командиров полков, к сожалению, совершенно устранил их от командования, требуя лишь эскадроны, которым давались задания непосредственно от штаба или эти эскадроны попадали под начальство случайных начальников сборными отрядами, как, например, капитана Стратонова под Феодосией. Особенно глубокой ошибкой было назначение георгиевского кавалера доблестного полковника В. начальником над всеми вооруженными силами, назначенными для отражения наступления Севастопольских матросов. Полковник В. только что прибыл в Симферополь, никто его не знал, и он тоже не знал создавшейся обстановки, все ему было чуждо и не было времени, чтобы как следует со всем ознакомиться, установить с подчиненными ему войсковыми подразделениями связь и организовать хотя бы самый малый орган управления. В результате вооруженные силы остались без начальника, а начальник оказался в одиночестве, не имея связи со своими подчиненными.
После двухдневного перерыва 12 января хорошо сорганизовавшиеся массы матросов снова совершили нападение на 2–й полк под самым уже Бахчисараем. 2–й Крымский татарский полк, совсем еще недостаточно подготовленный для боевых действий и не имея достаточного вооружения, не выдержал стремительной атаки врага. Матросам удалось овладеть Бахчисараем, а 2–й полк, довольно расстроенный, отступил частично на станцию Альму, частично к востоку от Бахчисарая.
В это время эскадроны, стоявшие в Симферополе, еще не были двинуты на поддержку 2–го полка. Возможно, что «штаб Крымских войск» рассчитывал, что 2–й полк сможет отразить наступление матросских банд, а кроме того, хотя и считалось, что с севера Крым обеспечен, но было опасение, что и с севера могут произойти неприятные неожиданности. Эскадроны нужны были и в Симферополе, для посылки разъездов по окрестностям, и для несения службы на вокзале, по оказанию поддержки железнодорожному персоналу и еще существовавшей местной милиции. Однако весть о поражении 2–го полка в Бахчисарае крайне взбудоражила настроения в 1–м дивизионе. Во всех трех эскадронах дивизиона всадники действительно, без преувеличения, горели желанием сразиться с врагом. Боевой подъем был на высоком уровне; с такими солдатами при хорошем управлении можно было бы совершать геройские дела, но такого управления, к нашему большому горю, не было.
Под вечер 12 января, как только в эскадронах узнали о событиях в Бахчисарае, целая толпа человек в сорок всадников прибежала в штаб полка, выражая необходимость немедленного похода на Бахчисарай. Дисциплина в полку сохранилась, исчез даже полковой комитет, поэтому, конечно, такая вольность солдат должна была бы считаться большим антидисциплинарным проступком. Но были другие времена, решался вопрос «быть или не быть», и ведь было проявлено стремление идти в бой, что вообще должно было бы поощряться. Так и понял это командир полка, выразил удовлетворение боевым порывом всадников, успокоил их, кратко объяснил обстановку и сказал, что завтра, без сомнения, с раннего утра эскадроны выступят на поддержку 2–го полка.
Рано утром 13 января по приказанию «штаба Крымских войск» 1–й, 2–й и 3–й эскадроны выступили по направлению на станцию Альма; с эскадронами выступили конно–пулеметная команда и батарея, но не под командой командира полка, а в распоряжение начальника «вооруженных сил «штаба Крымских войск» были направлены все эти войсковые подразделения. Ротмистр Думбадзе, как старший из командиров, повел дивизион переменным аллюром, и, подойдя к станции Альма, дивизион сразу столкнулся с красными матросами, уже успевшими занять станцию и прилегающий к ней поселок. Все три эскадрона спешились и при поддержке своих пулеметов в течение всего дня вели огневой бой, не давая врагу возможности ни шагу продвинуться вперед. Батарея очень удачно обстреляла расположение большевиков–матросов, но ее двадцать снарядов быстро были израсходованы, и батарея замолчала. В ответ же со стороны врага летело множество снарядов разных калибров, были и тяжелые. Артиллерия противника стреляла отвратительно, снаряды в цель не попадали, но моральное действие вражеской артиллерии было все же очень большое: у нас ничего, а у них безграничное количество. Господа офицеры чувствовали, что боевой порыв у наших славных «куйдышей» слабеет.
С уходом 1–го дивизиона из Симферополя никаких войск там больше не оставалось. На вокзал были посланы трубаческий взвод и команда связи. Запасных полков больше не существовало, они были демобилизованы и запасные солдаты уже успели разъехаться по домам. В городе никаких выступлений большевиков не произошло, но чувствовалось какое-то волнующее затишье; ходили люди с винтовками, изображая собой блюстителей порядка.
На Альминском фронте начальника вооруженных сил нигде не было видно. В офицерской роте, жидкие цепи которой находились левее эскадронов крымцев, говорили, что начальство находится у выхода из города на Севастопольском шоссе, где сосредоточилось несколько мелких отрядов наспех набранных добровольцев. Появились весьма неприятные слухи от прибывших одиночных всадников из штаба полка, что 2–й полк отказался от дальнейшего сопротивления и что в полку решено начать мирные переговоры с большевиками.
К вечеру перестрелка с матросами стихла, и неожиданно передали по фронту слева, что приказано отступать Этого только и ожидали, и удержать на позиции наших всадников было невозможно. Отступление происходило в полном порядке, но на левом фланге все маленькие добровольческие отряды просто бежали. 1–й дивизион, как на ученье, отходил не спеша в линии взводных колонн.
Почти у окраины Симферополя на параллельной фронту дороге из строя вдруг увидели небольшую группу людей, среди которой узнали начальника вооруженных сил полковника В. Командир ближайшего к этой группе эскадрона подъехал к полковнику В. и спросил, что же дальше делать. На это был ответ, что все уже кончено и остается лишь войти в город и поднять там население для защиты от нашествия большевиков. Этот ответ был передан другим командирам и, конечно стал известен и всадникам. На окраине Симферополя эскадроны были остановлены, и от командира полка получено было приказание выставить сторожевое охранение; узнали здесь также, что «штаб Крымских войск» в полном составе еще днем покинул свое помещение в полковом собрании Крымского Конного полка и разбежался кто куда смог. Командиру полка пришлось отменить свое приказание о сторожевом охранении, т. к. у наших всадников, еще утром горевших желанием сражаться, теперь наступила полная деморализация. Из всех командиров только один командир 2–го Конно–татарского полка подполковник Осман–Бей князь Биарсланов отчаянно пытался поднять дух в своем полку и призывал своих подчиненных идти за ним против большевиков–матросов, шедших по направлению к Симферополю. Никто за своим командиром не пошел; полк уже фактически не существовал, а оставалась лишь морально подавленная толпа вооруженных людей, еще накануне, 12 января, представлявшая собою 2–й Крымско–татарский конный полк, хотя и потерпевший поражение, но смело защищавшийся, а 1–й эскадрон во главе с командиром эскадрона даже в конном строю атаковавший матросов и основательно их потрепавший.
Ночь с 13–го на 14 января эскадроны 1–го дивизиона с конно–пулеметной командой и штабом полка провели в казармах. Поздно вечером 13 января прибыл к полку и 5–й эскадрон. О стрелковом эскадроне сведений никаких не было, должен был эскадрон вернуться в Симферополь по железной дороге.
В полковом собрании собралось множество офицеров, находившихся в Симферополе и прибывших из других городов Крыма. Не пожелали они своевременно вступить в офицерские роты, а теперь пришли в ожидании, что их кто-то спасет. В любой момент можно было ожидать нападения на полковое собрание, но никто не решался взять организацию обороны в свои руки. Тогда наш крымец штабс–ротмистр Селим Мурза Муфтий–Заде [197] громким голосом заявил, что т. к. никто из старших офицеров не проявил желания взять на себя руководство самозащитой всех собравшихся, то он объявляет себя начальником обороны и предлагает всем исполнять его распоряжения. Были поставлены пулеметы, назначены были караулы и патрули; господа офицеры воодушевились, но не надолго. Одновременно велась агитация за установление мирных переговоров с матросами и о высылке им навстречу парламентеров; особенно старался в этом отношении уговаривать военный врач, крымский татарин, пока никому еще не известный, но в будущем проявивший свои крайне левые убеждения. Агитация его не имела успеха, но и обороняться тоже большинство из присутствовавших не имело желания. Господа офицеры в ночной темноте постепенно исчезали, и под утро собрание опустело.
Рано утром 14 января передан был в эскадроны приказ (от кого именно, так и осталось неизвестным) о том, чтобы группами или по одному, кто как хочет, верхом или пешком, с оружием или без оружия, пробиваться куда кому удобнее. Многие думали, что можно пробиться в горы и там дождаться более благоприятного времени. Так или иначе, но пришлось «распылиться». Трогательно прощались всадники со своими офицерами. Было проявлено очень много внимания и доброго сердечною чувства по отношению к своим командирам (уже теперь бывшим). Зная, что офицерам угрожает большая опасность, уговаривали их снимать свои офицерские отличия, галуны, кокарды и др. Многие подходили к офицерам, целовали их или крепко пожимали им руки. У большинства были слезы на глазах; видно было, что тяжело переживается ими эта страшная полковая трагедия. Спасибо нашим славным «куйды–шам» за их верную старательную службу и за их доброе сердечное отношение к своим офицерам. Во многих других полках русской конницы после революции постепенно отношения нижних чинов к офицерам ухудшались и становились грубыми и враждебными.
13 января утром полковник Достовалов в сопровождении поручика Губарева и еще одною офицера из «штаба Крымских войск» на автомобиле отправился в город Ялту для руководства действиями нашего 4–го эскадрона. Поздно вечером, при возвращении в Симферополь, автомобиль полковника Достовалова при въезде в город был задержан большевиками, уже занявшими эту часть города. Полковник Достовалов и его два спутника были арестованы; поручик Губарев и офицер штаба в ночь на 15 января были расстреляны; полковник Достовалов после двухдневного ареста был освобожден и уехал на север, как говорили, в Москву. 4–й эскадрон еще два дня оставался в Ялте, подавив попытки местных большевиков захватить власть в городе, но 15 января в Ялтинскую гавань вошел один из миноносцев 3–го дивизиона, матросы которого считались особенно жестокими и кровожадными. Городские власти стали просить ротмистра Баженова ради спасения города от бомбардировки уйти за пределы города. Зная, что в Симферополе уже все кончено, и, принимая во внимание создавшуюся местную обстановку, а также и настроения всадников, ротмистр Баженов увел эскадрон из Ялты. Почти полностью эскадрон ушел в горы и уже оттуда постепенно «распылился».
6–й эскадрон весь день 13 января оставался в Евпатории, где поддерживал порядок, но, узнав о событиях в Симферополе, штабс–ротмистр Отмарштейн решил с эскадроном идти на поддержку ведущим бой эскадронам, но уже было слишком поздно, 14 января Симферополь был уже во власти матросов. Пришлось и 6–му эскадрону последовать примеру всех остальных эскадронов, пробираться кто как и куда мог.
Крымскому конному Ее Величества полку суждено было одному из первых начать в России борьбу против поработителей нашей Родины, а также и быть единственным из всех кавалерийских полков, принявших участие в Гражданской войне в том же составе, в каком были в Первой Великой мировой войне. Не пришлось полку вести борьбу непрерывно до конца гражданской войны; в ночь с 13–го на 14 января 1918 года борьба временно прекратилась, но уже в том же году крымцы собрались снова для продолжения службы России с надеждой на восстановление старых традиций и старого законного императорского строя.
За время прошедшего краткою периода Гражданской войны полк потерял убитыми и расстрелянными следующих господ офицеров: полковники Алтунжи и Биарсланов, ротмистры Думбадзе и фон Гримм, штабс–ротмистры барон фон Медем, Евдокимов и Лисаневич, поручики Губарев и Кривцов, корнеты Добровольский, Пестов и Отмарштейн. Расстрелян в своем имении на реке Бельбек старый крымец отставной подполковник Орест Андреевич Кокораки. Ранены были поручик Эммануель, поручик Дурилин и корнет Веймарн. Точное число убитых, расстрелянных и раненых нижних чинов полка определить было невозможно, но оно было очень большое.