И.Фролов (Севастополь)

Военно-морские взаимоотношения Российской империи и Соединенного Королевства Великобритании на Черном море в период царствования императора Николая Первого

В первые же месяцы своего царствования, Николай I, в связи с неудовлетворительным состоянием российского флота на тот момент времени, вынужден был сформировать Комитет образования флота, «… дабы извлечь наши морские силы из забвения и ничтожества, в которых они прозябали в последнее время» .В комитет вошли лучшие умы Морского ведомства того времени: А.В.Моллер, Д.Н.Сенявин, П.В.Пустошкин, А.С.Грейг, И.Ф.Крузенштерн, Ф.Ф.Беллинсгаузен, М.И.Ратманов и П.М.Рожнов. В рескрипте Императора от 31 декабря 1825 года записано: «Россия должна быть третья по силе морская держава после Англии и Франции и должна быть сильнее союза второстепенных морских держав».
мировой политике XIX века продолжало расти, хотя ей и не удавалось кому-либо В рассматриваемый в этой статье период истории, влияние Англии в навязать, в том числе и вассально зависимой от нее Турции, военно-политических и финансовых соглашений, которые влияли бы на разрешение Восточного вопроса. Однако, поступаться своим влиянием в пользу кого бы то ни было, а тем более в интересах основного стратегического соперника в Балкано-Ближневосточном регионе – России, она не собиралась. Здесь, по моему мнению, было бы уместно вспомнить о примечательном событии 1836 года, когда на Балтийском море Император Николай I в присутствии представителя Великобритании – морского капитана Кравфордта – произвел смотр Балтийского флота с представлением личному составу «дедушки русского флота» – ботика Петра I. Эта мирная демонстрация – в виде торжественной церемонии – сыграла, по-видимому, определенную роль, как для настоящего момента, так и для будущего, возбудив в Англии очередной порыв к соперничеству. Весь этот смотр произвел на упомянутого капитана сильное впечатление. Гордость англичанина, его боязливое опасение за потерю своей страной национального морского могущества и жажды вечного владычества над морями сказались сейчас же, найдя выражение в его обширных публикациях на эту тему в прессе. Так, он писал: «Сравнивая вообще современное положение русского флота с прежним – за несколько лет назад – и думая о том, как мало сделано с нашей стороны для улучшения морской силы за тот же промежуток времени, чувствую, что русские в сильном выигрыше перед нами, чтобы можно было ими пренебрегать…Имеем ли мы флот для защиты наших берегов против нападения подобной морской силы, и какой удобный случай для России возместить ее расходы по сооружению флота повсеместным захватом наших коммерческих судов прежде, чем наша военно-морская сила была бы в состоянии их защитить…Я положительно утверждаю, что в настоящее время мы не обладаем этим первенством, а для достижения его потребуется и время и громадные усилия, тогда как соседняя держава, отношения которой к нам не всегда имеют дружественный характер, владеет – в продолжение 3-х или 4-х месяцев в году – подавляющей силой на море в 8-ми днях расстояния от наших берегов».
В изданной им сейчас же в Англии брошюре – об этом смотре и о состоянии русского флота – он очень остро поставил и подчеркнул для нации именно этот вопрос о первенстве на море, подняв целую бурю в прессе и обществе за усиление флота.
Торжества и блеск очевидного политического успеха над Англией, совпавшего с доведением русского флота до штатного состава, внесли в правящие круги России, в особенности среди лиц высокопоставленных, но, по-видимому, недостаточно ответственных (К.В.Нессельроде, А.С.Меньшиков и др.), зловредное благодушие. Современный военный историк в этой связи описывает сокрушенное состояние одного из известных людей в России того времени: « … Тютчев точно знал, что готовит Запад России, знал о том, что собираются темные силы для удара по Русской державе и знал, что его доклады Государю Императору не доходят до цели, ибо канцлер Нессельроде, холуй тех самых темных сил, умышленно вводит в заблуждение Николая Первого относительно планов Запада. Впереди была Крымская война …» Хотя многие и разделяли усердные труды Государя по укреплению внешней политики и созданию сильного флота, но вирус приобретенного дефицита бдительности, самодовольство и самоуверенное пребывание на лаврах временного, но вполне реального военного превосходства, сказались далее на работе государственных ключевых ответственных фигур самым отрицательным образом. Однако в этот благоприятный момент поставленные Императором флоту цели – господство на Балтийском и Черном морях – были достигнуты. Никто из второстепенных морских держав в это время не мог и мечтать о соперничестве на этих морях с Россией. Оценивая это высокое достижение с современных позиций, Государственный военный инспектор – Секретарь Совета Обороны Российской Федерации А.А.Кокошин пишет: «Новый этап восстановления российской морской мощи начался с приходом к власти Императора Николая I, который вплоть до Крымской войны 1853-1856гг. был самым могущественным Государем Европы. В первый месяц своего царствования он сформировал Комитет образования флота. Но не столько решения этого Комитета, сколько деятельность сильных, высокообразованных организаторов и флотоводцев подняли флот на более высокий уровень – к ним прежде всего надо отнести С.К.Грейга и М.П.Лазарева, а затем их учеников П.С.Нахимова, В.А.Корнилова, В.И.Истомина. Героизм, отвага и мужество российских моряков не могли компенсировать проблемы, связанные с экономической слбостью страны, отсталостью в развитии технологической базы судостроительной промышленности, с плохой системой подготовки кадров, с политическими и стратегическими ошибками государственных руководителей. Парусникам П.С.Нахимова было трудно противостоять английским и французским паровым кораблям. После блестящей морской Синопской победы в 1853г. над турками (это было последнее крупное сражение эпохи парусного флота) морякам-черноморцам вместе с сухопутными частями в пешем строю пришлось отстаивать и сдать Севастополь войскам англо-франко-турецко-сардинской коалиции. Моряки проявили в те дни чудеса храбрости и стойкости». Более подробно эти события будут описаны далее в контексте настоящей работы, а пока автор анализирует и уточняет ситуацию, предшествующую началу Крымской войны.
Так, несмотря на отмеченные А.А. Кокошиным факторы взлета и падения значения Российского флота той поры, в общем и целом авторитет нашего Отечества на мировой арене был очень высоким. Даже через 12 лет (в 1848 году), когда русские, по сравнению с Англией и Францией – в силу сложной внешней и внутренней политической ситуации – окончательно отстали в мощи флота по типу судов, слово Русского Самодержавного Царя, заявившего в Берлине о своем праве и обязанности быть руководителем держав всего севера Европы, поддержанное отправкой флота в датские воды, отсрочило на много лет основание морского могущества и объединения Германии. Тем не менее, возвращаясь к событиям тридцатых годов девятнадцатого века, следует подчеркнуть, что в то время очередных перспективных задач флоту, вытекавших с очевидностью из новой создавшейся политической и стратегической обстановки, поставлено не было. Напротив, этот момент (1836 г.) совпал с последней организационной реформой Морского управления в России, нарушившей удивительную по чистоте принципов организацию флота в период 1827-28 гг. и давшей за последующие 8 лет такие блестящие результаты. Вероятно, это можно частично объяснить отсутствием достаточного личного опыта и строгого контроля за деятельностью Правительственных органов со стороны сравнительно еще молодого в этот период Императора Николая I, как в силу его большой загруженности в ходе решения многочисленных государственных задач, так и по причине его известной любви, доверчивости и доброжелательности к своему окружению, равно как и ко всему вверенному ему Богом российскому народу . Еще в 1802 году выдающийся государственный деятель и великий соотечественник М.М.Сперанский , наставляя на путь истинный вступившего на престол молодого Императора Александра I, изложил ему свои мудрые размышления и соображения о характере национальной политической культуры, необходимой для претворения в жизнь царствующими особами. Где он, как представляется автору, в принципе довольно удачно нарисовал образ будущего достойного Правителя России в лице его родного брата Николая I, характер прогнозируемого М.М.Сперанским управления которого, очень схож с реальной действительностью, отраженной далее в описываемых автором коллизиях. А потому предлагается вниманию взыскательных читателей – для более глубокого уяснения сущности предвоенных событий Восточной (Крымской) войны – некоторые выдержки из этого труда: «Наконец, явится благотворительный гений с самыми счастливейшими расположениями разума и воли ….Россия узрит в нем своего ангела-хранителя, Любовь к нему будет одной и той же с любовью к Отечеству. Самые холодные эгоисты будут притворятся, что к нему привязаны, для того только, чтоб не считали их извергами общества., дерзкая и мелкая предприимчивость будет пресмыкаться во мраке и имя ее будет неизвестно…Он призовет к себе…людей, кои некогда управляли государственными делами, но в людях сих найдет он, по большей части, застарелые предрассудки, механический разум примеров, а не разум собственного размышления, недостаток сердечной теплоты к общему благу, личные виды, дух партий и дух властолюбия. И как разум посредственный не умеет оценить разума превосходного, то все сии люди почтут себя рожденными учить и наставлять его. Не познав ни пространства его видов, ни возвышения его характера, они будут измерять его собою и, пользуясь единым сравнением лет и опыта, возмечтают давать ему уроки…». Как видно, влияния темных сил избежать было невозможно, ибо, как сказал апостол и евангелист Иоанн Богослов: «Мир во зле лежит». Как бы там ни было, но, по- видимому, в значительной степени именно упомянутой выше реформой можно объяснить то, что к моменту Восточной войны у флота не было командующего им, не было предварительно выработанного плана войны, не были созданы вооруженные силы в соответствии с силами противника, который незамедлительно воспользовался и этими обстоятельствами. Здесь опять же уместны мысли М.М.Сперанского: «Правительство, действуя без плана, не только теряет время и случай к приготовлению лучшего, но и заграждает себе пути, ставя в подвиге своем самому себе препятствия» . Однако это были всего лишь предпосылки для нападения, тайно подготовленные скрытыми в то время, но уже известными сегодня, врагами Отечества, наследники которых ведут и сейчас разрушительную работу против нашей страны. Истинной же причиной развязывания «Большой войны» явилось, как полагает автор, прежде всего – духовно-религиозное противостояние России с Англией и ее союзниками, жаждущими к тому же прибрать к своим рукам и несметные богатства России. Воистину, аппетит приходит во время еды! Угнетая духовно и физически многие народы завоеванных стран, не признавая мировой значимости Богоугодной России, в духовной сущности которой до сих пор многие не разбираются, даже будучи ее гражданами, интервенты дерзко обрушились на миролюбивую страну, надеясь, по-видимому, на содействие и ее внутренних злоумышленных сил. Существует версия, что причиной войны, якобы, было ошибочное мнение Императора Николая I по поводу «Восточного вопроса». К великому сожалению, эта широко распространенная точка зрения активно насаждалась в советское время противниками самодержавного строя, ограничивающего проявления разрушительных анархических устремлений в государстве влиятельных слоев общества. Поводом же для организации этой грандиозной кампании был спор между католиками и православными, который в 1850 году вспыхнул в Иерусалиме по вопросу о правах на владение Святыми Местами, ключами Вифлиемского храма, а также о праве ремонта Купола над Гробом Господним и Серебряной Звезды, указывающей место рождения Иисуса Христа. В этой связи Император потребовал от Турции ответа относительно прав католического и православного духовенства в Иерусалиме и Палестине, являющейся провинцией Османской империи. Ведь эти права были предоставлены России для защиты православных христиан еще Кючук-Кайнарджийским и Адрианопольским договорами. В средние же века, этим правом (после крестовых походов) пользовались лишь одни католики. В 1740 году – для подтверждения этого несправедливого положения – между Францией и Турцией был заключен договор, по которому католикам было предоставлено «…обладание всеми Святыми Местами… в том самом виде, как они владели ими до тех пор». Однако, православные имели на это совершенно законное право, как богоугодные правопреемники Рима и Константинополя. Начало протектората православных над этими местами и было положено Кючук-Кайнарджийским договором между Россией и Турцией в 1774 году. Позднее, со времен Французской революции (1789 г), это право было окончательно закреплено за православными под покровительством России.
В спор о Святых местах с подачи религиозных деятелей вмешался Луи Наполеон, тогда еще президент Французской республики, т.к. он имел взаимовыгодную поддержку у католического духовенства и у его главы Папы Римского. И вот 28 мая 1850 года французское правительство послало Турции ноту с требованием выполнять старые договоры, что воодушевляло иноверцев на бесчинства. В защиту православных, естественно, выступил Помазанник Божий – Император Николай I. Началась длительная дипломатическая борьба, которая коснулась и других регионов Османской империи, включая также европейскую часть Турции, где числилось в начале 50-х годов XIX века 15,5 миллионов жителей. По вероисповеданию они делились следующим образом: 4 миллиона составляли мусульмане (турки и арнауты по преимуществу), а все остальные (за вычетом 260 тысяч католиков и 70 тысяч иудеев), т.е. около 10 миллионов, были православные. Такие цифры дает знаток Турции Убичини в своих «Letteres sur la Turquie», вышедших в 1851 году»
Николай I, как честный благожелательный политик, достойно выполняющий свои межгосударственные обязательства, надеялся на лояльное отношение «верных союзников»: Австрии и Пруссии, моральную поддержку Англии, нейтралитет Франции. Однако, усиленная дипломатическая подготовка решения «Восточного вопроса» оказалась несостоятельной. Англия и Франция, преодолев имеющиеся между ними разногласия, заключили вновь союз во имя «защиты» Османской империи от якобы русской угрозы. В итоге России в ближайшем будущем вместо слабой Турции пришлось иметь дело с мощной коалицией. Но это станет ясным позже. С обострением же Восточного кризиса, в начале второй половины XIX века Николай I, размышляя с советниками о возможном повороте событий, допускал в качестве одного из средств справедливого давления на султана (с целью добиться решения в пользу России принципиально важного для нее религиозно-церковного вопроса) – проведение превентивной десантной операции в зоне Черноморских проливов (Босфор и Дарданеллы). «Ежели дело примет серьезный оборот, тогда не только приведу 5-й корпус в военное положение, но и 4-й, которому вместе с 15-й дивизией придется идти в Княжества для скорейшего занятия, покуда13-я и 14-я дивизии сядут на флот для прямого действия на Босфор и Царьград», – писал он в день Рождества Христова 1852 года фельдмаршалу И. Ф. Паскевичу. Чуть раньше он говорил о необходимости подготовиться к Босфорской экспедиции с адмиралом А.С. Меньшиковым, возглавлявшим Морское министерство, и с начальником штаба Черноморского флота вице-адмиралом В.А.Корниловым, а затем был принят и обстоятельный план опережающей экспедиции. Намечаемые операции в районе проливов Босфор и Дарданеллы (далее – Черноморские проливы или Проливы) фигурировали и в более поздних предохранительных проектах Царя, в том числе относящихся и к периоду самой войны, что свидетельствует о высочайшей личной ответственности Императора за судьбы своего Отечества, но момент был, видимо, уже упущен в 1836 году (реформа) по преступной халатности Правительственных чиновников. В этих условиях Николай I не исключал очередной войны с Турцией. Еще в сентябре 1852 года, устроив смотр Черноморскому флоту России, он остался удовлетворен состоянием боевых кораблей. Тогда же, прорабатывались и различные предварительные варианты решения судьбы Босфора. Планировалось осуществить, в частности, упредительную десантную операцию по его захвату, разработанную в свое время адмиралом М.П. Лазаревым на случай войны с Турцией. Он собирался молниеносным ударом с моря, используя все силы флота, временно овладеть проливом всего лишь в интересах решения Восточного вопроса. Мысль графа Паццо-ди-Борго, что «только заняв прочно Босфор и Дарданеллы, Россия может спокойно ожидать события» , изложенная им в унисон аналогичным мнениям многих военных стратегов, казалось, была глубоко осознанным и основательным убеждением Государя. При определенных условиях он предполагал даже вынужденную бомбардировку Стамбула. Важность именно этого пролива – для Императора и прогрессивной общественности России – была всегда настолько очевидна, что первый винтовой паровой 120-пушечный линейный корабль, заложенный в Николаеве 29 сентября 1852 года, получил весьма многозначительное название – «Босфор». 15 декабря 1852 года Государь отдал собственноручное повеление о сборе резервных и запасных частей 5-го пехотного корпуса, 5-й артиллерийской дивизии, 5-го саперного батальона и о приготовлении – всего необходимого для сбора по первому требованию – таких же частей 4-го корпуса, запасных эскадронов, конных батарей, 4 и 5 легких батарей и потребовал от князя А.С.Меньшикова соображений «о выгоднейшем времени к вооружению Черноморского флота и извлечения из проекта – действий против Босфора – покойного адмирала Лазарева».
16-17 декабря 1852 года план операции по вероятному захвату пролива был рассмотрен и утвержден на Совете у Императора, после чего подготовка к ней активизировалась. Важно, однако, отметить, что овладение Босфором или даже Турецкой столицей намечалось в этих планах лишь в качестве оперативно-тактической задачи, но никогда не являлось окончательной стратегической целью. Как пишет американский автор новейшего исследования о происхождении Крымской войны Д.М.Голдфренк, постоянной линией Николая I в отношении Османской империи было следующее: «Он не хотел сам Константинополь, но не позволил бы и занять его кому бы то ни было». Показателен в этом отношении такой важный эпизод из предыстории войны, как беседа Николая I с посланником Великобритании в Петербурге Г. Сеймуром в январе-феврале 1853 года.
То был один из тех моментов, когда, по выражению В.Н. Виноградова, Император «приоткрывался» в отношении своих потаенных намерений в Восточном вопросе. Это было как бы продолжением разговора, который велся с британскими политиками в процессе его визита в Англию в 1844 году. На этот раз Царь просил передать британскому правительству, что «Константинополь никогда не попадет в руки ни англичан, ни французов, ни какой либо другой великой нации». «Я не допущу постоянного занятия Константинополя русскими…Может случиться, что обстоятельства принудят меня занять Константинополь, но я…расположен принять обязательство не водворяться там, разумеется, в качестве собственника; в качестве временного охранителя – дела другое» . Совершенно очевидно, что Императором владели благородные чувства освобождения народов от турецкого ига.
Влиятельный член правительства Англии, лорд Пальмерстон решил использовать конфликт между Россией и Францией из-за Святых Мест, т.е. привилегий в Палестине, для создания коалиции против России и для ликвидации ее влияния на Ближнем Востоке, но в то время это было глубочайшей тайной. Английский посол Стрэтфорд-Канниг, назначенный в Константинополь в начале 1853 года, сумел использовать сложившуюся обстановку, чтобы обеспечить успех не только духовно-агрессивной, но и захватнической английской политике. Ее стратегический инструмент – флот Великобритании, который нельзя было привести в немедленную готовность к дальнему походу без предварительных и многочисленных мероприятий – в начале марта 1853 года уже прибыл на остров Саламин, что говорит о заранее продуманном шаге Англии против России. А через 2 недели сюда прибыл и французский флот. Накануне этих событий, одновременно с военным планированием, Николай I пытался путем переговоров изменить противоборствующие позиции Турции. Так, 16 февраля 1853 года, пароходофрегат «Громоносец» доставил чрезвычайное российское посольство в Стамбул. Возглавил делегацию — по решению Императора — светлейший князь А.С.Меньшиков, адмирал и недавний глава Морского министерства. Кроме него в нее входили: канцлер, т.е. министр иностранных дел – граф К.В.Нессельроде, вице-адмирал В.А.Корнилов – начальник штаба Черноморского флота и генерал-майор Непокитницкий. Переговоры с султаном Абдул-Меджидом шли трудно, т.к. А.С.Меньшиков столкнулся с противодействием английских дипломатов. Как только высокопоставленные турецкие сановники начинали склоняться к принятию условий, предложенных русской стороной, их тут же от переговоров разными путями отстраняли. Во время переговоров также велась активная разведка мест высадки десанта. Узнав о том, что в Босфоре стоят новые береговые батареи и что в Дарданеллах они тоже усилены, а численность солдат, оснащенных артиллерией в турецкой столице, могла быть быстро увеличена до 50000 человек, да к тому же единственное место высадки десанта – Бюкдерский залив – прикрывали береговые батареи, А.С.Меньшиков доложил Николаю I свое новое мнение об отказе от десантирования. В.А.Корнилов убежденно доказывал, что захват Босфора – это единственно верный и логически вытекающий из стратегической обстановки план войны на Черном море. Однако, ему не удалось убедить членов Совета Императора в своей, возможно и правомочной, точке зрения, и Николай I, учитывая обоснованные доводы его абсолютного большинства, временно отменил десантную операцию. Это, по мнению лейтенанта флота Лебедева, чья статья о действиях Черноморского флота в Восточной войне была опубликована в X томе «Истории русской армии и флота», явилось главной стратегической ошибкой Императора в предстоящей войне с Турцией. Которая якобы фактически лишала русский флот господства на море и открывала возможность морским силам Англии и Франции войти в Черное море для поддержки турок. Автор данной статьи полагает, что теоретически это, по-видимому, не исключено, но это всего лишь частная точка зрения одного из немногих исследователей, к тому же не обладающего всей полнотой информации на уровне высшего руководства.
А переговоры тем временем продолжались. Русский Император через А.С.Меньшикова решительно потребовал от султана поставить всех православных подданных Османской империи под его покровительство, т.к. католические церкви злоупотребляли своим привилегированным положением и чинили всякие козни иноверцам. О католиках было сказано, что «… число их весьма значительно повсюду в Турции, состоят они в отношении к турецкому закону на праве собственности французской… пользуются привилегиями экстерриториального права… наравне с посольскими домами». На это турецкие власти сознательно закрывали глаза несмотря на то, что по законам того времени недвижимость на территории Турции для европейцев была запрещена! Об этом и многом другом писал посол Н.П.Игнатьев из Константинополя в Париж более обстоятельно, но попозже, в июне 1853 года, в попытке предотвратить грядущее кровопролитие.
После нескольких дней переговоров А.С.Меньшиков представил султану Абдул-Меджиду проект конвенции, составленной в довольно жестком тоне, и потребовал не только предоставления Царю права защиты православных, но и одновременно предложил султану союз, реализуя известный в дипломатии метод так называемого «кнута и пряника». И то и другое напугало турок, а настойчивое поведение русских только усилило этот страх. В итоге 8 мая султан Турции направил главе чрезвычайного посольства России свой отказ. На следующий день, 9 мая 1853 года, дипломатические отношения между Турцией и Россией были разорваны, и русское посольство отправилось в Одессу, вручив турецкому правительству требования в форме ультиматума. Как выяснилось позже, в тот же день – т.е. значительно раньше, чем в Лондоне стал известен русский ультиматум – английское правительство приказало своему флоту продвинуться еще ближе к Константинополю, в Безинскую бухту (в турецких водах, непосредственно прилегающих к проливам).
После неудачного завершения переговоров перед русским Правительством и Николаем I встал вопрос – что делать дальше? И тогда, окончательно отвергнув план захвата Босфора, был разработан другой. Он заключался в поэтапном всевозможно оправданном воздействии на Турцию. Из наступательного план – пока еще лишь вероятный – в будущей войне против Турции трансформировался преимущественно в выжидательный и оборонительный. Однако, ни Англия, ни Франция, ни тем более Турция, в чем уверены некоторые историки, в тот момент к большой войне готовы не были. Но этот благоприятный момент, если он действительно имел место, по-видимому, также был упущен, и Россия, как считает Е.В.Тарле, встала на тот трагический путь больших и малых ошибок, который и приведет ее в конце концов к поражению. К этому следует добавить, что ошибается тот, кто ничего не делает. Россия же прилагала титанические усилия для мирного урегулирования Восточного вопроса, который был ножом в горле для претендентов на мировое господство.
По завершении своего посольства в Стамбул светлейший князь А.С.Меньшиков не вернулся в Морское министерство, получив высочайшее повеление руководить обороной Крыма.
Оставшись в Крыму, он начал энергичные приготовления к приведению флота и Севастополя на военное положение. 17 мая всему Черноморскому флоту было предписано начать подготовку к кампании, а 5-ой дивизии флота под начальством вице-адмирала П.С.Нахимова указано было выйти в море для крейсерства у Херсонесского маяка с выделением 3-х фрегатов и 3-х бригов для установления линии крейсеров до Босфора. Крейсерский отряд восточного берега Черного моря был также усилен сформированием особого отряда из 6 судов с назначением базы этого отряда в Сухуми.
Главная задача этого вспомогательного Кавказского отряда крейсеров состояла в наблюдении за Батумом и окрестными пограничными местами. Одновременно для объединения действий всех кавказских крейсеров они были подчинены начальнику Черноморской береговой линии вице-адмиралу Л.М.Серебрякову, которому, для сообщения с эскадрой крейсеров, приказано было выслать одно из судов к Синопу.
Россия продолжала оказывать на Турцию всестороннее справедливое давление. Так, 19 мая турецкому министру иностранных дел была послана нота канцлера Российской империи графа К.В.Нессельроде с ультиматумом о том, что если Турция все же не даст положительного ответа на ноту А.С.Меньшикова, то тогда русские войска получат приказ перейти ее границу и занять Дунайские княжества как реальный территориальный залог до положительного решения российско-турецких противоречий. В тот же день начальник штаба Черноморского флота вице-адмирал В.А.Корнилов отправил в море 1-ю боеготовную эскадру вице-адмирала П.С.Нахимова. Связь между этими крейсерами и эскадрой П.С.Нахимова осуществляли фрегаты, которые периодически менялись. Так, 28 мая в море вышла 2-я боеготовная эскадра вице-адмирала Ф.А.Юрьева. Эскадры проводили в море учения, осуществляя разные маневры и отрабатывая приемы боя.
Но предупредительная демонстрация Россией силы на Черном море не оказала на Турцию ожидаемого воздействия. Она отвергла ультиматум России и заявила, что на вхождение русских войск ответит протестом и будет защищать свою территорию. Тем более, что уже 19 мая 1853 г. англо-французская эскадра — под командованием вице-адмиралов Дондаса, Ласюсса и Гамелена — бросила якорь в бухте Бесик-Бэй вблизи Дарданелл. Силы союзников могли в любой момент, в зависимости от ситуации, войти в пролив и быстро оказаться у Стамбула. В состав английской эскадры входили линейные корабли : 120-пушечные «Британия» и «Трафальгар», 91-пушечный «Альбион» и 90-пушечный «Родней», 84-пушечный «Вендженс» и 80-пушечный «Беллерофон»; парусные фрегаты: 50-пушечные «Аретцза», «Фаэтон» и «Энфантгабл»; пароходофрегаты: 28-пушечный «Ретрибющен» (400 л.с.), 16-пушечный «Тайгбр» (400 л.с ) , 6-пушечные «Файрбрендж» (410 л.с.), «Самсон» (467 л.с.), «Фюри» (160 л.с.), «Инфлексибл»; паровые корветы: 14-пушечный «Шируатер» (160 л.с.) и 5-пушечный «Спитфаир» (140 л.с.). Французская эскадра включала парусные линейные корабли: 114-пушечные «Виль де Пари» и «Вальми», 100-пушечный «Генрих IV», 82-пушечные «Байард» и «Юпитер»; винтовые паровые линейные корабли: 114-пушечный «Монтебелло» (160 л.с.), 90-пушечный «Наполеон» (960 л.с.), 80-пушечный «Шарлемань» (450 л.с.); пароходофрегаты: 14-пушечные «Сан» (450 л.с.) и «Магелан» (450 л.с.), 8-пушечный «Могадор» (650 л.с.); паровой 4-пушечный корвет «Катон» (260 л.с.).
Кроме того турецко-египетский флот имел в своем составе: 6 линейных кораблей, 7 фрегатов, 7 корветов, 24 мелких судна и 17 пароходов. При этом на вооружении турецкого флота было около 4000 орудий и 15000 человек команды, а также 4000 морских пехотинцев. Большинствот турецких судов было построено в Англии, а машинистами и военными советниками на турецких паровых судах служили англичане различных рангов.
Если же взять всю численность исправных судов англо-франко-турецкого флота перед войной, то она составляла 475 кораблей и судов различных классов, а именно: парусных линейных кораблей – 50 (19-ан., 25-фр., 6-тур.); паровых линейных кораблей – 11(Англия); пароходофрегатов – 157 (32-ан., 108-фр., 17-тур.); парусных фрегатов – 95 (50-ан., 38-фр., 7-тур.); мелких паровых судов – 71(Англия); мелких парусных судов — 91(67-ан., 24-тур.). При этом на английских кораблях и судах было 4673 орудия и состояло на службе 38 787 человек, а во французском флоте служило 35000 человек.
Однако, ни в Англии, ни во Франции, ни тем более в Турции не разрабатывались вопросы тактики действий парового флота.
В связи с вышеуказанными количественными показателями противника приводим сведения и о составе Российского Императорского флота. Так, к началу Восточной (Крымской) войны в российском Военно-морском флоте (Балтийский и Черноморские флоты; Беломорская или Архангельская, Каспийская и Камчатская флотилии) насчитывалось в общей сложности 445 кораблей и судов различных классов, а именно: 40 парусных линейных кораблей (26 на Балтийском и 14 на Черном море); 15 фрегатов (9 на Балтийском и 6 на Черном море); 24 корветов и бригов (8 на Балтийском и 16 на Черном море); 15 пароходофрегатов (9 на Балтийском и 6 на Черном море); 47 пароходов малых (12 на БФ, 24 на ЧФ, 2- беломор.ф., 8- Касп.ф., 1-Камч.ф.); 46 транспортов (10 на БФ, 32 на ЧФ, 2- Касп.ф., 2-Камч.ф.); мелких военных судов (143 на БФ, 82 на ЧФ, 8- беломор.ф., 20- Касп.ф., 5-Камч.ф.).
Численность всего личного состава Российского Императорского флота на тот момент состояла из 90985 человек, сведенных в 5 дивизий. Первые три флотские дивизии (общим числом 2275 офицеров и 50628 матросов) составляли Балтийский флот. 1-я и 2-я дивизии базировались в Кронштадте, 3-я – в Свеаборге, а 4-я и 5-я морские дивизии (1472 офицера и 35670 матросов) входили в состав Черноморского флота, со штаб-квартирой в Севастополе. В состав каждой дивизии входило по три бригады, делившиеся, в свою очередь, на три флотских экипажа. Входившие в состав Балтийского флота экипажи имели порядковые номера с 1 по 28; они были приписаны к соответствующим дивизиям и бригадам. Кроме того в Санкт-Петербурге был размещен Гвардейский Флотский экипаж. Экипажи с порядковыми номерами с 29 по 45 были приписаны к Черноморскому флоту. Личный состав Каспийской флотилии был сведен в 46-й экипаж, а 47-й экипаж обеспечивал суда и береговые части Камчатской флотилии.
Флотский экипаж был основной постоянной единицей российского Военно-морского флота. При этом экипаж не был аналогом ни команды судна, ни армейского батальона. В состав экипажа входили: по одному капитану первого и второго ранга, 4 капитан-лейтенанта, 12 лейтенантов, 12 мичманов, 80 унтер-офицеров (боцманов, боцманматов и квартирмейстеров), 25 барабанщиков и горнистов, и 1000 матросов, Каждый экипаж делился на четыре роты. В состав роты входили: 1 капитан-летенант, 3 лейтенанта, 3 мичмана, 3 унтер-офицера, 6 музыкантов и 250 матросов. Кроме того, имелось 5-я нестроевая рота, в которую были сведены врачи, хирурги, фармацевты, военные чиновники, казначей и писарь.
Корабли Балтийского флота не менее 6 месяцев в году проводили в доках. Немалую часть времени матросам отводили на муштру и маршировку, как к способам дисциплинарного воспитания, чем иногда нижние чины и злоупотребляли в ущерб изучения морского дела. На Черноморском флоте дисциплину тоже укрепляли оным методом, но он был более боеспособным. Под руководством адмирала М.П.Лазарева, а затем – адмиралов В.А.Корнилова и П.С.Нахимова личный состав Черноморского флота большую часть времени оттачивал свое морское мастерство . В подражание своим духовно-нравственным, ответственным, патриотически настроенным, христолюбивым начальникам они были профессиональнее, активнее, и не походили на те «ваньки-встаньки», в которые превращала балтийцев усиленная муштра вблизи «государева ока».
По мере необходимости корабли флотов сводились в оперативные эскадры и дивизионы. Перед началом боевых действий экипажи распределялись по кораблям. Команда 110- пушечного линейного корабля должна была состоять из трех рот, 84-пушечного корабля – из двух рот; команда корвета комплектовалась из 5/8 роты. Так, личный состав 30-го экипажа, в котором проходили службу, ставшие знаменитыми на всю Россию, матросы Петр Кошка и Игнатий Шевченко, был распределен по командам линейного корабля «Иегудиил», фрегата «Кагул», шхуны «Гонец», пароходов «Эникале» и «Колхида» и транспорта «Прут». В состав корабельных команд включалось также определенное число офицеров морской артиллерии, навигационной и инженерной служб, а также матросов мастерового экипажа, которые выполняли обязанности парусных и такелажных мастеров и корабельных плотников. Помимо флотских экипажей, в состав Военно-морского флота России входили различные подразделения. Из имевшихся в Севастополе упомянем 2-ю лабораторную роту, 7-ю арсенальную роту, 41-й береговой экипаж, 15-19 мастеровые экипажи, 28-32 портовые роты, 27-30 доковые роты, 19-26 арестантские роты, флотскую инженерную команду, 8 и 10-ю военные лаборантские роты. Забегая несколько вперед, в целях компактного владения сведениями, следует отметить, что весной 1854 года на Черноморском флоте были сформированы два флотских сухопутных батальона. В состав каждого входило по шесть взводов численностью 48 штыков. Первый батальон был укомплектован лучшими стрелками из 29-35 экипажей, второй – стрелками из 28-го, 36-го, 37-го, 40-го и 41-го экипажей. Для усиления этих боевых структур в июле 1854 года были сформированы 3-й и 4-й (резервный) сухопутные батальоны соответственно восьми- и шести взводного состава. Третий батальон был укомплектован матросами 28-35, а четвертый – 37-45 экипажей. 14 сентября того же года были сформированы дополнительные батальоны: 34-й батальон из матросов 34-го и 43-го экипажей, 36-й батальон – из 36 экипажа, а 37-батальон – из матросов 30го и 38-го экипажей. После затопления кораблей Черноморского флота большинство матросов из экипажей было переведено в сухопутные батальоны и на батареи. Однако 12 октября 1854 года все экипажи для ведения боевых действий были восстановлены.
Здесь надо отметить и то, что конструкция русских военных кораблей позволяла увеличить число орудий и тем самым повысить огневую мощь. Количество пушек определяло ранг корабля, однако 120-пушечный линейный корабль мог нести до 130 орудий , а 84-пушечный – до 96 орудий. Подобной возможностью обладали и фрегаты. Например, 54-пушечный фрегат мог взять до 60 орудий , а 44-пушечный – до 54 орудий . Но, в силу того, что во второй половине 40-х годов строительство кораблей для флота сократилось, а большинство из спущенных на воду находилось в строю более десятка лет, у них имелся значительный износ корпусов, рангоута и такелажа.
Сравнительная оценка показывает, что турецко-египетский флот, состав которого приведен ниже, уступал русскому в линейных кораблях, но превосходил его по фрегатам и корветам. И тут надо напомнить, что корабли в Турции строились с помощью Англии, Франции и даже североамериканских Соединенных Штатов, были высокого качества и на многих из них имелись английские специалисты. Слабой стороной флота Турции являлась плохая выучка матросов и офицеров, что затрудняло управление эскадрами. Тем не менее султан Абдул-Меджид возлагал на свой флот, которым командовал адмирал Мехмет-паша, большие надежды в предстоящей войне. К тому же он прекрасно понимал, что объединенные морские силы Англии, Франции и Турции превосходили Черноморский флот России. Хотя в этой ситуации можно было не ожидать нападения на Босфор, но все же султан Абдул-Меджид 6 июня 1853 г. сосредоточил свои военно-морские силы в проливе. Он разделил их на две эскадры под общим командованием адмирала Капудан-паши. В Буюк-дере находилась эскадра, состоящая из 3 линейных кораблей и 4 фрегатов под командованием вице-адмирала Ахмет-паши. Остальные корабли турецкого флота были также развернуты у входа в Черное море по общим командованием адмирала Мехмет-паши.
7 июня 1853 года в Одессу прибыл турецкий пароход с окончательным отказом султана Абдул-Меджида от предложений Императора Николая I. Получив это сообщение, командующий обороной Крыма адмирал А.С.Меньшиков приказал В.А.Корнилову прибыть в Севастополь и отправить в крейсерство к восточным берегам Черного моря в район Сухум-Кале отряд контр-адмирала П.А.Синицына. Его корабли: фрегат «Месемврия», корвет «Калипсо», бриг «Птоломей», шхуны «Смелая» и «Дротик», тендер «Скорый» должны были сменить отряд контр-адмирала Новосильского в составе: фрегат «Мидия», бриги «Тезей», «Эндимион», «Меркурий», «Аргонавт» и «Орест» и тендер «Поспешный», которые возвращались в Севастополь.
Император Николай I, озабоченный неуступчивостью турецкого султана, приступил к выполнению принятого плана поэтапного постепенного воздействия на Османскую империю, чтобы склонить ее признать требования России. Упорное несогласие с ее мирными предложениями привело к вынужденному переходу русскими войсками границ Дунайских княжеств. Занятие Молдавии и Валахии, находящихся с недавнего времени по единым протекторатом России и Турции, вызвало подъем национального самосознания освобожденного населения, но позволило Турции заявить европейским странам о якобы захватнических устремлениях русских. Исчерпав арсенал всевозможных миротворческих влияний на Турцию, российское Правительство принимает решение оказать на нее решающее давление и 14 июня 1853 года последовал Высочайший манифест с объявлением Россией войны Турции, который был обнародован там лишь 14 сентября, т.е. через 3 месяца. Поскольку русским войскам соответствующим распоряжением запрещалось начинать боевые действия прежде, чем их начнут турки, или же до получения особого повеления Императора, то в этой связи складывается впечатление, что этот Манифест служил не столько целям именно войны, которая была, по-видимому, объявлена лишь формально для вынужденного усмирения агрессии, сколько имел целью, прежде всего, настроить турок для решения вопроса заключения перемирия, что логично и вытекает из простого умозаключения на уровне здравого смысла. Однако, здравый смыл не всегда проявляется, если мотивация подкрепляется реальной силой единомышленников, в данном случае в союзе с Англией и Францией, надежда на которые сложилась у Турции, как это уже совершенно очевидно, не только чисто теоретически, но и основательно практически…
В середине июня, ввиду появления в Черном море турецких судов, еще не ведающих, по-видимому, об официальном начале войны, по приказанию князя А.С.Меньшикова расположение судов в линии крейсеров было изменено: фрегаты выдвинули вперед к Босфору, а бриги и корветы поставили на их место. 29 июня была произведена очередная смена дивизий в плавании. В это время практические эскадры Черноморского флота стали возвращаться в Севастополь. 29 июля они вошли в Севастопольскую бухту. Только фрегаты и бриги остались у Босфора, продолжая следить за действиями турок на море, не подавая повода для вооруженного конфликта.
В начале августа – после соединения обеих эскадр на Севастопольском рейде – В.А.Корнилов, уже в звании генерал-адьютанта, поднял свой флаг на корабле «Двенадцать Апостолов» и произвел учебный маневр прорыва эскадры на Севастопольский рейд – при условии защиты его другой, стоящей на якоре. Это происходило следующим образом. В.А.Корнилов 10 августа вывел эскадру – в составе линейных кораблей: «Двенадцать апостолов», «Париж», «Три святителя», «Чесма», «Храбрый», «Уриил», «Ростислав» и «Святослав» – в море и провел с ней учения. 12 августа под его командованием прошел учебный бой по отражению нападения на Севастополь с моря. Город защищала эскадра Новосильского, состоявшая из линейных кораблей «Великий князь Константин», «Императрица Мария», «Варна», «Селафаил», «Ягудиил» и «Гавриил», с участием береговых батарей. В.А.Корнилов остался доволен результатами, которые, по его мнению, показали хорошую защищенность главной базы Черноморского флота с моря.
В эти же августовские дни 1853 года на Спитхэдском рейде Портсмута был устроен королевский смотр английского флота. Программа маневров состояла в том, что эскадра из 20 паровых кораблей, представляющая английский флот, после несложных перестроений, атаковала парусную эскадру, изображающую русский флот. Когда рассеялся дым после десятиминутной стрельбы сотен орудий, перед зрителями предстали парусные корабли с исковерканными реями, рваными парусами и без флагов.
Организуя это представление, английское правительство преследовало двоякую цель. Оно должно было убедить общественное мнение в том, что русский флот не является сколь-нибудь серьезным противником для английского. Вместе с тем спитхэдские маневры представляли собой враждебную политическую демонстрацию в адрес русского правительства.
В то время как на Спитхэдском рейде инсценировался быстрый и полный разгром русского флота, у входа в Дарданеллы, в Безинской бухте, уже стояли английская и французская эскадры в полной готовности двинуться в Черное море. Пребывание англо-французского флота у берегов Турции существенно подкрепляло усилия английской дипломатии спровоцировать Порту на войну с Россией.
Тем временем Турция, не смирившись с потерей Дунайских княжеств, а возможно официально еще и не извещенная о русском Манифесте, продолжала усиленно готовиться к войне с Россией. Но, чтобы отвоевать Молдавию и Валахию, ей необходимо было сосредоточить на Балканах сильную армию. Однако, из-за плохих дорог достижение этой цели становилось весьма проблематичной, а доставка войск морем в Варну – просто невозможной, потому что на Черном море господствовал русский флот. Поэтому Турция вознамерилась лишить Черноморский флот России его доминирующего положения. С этой целью была проведена подготовка к ведению боевых действий флотов Турции и Египта в следующем составе. Так, объединенный турецко-египетский флот включал в себя шесть линейный кораблей: «Мукаддемеи Хаир», «Таесрифие», «Пейки-Месирет», «Халеп», «Мефта-Джихат», «Бен Зухаф», несших от 74 до 120 орудий; 13 фрегатов: «Нусретие», «Резид», «Перваз-Бахри», «Авни-Аллах», «Дамиад», «Низамие», «Навики-Бахри», «Фазли-Аллах», «Каади-Зафер», «Неджми-Зафер», «Бахри», «Зири-Джихат», «Серафеддин», имевших от 44 до 64 орудий; четыре пароходофрегата: «Меджедие», «Таиф» , «Саик-Ишаде», «Фейзи-Бахри» (от 20 до 30 орудий); 10 корветов: «Фейзи-Мабут», «Неджми-Фешан», «Гюли-Сефид», «Джихат-Бакет», «Джена Бахри», «Самрах-Бахри», «Месири-Феран», «Бурджусерф», «Неджати-Фер», «Алаиси-Диреа» (от 16 до 20 орудий); восьми бригов: «Ферахнума», «Тири-Зафер», «Табидар», «Ахтер», «Бергузиде», «Фери-Сефид», «Кафи-Зафер», «Фетхи-Хунер» (от 11 до 20 орудий); четыре вооруженных парохода: «Перваз-Бахри», «Эрегли», «Гемлик», «Медари-Тиджарет» (от 2 до 10 орудий); 16 шхун и катеров (от 4 до 12 орудий). В состав турецко-египетского флота входило также 28 различных малых судов.
В июле и августе сформированный турецко-египетский флот был приведен в боевую готовность и его ударные силы отправлены в Босфор. Это были – линейные корабли: «Бен Зухаф» и «Мефта-Джихат»; фрегаты: «Бахри», «Дамиад», «Резид» и «Зири-Джихат»; корветы: «Джихат-Бакет», «Джена-Бахри», «Самрах-Бахри», вооруженный пароход «Перваз-Бахри» и 8 различных других судов. Османская империя очень рассчитывала на помощь Англии и Франции в будущей, весьма желаемой ею войне. Поэтому она разрешила встать их эскадрам в Мраморном море до 22 сентября 1853 года, что и было сделано. Пользуясь этим прикрытием, объединенный турецко-египетский флот решил провести пробу сил, которой можно считать 17 сентября, т.е. еще до объявления Турцией войны России 4 октября, когда его эскадра в составе 18 кораблей различных рангов под командованием Ахмед-паши вышла в Черное море.
Черноморский флот не воспрепятствовал этому вызову, так как был задействован в проведении десантной операции, смысл которой заключался в следующем.
В конце августа 1853 г. наместник Кавказа – князь М.С.Воронцов – просил Государя об усилении войск в Закавказье по случаю явно приближающихся военных действий с Турцией. Поэтому, по Высочайшему повелению, на Черноморский флот была возложена задача – наряду с прочими функциями – одновременно перевести из Севастополя в Сухуми 13 пехотную дивизию в количестве 16393 человек и 824 лошадей, включая 2 батареи 13 артиллерийской бригады (16 орудий) со всем обозом и 30-дневным продовольствием, а из Одессы в Севастополь – 1-ю бригаду 14 пехотной дивизии. По расчету генерал-адъютанта В.А. Корнилова, коему поручена была князем А.С.Меньшиковым вся организация экспедиции и сношение с военными властями, для перевозки 13 пехотной дивизии с артбригадой – под начальством вице-адмирала П.С.Нахимова – было назначено 12 линейных кораблей: «Великий князь Константин», «Три святителя», «Двенадцать апостолов», «Париж», «Святослав», «Гавриил», «Императрица Мария», «Варна», «Ягудиил», «Храбрый», «Чесма», «Ростислав»; два фрегата: «Сизополь» и «Кагул»; два корвета: «Андромаха» и «Калипсо»; три пароходофрегата: «Владимир», «Бессарабия» и «Одесса»; четыре парохода: «Грозный», «Эльборус», «Молодец», «Аргонавт» и 11 транспортов, а для перевозки войск из Одессы в Севастополь было выделено 2 корвета и 2 фрегата под командованием капитана 1 ранга Варницкого.
14 сентября было преступлено к амбаркации, а 17-го флот уже вышел в море. Высадку решено было производить в следующем порядке: обозы, лошадей и 1500 человек – с пароходов и транспортов — частью оставить в Сухуми, а остальные войска – с прочих судов – у берегов Анакрии близ Редут-Кале. 24 сентября они пришли на рейд Анакрии и к 16 часам высадка была успешно закончена. После этого Черноморский флот снялся с якоря и двинулся обратно в Севастополь.
Но 27 сентября 1853 года, когда Черноморский флот уже возвращался с Кавказского побережья, султан Абдул-Меджид, поддержанный правительствами Англии и Франции, через турецкого главнокомандующего армией на Дунае Омер-пашу предъявил гнязю А.М.Горчакову ультиматум с требованием к Императору Николаю I вывести войска из Дунайских княжеств в 2-х недельный срок, грозя – в противном случае –объявить России войну. Российский Император, как считают некоторые историки, сам стремился к ней и только ждал, когда Турция начнет ее. Но эта версия, по мнению автора, не имеет под собой никаких оснований, учитывая его многочисленные усилия к обретению мира, особенно в конце царствования, когда он получил богатый опыт управления государством и понял зловредные намерения некоторых чиновников из его ближайшего окружения, больных прозападными, антиправославными и прочими духовно-пагубными для России идеями, которые в виде потенциально опасных ростков проявлены были еще во время восстания против Самодержавия на Сенатской площади в самом начале его вступления на престол. Возможно, что точка зрения этих историков укоренилась из выдержки приказа П.С.Нахимова от 10 октября, содержание которого приведено далее по ходу изложения событий в их хронологической последовательности. А события недвусмысленно показывали, что открытие боевых действий между Турцией и Россией стало лишь вопросом времени.
Русские войска из княжеств выведены не были и 4 октября 1853 г. Турция – в свою очередь – объявила России войну. Но посланник турецкого султана отправился в Санкт-Петербург через Вену, и Царь Николай I получил сообщение об этом лишь через две недели.
Сложилась парадоксальная ситуация – одна сторона (Турция) воюет, а другой (России) об этом в столь коротком промежутке времени вроде бы ничего неизвестно. Но Император, возможно еще и не ведая о встречном объявлении противником войны, не спешил начинать боевые действия. Он оперативно решил отправить эскадры Черноморского флота – в осеннее и зимнее крейсерство к турецким берегам – с задачей помешать переброске военных запасов, оружия и войск из Стамбула в Варну и Батум, а также сорвать снабжение боеприпасами воинствующих горцев на Кавказском побережье. Упомянутый выше регламент Императора относительно боевых действий русских войск свидетельствуют о его стратегической бдительности и объясняются не только его высокой личной ответственностью за судьбы России, но и проявлением высочайшей осторожности в связи с позицией Англии и Франции, которые предупредили Императора Николая I, что, в случае нападения кораблей Черноморского флота на турецкие порты, они введут для их защиты свои эскадры в Черное море, а это, фактически, означало войну с целой коалицией, которую Россия пыталась всячески избежать.
Итак, война русским была объявлена уже и самой Турцией, хотя об этом в России официально еще не было известно. Но ее ждали. Неопределенность ситуации не замедлила сказаться и на состоянии флота. Так, находившиеся стационерами в греческих портах, в частности: корвет «Ариадна», бриги «Персей» и «Орфей» не были своевременно возвращены в Севастополь. Попав в безвыходное положение, они были проданы уже в марте 1854 г. Греции. В результате этого Черноморский флот без единого выстрела лишился трех кораблей. Но это случилось позже, а пока события развивались своим чередом. 5октября вице-адмиралу П.С.Нахимову было передано предписание подготовить эскадру к выходу в Черное море, которое было уже неспокойно и в военном, и в метеорологическом отношении. 9 октября А.С.Меньшиков получил письмо от Николая I, где говорилось: «…После начала турками действий – флоту наносить туркам – всевозможный вред, забирая отдельные суда, пересекая сообщения вдоль берега и даже бомбардируя Кюстенжи, Варну или какой-либо другой пункт. Если турки выйдут со своим флотом и захотят зимовать где-либо вне Босфора, то позволить им исполнить эту глупость, а потом задать им Чесму».
Далее он предупреждает, что в отношении англо-французской эскадры флот должен был бы действовать, как против врага, если та будет вместе с турками. В конце письма Николай I рекомендует «не отваживаться без нужды на неверное предприятие, но не упускать ни одного случая наносить врагам всевозможный вред». Из содержания письма видно, что Император был чрезвычайно озабочен ситуацией и проявил высокую личную ответственность, подробно разъясняя порядок и характер целесообразных отношений с противником.
10 октября, перед выходом эскадры из Севастополя, П.С. Нахимов издал приказ о приведении своей эскадры в постоянную боевую готовность. Приказ завершался словами: «…При встрече с турецкими военными судами первый неприязненный выстрел должен быть со стороны турок, но то судно или суда, которые на это покусятся, должны быть немедленно уничтожены. В заключении я должен сказать, что, имея таковой отряд под командой, мне ничего не остается более желать, как скорейшего разрыва со стороны России с Турцией, и тогда я убежден, что каждый из нас исполнит свое дело». Как видно, в это время о случившемся уже разрыве с Турцией, т.е. о ее объявлении войны России 4 октября 1853 г., еще не известно.
11 октября эскадра П.С.Нахимова покинула Севастопольский рейд и вышла в море. Так начался ее долгий путь к Синопу. Осенние штормовые волны и ветер меж тем делали свое разрушительное дело. Автор не исключает, что это осенне-зимнее крейсерство стало важным шагом к будущему поражению России в Восточной войне, о чем подробнее будет сказано далее.
Но вот турки, ободренные поддержкой Англии и Франции, наконец решились начать против России боевые действия. В ночь с 15 на 16 октября крупный турецкий отряд, насчитывавший до 7000 человек, внезапно напал на таможенный пост св. Николая, где турки безжалостно вырезали 300 человек.
Принято считать, что захват таможенного поста был полной неожиданностью для русского командования на Кавказе, что мало вероятно, ибо Россия объявила Турции войну ровно 4 месяца назад, и этого зверства вполне можно бы ожидать. Военные корабли находились в Редут-Кале и помощь гарнизону оказать не смогли. Для выяснения этой ситуации 17 октября из Сухум-Кале в Редут-Кале был послан военный пароход «Колхида» под командованием капитан-лейтенанта Кузьминского.
18 октября он подошел к посту св. Николая и при проведении разведки неожиданно сел на мель. Турки открыли по «Колхиде» огонь из орудий и ружей. Русские моряки приняли бой. Он длился 4 часа. За это время противнику так и не удалось ни захватить пароход, ни потопить его. Получив 120 пробоин разной величины, «Колхида» снялся с мели и ушел в море, но командир парохода и 12 матросов погибли во время боя, а 2 офицера и 15 матросов получили ранения. Однако и на это враждебное действие турок Высочайшего повеления о начале военных действий не последовало, хотя оно и произвело удручающее впечатление на официальный Санкт-Петербург.
У автора складывается мнение, что этот вопрос требовал очень основательной взвешенной оценки во избежание еще более кровопролитных событий. Как общепринято считать, один случай есть случай, два случая – тенденция, а три случая – закономерность, а потому, возможно, надо было ожидать исключения ее проявления. Ведь не всегда единичное событие имеет свое продолжение. Тем более, что к избежанию неоправданных потерь Император стремился постоянно. По видимому, была надежда исчерпать эту неприятность другими путями, чтобы не допустить большой войны. Ведь локальный конфликт обходиться менее дорогой ценой, чем кровопролитная бойня. А потому, здесь уместно вспомнить народную мудрость: «Семь раз отмерь, а один раз отрежь», чем и логично объяснить неопределенную реакцию столицы на события у поста св.Николая .
18 октября В.А.Корнилов направил П.С.Нахимову письмо с фрегатом «Коварна», где писал: «…Александр Сергеевич Меньшиков приказал разрешить Вам, при встрече с турецкими судами, военные разрушать или брать военнопленными, отсылая в Севастополь; купеческие же осматривать и отпускать в таком только случае, если на них нет ни служащих турецкого правительства, ни вещей, ему принадлежащих; что же касается до судов других наций, то со всеми обращаться дружественно, не задерживая их плавание и не мешая ему даже между портами Турецкой империи, какое бы суда не имели намерение и груз, уведомив, однако, безотлагательно о военных судах: и в Севастополь – через парусное судно, и в Одессу – через пароход «Бессарабия». Конечно, если Ваше превосходительство, паче чаяния, встретит – сильнейшую эскадры вашей – под английским или французским флагом, то надлежит – для отвращения всякого рода случайностей – уклониться в Севастополь, также дав знать немедленно в Одессу – посредством парохода «Бессарабия».Генерал-адъютант Корнилов» .
В следующем письме он делился со своим другом сокровенным: «Только что отправил Вам, любезный Павел Степанович, решительную бумагу о Ваших отношениях к туркам. Нечего делать, будем ждать у моря погоды,… а может быть – выстрелы, происшедшие на Дунае, … и Государь дозволит нам доказать Джон-Булю, что мы не забыли своего происхождения от людей, спасших Европу… С удовольствием ожидаю с Вами встретиться, и, может, свалять дело – вроде Наваринского. Опять предостерегаю от англичан: Вам известно, как они решительны, когда дело идет об истреблении чужих кораблей по одиночке: я все опасаюсь, что они вскочат из Босфора, чтобы на Вас напасть. Душевно преданный Корнилов» .
Командующему эскадрой оставалось только ждать и продолжать крейсерство, демонстрируя обороняющуюся сторону. Он еще не знал, что в этот день Император Николай I подписал Высочайший Манифест о реальном вступлении России в войну с Турцией с ведением активных боевых наступательных операций. Хотя султан Абдул-Меджид объявил войну России аналогичного характера еще 4 октября, он также показал явно выжидательную тактику и предварительную пробу сил лишь в районах сосредоточения незначительного контингента.
По-видимому, поэтому русская эскадра, крейсировавшая у вражеских берегов девять дней в штормовом море, так и не была атакована. П.С.Нахимову не удалось вызвать нападения на него противника, также ведущего осмотрительную тактику ответственности за свои действия. Оперативные замыслы русских не оправдались. Однако формально это позволило султану обратиться к Англии и Франции с просьбой ввести их корабли в Босфор, якобы для защиты Стамбула.
«Англия же, морскому могуществу которой угрожали притязания русских на Стамбул, не могла отвергнуть этот союз. Существовали, конечно, и другие, менее значительные причины, но они не могли повлиять на обстановку сколь-нибудь значительно.
Ходили устрашающие слухи о растущей мощи Черноморского флота и о сильной морской базе в Севастополе, всего в 250 милях к северу от Босфора. Поэтому рано или поздно сражение за Босфор и Мраморное море должно было состояться».
А сам султан готовился к самым решительным боевым действиям против России, и, как это видно, не столько из-за отказа Императора вывести свои войска из Придунайских княжеств, сколько в результате настойчивого давления со стороны Англии и Франции.
В итоге, с пожелания султана, 22 октября 1853 года англо-французская эскадра вошла в пролив Дарданеллы. Пароходы буксировали парусные линейные корабли. Но пройти пролив успели только французские корабли. В проливе задул сильный противный ветер и английские пароходы не смогли преодолеть его. Английская эскадра вынуждена была встать на якорь и простояла там до 29 октября.
Эта задержка сказалась самым своеобразным образом на дальнейшем ходе войны на Черном море в том смысле, что тогда в Босфоре стоял соединенный турецко-египетский флот и, когда стала известно о вхождении в Дарданеллы союзной эскадры, турки решили, что они сильны как никогда, полагая, что судьба России уже в их руках. В турецком адмиралтействе под впечатлением сосредоточенной морской мощи родился план захвата Крыма с помощью десанта. Операция намечалась в октябре и турки очень серьезно и тщательно к ней готовились.
Высадку десанта в Крыму предполагалось осуществить с помощью турецко-египетского флота, в то время как союзная эскадра прикрывала бы пролив Босфор. Идея экспедиции в Крым первоначально принадлежала туркам, а уже позже она овладела умами англичан и французов. В этой связи события на Черном море стали стремительно развиваться. Война постепенно начинала набирать темпы, а в районе крейсерства эскадры П.С.Нахимова продолжало царить относительное спокойствие. Утром 24 октября отряд достиг Сулина и бросил там якорь. Здесь он обнаружил австрийский пароход, капитан которого сообщил В.А.Корнилову, что в Буюк-Даре стоит турецкий флот и оттуда должна уйти эскадра к Батуму, а англо-французская эскадра якобы вошла уже в Босфор и сосредоточилась в Бейкосе. Начальник штаба решил проверить эти сведения. Его отряд снялся в якоря и направился к мысу Калиакрия. В тот же день А.С.Меньшиков послал к П.С.Нахимову с корветом «Калипсо» свое письмо, в котором говорилось, что войну с Турцией можно считать начавшейся и командующему эскадрой предписывалось атаковать и уничтожать военные турецкие корабли, где бы они ни встретились, исключая купеческие суда. Турки к тому времени уже были вынуждены отказаться от экспедиции в Крым, потому что английская эскадра все еще продолжала стоять в Дарданеллах.
Автор полагает, что если бы они решились на эту акцию , то, скорее всего, у берегов Крыма потеряли бы свой флот и войска. Возможно, тогда война пошла бы совсем по-другому варианту. Но, отказавшись от завоевания Крыма, турки вознамерились овладеть Абхазией, ранее отвоеванной у них Россией.
Для осуществления этой десантной операции были выделены две эскадры фрегатов: вице-адмирала Осман-паши и контр-адмирала Гуссейн-Ремси-паши, которые первоначально входили в эскадру, предназначенную для захвата Крыма. Общее руководство операцией было возложено на адмирала Мустафа-пашу. Во главе отряда – из четырех больших пароходофрегатов: «Меджедие», «Таиф», «Саик-Ишаде» и «Фейзи-Бахри» – ему удалось скрытно пройти на разведку к восточным берегам Черного моря. Одним из турецких пароходофрегатов – «Таифом» – командовал английский капитан Слейд, который служил в турецком флоте советником и назывался мушавер-паша.
27 октября из Босфора в Черное море вышла турецкая эскадра в составе семи фрегатов. Синоп был назначен пунктом сбора турецких кораблей. Туда же – после разведки и выбора места высадки – должен был прийти отряд пароходов Мустафа-паши. Под его командованием объединенная эскадра была намерена прибыть в Батум, где ее уже ждала большая флотилия кочерм – 250 одномачтовых судов, приспособленных для перевозки и высадки десанта. Из Батума эскадра Мустафа-паши, взяв на борт вспомогательные войска, боеприпасы и деньги для горцев, предполагала отплыть к берегам Абхазии.
29 октября П.С.Корнилов вывел в море эскадру контр-адмирала Новосильского без фрегатов в составе 6 линейных кораблей, взяв с собою пароходофрегаты «Одесса», «Владимир» и бриг «Эней». Ей предписывалось искать противника в одном из трех портов: Сизополь, Варна или Балчик.
В тот день, к сожалению, прекратился сильный ветер в Дарданеллах, и английская эскадра двинулась к Босфору. При этом команды кораблей «владычицы морей» нередко сажали их на мели или попадали на камни. Но вот английская и французская эскадры соединились и – к великой радости султана – вошли в Босфор, отсалютовав Стамбулу. Только после этого, 30 октября, в Черное море вышла линейная эскадра турецко-египетского флота под командованием вице-адмирала Ахмет-паши. Она должна была отвлечь внимание русских от эскадр Осман-паши и Гуссейн-Ремси-паши. Однако Ахмет-паши не повезло, ибо 1 ноября эскадра П.С.Нахимова крейсировала в бурном море и команды судов «Бессарабия» и «Коварна» обнаружили ее. Во исполнение уже полученного Высочайшего Манифеста, командующий эскадрой дал командирам кораблей сигнал: «Война объявлена; турецкий флот вышел в море; отслужить молебствие и поздравить команду» .
Прорыв в Черное море турецких кораблей, несомненно, очень осложнил условия плавания русского флота. Конечно же, разбить турок у Босфора было бы значительно проще, чем в бурном море, а с другой стороны, атака турецкой эскадры в их порту грозила дать повод Англии и Франции вступить в войну против России, что совершенно не входило в ее планы. К тому же в ночь с 8 на 9 ноября случилось еще одно чрезвычайное событие, которое сыграло важную роль в судьбе Сухум-Кале, а позже сказалось и на Синопском сражении. Речь идет о малоизвестном бое у Пицунды , когда 44-пушечный фрегат «Флора», вооруженный 24-фунтовыми пушками – под командованием капитан-лейтенанта А.Н.Скоробогатова из отряда кораблей контр-адмирала Вукотича – при переходе к Сухум-Кале столкнулся с тремя турецкими пароходофрегатами. Это был отряд Мустафа-паши (шедший уже без флагманского судна «Меджедие»): флагманский 22-пушечный «Таиф» (450 л.с.) с английским советником – Адольфусом Слейдом – на борту , 20-пушечный «Фейзи-Бахри» (450 л.с.) и 20-пушечный «Саик-Ишаде» (450 л.с.). Перед встречей с русским фрегатом «Флора» турецкие пароходофрегаты, в полном составе, оставаясь незамеченными, проскочили мимо эскадры П.С.Нахимова и направились в Батум. Там Мустафа-паша вынужден был оставить свой первый флагманский корабль (30-пушечный «Меджедие»,450 л.с.). Весьма вероятно, что «Меджедие» пострадал от шторма и у него возникли неполадки с паровой машиной. Но – вне зависимости от того, что случилось с «Меджедие» – Мустафа-паша лишился своего самого сильного пароходофрегата и осматривать абхазские берега для выбора места высадки десанта пошел без него. После осмотра берегов и выбора подходящего места, куда должна была прибыть турецкая эскадра с десантом, турки выгрузили воюющим против России горцам 60 бочонков пороха и много свинца в пластинах для пуль. Мустафа-паша также сообщил черкесам, что 20 ноября к ним придет большая турецкая эскадра с многочисленным десантом.
Турки заметили русский корабль, но Мустафа-паша не мог и предположить, к чему приведет эта встреча. С фрегата «Флора» в 2 часа ночи тоже обнаружили три неизвестных судна, идущих без флагов, и запросили их. Однако те, не отвечая на запрос, выстроились в боевую линию и начали вести по фрегату огонь. «Флора» был атакован турецкими пароходофрегатами в крайне невыгодном положении. Но фрегат уклонился под ветер и открыл по противнику ответный продольный огонь левым бортом. Не выдержав прицельной стрельбы, турки через 20 минут вышли из боя. Пока неприятельские пароходофрегаты, сойдясь, вырабатывали план дальнейших действий, на «Флоре» заделали подводную пробоину и изготовились к продолжению боя. Через 10 минут турки повторили нападение, выстроившись опять в боевую линию. Но русский фрегат, вновь сманеврировав, поставил их против своего борта и в течение 30 минут вел по ним интенсивный огонь. Три пароходофрегата, в числе которых один был под руководством английского специалиста, вынуждены были отступить. Неравный ночной бой длился с 2-х часов ночи до 6-ти часов утра. Пароходофрегаты так и не смогли одолеть один парусный фрегат, несмотря на превосходство в количестве орудий и в их качестве (наличие бомбических орудий). Более того, русский фрегат, в отличие от турецких кораблей, из-за наступившего штиля был лишен возможности маневрировать. К тому же «Флора» являлся старым кораблем, построенным в 1839 году, а «Таиф», «Саик-Ишаде» и «Фейзи-Бахри» вступили в строй в 1846-1848 гг.
В 6 часов пароходы отошли и оставались в стороне от «Флоры» до рассвета, а русский фрегат повернул к берегу в 10 милях от мыса Пицунда. С рассветом пароходофрегаты подняли турецкие флаги, а над «Таифом» взметнулся адмиральский. В 6 ч 30 мин утра 9 ноября Мустафа-паша приказал «Фейзи-бахри» и «Саик-Ишаде» напасть на появившуюся у мыса Пицунда шхуну «Дротик», которая шла на веслах под берегом. Два турецких пароходофрегата устремились к русской шхуне, надеясь взять реванш за неудачу в бою с фрегатом. Казалось, что судьба «Дротика» предрешена. Но и флагманский «Таиф» остался один на один с фрегатом «Флора». И тут Мустафа-паша и англичанин Слейд пожалели о своем опрометчивом решении послать сразу два корабля за маленькой шхуной. Командир «Флоры» Антон Никитич Скоробогатов, следуя русской морской традиции, своих в беде не бросил. Он отдал приказ немедленно атаковать «Таиф». Русский фрегат батальным (беглым) огнем начал громить турецкий пароходофрегат и нанес ему ряд серьезных повреждений. По-видимому паника, присущая инославным при встрече в боевой схватке с православными воинами, в наибольшей степени свойственна туркам, что в этот момент и помешало кораблю противника поднять пары и уйти от губительного огня «Флоры». А «Фейзи-Бахри» и «Саик-Ишаде», видя бедственное положение своего флагмана, вынуждены были отказаться от первоначального замысла и вернуться к «Таифу», чтобы поддержать его в бою. Это дало возможность «Флоре» поражать своими ядрами и эти неприятельские пароходофрегаты. Турки не выдержали огня русских орудий и в 9 часов утра покинули место боя. Свой подбитый пароходофрегат «Таиф» они позже взяли на буксир и повели в море.
Флагманский «Таиф», состояние которого оказалось после боя с «Флорой» плачевным, пришлось отправить под командованием англичанина Слейда в Синоп для исправления повреждений. Там была судостроительная верфь, а также стояла – в ожидании прибытия пароходофрегатов Мустафа-паши – эскадра Осман-паши. С «Таифом» Мустафа-паша послал приказ Осман-паше покинуть Синоп и вернуться в Стамбул. Видимо, он посчитал, что встреча его отряда с русским фрегатом лишила готовящуюся десантную операцию фактора внезапности, и из-за этого она оказалась заранее обречена на провал. А так как сам Мустафа-паша в Синоп не пошел, то фактически турецкая эскадра, предназначенная для десантной операции в Сухум-кале, оказалась без командующего. Таким образом, фрегат «Флора» своим беспрецедентным боем с отрядом пароходофрегатов Мустафа-паши не только «обезглавил» турецкую экспедицию по захвату Сухум-кале, но и фактически сорвал ее более обширную реализацию. Это во многом предопределило дальнейший ход событий.
10 ноября «Таиф» с трудом дошел до Синопа, но выполнить приказ своего командующего Осман-паше было не суждено, потому что отряд П.С.Нахимова уже приблизился к Синопу. А незадачливый турецкий адмирал Мустафа-паша, прибыв в Стамбул и желая оправдаться перед султаном за провал операции по захвату Сухум-кале, сообщил придуманную им историю: его отряд, мол, «победоносно» выгрузил на кавказский берег оружие и боеприпасы для горцев, а на обратном пути встретил русскую «фрегатную эскадру и со славою от нее отбился». Пробоины в корпусе, повреждения рангоута и такелажа его пароходов должны были действительно свидетельствовать о жарком сражении якобы с превосходящими силами русских. В этом уникальном бою – трех пароходофрегатов с одним парусным кораблем – Мустафа-паша и английский советник Слейд действовали шаблонно и не смогли использовать ни свое количественное превосходство, ни преимущество пароходов в маневрировании во время штиля. Грамотные и решительные действия командира «Флоры» А.Н.Скоробогатова свели на нет все превосходство пароходофрегатов противника. Не помогли туркам и бомбические орудия. В реальном бою их разрушительное действие не дало того эффекта, которого от них ожидали. На практике английские бомбы оказались не лучше русских. Итак, турки тоже были вынуждены признать, что после боя с русским фрегатом отряд Мустафа-паши прекратил крейсерство вдоль Кавказского побережья и устремился в Босфор, куда предполагалось вернуть и эскадру Осман-паши из Синопа.
Последовавшая за этими событиями Синопская победа П.С.Нахимова 18 ноября 1853г показала превосходство русского – в то время еще парусного – военно-морского флота над модернизированным паровым турецким, опирающимся на английских военно-морских советников. В результате были сорваны планы высадки турецкого десанта не только на Кавказ. Турция надеялась, заручившись поддержкой Англии и Франции в объявленной войне, вернуть себе древние русские земли, утраченные ею в ходе русско-турецких войн 1735-1739, 1768-1774, 1787-1791 гг. в Закавказье, на Северном Кавказе и в Крыму. Высадка этого десанта была бы сигналом для активного наступления черкесских племён Западного Кавказа и войск Шамиля в Чечне и Дагестане. Соединение турецкого десанта с кавказскими горцами, по планам турецкого политического и военного руководства, должно было привести к полному уничтожению русских войск в Закавказьке, на Северном Кавказе и к последующему выходу турецкой армии к нижнему течению Дона и Волги. После этого турецкие войска, усиленные горцами, получили бы возможность высадиться в Крыму.Но, благодаря хорошей работе русской военной и политической разведки в Европе и Турции, эти планы были известны в России.
В Синопском бою турки потеряли 15 кораблей из 16-ти и свыше 3 тысяч человек убитыми и ранеными. В плен взято около 200 человек, в том числе Осман-паша. Русский флот не потерял ни одного корабля. В личном составе потери составили: убитыми – 37 человек и раненими – 233 человека. Синопская победа русского флота имела большое политическое и военное значение. Это было последнее крупное сражение парусных кораблей. Действия русской эскадры явили выдающийся образец активной и оперативной наступательной тактики.
Эта победа означала также провал традиционной английской политики ведения войн чужими руками. Была сорвана маска с подлинных организаторов Крымской войны! Примечательно, что с акватории Синопской битвы только 20-ти пушечному пароходофрегату “Таиф” – под командованием англичанина командора Адольфуса Слейда – удалось спастись бегством, который ретировался с места сражения, используя 450 л.с. своего двигателя, в спешке уходя от погони 2-х русских фрегатов – “Кагул” и “Кулевич”.
«Но чем больше впечатление радости произвела Синопская победа в сердце каждого русского человека, тем более тяжелым ударом она была для союзников”. Буквально сразу же после окончания битвы Синопское сражение стало объектом безудержных фальсификаций. Сначала в европейской прессе, прежде всего английской и французской, а затем и в западной историографии. Отечественная печать, изобличая эти истерические реакции, извещала широкую российскую общественность о подлинном характере происходящих событий. В частности, совершенно откровенно, не заигрывая с зарубежным мнением, всем ставилось в известность, что “ Когда русский Черноморский флот, предупреждая вражеские действия турок на Кавказе, ударом на Синоп уничтожил часть турецких морских сил, английская печать начала усиленную компанию за вступление Англии в войну. “Журнал “Times” – среди причудливых своих опасений относительно Дунайских княжеств – проповедует всемирную войну с Россией, чтобы освободить от русских Дунай, и подсчитывает, сколько грузов пшеницы получает ежегодно Англия от этой реки, которую, по его словам, хотим мы отобрать. Он забывал только сказать – кому обязана Европа открытием устьев этой реки, вовсе неизвестной в торговле до 1829 года… Победы наши в том году встревожили Европу…” После Синопского боя, решительно настаивая на войне с Россией, влиятельный член английского правительства лорд Пальмерстон демонстративно вышел в отставку – в знак протеста против колебаний премьер-министра Абердина – но в дальнейшем он вернулся в политику удовлетворенным, возглавив английское правительство в ходе (Восточной) Крымской войны в феврале 1855 года.
После разгрома турок при Синопе англо-французский флот, еще с 27 октября стоявший в Босфоре, 23 декабря 1853г (4 января 1854г по новому стилю) вошел в Черное море, заявив, что “движение эскадры предпринято с целью защитить оттоманскую территорию и флот против всякого враждебного действия” . Союзный флот сразу же направился к Синопу, чтобы “воспрепятствовать всем дальнейшим покушениям русского флота против турецких владений и турецкого флота”.
Тогда же британский пароходофрегат “Ретрибюшен” отделился от союзной эскадры и взял курс на Севастополь. Официальной целью визита парохода союзников в Севастополь являлась доставка трех пакетов. Первый – на имя главнокомандующего русскими войсками в Крыму от английского адмирала – с извещением о том, что британские пароходные крейсеры посланы в Черное море не с враждебными целями, а только лишь для наблюдения – за безопасностью берегов Румелии и Анатолии от высадок русских войск, и что дружественные отношения Великобритании не прервуться, если русские не тронут этих берегов. Второй – от того же адмирала на имя командира Севастопольского порта – с просьбой выдать взятых во время Синопского сражения на турецком пароходе механиков – британских подданных (фамилии механиков оказались не теми, кто были заявлены). Третий пакет содержал письма к находившимся в русском плену – Осман-паше и командирам турецких судов – от их семейств. Действительной же целью прихода английского парохода в Севастополь являлась разведка и рекогносцировка севастопольских укреплений для определения возможности нападения на главную базу русского Черноморского флота с моря. К командиру этого парохода англичанину Дрюммонду был приглашен специально подготовленный разведчик – французский подданный лейтенант Бони.
Непрошенные гости прибыли в гавань Севастополя 25 декабря 1853г (6 января 1854г. по н.с.), когда густой туман стоял над Большим Севастопольским рейдом, и с телеграфа, откуда наблюдали за движением судов, едва можно было различить корабли, стоявшие на рейде. Между 8 и 9 часами утра с Николаевской батареи послышались три выстрела. Оказалось, что прибывший с депешами из Константинополя английский пароход “Ретрибюшен”, не смущаясь военным временем, пытался проникнуть на рейд с очевидной целью осмотреть его. Выстрелы остановили дерзкого англичанина. К нему был послан наш пароход. Нарушители вынужденно произвели салют, русские ответили тем же.
Доставка депеш по назначению и нанесение соответствующих визитов заняли у англичан весь короткий зимний день, а пароход их простоял на видном рейде до 3 часов пополудни. За это время британский и французский разведчики хорошо рассмотрели защиту Севастополя с моря. С одной стороны на них уставились многочисленные бойницы многоярусных Константинопольского и Михайловского фортов, а дальше рейд находился под прицелом орудий Северного укрепления. С другой стороны чернели амбразуры Александровского форта и двухъярусной Николаевской батареи.
Из глубины рейда прямо на пароход смотрели казематы батареи, расположенной на Павловском мысу. В результате этой разведки Дрюммонд и Бони пришли к заключению, что эскадра, которая отважилась бы форсировать вход на Севастопольский рейд, обрекла бы себя на неизбежное уничтожение без малейшей вероятности на успех. На основа-нии сообщенных Дрюммондом и Бони сведений у союзников сложилось впечатление о невозможности вхождения в Севастопольскую бухту открытой силой, и это мнение осталось у них до конца вскоре развязанной ими войны. Более того, в штабе союзного командования впоследствии возникла мысль заграждения входа на Севастопольский рейд, дабы затруднить выход русскому флоту из гавани в море, но ни разу не ставился вопрос о прорыве на рейд.
В развитие этих соображений были приняты и прямые практические меры обеспечения ограничения международной жизнедеятельности Православной России. В часности, российским неторговым кораблям, встреченным союзной англо-французской эскадрой, предъявлялись незаконные требования возвратиться в свои базы. В связи с этими действиями 9 (21) февраля 1854г. последовал Царский Манифест “О прекращении политических сношений с Англией и Франциею”. Однако, это не была еще сама война в полном смысле этого слова. “Честь” ее объявления в скором времени принадлежит западным державам.
28 февраля 1854г. Англия, Франция и Турция заключили договор об оборонительном и наступательном союзе. А 1 марта 1854г. России был предъявлен ультиматум Западных держав об удалении русских войск из Дунайских княжеств. Молчание Императора Николая I совершенно не означало знака согласия с ними, но неумолимо повлекло за собой дальнейшее развитие событий, не связанных, конечно же, со свойствами личности Императора. Совершенно очевидно, что в данной ситуации от него мало уже что зависело, тем более обрекать освобожденных братьев славян на очередные оковы турецкого ига было совершенно несвойственно для истинно православного человека. Кроме этого есть, к тому же, скрытые причины возникновения и развития войн, истинная духовная сущность проявления которых чаще всего остается неизвестной или же открывается духовно одаренным Святым Отцам вселенской Православной Церкви, как единственно истинной, не имеющей в своем вероучении духовной мины замедленного действия для физического уничтожения человечества. В отличие от всех прочих религиозных конфессий, исчисляемых общим числом в 5 тысяч вероизвращений, славящих иных богов. Как бы там ни было, но английскому послу Сеймуру предложили тотчас покинуть Россию. Французского посла почему-то наградили орденом Александра Невского и сообщено было, что он может уехать, когда пожелает. А Наполеон III принял русского посла Киселева, который обратился к нему с оригинальным, как считает автор, заявлением: «Франция бросается в войну, которая ей не нужна, в которой она ничего не сможет выиграть, и она будет воевать только, чтобы служить целям и интересам Англии. Ни для кого тут не секрет, что Англия с одинаковым удовольствием увидела бы уничтожение любого флота, вашего флота или нашего, и – чего здесь не понимают – это то, что Франция в настоящее время помогает разрушению (русского) флота, который – в случае нужды – был бы наилучшим для вас помощником против того флота, который когда-нибудь повернет свои пушки против вашего». Характерно, что Наполеон III выслушал это заявление совершенно молча и ни слова не возразил Киселеву. Автору, как имеющему военно-психологическое образование и служебный опыт психологической оценки многих личностей, представляется, что это молчание сродни упомянутому выше молчанию Императора Николая I, ибо оба, по-видимому, понимали неотвратимость действия скрытых закулисных мировых сил, сметающих на своем пути не только высокопоставленных правителей, но и целые народы.
Единственно эффективным противостоянием таковым силам может быть лишь сообщество стран, вооруженных истинной верой, духовная мощь которой противостоит проискам любых антагонистов человечества. Но ведь и вера, как сказал Апостол Иаков, без дела мертва. А Господь Иисус Христос предупреждал, что многие будут обращаться к Нему, демонстрируя свою якобы глубоко истинную веру в Него, но Он отвергнет некоторых. Лишь в свете противостояния противоположно действующих духовных сил – в условиях казалось бы одинаково цивилизованных сообществ – можно надежно оценить и понять различия их социально-политических отношений, урегулирование которых во многом определяется боевым потенциалом взаимодействующих военно-морских сил, являющихся носителями соответствующих духовно-государственных идеологий, без наличия которых любое государство, как представляется автору, обречено на разложение общества со всеми вытекающими отсюда неблагоприятными последствиями…
Вспоминая свой марш в направлении портсмутских доков, под приветственный вой восторженной толпы, Тимоти Гоуинг (королевский стрелок – ав.) выразил общее мнение: «Нас отправили воевать за неправое дело, защищать народ, презираемый любым христианином. Но, будучи солдатами, мы ничего не смыслили в политике» . Однако даже политикам не было дано понять всех тонкостей авантюры, из-за которой страна пережила великую трагедию.
Английское правительство, игравшее руководящую роль в антирусской коалиции, сосредоточило свои усилия на морских операциях, стремясь ослабить прежде всего Россию на море! Эти операции велись по концепции Великобритании – «с моря на берег» – по всему периметру Российской державы. Военные действия планировались на Черном, Белом, Балтийском морях и на Тихом океане. Английский морской штаб разрабатывал планы уничтожения внешних опорных пунктов: как столицы России – Петербурга, так и срытых укреплений Кронштадта и Свеаборга (в Финском заливе). Британское правительство – для надежного осуществления этого проекта и вовлечения в грядущую войну – всячески пыталось склонить Швецию, но она благоразумно уклонилась. Английский флот, появившийся в Балтийском море 11 марта 1854г., т.е. еще до объявления войны России, пытался атаковать Кронштадт, т.к. там был сосредоточен весь парусный Балтийский флот. Английский адмирал Непир даже бесцеремонно объявил в газетах, что « …он надеется завтракать в Кронштадте, а обедать – в Петербурге» . Однако англичане, вопреки громогласным заявлениям, вдруг сразу же проявили крайнюю пассивность, причины которой требуют дальнейшего изучения. Можно лишь предположить, что англичане узнали через своих агентов о минных новоизобретенных заградительных постановках русских.
20 марта 1854г. русские войска под командованием фельдмаршала П.Ф. Паскевича переправились через Дунай и вошли в Болгарию. На это сразу же отреагировала союзная эскадра, которая была направлена в Варну, чтобы помочь туркам в отражении ими русской освободительной акции.
27 марта 1854 года (по н.с.) о состоянии войны объявила королева Великобритании Виктория, которая еще 11 октября 1853г. выражала сомнение в правильности взятого Англией курса, который, по ее мнению, тогда ставил английскую политику в зависимость от решений турецкого правительства: «120 фанатиков в Турции – писала королева – направляют английскую политику, увлекая Англию к войне». Нельзя не выразить уважения высоте ее завидного здравомыслия, но и она была не в состоянии противостоять давлению темных сил, ибо один в поле не воин…
28 марта 1854г. войну России объявил император Наполеон III. Франция имела крупные экономические интересы на востоке, особенно в Египте и Турции. Ей, к тому же, выгодно было, имея известное зависимое католическое влияние, удовлетворить религиозные и политические амбиции Ватикана, важным ориентиром в которых был Восточный вопрос. Поэтому Франция стремилась в любой удобный момент помешать русским в соперничестве за Константинополь. Кроме того она, как 2-я империя (после войны с Россией), по словам Энгельса «…являлась призывом к французскому шовинизму; это было требование возврата потерянных в 1814 году границ первой империи, по меньшей мере – границ первой республики».
Главный же противник России – Англия – была заинтересована в безоговорочном господстве на всех морских путях. Она имела широкие торговые связи в Турции, Персии, Афганистане. Английские товары огромным количеством направляли через Проливы и Черное море – в Трапезунд, а уже оттуда – по всем ближневосточным странам. Это был английский «шелковый» (золотой) путь. Кроме того, «английские статистики признавали, что, например, в 1852 году – накануне войны – Англия получила из русских Черноморских и Азовских портов 59% всей ввезенной в нее в этом году пшеницы. Вообще без русского сырья Англии обойтись было не очень легко. Во время войны она, получая русское сырье обходным путем (через посредничество Пруссии), платила втридорога, но не прекращала покупок».
Помня о своих алчных интересах и боясь невыгодного обмена, союзники – 30 марта 1854г. – заключили особое соглашение, в котором отказывались сепаратно применять любые мирные предложения со стороны России. К этому соглашению приглашались и другие Европейские страны.
Россия оказалась практически в состоянии изоляции. Горьким разочарованием обернулись надежды Царя на единство 3-х «северных дворов». Из которых Пруссия в лучшем случае обещала остаться нейтральной. А Австрия отвела свои войска от побережья Черного моря под угрозой союзного флота, высадившего армию под Варной в целях участия в боях за Силистрию, осажденную русскими войсками. «Кроме того, высадка английских и французских войск в Болгарии имела большое политическое значение и давала союзникам огромное психологическое преимущество».
Англия же, заключив союзный договор с западными державами, заняла откровенно враждебную позицию. К началу войны на театрах военных действий Россия распологала следующими силами: в Закавказье имелось до 30 тыс. русских войск под командованием генерала В.О. Бебутова против 100 – тысячной турецкой армии Абди-паши, на Дунае – 82 – тысячная армия под командованием генерала М.Д. Горчакова против 150 – тысячной турецкой армии Омер-паши (австрийца Латтаса, перешедшего на турецкую службу).
В такой ситуации командование Черноморского флота России, оценивания свое положение с тактико-стратегических позиций, пришло к неутешительному выводу, что: «укрепления наши на Кавказском берегу сделались совершенно бесцельными, а потому первою заботою с наступлением весны было снятие их гарнизонов и сосредоточение всей Кавказской флотилии в Севастополе. Эта задача была решена – в виду неприятельских судов – в марте месяце 1854 года: четырьмя пароходами под начальством контр-адмирала Панфилова, с помощью Кавказской флотилии вице-адмирала Серебрякова и под прикрытием крейсерского отряда контр-адмирала Вукотича».
План союзников предусматривал одновременное наступление на Кавказском и Балканском театрах военных действий турецкой армии и отрядов Шамиля с задачей разгромить русские войска. После этого намечалось вторжение в Россию англо-французской армии, которая должна была принудить её к капитуляции. Однако указанный план, построенный на переоценке сил коалиции и недооценке русской армии и флота, был сорван в самом начале войны, несмотря на то, что боевые действия сторон развернулись почти одновременно на Дунае, в Закавказье и на Черном море.
8 апреля 1854 года англо-французский флот – в составе: 19 линейных кораблей, 1 фрегата, 10 пароходофрегатов и 2-х транспортов – стал на якорь у Одессы. После этого английский пароходофрегат «Фириус» (500 л.с.) – с 26 пушками – первым подошел к Одессе и «фальшиво при этом сделал следующее (хотел перехитрить): под своим флагом встал под Одессой, спустил шлюпку, будто для мирных переговоров (якобы искали своего консула). И когда шлюпка отошла от Одессы на расстояние более пушечного выстрела, пароход опять дал ход с целью подойти ближе к берегу для разведки, но береговая батарея 4-мя выстрелами отогнала его».
10 (22) апреля 1854 года в 6 часов 30 минут «накануне Пасхи – в страстную пятницу, во время выноса плащаницы – перед мирным городом Одессой неожиданно выстроился неприятельский флот, и 9 военных пароходов открыли огонь из 350 орудий». Большинство русских батарей были слабо вооружены и не смогли эффективно отвечать на огонь неприятеля. Лишь одна 6-я батарея 1-й резервной артиллерийской бригады, где командовал только что окончивший корпус прапорщик А.П. Щеголев, оказала существенное сопротивление, хотя два орудия батареи были подбиты. Несмотря на то, что на эту батарею обрушился шквальный огонь с 9 судов противника из 350-ти орудий большого калибра (в числе которых 96-ти и 68-ми фунтовые бомбические пушки), она продолжала сражаться в течение 6 часов.
Англичане стреляли и «конгревовыми» ракетами. «А во вторник Святой недели у врагов хоронили – какого-то знатного – на кораблях убитого ответным нашим огнем, даже приспускали флаги на кораблях». Кроме того, автор считает, имея профессионально-ракетное образование и богатый опыт службы бригаде ракетных катеров ЧФ, что примененная англичанами ракетная артиллерия по боевым качествам значительно уступала русским ракетам того же периода. Это отечественное оружие, самостоятельно созданное трудом русских артиллеристов, активно использовалось под Силистрией, в Севастополе и на Кавказе, где оно проявило себя более эффективно.
Попытка союзников высадить морской десант под Одессой была отбита 30 апреля 1854г. Английский пароходофрегат «Тайгер» попал в сильный туман и сел носом на прибрежную мель. «Наши его обстреляли, и он быстро сдался (спустил флаг). Капитан был у них ранен, вскоре умер от ран и похоронен русскими с подобающей честью (потом туда приезжала его жена). Шлюпками мы успели снять пленных. Только это сделали, как подошли 2 корабля англичан на выручку, но поздно. Тогда «Тайгер» был расстрелян пушками и сгорел на мели». Несмотря на сравнительно слабые силы, какими располагали русские в Одессе, неприятель счел целесообразным уйти ни с чем, признав тем самым неудачу своего нападения.
В течение мая 1854г. противник пополнял запасы флота и собирал войска в Варне не только с прямой целью изгнать русских из Болгарии, Молдавии и Валахии, но и для подготовки нападения на Севастополь – главную базу Черноморского флота России. В это же время русские войска осадили сильную турецкую крепость Силистрия. Но Австрия, желая воспрепятствовать успеху русских на Балканах, не без помощи английских дипломатов, двинула к своим южным границам 80 – тысячную армию и предъявила России ультиматум, в котором требовала покинуть Молдавию и Валахию. Осада Силистрии была снята и после сражения в районе Георгиева, к 11 июля 1854 года русские войска оставили Молдавию и Валахию, которые по договору с Турцией были немедленно заняты австрийцами. Таким образом, Османская империя была «спасена», а официальные цели войны достигнуты. Однако, в Лондоне и Париже царил милитаристский энтузиазм.
Газета «Таймс» писала: «Великие политические цели войны не будут достигнуты до тех пор, пока существует Севастополь и русский флот». Военная экспедиция в Севастополь называлась «основным условием достижения вечного мира». Член палаты лордов Линдхерст во всеуслышание и при всеобщей поддержке заявил: «Мы должны пойти на заключение мира только в самом крайнем случае» — и добавил: «Было бы самым величайшим несчастьем для всей человеческой расы, если бы этой варварской нации, врагу любого прогресса… удалось закрепиться в самом центре Европы».
В беседе с королем Бельгии королева Великобритании заметила, что «война стала популярнее веры», а ми нистр казначейства Дизраэли настаивал: «Мы собираемся воевать с царем для того, чтобы впредь он не брал на себя защиту христианских ценностей на территории Турции».
В вышеуказанных цитатах и указаны истинные цели Восточной войны!
Некоторые полагали, что высадка произойдет в Одессе, однако, лондонские газеты уже успели объявить о том, что армии направляются в Крым. «Я безмерно огорчен непатриотичным поведением газеты «Таймс», — писал герцог Ньюкаслский лорду Раглану. – Она выдала русскому императору наши планы нападения на Крым… Думаю, что это были не более чем домыслы, однако любое государство привыкло считать «Таймс» официальным рупором нашего правительства».
И вот, в целях рекогносцировки места высадки, уже 14 (26) июля 1854г. «в виду Севастополя показался неприятельский флот в числе 21 корабля. В означенном числе кораблей было 5 винтовых, из коих 1 вероятно французский корабль «Монтебелло». Паровые корабли и пароходы буксировали парусные суда, причем весь флот, исключая 3 парохода, имел направление к мысу Лукуллу. Эти 3 парохода приблизились к батареям северного берега, но когда один из них получил в корму ядро, пущенное с Волоховой башни, они удалились и направились к северу…»
В августе 1854 г. австрийская дипломатия, пытавшаяся все таки как-то играть роль посредника между противоборствующими сторонами, предъявила России от имени союзных держав – в качестве предварительных условий мирного урегулирования – следующие 4 пункта Венского протокола Англии, Франции, Австрии и Пруссии, обязывающих всех подписавшихся добиваться:
1. Замены русского покровительства над Дунайскими княжествами гарантией 5-ти великих держав, включая Россию.
2. Свободы судоходства по Дунаю с установлением контроля держав над устьями реки.
3. Пересмотра Лондонской конвенции 1841г о Черноморских проливах «в интересах Европейского равновесия».
4. Замены покровительства России над православным населением Османской империи коллективной гарантией – прав христианских подданных султана – со стороны всех великих держав.
Тогда, в середине 1854г., несмотря на общий неблагоприятный ход событий, русское Правительство и сам Император Николай I не считали еще дело проигранным, ибо возлагались большие надежды на дипломатическое решение вопроса. Однако чиновники этого ведомства, несмотря на великое усердие ответственных сотрудников, не смогли справится с возложенными на них функциями, да к тому же это было им явно не под силу, но, чтобы оправдаться, попытались свои неудачи нескромно возложить на плечи Императора. Так, в отчете МИД говорилось: «справедливо обиженный формой и существом австрийских представлений… Император не дал им никакого хода» .
Автор полагает, что у Императора были все основания обижаться на «лиходеев», предъявивших столь унизительный для России ультиматум. И то, что Император не согласился с этими предложениями, так это совершенно справедливое решение, как это и признается в отчете МИД, а конкретно именно потому оно ценное, что, во-первых, эти пункты гарантировали коллективную союзную безответственность со всеми вытекающими отсюда последствиями, а во-вторых, они наносили очень тяжелый удар Православию ввиду преимущественного большинства в составе коалиции носителей инославного вероисповедания. Такое смысловое содержание документа могло угрожать и другим интересам России.
В ответ на это Лондон и Париж решили, что уничтожение российской базы в Севастополе положит конец безраздельному русскому господству на Черном море. В этой связи – после неудачных нападений союзных эскадр на Балтике, Камчатке и Севере России – в Варне была сформирована вооруженная экспедиция с совместным руководством во главе с Фицроу Джеймсом, Генри Сомерсетом, лордом Рагланом, английским генерал-майором и французским маршалом Арманом де Сент-Арно. Однако точное место высадки десанта на Черноморском побережье выбрано не было.
27 августа (7 сентября) 1854г. союзная эскадра вышла из Варны в составе: 89 военных кораблей и 300 транспортов. Вот как это описывает рядовой 7-го Королевского фузилерного полка британской армии, баптист Тимоти Гоуинг — один из военных «искателей приключений», отправляющийся в Крым в «возрасте опасном для незрелого ума» и фанатично преданный своему «зеленому острову», а по сути – оккупант, оскорбляющий в своих воспоминаниях («Голос из строя») честь русского воинства, защищающего свою Родину в колыбели православия: «Это было внушительное зрелище! Каждый пароход тянул два транспорта; часть флота была впереди, часть на флангах, часть в арьергарде. Всего насчитывалось около восьми сотен судов разного размера, и, казалось, ничто в мире не в силах нас остановить. Русскому флоту лучше держаться подальше! Это путешествие не могло не тешить гордые сердца и воинственный дух британцев. Некоторые паникёры пытались убедить нас, что Англия вот-вот падет, что она предмет насмешек и презрения наших континентальных соседей; но, как в песне поётся,-
Матросы готовы, готовы
Сражаться за Англию снова…
Когда пароходы в сопровождении транспортников величественно выходили из гавани Варны, окрестные холмы впервые услышали отзвуки союзнического разногласия между Англией и Францией; на одних судах оркестр играл «Правь Британия», «Боже, храни королеву», на других – французский и турецкий гимны».
«На рассвете командующий английской эскадрой адмирал Дондас отдал приказ поднять якоря союзному флоту. Через два дня, в четыре часа утра пароход «Карадок», на борту которого, кроме главнокомандующего английской армией Раглана, находился заместитель французского маршала Сент-арно генерал Канробер, отправился в сторону Севастополя… под российским флагом он медленно двигался на север…
В районе устья реки Кача пароход застопорил машины. Именно это место во время прошлой рекогносцировки было выбрано генералами Канробером и Джорджем Брауном для высадки войск. Однако Раглан, которого поддерживали морские офицеры, посчитал местность недостаточно удобной. Побережье было довольно узким. Кроме того, об этом районе уже писали газеты как о предполагаемом месте десантирования. Похоже, союзников здесь ждали: между холмами можно было заметить многочисленные палатки (русских войск)».
Далее описание ведется словно на мирной морской экскурсии по лазурным берегам Крыма на прогулочном катерке.
«Следующая остановка была сделана в 35 милях севернее Севастополя, в районе Евпатории, на длинном песчаном пляже которой можно было заметить многочисленных купающихся и загорающих мужчин и женщин. Раглан понял, что нашел подходящее место… Через нескольео дней войска высадятся на этом участке. «Карадок» присоединился к остальным кораблям эскадры поздним вечером. Сотни катеров и лодок двигались от одного корабля к другому, как в порту… Следующие три дня прошли в радостном ожидании…».
Автор, принимая участие в различных и многочисленных военно-морских учениях под Севастополем и Евпаторией в качестве штатного помощника командира ракетного катера, заместителя командира малого ракетного корабля «Зарница» и психолога соединения, анализируя эту ситуацию с тактических и психологических позиций, не обнаружил каких-либо подробных объяснений того, почему русский флот и армия вели настолько пассивную оборону и позволил провести высадку десанта союзников имея достаточно сил на суше и на море для нанесения значительного урона противнику как в местах якорных стоянок, так и при высадке его на берег.
Некоторые исследователи объясняют этот феномен малым количеством паровых судов в нашем флоте и ремонтом эскадры после Синопа. Казалось бы, что это парадокс. Однако, русское Правительство и Главнокомандующий всеми вооруженными силами в Крыму князь А.С.Меньшиков, располагая сведениями о намерениях противника высадиться на Крымском полуострове, не сочли необходимым на данном участке театра военных действий принимать активных мер, уповая, видимо, на действительно надежную защиту базы с моря. Тем не менее, уже летом 1854 года стало ясно, что ход войны складывается отнюдь не в пользу России, и условия будущего мира будет диктовать противник.
«Утром 1 (13) сентября 1854г. было сообщено А.С.Меньшикову, что огромный флот направляется непосредственно к Севастополю. П.С.Нахимов и В.А.Корнилов с вышки морской библиотеки увидели в отдалении несметную массу судов, медленно приближавшихся. Сосчитать их издали в точности было невозможно. В действительности их оказалось 389 вымпелов. Это были как военные суда (парусные и паровые), так и транспорты с армией, артиллерией и обозом. Вся эта темная огромная масса была окутана туманом и дымом. Она шла к Евпатории»
Несмотря на то, что русская армия стояла в нескольких десятках верст от высадки десанта, А.С.Меньшиков почему-то не предпринял должной попытки противодействовать высадке противника на Крымский берег. Русские офицеры понять не могли этой инертности: «ведь с сентября началась высадка неприятелей без всякой помехи с нашей стороны! Два или три полка с артиллерией могли бы порядочно поколотить – высаживающегося и закаченного на море – неприятеля!…»
Вот что об этом писали живые свидетели тех событий – гусары 12-го Ингерманландского Гросс-Герцога Сакен-Веймарского гусарского полка русской армии, 4 эскадрона которого с марта по июнь квартировали в Евпатории и окрестных селениях: «Часу в десятом утра 1-го сентября 1854 года в Севастополе заметили приближавшиеся со стороны моря сначало два корабля, а за ними густое облако дыма от большаго числа пароходов. Находившийся в нескольких верстах от города телеграф сообщил, что мимо Тархан-Кута прошло уже 70 неприятельских судов. Вскоре получилось известие, что появившийся флот идет в трех колоннах, что число судов с каждым часом увеличивается и, наконец, в шесть часов вечера было донесено, что насчитано до 106 вражеских вымпелов. Прискакавший, затем, в город казак объявил, что судов видимо-невидимо, такая сила, что и пересчитать нельзя.
В самом деле, издали казалось, что к берегу подходит большой движущийся город со множнством дымовых труб, фабрик и заводов. Это был союзный флот, состоявший из более чем 330 судов разной величины, имевших на себе до 63000 человек пехоты, кавалерии и артиллерии, с 134 полевыми и 73 осадными орудиями.
В тот же день весть эта достигла окрестностей Симферополя, и Веймарским гусарам приказано было немедленно двинуться к Симферополю… Из Симферополя полку приказано было выступить, как можно скорее, на соединение с главным действующим отрядом к д. Бурлюку (Вилино- авт.) на р. Альме… Между тем у г. Евпатория, в это же время совершались события чрезвычайной важности. 1-го сентября около полудня неприятельский флот стал на якоре против Евпатории, где находилась лишь команда майора Броницкаго в 740 чел., состоявшая из слабосильных нижних чинов, собранных от разных полков. Согласно полученному приказанию (от кого-авт.), Броницкий при первом появлении неприятеля отступил, успев в течении двух часов залить и пересыпать хлеб, находившийся в казенных магазинах…».
Противник же о высадке говорит следующее: «День 12 (по новому стилю -авт.) сентября выдался солнечным и почти безветренным… В последнюю ночь перед высадкой корабли стояли на якоре. При этом в ночи можно было различить только собственные бесчисленные мерцающие огни. Никто не мог понять, почему же так спокойно на берегу. Следующим утром береговая линия была также пустынна. Проезжали крестьяне в повозках, мелькали среди холмов редкие верховые. Казалось, никого не интересовала армада кораблей, расположившаяся поблизости к берегу.
После полудня полковники Стил и Трошу отправились к градоначальнику Евпатории с предложением сдаться. Прежде чем взять в руку бумаги, чиновник, следуя правилам гигиены, тщательно обкурил их дымом. Затем вежливо предложил союзным войскам строго соблюдать карантин и высаживаться в специально отведенном (кем-авт.) районе, так называемом «лазарете»… Картина была идиллической и совершенно безлюдной.
По дороге на Симферополь проехала одинокая почтовая карета, а затем из-за холмов показался казачий разъезд. Впервые появился противник. Казаки ехали на тощих лохматых лошадях и из-за необычно высоких седел казались более рослыми. Их грубый наряд, бараньи шапки и сапоги из сыромятной кожи контрастировали с элегантным зеленым, с серебряным кантом мундиром и изящными сапогами для верховой езды, в которые был одет командир. Офицер сидел верхом на гнедом жеребце, делая какие-то записи в блокноте… Первыми на берег высадились французы. В семь часов утра их небольшие, по сравнению с английскими, пароходы направились к берегу с первой партией десанта. После того как первая лодка уткнулась в прибрежный песок, высадившиеся матросы стали копать яму… Как писал корреспондент «Таймс», это было очень похоже на рытье могилы. Затем над головами моряков появился флагшток…».
Газета «Таймс» подтверждает вышеизложенное тем, что: «… перед высадкой войск с английских кораблей наблюдали, как в 1100 ярдах от них медленно разъезжал верхом русский офицер с тремя казаками по берегу моря, который, вероятно считал число кораблей и срисовывал их расположение. Этот офицер оставался в течении часа под выстрелами из карабинов, а когда пароход «Грингфлейер» пристал к берегу, казаки, отходя, едва не захватили в плен генерала сэра Дж. Брауна, который вышел впереди всех с генералом-квартирмейстером для некоторых распоряжений».
По сведениям, имеющимся в музее Героической обороны и освобождения Севастополя, стало известно, что этим смельчаком оказался капитан-лейтенант Василий Александрович Стеценко, адъютант А.С.Меньшикова, направленный для наблюдения за высадкой десанта.
Возвращаясь к изложенным русскими гусарами сведениям, хочется добавить некоторые «краски» в картину высадки союзников в Крыму и готовности наших сил к ее отражению: «К 6 ч. Веч. Евпатория была уже занята десантом союзников, численностью около 3.200 чел. при 12 орудиях. Вслед за этим южнее Евпатории, у так называемого Старого Форта, союзники приступили к высадке своей армии и н и к е м н е т р е в о ж и м ы е совершили эту трудную операцию «с ч р е з в ы ч а й н ы м и з а т р у д н е н и я м и», — например выгрузка артиллерии и снарядов потребовала несколько дней. Хотя трудно было восприпятствовать высадке англо-французов на местности, отлично обстреливаемой с флота, но за то в распоряжении князя Меньшикова имелись «с р е д с т в а з а т р у д н и т ь е ё». Князь Меньшиков имел в своём распоряжении к а в а л е р и ю с к о н н о ю а р т и л л е р и е ю, которыя могли бы быть употреблены с большою пользою. Вся кавалерия союзников, при высадке, состояла из нескольких сот всадников на измученных морским переездом лошадях, тогда как численность нашей кавалерии доходила до 3.600 человек. Подойдя, например, в сумерках к месту расположения неприятеля и открыв артиллерийский огонь, кавалерия произвела бы большое замешательство в рядах неустроившихся, промокших и прозябших англо-французов, а произведя ряд хотя и незначительных атак, она ещё более увеличила бы беспорядок в неприятельском лагере. Никто не мог ожидать от таких атак каких либо серьёзных последствий, но, несомненно, они нанесли бы существенные потери англо-французам и убедили бы их в предприимчивости русских войск в первые минуты вступления их на русскую почву.
Князь Меньшиков не счёл возможным препятствовать высадке и она т я н у л а с ь д о в е ч е р а 4 – г о с е н т я б р я. Только 6-го числа англо-французы нашли возможным, прикрываясь флотом, двинуться вдоль морского берега по направлению к реке Альма, на левом берегу которой мы успели сосредоточить 35.000 человек с 84-мя орудиями».
Автор считает, что в целях выявления причин этого «непротивления злу насилием» надо провести обстоятельное духовно-историческое исследование. Возможно, тактика ведения войны древних обитателей Тавриды – Скифов внушала наибольшую уверенность в победе над превосходящими силами противника у главнокомандующего сухопутными и морскими силами России в Крыму князе Меньшикове. Думается, что частично ответ на этот вопрос дан в обращении В.А.Корнилова к защитникам города перед началом его обороны, которое приводится далее по ходу событий.
Итак, противник совершенно беспрепятственно овладел береговым плацдармом и закрепился на нем для перехода в наступление. «Лишь только я высажусь в Крыму, и – если Бог пошлет нам несколько дней штиля – конечно, я овладею Севастополем и Крымом» – заявлял маршал Сент-Арно еще перед высадкой. Итак, с 1(12) по 6 (18) сентября в заливе Каламита – между Евпаторией и деревней Кантугай – союзники беспрепятственно высадили 62-х тысячную армию (30 тыс. французов, 27 тыс. британцев и около 5 тыс. турок), имея около 150-ти полевых и осадных орудий. Русские сухопутные войска в Крыму имели около 51 тыс. человек при 108 полевых орудиях. До 24500 человек личного состава имел Черноморский флот, включая портовые, арсенальные и другие команды. Дальнейшие сухопутные неудачи привели к осаде Севастополя, при этом английский флот стал базироваться в бухте Балаклава, а французский – в Камышовой бухте. Британский флот доставил в Балаклаву 1-ю железную дорогу в Крыму. По ней англичане доставляли заряды к осадным орудиям под Севастополь, прямо из Балаклавской бухты (после войны они продали ее Турции).
После кровопролитного Альминского сражения, в котором союзники с большим трудом одержали желанную победу, а английский флот сделал всего 8 выстрелов, возникла угроза комбинированной атаки Севастополя с моря и с суши. Командованием русской армии и флота было принято тяжелое решение затопить часть кораблей у входа в главную бухту города, чтобы воспрепятствовать вероятному входу в нее противника с моря, хотя теоретически крепость с этой стороны была неуязвима. Но при таком огромном количестве судов противник вполне мог рассчитывать и на успех, хотя и ценою больших потерь, которые англичан не волновали ввиду наличия союзников, которых можно было удобно подставить под убийственный огонь…, скрываясь за их спинами.
Начальник штаба ЧФ адмирал В.А. Корнилов, видя крайне опасное положение, был вынужден обратиться к гарнизону с патриотическим призывом: «Товарищи, войска наши после кровавой битвы с превосходным неприятелем отошли к Севастополю, чтобы грудью защитить его. Вы пробовали неприятельские пароходы и видели корабли его, не нуждающиеся в парусах? Он привел двойное число таких, чтобы наступать на нас с моря. Нам надо отказаться от любимой мысли – разразить врага на воде! К тому же мы нужны для защиты города… Москва горела, а Русь от этого не погибла! Напротив, стала сильнее. Бог милостив! Конечно, Он и теперь готовит верному Ему народу русскому такую же участь. Итак, помолимся Господу и не допустим – врага сильного – покорить себя!» .
Для непросвещенного обывателя могут показаться странными слова В.А.Корнилова о Божией каре в образе Москвы, равно как и справедливо ожидаемой в то время в образе Севастополя. Но верующие прекрасно знают, что в этом проявляется известная милость Божия, непостижимая, к сожалению, атеистами, которая направлена на вразумление тех, кто теряет или не имеет веру в Истинного Бога. Поэтому любое Божие наказание (болезнь, поражения, природные катаклизмы и т.д.) предназначается людям не в унижение и не в отмщение за их грехи, а в их научение, оздоровление, порядочное правильное поведение и в вечное духовное спасение для достойного соблюдения учрежденного Законом Божиим социально-общественного традиционного уложения, т.е форм и функций улучшения…жизни! Как сказано в Евангелии от Луки: «Блаженны слушающие Слово Божие и следующие Ему».
Итак, 11 (23) сентября началось вынужденное затопление кораблей: «Уриил», «Варна», «Силистрия», «Селафаил», «Сизополь», «Флора» и «Три святителя». Из них последний не погружался до тех пор, пока с него не сняли икону Святителя Николая Чудотворца, что также является убедительным показателем влияния силы Божией. Команды кораблей и их артиллерия милостью Божией были использованы в обороне города с суши. Всего за время осады с кораблей Черноморского флота было снято на бастионы и батареи Севастополя до 2-х тысяч морских орудий с боеприпасами и до 10 тыс. матросов. Когда английский пароход «Роланд» донес о затоплении 7 кораблей у входа в бухту, то английский адмирал Лайонс от досады рвал на себе волосы. Вице-адмирал Эдмунд Лайонс всегда и во всем стремился подражать Нельсону. Он был смел, честен, энергичен и амбициозен. Он считал ниже своего достоинства скрывать тот факт, что ни во что не ставит своего непосредственного начальника адмирала Дондаса… И моряки, и сухопутные офицеры были единодушны во мнении, что именно Лайонс должен возглавить флот вместо трусоватого Дондаса. Адмирал Дондас, в отличии от Лайонса, никогда не посещал штаб командующего сухопутной армии, устроившись на своем флагманском корабле с домашним комфортом, позволяя себе «держать горничных и даже коров». Раглан же платил ему той же монетой, никогда не появляясь на борту флагмана.
Не менее интересна была реакция на затопление русского флота и другого союзника: «Чтобы понять, что такое были наши противники, вспомните о 16 тысячах моряков, которые плача уничтожали свои суда… и которые заперлись в казематах бастионов со своими пушками под командой своих адмиралов – Корнилова, Нахимова, Истомина! К концу осады от них осталось восемьсот человек, а остальные – и все три адмирала – погибли у своих пушек» , – так писал о наших моряках французский маршал Канробер, заменивший умершего от холеры Сент-Арно.
13 (25) сентября 1854г. началась героическая оборона Севастополя. Через два дня адмирал В.А.Корнилов произнес очередную воодушевляющую речь перед войсками гарнизона: «Товарищи, – говорил он, – на нас лежит честь защиты Севастополя, защиты родного нам флота! Будем драться до последнего! Отступать нам некуда, сзади нас море!» 18 (30) сентября англо-французско-турецкие войска вышли на подступы к Севастополю с юга. К этому времени силы противника достигали 67 тысяч человек. Боевой флот неприятеля состоял из 34-х линейных кораблей и 55 фрегатов, в том числе 4 линейных корабля и 50 фрегатов – паровые.
Гарнизон Севастополя к этому времени насчитывал 36,6 тыс. человек. На его внутреннем рейде находились: 16 парусных линейных кораблей, 6 паровых, 4 парусных фрегата и другие корабли…На судах и берегу в Севастополе было сосредоточено: 3904 орудия, 1 миллион готовых зарядов и 325 тыс. зарядов пороху.
Однако, скрытая вражда трех высших командиров англичан затрудняла взаимодействие их армии и флота в организации бомбардировок Севастополя. Лишь через месяц, 13 октября 1854 года, лорд Раглан, не без оснований опасаясь строптивости адмирала в вопросах взаимодействия с армией, обратился к Дондасу с письмом, в котором подчеркивал «огромную важность содействия силам объединенного флота союзников в тот день (который уже близок), когда французские и британские войска после артиллерийской подготовки начнут штурм Севастополя. Время дороже всего и уже немного осталось ждать, когда армии, наконец, займут крепость, на овладение которой были направлены её величеством, правительством и всем народом. Для того чтобы оправдать всеобщие надежды, нам необходимо объединить усилия как флота, так и армии, и я надеюсь, что никто не останется в стороне в нашем общем деле».
Адмирал Дондас немедленно ответил на это послание придерживаясь того же стиля: « «Британия», район Севастополя, 14 октября 1854 г.
Мой дорогой лорд Раглан. …Спешу заверить Вас, что, как и мои французские коллеги, приложу все усилия для того, чтобы оказать содействие в достижении нашей общей цели… Я намерен проконсультироваться с адмиралом Гамлэном в вопросах помощи армии, которую способен предоставить флот. В свою очередь, был бы благодарен Вашему лордству, если Вы сообщите мне время, на которое назначено наступление…С искренним уважением, Дж.Д. Дондас».
На следующий день на борту французского корабля «Могадор» состоялось совещание. Было решено, что силы объединенного флота будут действовать в соответствием с планом, предложенным адмиралом Лайонсом.
И вот союзное командование – после выполнения намеченных фортификационных работ – назначило день общей бомбардировки города с моря и с суши. Вслед за ней должен был последовать генеральный штурм. В тот же день командующий французскоц эскадрой адмирал Гамлэн по команде доносил о запланированном бомбардировании Севастополя союзными флотами: «15-го происходило общее собрание союзных адмиралов; все распоряжения к атаке… приняты ими с восторгом…» .
Ранним утром 5(17) октября 1854 года русские артиллеристы первыми заметили приготовления французских батарей на «Монт Родольфе» и, сорвав эффект внезапности, первыми открыли огонь по союзникам, превратив массированную артподготовку в малоуправляемую артиллерийскую дуэль. В ответ 126 осадных орудий союзников открыли ураганный огонь по городу. Моряки приданных союзной армии морских орудий вели стрельбу залпами, как это было принято в морском бою. Вместо того, чтобы по совету инженеров вести последовательный одиночный огонь, который был бы намного эффективнее и позволил бы экономить боеприпасы. «Наши матросы несли большие потери, но некоторые – по собственной неосторожности. Они то и дело выпрыгивали из –за бруствера посмотреть на результаты выстрела и тут же попадали под прицельный огонь вражеских снайперов, которые были наготове. Ругань в тот момент стояла такая, что уши вяли».
В то же время со стороны моря, откуда ожидали услышать ещё более громкую канонаду, не доносилось ни звука. Командование союзных флотов полностью изменило свои планы. Накануне, в половине одиннадцатого вечера, адмиралу Дондасу на борт «Британии» доставили послание его французского коллеги адмирала Гамлэна, который писал, что не намерен открывать огня, по крайней мере до 10.30 утра. Француз объяснял это тем, что «его корабли не смогут стрелять слишком долго. Если же им придется прекратить огонь раньше, чем закончится артиллерийская подготовка наступления, противник может решить, что одержал верх над кораблями французов».
Дондас счел выводы француза справедливыми, и, в свою очередь, отправил соответствующие указания адмиралу Лайонсу. В 7 часов утра Гамлэн лично прибыл на борт «Британии» и заявилДондасу, что у него есть указания генерала Канробера вновь изменить план действий боевых кораблей. Если прежним планом каждому кораблю при ведении огня предоставлялась свобода маневра, то в новом плане их решено было поставить на якоря в линию бортами в сторону берега противника. Кроме того дистанция выстрелов была увеличена на значительное расстояние от русских береговых батарей. Даже сверхосторожный Дондас отказался от этой затеи, о чем сразу же заявил Гамлэну, который ответил, что в таком случае он намерен действовать в одиночку. Только на следующий день бомбардировки французские корабли, за полчаса выйдя из зоны обстрела батареями русских береговых фортов, дали залп по противнику из всех своих 600 орудий. Несмотря на почти пятикратное превосходство в пушках, по причине большой дистанции причиненный французами ущерб был минммальным: было убито или ранено около 50 русских солдат и офицеров
Однако, успехи британского флота были ещё более огорчительными. 500 орудий его кораблей подняли ураганную стрельбу. Как позже докладывал Дондас Раглану, «со всей ответственностью заявляю, что за пятьдесят лет службы во флоте я никогда не был свидетелем такой массированной бомбардировки». Однако и здесь союзников ожидала катастрофическая неудача.
Несмотря на отданный им же накануне вечером циркулярный приказ всем командирам кораблей, предписывающий держаться на безопасном удалении от огня береговой артиллерии русских, Дондас, видимо, решил, что кто-то все же должен продемонстрировать храбрость и силу духа, поэтому отдал приказ эскадре адмирала Лайонса «двигаться вперёд и атаковать батареи противника».
Адмирал Лайонс на борту «Агамемнона» при поддержке пароходов «Санспарейл» и «Лондон» подошел к берегу на дистанции около полумили. В небольшом удалении за пароходами следовали парусные корабли. Ожесточенный артиллерийский бой продолжался более 3-х часов. «Агамемнон» получил несколько прямых попаданий и вскоре потерял управление. Получив серьёзные повреждения, пароходы «Санспарейл» и «Лондон» вынуждены были отойти. «Беллерофон» под командованием Джорджа П олета пытался прийти на помощ «Агамемнону», но получил такие повреждения, что его пришлось немедленно отбуксировать из района боевых действий. Парусные корабли «Аретуз» и «Альбион» получили такие пробоины, что вскоре их пришлось отправить на ремонт в Константинополь. «Родней» сел на мель. В 17.30 Дондас дал сигнал о выходе из боя. На русские форты, которые едва ли получили значительные повреждения, было потрачено огромное количество боеприпасов. Было убито и ранено более 300 английских моряков.
Защитники Севастополя ответили достойно. По нашим данным в этот день с бухты обстрел противника вели – линейные корабли: «Гавриил», «Ягудиил» и пароходофрегаты: «Владимир», «Крым», «Херсонес». В результате артиллерийского поединка все французские батареи были подавлены. Лишь отдельные английские батареи продолжали вести огонь, но и они к обеду прекратили стрельбу. К 12 часам дня – с большим опозданием из-за урона, понесенного от удара русских орудий – Севастопольский порт был блокирован эскадрой английского адмирала сэра Эдмунда Лайонса.
29 линейных кораблей и 21 пароходофрегатов противника возобновили арт-огонь по береговым батареям и кораблям. К этому времени 1340 орудиям кораблей союзников севастопольцы могли противопоставить только 115 орудий береговых батарей и артиллерию пароходофрегатов «Одесса» и «Бессарабия».
Вот что пишет о первой бомбардировке непосредственный участник Славони: «Закипел бой ужасный: застонала земля, задрожали окрестные горы, заклокотало море… Неприятельские корабли и пароходы стреляли в наши батареи залпами; бомбы, каленые ядра, картечи, брандкугели (зажигательные снаряды- авт.) и конгревовы ракеты сыпались градом… И этот свирепый бой не умолкал ни на минуту, продолжался ровно 12 часов и прекрактился тогда лишь, когда совершенно смерклось. Мужество наших артиллеристов былот невыразимо. Они, видимо, не дорожили жизнью».
Тимоти Гоуинг со своей стороны отмечает: «Следует признать, что русские показали себя достойными защитниками крепости; они работали круглые сутки, укрепляя линии обороны… Всем было ясно, что Севастополь – крепкий орешек и взять его будет нелегко. Сэр Джон Браун говаривал, что чем дольше смотришь на Севастополь, тем опаснее он становится… Что касается объединенного флота, он не мог подобраться достаточно близко, чтобы нанести противнику значительный ущерб. Враг, по-видимому, не собирался вступать в морской бой и, чтобы преградить путь нашим кораблям, затопил несколько больших судов на входе в бухту, закрыв тем самым навигацию».

При первой бомбардировки Севастополя союзный флот израсходовал более 50 тыс. снарядов и к вечеру вернулся в свои бухты. По признанию – даже французских подцензурных газет – от убийственного огня русских батарей пострадало: 5 французских линейных кораблей и фрегатов, а у англичан – 2 судна серьезно и 3-е легко (все-таки оно загорелось, но огонь был быстро потушен). Значительный вред, испытанный французским флотом 5 (17) октября, французы приписывали тому, что «английские корабли поздно явились на поле боя», и, кстати, вспоминали, что «англичане выказали такую же медлительность во время высадки на берега Крыма и в деле при Альме». Автор считает, что здесь уместно вспомнить пророческие слова русского посла во Франции Киселева о целях английского флота не только в этой, но и в любой войне – обеспечить себе успех чужими руками…
Союзный флот потерял в этот день убитыми и ранеными несколько сот человек. Около английских кораблей «Альбион» и «Аретуза» русские ядра повредили все буксировавшие их пароходы. К тому же, когда русские направили на них интенсивный огонь, «Альбион» трижды загорался и уже начал тонуть, но его вывели из-под огня. Его пришлось отправить в Константинополь, так же как и «Аретузу»…Впервый день бомбардировки погибло более тысячи русских; во второй день – около 550; на третий – немногим более 500. Журнал «Таймс» посвятил довольно пессимистическую статью этой первой бомбардировке Севастополя. Ссылаясь на разговор лорда Кардигана со своим другом Ньюбертом де Бургом, прибывшем в район боевых действий на собственной яхте, корреспондент «Таймс» привёл слова генерала: «Никогда в жизни мне не приходилось сталкиваться с такой плохой организацией осады» Морские офицеры союзников, принявшие и выгрывшие пари у тех, кто обещал взять город в течении суток, предлагали новые пари, продлив срок овладения городом до одного месяца.
«Показав свою неспособность в военном искусстве, англичане и их союзники не останавливались перед нарушением международных правил ведения войны, пытались применить отравляющие вещества. Так, еще 11 апреля 1854 года, при артиллерийском обстреле Одессы были использованы химические снаряды. Несколько таких снарядов – «вонючих бомб» — было привезено в Севастополь. При вскрытии одной из них присутствующий на экспертизе Корнилов лишился чувств, а матрос, производивший вскрытие, через несколько дней умер» . Русские же моряки впервые в истории применили на пароходофрегатах искусственный крен, изменявший угол возвышения орудий, в результате чего увеличилась дальность стрельбы (с 18 до 25 кабельтовых). Новым в использовании корабельной артиллерии явилась и стрельба по невидимым береговым целям, когда корректировка огня велась корабельными постами, размещёнными на высотах.
Итак, планировавшийся противником генеральный штурм города комбинированными силами – благодаря героическими усилия его защитников – фактически провалился. Но радость первого успеха была омрачена гибелью организатора обороны вице-адмирала Корнилова Владимира Александровича, сраженного ядром, посланным с английской батареи по Малахову кургану. «Отстаивайте же Севастополь!» – были его последние слова, обращенные к защитникам города. Позже там же, к великому сожалению, погибли и известные русские адмиралы П.С.Нахимов и В.Н.Истомин. В дальнейших сухопутных сражениях под Балаклавой и Инкерманом участвовали и морские российские батальоны. Моряки- севастопольцы также навели 2 моста через речку Черная для переправы войск. А пароходофрегаты «Владимир» и «Херсонес» прикрывали отступление русских войск в Инкерманском сражении. При подсчете выяснилось, что «Херсонес» – в октябре-ноябре 1854г. – выпустил по противнику около тысячи снарядов, «Владимир» – около 300 и «Одесса»– около 400 снарядов. 24 ноября 1854г. по приказу П.С.Нахимова пароходофрегаты «Владимир» и «Херсонес», под общим командованием знаменитого капитана 1-го ранга Г.И.Бутакова – руководителя первыми боевыми действиями паровых судов и создателя общепризнанной в мире тактики их использования – выйдя с Севастопольского рейда в море, атаковали у Песочной бухты убегающий французский пароход «Мегара» и обстреляли противника впервые с ходу из бомбических орудий в Стрелецкой бухте. «Когда же на отходе русские корабли вступили в бой с 2-мя пароходами (английским и французским), командир «Владимира» увлек одного из неприятелей под огонь береговых батарей. После этой дерзкой вылазки союзники постоянно держали у входа в бухту 3-6 больших пароходов» .
Приближалась зима… На рубеже 1854-1855 гг. выявилась плохая подготовленность союзников к затеянной ими войне вообще, а также полная неготовность их к зимней кампании – в частности. Шторм 14 ноября 1854 г. уничтожил 30 английских транспортов, стоящих в Балаклаве, включая почти все наличные запасы продовольствия, фуража и одежды. Пронесшийся ураганный ветер, как оценивают бывалые моряки, по своим последствиям был для союзников почти равносилен неудачному сражению. Буря свирепствовала с рассвета. «В 8 часов утра английские и некоторые французские суда были сорваны с якорей и брошены одно на другое, иные корабли прибились к берегу и сели на мель. В Качинской и Балаклавской бухте разбилось и затонуло несколько транспортов и торговых судов, в том числе погибло 7 английских больших транспортов – как раз накануне подошедших к берегу– с громадными запасами теплых вещей на зиму для всей английской армии и флота, с колоссальными запасами пищевых продуктов, боеприпасов, обуви. Они не успели накануне даже начать разгрузку и потонули со всем грузом и почти со всем экипажем. С других транспортов спаслось вплавь лишь 40 человек. Огромный пароход «Принц», привезший не только одежду и припасы, но и новые артиллерийские орудия, потонул со всем грузом и со всем экипажем. Немало судов было выброшено на берег и тут же сожжено спасшейся частью экипажа, чтобы не досталось в руки русских» . Англичан тогда русские солдаты и матросы стали называть «Джон-булями», видимо после ноябрьской бури, когда они тонули, по меткому народному выражению, как «буль-буль карасики».Совершенно очевидно, в чем у автора нет никакого сомнения, оккупантов постигла Божия кара. К тому же у союзников в пунктах базирования началась эпидемия холеры, люди умирали словно мухи.
Кроме известной всем трагедии у Балаклавской бухты союзники потеряли ещё несколько десятков кораблей и на западном побережье Крыма – под Саками и Евпаторией. Как пишет в своей книге «Живая память истории» Научный сотрудник Сакского историко-краеведческого музея – Людмила Дмитриевна Юдина: «Из стоящих на рейде Евратории было выбрашено на Сакский берег от села Богайлы (пос. им.Фрунзе) до села Аирчи (Витино) 17 судов, в том числе: 100-пушечный корабль «Генрих IV», и турецкий 90-пушечный «Пейки-Мессерет», два паровых корвета, в т.ч. французский «Плутон», паровая винтовая шхуна, 11 купеческих (торговых) судов».
В те дни газета «Таймс» писала, что у Евпатории британские суда «Лорд Раглан», «Пиренус», «Радвел», «Фиреме» разбились о скалы. У крымчан, естественно возникает вопрос: откуда на Сакской косе и песчаном побережье взялись скалы. Это, наверное, журналисты для оправдания земляков, не сумевших спасти свои корабли, решили усилить опасность шторма для своих читателей.
В этих тяжелых климатических условиях был вновь показан высокий нравственный уровень русских воинов. Несмотря на отсутствие специальных средств спасения и враждебное отношение оккупантов, русские кавалеристы и пехотинцы подвижного Евпаторийского отряда спасли многие жизни союзников. Так например, у деревни Аирча (Витино), «что в 10 верстах к западу от Евпатории в 400 саженях от берега был обнаружен транспорт-фрегат. Командир Новоархангельского уланского полка Рославлев, собрав несколько взводов конно-легкой батареи, уланов и казаков № 55 и 61 донских полков, быстро прибыл на берег и предложил экипажу сдаться. Не получив ответа он дал два выстрела мимо борта. Не помогло. И только когда следующий снаряд угодил в корпус, его экипаж поднял белый флаг. Шлюпки были спущены на воду. Добравшись до берега, англичане сняли шляпы и принялись целовать всех, кто им попадался под руку. «Имевшие счастье подвергнуться их братскому лобызанию, убедились, что они кроме морской воды были сильно пропитаны ромом, неразлучным спутником и помощником в горе всех британцев, а моряков в особенности. Один только шкипер был молчалив и задумчив: не на него ли одного должна лечь тяжесть ответственности за крушение судна». Капитан, два его помощника, 28 матросов и 7 турецких кавалеристов были спасены. Капитан рассказал, что английский транспорт-фрегат «Кюллоден», нанятый правительством для перевозки войск и оружия, в трюмах имеет 700 пудов (11200 кг) пороху, 30000 ядер и 32 арабские лошади, предназначенные для штаба турецкой армии в Крыму, что на транспорте осталось 25 нижних чинов турецкой кавалерии. На предложение Рославлёва, перевезти их на берег, он ответил, что для спасения турок он не решится подвергать опасности жизнь английских матросов. Вот тебе и союзники! И тогда 28 охотников (добровольцев) из 55-го и61-го донских полков, под руководством войскового старшины Селиванова, невзирая на опасность, сели в три шлюпки, на которых только что прибыли англичане, отправились спасать надеющихся на помощ своих неприятелей – турецких воинов…Лодки бились как в лихорадке… Но благодаря силе и ловкости донцов, несчастные были переправлены на берег… Они поведали, что англичане их не взяли вместе с собой, мотивируя тем, что в шлюпках якобы мало было места, а сами натощили столько вещей, — горы чемоданов, мешков, бочёнки с ромом и бутылки с вином и даже стенные корабельные часы. Этот рассказ на русских произвёл крайне неприятное впечатление» .
К февралю у британцев под Севастополем осталось всего 12 тыс. человек. Впервые английские фотокорреспонденты и телеграф доносили до берегов туманного Альбиона ужасные факты, передаваемые корреспондентом «Таймс» Уильямом Говардом Расселом. Общественность Британии требовала отставки правительства Джорджа Гордона, лорда Абердина и немедленной отправки неотложной медицинской помощи под Севастополь. «В английском интендантском управлении царил дух наживы: английская система частных поставок открывала широчайший простор для злоупотреблений…В снабжении была полная неразбериха. В результате раненые умирали без всякой помощи, а медикаменты накапливались в других местах… солдаты мерзли без сапог, а десятки тысяч пар сапог лежали на складах. Несмотря на колоссальные экономические возможности страны, в целом английская военная система не выдержала испытания. «Таймс» признал этот факт, когда писал 1 января 1855 года: «Все департаменты нашего военного управления рухнули под тяжестью теперешней войны».
Кампания 1855 года началась в сложной международной обстановке. В декабре 1854г. к антирусской коалиции примкнула Австрия, а в январе 1855года и королевство Сардиния. Ожидалось вступление Пруссии. В феврале 1855г. английское правительство Абердина пало под влиянием военных неудач. После неудачных попыток Дерби и Рассела создать – якобы в интересах прекращения войны – новое правительство, последнее возглавил лорд Пальмерстон, хотя именно он нес главную ответственность за текущую войну и все военные неудачи, которые усугублялись тем, что в это же время Британия вела войну в Южной Африке (1850-1878гг.), а также активно использовала свой военный флот в Китае, пытаясь осуществить идею создания в нем «второй Индии». Тяжелым было и внутреннее положение России. Защитникам Севастополя не хватало оружия и боеприпасов, продовольствия и медикаментов. Среди них вспыхнули эпидемии и простудные заболевания. Но патриотический дух обороняющихся был выше всяких похвал. По ночам они возводили новые и усиливали, как могли, старые укрепления.
В январе-феврале 1855г. к союзникам прибыло Сардинское подкрепление (10 тыс. солдат под командованием генерала Альфонса Ферреро ди Ла Мармора). Англичане же получили дополнительное оснащение и боеприпасы для активизации ослабевающих боевых действий.
17 февраля 1855г. по приказу Императора Николая I был нанесен удар, но безуспешный, по неприятельскому лагерю под Евпаторией. Союзники, одержимые духом наживы, рвались к Севастополю, ибо англичане и французы уже давно в секретном соглашении пришли к единому мнению в том, что лучшим способом – решить вопрос о приливной зоне Черного моря – стало бы разрушение Севастопольских укреплений и резкое ограничение восстановления военно-морских сил России на Черном море. Но это, как изветно, в корне противоречило интересам российского Правительства и упорному желанию Императора сохранить государственные ценности , для чего он, самоотверженно рискуя здоровьем, и отправился в Крым, чтобы взять на себя личную ответственность за происходящие события. Но вот 18 февраля (2 марта) 1855г. он неожиданно умер в Таганроге и на престол взошел его старший сын Александр II, которому, как бы в завещание, отец однажды сказал: «Дай-то Бог, чтобы мне удалось тебе сдать Россию такою, какою стремился я ее оставить – сильной, самостоятельной, добродеющей: нам – добро, никому – зло» . Здесь как раз уместно вспомнить – в похвалу столь добропорядочному Императору – слова одного из наиболее видных государственных деятелей России, который – безотносительно этого случая, но очень подходящего к этой ситуации – сказал о необходимости стремления… «к такому пути жизни государства, когда оно живет не эгоистической жизьнью, а жизнью для пользы народа» , что и было присуще Императору Николаю I, как думает автор, во время его царствования…
Далее автору хотелось бы подчеркнуть, что одной из особенностей Крымской войны являлось то, что почти на всем ее протяжении – лишь с небольшими перерывами – велись активные переговоры дипломатов. «Кризис 1853-1856гг. есть не что иное, как переслоенная дипломатическими конференциями война, а может быть даже скорее дипломатическая конференция, переслоенная военными действиями», – замечал Б.Э. Нольде. Весной 1855г. продолжались переговоры в Вене. Теперь это была уже вполне официальная конференция, «имеющая целью – восстановление мира на Востоке», на которую пригласили и турецких представителей. Она работала с 15 (27) марта по 4 (16) июня 1855г. За это время состоялось 14 заседаний. Одной из предпосылок возобновления переговоров стала смена Государя в России.
Новый Император Александр II слыл человеком гораздо более мягким, более склонным к компромиссам и уступкам, чем его отец, но это совершенно не означало, что он превосходил в достоинствах своего отца, неуступчивость которого была ярко выраженной ко всем врагам Отечества нашего. Участники конференции довольно быстро достигли соглашений по первым 2-м (статус Дунайских княжеств и обеспечение свободы судоходства по Дунаю) из известных 4-х пунктов Венского протокола 1854 года. Обсуждение 3-го пункта (пересмотр Лондонской конвенции 1841г. по Черноморским проливам) началось с 6-го заседания конференции, состоявшегося 26 марта 1855г. Речь шла все о том же стремлении союзников ликвидировать «преобладание России на Черном море», официально сформулированном в августе 1854 г. и отвергнутом, как уже упоминалось выше, Императором Николаем I. Предварительный зондаж мнений по 3-му пункту велся частным порядком еще до начала обсуждения его на заседаниях.
Видный российский дипломат А.М.Горчаков, возглавивший переговоры русских на этой конференции, писал в своем донесении в Россию канцлеру К.В.Нессельроде, что глава английской делегации Дж. Рассел «заговорил об ограничении числа наших кораблей. Я сказал, что не стану даже об этом разговаривать, и что если желают мира, то должны придумать иные средства». В другой раз в частной беседе уже с Буолем (австрийским министром иностранных дел, председательствующим на конференции) А.М.Горчаков заявил: «Малейшего намека кого-либо из членов конференции – на судьбу нашего Черноморского флота – будет достаточно для того, чтобы возбудить с нашей стороны решительный отказ принять подобный вопрос даже в соображение».
В ответ на это австрийский министр доверительно сообщил ему, что уполномоченные Англии и Франции имеют инструкции найти средства против возможных агрессивных действий русского флота, но не намерены предъявлять каких-либо требований, ущемляющих достоинство и суверенные права России. И что, мол, западные державы видят, тем не менее, в существовании сильного Черноморского флота постоянную опасность для Турции и предмет озабоченности для них самих. Поэтому, лучшим способом выйти из затруднительного положения, в чем мнения союзников сошлись, стало бы решение Императора Александра II – по своей собственной воле – ограничить русское преобладание на Черном море, чем он и нивелирует усиление консервативных тенденций в английском правительстве, возникшее по причине Крымской войны, которое активно проявляется, как это хорошо видно – на примере отказа английского уполномоченного Дж. Уэстморленда от переговоров с русскими дипломатами на Венской конференции 1855г. – в связи с несогласием России «ограничить размеры своего военно-морского флота» . По случаю этой хитроумной уловки А.М.Горчаков незамедлительно отправил курьера в Петербург.
Всю осень 1854 г. и зиму 1854-55гг. союзные корабли крейсировали у берегов Крыма: «11 (23), 15 (27) и 17 (29) октября 1854г. неприятельские суда появились у Феодосии. 25 октября (6 ноября ) они высаживались в 49-ти верстах от местечка Прочное Днепровского уезда и брали – из вырытых ими колодцев на Тендере – воду, а также забрали сено. Затем неприятельские пароходы произвели несколько выстрелов и вскоре ушли, т.к пролив стал уже замерзать. 8 (20) января один их неприятельских пароходов вошел в Акмечетскую бухту и прислал баркас с людьми на берег. Казачья команда встретила его выстрелами, и баркас ушел к пароходу, с которого были сделаны ответные выстрелы по деревне, причем повреждена была церковь святых Захарии и Елизаветы…Потом люди вновь спущены были с парохода на 2-х баркасах и взорвали маяк, а у сторожа рыбного завода взяли несколько кур и барана. Потом корабль ушел в море. 23 января и 20 февраля (по старому стилю) 1855г. неприятельские фрегаты снова подходили к Феодосии…» . С 28 марта (8 апреля) по 6 (18) апреля 1855г. под Севастополем противник предпринял вторую (после первой 5(17) октября 1854 года) массированную длительную бомбардировку, выпустив по городу 160 тыс. снарядов. Обороняющиеся из-за недостатка пороха ответили лишь выстрелами в количестве 89 тыс. снарядов. Численность армии союзников к тому времени составила 120 тыс. против 48,5 тыс. русских войск, но пойти на штурм города агрессоры и на этот раз не решились. Однако большая часть защитных сооружений Севастополя была разрушена. Русские потеряли около 6 тысяч человек. Преклоняясь перед героизмом этих самоотверженных русских воинов автор полагает, что нельзя оставить без внимания источники их беззаветного служения Отечеству, а именно роль высокого патриотического и православного духа защитников Севастополя, когда они непрестанно молились, проявляя высокую бдительность и не забывая: «На Бога надейся, но и сам не плошай».
Так, например, моряки, распределенные П.С.Нахимовым на бастионы по его благославению, как глубоко верующего Христолюбивого полководца, играли очень существенную роль в постоянных вылазках, которыми боеготовный гарнизон по ночам постоянно тревожил неприятеля. Вылазки продолжались всю осень и зиму 1854-55гг., оставив военной истории много славных имен, память которых до сих пор свято чтут все народы многонациональной России. Очень активное участие в этих вылазках именно рядовых русских моряков – с их прочной духовной связью между собою, офицерами и «нижними чинами» – способствовало общему успеху столь трудного боевого дела. Этот факт признавал весь личный состав города. Выражением подлинности это проявления могут служить многочисленные мнения и наблюдения. Например: «Откровенно вам скажу, друзья мои, что я горжусь, что служу в Черноморском флоте. Приятно иметь под командой таких молодцов, как наши матросики… за храбрым офицером идут в огонь, не считая, сколько неприятеля впереди и какие опасности у них на носу. Доказательством могут служить все вылазки… в которых матросы до сих пор еще ничего, кроме отличного, не сделали». Так писал офицер русского флота П.И.Лесли. В подтверждение этого можно добавить лишь, что в крепостной России – впервые после Крымской войны – был поставлен памятник матросу Игнатию Шевченко за то, что он грудью заслонил своего офицера флота лейтенанта Н.А.Бирилева «Моряки – это душа обороны, которые с переходом на бастионы перенесли и обычаи – вспоминал «сухопутчик» Зарубаев. Часто казалось, что мы – на корабле… Например, после отката орудия, мы по морскому командовали: орудие – к борту!… У нас, пехотных, завелись и склянки.» Или, например, такой показательный эпизод: «Рота моряков чуть не взбунтовалась за то, что их хотели сменить с батареи, на которой они простояли 30 дней под бомбами…»
В стане же союзников всё было иначе: «…Там, у Севастополя, – писал один из французских солдат, – англичане в дурном положении потому, что они напиваются и умирают в снегу; перед Севастополем у них уже не более 6000 человек под ружьем…Они покинули свои батареи и свои позиции, которые теперь заняты французами. Английские солдаты громко ропщут против лорда Роглана, который сидит в теплом помещении и не показывается своим солдатам…» . В Англии, где печать была менее зависима, чем во Франции, нетерпение и беспокойство – по поводу так неожиданно затянувшейся осады – выражались очень резко и прозрачно намекали, что нельзя было назначать английским главнокомандующим старика лорда Роглана, который мало смыслил в полководческом искусстве. Только действия уцелевшего флота ещё как-то оправдывали Крымскую кампанию союзников. Так, 2 (14) мая 1855г. неприятельский корабль подходил к Феодосии, а 11 (23) мая большое число судов прошло мимо Феодосии к Керчи. 12 (24) мая сделан был десант в Камыш-Буруне, в результате чего неприятель занял Керчь и вошел в Керченский пролив…» .
События на русском театре военных действий развивались следующим образом. Русский Император Александр II заменил главнокомандующего в Крыму на князя М.Д.Горчакова, но существенного облегчения Севастополю это не принесло. Так, хорошо спланированная союзниками операция – по взятию Керчи – привела к тому, что были перерезаны коммуникации русских войск. «После занятия Керчи неприятелем и отступления наших войск из д.Арчин…татары ближайших деревень отложились к неприятелю… 13 (25) мая неприятельские суда вошли в Азовское море, стреляли в рыбный завод у д. Китень и ушли к Геническу…».
Новая третья бомбардировка Севастополя была осуществлена неприятелем 25 мая (6 июня) 1855г. и продолжалась в течение 5 суток, что нанесло очередной тяжелый урон обороняющимся, но не сломило духа его защитников. После шестидневного перерыва 5 (17) июня 1855г. началась четвертая бомбардировка Севастополя с суши, а затем с моря, завершившись на следующий день. К ее началу противник имел 548 орудий (из них 160 мортир). Кроме того, 39 орудий были направлены для ведения огня по рейду и Северной стороне города. Русские имели 549 орудий (из них 69 мортир ). Союзники, оценив упорное сопротивление русских, стали проявлять трусливую осторожность и наращивать свои усилия, используя все имеющиеся у них боевые средства, но и защитники не дремали, мобилизуя оставшиеся резервы и проявляя готовность отражать нападения если не числом, то умением, пребывая в состоянии высокой моральной устойчивости и возросшего боевого мастерства, как учили: великий полководец генералиссимус А.В.Суворов, выдающийся флотоводец адмирал Ф.Ф.Ушаков и другие знаменитые русские полководцы .
Уже упомянутый выше участник обороны Севастополя офицер флота П.И.Лесли так описывает свои наблюдения накануне 4 бомбардировки города: «Гордый английский флот и – не уступающий ему ни в чем – французский стоят в виду крепости, сложа руки, и вот все их военные действия: вчера, по случаю темной ночи, часов в 11 вечера какой-то пароход подкрался как вор под наши батареи и сделал несколько залпов, но когда наши батареи на огонь начали отвечать, то он сейчас же дал тягу. Не знаю как другие, но я смотрю с презрением на английский флот, который в прежние времена действительно был грозою всем флотам в мире.» Автор полагает, что офицер был свидетелем неудавшейся рекогносцировки противника, проводимой с разведывательными целями накануне боевых действий для предварительной оценки текущего состояния местности и выявления степени готовности русских к отражению нападения на город.
Если интенсивный артобстрел крепости начался из сухопутных орудий утром 5 (17) июня, то уже к 11 часам вечера к этой 4-й бомбардировке Севастополя подключились и корабли противника. Их корабельная артиллерия открыла огонь по береговым батареям Южной стороны и вдоль бухты. Артиллерийское состязание длилось до 3-х часов ночи. Утром 6 (18) июня неприятель пошел на решительный штурм крепости, который был очень тяжелым для обеих сторон. Захвачена была часть земляных укреплений Севастополя, но гарнизон героически оборонялся, удержав крепость в своих руках. Эта была явная победа защитников, хотя потери русских в общем числе составили 95 офицеров и 745 нижних чинов, а у союзников в общей сложности– 6,9 тысяч человек, в том числе– 4 генерала (Мейран, Брюне, Джон, Кэмбэлл), касательно которых было сказанно: «Это – большое поражение…Я не думаю, чтобы нас опять позвали на штурм… В некоторых из наших полков осталось только по 2 офицера», – писал английский генерал Даниэль Лэйсон. Русскую победу 6 (18) июня 1855г. назвали в тогдашней английской прессе «парадоксальнейшей из побед». Англичане – вообще очень скупые на эпитеты, когда приходиться хвалить врага – заговорили о русских матросах и солдатах так, как редко о ком-либо говорили: «Я не могу поверить, что, какое бы то ни было, большое бедствие может сломить Россию. Это– великий народ».
17 (29) июня союзники вновь наступают, но уже без типичной интенсивности бомбардировки, однако и в этих боях наносят ощутимый урон городу. Главными объектами штурма были укрепления на Малаховом кургане и Редане, как называли англичане бастион № 3 на Корабельной стороне. Несогласованность атаки союзников привела их к неудаче и общим потерям в количестве 4 тыс. человек. Русские потеряли, к сожалению, 4,5 тыс. человек, и это была очень дорогая цена для обороняющихся, ибо потери личного состава, продовольствия и технических средств не восполнялись по причине полной блокады города. Английский главнокомандующий Реглан умер через 10 дней от болезни сердца, его сменил генерал Джеймс Симпсон. 28 июня 1855года Севастопольцев постигло тяжелое несчастье – на Малаховом кургане был смертельно ранен адмирал П.С.Нахимов. Через день, не приходя в сознание, он скончался. Матросы толпились вокруг гроба целые сутки днем и ночью, целуя руки мертвеца, сменяя друг друга, уходя снова на бастионы и возвращаясь к гробу, как только их опять отпустят. Армейские чины в Севастополе моряков называли Нахимовскими львами.
Не уступали в храбрости русским матросам, солдатам и донцам их собратья по оружию – азовские казаки, создавшие небольшую гребную флотилию в устье реки Риони. Рионская (Азовская) флотилия действовала внезапно и решительно, что привело к тому, что британское и турецкое командование стали посылать конвои к кавказским берегам только в сопровождении боевых кораблей охранения. Захваченное же имущество и денежные средства казаки не пропили, не послали семьям, а пожертвовали в пользу раненых защитников Севастополя. «К августу 1854 года в Рионскую флотилию прибыл новый начальник – уже не казачий, а морской офицер (фамилия выясняется – авт.). Его взору предстали казармы и пристани Рионской гребной флотилии, расположенные в 8 верстах от черноморского побережья. Семь барказов обслуживали 220 казаков при 10 офицерах… После рекогносцировки новый начальник внёс изменения в боевое расписание гребной флотилии. Два барказа оставили на постоянном боевом дежурстве у крепости Поти – для защиты устья реки с моря от внезапного десанта турок. Остальные предназначались для действий в море.
Усилили и вооружение – начальник Бакинской военно-морской станции, капитан 1 ранга А.В.Воеводский прислал с каспийского моря, для установки на барказах – конгревые ракеты (что, возможно явилось прототипом ракетных катеров век спустя – авт.). Перевооруженная технически, с «встряхнувшимся» морально личным составом флотилия уже 2 августа 1854 года разгромила сильный турецкий морской конвой. Один из 2-х мачтовых фрегатов, уворачиваясь от казаков, плотно сел на мель,.. Второй, запылал, подожженный огнём конгревовых ракет… Боевой счет Рионской флотилии из азовских казаков, согласно фактам, приведённым в «Морском сборнике», составил к концу войны не менее восьми турецких судов .
Говоря о действиях казаков на море в Крымскую (Восточную) войну, нельзя не упомянуть об исключительном факте (мало известном в настоящее время –авт.), пожалуй, во всей мировой военной истории. Отряд кавалеристов в конном строю захватил морской боевой корабль… то, что произошло на берегу Азовского моря в июле 1855 года, вызвало восхищение даже на страницах чопорного «Морского сборника». В № 7 за 1855 год редакция опубликовала текст «Донесения Наказного Атамана Донского казачьего Войска генерала Хомутова за № 2944 от 19 июля 1855 года».
…Вечером 11 июля 1855 года винтовая канонерская лодка англичан показалась у рейда Таганрога. В городе в эти часы служили всенощную в православном соборе. Гром орудийного выстрела показался карой Господней… Урона пушечное ядро не принесло. Оно ударило в стену собора со стороны алтаря … но не взорвалось…Командир канонерки, увлёкшись обстрелом беззащитного города и порта, в наступившей темноте потерял ориентировку, и рулевой посадил судно на мель. У Кривой Косы, всего в 40 саженях от берега. Этого расстояния было достаточно для меткого ружейного огня казаков сотни 70-го донского полка, которую первой привёл к берегу её командир – войсковой старшина Афанасьев… Британские комендоры пробовали было отогнать стрелков картечью… Начался отлив, канонерка накренилась, и орудия, задрав к луне стволы, замолкли. Появился ещё один английский пароход и, ведя «слепой» огонь по Кривой Косе, начал одновременно спускать шлюпки для того чтобы завести буксировочные концы. У казаков тоже появилось подкрепление – прибыл командир 70-го донского полка полковник Демьянов с двумя сотнями. Когда английские гребцы подплыли к борту накренившейся канонерки, на них обрушился «дождь» пуль из трехсот ружей. Командир конно-артиллерийской батареи есаул Николай Краснов …приказал выкатить пушку на прямую наводку и открыть огонь по пароходу-спасателю… Английские моряки дрогнули. У них кричали и стонали раненые, висли на бортах убитые… чёрный силуэт морского корабля был отличной мишенью на залитой лунным светом воде. Одно-единственное точное попадание могло лишить британский флот ещё одного парохода. И его капитан не стал больше рисковать. Подобрав всех, кто смог и успел спрыгнуть в шлюпки, он дал ход и на полных парах скрылся от прицела казачьих артиллеристов и стрелков. Англичане с оставляемого судна так спешили, что забыли даже снять флаги с мачты… 20 казаков направили своих коней в воду. На лошадях, доехав по мелкой воде до брошенной канонерки, кавалеристы взобрались на палубу. Сорвав с мачты Большой и Малый флаги ВМС Великобритании, сняв со станков две медные 24-фунтовые пушки, они зажгли корабль… Днём казаки пытались снять с обгоревшего остова канонерки паровую машину и бомбическую пушку, но корабль стало заносить песком, а с моря появилось ещё 7 английских пароходов. Работы пришлось прекратить и готовиться к отражению десанта. Его они достойно и отбили. Медные пушки с канонерки, осмелившейся сорвать всенощную службу в соборе, отправили в Новочеркасск (они и сейчас, в начале 21 века, лежат на подставках у входа в Музей Донского Войска). А английские военно-морские флаги отправили в Санкт-Петербург, в Морской музей. Как свидетельство морской победы донских казаков…
Такой пощёчины Королевский флот её Величества не получал, пожалуй, со времён своего основания».
Вернувшись к дипломатическим переговорам, проходившим в этот период, следует особо отметить Венскую конференцию 1855года, которая стала одним из важнейших явлений дипломатической истории Восточной войны, ибо её ход был тесно связан с развитием событий на театре военных действий, общей международной обстановкой и даже внутренней политикой некоторых стран – участниц конференции. Однако и на этом крупнейшем международном форуме не удалось прийти к удовлетворительным результатам. Причиной же срывов этих переговоров – замечает В.Н.Виноградов – являлся отказ России от дискриминационных условий урегулирования прежде всего на Черном море, а глубинной подоплекой – намерение Англии продолжать войну. И на этот раз конференция забуксовала на третьем пункте во многом оттого, что правительства Англии и Франции не хотели идти на мир до тех пор, пока не достигнуты основные цели войны, среди которых падение Севастополя занимало 1-е место. А.М.Горчаков, возглавивший переговоры, высказывал свое мнение о конференции: «…статья о военно-морских силах является основной, на которой представители России и Турции могли бы прийти к соглашению путем прямых переговоров. Если же в переговоры вмешиваются третьи державы, то это будет расценено как покушение на суверенные права Черноморских стран. Французский и английский уполномоченные Ф.А.Буркене и Дж. Уэстморленд дали понять, что не видят смысла в продолжении переговоров, поскольку они вновь натолкнулись на нежелание России ограничить размеры своего Военно-морского флота.» Круг замкнулся. Конференция закончилась, так и не приступив к обсуждению 4-го пункта (о православных подданных султана). Ответственность за неудачу в ее работе, по мнению автора, если и несут обе стороны, то львиная доля ее, как это совершенно очевидно, приходятся на союзников, показавших явно агрессивные замыслы. Если западные «миротворцы» не стремились к миру вследствие того, что главные позорные цели войны ими еще не были достигнуты и они не чувствовали себя победителями, то этого нельзя сказать о Петербурге, который прикладывал громадные усилия для мирного урегулирования отношений, всячески отстаивая жизненно важные интересы России и братских порабощенных народов. Не упорное желание добиться «почетных» условий, а упорное желание отстоять свою независимость и вполне оправданная неспособность идти на компромиссы во имя ослабления ее военно-морского мощи, и были основными движущими мотивами справедливых решений русских дипломатов.
4 (16) августа 1855г.– по настоянию Царя– новый командующий Крымской армии М.Д.Горчаков предпринял наступление в районе Черной речки. Несмотря на героизм русских воинов, оно закончилось неудачей. Русские потери составили 3229 человек убитыми и около 5 тыс.ранеными, потери союзников – 1,7 тыс. человек убитых и раненых. На следующий день, т.е. 5 (17) августа, противник начал 5-ю бомбардировку Севастополя. Она продолжалась 5 дней. Защитники города ежедневно теряли до 700 человек. Противник почти вплотную подошел к нашей линии обороны, их непрерывные атаки отбивались с большими потерями.24 августа (5 сентября) англо-французское командование предприняло 6-ю бомбардировку города, длившуюся 3 дня.
В канун 43 годовщины Бородинского сражения, 27 августа (8 сентября), союзники пошли на решающий массированный штурм Севастополя. После кровопролитных боев был потерян Малахов курган, являющийся ключевой позицией обороны. Стало нецелесообразно продолжать бои за разрушенную артобстрелами Южную сторону города, и – по приказу Главнокомандующего М.Д.Горчакова – войска Севастопольского гарнизона в ночь на 28 августа (9) сентября, по заранее построенному деревянному мосту, организованно отошли на Северную сторону. Вот какими словами начинался этот приказ М.Д.Горчакова: «Храбрые товарищи! Грустно и тяжело оставить врагам нашим Севастополь, но вспомните, какую жертву мы принесли на алтарь Отечества в 1812 году. Москва стоит Севастополя! Мы ее оставили после бессмертной битвы под Бородином. 349-дневная оборона Севастополя превосходит Бородино! Но не Москва, а груда каменьев и пепла достались неприятелю в роковой 1812 год. Так же точно и не Севастополь оставим мы нашим врагам, а одни пылающие развалины города, собственною нашей рукой зажженного, удержав нами честь обороны…» Перед уходом – во исполнение приказа – защитники уничтожили почти уже негодные укрепления и портовые сооружения, затопили оставшиеся корабли и пароходы. Так погибли последние корабли Черноморского флота России, не сдавшись противнику!
Автор полагает, что в данной ситуации пришлось выбирать, как говорят в народе, из двух зол– лучшее, т.е. предпочтительнее было окончательно разрушить основательно поврежденные первоначальные позиции, чтобы ими даже в малейшей степени не смог воспользоваться противник. Отход сил был обусловлен стремлением любой ценой вести борьбу, но не сдаваться в плен, ибо все прекрасно понимали, что лучше смерть в бою, чем скотское пребывание в плену, позор которого для русского человека страшнее смерти.
«Пока всеобщая молва не стала говорить о защитниках Севастополя как о героях, – писал контр-адмирал В.Стеценко, – никто из них не думал, чтобы, стоя на бастионах, он делал что-нибудь особенное или чтобы служить можно было бы иначе; а в России никто не знал, что Черноморский флот представляет едва ли не лучший – организованный в одно целое и одушевленный истинным военным духом – корпус офицеров и матросов. Такой дух составлял нравственную силу обороны…» . Но силы были неравные. В итоге за время обороны Севастополя русские потеряли 102 тыс. человек, союзники – 71 тыс. человек.
Только 29 августа (10) сентября 1855г. противник вошел на развалины Южной части города. Так закончилась – 349-дневная беспримерная, героическая– оборона Южной стороны города Севастополя, которую русские войска оставили не в результате поражения или панического отступления, а вполне целесообразно по приказу, как позицию, уже совершенно невыгодную для дальнейшей обороны, как оперативно-тактическую передислокацию на запасные огневые позиции, как заранее выбранные надежные рубежи. Защитники Севастополя были полны решимости непрестанно продолжать борьбу, тем более, что вся Императорская фамилия к тому времени была уже в Николаеве, придавая воинам силу, уверенность и вдохновение. Изнуренному противнику, оторванному от своего отечества, теперь предстояло вести боевые действия против нового укрепленного района Северной стороны.
К концу войны в Крыму находилось около 115 тыс. русских войск и примерно 170 тыс. английских, французских, сардинских и турецких солдат и офицеров. В это время попытки союзников обойти фланг русской армии закончились неудачей. После этого они прекратили активные действия на суше, но продолжали грабежи и бесчинства на море. Так, «5 (17) сентября неприятель снова бомбардировал местечко Геническ. 7(19) сентября ими был сожжен дом в имении Шатилова Мухалатка. 11(23) сентября неприятели заняли дом Демидовых в Кастропуле. 19-го разграблено было имение Кучук-Кай и Кипинеиз Ревелиоти… 30 сентября (12 октября) разграблен дом Форендаки в Лимене и все имение Шатилова». «10(22) октября неприятель выгрузил в Феодосии 309 душ пленных жителей деревни Карань и других мест южного берега Крыма. Командир парохода с офицерами, с разрешения коменданта, съехали на берег и около часа гуляли на даче Котляровского».
Автор хотел бы отметить тот примечательный факт, что именно к концу войны отношения к англичанам – в широких кругах русского общества – было гораздо более отрицательным, даже более того – открыто озлобленным, чем, например, к «революционным» французам. Известия о безобразных эксцессах английской солдатчины в оккупированных местах Крыма: гнусное разграбление Керчи, насилия над мирными жителями, чего вовсе не ждали от «просвещенных мореплавателей», – все это раздражало и отталкивало. Даже английские военнопленные часто держали себя вызывающе. Кроме того, «в России только после войны узнали – из откровенной и неосторожной статьи в «Mechanic Magazine» – о проекте адмирала Дендональда удушить русские войска, оборонявшие Севастополь, газами, которые получились бы от подвезенных и внезапно подожженных двух тысяч тонн угля и 500 тонн серы. Проект рассматривался специальной комиссией, но так и не был осуществлен. Упомянутый журнал признавал что, пожалуй, можно назвать такие мероприятия бесчеловечными, но что же, мол, делать, если люди хотят воевать?»
В ноябре 1855 года в Петербурге были получены сведения из Парижа о том, что Наполеон III желает заключения мира. Англичане же, узнав об этом, были возмущены, т.к. французы не сговаривались с ними по этому вопросу. Программа Пальмерстона на отторжение от России Крыма, Кавказа и других областей стала невыгодной для – задуманного Наполеоном III в перспективе– союза Франции с Россией. В самые последние дни декабря 1855г. Александр II решил начать переговоры, а в январе 1856г. с Францией было объявлено перемирие.
Правительства Англии и Франции еще до Восточной кампании мечтали о создании общеевропейской антирусской коалиции. Они старались втянуть в войну против России, кроме Турции, также Швецию, Данию и Пруссию. С этой целью значительные вооруженные силы были направлены союзниками в Балтийское, Белое и Охотское моря, но успеха не добились.
Таким образом, боевые действия – на второстепенных театрах войны в период 1854-55гг. – окончились провалом агрессивных планов Англии и Франции. Однако присутствие англо-французского флота в Балтийском, Белом и Охотском морях вынуждало Российское Правительство держать значительные сухопутные и морские силы для обороны своих северо-западных и дальневосточных границ, что не могло не сказаться на ходе боевых операций на главном – Черноморском – театре военных действий, характер которых и отражен автором в логической и хронологической последовательности, с опорой на доступные автору источники с обоих сторон в приведенном выше историческом повествовании.
В итоге, изучив и оценив сложившиеся за этот период отношения европейских стран и связанную с ними специфику взаимодействий военно-морских флотов России и Великобритании, не претендуя на объективность, автор пришел к следующим выводам:
1. Исторически сложившиеся межгосударственные отношения России и Великобритании, определяемые их внешними и внутренними условиями существования, различием их социальных, общественно-экономических, политических, духовно-религиозных, этических, этнических, исторических и других интересов, а также действием и влиянием многих как явных, так и скрытых факторов жизни закономерно сказались и на характере взаимодействия их военно-морских сил. Если Россия в начале царствования Императора Николая I имела сравнительно мощный военный флот и обрела – в силу этого обстоятельства и других обусловленных причин – роль ведущей европейской державы, то ее соперница на международной арене– Великобритания, ревниво переживая умаление своего морского престижа, стала уделять своему флоту усиленное внимание и проявила должную ответную активность в его модернизации. Хотя влияние Англии в мировой политике– во второй половине XIX века– продолжало по-прежнему расти, но особенно беспокоила ее возрастающая роль именно Военно-морского флота России. Это обстоятельство вызвало в стране большую тревогу, особенно в английских политических кругах, как имевших– в силу особенностей своих многогранных функций – обширные сведения о состоянии военно-морского потенциала России. Через дипломатические, разведывательные, торговые и открытые каналы средств массовой информации. Для реальной же оценки состояния военно-морских сил своего могущественного конкурента был привлечен в качестве разведчика представитель английского флота капитан Кравфордт, сыгравший немалую роль в нагнетании общественной истерии в Великобритании, призывая соплеменников принять срочные меры для эффективного решения этого важного национального вопроса, что и вызвало массовую форсированную активизацию своих сограждан в этой сфере военной деятельности.
2. Так называемая «владычица морей» – Англия, содержащая несметные богатства в морских акваториях, на судах коммерческого флота, на сухопутных и морских базах и в колониях практически во всех частях земного шара, вынуждена была вначале царствования Императора Николая I смириться с утратой присущего ей морского преимущества и временно отложить свою упорную попытку закрытия Черноморских проливов для России. Но этот внушительный международный урок, этот чувствительный геополитический удар – по национальной гордости всей страны – она учла, начав титаническое энергичное возрождение своих военно-морских сил, особенно умело воспользовавшись прогрессом техники, давшим возможность своевременного применения винтового двигателя и широкого приспособления паровых машин для линейных судов ее флота. Активное внедрение в свою практику мировых достижений цивилизации и было решающей причиной ее ускоренного развития. Между тем в России, которая стала непроизвольным катализатором этих выдающихся исторических процессов, этот важный ответственный момент, по-видимому, был упущен, да и не только в результате самозабвенного удовлетворения лаврами морского первенства , но и в связи с другими детерминированными факторами внутригосударственных отношений.
3. Неизбежность и невозможность русских избежать с этого момента нежелательного истощающего соперничества и тяжелой изнурительной борьбы с Англией за овладение морем, в России в это время, как представляется автору, по-видимому, должным образом или не оценили, или просто не имели достаточной возможности для решения столь сложной многофункциональной задачи, требующей колоссального напряжения всех ее сил и вынужденного расхода. Необходимых для своего внутреннего существования уже солидно исчерпанных природных ресурсов. К тому же это решение было сопряжено с большими трудностями международно-правового порядка. Тем более, что юридический смысл понятия «владения морем», как стихией нераздельной, вроде и соединяемой, но и не разъединяемой – проливами, несмотря ни на какие нормативно–соборные уложения и военно-морские демонстрационно-силовые проявления по сути своей хотя и был очевиден, но совершенно неправомочен. Было ясно одно, что уверенное господство на Балтийском и Черном морях можно удержать, добившись лишь силового владения мировым океаном и что, следовательно, в этом вопросе неизбежно столкновение с Англией, всячески стремящейся не допустить какой-либо иной державы для оспаривания у нее ее «владычества». Однако, как показывает реальная действительность, явное видение того или иного грядущего события или явления не всегда возможно упредить и снарядить желанными мерами практического обеспечения. В итоге дальнейшее отставание России в военном кораблестроении и недостаточное ее внимание к достижениям и перспективам винтового и парового флотов привели, соответственно, к существенному перевесу сил в пользу Великобритании.
4. Наличие явного силового преимущества (сила есть– ума не надо) подталкивало английское правительство к поиску подходящего повода для умаления роли России в Мировом океане. Этим поводом и послужили справедливые требования России в лице ее Правительства и Царя Николая I к турецким властям прекратить дискриминацию православных христиан, пребывающих под защитой Русской Православной Церкви. К тому же Турция, обладая непомерно громадными территориями, захваченными ее во время своих грабительских войн, притесняла и унижала национальное достоинство порабощенных народов, особенно братских России славян, оказать помощь которым было делом чести Императора Николая I, как Удерживающего Помазанника Божия, несущего ответственность за их всеобщее единение с российскими подданными против угрозы уничтожения их инославными силами.
5. Практическую реализацию намеченной агрессивной цели и решение сопутствующих ей задач Великобритания успешно начинала на дипломатическом поприще. Так, английский посол Стрэтфорд-Канниг, назначенный в Константинополь в начале 1853 года, сумел использовать сложившуюся обстановку противостояния России с Турцией, чтобы обеспечить успех не только духовно-агрессивной, но и территориально- захватнической английской политике. При этом, привлекая другие страны в число своих союзников и упорно стремясь к достижению своих целей их руками, английская дипломатия – в том числе и в Константинополе – надеялась значительно ослабить Россию и окончательно изгнать ее с Востока, открыв тем самым путь для новых английских завоеваний. Своими провокационными действиями англичане, хитроумно заигрывая с правителями Турции, препятствовали обоснованным притязаниям других стран на некоторые оккупированные турками территории, хотя не помешали самой Англии захватить немалые турецкие владения (например, в Аравии и Персидском заливе). Тактика влиятельного британского политика Пальмерстона, вполне отвечающая хищным интересам английской промышленной олигархии и усиленная многочисленными зловредными диверсиями других духовно-извращенных политиков Европы, сделала неизбежной войну между Россией и Турцией, хотя торговля между ними еще сохранялась. Большинство правителей и прочих государственных деятелей западных держав– в своем непросвещенном или же сознательно ухищренном понимании – видели в существовании сильного Черноморского флота постоянную опасность для Турции и предмет озабоченности для них самих, которая и заключалась в удержании ее в вассальной зависимости, чтобы не потерять в ее лице источник многочисленных и разнообразных доходов. К тому же Англия опиралась на шпионские сведения британских военно-морских советников, служивших во флоте Турции, и вынашивала далеко идущие планы мирового господства, имея в виду использовать Порту в качестве плацдарма для расширения своего влияния. Так, например, командор Адольфус Слейд, являясь советником Осман-паши, нёс адмиральский турецкий флаг при попытке провести разведку у Кавказских берегов с целью дальнейшей высадки десанта, а позже фактически являлся командующим турецкой эскадрой при Синопе, где и получил за свои каверзные и мерзкие поступки поучительный урок не только для себя лично, но и в назидание себе подобным.
6. Победа русского флота в Синопском сражении показала могущество Российской Державы перед лицом Османской империи, но, конечно же, «подлила масла в огонь» и без того кризисных отношений с западными державами. И война, как и следовало предполагать, не заставила себя долго ждать. Однако, для ее начала необходимы были определенные предпосылки не только дипломатического, но и социально-экономического, духовно-религиозного и политического характера с учетом действия многочисленных и других факторов, включая и капризные влияния окружающей природной среды. Так как дороги на Кавказе и на Балканах были или плохие, или вовсе отсутствовали, то доставка войск, снаряжения и боеприпасов ложилась исключительно на морские суда. В этой ситуации господство на Черном море приобретало стратегическое значение. Поэтому каждая из сторон стремилась к тому, чтобы обеспечить переброску своих войск по морю и нарушить коммуникации неприятеля, что в очередной раз наглядно показало громадную значимость владения морскими просторами и роль на них сильного военно-морского флота.
7. Организованная высадка русского десанта на Кавказе показала высокую слаженность русской армии и флота на южном театре военных действий. Но дальнейшее инертное барражирование Черноморского флота позволило союзному флоту беспрепятственно сформировать…, перевезти… и высадить… многочисленный десант в Крыму. Загадочность этого беспрецедентного случая требуют его дальнейшего основательного изучения в целях выяснения его причин, необходимого творческого осмысления и накопления боевого опыта для его применения в плане предупреждения подобного явления в неизбежной и непредвиденной перспективе, безответственно игнорируя силу влияния и преобразования исторических уроков. Правомочность этой мысли вполне подтверждается словами Маршала Советского Союза Г.К.Жукова от 4 февраля 1957г.: «Ни я, ни кто другой не может ответить сейчас с исчерпывающей полнотой на эти вопросы, так как всякие войны– большие и малые– возникают, ведутся и заканчиваются в конкретных политических, географических и экономических условиях» .
8. На других морях русский флот был весьма пассивен, что вероятно было связано с осторожностью руководства Военно-морского флота России, поддержавшего предложенный Правительством оборонительный характер военных действий. В отличие от русского флота – военный и торговый флоты Великобритании, как ее мощный стратегический инструмент– заранее были подготовлены к активным наступательным действиям сразу на четырёх обширных направлениях: тихоокеанском, балтийском, беломорском и черноморском. Однако, определённый успех союзников был достигнут лишь в черноморском регионе, но это не помогло им обязать Россию отказаться от своих прогрессивных взглядов на разрешение «Восточного вопроса», ибо для нее он оставался принципиально важным, хотя это уже не имело прежнего значения, так как в результате навязанного международного ограничения Россия после Восточной (Крымской) войны потеряла право иметь на Чёрном море крайне необходимый для ее жизнедеятельности сильный военный флот.
9. События Крымской кампании привели правящие круги России к острой необходимости проведения серьёзных реформ в обществе, в армии и на флоте. Неудачи, невзгоды и жертвы войны не сломили духа русских людей, готовых в любое время в сложной обстановке и тяжелых условиях выступить на защиту своего родного Отечества, уповая не только на Божию помощь, но и на силу Военно-морского флота России. Тем более, что «… В истории военно-морского искусства Севастопольская эпопея явилась наиболее ярким примером успешного использования всех сил и средств флота для обороны главной базы с суши и с моря. Благодаря творческой инициативе защитников города, непрерывно совершенствовавших тактико-технические данные оружия и методы его боевого применения, адмиралы П.С.Нахимов и В.А.Корнилов, (подполковник Э.И.Тотлебен и другие русские офицеры – доп. авт.) разработали целый комплекс мероприятий, обеспечивших всемерное усиление обороны Севастополя. В числе этих мероприятий важнейшими были: планомерный перевод морских команд на берег, широкое использование корабельной артиллерии на сухопутных укреплениях, всемерное строительство инженерных сооружений, разделение оборонительной линии на дистанции, создание глубокоэшелонированной обороны, организация огневой поддержки кораблей, организация маневра резервами и многое другое» .
10. Крымская война выявила скандальное состояние всех отраслей военного управления Великобритании, хотя это и было время, когда английское могущество достигло зенита, а британский флот обладал пиком неоспоримого господства на морях. Лондон старался сохранить роль якобы арбитра и гаранта «равновесия сил» между европейскими державами, но, по- возможности, без участия в их войнах, извлекая максимум выгоды на их взаимном ослаблении. При этом неудержимая, духовно обусловленная жажда обретения мирового господства и овладения общественно-природными богатствами других стран привела правящие круги Англии к безумной войне с такой великой державой, как Россия. Ее надежды ослабить Россию руками союзников явно не оправдались, и она получила суровый урок на будущее, убедившись в непобедимости Христолюбивого православного российского воинства, против стойкости которого были даже предприняты попытки использования химического оружия, о которых говорилось выше. Но, православный русский народ, вместе с его правителями умеют прощать врагов своих. После Крымской (Восточной) войны военно-морские взаимоотношения обеих стран продолжали традиционно сохраняться в соответствии с решениями своих правительств, проявляясь на принятом официальном уровне. А столь поучитильные для англичан духовно-исторические уроки войны были ими вскоре непростительно забыты во многом потому, что истинные ее виновники, благополучно отсиживаясь в своих фешенебельных кабинетах, офисах, банках и т.д., не испытав на себе всех ужасов ее страшной пагубной действительности и захватив в свои руки все средства массовой информации и прочие источники дезинформации, усиленно препятствовали распространению правды о войне. Всё это делалось чтобы уйти от личной ответственности за ее разжигание и стереть из памяти народа, жизнью которого они так бесчеловечно манипулировали, свои безобразные безумные преступления вплоть до полного их забвения до очередного внезапного появления… на международной арене.