Menu
Герой Севастополя генерал Михаил Григорьевич Черняев – вождь сербских повстанцев
Так уж суждено, что имена одних деятелей переживают поколения, и их слава, или наоборот, бесславие остаются в памяти навеки в памяти потомков. Имена же других, вписавших не менее ярую страницу в историю человечества, предаются забвению. И только скупые строчки в какой-нибудь энциклопедии сообщают об их делах. Бывает, и так, что человек снискал себе славу, его имя известно и замечательно, однако некоторые яркие и выразительные моменты биографии выпадают из памяти потомков.
Такая судьба постигла многих русских патриотов, остро почувствовавших неразрывную связь своего народа с другими славянскими народами и вставших на защиту балканских славян, поднявших в 1876 году восстание против османских завоевателей. Великое противостояние славян и Турции в 70-ых годах 19 века, вылившееся в итоге в русско-турецкую войну встретило горячий отклик в сердцах миллионов русских людей. Люди совершенно разных сословий, профессий, взглядов не только словом, но и делом доказали свою солидарность с братскими православными народами.
Рассказать обо всех героях-добровольцах в рамках одной статьи не представляется возможным, о них надо писать книгу, и не одну. Поэтому вспомним лишь наиболее выдающихся из них. Их имена, безусловно, вам знакомы, однако о той странице их жизни, где они посвятили себя добровольному служению братьям славянам, уделено недостаточно внимания. Постараемся восполнить этот пробел.
В первую очередь хочется вспомнить «добровольца №1», выдающегося русского генерала Михаила Григорьевича Черняева. Именно он организовал и возглавил регулярное войско сербских повстанцев, привлёк в Сербию военных профессионалов из России.
М.Г.Черняев родился 3 ноября 1828 года в селе Тубышки Могилёвской губернии в небогатой дворянской семье, с 1840 года проходил курс в Дворянском полку и в 1847 году был выпущен в Лейб-гвардии Павловский полк. Не удовлетворяясь службой в гвардейском полку, движимый здоровым честолюбием и желанием совершенствовать своё образование Черняев поступил в Академию Генерального штаба, по окончании которой получил назначение в Дунайскую армию. В составе Мало-Валахского отряда, входившего в 4-ый корпус, принял участие в Венгерском походе 1849 году.
Участвуя в боевых действиях при Каракале в период Крымской войны, молодой офицер был замечен лично Николаем І. Осенью 1854 года в составе 4-ого корпуса Черняев был направлен в Крым на помощь князю Меньшикову. Под Севастополем участвовал во всех делах гарнизона, начиная с битвы под Инкерманом 24 октября 1854 года, за отличие в которой был награждён орденом святого Владимира 4-ой степени; состоял при генерале Хрулёве, действуя большей частью на Малаховом кургане. «За отличие, храбрость и примерное мужество при героической защите Севастополя и за отбитие штурма 27 августа 1855 года» был награждён золотым оружием с надписью «За храбрость» и произведён в подполковники. При оставлении Севастополя, по поручению начальства переправив наши войска через Северную бухту, он переехал её последним на лодке, когда все мосты были уже разведены.
После окончания войны, Черняев был назначен начальником дивизионного штаба 3-й пехотной дивизии в Царстве Польском, но, не довольствуясь этой мирной службой, просил перевода в Оренбург, предвидя на этой окраине наших Азиатских владений возможность удовлетворить своему природному влечению к войне и боевой жизни.
В 1858 году он принимал участие в экспедиции капитана ІІ ранга, Бутакова на судах Аральской флотилии к Хивинскому городу Кунграду, прикрывая во главе небольшого сухопутного отряда отступление этой оригинальной экспедиции, очертя голову, забравшейся в глубь Средней Азии по течению Сыр-Дарьи. Во время своего двухлетнего пребывания на передовых постах наших Средне-Азиатских владений, среди постоянных разъездов и командировок в степь Михаил Григорьевич с самой неустанной любознательностью изучал физические и географические особенности края и характер и психологию его обитателей.
В 1859 году Черняев был послан на Кавказ в распоряжение графа Евдокимова; по замирении этого края опять служил в Оренбургском крае, в должности начальника штаба при генерале Безаке.
В 1864 году, вследствие разногласия с последним по вопросу об управлении башкирами, вернулся в Санкт-Петербург. Тогда предстояло провести в Средней Азии соединительную укреплённую линию между двумя степными губерниями — оренбургской и сибирской, для чего требовалось занять несколько укреплённых пунктов в пределах промежуточной территории; осуществление этого проекта было поручено полковнику Черняеву, с назначением его начальником особого западносибирского отряда.
Отправившись в 1864 году в город Верный, где формировался отряд, Черняев приступил к своей задаче с весьма ограниченными средствами; расходы по экспедиции должны были покрываться остатками интендантских сумм Западносибирского округа. Небольшой отряд Черняева занял крепость Аулие-Ата и взял штурмом Чимкент (в июле 1864 года), считавшийся неприступным; войска проникли в крепость по водопроводу, через сводчатое отверстие в стене крепости, и гарнизон был до того поражён внезапным появлением неприятеля внутри городской ограды, что не оказал почти никакого отпора.
Первой операцией, где Михаил Григорьевич Черняев проявил свой полководческий талант, стал штурм Ташкента. В апреле 1865 года Черняев, назначенный военным губернатором вновь образованной Туркестанской области, двинулся к Ташкенту, но не мог овладеть им сразу и должен был отступить, после чего ему предписано было воздержаться от дальнейших попыток впредь до особого распоряжения. Тем не менее, в виду угрожающего положения, он решился действовать на свой риск и в ночь с 14 на 15 июня 1865 года взял штурмом укреплённый город. Численность русских войск не превышала двух тысяч человек, при 12 орудиях; взят был город со стотысячным населением, имевший до 30 тысяч защитников; захвачено 63 пушки, множество пороха и оружия. Генерал Черняев готовился принять меры против враждебных предприятий бухарского эмира, который требовал очищения Ташкента, как принадлежавшего будто бы, номинально, Бухаре; ожидались крупные осложнения в Средней Азии, и им придавался британской дипломатией серьёзный международный характер. В июле 1866 года Черняев был отозван, и на его место назначен генерал Романовский.
Завоевание обширной среднеазиатской территории, составляющей значительнейшую часть нынешнего Туркестанского края, совершено было Черняевым с необыкновенной лёгкостью, без крупных затрат; между тем население этого края отличалось воинственностью и издавна выделяло из своей среды дикие полчища, причинявшие постоянную тревогу соседним русским владениям. Туркестанский военный губернатор сумел приобрести доверие и уважение туземцев не только своей личной неустрашимостью, но и другими качествами, наиболее ценными в представителе власти в Азии: доступностью для всех, прямодушием, искренним вниманием к нуждам каждого, полной свободой от рутины и формализма, спокойной находчивостью и решительностью в трудные моменты. Его инстинктивное понимание азиатской народной психологии помогало ему завоёвывать сердца без всяких усилий: на другой же день после взятия Ташкента он торжественно объехал город в сопровождении лишь двух казаков, а вечером отправился в туземную баню, как будто находился среди мирных соотечественников; этими простыми способами он тотчас же внушил населению уверенность в бесповоротности совершившейся перемены. Ему не дано было, однако, окончательно умиротворить и устроить вновь занятый обширный край; он очутился в отставке, будучи ещё молодым, полным сил и энергии; его доказанные опытом военные дарования и замечательное искусство в обращении с восточными народами не нашли себе приложения ни в Средней Азии, ни в других мечтах.
Фактически оставшись не у дел, Черняев оставил военную службу. Сдал экзамен на частного нотариуса, однако, из-за конфликта с властями отказался от данной деятельности. В 1873 году Черняев приобрёл издававшийся в Петербурге консервативный орган «Русский Мир» и серьёзно занялся газетным делом; газета фактически вдохновлялась другим оппозиционным генералом, Фадеевым (с которым он сдружился ещё во время службы на Кавказе). Сам Черняев мало интересовался вопросами внутренней политики, но, считая себя жертвой военно-канцелярского режима и петербургской дипломатии, чувствовал себя солидарным с московским кружком патриотов-славянофилов, группировавшихся около Ивана Аксакова, и разделял их ненависть к бюрократизму и к иноземщине. Он был решительным противником военных реформ и нововведений военного министра графа Милютина, в которых видел продукты бюрократического творчества, навеянного извне; многие недостатки центрального управления он приписывал влиянию немцев, так как чисто русские элементы, на его взгляд, не могли находиться в противоречии с национальными интересами и потребностями страны.
1875 год стал переломным для многих славянских народов. Балканские славяне, наконец, решили сбросить с себя вековое турецкое иго. А в России прошла невиданная волна братской солидарности. Тысячи жителей Российской Империи разного возраста, разных сословий на деле доказали своё единение с православными народами Южной Европы.
Стал этот год переломным и в судьбе генерала Черняева. Он один из первых усмотрел в нём начало крупного международного кризиса, связанного с общим вопросом о судьбе восточного славянства. Горячо отдавшись общественному движению в защиту турецких христиан, Черняев вскоре вступил в сношения с сербским правительством и был приглашён в Белград для руководства военными действиями в задуманной князем Миланом кампании против Турции. Наше дипломатическое ведомство, узнав об этих секретных переговорах, приняло меры к тому, чтобы Черняеву не было дозволено выехать из Петербурга за границу. Черняев обошёл это запрещение переездом в Москву, где и получил заграничный паспорт без всяких затруднений; переданный по телеграфу приказ о задержании его на границе также запоздал, и в июне 1876 года Черняев был уже в Белграде. Известие о назначении его главнокомандующим главной сербской армией послужило сигналом к наплыву добровольцев в Сербию и подняло сербскую попытку на степень русского национального дела.
Сербский главнокомандующий писал в своём письме к Аксакову: «Мой идеал войска добровольцы. Отношения прямые, ровные, не напыщенные, искренние. Дрались как львы. Ни одного случая неповиновения или неудовольствия относительно меня во всё время до выезда моего из Белграда не было. Приказания исполнялись точно, беспрекословно с самоотвержением. Добровольцы были в Сербии тою же Кортесовскою дружиною, с которой я взял стотысячный Ташкент. За короткое время войны из них выдвинулись замечательные боевые люди… Сколько бы времени ни прошло я встречусь с каждым из добровольцев, с искренним удовольствием. Если и были отдельные неоправдываемые случаи, то все они произошли уже по прекращении военных действий».
Интересны и его замечания относительно сербов: «Сербский народ необыкновенно послушен и вынослив и из него можно образовать хорошее войско. Мне неоднократно случалось в сражении собирать опрокинутую часть и возвращать в огонь и повторять это по несколько раз с одною и тою же частью. Им недоставало более сообразной с целью организации и главное командования. Один офицер приходился более чем на тысячу человек, тогда как опыт показал необходимость офицера на каждые пятьдесят человек».
Ход войны не соответствовал пылким ожиданиям славянофилов, но привёл к непосредственному дипломатическому и затем военному вмешательству России в турецко-балканские события, вопреки миролюбивым намерениям русской дипломатии. Покинув Сербию в сознании, что дело защиты славянства перешло под могущественное покровительство России, Черняев поехал в Прагу, где его появление навело настоящую панику на австро-венгерское правительство. Опасаясь Черняева как представителя славянской солидарности, австрийское правительство потребовало, что бы он немедленно покинул пределы империи. Против гостиницы, в которой он остановился, была поставлена артиллерия, а все входы и выходы охранялись часовыми. Эскадрон кавалерии сопровождал его карету окольными путями до вокзала, чтобы избежать толпы народа, ожидавшего его появления, а полицейские чиновники сопутствовали ему до самой границы.
Целые полгода после объявления перемирия между Cepбией и Турцией он принуждён был скитаться на чужбине и объехав всю среднюю Европу, побывал в Англии, где оппозиция с Гладстоном во главе выразила ему горячее сочувствие и чествовала банкетом.
Только в Апреле, 1877 года он получил разрешение вернуться на родину с приказанием явиться в Кишинёв, не переезжая границы ни в каком ином месте, под угрозой быть арестованным.
С началом русско-турецкой войны Черняев вновь зачислился на службу, чтобы попасть в действующую армию; но был оставлен за штатом на европейском театре войны, в том числе и под давлением своих неприятелей, связанных с австрийскими кругами. Тогда он отправился на Кавказ, где тоже не дождался никакого назначения. «Русский Мир» не имел успеха, и в 1878 году Черняев избавился от обязательств по газете, передав ведение её Раппу и Слонимскому.
В 1882 году, после многих лет вынужденного бездействия, Черняев сделался туркестанским генерал-губернатором, но пробыл в этой должности только около двух лет, не обнаружив ни административного такта, ни умения в выборе сотрудников и доверенных лиц. Под их влиянием он принял меру, стоившую ему в итоге карьеры: сосредоточил в своём лице (или, вернее, в своей канцелярии) высшую апелляционную и кассационную инстанцию по всем судебным делам края, а на запрос или замечание сената по этому поводу отвечал уклончиво, в пренебрежительном тоне, вследствие чего должен был вскоре покинуть свой пост.
С 1884 года он состоял членом военного совета, в 1886 году вышел в отставку из-за полемики против проектов военного министра, с 1890 года был опять членом военного совета. Скончался 4 августа в 1898 году в родовом имении своём Тубышки, Могилёвской губернии.
Другим видным военным и общественным деятелем, оставившим яркий след в добровольческом движении, был друг и сподвижник М.Г.Черняева Ростислав Андреевич Фадеев. Он родился 28 марта 1824 года в Екатеринославе в старинной дворянской семье. Его отец в 1840-ых годах занимал пост губернатора Саратовской губернии, а затем управляющего государственными имуществами на Кавказе. В юности Ростислав Андреевич поступил в артиллерийское училище, но не окончил его в силу различных обстоятельств. Однако в 1844 году он добровольцем отправился на Кавказ, где отличился во многих боях с горцами, а также с турками во время Крымской войны. Так впервые он продемонстрировал свою решимость сражаться за правое дело, «не щадя живота своего». Бесстрашие молодого волонтёра было отмечено начальством. С 1859 года он состоял при императорском наместнике на Кавказе князе А.И.Барятинском, который подарил ему личное знамя Шамиля, получил ряд орденов и закончил войну уже в звании генерала.
Тогда же Фадеев состоялся и как литератор, опубликовав в «Московских ведомостях» «Письма с Кавказа», а впоследствии написав книгу «60 лет Кавказской войны».
В течение 1867 года печатались в «Русском вестнике» его замечательные во многих отношениях статьи о «Вооружённых силах России», вышедшие в 1868 году отдельным изданием и наделавшие в своё время много шуму не только у нас, но и за границей. В этом труде он решительно отстаивал старые основы русского военного строя против бюрократических преобразований, ослабляющих, по его мнению, боевые качества армии. Тем же духом проникнуты его газетные и журнальные статьи, соединённые в книгу под заглавием «Наш военный вопрос».
Оппозиция против военного министерства Александра ІІ связывалась у Фадеева с представлением о великих военно-политических задачах, предстоящих России и несовместимых, по его мнению, с либеральными «канцелярскими» реформами в военном ведомстве. В результате, из-за острых разногласий с военным министром Милютиным, Фадеев, как и его друг Черняев, в 1866 году вынужден был уйти в отставку и целиком занялся политической публицистикой.
В 1869 году он впервые изложил свою программу решения восточного вопроса в статьях, помещенных в «Биржевых ведомостях» и изданных затем отдельною брошюрою. Корень восточного вопроса заключается для него в исконных усилиях германской нации подчинить и онемечить славянство; отсюда необходимость объединения разрозненных славянских племён под главенством России и неизбежность энергической русской политики, направленной главным образом против Австрии. Мысль о борьбе с коалицией западных держав — Австрии, Пруссии и Англии — нисколько не смущала Фадеева. «Мнение о восточном вопросе» доставило ему большую известность в славянском мире и упрочило за ним в иностранной печати репутацию «панслависта».
В 1875 году при содействии посла в Константинополе графа Игнатьева Фадеев получил предложение от египетского хедива принять на себя руководство устройством и организацией египетской армии, то есть фактически стать военным министром. Неофициально его миссия состояла в том, чтобы склонить египетское правительство к войне с Турцией. В этом плане усилия его оказались тщетными. После того, как Египет объявил войну Абиссинии, Фадеев оставил свой пост, ссылаясь, что по своим убеждениям не может поддерживать мусульман в борьбе с христианами. Это впрочем, не помешало ему поддерживать дружеские отношения с египетским правителем, несмотря на то, что тот занял протурецкую позицию.
С началом восстания балканских славян, бывший военный советник прибыл в Сербию ранее самого Черняева, но практически тут же был отозван русским правительством. В ответ летом 1877 года, когда Россия вступила в войну с Турцией Фадеев написал Милютину, что он не может оставаться в бездействии, не может не принимать участия в войне, так как военное чувство его возмущается против этого. Так произошло примирение опального генерала с военным министром, который направил его в действующую армию за Дунай, а оттуда командировал к князю Черногорскому, как военного представителя при Черногорской армии. На место же Фадеева в Сербию и прибыл генерал Черняев.
Деятельность военного представителя в Черногории была высоко оценена черногорским князем, который в знак благодарности подарил ему небольшое имение около Антивари. Впрочем, испытывая впоследствии финансовые трудности, Фадеев был вынужден продать княжеский подарок.
Вся дальнейшая жизнь Ростислава Андреевича была целиком посвящена политике. Он не раз высказывал свою собственную независимую точку зрения, порой подвергал действия российского правительства резкой критике. Фактически его предложения по крестьянскому вопросу предвосхитили столыпинские реформы. Оказали влияние идеи Фадеева и на предшественника Столыпина С.Ю.Витте, приходившегося ему племянником и оставившего многочисленные воспоминания о своём дяде. Однако в то время он столкнулся с резким неприятием и непониманием своих идей, в результате чего был вынужден издавать свои работы за рубежом. Лишь с воцарением Александра ІІІ этот самобытный политик был частично принят властью, однако его смерть в 1883 году оборвала многие из тех грандиозных планов, некоторые из которых были впоследствии воспринятыми различными государственными деятелями.
Если имена генералов Черняева и Фадеева тесно связаны с добровольческим движением, то о «добровольческом» периоде в жизни других замечательных личностей сейчас мало кто вспомнит. Талантливые врачи Н.И. Пирогов, С.П.Боткин, Н.В. Склифосовский внесли огромный вклад в отечественную и мировую медицину. Они приняли самое деятельное участие в русско-турецкой войне и помощи славянским народам.
Николай Иванович Пирогов приобрёл славу военного врача в 1853 году, когда началась Крымская война, и он счёл своим гражданским долгом отправиться в Севастополь. Пирогов добился назначения в действующую армию и стал главным хирургом осаждённого англо-французскими войсками города. Оперируя раненых, он впервые в истории медицины применил гипсовую повязку, которая позволила ускорить процесс заживления переломов и избавила многих солдат и офицеров от уродливого искривления конечностей. Важнейшей заслугой Пирогова является внедрение в Севастополе сортировки раненых: одним операцию делали прямо в боевых условиях, других эвакуировали в глубь страны после оказания первой помощи. По его инициативе в русской армии была введена новая форма медицинской помощи — появились сёстры милосердия. Таким образом, именно Пирогов заложил основы военно-полевой медицины, и по справедливости считается основоположником специального направления в хирургии, известного как военная хирургия.
Ни одна крупная война того времени не прошла без участия выдающегося хирурга. В 1870 году во время прусско-французской войны, Пирогов был приглашён на фронт от имени Международного Красного Креста. А в 1877—1878 гг. — уже в очень пожилом возрасте — несколько месяцев работал на фронте во время русско-турецкой войны, куда так же отправился по собственному желанию. Пусть эти несколько месяцев – не такой уж и длительный срок, но и за это время Николай Иванович сумел принести неоценимую пользу, спасая от смерти сотни русских и сербских солдат и офицеров.
Под руководством Пирогова во время Крымской войны в Симферопольском госпитале и Бахчисарайском лазарете работал другой видный врач Сергей Петрович Боткин. Он так же внёс немалый вклад в военную медицину, являясь членом Военно-медицинского учёного комитета. Неслучайно в 1872 он становится лейб-медиком, то есть личным врачом Александра ІІ, первым из русских врачей. В русско-турецкую войну 1877-1878 г.г. Боткин — главный консультант-терапевт при штаб-квартире русской армии. На этом посту он положил много сил, чтобы добиться улучшения условий жизни солдат, работы госпиталей.
В 1877 году Боткин с возмущением писал с фронта о тех полководцах, которым «кровь русского солдата не дорога». Однако в его письмах не было места унынию. Он твёрдо верил, что наступит для России светлое будущее, «невежество и бездарность сотрутся, и осязательно почувствуется значение знаний, ума и таланта. Россия не погибнет; она выйдет из этого затруднения, но другие деятели, другие люди будут спасать её».
Если Н.И.Пирогов является одним из основоположников военной хирургии, то Боткин стал основоположником военной терапии. Военно-полевая терапия обязана ему многими ценными указаниями по вопросам эвакуации, оказания первой помощи, устройства госпиталей, организации санитарной, противоэпидемической службы, а также улучшением программ подготовки военных врачей (в Медико-хирургической военной академии).
Вот как он сам сформулировал основные положения военной терапии: «Особенность военной медицины состоит в особенности быта солдат…, чтобы выполнить возможно добросовестно задачу, представляющуюся военному врачу, необходимо самое основательное знание медицинских наук… Военный врач должен быть настолько хирургом и терапевтом, насколько он должен быть натуралистом, ибо без хорошего знания естественных наук немыслима разумная гигиена солдат… изучение быта солдатского, во всех его возможных фазах, должно быть первым Основанием главнейшей деятельности военного врача: предупредить развитие болезней, уменьшить число заболевающих будет ещё важнее, чем вылечишь захворавшего».
Николай Васильевич Склифосовский так же принимал участие не в одной войне. С разрешения русского правительства он участвовал в Австро-Прусской войне, активно работая на перевязочных пунктах и в лазаретах и даже, сражаясь под Садовой, за что был награждён железным крестом. В 1876 году Склифософский вновь уезжает на войну, на сей раз в Черногорию, как консультант по хирургии при Красном Кресте. Разгоревшаяся затем Русско-турецкая война в 1877 году призывает его в действующую армию. Он перевязывает первых раненых при переправе через Дунай, работает хирургом в русской армии под Плевной и на Шипке. Одна из его поездок в Форт Святого Николая едва не стоила ему жизни. Ради работы он мог забыть всё, а если того требовали обстоятельства, он мог оперировать по нескольку суток подряд, не отвлекаясь ни на сон, ни на еду. При контратаках армии Сулеймана-паши Николай Васильевич оперировал по четверо суток подряд без отдыха и сна под огнём противника! Отчеты свидетельствуют, что в тот период через его лазареты прошло около 10 тысяч раненых. Врач и сёстры, среди которых находилась жена Софья Александровна, поддерживали его силы тем, что изредка между отдельными операциями вливали ему в рот несколько глотков вина.
Не только военные и врачи отправлялись на балканский фронт. Ехали, повинуясь чувству долга и те, кто был совершенно далёк от военного дела, например, представители творческих профессий, художники. Среди них были известные мастера живописи К.Е.Маковский и В.Д.Поленов.
Василий Дмитриевич Поленов отправился добровольцем в Сербию в 1876 оду., а с началом русско-турецкой войны состоял официальным художником при главной квартире наследника-цесаревича (впоследствии императора Александра ІІІ). То есть, был художником-корреспондентом, и выполнял те же функции, что сейчас выполняют фотокорреспонденты. Этот период стал достаточно плодотворным для художника. Поленовым был создан ряд композиций, этюдов и зарисовок батального и этнографического характера.
Не менее ярко отразилось участие в борьбе балканских народов против османских угнетателей и в творчестве Константина Егоровича Маковского. В середине 1870-ых годов он предпринял поездку в Египет и в Сербию. В результате появились две картины, имевшие у русского зрителя большой успех, — «Возвращение священного ковра из Мекки в Каир» и «Болгарские мученицы». Несмотря на прямо противоположный характер сюжетов (нарядное празднично-триумфальное шествие в первом случае и сцена мученичества — во втором), обе картины выполнены в одинаковой эффектно-бравурной манере, и поистине являются шедеврами живописи.
Как видно, мощный национальный подъём 70-ых годах позапрошлого века объединил совершенно разных людей. Аристократичный генерал Фадеев и демократичный художник-передвижник Маковский; генерал Черняев, находящийся в оппозиции к официальной власти и Поленов, ставший фактически на время войны придворным художником – люди, занимавшиеся абсолютно различной деятельностью, имевшие разные представления об окружающей действительности – объединились в едином порыве общеславянской христианской солидарности.
Внутри- и внешнеполитическая обстановка в России и в мире в то время во многом перекликается с сегодняшней. Крупные реформы, изменившие хозяйственный быт империи, борьба различных политических направлений, и власть, пытающаяся выбрать силу, на которую опереться, борьба сторонников национального и западного пути развития, и на фоне всего этого беспокойные восточные рубежи и борьба с другими державами за достойное место на международной арене. Долгое время не находилось той национальной идеи, способной объединить абсолютное большинство жителей многомиллионной империи. И вдруг она появилась. Абсолютно неожиданно, без всяких усилий центральной власти, которая поначалу несколько опасалось, и пыталась сбить эту волну мощного общественного подъёма, дабы избежать международных осложнений. Этот опыт является бесценным в наше время, когда вновь начинают предприниматься вполне осознанные попытки найти ту национальную идею, которая будет способна стать цементирующей основой, объединяющей абсолютное большинство граждан нашей страны.