М. Преснухин (Москва)

Дело при Ялте 19 июля 1774 года

В ходе первой русско-турецкой войны в царствование императрицы Екатерины II российские войска 2-й армии под командованием генерал-аншефа В.М. Долгорукова в 1771 г. вошли в Крым и, стремительно вытеснив из него турецкие войска, в короткий срок заняли все ключевые пункты этого полуострова.

Столь впечатляющий успех быстрого отвоевания «жемчужины» Османской империи объясняется тем, что после того как турки были разбиты Румянцевым под Ларгой и Кагулом и потеряли многие свои крепости в Причерноморье и на Дунае, в Стамбуле не на шутку испугались возможного грядущего наступления русских войск на саму столицу. В такой обстановке защищать Крым османы особо и не собирались: им не было уже до него никакого дела. А крымским и ногайским татарам стало теперь не до османов. Татарские орды, оказавшиеся отрезанными от родных кочевий, чтобы не потерять свои владения и собственность, с лёгкостью объявили об отложении от власти Оттоманской Порты и принятии покровительства Российской империи. Формально Крым стал независимым спустя почти 300 лет после его кровавого завоевания османами. Подписанный Екатериной 1 ноября 1772 г. «Мирный и союзный трактат» с только что избранным татарской знатью при содействии России новым крымским ханом Сахиб-Гиреем официально закреплял это положение, возвращая крымско-татарскому ханству свободу и независимость. Более того, к ханству присоединили не принадлежавшие им ранее территории Горного Крыма и Южного берега. Крымский хан был признан «…независимым владетелем, а область Татарская в равном достоинстве с прочими подобными свободными и под собственным правительством состоящими областями».

Таким образом, получается, что именно русская армия своими штыками освободила татар от турецкого владычества и подарила государственность, о чём многие «аборигены» сейчас предпочитают и не вспоминать. И не вина России, если забегать вперёд, в том, что крымские татары оказались неспособны самостоятельно управлять своим государством. Им был дан шанс, но они не смогли воспользоваться предоставленной возможностью, пойдя на поводу у турок, преследовавших собственные интересы. Столетия рабского услужения Османской империи и разбойничьего образа жизни негативно сказались на этой нации, поставив её на грань самоуничтожения и вырождения в современном тогдашнем мире. Россия попыталась спасти ханство, но всё было напрасно, татары сами топили себя в водовороте политических страстей.

Крымское ханство XVIII в. мало, чем отличалось от Крымского Юрта времён Бату- хана Золотой Орды, с именем которого связывается завоевание этого полуострова в 20–30-е гг. XIII в., или Ногая — золотоордынского военачальника, властителя Крыма во 2-й половине XIII в. Уклад жизни, принесённый татарами из северо-восточных кочевий Улуса Джучи (Золотой Орды) продолжал сохраняться ими и в Причерноморье. Также как и некогда в прикаспийских степях и на лугах Урала они продолжали пасти стада баранов и табуны лошадей, но главной профессией для татар продолжал оставаться банальный грабёж соседних народов, перераставший в размеры настоящей войны. Только разбоем татары умели тогда добывать себе хлеб, скот, одежду, а главное — рабов, которых можно было продать или заставить работать. Так было и в дни Батыя, так оставалось и в дни последних крымских ханов.

Порта, едва оправившись от потрясений, связанных с поражениями 1770–1771 гг., мёртвой хваткой вцепилась в Крымское ханство, с независимостью которого она никак не могла смириться. Не желая отказываться от власти над татарами, Турция раз за разом срывала мирные переговоры в Фокшанах и Бухаресте, несмотря на то, что мир ей сейчас был совершенно необходим. Турки начали закулисную подковёрную борьбу за возвращение Крыма. Турецкое правительство не признало выбранных самим татарским народом правителей ханства и в противовес им назначило своих собственных кандидатов из числа тех, что давно находились в Турции. «Турецким» татарским ханом был утверждён Девлет-Гирей; калгою, т.е. вторым лицом в государстве (наместником, главнокомандующим, верховным судьёю), был назначен Шабаз-Гирей-Султан; нурредином (заместителем калги) — Мубарек-Гирей-Султан. Крым, Причерноморские степи и Тамань были наводнены османскими шпионами и агентами, разжигавшими не только ненависть к России, но и междоусобную вражду. Турция откровенно готовила широкомасштабный мятеж, для поддержки которого планировала высадку десанта на полуостров.

Наконец, весной 1774 г. года османы перебросили из Мраморного моря в Чёрное значительный военный флот, намного превосходящий российскую эскадру Сенявина. Господство турок в Чёрном море стало подавляющим. Сенявина заперли в Азовском море, правда, все попытки турецкого флота прорваться туда, были отбиты. В июне турки блокировали Керченский пролив силами 5 линейных кораблей, 9 фрегатов и 26 шебек и галер, а также нескольких десятков других мелких судов. На этих судах находились десантные части под командованием Гаджи-Али-бея (Хаджи-Али-паши), целая армия, по разным оценкам от 30–35 тысяч до 50.

Крым в 1774 г. занимали части 2 российской армии под командованием генерал-аншефа князя Василия Михайловича Долгорукова (тогда ещё не Крымского, получив от Екатерины этот почётный титул за завоевание полуострова, только в 1775). Штаб командующего армией располагался на Днепре, а непосредственно в Крыму находился так называемый Крымский корпус под командованием князя Прозоровского. В его состав входили подразделения Ряжского, Алексеевского, Брянского, Елецкого и Тамбовского пехотных полков, Московского легиона, Молдавского, Черниговского и Бахмутского гусарских полков, Борисоглебского драгунского, Донского пикинёрного полков, а также донские и малороссийские казаки. Условия квартирования российских войск в тогдашнем Крыму были далеко не «курортными», многие полки сильно пострадали от «моровых поветрий» и имели значительный некомплект личного состава. Всего же по данным Долгорукова Крымский корпус едва насчитывал 10 тыс. человек.

Войска были разбросаны по всему полуострову, в каждом более или менее важном пункте, особенно на побережье Чёрного моря, находился особый небольшой (от роты до батальона) отряд или пост.

Такими постами, например, были заняты Алушта, Ялта, Балаклава, Судак, Бахчисарай, Альма и другие пункты. Тонкая кордонная линия наших войск везде была слаба. Между Алуштой и Ялтой и между Ялтой и Балаклавой не располагалось ни одного промежуточного отряда, а до ближайших резервов в Альме и Бахчисарае было слишком далеко. К тому же сообщение между войсками сильно затрудняла горная местность и практически полное отсутствие проезжих дорог. Следовательно, любой предприимчивый и сильный противник мог в любом месте легко прорвать такую кордонную линию.

Подвела до боли знакомая австрийская кордонная система, при которой силы армии распылялись попусту, так как в каждом из этих пунктов неприятель мог собрать превосходящие силы и одним ударом уничтожить любой отряд российских войск ещё до подхода к нему хоть каких-либо резервов. Порочность этой системы осуждалась всеми и всегда, но «генералы» с маниакальной настойчивостью продолжали её придерживаться. К чему это приводит, не стоит лишний раз и напоминать, чего стоит только свежий пример из нашей современной истории, когда 6-я рота была отдана на заклание нашими «мудрыми полководцами».

В 1774 г. случилась почти такая же история, когда 17 июля турки высадились на крымском побережье у деревни Алушта, разогнав и уничтожив наши слабые посты. Сосредоточиться же для отпора вражескому десанту российские войска смогли лишь к утру 24 июля. Здесь будет вполне уместно привести мнение А.В. Суворова, не один раз занимавшегося в своё время укреплением обороны берегов Крыма, по поводу наших постов в Алуште и Ялте. По его глубокому убеждению, гарнизоны этих постов были совершенно бесполезными, «и люди, для (против — М.П.) набегов определённые, будучи немало не защищаемы, не в силах противиться набегам и нечаянным нападениям, принятым за правило в турецкой тактике». Следовало занимать побережье только конными «передовыми кордонами для содержания в военное время сигналов, а в мирное для воспрепятствования контрабанды». Сами южные берега Крыма от Балаклавы до Феодосии «хотя в разных местах и приступны, но вообще довольно защищены хребтом гор, простирающихся в три ряда параллельно морскому берегу». Произведя в этих пунктах высадку, неприятель «обрёл бы великие препятствия и невозможность взойти на поверхность оных».

Турецкий флот во главе с сераскиром Гаджи-Али-беем — трапезундским губернатором и Мегметом капудан-пашой (командующим флотом) — давно искал случая высадить на берег Крыма крупный десант, чтобы спровоцировать мятеж крымских татар и с их помощью вновь овладеть полуостровом. Находясь у Керченского пролива, турки блокировали тем самым действия российской эскадры и притянули на Керченский полуостров значительные силы Крымского корпуса. Воспользовавшись таким раскладом сил, Гаджи-Али-бей 16 июля внезапно снял турецкий флот с якорей и исчез с ним в неизвестном направлении. Эскадра Сенявина не смогла проследить его передвижения. А между тем, уже на следующее утро турецкие суда вновь появились у Крымских берегов и стали на якоре вблизи Алушты — небольшого местечка между Ялтой и Судаком. Именно в этом месте, где не было значительных сил русских войск, Гаджи-Али-бей решил произвести высадку своего десанта. При подавляющем численном превосходстве турецкий сераскир вполне рассчитывал на успех операции. К тому же, он потребовал от крымских татар поддержать десант нападениями на российские гарнизоны. По его мнению, достаточно было одной искры, чтобы Крым запылал, и его расчёты вполне оправдались. Татары не только всячески способствовали высадке десантных войск турок, но и открыто присоединились к ним, а вслед за тем началось повсеместное восстание на полуострове.

Российский отряд, находившийся в Алуште, состоял из 150 егерей или стрелков Московского легиона под командой секунд-майора 3-го мушкетёрского батальона этого же легиона Николая Колычева (Колычова, как тогда писали его фамилию в документах). Егеря эти выделялись от каждого из трёх мушкетёрских батальонов легиона в особые команды по 60 стрелков — своего рода аналог более поздним охотничьим командам при пехотных полках.

Очевидно, позиции российского отряда располагались вблизи от старой крохотной Алуштинской крепости, каменные стены которой были возведены ещё в VI веке н.э. византийцами. Впоследствии эта крепость не раз разрушалась, сначала татаро-монголами, а затем и османами в 1475 г. во время их кровавого завоевания Крыма.

Первое время егеря Колычева ружейным огнём отгоняли турецкие лодки, пытавшиеся подойти к берегу и высадить десант. Меткими выстрелами они сражали гребцов, рулевых и командиров в турецких шлюпках, заставляя их отваливать от берега и отходить к своим судам. Но неприятель всё большими и большими силами делал попытки высадить десант. Когда же на береговую полосу обрушился мощный огонь многочисленной крупнокалиберной артиллерии турецкого флота, подготавливающий высадку, противопоставить ему отряд Колычева ничего не мог. У русских было всего несколько лёгких, очевидно, трехфунтовых полковых пушек.

Теперь помешать высадке десанта наши егеря уже не могли. Турки спокойно высаживались на берег и накапливали свои силы, пока, наконец, не начали атаку позиций отряда Колычева.

 Егеря Московского легиона встретили нападающих дружным огнём, их «цельными», меткими прицельными выстрелами было сражено множество неприятелей, но всё равно в атаки бросалось всё больше и больше турок. В этот самый жаркий момент боя с тыла на позиции российского поста напали крымские татары. Первым делом они, очевидно, набросились на обоз отряда, оставленный без прикрытия, так как Колычев ввёл в бой уже всех своих людей. Разграбив всё имущество, татары сбросили обозные ящики и полуфурки, офицерские экипажи и другие повозки в пропасть. Юный унтер-офицер, посланный капитаном с донесением о нападении турок, очевидно, впервые видевший сражение, был потрясён огромным числом неприятелей, со всех сторон нападавших на позиции отряда, и, прибыв к генерал-майору Кохиусу, с перепугу объявил о гибели всего поста. Тотчас же соответствующее донесение было отправлено и главнокомандующему[1].

А между тем, Алуштинский пост выдержал уже шесть часов упорного боя. За это время никто из российских частей не успел прийти ему на помощь, хотя некоторые из них были совсем недалеко. Ещё накануне князь Прозоровский послал майора Бурнашева с отрядом егерей в 200 человек и несколькими пушками вдоль побережья от Судака до Алушты с целью проследить, куда двинулся от Керченского пролива турецкий флот. Ему удалось заметить турецкие суда, которые двигались по направлению к Алуште, и вскоре там остановились. Ночью Бурнашёв выслал вперёд к деревни Куру-Узень пост из 60 егерей, который остановился, не доходя до той деревни, где-то между ней и деревней Кучук-Узень в нескольких верстах от Алушты. Командир этого поста доложил майору, что турецкий флот стоит напротив Алушты и пытается произвести там высадку десанта. Линейные корабли и фрегаты стали мористее в семи верстах от берега, а галеры и шебеки на дистанции пушечного выстрела, остальные же малые суда растянулись вдоль берега на протяжении шести вёрст, полностью перекрыв подходы вдоль моря к Алуште. Бурнашёв не рискнул идти туда на помощь Колычеву, он слал невразумительный рапорт за рапортом начальству, прося указаний, сетуя на малочисленность своего отряда и на невозможность пройти с артиллерией вдоль берега. В итоге время было упущено, артиллерийская стрельба у Алушты стихла, а от разбежавшихся по горам жителей приморских деревень, как греков, так и татар, стало известно, что российский пост отступил, но куда — никто не знал.

Колычев действительно, в конце концов, вынужден был, уступив «многочисленному числу турок и татар», отдать Алушту и отступить в глубь полуострова. Точнее, он направился в сторону ближайшего поста российских войск — к Алуштинскому перевалу. Отступить российским солдатам удалось более-менее без потерь, и они даже, несмотря на трудный путь, смогли протащить по горным тропам полковые пушки и благополучно добрались до деревушки Янисаль, расположенной или на самом перевале, или же сразу за ним[2]. Всего Алуштинский пост за время боя потерял лишь трёх человек убитыми, и ещё 19 егерей были ранены. Долгоруков наградил Колычева секунд-майорским чином, денежной суммой за потерянное имущество и представил на более высокое награждение императрице Екатерине II. Правда, орден Св. Георгия 4 степени за отличие Колычев получил только 26 ноября 1777 г.[3]

 Майору Бурнашёву князь Прозоровский приказал отступить к Ускуту и прикрыть там прямую дорогу через горы на Карасубазар. Долгоруков же, ещё не зная о высадке турецкого десанта, приказывал Прозоровскому отправить генерал-майора Якоби с двумя полками пехоты и пятью эскадронами гусар с наиболее возможным числом казаков по направлению к Балаклаве с тем, чтобы там ожидать возможных действий турецкого флота. Ещё раньше приказание отправиться туда же получил и генерал-майор Кохиус с одним батальоном пехоты и тремя эскадронами гусар. Другой батальон пехоты этот генерал должен был отрядить для усиления горных постов в том районе. Таким образом, основные мобильные силы Крымского корпуса в то время, когда шёл бой у Алушты, выполняли задачи по сосредоточению в районе Балаклавы, оперируя по дорогам во внутренней части Крыма. Они не смогли вовремя узнать о высадке турок и не успели прийти на помощь посту Колычева.

Этот первый успех турецкого десанта чрезвычайно ободрил крымских татар, которые открыто восстали против российских войск. Именно их действия во многом сыграли решающую роль в трагической судьбе ещё одного поста наших войск — Ялтинского.

Пост в деревне Ялте занимали две малочисленные роты Брянского мушкетёрского полка с частью артиллерийской команды этого же полка и 11-ю донскими казаками. Начальником Ялтинского поста был премьер-майор Брянского мушкетёрского полка Самуил Салтанов, георгиевский кавалер, награждённый орденом 4 степени за отличие при штурме крепости Бендеры в 1770 г.: «Брянского пехотного полку секунд-майор Самуйло Салтанов, вошед воротами, отверстыми уже изнутри крепости, овладел неприятельской батареею»[4].

Кроме него в двух ротах брянцев ещё состояли следующие офицеры: капитан Иван Михачевский, подпоручики Борис Берлизев и Матвей Ачкасов, прапорщик Пётр Батавин и лекарь Шульц.

Тогдашняя Ялта была всего лишь небольшой захолустной рыбацкой деревушкой, в которую превратилась старая Ялита, некогда бывшая главой всех южнобережных селений Крыма и славная своими кораблестроителями. Издревле местные жители этого города строили здесь грузовые суда, корабельный лес и смолу для которых щедро поставляли леса южного склона яйлы. Суда эти загружались вяленой рыбой, оливковым маслом и сладким луком и доставляли эти товары едва ли не во все уголки известного тогда мира. Непроходимость перевальных дорог была лучшей защитой города от степных разбойников, сами же береговые жители легко передвигались вдоль своего побережья. Процветание Ялты продолжалось до времени татарского нашествия, которое разорило все древние селения и богатейшие города южного берега. Разорение продолжилось набегами морских пиратов и итальянских купцов. Венецианские и генуэзские купцы, пришедшие на побережье, заинтересованные только в торговле с Золотоордынским Юртом, как настоящие хищники нещадно обирали местное население. Ялта постепенно пришла в полное запустение. Окончательно добили город османы, под чей контроль перешёл Южный берег Крыма в 70-х годах XV в. Туркам нужны были только рабы (славяне с севера), которые поставлялись им услужливыми татарами, красиво украшенное оружие, изготавливавшееся крымскими мастерами, да ещё немного местной шерсти — вот и всё что их интересовало в Крыму.

И всё же, несмотря на все беды и несчастья, крымские христиане не опустили рук. В Ялте по-прежнему мастерили рыбачьи лодки и небольшие фелюги, по-прежнему продолжали ловить рыбу, вялить её и топить рыбий жир, как и встарь, выращивали сладкий лук, маслины, грецкий орех, разводили сады и виноградники и делали вино. Если и были в тогдашнем турецко-татарском Крыму какие-либо товары, то производили их «райи» — христиане, которые любили земледелие и разные промыслы. Турецкое присутствие в Ялте до освобождения в 1771 г. российской армией, ограничивалось крохотным гарнизоном, одной кофейней и мечетью. Селение продолжало оставаться полностью христианским с церквями и часовнями, с остатками древнего византийского монастыря и развалинами крепостной стены. Существовал тогда в Ялте и маленький порт с небольшими доками для рыбачьих фелюг.

Майор Салтанов получив только 17 июля запоздалые известия о приближении к нашим берегам турецкого флота и о возможной высадке десанта в районе Алушты, немедленно бросился на помощь соседнему отряду российских войск. Собрав по возможности наибольшее число из подчинённых ему войск, он двинулся к Алуште. Всю ночь с 17 на 18 июля его отряд пробирался по горным дорогам, а точнее тропам вдоль берега. Приходиться только удивляться, как вообще русским солдатам удалось пройти этот путь, ещё к тому же ночью. Российские путешественники даже в XIX в. описывали этот маршрут как один из самых жутких в Крыму. Один из участков пути на подходе к Гурзуфу по труднопроходимости сравнивался ими с преодолением Байдарского перевала. Часто тропа, идущая здесь вдоль берега через крутые хребты гор, вообще обрывалась. «Груды каменьев или далеко вдававшийся в море мыс принуждали нас объезжать их вброд. Волны … разбиваясь о каменья, поднимались довольно высоко … сими всплесками не оставили на нас сухой нитки», — вспоминал путешественник В. Броневский.

Когда же до цели похода оставалось пройти всего 6 вёрст, Салтанов заподозрил неладное. Он выслал вперёд разведку — казачий разъезд из девяти «доброконных» человек. Они должны были проверить дорогу вдоль моря, не занята ли она неприятелем. Кроме того, казакам надлежало сообщить капитану Колычеву о скором приходе к нему подкреплений, а затем вернуться к Салтанову с подробными рапортами о действиях татар и турецкого флота.

Казаки благополучно добрались до Алушты, но обнаружили, что там были одни турки, которые во многом числе ходили между сгоревших строений деревни. Ни поста егерей капитана Колычева, ни поста Брянских мушкетёр подпоручика Ачкасова там не было и в помине. И куда делись российские отряды, выяснить не удалось. Были ли они уничтожены или им удалось отступить в каком-нибудь направлении, было неизвестно. Пока Салтанов не получил сведений от посланных казаков, он продолжал движение вперёд, однако вскоре в свете луны ему удалось разглядеть в море турецкие суда, стоявшие на якорях на траверзе Малого Ламбода (Малый Маяк или Кучук-Ламбат), то есть в тылу его отряда. Более того, вскоре от Алушты в том же направлении двинулось ещё некоторое количество судов неприятельского флота.

Отряд Салтанова попал в сложное положение. Он ничего не знал о положении дел в Алуште, а между тем в его тылу уже оказались турецкие суда, которые в любой момент могли высадить на берег значительный десант и отрезать русский отряд. Майор принял решение немедленно идти в Ламбат, чтобы воспрепятствовать высадке там турецких войск. Заметив российский отряд, турецкие суда остановились, стали на якорь и простояли у Кучук-Ламбата и Биюк-Ламбата (Малого и Большого Маяков) около двух часов. Когда рассвело, Салтанов смог хорошо обозреть турецкий флот и насчитал в его составе до 130 судов, разделённых на три группы. Примерно 40 кончебасов стояли у самой Алушты, 15 больших трёхмачтовых кораблей располагались между Алуштой и Ламбатами, а остальные — у Малого Маяка. Первые две группировки турецких судов внезапно открыли орудийный огонь по невидимым для Салтанова целям и вели его примерно около четверти часа. Тут только майор заметил, что часть стоявших у Ламбата судов снялась с якоря и двинулась к Партениту (самому древнему греческому поселению в Крыму), Салтанов немедленно бросился туда же.

Путь к этому селению некоторые путешественники называли «театром ужаса». «Мёртвая природа, каменные горы … стояли в пустынном безмолвии … и груды камней засыпали берег. Между сими безобразными пропастьми … между моря и скал течёт по горе слабая тропинка, которая колеблется под ногами…», — писал путешественник В. Измайлов. Ему вторил Сумароков: «Несколько раз я как иступлённый останавливался, волосы поднимались дыбом и устремлённый с высоты взгляд с трепетом отвращался к висящим над головой громадам».

Как русские солдаты, непривычные к таким горным дорогам, смогли в этих условиях сохранить самообладание и боеспособность, приходится только гадать. Когда отряд Салтанова достиг селения, турки уже пробовали высадить там свой десант. Четыре кончебаса пытались достичь берега и спустить людей на сушу, но российские войска оказали им сопротивление, и турки отвалили от берега, так и не высадив ни одного человека. Тогда турецкие суда пошли к Ламбату и пристали там к берегу. Салтанов хотел было сразу броситься туда прямо через горы, не разбирая дороги, и сбросить турок в море, но заметил, что к этому пункту уже подходили от Алушты главные силы турецкой эскадры, а в горах уже передвигаются значительные отряды турецких войск. Остававшиеся ещё в Ламбате и Партените крохотные посты российских войск были почти отрезаны и турецким флотом, и высадившимися турками, которые численностью не менее 1 000 человек начали занимать ближайшие к ним окрестные деревни. Майор снял эти посты, приказав им следовать в Ялту, вслед за основными силами его отряда, который пока, очевидно, остановился на отдых в Гурзуфе. Для наблюдения за противником и прикрытия подступов к Ялте Салтанов решил оставить пост в Гурзуфе, «в безопасном месте», усилив его до 50 человек. У Партенита он оставил дозор из четырех казаков.

Наконец к майору вернулись посланные им в Алушту казаки и принесли неутешительные известия. Но ещё более тревожные новости принесли вскоре казаки, прискакавшие от Партенита. Они и пехотные часовые наблюдали, что до двух тысяч турок, высадившихся уже с кораблей, двинулись в горы с целью перерезать русскому отряду дорогу. Салтанов немедленно поднял своих солдат и, поднявшись выше в горы, вывел их на тропу, ведущую к Ялте, которую турки не успевали пересечь. Майор послал приказ всем постам, лежащим вплоть до Балаклавы, собираться к соединению в Ялту. Но турки бросили к Ялте свой флот в надежде высадиться там раньше, чем туда прибудет отряд Салтанова. Салтанов всё же опередил турок, заняв Ялту, но помешать высадке турецкого десанта уже не мог. Однако он решил оборонять эту христианскую деревушку до конца.

Турецкий флот, подойдя к Ялте 19 июля 1774 г., немедленно выслал на её берег сильный десант, к которому присоединилось «великое число татар». Вся эта масса окружила Ялту и начала штурмовать её незадолго до рассвета того же дня.

На мысе Св. Иоанна, неподалёку от старой православной церкви, находились позиции двух орудий отряда Салтанова. Выше на склонах холма Поликур находился наблюдательный пост. За деревней были устроены стрелковые ложементы — полевые укрепления слабого профиля. Лесные заросли перед ними были расчищены для простреливания подходов.

Несмотря на громадный численный перевес неприятеля, ялтинский пост не думал сдаваться и на первых порах отразил вражеский штурм.

Тем не менее, положение этого поста было в высшей степени отчаянное: он был окружён со всех сторон турками и татарами. Ему не только отрезали буквально все пути отступления, но даже и одному человеку было невозможно проскользнуть с тем, чтобы сообщить ближайшим войскам о критическом положении поста. Посланные премьер-майором Салтановым с таким известием сначала подпрапорщик, а затем и ещё поодиночке 7 казаков были убиты. Тогда российский майор принял решение «защищаться до последнего человека».

У брянцев, таким образом, не осталось уже никакой надежды на помощь извне. Отбить натиск неприятеля, многократно превосходящего по численности небольшой российский отряд, не представлялось никакой возможности. Тем более что бойцы, беспрерывно находившиеся в деле уже несколько часов подряд, были истомлены, да и к тому же понесли ощутимые потери. Почти вся артиллерийская прислуга пала при своих пушках, а орудийные заряды были исчерпаны. Когда подошли к концу и ружейные патроны, стало очевидно, что развязка боя должна наступить с минуты на минуту. Сражение уже продолжалось с раннего утра до полудня. Самое удивительное, что никто из русских воинов и не думал прекращать сопротивление, а тем более сдаваться в плен. Все были готовы биться до конца. Майор Салтанов, не раз бывавший в жестоких переделках при осаде Бендер, не допускал даже и мысли о том, что российские воины могут уступить в бою туркам. Но сдерживать напор неприятелей становилось всё труднее, и противнику удалось подобраться к укреплениям поста и поджечь их.

Бревенчатый палисад, туры и фашины, которые должны были быть на укреплениях, и разные деревянные постройки, высушенные южным солнцем, полыхнули как порох. Пожар стремительно разгорался, оставаться дальше в дыму и пламени русские солдаты не могли. Тогда Салтанов приказал заклепать оставшиеся пушки, собрать всех раненых, кто ещё мог передвигаться и ударить на неприятеля в штыки. Долгоруков-Крымский в своей реляции Екатерине писал: «Когда уже по зажжении у него батарей не можно было команде его удержаться в Ялте, то сей майор вознамерился пробиться сквозь неприятеля». Это было отчаянное предприятие, но российские воины одними штыками, оставшись без патронов, в жестоком рукопашном бою ценою тяжёлых потерь проложили себе путь из окружения. К несчастью, майор Салтанов «… едва только стал выходить, то и заколот»[5]. Скорее всего, он погиб от пик крымских татар, так как у десантных войск турок вряд ли было такое оружие.

По пути вдоль берега российский отряд не смог бы далеко уйти, турки при помощи своих судов легко перехватили бы его по дороге. Оставалось одно спасение — уходить в горы. Однако на каждом шагу наши воины натыкались на всё новые и новые отряды турок и татар, наводнивших все окрестности Ялты. Яростными штыковыми бросками брянцы прорывались сквозь толпы неприятелей, но врагов становилось всё больше и больше, а наш отряд таял на глазах. Погиб не только командир ялтинского поста георгиевский кавалер премьер-майор Самуил Салтанов, погибла и большая часть его людей. Пользуясь своей безнаказанностью, турки издалека расстреливали из ружей брянцев, ответить которым на огонь врага было нечем. Всё больше обессиленных и израненных русских солдат отставало от своих товарищей на крутых подъёмах и извилистых горных тропах. Люди спотыкались, падали и не в силах были уже подняться, и тогда на несчастных со всех сторон набрасывались толпы кровожадных хищников. Беззащитным уже солдатам резали головы, обирали ещё бьющиеся в конвульсиях мёртвые тела до последней нитки.

То, что это описание турецких зверств — вовсе не выдумка, подтверждает сам командующий турецким десантом Гаджи-Али-бей, который зашёл ещё дальше, чем простые головорезы в своей звериной ненависти к людям, не только к русским, но даже и к своим собственным единоверцам. В послании Долгорукову он предложил российскому главнокомандующему приказать рубить головы всем сдающимся во время баталии в плен туркам так же, как он приказал делать это с русскими пленными. «Сие он в таком намерении делать предпринял, чтобы обоюдные ратные люди, устрашась тем, вернее Государям служили и до последней капли крови мужественно дрались»[6].

Турки, ворвавшиеся после прорыва отряда брянцев в Ялту, устроили там беспощадную резню. Укрывавшихся в церкви местных жителей вырезали поголовно, сам храм турки сожгли и разрушили до основания, также как и несколько домов в деревне.

За уходящими в горы русскими солдатами устроили настоящую охоту, затравливая их как диких зверей, неотступно преследуя на большом протяжении пути. Озверевшие от крови преследователи убивали и офицеров, и рядовых, в плен не брали никого, да и никто из русских воинов не собирался сдаваться. Понятие о воинской чести у русского солдата тогда было настолько высоко, что попавшие в безвыходное положение предпочитали гибель позорной сдаче в плен басурманам.

В горах в окрестностях Ялты, говорят, ещё и сейчас иногда случается находят турецкие мелкокалиберные пули и обломки российского оружия XVIII века. Конечно же, никто не может с уверенностью сказать, что эти находки относятся именно к этим трагическим событиям крымской истории, но никто не может утверждать и обратного. Так или иначе, а доподлинно известно то, что лишь немногим людям из ялтинского поста посчастливилось каким то чудом прорваться через все облавы, уйти от татарской погони и выйти к российским войскам, очевидно, перевалив через хребет яйлы.

Чудом уцелело от верной смерти всего 17 человек. Небольшая горсточка измождённых и израненных героических защитников Ялты смогла добраться до своих, принеся страшную весть о гибели ялтинского поста. В плену у турок, якобы, не оказалось ни одного солдата Брянского полка. Хотя это утверждение российского историка Н. Поликарпова вряд ли верно, так как доподлинно известно, что на кораблях турецкого флота содержалось какое-то число российских солдат «из взятых в плен при разорении Ялты», о чём ясно свидетельствует Веселицкий[7].

После окончания военных действий Хаджи-Али-бей ни под каким видом не соглашался их освобождать и, очевидно, так и увёз с собой в Стамбул как свидетельство его «победы». Дальнейшая их судьба неизвестна, может быть, они и вернулись в Россию после обмена пленными, которого настоятельно добивалась наша сторона, но уже не попали в свой полк, поэтому Поликарпов и не обнаружил никаких документальных свидетельств о них.

Из офицерского состава Ялтинского поста в живых остались только капитан Иван Михачевский и подпоручик Матвей Ачкасов, хотя участие последнего в обороне Ялты доподлинно неизвестно. Салтанов в своём последнем рапорте не сообщал, что Ачкасов присоединился к основным силам отряда. Подпоручик мог со своим постом как уйти с Колычевым, так и самостоятельно пробиваться к Балаклаве. Поликарпов не приводит про него никаких подробностей.

 Уцелело также и восемь унтер-офицеров, из них известно имя лишь одного сержанта Анания Шебышева, раненого в левую руку. Кроме того, в живых остались ещё три канонира и четыре казака. Имена и фамилии других раненых и убитых нижних чинов не сохранились. Известно только, что погибли премьер-майор Самуил Салтанов, подпоручик Берлизев, прапорщик Батавин, лекарь Шульц, 1 сержант, 2 подпрапорщика, 1 каптенармус, 2 фурьера, 6 капралов, 2 цирюльника (ротных фельдшера), 168 мушкетёр, 13 канониров, 7 казаков. В общем итоге — 205 человек (3 офицера, 1 лекарь, 12 унтер-офицеров, 182 нижних чина, 7 казаков).

Долгоруков в своём рапорте, составленном вскорости после описываемых событий уже 28 июля, приводит несколько другие числа: убито было 197 нижних чинов (унтер-офицеров, капралов и рядовых) и казаков; а также 3 офицера (Салтанов, Берличев и Батовин — именно так они названы в реляции) и лекарь Шульц. То есть всего 201 человек[8].

Однако самое любопытное из того, что сообщает в своём рапорте командующий, то, что команда Салтанова «…отверзши себе путь штыками, прибыла в Балаклаву с четырьмя офицерами, в числе ста пятидесяти человек, и с ранеными».

Поликарпов ничего не говорит об этом факте: по-видимому, основная масса среди этого числа пробившихся солдат, была не из состава Ялтинского поста, а из других постов, находившихся на побережье от Ялты до Балаклавы, но подчинённых Салтанову.

Увековечить память героических защитников Ялты пытались ещё в начале прошлого века, когда проживавший в Крыму А.Л. Бертье-Делагард инициировал процесс сооружения памятника на месте происходившего в 1774 г. боя. К сожалению, в то время никаких подробностей этого дела и даже точной его даты никто не знал, даже сами ялтинцы. В единственном капитальном труде по данной эпохе, а именно книге «Война России с Турцией и польскими конфедератами в 1769-1774 гг.» (А.Петров. СПб., 1874 г., т.5, стр.94-97), не было вообще никаких упоминаний о боевых событиях, происходивших в Крыму, за исключением боя при Шумах, да к тому же ещё и изложенного с большими искажениями и отклонениями от действительности. Даже дата высадки самого турецкого десанта на крымский берег у Алушты Петровым была указана неправильно: вместо 17 июля — 22-е число. Трудно себе представить, но очевидно о бое при Ялте повествовали лишь предания местных жителей, передаваемые из поколения в поколение на протяжении почти полутора веков. Чтобы прояснить ситуацию, Бертье-Делагард 4 апреля 1908 г. официально обратился в Совет Императорского Российского Военно-Исторического Общества с просьбой предоставить ему всю имеющуюся в архивах информацию по данному делу. А именно, сообщить ему все подробности этого дела: какая часть наших войск входила в состав уничтоженного здесь турками русского отряда; как был велик этот отряд (число офицеров и нижних чинов); имена всех погибших в деле офицеров и нижних чинов, в крайнем случае, только офицеров и, наконец, точную дату самого боя.

Выдающийся российский историк и исследователь-архивист Н. Поликарпов по просьбе Совета ИРВ-ИО провёл розыски в Московском Отделении Общего Архива Главного Штаба и обнаружил некоторые документы, позволившие ответить на вопросы заданные Бертье-Делагардом. Главное, было выяснено, что погибший в Ялте в 1774 г. российский отряд совершил изумительный героический подвиг верности долгу и присяге до конца и вполне достоин увековечивания.

По идее самого Бертье-Делагарда, намеревавшегося лично содействовать сооружению памятника брянским мушкетёрам, защищавшим ялтинский пост, этот монумент должен быть в виде намогильного православного креста с соответствующей надписью. Правда, Поликарпов попутно выяснил, что тогдашний (начала XX века) Брянский 35-й пехотный генерал-адъютанта князя Горчакова полк не имеет ничего общего, кроме названия по территории, со старым Екатерининским Брянским мушкетёрским полком.

Старый Брянский полк вёл свою родословную от сформированного ещё при Петре I в первой четверти XVIII века на Украине ландмилицейского конного полка. При Екатерине II в 1763 г. он, носивший тогда уже имя Брянский, был преобразован в пехотный полк Украинского корпуса, а спустя семь лет переведён в полевые войска российской армии. В эпоху императора Александра I полк был переведён в 1810 г. в лёгкую пехоту и переименован в 39-й егерский. Во время реформирования Николаем I русской армии в 1834 г. бывший Брянский полк был целиком включён в Кабардинский пехотный полк и дал тому своё старшинство. Но, к сожалению, в самом 80-м пехотном Кабардинском полку и в начале ХХ века ничего не знали о славном героическом эпизоде в истории своих прямых прародителей. Известный военный писатель А. Зиссерман в своём труде «История 80-го пехотного Кабардинского полка»[9] ни словом не обмолвился о подвиге брянцев в 1774 г.

Наше время не прибавило известности подвигу брянцев, точнее многие десятилетия он и вовсе был забыт. Никаких капитальных военно-исторических трудов, рассматривающих данный период первой русско-турецкой войны в правление Екатерины II и эпоху присоединения к России Крыма, так и не появилось и, видно, никогда больше и не появится. Лишь в последние годы благодаря стараниям местных крымских краеведов и историков эта тема начала хоть как-то освещаться в средствах массовой информации[10].

 Никакого памятника в Ялте, естественно, не осталось, и вообще неизвестно, был ли он сооружён. Сейчас прекрасный курортный город застраивается небывалыми темпами и украшается всевозможными скульптурными изваяниями, для «заманухи» туристов на набережной появилась и «дама с собачкой», и сам Антон Павлович Чехов (правда, в весьма сомнительном исполнении, откровенно говоря, просто халтурном). Вроде бы и об истории в городе не забывают, хотели даже воздвигнуть памятник знаменитой «троице» — участникам Ялтинской конференции 1945 г. Но дальше разговоров дело не пошло. А если серьёзно, то приходится только сожалеть, что в такой ситуации в Ялте никогда не появятся ни памятник брянцам, ни основателю города Николаю I, ни участникам Отечественной войны, красным партизанам и многим другим российским героям разных исторических эпох.

[1] Андреев А.Р. Кн. В.М. Долгоруков-Крымский. М., 1997 г., С.297

[2] Андреев А.Р. Кн. В.М. Долгоруков-Крымский. М., 1997 г., С.297

[3] Военный орден Святого Великомученика и Победоносца Георгия. Именные списки 1769-1920 М., 2004 г., С.179

[4] Военный орден Святого Великомученика и Победоносца Георгия. Именные списки 1769-1920 М., 2004 г., С.179

[5] Андреев А.Р. Кн. В.М. Долгоруков-Крымский. М., 1997 г., С.298-299

[6]Записка российского резидента в Крыму Веселицкого//Андреев А.Р. Кн. В.М. Долгоруков-Крымский, М., 1997 г., С.341

[7] Записка российского резидента в Крыму Веселицкого//Андреев А.Р. Кн. В.М.Долгоруков-Крымский, М., 1997 г., С.341

[8] Андреев А.Р. Кн. В.М.Долгоруков-Крымский. М., 1997 г., С.299

[9]Зиссерман А. История 80-го пехотного Кабардинского полка, СПб., 1881 г.

[10]Мальгин А, .Кротов А. 230 лет назад Кутузов потерял глаз в борьбе за независимость Крыма//Крым, № 1, 2004 г., С.52–56; Девяткин В. Свобода слова//Народная газета, 9.05.2004 г., С. 10–12