Б.Тынчеров (Севастополь)
Бронетехника в боях на Керченском полуострове и под Феодосией зимой 1941/1942: К вопросу о применении танков в ходе Керченско-Феодосийской десантной операции и в последующих боях (26.XII.1941–26.I.1). Часть 1

Неопределённость в словах
рождает ложные смыслы,
которые затем становятся стереотипами.

«Экспромт-словарь»

Тема, вынесенная в заголовок данной, хронологически одиннадцатой по счёту нашей работы, рассматривается в ракурсе гипотезы об использовании в боях за Крым и Севастополь бронетехники британского производства, которая поступила по ленд-лизу в распоряжение СССР. Такой несколько неожиданный подход на самом деле объясняется достаточно просто: абсолютное большинство танковых соединений и и отдельных танковых частей, воевавших на Крымфронте и под Севастополем с конца декабря 1941 года и далее в течение первой половины 1942 года, входили в состав сил Закавказского Фронта и тесно связаны с историей поставок по ленд-лизу, которые осуществлялись не только через северные порты страны, но и транзитом по территории Ирана[1], в северной части которого летом-осенью 1941 года появились и советские танки.
Следует заметить, что акцентирование внимания на этом аспекте дало очень полезные информационные плоды, в том числе и с учетом изучения соответствующих архивных документов. Именно поэтому мы просим с известной степенью снисходительности отнестись к достаточно своеобразному ходу изложения заявленной темы исследования.
В свою очередь, тезисы о возможном боевом применении британских пехотных танков в январе 1942 года в боях под Феодосией и на Керченском полуострове, позволили более пристально обратить внимание и на те меры, которые принимал и в весьма экстренном, импровизационном, порядке командующий немецкой 11-й армией Эрих фон Манштайн.
В нашей книге «Штурмовые орудия в боях за Крым и Севастополь 1941/1942» мы уже касались этих вопросов в разрезе боевой биографии дивизионов StuG.III, которые сыграли, без преувеличения, ключевую роль в преодолении кризиса, сложившегося для германо-румынской группировки, сосредоточенной на полуострове, после проведения Керченско-Феодосийской десантной операции. Как мы установили, успехи, достигнутые впоследствии фон Манштайном, могли быть обусловлены не только своевременной переброской подразделений штурмовых орудий, но и грамотного использования трофейной советской бронетехники, а также, возможно и ввода в дело одной из подвижных частей Ляйбштандарта СС «Адольф Гитлер» уже в течение первого месяца 1942 года на Феодосийском направлении.
Ещё более сомнительной представляется возможность использования штабом 11-й армии истребителей танков Marder, что однако, не должно восприниматься знатоками истории создания, серийного производства и боевой эксплуатации этих знаменитых самоходных установок одназначно скептически, поскольку с каждым новым годом появляется всё больше откровенно интригующих немецких фотоматериалов, комментарии к которым, выполненные отечественными специалистами и экспертами, заставляют волноваться ещё больше.
В любом случае, тема использования бронетехники в боях под Феодосией и на Керченском полуострове зимой 1941/1942, с учетом всего вышеизложенного, а также принимая во внимание содержание немногочисленных русскоязычных и иноязычных источников разных лет, которые не дают внятных ответов на более детальные вопросы, связанные с историей использования противоборствующими сторонами танков в этот период в Крыму, остаётся по-прежнему изученной сравнительно слабо, что и стало причиной появления этого небольшого труда.

________________________________________
[1] После ввода советских войск в Северный Иран, фактически появился и новый канал поставки бронетехники по ленд-лизу, что естественно, отражалось на особенностях пополнения подвижных частей, дислокацировавшихся в этом и сопредельных географически районах. Показательным в этой связи может служить пример 151-й танковой бригады из состава 45-й армии Закавказского Фронта, которая имея на вооружении 24 лёгких советских Т-26 и 19 лёгких британских Mk.VII «Тетрарх», охраняла госграницу СССР с Ираном, а затем – в январе 1943 года – была переброшена в Туапсе в распоряжение штаба 47-й армии.

БРИТАНСКИЕ ТАНКИ В БОЯХ ЗА СЕВАСТОПОЛЬ
________________________________________

Право сомневаться имеет каждый,
но далеко не каждый способен его реализовать.

«Экспромт-словарь»

Чем драгоценнее смысл понятия,
тем выше риск его подмены.

«Экспромт-словарь»

В своих последних работах мы несколько раз касались темы возможного использования бронетехники, полученной по ленд-лизу, в боях за Севастополь и Крым. Наиболее полно свою точку зрения мы смогли изложить в книге «Британские танки в Крымских Кампаниях. 1854–1944» и последней, десятой по счёту нашей большой работе, опубликованной в Cети, – «Символ Второй Обороны. К вопросу об использовании танков в боях за Севастополь. 1941–1942».
Здесь же мы ещё раз позволим себе подробнее остановиться на основных тезисах, ключевых нюансах и подчеркнуть предварительные выводы и предположения, которые были сделаны и выдвинуты на электронных страницах указанных работ, что позволит создать необходимый «фон» для рассмотрения и другой, не менее интересной и имеющей принципиальное значение темы – истории использования танков в боях на Керченском полуострове и под Феодосией в конце декабря 1941 года – январе 1942 года.
Предпринимая первую попытку обобщить все имеющиеся скупые и отрывочные сведения о танках британского производства, полученных в рамках lend-lease Советским Союзом, и которые, вне всякого сомнения, направлялись уже в январе 1942 года в Севастополь и на вновь создаваемый Крымфронт, мы провели и вторую систематизацию сведений о танках, изготовленных советской промышленностью, информация о которых, тем не менее, практически так же скудна и противоречива. В данной главе мы продолжаем развивать эту тему, пытаясь понять, насколько реально востребованным было боевое применение под Севастополем средних и легких танков, и почему, в действительности, Город-Герой так и не получил столь ожидаемого подкрепления в виде КВ и Т-34, которые в том же июне 1942-го так успешно использовал противник.
Интересующиеся данной темой хорошо помнят 81-й отдельный танковый батальон – историю его создания и появления в Севастополя. Напомним, что в данном случае, как в ряду других ситуаций, речь идет о стандартном и штатном танковом разведбате стрелковой дивизии, количество Т-26 в котором могло варьироваться, но как правило, составляло 15–16 единиц техники. Кстати, это также должно насторожить внимательного исследователя: дело в том, что официально, общее число машин в 81-м ОТБ составляло 26 легких Т-26, что может говорить о возможном доведении уже имевшихся 16 танков из 400-й СД (которая, что примечательно, была развернута 15.VIII.1941 в составе 44-й армии Закавказского фронта) до числа техники по соответствующему штату в том числе, за счет танков, полученных по ленд-лизу…
Так или иначе, в Севастопольский оборонительный район знаменитый 81-й ОТБ, который был создан благодаря выделению его из состава 400-й стрелковой дивизии, прибыл гораздо раньше, чем другая отдельная танковая часть, которую некоторые авторы по-прежнему продолжают путать с 81-м ОТБ по номеру – 125-й отдельный танковый батальон, появившийся в Севастополе лишь 17.I.1942, будучи сформированным на основе изъятого из состава 404-й СД штатного танкового батальона. Такая путаница весьма показательна, если принимать во внимание, какие именно танки могли скрываться под условно-формальным обозначением «Т-26» (прежде всего, это касается британских машин «Матильда II», в таком контексте приобретает еще больший ореол таинственности и противоречивости). Поэтому фраза о том, что «вслед за 79-й бригадой в Севастополь была доставлена из Туапсе 345-я стрелковая дивизия с 125-м отдельным танковым батальоном в составе 25 машин Т-26» может иметь ключевое значение для нашего исследования. И если в отношении номера батальона имеет место явная ошибка[1], то вот говорить однозначно о количестве перевезенных танков с полной уверенностью пока нельзя – их вполне могло быть 25, а не 26. Как бы то ни было, появление этой части в Крыму было обусловлено решением руководства Закавказского фронта выделить для Севастополя необходимый танковый батальон (о востребованности которого руководство СОР уже неоднократно информировало вышестоящие инстанции), о чем 20.XII.1941 было получено соответствующее уведомление.
81-й ОТБ был исключен из состава 400-й СД и включался в состав Приморской армии. Перевозка его морем в Севастополь была возложена на Черноморский флот. К моменту прибытия (через десять дней после начала штурма) 24 декабря 1941 года, в качестве дополнительного подкрепления в Севастополь, 81-го отдельного танкового батальона в составе 180 человек и 26 танков Т-26 (транспорт «Жан Жорес» в сопровождении эсминца «Бойкий» из Новороссийска), командование СОР фактически уже потеряло свои танковые подразделения. Все, что оставалось – это единичные машины, которые приберегались на крайний случай, а также охранный взвод штаба Приморской армии в составе трех танкеток Т-37. Попутно подчеркнем, что в течение всей Обороны советское командование не снимало вопроса о возможном десанте немцев на территорию города, а после того, как краснофлотцы и красноармейцы познакомились в декабрьских боях с представителями 6-й роты II батальона полка спецназначения «Бранденбург-800», этой проблеме уделялось самое пристальное внимание. Поэтому, обеспечение надлежащей охраны штаба, в том числе бронетехникой, было весьма актуальным…
Поэтому особый акцент следует сделать и на следующем факте: к 31.XII.1941, 81-й ОТБ, «сыгравший огромную роль в стабилизации положения на северо-восточном направлении обороны, имел в строю лишь 50% танков». Такая ситуация была вполне закономерной: танковый батальон вынужденно был распределен между различными частями поротно, что существенно повышало риски потерь техники в последовавших боях. Не меньшие потери понес и личный состав батальона, который, как и доставленные в это же время в Севастополь 79-я морская стрелковая бригада и 345-я СД «сыграли решающую роль в преодолении кризиса, возникшего на участке четвертого сектора».
Кстати, об атаке с участием танков 81-го ОТБ 25 декабря 1941 года (заметим – уже на следующий день батальон поротно активно используется в Обороне) на участке 8-й бригады морской пехоты сохранился целый ряд интересных свидетельств, которые позволяет не только оценить степень накала противостояния, но и увидеть, насколько мужественно воевали советские танкисты, защищая Севастополь. Так, уже 25.XII.1941 в конце дня 8-я бригада морской пехоты с приданной танковой ротой 81-го ОТБ 1165-й СП перешли на своем участке в контратаку. При этом, танки, оторвавшись от своих частей, ворвались в расположение врага. Танкисты действовали бесстрашно. Когда был убит командир одного из танков (а сам танк поврежден, но все-таки мог двигаться), его заменил механик-водитель И.А. Устинов – к этому уже тяжелораненный (четыре осколка в спине) – снова повел танк в атаку. Машина получила еще одну пробоину, был убит башенный стрелок. Но И.А. Устинов продолжал драться, подавлять огневые точки противника, пока не получил сигнала о возвращении на пункт сбора. Истекая кровью, он привел туда танк, а остановив машину, потерял сознание. Экипаж другого танка (командир – лейтенант Рогодченко, механик-водитель Резников) «сокрушил ДЗОТ, миномет, разбил на огневой позиции противотанковое орудие». Также, «в полуобморочном состоянии вытащили краснофлотцы морской бригады из другого танка механика-водителя Шевченко. У него была раздроблена нога. Но до сигнала танк из боя не вышел».
Довольно характерная иллюстрация подвига севастопольских танкистов: на легких танках с противопульным бронированием ходить в контратаку и сдерживать наступление противника. А ведь наступающий танк на поле боя самая главная мишень. ПТО противника, авиация и зенитные орудия – все это в первую очередь обрушивалось на танки и бронемашины…

________________________________________
[1] Примечательно, что и исследователь А.В.Неменко, анализируя состав сил, которые были высажены в Феодосии в рамках десантной операции в конце декабря 1941 года, также отмечает, что «125-й танковый батальон, ранее приданный 404-й дивизии» уже давно был в Севастополе…

Интересна в этой связи и информация непосредственного участника тех боев Готтлоба Бидермана, командира расчета ПТО, который вспоминает о боях 29.XII.1941 в северном секторе с советскими танками и указывает на три подбитых его расчетом машины, за что все члены расчета ПТО на следующий день получили Железный крест. Заметим, что калибр ПТО составлял 37 мм, что позволяет предположить участие в этих боях именно танков Т-26. Их 15-мм броню немецкие ПТО еще могли пробивать. Танкетки Т-37 и Т-38, видимо, в описанном бою не участвовали. На это указывает свидетельство того же Г. Бидермана об имевшем место рикошете о башню одного из танков. Из всех представленных в Севастополе к этому моменту танков, только Т-34, БТ-7 и некоторые Т-26 имели конические башни, которые часто становились причиной такого рикошетирования во время боя. Хотя при этом, в составе СОР было больше Т-26 образца 1931 и 1933 годов, которые имели башни цилиндрической формы…
Здесь уместно заметить, что исследование генерал-майора береговых войск П.А. Моргунова было снабжено тремя подробными картами, описывающими боевые действия под Севастополем на протяжении всей обороны. На карте «Отражение второго наступления немецко-фашистских войск 17 декабря 1941 года – 1 января 1942 года» в пределах 3-го сектора обороны (положение советских войск к исходу 1 января 1942 года) отмечен «25-й танковый батальон» рядом с 25-й СД. На этой же карте в этот же период времени западнее Сахарной головки (2-й сектор обороны) отмечен 80-й разведывательный батальон.
Анализируя это обстоятельство, мы в свое время выдвинули предположение о том, что помимо 81-го ОТБ в составе СОР был сформирован еще один танковый батальон, куда, вероятно, вошли разрозненные танки из состава частей Приморской армии, а также частей, которые прибыли в Севастополь в качестве пополнения. При этом, мы также обратили внимание, что тот факт отдельного указания на карте 80-го РБ 25-й СД может, в свою очередь, косвенно указывать и на то, что основой для формирования «25-го ТБ» послужили танки из состава других подразделений, например, разведбата 172-й СД.
Как справедливо отметил (комментируя этот эпизод) исследователь В.Н.Савилов, на указанной карте просто не видно цифры «1», поэтому речь может идти лишь о 125-м отдельном танковом батальоне. Признавая эту неточность (любой, кто видел соответствующую цветную врезку, нас прекрасно поймет), подчеркнем: указание на карте 125-го ОТБ применительно к дате 1 января 1942 года весьма любопытно, поскольку, этот батальон реально прибыл в Севастополь гораздо позже – 17 января 1942 года.
ЧЕМ ЖЕ ОБЪЯСНЯЕТСЯ ТАКОЕ ЯВНОЕ ПРОТИВОРЕЧИЕ В САМЫХ РАЗНЫХ, НО ЗАСЛУЖИВАЮЩИХ САМОГО СЕРЬЕЗНОГО ВНИМАНИЯ ИСТОЧНИКАХ?
Дело здесь именно в необычном статусе направленного на усиление Севастопольского оборонительного района 125-го отдельного танкового батальона. Эта часть имела на вооружение технику lend-lease, а именно: несколько единиц британских танков «Матильда II», и перевозилась в Севастополь не одним рейсом, как это принято считать, а частями.
Поэтому, еще до 17 января 1942 года в составе СОР уже имелась, как минимум, одна рота этого танкового батальона. Такая переброска была вынужденной, поскольку транспортировка более тяжелых британских машин отличалась большей сложностью, а также и степенью требований по безопасности, предъявляемых командованием фронта относительно любой lend-lease техники, эксплуатация которой всегда была под особым контролем.
Более того, британские танки «Матильда II» могли стать первыми машинами 125-го ОТБ, которые прибыли в Севастополь. И именно эти танки сделали возможным тот успех, которого достигли защитники Севастополя в самых тяжелых условиях конца декабря 1941 года, когда, без преувеличения, решалась судьба Крепости. И героизм танкистов 81-го ОТБ, и свежие пехотные части, и даже начавшаяся Керченско-Феодосийская операция – все это в целом и стало причиной неудачи фон Манштайна под Севастополем в период зимнего штурма. Однако, не меньшую, а наверное, и ключевую роль, сыграли замечательные британские машины, броня которых позволяла советским танкистам даже в случае отставания сопровождающей пехоты продолжать контратаку и добиваться соответствующих результатов. Именно тем обстоятельством, что британские «Матильда II» прибыли первыми из состава 125-го ОТБ, то есть в период с 24 по 31 декабря 1941 года, объясняются все те противоречия, которые содержатся в научно-исторической литературе. Поставка этой техники в Севастополь, как и переброска сюда шести телеуправляемых транспортеров взрывчатки ЭТ-1-627, была окутана завесой секретности, что вполне объяснимо, если проследить всю историю использования первых партий британских танков «Матильда» и «Валентайн» по всему Восточному фронту зимой 1941/1942. А 17 января 1942 года прибыла основная часть батальона – 25 танков Т-26, которые также влились в состав сил защитников и успешно использовались в последующих боях.
Такая версия имеет все права на жизнь. Если не учитывать той «незначительной» детали, что еще по состоянию на 1 января 1942 года 125-й ОТБ продолжает официально числиться за 46-й армией Закавказского фронта, а также и то, что отправлен он был в Севастополь, как минимум, после 6 января того же года. Это, тем не менее, не говорит о правоте исследователей, «путающих номера», так как 81-й ОТБ числится за Приморской армией, начиная с 1 декабря 1941 года, то есть за 23 дня до своего официального появления в Севастополе. Видимо, вопрос здесь заключается в правильном отражении принадлежности части той или иной армии в соответствующий период…
В то же время, даже если танки «Матильда II» появились лишь 17 января 1942 года, это ни в коей мере, не умаляет значения самого прибытия этой техники, пусть даже в виде нескольких единиц, в Севастополь.
Высшие командные инстанции прекрасно знали о потребностях СОР в бронетанковой технике. И уже после окончания зимнего декабрьского штурма Крепости, 17.I.1942 в Севастополь из Поти в охранении эскадренного миноносца «Свободный» прибывает танкер «Москва», на котором было доставлено (внимание!) ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТЬ танков из состава 125-го ОТБ[1]. Судя по количеству техники, эти машины были из состава не обычного отдельного танкового батальона, сформированного путем исключения из соответствующей стрелковой дивизии, а части, имевшей на вооружении технику lend-lease. Как видим, все проясняется: из 29 танков, прибывших в город, четыре машины были британскими «Матильда II», а остальные 25 – легкие Т-26.
Попутно отметим и то, что ремонт техники, налаженный к этому времени, позволил восстановить положение с потерями танков и уже по состоянию на 11 февраля 1942 года в распоряжении командующего СОР имелось два полноценных танковых батальона – 81-й и 125-й, – которые находились в резерве армии.
Сегодня мы практически ничего не знаем и том, как ремонтировались британские танки в условиях фронта. Известно, что ремонтом танков активно занимались не только рабочие Одессы (завод имени Январского восстания), но и Севастополя и Керчи: в первом случае спользовались мощности завода имени Орджоникидзе, а также «Крымэнерго», во втором – завод имени Войкова, на территории которого в 1942 году была создана соответствующая ремонтная база и проводился танков, прибывающих с Крымфронта. И хотя такие работы были гораздо более сложными, чем экранировка Т-34 и Т-26, а также опыты с импровизированными бронетракторами «На испуг», их могли осуществлять и имеющимися высококвалифицированными кадрами, об уровне профессионализма и таланте которых можно судить по целому ряду эпизодов, связанных с историей Обороны Севастополя и боев на Керченском направлении.
Ремонт танков в Севастополе являлся одним из важных направлений деятельности городских предприятий, прежде всего мастерских заводов. После окончания декабрьского штурма Севастополя, началась активная работа по восстановлению промышленной инфраструктуры Севастополя.
По свидетельству председателя Севастопольского ГКО Б.А. Борисова, «не прошло и месяца, как вступили в строй отдельные секции цехов Морзавода», а рабочие восстановленного корпусного цеха «с гордостью приняли первый фронтовой заказ. На территории завода имелось немало листовой корабельной брони. Этой броней, неуязвимой для снарядов немецких противотанковых пушек, в цехе обшивали корпуса советских танков».

________________________________________
[1] Справка к 08:00 15.01.42 по Черноморскому Флоту // ЦАМО СССР. – Ф.216. – Оп.1442. – Д.15. – Л.24.

Различные виды ремонта выполнялись также севастопольскими железнодорожниками в мастерских депо, которые, кстати, занимались и ремонтом танка Т-34, который стал настоящим символом Севастопольского Противостояния. Отметим в этой связи один эпизод, который описан в воспоминаниях Н.И.Александрова, воевавшего на знаменитом бронепоезде «Железняков» старшиной группы пулеметчиков, где сказано, что «однажды в депо прибыл представитель танковой части с просьбой восстановить танк Т-34, на котором были повреждены гусеницы и другие детали», а уже «к восьми часам вечера ремонт был закончен», и что самое примечательное, «тридцатьчетверка своим ходом отправилась на передовую».
Здесь любопытно и то обстоятельство, что данный эпизод (как видно из контекста источника) относится к ноябрю 1941 года, что лишний раз подчеркивает не только наличие Т-34 в составе сил СОР уже в начальный период Обороны, но и их активнейшее использование во время контратак в качестве средства поддержки пехоты. Заметим, что в Севастополе пытались сделать «средними» и легкие Т-26 путем дополнительного экранирования, что, конечно, отражалось на их скорости и маневренности.
Бывший директор Севастопольского морского завода имени Серго Орджоникидзе Михаил Николаевич Сургучев, возглавлявший предприятие в период обороны, также упоминает о ремонте танков, защищавших Севастополь. В частности, есть упоминание, что «как-то на «открытую площадку» завода приехала группа военных», которые сформулировали новую задачу – «речь шла о новом важном военном заказе: ремонте и так называемом экранировании танков, то есть дополнительном креплении броневых листов на боевых машинах». Как отмечает автор, уже «через два дня с передовой пришла группа танков. Затем поступила вторая, третья[1]. В уцелевшей части корпусного цеха наладили ремонт двигателей, крепление броневых листов. Танки тут же уходили прямо на передовую – до нее было от шести до пятнадцати километров».
Большой интерес вызывает и то, что одновременно с экранированием и ремонтом танков на заводе делали «волокуши» – стальные прямоугольные сооружения в виде совка. В такую «волокушу», укрепленную сзади танка, прятались два-три автоматчика. Танк, прорывая проволочные заграждения, тащил «волокушу» за собой, автоматчики выскакивали и били по врагу с тыла. Как отмечает М.Н.Сургучев, «такой тактический прием полностью себя оправдал, и филиал выпустил не один десяток «волокуш»[2]. Следует обратить внимание, что подвиг десятков и сотен севастопольских рабочих, имена которых мы до сих пор не знаем, не менее значим. Эти люди фактически обеспечили непрерывный и бесперебойный ремонт танков в течение ВСЕЙ ОБОРОНЫ, даже в самые последние дни.
Особую роль сыграл и завод «Молот»: уже в ходе артподготовки перед решающим штурмом (со 2 по 7 июня 1942 года), когда «были серьезно повреждены цехи», спецкомбинат №1 принял большую часть станков, машины и людей, и «Молот» «в новых условиях, на новом месте продолжал работать для фронта. Но и на развалинах завода жизнь не прекратилась: по ночам директор Гавриил Данилович Никерин и секретарь парторганизации Николай Федорович Иваниченко с группой рабочих продолжали на уцелевших станках ремонтировать вооружение». Следует отметить, что «рабочие производили всевозможнейший ремонт боевой техники, начиная с тончайших операций по восстановлению прицельных приборов, кончая громоздкими работами по оживлению поврежденных орудий, тягачей, танков».
Работа продолжалась, видимо, пока позволяла обстановка. Даже после 25 июня 1942 года, когда в городе работали лишь оба спецкомбината, «в штольнях и на территории Морзавода, желдорузла и «Молота» продолжался ремонт боевой техники…». А наверное, самым ярким подтверждением подвига рабочих севастопольских заводов в свете вышеизложенного является и свидетельство врага. Так, Начальник полиции безопасности и СД крепости Севастополь оберштурмбаннфюрер СД Фрик в своем донесении от 16.VII.1942 Управляющему судостроительными и судоремонтными предприятиями Юга (Райхскомиссариат «Украина», г. Николаев) отмечал и состояние «севастопольского судоремонтного морского завода», осмотр территории которого «доказал с полной неопровержимостью», что на предприятии до последних дней изготовлялись не только противотанковые ежи и бронеколпаки для ДОТов, но и «до последних дней вели ремонт легких танков».
Возвращаясь же к танкам с более серьезными тактико-техническими характеристиками, которых так недоставало в Севастопольском оборонительном районе в течение всего Противостояния, обратим внимание и на то, как ситуация с возможным использованием в этом районе техники lend-lease описывается в мемуарах советского периода.
Примечательно и характеристика, данная А.И. Ковтуном, который в своей известнейшей работе отмечает, что по состоянию на 04.VI.1942, в составе сил СОР «также очень мало танков, да и те разных систем, в том числе и английские танки «Матильда», а они даже против бронебойных пуль не ахти какая защита».
Сразу же оговоримся, что данная информация использовалась апологетами теории отсутствия танков «Матильда II» в составе СОР в самых разных, порой даже курьезных аспектах. Помимо стандартного развития на основе этих сведений (в духе советской пропаганды семидесятых) мысли о слабости танков этого типа, доходит даже до курьезной попытки строго буквально отнестись к их содержанию.
Подобная «софистика», естественно, не может восприниматься всерьез, особенно с учетом знания той простой истины, что танк «Матильда I», бронирование которого действительно было несравненно более слабым, вообще в СССР по ленд-лизу не поставлялся.
В Севастополь прибыли именно танки «Матильда II», имевшие совершенно другие тактико-технические характеристики. В частности, бронирование на танках «Матильда II» было следующим: лоб – 78 мм, борт – 75 мм, корма – 55 мм, башня – 75 мм. Советские танкисты оценили броню, надежность силовой установки и трансмиссии. Заметим и то, что появление таких танков в составе сил СОРа серьезно повысило бы его обороноспособность, если бы их прибыло несколько десятков..
В реальности все было иначе. Все, что смог выделить штаб фронта – это 4 танка составе отдельного танкового батальона, сформированного по штатам, принятым для частей, оснащенных в том числе и бронетехникой lend-lease. И эти четыре танка были успешно транспортированы и выгружены в Севастополе. По поводу последнего факта в официальной военно-исторической специализированной периодике также сформулированы «сомнения», основанные на том предположении, что в Славном Городе не имелось необходимого кранового оборудования для выгрузки танков с такой боевой массой. Спешим огорчить подобных критиков и ответственно заявить – никаких технических проблем, которые бы всерьез препятствовали возможности выгрузки на территории порта техники с соответствующей боевой массой, не существовало[3].
В качестве небольшой иллюстрации приведем и весьма любопытную информацию, о том как перевозились танки КВ на Керченский полуостров: «вспоминая детали организации этой сложной перевозки, вице-адмирал Г.Н.Холостяков пишет: «Надо было прежде всего решить, на какие суда мы их погрузим. Ведь ничего похожего на современные десантные корабли, которые с ходу принимают бое¬вую технику и легко выгружают ее даже на необо¬рудованный берег, флот тогда не имел. В трюмах больших транспортов-сухогрузов отправлялись тан¬ковые батальоны в Севастополь. Но то были срав¬нительно легкие Т-26. Кранов, способных опустить в трюм, а потом извлечь оттуда такую махину, как КВ, ни в Новороссийске, ни в Керчи не было».
Изучив свои возможности, моряки решили размещать танки на верхних палубах широких и достаточно устойчивых однотипных тральщиков «Земляк» и «Тракторист». Палубы кораблей покрывали настилом из шпал, в трюмы загружали балласт. Ко времени прихода состава с танками моряки были готовы к их приему.
«И все же пришлось поволноваться, – пишет далее адмирал Холостяков, – когда первый КВ пополз с пристани на пришвартованный к ней «Земляк». Судно резко накренилось, казалось, еще немного – и лопнут швартовы, а танк рухнет в воду… Но все обошлось благополучно, а при погрузке следующего танка та¬кого крена уже не было: танкисты сообразили, как надо маневрировать скоростями при въезде на корабельную палубу». Именно благодаря смелости и инициативности моряков Черноморского Флота и советских танкистов «перевозка танков КВ на Керченский полуостров продолжалась весь февраль и март 1942 года. Моряки-черноморцы очень дорожили импровизированными танковозами и особо тщательно охраняли корабли с танками КВ на борту».
Поэтому, при желании доставить в Севастополь можно было не только «сравнительно легкие Т-26» (до 10 тонн), но и средние Т-34 (от 26 тонн) и тяжелые КВ (до 45 тонн), выгрузка которых была технически возможной. Заметим, что и с «тяжелыми пехотными» британскими «Матильда II» (до 30 тонн) никаких принципиальных проблем не возникало. А по поводу традиционной демагогии о несовершенности британских танков «Матильда II» мы лишь сделаем ссылку на великолепную работу одного из наиболее заслуживающих специального внимания со стороны читателей (профессиональных военных историков и любителей) российских исследователей современного периода Михаила Барятинского[4] – под названием «Танки ленд-лиза в бою», которая вышла в 2009 году и доступна сегодня в Сети. В этом замечательном труде не только окончательно поставлена точка по поводу степени состоятельности тех или иных воспоминаний отдельных танкистов, воевавших на подобной технике, с точки зрения оценки реального боевого потенциала этих машин, но и представлены уникальные статистические сведения и аналитические выкладки касательно хронологии поставок танков и организационных особенностей их боевого применения на фронтах Великой Отечественной, наглядно демонстрирующие, что танки ленд-лиза наравне с советскими машинами имеют право «считаться символами нашей Победы». О действительно имевшихся недостатках[5] танка, который создавался отнюдь «не для советско-германского фронта», и с которым советские танкисты действительно «хлебнули много горя», мы еще поговорим ниже.
Пока отметим, что несмотря на все эти детали, в целом, машины этого типа были серьезнейшим усилением танкового парка СОР и боевого потенциала его подвижных подразделений. И именно благодаря этим танкам, как и севастопольским Т-34, защитникам Города удавалось столь долго и успешно контратаковать противника на самых сложных участках Обороны даже в июне 1942 года, когда их положение стало безвыходным.
Продолжая тему британских танков в Крыму и под Севастополем, отметим, что всего, в течение октября – декабря 1941 года в СССР было поставлено[6] 187 танков «Матильда II»[7], а всего с начала применения зимой 1941/1942 и по март 1943 года включительно, на Северо-Кавказском фронте, в частности, было использовано до 150 танков этого типа, а практика боевого применения английских танков в целом показала, что они «с успехом вели боевые действия», несмотря на ряд недочетов в конструкции, вооружении и эксплуатации. В свою очередь, анализ всех статистических данных этого периода (в том числе, сведений о количестве техники, которая в неисправном виде оставалась на заводах, поступала в ремонт, отправлялась на фронт[8] с конкретными отдельными танковыми частями в октябре – декабре 1941 года) позволяет с большой долей вероятности утверждать, что в распоряжение Севастопольского оборонительного района и Крымского фронта в январе 1942 года всего могло быть направлено до 20 единиц танков «Матильда II».
Вместе с тем, информация, которая содержится в издании мемуаров А.И.Ковтуна советского периода в соотнесении со всеми другими указаниями на возможность использования бронетехники, полученной по ленд-лизу, не только на Крымфронте, но и под Севастополем в 1942 году, представляет собой подлинно сенсационные сведения, которые могут существенно поменять наше представление о составе бронетанковых сил СОР к началу решающего летнего штурма Крепости. Интересен и вопрос об организационных особенностях применения таких танков. Как правило, танки ленд-лиза, поставляемые в СССР, сводились в батальоны со своей специфической штатной организацией. Например, по штату №010/395 «для танков «Матильда» предусматривалось в батальоне иметь 24 танка МК-II и 3 Т-60». Формирование отдельных танковых батальонов, которое активно практиковалось советским командованием с целью усиления стрелковых дивизий, оборонявших наиболее важные участки, не используя при этом матчасть танковых бригад (что приводило «к распылению их усилий, усложняло управление подразделениями и затрудняло материально-техническое обеспечение»), осуществлялось по целому ряду штатных боевых расписаний, которые, впрочем, сводились к примено одной и той же схеме – уже первый штат отдельного танкбата военного времени, принятый в сентябре 1941 года, предполагал его трехротный состав, причем одна рота вооружалась 7 средними Т-34, а две другие – легкими (по 10 Т-60 в каждой). В таком батальоне на 130 человек личного состава приходилось 29 танков (две машины было в группе управления).
Как отмечают исследователи истории советских бронетанковых войск, «вскоре выявилась потребность и в более мощных танковых батальонах, в составе которых имелись бы и тяжелые танки. Такие батальоны создали в ноябре 1941 года. Они должны были состоять из роты тяжелых танков двухвзводного состава, роты средних и двух рот легких танков. Всего в таком батальоне предусматривалось иметь 202 человека и 36 танков (5 тяжелых, 11 средних и 20 легких)».
Для нас принципиальное значение имеет и информация о том, что «в 1941 и зимой 1942 года отдельные танковые батальоны содержались и по другим, причем различным, штатам. Это объяснялось главным образом условиями формирования частей, на укомплектование которых поступала имевшаяся в резерве материальная часть. Нередко по количеству боевых машин отдельные батальоны превосходили танковые бригады». Последние, кстати, как и отдельные батальоны часто формировались из той техники, которая имелась в наличии, поэтому их состав мог сильно отличаться. Следует заметить, что именно в 1942 году ряд отдельных танковых батальонов создавались в составе двадцати девяти танков (девяти средних и двадцати легких). Именно 125-й ОТБ мог иметь упомянутую выше организацию: три роты, из них одна рота средних танков (это могли быть не только танки «Матильда II», но и Т-34), а также две роты легких танков (Т-26 или танкетки). Состав же 81-го ОТБ, с учетом истории его происхождения, наоборот, был достаточно однороден (первоначально 26 танков Т-26). Говоря о возможном распределении танков по типам в составе 125-го ОТБ, мы должны учитывать все эти обстоятельства, а также и информацию о «25 танках Т-26», которая наиболее часто упоминается при характеристике состава батальона применительно к январю 1942 года. Поэтому, предположение о том, что 125-й ОТБ мог быть полностью сформирован на основе британских танков, не является корректным. В целом же, структура 125-го ОТБ была стандартной и отличалась от официальных штатов лишь типами танков: в роли средних выступали «тяжелые пехотные» lend-lease «Матильда II», а в качестве легких использовались Т-26.
Данная гипотеза, на наш взгляд, является наиболее адекватной тому массиву противоречивых и отрывочных данных, которые удалось собрать по данному вопросу. Эта версия, в частности, корреспондируется со сведениями одного из руководителей Обороны Севастополя П.А.Моргунова, из которых мы можем узнать, что, во-первых, к началу летнего штурма Севастополя СОР танков Т-34 не имел в своем распоряжении (это не совсем так – было две-три машины – информация П.А.Моргунова в данном случае подчеркивает, скорее, отсутствие подразделений таких танков, а не то, что на территории оборонительного района вообще не было таких машин), и, во-вторых, что в составе 125-го ОТБ были танки типа Т-26. Версия также учитывает сведения профессора Г.И.Ванеева, в частности, касательно типов танков, которые имел СОР к началу летнего штурма, в которых ничего не упоминается о танках Т-60 (справедливости ради, конечно, можно обратить внимание, что и о танках британского происхождения в этих данных также ничего не содержится, а указывается на наличие танков типа Т-34).
Гипотеза принимает во внимание и информацию А.И. Ковтуна о танках «Матильда II». Обращая же внимание на все эти особенности, и учитывая сведения об общем количестве танков в составе 125-го ОТБ, можно сделать вывод, что данная гипотеза наиболее точно может отражать специфику организации бронетанкового подразделения, прибывшего в Севастополь 17.I.1942. Ещё раз позволим себе подчеркнуть, что при всех имеющихся недостатках, эти, по английской классификации тяжелые пехотные, танки при условии грамотного использования могли оказать не только эффективную поддержку контратакующим пехотным частям, но и стать фактором успеха в таком наступлении, поскольку их появление на севастопольском фронте значительно прибавило работы германским противотанковым подразделениям, став тем самым реальным усилением сил защитников, которым так недоставало тяжелых и средних советских КВ и Т-34. Присутствие таких танков в СОРе в июне 1942 года в корне меняет устоявшееся представление о слабой обеспеченности Севастополя танками. Это конечно не были Т-34 и КВ, которых просили руководители обороны, но в тоже время такие машины были лучше советских БТ-7 и Т-26, которые несли на основное бремя танковых атак и даже будучи экранированными, не могли долго эффективно противостоять германской противотанковой артиллерии, в роли которой под Севастополем часто использовались и зенитные 88-мм орудия.
Отметим и то, что особенно хорошо проявили себя британские танки во время решающего штурма Севастополя, хотя и не повлияв серьезно, как и два танка Т-34, на исход этой грандиозной Битвы. Тем не менее, даже несколько машин этого типа становились для контратакующей советской пехоты серьезной поддержкой на наиболее сложных участках. Их сравнительно более высокая бронезащита позволяла эффективно выполнять задачи по сопровождению пехоты в наступлении, а появление на поле боя – дополнительной моральной поддержкой для защитников. Успех же зависел, естественно, от пехоты: об этом свидетельствуют практически все описанные в мемуарах и исследованиях эпизоды, описывающие неудачи и достижения, которые напрямую зависели от степени активности пехотных частей в атаке. Без взаимной поддержки ни пехота, ни танки не могли самостоятельно выполнить боевую задачу и несли высокие и неоправданные потери. О том насколько важен был каждый танк в составе сил Севастопольского оборонительного района, и как не хватало дополнительных танковых подразделений защитникам города, свидетельствует ряд запросов командования СОРа, сделанных в мае 1942 года, в преддверии решающего штурма: 17.V.1942 Военный совет ЧФ доносил высшим инстанциям: «нужна немедленная помощь… 25 танков «КВ», 50 танков и танкетки для борьбы с парашютистами»; 21.V.1942 командование СОРа в телеграмме командующему Северо-Кавказским фронтом С.М.Буденному, начальнику Генерального штаба А.М.Василевскому и наркому ВМФ Н.Г.Кузнецову просило «подать танки: 25 шт. «КВ» и 25 бронемашин и танкеток»; через шесть дней – 27.V.1942 – командующий СОР вице-адмирал Ф.С.Октябрьский направил телеграмму Н.Г. Кузнецову и И.С. Исакову, в которой опять просил прислать танки и бронемашины.
Как известно, просьбы командования СОР направить в Севастополь тяжелые КВ и средние Т-34 выполнены не были. С другой стороны, высшее командование, зная о наличии некоторого числа танков в СОРе в виде отдельных подразделений, указывало командованию СОР на необходимость их использования. Например, в телеграмме от 09.VI.1942 начальника Оперативного управления Генерального штаба, адресованной командующему Северо-Кавказским фронтом отмечалось следующее: «поставить задачу Октябрьскому… привлечь на направлении главного удара 81-й отдельный танковый батальон».
В каких условиях использовались немногочисленные имеющиеся в распоряжении командования СОР британские и советские танки, и сколько их было в наличии к началу 1942 года и в дальнейшем, вплоть до завершения летнего штурма Крепости? Для того, чтобы ответить на первый вопрос, необходимо проиллюстрировать второй. По состоянию на 01.I.1942, отдельный армейский танкбат имел в своем составе 1 Т-34, 1 БТ-7, 1 пулеметный (видимо, двухбашенный[9], а быть может и «бывший двухбашенный») Т-26, 1 химтанк на базе Т-26 (видимо, ХТ-133) и 12 Т-37, Т-38, Т-40. Такая картина распределения по типам машин весьма примечательна, но и закономерна. Интереснейшие сведения сохранились и о количестве танков 125-го ОТБ, в которых сообщается о 51 (!) танке Т-26, которые упоминаются в «оперативной сводке штаба Приморской армии от 18 января 1942 года». По поводу этой информации мы лишь можем отметить, что здесь очевидная явная неточность, если вспомнить о содержании соответствующей директивы начальника опергруппы штаба Кавказского фронта от 6 января 1942 года, в которой указаны данные как о личном составе части (128 человек), так и о количестве танков – 29 единиц. Это же число бронетехники прослеживается и в оперативной сводке штаба Приморской армии от 17.I.1942 – в день прибытия батальона в Севастополь.
Поэтому 51 танк Т-26, зафиксированный в районе Лабораторной балки на следующий день, относится, видимо, к общему числе бронетехники обоих отдельных танкбатов. Заметим, что 25 танков этого типа из состава 125-го ОТБ и 15 Т-26 разных модификаций 81-го ОТБ в сумме дают лишь 40 единиц техники. Остальные 11 машин – это, скорее всего, 1 Т-34, 1 БТ-7, 4 британских «Матильда II» и разведвзвод из 5 танкеток Т-37/Т-38. Такое сосредоточение техники в указанный день должно привлечь внимание профессиональных историков.

________________________________________
[1] На форуме Русского фортификационного сайта одним из исследователей приводилась цитата из этой книги, но более позднего года издания, в ней, помимо, данного текста, фигурировала и вставка «когда ушел последний, тридцать шестой танк, немцы, очевидно, что-то пронюхав, совершили массированный налет на «открытую площадку». Такая ситуация довольно привычная, если вспомнить, что в более раннем издании соответствующих мемуаров, на которые мы ссылаемся в тексте работы, присутствует, например, прямое предположение, о том, что один из снарядов, попавших в башню береговой батареи №30 принадлежал именно пушке «Дора». В более позднем издании эта фраза отсутствует… Как видим, редакторы подобных мемуаров в советский период достаточно внимательно и с четким соответствием текущему политическому моменту отслеживали в содержательной части воспоминаний, которые переиздавались, различные «неудобные» моменты. Что уж говорить о книгах генерала Батова, где встречаются разные цифры и т.д. При этом нужно четко отдавать себе отчет в том, что ни директор Севморзавода, ни помянутый боевой генерал, ни тем более другие известные исследователи и мемуаристы Второй Обороны Севастополя, естественно, не задавались специальной целью редактировать свои материалы в угоду конъюнктуре. В большинстве случаев такое редактирование осуществлялось в объективном режиме, независимо от мнения автора по данному вопросу. Зная эту специфику, не следует торопиться критиковать, а то и просто откровенно оскорблять авторов советского периода, которые работали в жестких условиях цензуры и часто сами становились заложниками существующей системы
[2] Опыт применения волокуш имели и защитники Керчи. В январе 1942 года представитель военного командования обсудил эту проблему с главным инженером судоремотного завода Н.Н.Николаевым и начальником котельно-корпусного цеха А.Б.Бершадским, в результате чего за очень короткий срок из обыкновенной листовой стали под руководством инженеров и мастеров Н.М.Гулимова и И.Е.Шевченко выполнили заказ фронтовиков
[3] Тем более удивительно читать подобные высказывания применительно к танкам КВ и Т-34. Исследователям, использующим подобные «аргументы», надо внимательнее изучить текст донесений руководства СОР в вышестоящие инстанции, в который не один раз упоминалось о необходимости присылки хотя бы 25 тяжелых и средних советских танков, которые бездарно терялись на Крымфронте, а под Севастополем были представлены двумя Т-34, не считая пехотные «Матильда II»
[4] Большое удовольствие не только читать которого, но и слушать (даже с учетом одной неточности в отношении номера танковой дивизии, в составе которой в июне 1941 года были собраны практически все тяжёлые танки Т-35), в чем могут периодически убеждаться постоянные зрители (а также и слушатели) телеканала RTVi, в эфире которого известный исследователь в одной из передач поделился интереснейшими сведениями и о британских танках и их использовании на Восточном фронте советскими частями
[5] Которые отдельные исследователи, несмотря ни на что, продолжают с упорством «излишне выпячивать», а об очевидных достоинствах танках «не распространяться» и до сих пор, искажая представление о реальной имевшей место действительности…
[6] Вторым и не менее важным каналом поставок был, наряду с северными портами Архангельска и Мурманска, начиная с февраля 1942 года, Иран, через который в СССР поступала и ленд-лизовская бронетехника (как правило, партиями по 30–40 машин). В дальнейшем, на территории советского Закавказья были сформированы специальные учебные части для подготовки экипажей вновь прибывающих британских танков
[7] Решение о завершении поставок танка этого типа было принято лишь весной 1943 года, когда тактико-технические характеристики машины, безусловно, уже не соответствовали требованиям фронта даже с учетом перевооружения танка 76-мм пушкой. Однако, применительно к периоду второй половины 1941 – первой половины 1942 годов, «Матильда II» заслуженно рассматривается как один из наиболее эффективных танков (который для немцев, также активно использовавших трофейные «Матильды» в Северной Африке, был в это время на Восточном фронте серьезной проблемой), что необходимо учитывать, оценивая состав подвижных сил СОР к моменту начала операции «Störfang»
[8] 20 танков поступило в распоряжение армии на фронте в составе 132-го, 136-го и 138-го ОТБ уже в ноябре 1941 года (причем, относительно 132-го ОТБ, например, известно, что в октябре-ноябре за ним числилось 12 «Матильд», большинство которых были неисправны, а 136-й ОТБ к 01.XII.1941 располагал 10 Т-34, 10 Т-60, 10 танков «Валентайн» и 3 «Матильда II», экипажи которых проходили обучение прямо на фронте, так как технику батальон получил лишь 10.XI.1941)
[9] Двухбашенные Т-26 выпускались с пушечно-пулеметным и пулеметным вооружением. Один танк последнего типа (из 81-го ОТБ) даже попал в объектив в составе колонны в декабре 1941 года

Пока глубоким исследованием этого вопроса пытаются заниматься лишь отдельные специалисты, в том числе, А.В.Неменко, В.Н.Савилов (в аналитических материалах которых содержится, действительно, ценнейшая и любопытнейшая информация). В течение первых трех месяцев 1942 года командование Приморской армией несколько раз пыталась организовать контрнаступление, в том числе, как отмечаются некоторые исследователи, «сперва от Любимовки на Качу, а потом от Инкермана на Заланкой». При этом, «потери были огромными (попал в окружение и почти полностью погиб 2-й Перекопский полк морской пехоты), в том числе и в бронетехнике». Сегодня уже ни для кого не секрет, что 27.I.1942 недавно прибывший 125-й ОТБ потерял 17 танков, а на следующий день – еще 4 машины.
Примечательно, что эвакуировать с поля боя удалось лишь 7 танков (5 машин 27 января и 2 танка 28 января), то есть безвозвратные потери батальона за ДВА ДНЯ составили ЧЕТЫРНАДЦАТЬ ТАНКОВ, то есть половину своего состава!
К 29 января 1942 года, после двух дней жестоких боев, в 125-м ОТБ осталось 14 исправных машин, указывая на что, один из специалистов совершенно справедливо отмечает, что «за двое суток того, что наши историки потом стыдливо называли «относительным затишьем» батальон потерял половину матчасти».
В чем же причина такого, действительно, возмутительного искажения фактов? Видимо, в ходе танковых атак были безвозвратно потеряны и несколько британских «Матильда II», что означало для штаба 125-го ОТБ серьезные проблемы, поскольку применение техники lend-lease всегда было на особом контроле и «под постоянным прицелом» командования. Сколько же английских танков было потеряно безвозвратно? Возможно, большая их часть, на что косвенно указывают два раритетнейших немецких снимка, запечатлевших одну подбитую севастопольскую «Матильду» в июне 1942 года. Ко второй половине марта 1942 года под Севастополем организация большого контрнаступления уже представляла собой большую проблему. Это объяснялось не только высокими безвозвратными потерями в личном составе пехотных частей и танковой технике, но и тем, что в Крым в этот период начинают подтягиваться дополнительные силы, которые значительно усилили 11-ю армию, в том числе 22-я ТД, а также и 223-я отдельная танковая рота[1], которая появляется в Крыму в конце марта – начале апреля 1942 года и, будучи подчиненной штабу 22-й ТД, сразу же перебрасывается в район Севастополя, где с 10.IV.1942 включается в боевые действия.
Чрезвычайно любопытны и сведения о технике, имевшейся в составе обоих танковых батальонов по состоянию на 20 марта 1942 года. Согласно этим данным, в 125-м ОТБ на этот момент имелось 33 танка Т-26 (!), что представляется весьма сомнительным, если учесть вышеуказанную информацию о безвозвратных потерях.
После январских боев, в 125-м ОТБ оставалось 15 танков, из них, как минимум, 1 британский танк «Матильда II»

________________________________________
[1] Следует обратить внимание, что сформированная 10.IV.1942 танковая рота изначально была создана в рамках 22-й ТД и на первом этапе вообще могло не иметь тяжелых французских Pz.Kpfw.В2(f). Дело в том, что вместе с дивизией в марте 1942 года могли прибыть не только S-35, использовавшиеся как командирские, но и Н-39, составлявшие основу легких взводов, в том числе и при штабах рот и батальонов. Поэтому под фигурирующей в документах «легкой 223-й танковой ротой», скорее всего, скрываются все французские машины, оставшиеся в 22-й ТД и уже после первых же боев были сведены в одно подразделение. Именно неудача вновь прибывшей дивизии, а также необходимость использования танков под Севастополем, могли стать причиной выделения всей французской техники в одну часть. Более того, в это время прибыли и тяжелые огнеметные машины, а также 5 линейных Pz.Kpfw.В2 (f), которые были направлены в это подразделение. Еще одной интересной деталью является то остоятельство, что в этой вновь созданной легкой танковой роте могли появиться и советские трофейные танки. Так и могли появиться словосочетания «223-я рота трофейных танков» (то есть взвод из захваченных советских танков) и «223-я отдельная тяжелая танковая рота французских трофейных танков» (особый огнеметный взвод из 12 машин, который прибыл в Крым в том же апреле 1942 года)

Интересно и то, что 81-й ОТБ также понес потери (видимо, безвозвратные) в феврале–марте 1942 года – это 2 танка Т-26 и 7 танкеток Т-37. Заслуживают внимания здесь и такие детали, как упоминание в составе 81-го ОТБ 1 бронемашины (видимо, 1 БА-10, поступивший в связи с расформированием отдельного армейского танкового батальона Приморской), а также оценка количества легких танков «Т-37, Т-38, Т-40 – 2 штуки». Заметим, что под бронемашиной, видимо, подразумевается пушечный бронеавтомобиль БА-10, а ДВЕ единицы техники, соответствующие ТРЕМ ТИПАМ машин, вызывают справедливый вопрос. Вероятно, речь идет о 2 танкетках – 1 Т-37 и 1 легком танке Т-40 (либо трофейной румынской R-1, которую могли маскировать таким названием в официальной статистике по разным причинам).
Здесь мы опять должны обратить внимание на данные, приводимые исследователем А.В.Неменко, который среди прочего сообщает и то, что «в ОАТБ в строю было в разное время от 8 до 10 танков. Ремонтные и поврежденные машины исключались из состава ОАТБ и опять включались после ремонта». Эту особенность необходимо учитывать, анализируя сведения об общем количестве машин на ту или иную дату. Не менее обоснованным представляется и тезис Владимира Савилова, который совершенно справедливо отмечает возможность появления в составе сил СОР танков советского производства, отбитых у противника в последующих боях. Это направление – одно из наиболее сложных, поскольку, немцы весьма активно и в значительном количестве использовали уже в ходе операции преследования, а затем и в течение зимнего штурма Севастополя не только средние Т-34, но и легкие танки БТ и Т-26. Заметим также и то, что помимо двух танковых батальонов, бронетехника использовалась и в 40-й кавдивизии – к этому моменту в ее составе действовали броне- (7 бронемашин) и мотороты (7 тракторов-тягачей Т-20 «Комсомолец»). Обратим внимание, что рота из 7 пушечных бронеавтомобилей БА-10 представляла собой полноценное подразделение, которое необходимо учитывать, оценивая состав подвижных сил СОР на ту или иную дату.
Примечательные изменения произошли и 07.IV.1942, когда из состава 40-й кавдивизии в 81-й ОТБ «была передана бронерота в составе 7 танков и 7 бронемашин». Это было обусловлено двумя причинами: во-первых, данное соединение после ряда неудачных «демонстративных» наступлений, проведенных в на севастопольском фронте в течение января–марта 1942 года[1], была фактически уничтожена и была расформирована приказом командующего Приморской армией от 25 марта 1942 года. Во-вторых, серьезные потери, по данным А.В.Неменко, понес в соответствующих атаках и танковый батальон – «было потеряно около десяти танков» (видимо, речь идет здесь идет о 81-м ОТБ, а не о 125-м, что позволяет совершенно по-новому оценить объем потерь в течение первых трех месяцев 1942 года – при этом, естественно, необходимо учитывать, что далеко не все, уже экранированные к этому времени, легкие танки были утрачены безвозвратно – часть была успешно эвакуирована и направлена в среднесрочный ремонт).
Комментируя этот эпизод, исследователи справедливо отмечают, что под «семью танками» подразумевались вышеуказанные тягачи Т-20 либо «НИ», изготовленные в Севастополе. По поводу последней версии мы можем заметить, что вполне вероятно, учитывая острейший дефицит в исправных танках и наличие в тоже время отдельных конструктивных элементов потерянных в боях машин – создание бронетрактора предполагало не только обшивку стальными листами или котельным железом, но и установку «пулеметной» башни от танка Т-26. Что же касается оценки танковых сил СОР к началу операции «Лов осетра», то относительно последней в контексте изучения сил противоборствующих сторон весьма примечательная информация содержится в одной из последних работ по этой теме – книге исследователя Р.Форчика «Sevastopol 1942: Von Manstein’s triumph», в которой, в частности, указывается, что по состоянию на 2 июня 1942 года в составе 81-го ОТБ имелось 14 танков (1 Т-34, 1 БТ-7, 12 Т-26), а в распоряжении штаба 125-го отдельного танкового батальона – 25 танков Т-26С.

________________________________________
[1] Как совершенно справедливо отмечает указанный автор, «бои и авантюры января–марта 1942 года нанесли серьезный урон войскам, обороняющим Севастополь, но об этих событиях пишут мало и неохотно, всячески стараясь затушевать события тех дней. Несмотря на то, что эти неудачи в советское время не афишировались, даже предварительное изучение событий этого периода показывает, что бойцы Севастополя сражались мужественно»

Использование такого обозначения (T-26S) применительно к танку Т-26, видимо, связано с немецкой маркировкой трофейных танков этого типа, выпущенных в 1939–1940 годах – Pz.Kpfw.T-26C 740(r). Как известно, в германской армии легкие танки этого типа, но разных лет выпуска и модификаций обозначались, сооветственно, Pz.Kpfw.Т-26А 737(r) – двухбашенный танк с пушечным или пулеметным вооружением образца 1931 года, Pz.Kpfw.Т-26B 738(r) – танк выпуска 1933–1937 годов, и Pz.Kpfw.T-26C 740(r) – танк выпуска 1939 года и далее.
При этом, следует учитывать, что первые танки Т-26 с башней новой, улучшенной конической формы, начали выпускаться в 1938 году (кстати, танки 1938 года выпуска имели те же сварные корпуса, что и машины выпуска 1935–1936 годов – видимо, в том числе и в связи с этим немцы обозначали их как Т-26В, как и машины предыдущих серий), поэтому в литературе мы часто встречаем танки с обеими видами башен под одним и тем же немецким обозначением. Что же касается «пропущенного» выше «Kenn-Nummer 739(r)», то его получили, в свою очередь, химические (огнеметные) танки Т-26, полное обозначение которых было «Flammenwerfer-Panzerkampfwagen Т-26B 739 (russisch)». Наличие в составе 125-го ОТБ танков Т-26 производства 1939 года и далее, позволяет более точно оценить возможности обоих отдельных частей в боях лета 1942 года, а также позволяет с большей степенью корректности идентифицировать машины, запечатленные на раритетных фотографиях, которые относятся к операции «Störfang». Следует указать, что описывая расположение сил СОР к началу летнего решающего штурма Севастополя 1942 года, П.А. Моргунов отметил 125-й и 81-й танковые батальоны, указав, что они входили в резерв Приморской армии. При этом, реально в резерве находился лишь 81-й ОТБ, на который возлагалась задача по отражению попыток противника провести воздушный или морской десант. 125-й ОТБ с самого начала штурма был передан в распоряжение штаба 25-й СД и поротно активно использовался уже в первые дни немецкого наступления.
Так, чтобы не допустить дальнейшего продвижения противника, который начал штурм утром 7 июня 1942 года, И.Е. Петров в ночь на 8 июня приказал генералу Т.К.Коломийцу (коменданту III сектора обороны) и комбригу-79 Потапову восстановить оборону на своем левом фланге (на стыке 79-й бригады с 172-й СД), передав из резерва армии роту 125-го ОТБ – «десять устаревших танков».
В течение 8 июня 1942 года в этом районе происходили тяжелые бои. Поставленная задача не была выполнена. По свидетельству П.А. Моргунова: «наши танкисты, участвовавшие в контратаке, несмотря на свою смелость и решительность, не смогли оказать большой помощи из-за слабости Т-26[1], которые вскоре после начала атаки были выведены огнем противника из строя, а более мощными танками Т-34 или КВ мы не располагали».
Примечательно, что и генерал-лейтенант Т.К.Коломиец (командир 25-й СД) вспоминает, как 7 июня 1942 года успешно отбивал атаки противника в 1-м секторе 287-й СП 25-й СД (командир – майор Михаил Степанович Антипин, бывший командир разведбата 25-й СД): «287-й полк отбил одну за другой три атаки… последовала четвертая атака, и врагу удалось прорваться на стык 287-го полка с его левым соседом – 79-й стрелковой бригадой. Однако Антипин, введя в бой свой резерв, сумел задержать продвижение немцев. На ликвидацию оставшихся в тылу полка и бригады нескольких групп автоматчиков посылаю… семь танков Т-26 из приданного дивизии батальона».
Следует отметить, что 25-й СД с самого начала штурма был передан весь 125-й ОТБ, что подтверждается и мемуарами ее командира. Такое решение было далеко не случайным, так как батальон Т-26, находившийся в распоряжении комдива-25, действительно «представлял собой половину танковых сил Приморской армии» и его грамотное использование требовало большого опыта, коего было не занимать командованию 25-й СД, в составе которой всю Оборону провоевал 80-й ОРБ, и которое подготовило для каждого танка 125-го ОТБ по 3 экипажа – «чтобы машины могли воевать, когда выходят из строя люди». Но, как справедливо отмечает Т.К.Коломиец, в июньских боях «танкам пришел конец»…
Подчеркнем, что 81-й и 125-й ОТБ сражались в основном в III секторе обороны, поддерживая контратаки защитников в направлении ст. Мекензиевы горы. Также любопытно и то, как оценивают принадлежность легких советских танков, которые были задействованы для контратак 8 июня другие источники. Так, исследователь Р.Форчик в уже упоминавшейся и очень интересной работе, посвященной операции «Лов осетра», отмечает в этой связи 6 Т-26 из 81-го ОТБ, которые поддерживали контратакующие действия подразделений I батальона 2-го Перекопского полка морской пехоты против II батальона германского 32-го ПП с целью ослабления давления немцев на участке обороняющегося в этом же районе 287-го СП.
При этом, «советская контратака потерпела неудачу из-за плохой координации между танками, пехотой и артиллерией». Как видим, не исключена и вероятность участия уже в первых боях, как минимум, одной роты из находящегося в резерве 81-го ОТБ. Кстати, на следующий день, на участке, где продолжала наступать немецкая 24-я ПД, советские войска в 10:30 предприняли контратаку при поддержке «роты Т-26 из состава 81-го отдельного танкового батальона».
Видимо, именно в этом районе с его лесистой местностью (немецкое условное обозначение – «Eihöhe»), в первые дни и могли быть потеряны 2 Т-34 и 1 «Матильда II», что впрочем, сомнительно, исходя из упоминаний типа танков, участвовавших в этот период, а также учитывая, что не менее интересные бои с участием советской бронетехники произошли и в последующие дни, в том числе, 12 июня 1942 года, и описание которых можно найти в мемуарах П.А.Моргунова, который отмечает, что «после артподготовки группа Матусевича при поддержке танков перешла в наступление в направлении севернее ст. Мекензиевы Горы… Наши танки несколько раз пробовали прорваться сквозь заградительный огонь и им удавалось пройти, но пехота отсекалась ураганным огнем».
Интересно, не правда ли? Бронирование советских Т-26 – 15 мм, Т-37 – 9 мм, БТ-7 – 22 мм, а вот у английской «Матильда II» толщина брони была 75 мм. Кому же удавалось проходить сквозь ураганный заградительный огонь??? Неужели это были советские танки с противопульным бронированием, пусть и экранированные? Если так, то вечная слава советским танкистам – защитникам Севастополя. А если иначе, то по сути ничего не меняется: Подвиг может быть подробно изучен, детализирован, но от этого только отстрее становится наше представление о величии этого Подвига. Вместе с тем, нужно понимать, что без Т-34 и «Матильда II» защитникам было бы еще сложнее…
А еще через неделю, утром 18 июня, контратаки 345-й СД и 138-й СБр на Северной стороне в направлении ст. Мекензиевы горы были встречены ураганным огнем артиллерии и несмотря на активную поддержку 125-го ОТБ, были отбиты врагом. Как видим, танковые части активнейшим образом применялись на сложных участках, но успех контратак был все более редким – сказывались безвозвратные потери – судя по всему, и Т-34, и «Матильда II» были утрачены в ходе боев уже в первой половине июня.
Танки, вероятно, использовались и позднее, пока хватало горючего и снарядов. Анализ событий, развивашихся на Херсонесском полуострове после 29–30.VI.1942, позволяет отметить, что они были оставлены на Гераклейском полуострове, подорваны или брошены. На Херсонесском полуострове исследователями не было зафиксировано случаев использования собственной техники. С другой стороны, именно при отступлении в этот район 01.VII.1942 на рубеже Камышевой бухты были взорваны своими экипажами «последние танки Приморской армии» – 3 Т-26 из 125-го ОТБ.
И все же, последние потери советские танкисты – защитники Севастополя – понесли в следующие дни. Так, 2 июля, отступив на рубеж Казачьей бухты, немцами были подбиты последние 4 танка 81-й ОТБ, а оставшиеся в живых члены экипажей машин (4 офицера и 5 сержантов и солдат) во главе со своим комбатом были эвакуированы в Новороссийск. А на следующий день был уничтожен и действительно «последний уцелевший танк» – машина из состава 125-го ОТБ, которая была задействована комбатом майором Листобаевым и старшим политруком Осокиным совместно с группой из 5 бойцов. В распоряжении отважных танкистов, судьба которых до сих пор неизвестна, было всего 15 выстрелов…
В дальнейшем, когда организованная оборона превратилась в стихийное сопротивление, имели место случаи захвата вражеской и последующего ее использования ее против наступающих. Так, полковник В.П. Сахаров, начальник штаба 79-й стрелковой бригады, по этому поводу вспоминает, что благодаря последнему орудию из состава 79-й бригады (которая вместе со своим расчетом во главе с опытным артиллеристом лейтенантом Попенко из 2-го артдивизиона бригады добралась до Херсонесского полуострова и успешно применялась для ведения огня прямой наводкой) защитники последних рубежей «смогли захватить два исправных немецких танка, которые тут же были введены в бой».
Любопытные результаты дает и анализ отчетов о потерях и трофеях, которые появились после окончания штурма в советских и немецких штабах, а также и аналитические записки и доклады об использовании танковой техники в ходе операции. Если обратить внимание на «Доклад об использовании танков в Севастопольской операции с 1 июня 1942 года по 1 июля 1942 года», составленный полковником Кабановым, который курировал бронетанковые части в составе Приморской армии, то к «началу боевых действий», в 81-м ОТБ имелось 14 танков (1 Т-34, 1 БТ-7, 12 Т-26) и до 20 тягачей Т-20, на которых перемещались 1 взвод из 40 автоматчиков и 1 взвод бронебойщиков (12 ПТР).
Интересно, что 81-му ОТБ ставилась задача противодействовать возможному вражескому десанту – воздушному или морскому. Здесь мы можем вспомнить странную ситуацию, которая имела место после форсирования Севастопольской бухты германскими штурмовыми частями 29.VI.1942, когда 6 Т-26 по ряду причин не были задействованы для отражения немецкого десанта.
В свою очередь, 125-й ОТБ располагал 25 Т-26 (что удивительно, принимая во внимание уровень безвозвратных потерь после боев в конце января 1942 года), а всего танков в составе СОР к этому моменту имелось 39, из них 4 химических и 4 пулеметных. Согласно «донесению АБТУ СКФ в ГАБТУ РККА», в период с 1 июня по 1 июля 1942 года в Севастополе были потеряны следующие танки: 1 Т-34, 1 БТ-7, 1 Т-37, 1 Т-27, 33 Т-26, 4 химтанка на базе Т-26, 6 БА-10, 1 БА-20 и 29 тягачей Т-20. На первый взгляд все сходится, особенно в исходном количестве танков «семейства Т-26» (37) и количестве потерянных (37). Вызывает некоторые вопросы лишь упоминание танкеток Т-27 и Т-37. Общее же число потерь в бронетехнике так же примечательно – 41 танк и танкетка. Согласно же данным германских военачальников, количество трофеев было огромно, в т.ч. захвачено и 26 танков.

________________________________________
[1] В боях 8 июня 1942 года рота 125-го ОТБ потеряла 2 танка Т-26. В дальнейшем, во второй половине июне 1942 года, оба танковых батальона, действуя в пределах II cектора Обороны и в предместьях города, потеряли еще 9 танков

Официальная историография на протяжении весьма длительного времени оперировала цифрами в 38 и 47 «танков разных типов». При этом, фигурирующая в различных источниках цифра в 38 танков к началу летнего решающего штурма 1942 года, отражает число исправных на этот момент машин. В свою очередь, цифра в 47 танков отражает общее их число в составе СОР, включая как машины, находящиеся в ремонте, так и исправные. В этой связи, например, исследователи А.Савин и И.Мощанский называют цифру в 39 танков к началу летнего штурма, причем в основе это были легкие Т-26.
Эти сведения относятся к числу исправных танков, имевшихся в распоряжении защитников в первых числах июня 1942 года, до начала германской артподготовки и массированных бомбардировок, когда танки также начали нести потери, еще не приняв непосредственное участие в отражении штурма. Видимо, в эти первые дни летнего Противостояния немцы уничтожили и наиболее мощные машины – 2 Т-34 и все имевшиеся к этому времени британские «Матильда II» (вероятно, 1 сохранившийся после зимних боев танк). Что же касается распределения по типам машин среди 47 танков и танкеток, то здесь были БТ-7, Т-37, Т-27, Т-26, Т-34, а также 7 бронеавтомобилей (БА-10 и БА-20). Примечательно также и замечание исследователей о том, что «к началу третьего штурма города танки БТ-7 имелись в составе 81-го и 125-го отб Севастопольского оборонительного района». Такое утверждение более чем обоснованно, поскольку помимо 25 Т-26 в составе 125-го ОТБ, бесспорно, имелся, как минимум, 1 «Матильда II» и, видимо, 1 или 2 БТ-7. Цифра в 47 бронеединиц представляет в этой связи большой интерес, если ее соотнести с вышеприведенными сведениями из соответствующих документов, а также всем накопленным массивом сведений:
Пожалуй, самое примечательное в приведенной таблице – это то, что разницу в ВОСЕМЬ МАШИН составляет соотношение 29 танков Т-26, которые могли реально быть в составе сил СОР к этому моменту и 37 танков этого же типа, которые содержатся в официальных документах. Подобные «совпадения», как правило, закономерны, а в данном случае, могут указывать не только на роль севастопольских рабочих, которые возвращали в строй разбитые танки, но и защитников Города, которые, видимо, отбивали потерянные танки в последующих боях (февраль – май 1942 года). Нельзя забывать и о 7 бронеавтомобилях[1] БА-10, БА-20, которые часто незаслуженно упускаются из виду аналитиками, занимающимися изучением динамики потерь в танках в ходе Второй Обороны Севастополя, а также соотношением сил в различной боевой технике.
Читателю все эти расчеты могут показаться несвоевременными, но даже такой беглый анализ динамики потерь и их дальнейшего восполнения за счет ремонта и прибытия новой техники, позволяет сделать следующий вывод: бронетехника в боях за Севастополь активно применялась обеими сторонами. При этом, защитники СОР в качестве главного аргумента могли надеяться лишь на единичные Т-34 и «Матильда II», а германская группировка после «Охоты на дроф» в качестве основного средства поддержки пехоты и прорыва обороны с большим успехом использовала и до 4 взводов тяжелых и средних трофейных советских[2] КВ и Т-34, которые стали лишь частью целого танкового парка, собранного немцами под Севастополем, и во многом благодаря которому, летний штурм Крепости вообще состоялся…
Так или иначе, 81-й и 125-й ОТБ как таковые потеряли почти весь личный состав и технику в ходе последнего штурма Севастополя немцами и официально были расформированы после 10.VII.1942. Примечательно и число советских танков, уничтоженных безвозвратно[3] для обеих противоборствующих сторон: 21 единица. Заметим и то немаловажное обстоятельство, что около трети машин двух советских танковых батальонов были потеряны не непосредственно в боях, а от авиабомб противника, находясь в резерве, выдвигаясь на исходную позицию либо в ходе отступления в последних числах июня к бухтам на западе Гераклейского полуострова. Относительно целыми и подлежащими ремонту и восстановлению германскими и румынскими частями было захвачено[4] 26 советских танков, которые использовались как трофеи в последующих сражениях, а также в антипартизанской войне на территории Крымского полуострова[5].

________________________________________
[1] Напомним, что лучший советский средний бронеавтомобиль БА-10 по вооружению соответствовал танков Т-26 и БТ при меньшем в 2–3 раза весе и имел хорошие ходовые качества: преодолевал подъемы до 24°. Были установлены и запасные колеса по обоим бортам корпуса, которые свободно вращались на осях и не давали машине сесть на дно, облегчая преодоление рвов. В свою очередь, легкий БА-20 также завоевал в войсках огромную популярность, прекрасно справляясь со своими функциями (разведкой и охранением)
[2] По некоторым данным, уже на первом этапе операции «Барбаросса» летом 1941 года немцами было захвачено в рабочем состоянии от 900 до 1100 легких T-26, от 300 до 500 легких БТ, более 40 средних T-28 и свыше 45 средних Т-34 и тяжелых КВ
[3] Как минимум, 2 Т-26 были потеряны после авиабомбардировки, а еще одна машина этого типа – от подрыва телетранспортера ВВ Sd.Kfz.301Ausf.A из состава Pz.Abt.300 (F.L.)
[4] Историки продолжают и сегодня обширную дискуссию о масштабах использования трофейного советского бронетанкового парка в составе германской армии. Одним из аргументов в этой полемике является и отчасти справедливое указание на те проблемы, которые возникали с идентификацией «своих» машин на поле боя. За тяжелыми КВ и средними Т-34 вели охоту не только немецкие самолеты, но и расчеты зенитных («противотанковых») орудий, а также саперы. Именно по этой причине в армейских частях иногда просто отказывались от использования захваченных танков, как это произошло на первых порах в 1-й, 8-й и 11-й танковых дивизиях Вермахта. Со временем германские экипажи освоились и выработали систему особой дополнительной маркировки таких танков. В Войсках СС таких проблем не было даже изначально – все трофейные машины, особенно с 76-мм орудиями и противоснарядным бронированием тут же шли в бой. Это обстоятельство убедительно свидетельствует, что на Перекопе, как и затем под Ишунью основное бремя боев наряду с пехотой несли бойцы Ляйбштандарта…
[5] Скорее всего, захваченная матчасть не покидала пределы полуострова. Так или иначе, с начала 1943 года большинство трофейных Т-26 было использовано немцами в качестве неподвижных огневых точек. В частности, с нескольких танков были сняты башни и вмонтированы в бетонные блоки на подступах к 203-мм четырехорудийной батарее на мысе Херсонес – «самой мощной береговой батареи немцев в Крыму».

ТАНКИ СОВЕТСКОГО И БРИТАНСКОГО ПРОИЗВОДСТВА В БОЯХ НА КЕРЧЕНСКОМ ПОЛУОСТРОВЕ И ПОД ФЕОДОСИЕЙ (Часть 1)
________________________________________

Обыкновение требовать ответы на все задаваемые вопросы
– лучший способ стать одиноким.

«Экспромт-словарь»

Лёгкие пути чреваты тяжёлыми потерями.

«Экспромт-словарь»

Если всё-таки десанту удастся не только высадиться,
но и закрепиться, наступит второй момент боя,
когда обороняющийся начнёт усиленно стягивать к берегу резервы,
а поддерживающий дальнейшую высадку флот будет этому мешать, ведя заградительный огонь по тылам, мостам и переправам.
При пересечённой местности флот, если позволит погода,
будет пользоваться для корректировки своего огня аэропланами,
которых должны стараться сбить истребители и зенитная артиллерия обороны.
Примечание. Вопрос о применении химических средств борьбы,
как узко специальный, здесь не рассматривается вовсе,
но отдельное его изучение применительно к десанту необходимо.

А.Сакович,
«Десантная операция» (1926)

Стало также гораздо сложнее и проведение десантных операций.
В будущей войне при их выполнении будут применяться
новые мощные средства – подводные лодки, авиация,
мото-механизированные войска, отравляющие вещества и т.п.[1]

Н.Б.Павлович,
«Морские десанты» (1935)

Десант – жертвоприношение на алтаре внезапности.

«Экспромт-словарь»

Данный раздел мы бы хотели начать с известной всем, кто предметно занимается данной темой, цитаты из работы исследователя Александра Валериевича Неменко «Севастополь и Крым 1942 г.», чтобы ещё раз подчеркнуть общую для каждого современного историка проблему, которая на примере Керченско-Феодосийской десантной операции и событий, развивавшихся в этот же период под Севастополем, видна особенно хорошо:
«…Военная зима 1941–42 г. в Крыму является очень интересным периодом. Есть описание событий обороны Севастополя, есть описание Керченско-Феодосийской десантной операции, но общей картины событий нет. Это эпизод истории уже несуществующего государства под названием СССР, о котором написано очень много, и… очень мало. Ни в одном из произведений нет общей картины происходившего на полуострове в это время. Кроме того, если сложить мозаику событий воедино, то картина получается несколько противоречивая. В описании событий (и даже в официальных документах!) не совпадают многие даты. Воспоминания участников тех событий часто противоречат не только друг другу, но и историческим документам…
Есть разночтение и в исторической литературе, часто идет подтасовка фактов в угоду идеологии. Советские источники делают упор на героические эпизоды этого периода, постсоветские описывают негативные. Но и те и другие дают несколько искаженную картину. События обычно рассматриваются узко, в отрыве от контекста. Обычно описание событий в Крыму и в Севастополе дается отдельно, что не совсем правильно. Ведь события в Севастополе и в Крыму были взаимосвязаны (во всяком случае, на начальном этапе).
В этой истории много интересных деталей, которые обычно упускаются в ходе описания событий. И сейчас, и ранее ход этой операции пытались извратить угоду политическим веяниям… Вместе с тем, и многие устоявшиеся советские штампы на поверку тоже оказываются выдумкой…».
Следует заметить, что, в свою очередь, и по вполне закономерным и понятным с учётом вышеприведенной цитаты причинам, не менее запутанной и малоизученной на сегодняшний день является и история использования британских танков, полученных по ленд-лизу, в боях на Крымском фронте. И хотя целый ряд фотографий убедительно свидетельствует об активном участии в сражениях зимы-весны 1942 года на этом направлении сразу двух типов машин – «Матильда II» и «Валентайн III», официальная наука, как и в случае с севастопольскими английскими танками, хранит многозначительное молчание.
В составе какого же отдельного танкового батальона и когда именно появились на территории Крымского полуострова британские lend-lease танки «Валентайн»? Ответ на этот вопрос, как ни странно, приходится давать, опираясь на сведения, относящиеся к периоду окончательного разгрома Крымфронта в мае 1942 года, поскольку именно применительно к этим событиям, некоторые источники скромно упоминают о наличии в составе 126-го ОТБ (обратим внимание на номер части![2]) «семи иностранных танков».
Ситуация еще более усложняется, если вспомнить, что 126-й отдельный танковый батальон в последних боях на Крымфронте – 12 мая 1942 года – получил свое предпоследнее пополнение за счет материальной части 79-го учебного танкового батальона[3], в том числе и трофейных танков немецкого производства из состава германской 22-й танковой дивизии, захваченных в предыдущих апрельских боях[4] и переданных в 49-ю ремонтную базу фронта, а затем в учебную часть.
В этот день в состав 126-го ОТБ, который отошел в район Айман-Кую – Сараймын, вошли 2 Pz.Kpfw.IV Ausf.F1 и 4 Pz.Kpfw.38(t), а также 5 легких Т-26, 1 ХТ-133. На следующий день 126-й ОТБ получил последнее подкрепление – 2 танка из состава 124-го отдельного танкового батальона, который в боях на Турецком валу совместно с частями 143-й стрелковой бригады потерял большую часть своей техники (6 единиц). Следует отметить, что в боях 13–15 мая 126-й ОТБ потерял безвозвратно все свои танки, в том числе были взорваны и 3 остававшиеся неисправные машины.
Возвращаясь к дню 13.V.1942, приведем и еще одно чрезвычайно интересное описание: «после прорыва обороны на Турецком валу части 156-й СД (аббревиатуры наши – Б.Т.), неся большие потери, под напором наступающего противника стали отступать на Айман-Кую (позднее Репьевка) и далее на восток к озеру Чурбашскому. Во второй половине дня 13 мая в бой были брошены последние еще уцелевшие танки (в том числе и семь танков иностранных марок – ХТ-133), которые вошли в состав 126-го ОТБ. Им командовал капитан Плечистов и батальонный комиссар Грищенко. Батальон, разделенный на две части, оборонял селение Сараймин (позднее Сокольское) и Айман-Кую. От налетов фашистской авиации он нес большие потери. Только за один день 13 мая он потерял 13 танков. Но, несмотря на это, батальон мужественно сопротивлялся. Во время боя в 3–2 км восточнее Айман-Куя он уничтожил 8 танков, 3 ПТО и много пехоты и конницы врага. В боях особенно отличился начштаба капитан Пручковский, комроты старлей Снегур, комвзвода Абубакиров, старший техник батальона лейтенант Иржевский».
Обратим внимание, что ХТ-133 – машина советского производства, а вот выражение «танков иностранных марок» может относиться как к трофейным германским машинам, так и к технике lend-lease. Последний вариант более правдоподобен, поскольку трофейные немецкие танки так и обозначали, а вот словосочетания со словом «иностранный» применялось именно в отношении машин, полученных по ленд-лизу.
О том, что британские «Валентайны» и «Матильды» появились на вновь созданном в результате Керченско-Феодосийской десантной операции Крымском фронте, можно сделать вывод и анализируя время и историю формирования отдельного танкового батальона, не говоря уже о номере части, который заставляет вспомнить 125-й ОТБ, отправленный в январе 1942 года в Севастополь и имевший в своем составе танки ленд-лиза.
Здесь мы позволим себе небольшое отступление с тем, чтобы более ясно и внятно представить историю формирования отдельных танковых частей в составе Закавказского Фронта, которые затем были переброшены на полуостров и вели под Феодосией и на Керченском полуострове особенно жестокие бои в течение первых двух декад января 1942 года. Как хорошо известно, Закавказский Фронт I формирования был образован 23.VIII.1941 на основании директивы Ставки ВГК от 23.VIII.1941 на базе Закавказского военного округа в составе 44-й, 45-й, 46-й и 47-й армий (с 22.XI.1941 в состав Закавказского Фронта входит 51-я армия, а с декабря того же года – Севастопольский оборонительный район). Командующему войсками фронта оперативно подчинялись Черноморский флот и Азовская военная флотилия. Командующий фронтом – генерал-лейтенант Д.Т.Козлов, начальник штаба – генерал-майор Ф.И.Толбухин Ф.И. Член Военного совета – дивизионный комиссар Ф.А.Шаманин. Целью создания фронта было обеспечение прикрытия государственных границ с Ираном, Турцией, а также обороны Черноморского побережья Кавказа. Заметим и то, что после преобразования во фронт, управление ЗакВО было переименовано в полевое управление Закавказского Фронта. В этот же день было образовано новое управление Закавказского военного округа по сокращённому штату с подчинением Военному Совету вновь созданного фронта. Задачей этого округа стало обеспечение формирования и укомплектования войск фронта. Директивой Ставки ВГК от 14 сентября 1941 года управление Закавказского военного округа было упразднено. Лишь 30 декабря 1941 года Закавказский Фронт переименован в Кавказский Фронт, затем – в конце января 1942 – он был разделён на Крымский Фронт и Закавказский военный округ.
Интересны также и некоторые подробности, связанные с историей общевойсковых армий, вошедших в состав вновь созданного фронта. Так, 45-я армия была сформирована в конце июля 1941 года в ЗакВО на базе 23-го стрелкового корпуса и приняла участие в прикрытии госграницы с Турцией и охране коммуникаций в Северном Иране, куда советские войска были временно введены на основе советско-иранского договора 1921 года. Командующими армией последовательно были генерал-майор К.Ф.Баронов, которого на этом посту сменит в октябре 1941 года генерал-майор А.А.Харитонов, которого, в свою очередь, сменит в декабре того же года генерал-майор В.В.Новиков. С апреля 1942 года и до конца Великой Отечественной войны командармом-45 будет генерал-лейтенант Ремизов.
Любопытно и то, как отзываются в мемуарах о командном составе сил Закавказского Фронта. Так, Герой Сиваша в далёкую Гражданскую, генерал Григорий Давидович Пласков, принимавший активнейшее участие и в Великой Отечественной войне, в своих мемуарах вспоминая об истории 53-й стрелковой дивизии, которая «родилась в огне гражданской войны, в 1919 году» и была «кадровым соединением со славными традициями», упоминает и человека, который командовал данным соединением в предвоенные годы – генерал-майора Константина Фёдоровича Баронова, в прошлом офицера царской армии, «человека исключительно собранного, образованного» и прекрасно знавшего людей, «отличного организатора и воспитателя». Г.Д.Пласков отмечает также, что в дивизии своего командира уважали, а сам он любил своё соединение и умело им руководил. Интересно и то, что сообщает Г.Д.Пласков о дальнейших событиях – согласно его воспоминаниям, в апреле 1941 года К.Ф.Баронов получает новое назначение, и его уход тяжело переживали практически все. Только позднее сослуживцы по 53-й СД узнают, что «командуя армией в Крыму, генерал Баронов был тяжело контужен. 15 июня 1943 года он умер»..
Не менее интересную информацию о командующем ещё одной армии – 44-й, можно почерпнуть и у Павла Ивановича Батова, который отмечал в своей книге «В походах и боях», что генерал Алексей Николаевич Первушин, будучи командующим 44-й общевойсковой армией, высококвалифицированно организовал и осуществил десант своих войск в Феодосию. 16 января 1942 года в ходе боёв за Феодосию и расширение плацдарма А.Н.Первушин был тяжело ранен и после лечения признан ограниченно годным к военной службе.
В свою очередь, интересно отзывается о Первушине и Константин Симонов, который отмечает хорошую кадровую дивизию, оборонявшую Сиваши под командованием полковника Первушина, которая впоследствии во время отступления дралась лучше всех и была выведена из Крыма в порядке после очень тяжелых боев. Как вспоминает Симонов, Первушину дали за это генерала, и он командовал потом 44-й армией. Константин Симонов также и характеризует Первушина, который очень ему понравился в период боёв за Сиваши, как «волевого, сдержанного человека, очень жесткого и строгого». Симонов подчёркивает, что было видно, что Первушин «как следует подтянул свою дивизию», и такая же «подтянутость и строгость чувствовались и у его командиров полков».
Как отмечал Симонов, генерал-майор Алексей Николаевич Первушин, будучи командиром 106-й СД, «стойко до самого конца прикрывавший в ноябре сорок первого наше отступление из Керчи на Тамань», высадившись затем в декабре в Феодосии, уже командуя армией. Но на двадцатые сутки боёв за Феодосию «молодой, тридцатишестилетний командарм был ранен так тяжело, что только после семи месяцев слепоты и тринадцати операций, сделанных руками Филатова, к нему частично вернулось зрение», а о возвращении в действующую армию уже не могло быть и речи. Константин Симонов отмечает в этой связи и телеграмму, датированную 18 января 1942 года телеграмму, посланную в штаб фронта, в Краснодар, из Феодосии: «Бомбили штаб армии. Командарм, член Военсовета и начштаба ранены». Как замечает по этому поводу Симонов, «так в первый же день немецкого контрнаступления одним ударом была обезглавлена 44-я армия, и с этого началась вся драма ее исхода из Феодосии».
Не правда ли, весьма интересная и требующая особого внимания фраза? Заметим здесь, что не менее примечательные сведения любой желающий может собрать и о других военачальниках, чья боевая биография теснейшим образом была связана на соответствующем этапем с Закавказским Фронтом, например, в воспоминаниях генерала армии Евдокима Егоровича Мальцева о начальнике штаба Закавказского Фронта Фёдоре Ивановиче Толбухине, а также, например, и мемуарах А.М.Василевского всё о том же Толбухине, также офицере царской армии и бывшим весьма опытным штабным работником ещё до войны. Изучение кадрового потенциала командного состава Закавказского Фронта – тема для отдельного и очень масштабного исследования. Одно очевидно уже сейчас – среди военачальников здесь имелись весьма ценные и уже многократно проверенные в деле кадры, руководившие фронтом, армиями и дивизиями, штабам которых непосредственно подчинялся и целый ряд отдельных танковых частей полкового и батальонного уровня. И это представляется чрезвычайно важной деталью с точки зрения понимания тех управленческих решений, которые принимались относительно каждого нового отдельного танкового батальона, формируемого подчас и с использованием бронетехники lend-lease…
Здесь мы также должны обратить внимание и на другой интересный аспект, который метко подметил в одной из своих работ исследователь А.В.Неменко: «блестящая победа над Ираном вскружила голову некоторым командирам, что сыграло свою роковую роль в Крыму. В боях с шахской армией и прославился генерал Д.Т.Козлов, там же отличился и генерал Толбухин…». Развивая эту мысль, заметим, что вышеподмеченная особенность была характерной и для ряда командиров дивизионного и полкового уровня, в том числе и командовавших некоторыми бронетанковыми частями…
Что же касается хронологии создания самих этих частей, то она вызывает сама по себе огромный интерес.
Так, по состоянию на 1 сентября 1941 года в составе сил Закавказского Фронта имелся лишь 1 отдельный танковый батальон – армейский ОТБ (без номера) 47-й армии, штаб которой также располагал и еще одной отдельной танковой частью – 24-м отдельным танковым полком. По состоянию же на 1 октября 1941 года в составе сил Закавказского Фронта (без учёта танковых дивизий и 24-го ОТП 47-й армии) насчитывается уже три отдельных танковых батальона, включая армейский ОТБ (без номера) 47-й армии, который часто забывают некоторые авторы (видимо, с оглядкой на наличие 24-го ОТП), и 2 ОТБ (без номеров) фронтового подчинения.
В свою очередь, по состоянию на 1 ноября 1941 года в составе 51-й армии Войск Крыма имеется свой 120-й отдельный танковый батальон. Также имеет свой армейский отдельный танковый батальон (без номера) и в составе Приморской армии. Что же касается 24-го отдельного танкового полка 47-й армии, то эта часть переподчиняется непосредственно штабу Закавказского Фронта, в составе сил которого отдельных танковых батальонов уже не числится.
Ещё через месяц – к 1 декабря 1941 года – в составе 44-й армии Закавказского Фронта появляется хорошо нам известный 126-й отдельный танковый батальон. При этом, в непосредственном распоряжении штаба фронта продолжает оставаться 24-й ОТП. Примечательно и наличие в составе 44-й армии 6-го мотострелкового полка из переформированной 6-й танковой дивизии, о котором сообщает в своей прекрасной статье исследователь В.Н.Савилов – один из очень и очень немногих авторов, детально изучающих историю боевого применения танков в ходе Керченско-Феодосийской десантной операции[5], и указанная статья которого в журнале «Military Крым» по-прежнему остаётся сегодня практически единственным сравнительно полновесным источником по данному вопросу.
Чрезвычайно любопытно здесь и другое: в течение декабря 1941 года состав сил Закавказского Фронта существенно меняется.
Так, в распоряжении штаба 45-й армии, помимо двух танковых бригад (55-й и 56-й) появляется и собственный 79-й отдельный танковый батальон – пожалуй, самая таинственная отдельная танковая часть, которая принимала, тем не менее, самое активное участие в боях за полуостров под Феодосией в январе 1942 года, к первому числу которого в составе сил Кавказского Фронта числится уже 15 (пятнадцать) отдельных танковых батальонов (!), в том числе:
1) 44-я армия – 79-й ОТБ, 126-й ОТБ и 24-й ОТП;
2) 46-я армия – 125-й ОТБ;
3) 51-я армия – 124-й ОТБ;
4) Приморская армия – 81-й ОТБ;
5) части фронтового подчинения – 219-й ОТБ, 220-й ОТБ, 221-й ОТБ, 222-й ОТБ, 223-й ОТБ, 224-й ОТБ, 225-й ОТБ, 226-й ОТБ, 240-й ОТБ, 241-й ОТБ.
Не менее интересными являются и дальнейшие изменения в этой организации. В частности, к 1 февраля 1942 года в составе сил Крымского Фронта наряду с одним отдельным танковым полком имеется уже только шесть отдельных танковых батальонов, в частности:
1) 44-я армия – 79-й ОТБ, 124-й ОТБ, 126-й ОТБ;
2) 51-й армия – 229-й ОТБ;
3) Приморская армия – 81-й ОТБ, 125-й ОТБ.
Остальные отдельные танковые батальоны (№№219–226, 240, 241) переходят в непосредственное подчинение Закавказскому военному округу. Примечательно и то обстоятельство, что с марта и по май 1942 года включительно пресловутый 79-й отдельный танковый батальон находится уже в непосредственном распоряжении штаба Крымского Фронта, а с июня того же года – в подчинении штаба Северо-Кавказского Фронта.
Попутно заметим, что такое большое количество бронетехники, которое было сосредоточено для участия в десантной операции, объяснялось не только желанием использовать эффект внезапности появления танков на противоположном берегу[6], что, кстати, потом в ряде случаев стало фактором успеха для десантников, а также и то обстоятельство, что по согласно собранным разведданным, немцы располагали на Керченском полуострове суммарно двумя танковыми батальонами. Подробный перечень таких данных приводит в своей работе исследователь В.Н.Савилов, в частности:
1) в районе Камыш-Буруна – до роты танков;
2) Войково – танковая рота;
3) совхоз «Мариенталь» – до взвода танков;
4) в северной оконечности Керченского полуострова (между населёнными пунктами Ляховка и Жуковка) – до взвода танков[7].
Указанный автор также обращает внимание на некорректность данных советской разведки, которая в декабре зафиксировала переброску на Керченский полуостров частей немецкой 73-й ПД, ссылаясь на то, что данное соединение забрали из состава 11-й армии для отправки под Ростов с целью пополнения 1-й танковой армии.
В этой связи следует обратить внимание на то обстоятельство, что один из полков этой дивизии, уже двигавшейся в сторону Ростова, был остановлен в районе Перекопа и немедленно был направлен по железной дороге обратно, на Керченское направление[8].
Заметим и то, что командование ГА «Юг» затребовало 73-ю пехотную дивизию у фон Манштайна еще в конце ноября 1941 года. После долгих переговоров, командарму-11 удалось «отстоять» 213-й усиленный пехотный полк из состава этой дивизии[9]. Поэтому в распоряжении фон Манштайна на Керченском полуострове могло быть в соответствующий период даже до двух полков из состава 73-й ПД.
В свою очередь, заметим, что отсутствие немецких источников, в которых бы прямо подтверждалось наличие бронетехники на Керченском полуострове, достаточно условно, так как речь здесь идёт, прежде всего, о трофейной советской бронетехнике, захваченной подразделениями 11-й армии[10] и румынскими подвижными и кавалерийскими частями в ходе захвата полуострова в течение предыдущих месяцев, что, естественно, далеко не всегда находило отражение в официальной отчётности.
По поводу неожиданности Керченско-Феодосийской десантной операции для немцев высказываются различные точки зрения. Интересной деталью здесь, безуловно, является то обстоятельство, что командование германского 30-го армейского корпуса, например, предполагало возможность высадки советского морского десанта в Крым, но специально проведённая 22 декабря 1941 года воздушная разведка портов Кавказского побережья не обнаружила признаков его подготовки[11].
Любопытно и то, как оценивается обеспечение скрытности подготовки операции командованием фронта Ставкой – в соответствующем документе, датируемом 19 декабря 1941 года, за подписью Б.М. Шапошникова и Ф.Е. Бокова, отмечается, что по имеющимся в Генштабе данным, проводимая «подготовка к операции не обеспечивается должным образом, мерами скрытности и маскировки», в частности, «указания о проводимых мероприятиях писались открытым текстом, в результате чего о них знают даже писари»[12].
Следует заметить, что штабом 11-й армии, естественно, учитывалась возможность не только морского, но и авиапосадочного десанта, принимая во внимание основную угрозу для советских войск на этом участке Восточного фронта – крымские аэродромы, находящиеся в руках противника, а также и желание деблокировать осаждённый Севастополь. Поэтому, после 22 декабря 1941 года на Керченском полуострове меры по противодесантной обороне лишь усиливались, что, естественно, имело отношение и к наличным подвижным бронетанковым и истребительно-противотанковым частям и подразделениям, оснащённым в том числе и трофейной советской матчастью.
В ходе подготовки к проведению Керченско-Феодосийской стратегической десантной операции планировался и воздушный десант.
Еще 17 декабря 1941 года командующий войсками Завкавказского фронта получил соответствующий документ (о подготовке к выброске воздушного десанта в район Владиславовки), подписанный А.М. Василевским и И.Н. Рыжковым, в котором сообщалось, что для организации воздушного десанта решением командования ВВС Красной Армии могут быть выделены 35 самолетов ТБ-3, а также предписывалось срочно указать время и пункт посадки этих самолетов и сообщить, какие авиадесантные соединения (парашютные или посадочные) и в каком количестве требуются командованию фронта для проведения операции[13].
В лучшем, на наш взгляд, энциклопедическом труде по истории российского десанта – книге исследователя Романа Алехина «Воздушно-десантные войска: История российского десанта» – практически впервые подробно освещается этот заметный до сих пор во многом лишь по картам и архивным документам, но в то же время весьма примечательный эпизод операции:
«…В середине декабря командование Закавказского фронта приступило к разработке Керченско-Феодосийской морской десантной операции. В рамках этой операции была спланирована выброска парашютно-десантной роты в районе станции Багерово западнее Керчи. Рота имела задачу овладеть плацдармом и обеспечить высадку морского десанта. Кроме того, часть 2-го ВДК[14]планировалось выбросить в районе Владиславовки для захвата крупного аэродрома. Однако уже после выдвижения кораблей с морским десантом решение на выброску воздушного десанта было изменено. В результате 31 декабря 1941 года на Арабатскую стрелку был выброшен батальон майора Няшина. Десантирование проходило в исключительно сложных метеорологических условиях. Высадившийся десант разгромил немецкий гарнизон в Ак-Монае. Однако морской десант сразу не смог пробиться к боевым порядкам воздушного десанта, в связи с чем майор Няшин принимает решение разделить батальон на малые группы и приступить к диверсионным действиям. Это решение в сложившихся условиях было оправданно, что и подтвердили дальнейшие действия…»[15].
Можно только представить себе, как бы могли развиваться события, если бы первоначальный план по воздушному десанту в районе Владиславовки не отменили, а внеплановая вынужденная выгрузка 24-го отдельного танкового полка в Керчи, наоборот, также бы состоялась, как и произошло затем в действительности…
Но, по ряду причин, этого не случилось. А спустя четыре месяца авиапосадочный танковый десант будет использован противником, который обеспечит захват аэродрома вблизи Марфовки 10 мая 1942 года и максимально использует этот первый успех, окончательно делая невозможной какую-либо организованную оборону советских войск на рубеже Tatarengraben.
Заметим также и то обстоятельство, что в декабре 1941 года соответствующие части имелись и в составе Закавказского фронта, который уже по состоянию на 01.XI.1941, располагал 4-й манёвренной воздушно-десантной бригадой (г.Грозный, командир бригады – Красовский).[16]
Вызывает интерес и то, как описывались все эти события затем в «Отчёте о десантной операции по захвату Керченского полуострова и городов Керчь и Феодосия 26.–31.12.41».
В частности, отмечалось, что Директивой Закавказского фронта №01696/от от 13 декабря 1941 года 44-й армии, взаимодействующей с Черноморским Флотом, была поставлена задача «во взаимодействии с авиа- и морским десантом у АРАБАТ уничтожить Феодосийскую группировку противника и овладеть районом СЕЙТДЖЕУТ, КОШАЙ, АК-МОНАЙ, АРАБАТ, ВЛАДИСЛАВОВКА, СУЛТАНОВКА, упорно обороняя его до уничтожения Керченской группировки противника»[17].
В соответствии с замыслом операции, предполагалось «захватить аэродром Владиславовка парашютно-посадочным десантом с последующим перебазированием на него истребительного авиаполка, для надёжного прикрытия с воздуха высадки в Феодосийском порту большого числа войск…»[18].
Затем же, как известно, в «в связи с изменившейся обстановкой, потребовавшей срочной помощи Севастополю, новой директивой №01825 от 23.XII.1941 Командующий Закавказским фронтом приказал проводить операцию в два этапа» – с интервалом три дня между высадкой на Керченском полуострове и в районе Феодосии. Соответственно, был изменён и план операции.
Как же происходила высадка в ходе десантной операции (а также и переброска, которая осуществлялась после проведения десантов) советских отдельных танковых частей в конце декабря 1941 года и начале января 1942 года?
Прежде всего, сделаем несколько важных оговорок об использовании танков в ходе Керченско-Феодосийской стратегической десантной операции. Во-первых, следует обратить внимание на то, что применение бронетехники в ходе морского десанта всегда подчиняется достаточно строгой последовательности. Так, различают танки и танкетки, которые используются в так называемом «первом броске», бронетехнику, которая выгружается в составе идущего за силами «первого броска» I эшелона и далее по порядку.
При этом, самым важным и ответственным является именно обеспечение успешной высадки технкики, участвующей в «первом броске», а также машин, которые выгружаются после прибытия I эшелона, поскольку танки и танкетки здесь играют огромную роль в деле не только огневой поддержки собственной десантно-штурмовой пехоты, но и выступают часто в качестве средства транспортировки артиллерийских орудий, которые задействованы в «первом броске».
В отечественной специализированной литературе 1930-х годов, которая уделяла достаточно большое внимание теории и практике проведения десантных операций различного уровня, содержится много интересной информации, позволяющей сформировать более чёткую общую картину тех представлений, которые имелись у военных специалистов и экспертов относительно роли мото-механизированных подразделений и частей в морском или авиа-посадочном десанте.
Исследователь Н.Б.Павлович, в частности, в своей работе в этой связи отмечал, что большую роль в составе десантных войск будут играть мото-механизированные части, повышенная манёвренность которых является особенно ценной для десантной операции, а появление танков-амфибий, способных самостоятельно преодолевать значительные водные преграды, ещё больше повышает ценность танковых частей в десантной операции; отчёты о современных десантных и о десантных манёврах в иностранных армиях показывают, какую роль могут играть мото-механизированные части и танки в будущих десантах[19].
Особое внимание в теоретических работах уделялось и непосредственно тому, сколько именно танков должно быть использовано в первом броске десанта.
В данном контексте вызывает интерес и мнение профессора Б.Б.Жерве, который рассмотрая теоретически нормальный порядок высадки современной стрелковой дивизии, усиленной танками и техническими средствами, специально для десантной операции (1931 год), отмечал следующее:
«…Вероятность больших потерь во время перевозки десанта к берегу на пловучих средствах, под огнём противника, – не только среди личного состава десантных войск, но и в смысле гибели перевозящих десант шаланд, – не может не влиять на распределение десантных войск на пловучих высадочных средствах. Если бы мы в этом распределении руководствовались принципами «неделимости» и «однородности» частей, то рисковали бы, в случае гибели шаланды, нагруженной, например, танками, – одновременной потерей значительной части этого, весьма важного, боевого средства для последующей, после высадки, атаки неприятельской прибрежной позиции…
…Исходя из этих соображений, представляется более выгодным на каждую шаланду первых двух волн 1-го эшелона сажать некоторую, как бы автономную, часть десантных войск, в в состав которой должны входить, примерно: 1 стрелковая рота, 2–3 танка, 1 пулемётный взвод, одно звено артиллерии сопровождения…
…Такое распределение десантных войск в первой волне 1-го эшелона, при котором танки, пулемётные взводы и артиллерия сопровождения, при высадке на берег, окажутся равномерно распределёнными по всему фронту высаженного десанта, – являются вполне целесообразным и для атаки неприятельской укреплённой позиции, но для массирования удара требует эшелонирования в глубину…»[20].
В свою очередь, автор работы «Морские десанты» Н.Б.Павлович замечает, что состав «первого броска» может быть различным, в зависимости от ряда условий и в первую очередь – от задач высадки на данном участке. Кроме пехоты в нём вероятнее всего будут мото-мехсредства (например, танкетки и танки-амфибии), артиллерия без лошадей. Лошади, ввиду сложности их выгрузки, в «первый бросок» обычно не берутся, и их заменяют в случае надобности тракторы-тягачи или танки и танкетки[21].
Как подчёркивает исследователь Н.Б.Павлович: «продвижению «первого броска» на берегу могут оказать громадную помощь танки и танкетки.
Для высадки на берег танкеток их грузят с транспортов стрелами или кранами на средства высадки, могущие подойти к берегу вплотную или, во всяком случае, на такую глубину, чтобы она допускала движение танкеток в воде. Танки-амфибии при благоприятной погоде и при небольшом расстоянии от выгружающего их корабля до берега могут быть спущены с транспорта непосредственно в воду; в случае большой удалённости от берега их грузят на средства высадки, дающие возможность подвезти их на подходящее расстояние к берегу и выпустить на воду там. При включении в состав «первого броска» артиллерийских подразделений, идущих, как было указано, без лошадей, продвижение орудий после высадки на берег производится тракторами-тягачами или танками и танкетками…»[22].
Интересно и следующее высказывание, которое содержится в одном из источников: «…как выше мы неоднократно уже говорили, дивизию, для высадки, целесообразно делить на эшелоны, имея в составе каждого эшелона боевую стержневую часть, определяющую его тактическую физиономию… Ещё одно соображение должно влиять на расчленение десантной дивизии на эшелоны – это необходимость иметь на месте высадки, в распоряжении командующего десантными войсками, манёвренный резерв, для подкрепления производящейся высаженными войсками атаки прибрежной неприятельской позиции – в должный момент и в должном месте…»[23]. Здесь мы должны обратить внимание и на мнение профессора Б.Б.Жерве относительно общей оценки сил, которые должны быть задействованы в десанте:
«…В настоящее время оперативные условия высадки на занятое противником побережье совершенно изменились. Современные средства тактической обороны побережья являются настолько мощными, и в смысле их сопротивляемости, и в отношении развиваемой ими силы огня, – что о предварительных «бросках» морских ударных команд, – в общем нормально случае, – думать не приходится. Атаку защищающей побережье неприятельской укреплённой позиции производит, при могущественной поддержке артиллерии флота, широким фронтом 1-й эшелон, в состав которого, – в вышеприведённом примерном нашем расчёте высадки на данном участке одной дивизии, – входило: две трети её состава, т.е. два полка, 30 танков…»[24].
Развивая эту мысль, указанный автор предлагает и в качестве стандартной «следующую схему подразделения десантной дивизии на эшелоны, отмечая, вместе с тем, что конкретная схема, в каждом данном случае, должна вытекать из всей совокупности обстановки и, прежде всего, из принятого плана высадки:
I эшелон: 2 стрелк.полка, 2 роты танков…
II эшелон: 75 м/м артиллерия и 3-я рота танков…
III эшелон: 3-й стрелк.полк, 4-я рота…»[25].
При этом, профессор Б.Б.Жерве обращает внимание и на вопросы технического обеспечения подобных операций:
«…Современным условиям высадки отвечают пловучие средства сравнительно большой вместимости, могущие, например, брать на себя, для перевозки с транспортов на берег. Десантную часть в следующем составе:
2–3 танка,
1 рота пехоты,
1 пулемётный взвод,
1 – 37 м/м авт.пушка.
Из расчётных норм, приведённых нами в той же главе, не трудно убедиться, что для перевозки такой десантной части на берег требуется шаланда со средней вместимостью около 300 тонн…»[26].
Здесь мы заметим, что в учебно-теоретических нормах расчётов воинских перевозок морем, о которых говорит здесь профессор Б.Б.Жерве (работа которого была издана в 1931 году), тоннаж по танкам был следующим: тяжёлый – 25 тонн, средний – 15 тонн, лёгкий – 6 тонн.
Что же касается всего приведенного выше в целом, то далеко не лишним будет обратить внимание и на то, профессор Б.Б.Жерве, рассуждая о целесообразности подразделения десантной дивизии на эшелоны, также обращал внимание и на следующее условие – пока силы I эшелона при интенсивной поддержке огня корабельной артиллерии производят атаку неприятельской позиции, специальные части на самом побережье спешно устанавливают пристани и разгрузочные на них приспособления, необходимые для выгрузки артиллерии более крупных калибров и тяжёлых танков, идущих в составе следующих эшелонов.
В свою очередь, капитан 1-го ранка Н.Б.Павлович отмечает в своих работах, что с отходом на берег «первого броска» части 1-го эшелона начинают посадку на высадочне средства. Если с первым броском шло на берег очень незначительное число тяжёлых боевых средств десанта[27], то с 1-м эшелоном их будет значительно больше; вероятна отправка некоторого количества лошадей для артиллерии. Способ выгрузки танков зависит от того, какие средства высадки перевозят их с транспортов на берег. Перегрузка на небольшие высадочные средства может производиться подъёмными стрелами или кранами, а на баржи – самоходом, по сходням, установленным отлого, с транспорта на баржу[28]
Указанный автор также акцентирует внимание на нежелательности присутствия в 1-м эшелоне громоздких средств высадки, поскольку последние, «давая, с одной стороны, возможность высадить с них значительное количество танков, танкеток или орудий, в то же самое время оень стесняют движение, создают трудности при подходе к берегу и представляют собою слишком заметную цель для противника»[29].
Чрезвычайно любопытно и то, как упомянутый выше исследователь описывает особенности выгрузки танковой техники на берег, замечая, в частности, что «танки выгружаются самоходом по помостам, если можно подойти к берегу вплотную. Если же подойти к берегу вплотную нельзя, их можно выгружать в воду на глубине меньше ¾ м, а танкетки – меньше – ½ м»[30]. При необходимости же выгрузки танка или танкетки в воду, «нужно обследовать путь по мелководью до береговой черты, так как каменистое дно с крупными круглыми камнями может послужить непреодолимой преградой для них»[31].
Думаем, что все приведённые выше цитаты в достаточной мере иллюстрируют как основные проблемы, которые необходимо было решать в ходе подготовки десантной операции, так и определённые закономерные особенности эффективного использования бронетехники при высадке десанта, проявившиеся в полной мере во время проведения Керченско-Феодосийской стратегической десантной операции. Как нетрудно заметить, в составе сил, участвовавших в первом броске сразу в нескольких районах Керченского полуострова, а также в порту Феодосия, использовались, соответственно, либо танковые взводы по 3 машины на каждом участке, либо подразделения большей численности, имевшие в своём составе амфибийную бронетехнику.
Неожиданные изменения уже в период между первым броском и подходом I эшелона на Феодосийском направлении были внесены самой штормовой погодой, в результате чего 24-й отдельный танковый полк, который должен был высажиться вслед за 79-м отдельным танковым батальоном в порту Феодосия, в действительности, был вынужденно выгружен в Керчи, что, безусловно, отразилось на дальнейшем развитии операции.
Изучение всего массива собранных источников, включая и уникальные архивные документы, позволило нам составить не только общее представление о том, каким образом и когда именно те или иные советсые танковые взводы, роты и батальоны снова появились в Крыму, но и сформировать более детальную картину по каждой танковой части. Общеизвестно сегодня, что всего в Керченско-Феодосийской десантной операции участвовало сразу несколько танковых частей[32] – в составе 44-й армии были задействованы 24-й ОТП, а также 79-й и 126-й ОТБ, в составе 51-й армии – 124-й ОТБ.
Весьма интересен здесь и такой нюанс как характер участия 126-го отдельного танкового батальона в вышеуказанной десантной операции – данная часть (наряду с 398-й и 400-й стрелковыми дивизиями) находилась в резерве Закавказского фронта (дислокация на 13.XII.1941 – район станиц Варениковская, Киевская, Абинская) и «в конце декабря 1941 года отдельными подразделениями участвовала в десанте». Вызывает большое любопытство и количество бронетехники, фактически имевшееся в составе указанных танкбатов. Так, в распоряжении штаба 44-й армии имелось 56 «легких танков», а командование 51-й армии располагало 29 танками.
Такое сочетание танковых подразделений и количества техники, которое реально было в наличии, весьма примечательно. И если в отношении 51-й армии всё примерно ясно – в составе 124-го ОТБ имелось 29 штатных машин, то распределение по танкам между 24-м ОТП и двумя ОТБ, в том числе и 126-м, было несколько иным.
Заметим также, что северо-западное направление было закреплено за 51-й армией. Войска же 44-й армии должны были начать высадку десантов в южной части Керченской полуострова – у мыса Опук 26 декабря (флотгруппа «Б») и под Феодосией (флотгруппа «А») – 29 декабря.
В данном контексте следует обратить внимание и на «Отчёт о десантной операции по захвату Керченского полуострова и городов Керчь и Феодосия 26.–31.12.41»[33], согласно которому «со стороны Азовского моря после внесения корректив в первоначальный план операции было, в частности, принято решение и о высадке 6 танков для усиления десанта».
В этой связи отметим и 124-й ОТБ, погрузка которого в Очемчири для дальнейшей переброски была запланирована на вторую половину дня 26.XII.1941[34] (15:25).
Как известно, Азовской флотилии предстояло утром 26.XII.1941 обеспечить высадку десантных войск сразу в пяти пунктах (мыс Зюк, Мама-Русская, Тархан[35], мыс Хрони и Еникале), для чего были сформированы 5 сводных отрядов из различных транспортных и других, приспособленных для перевозки войск, судов. Погодные условия в день высадки заставили командование изменить первоначальный план – основные силы направлялись к мысам Зюк и Хрони. Всего же по плану высадки на этом направлении, принятом еще в начале декабря, командованием 51-й армии предусматривалось использование 6 легких танков Т-26. Первые 3 танка (из состава сил 51-й армии (то есть всё того же 124-го ОТБ) – доставлены на барже «Таганрог»[36], ведомую буксирным пароходом «Дофиновка») были выгружены в районе мыса Хрони уже к 10:30. В свою очередь, у мыса Зюк к исходу первых суток операции также было десантировано 3 Т-26 – танки были переправлены на барже «Хопёр»[37], буксируемой пароходом «Никополь».
Слово исследователю А.В.Неменко:
«…К берегу направился буксир «Никополь» с баржой «Хопер», на которой находились три танка и два орудия.
Команда баржи, руководимая военным комендантом «Никополя» старшиной второй статьи Алексеем Степанчуком, сначала подтянула баржу к берегу и закрепила ее, а затем стала выгружать боевую технику. Под огнем противника десантники, находясь по грудь в ледяной воде, несколько раз преодолевали пространство длиной более десяти метров, перенося на руках противотанковые орудия. Спустя всего час после подхода десантного отряда к берегу, в 11 дня, появилась немецкая авиация, которая принялась беспощадно топить запоздавшие части десанта…». Заметим, что успех обеих высадок во многом стал возможным благодаря самоотверженности экипажей судов и самих десантников. Так, несмотря на сложнейшие погодные условия и самолёты противника, 26 декабря 1941 года 3 танка Т-26 были благополучно выгружены по сходням с баржи «Хопёр», которой удалось после нескольких попыток подойти поближе к берегу. Как отмечает в своей работе В.Н.Савилов, «высадка техники происходила в очень тяжёлых условиях и благодаря титаническому труду сапёров, которые вручную с помощью тросов смогли баржу подтянуть к берегу»[38]. Необходимо отметить и то, что в последующие дни высадка танков продолжала оставаться одной из главных проблем операции. Так, 28 декабря 1941 года новый отряд транспортов был отправлен из Темрюка для высадки у мыса Хрони, куда суда прибыли к 01:00 29.XII.1941, где в связи с возникшими трудностями с непосредственной организацией высадки, 3 танка так и не смогли выгрузить на берег.
Всего же, в период с 26 по 31 декабря 1941 года, было благополучно десантировано 9 танков Т-26 из состава сил 51-й армии, из них 3 танка – у мыса Зюк, 3 – у мыса Хрони и 3 – в Керчи. При этом, первые шесть легких танков Т-26 из состава, видимо, 124-го отдельного танкового батальона, сыграли большую роль в действиях десантных подразделений – в последующие дни погода резко ухудшилась, а оставленные без прикрытия пункты высадки были взяты под контроль противником, что осложнило высадку новых частей.
Десантные же подразделения в это время вели ожесточенные бои, в которых танки Т-26 были незаменимы. При этом, продвижение этих отрядов, которое было на первых порах весьма успешным при поддержке танковых взводов, ставших неприятным сюрпризов для немцев, конечно, быстро сошло на нет, в том числе и по причине малочисленности бронетехники, которую смогли высадить в первые сутки операции.
Интересную деталь в отношении ситуации, произошедшей с десантом, высадившимся в районе мыса Хрони, подмечает В.Н.Савилов – силы десанта в ходе наступления на Булганак отдалились от береговой полосы, вследствие чего, 28 декабря 1941 года суда второго эшелона не смогли высадить ещё три танка Т-26, так как немцы вновь смогли занять соответствующий участок побережья[39].
30 декабря была предпринята очередная попытка переправить на противоположный берег дополнительные силы, среди которых имелось и 3 танка – отрядом транспортов (для запланированной высадки у мыса Хрони или Еникале) было принято на борт 3 танка, которые вместе с остальными силами десанта утром следующего дня – 31.XII.1941 – были перенаправлены на Керчь. Утром 1 января 1942 года эти танки были выгружены в Керчи.
Причиной таких изменений в первоначальном планировании стало то, что суда застряли в плавучем льду, и от высадки пришлось отказаться. Это были последние танки Т-26 из 124-го ОТБ, задействованные в первых десантах. После 31.XII.1941, когда началась массовая высадка десантов, остальные части 51-й армии переходили на территорию Керченского полуострова уже по льду.
Попутно заметим, что танки переправлялись в Крым не только непосредственно на транспортах и боевых кораблях. Использовалась также и ледовая дорога зимой 1941/1942 через пролив: вся северная часть Керченского полуострова между косой Чушка и Еникале была скована льдом, по которому, благодаря умению саперов, с 28.XII.1941 по 01.I.1942 и с 20.I.1941 по 11.II.1942, по сведениям А. Широкорада, И. Мощанского, А. Савина было переправлено, в частности, 46 тракторов и 10 танкеток.
Не менее интересной является и история с высадкой бронетехники, входившей в состав сил 44-й армии, для переброски частей которой были созданы временные флотские группы «А» и «Б»[40]. Здесь необходимо обратить внимание и на следующее обстоятельство: посадка войск 44-й армии началась в 17:30 28.XII.1941, при этом, «Жан-Жорес» из состава I отряда транспортов принял на борт 20 танкеток. Утром того же дня (в 03:00) была начата посадка на суда и II отряда транспортов. При этом, на «Калинин» было погружено 14 танков.
В свою очередь, «Жан Жорес», вошедший в порт Феодосия после 11 часов вечера 29 декабря 1941 года, закончил разгрузку к вечеру следующего дня и отбыл в Новороссийск после 22:00 30.XII.1941, а «Калинин» пришёл в порт Феодосия ночью 31 декабря 1941 года (после 01:30) и уже к 13:00 того же дня, несмотря на то, что при входе в порт осколками от авиабомбы была повреждена кормовая стрела, закончил разгрузку и также вышел на Новороссийск.
Таким образом, в составе группы «А», которая направлялась в Феодосию действовали отряд корабельной поддержки и 2 отряда транспортов, в данный порт в течение двух трёх суток было доставлено 34 ЛЁГКИХ ТАНКА, включая 20 танкеток Т-37/Т-38[41] (видимо, разведрота легких танкеток из штата какой-либо стрелковой дивизии или сводная рота из 4 разведвзводов из разных соединений). Заметим также и то, что в отношении типов танков в литературе существуют и другие версии.
Так, исследователь А.В.Неменко говорит о 20 танках Т-26, которые были перевезены I отрядом транспортов наряду с 236-й СД. Такие сведения полностью корреспондируются с данными о количестве машин, задействованных непосредственно для десантной операции – 9 танков из состава сил 51-й армии и 34 бронеединицы 44-й армии вместе составляют те самые «43 танка», о которых, в своей очередь, упоминается в ряде источников и документов, включая и известную «Сводную таблицу о количестве высаженного десанта соединениями Черноморского Флота / период Керченско-Феодосийской операции 26–31.12.41 / », приведённую в качестве приложения в «Отчёте о десантной операции по захвату Керченского полуострова и городов Керчь и Феодосия 26.–31.12.41»[42].
Однозначно утверждать, что среди 34 бронеединиц было именно 20 Т-37/Т-38 и 14 Т-26 мы не можем. Не исключено, что под общей цифрой «43 танков», указанных в упомянутом выше документе, скрываются машины и других типов. Заметим также и такую деталь – в последующие дни перевозка сил на обоих направлениях активно продолжалась, а сама цифра в 43 танка, всего высаженных на всех направлениях в соответствующий период, может быть не совсем точной, если вспомнить, что «при высадке морского десанта в районе Керчи 31 декабря 1941 года были задействованы Т-27 и плавающие танки Т-37А, самостоятельно сошедшие с самоходных барж». Естественно, танками эти машины в полном смысле слова не были, но практика учета танков и танкеток «в одной графе», которая четко прослеживается в отношении всего Восточного Фронта в первые два года Войны, позволяет нам сделать вывод, что РЕАЛЬНОЕ ЧИСЛО бронеединиц, которые участвовали в десантной операции и были успешно выгружены на территорию Керченского полуострова, может и превышать число в 43 танка.
В действительности же, все было несколько иначе, если принимать во внимание штат, в соответствии с которым были сформированы 124-й, 125-й (направленного в Севастополь) и 126-й отдельные танковые батальоны (29 танков, из них несколько единиц lend-lease[43]), а также то, что танкетки Т-37А и Т-27 появились в районе Керчи не благодаря судам Азовской флотилии, а были доставлены сюда после неудачных попыток группы «Б» из состава Черноморского Флота произвести высадку в районе мыса Опук.
Поэтому последние 3 танка Т-26, которые были переправлены силами Азовской флотилии 31 декабря на Керченский полуостров (вероятно, в районе мыса Тархан), и вошедшие затем в соответствующую отчетность по этому направлению, и легкий разведвзвод из Т-37А и Т-27 (в котором было не три, а ПЯТЬ ТАНКЕТОК!), который в итоге, высадился в районе Керчи – это бронетехника из состава разных армий. В этом случае, все «становится на свои места»[44] и, самое главное, полностью корреспондируется с официальными сведениями о перевозке бронетехники 51-й и 44-й армий

Наиболее важным нюансом в этом эпизоде является в целом справедливое и обоснованное предположение о том, что в первом эшелоне 24-й отдельный танковый полк[45] из состава 44-й армии вообще не участвовал, а был переброшен на территорию полуострова в последующий период. Такое утверждение корреспондируется и со сведениями отдельных источников, указывающих, что 24-й ОТП прибыл в Крым лишь в начале февраля 1942 года.
Косвенно на правильность такого предположения могут указывать и данные по состоянию на 1 февраля 1942 года, согласно которым в составе танкового полка имелось 46 лёгких Т-26, что также ярко демонстрирует его неучастие в жестоких январских боев, в которых было потеряно несколько десятков советских танков и танкеток).
Однако, реальная действительность и в этом случае была более, чем уникальной.
Такой вывод мы можем сделать сегодня, если обратим внимание на совершенно потрясающие воображение любого, кто хотя бы бегло изучал хронологию Керченско-Феодосийской десантной операции, сведения, которые содержатся в великолепной статье-интервью Г.Койфмана, взятого данным автором (уже хорошо известным нам по знаменитому и интереснейшему интервью с одним из ветеранов-морпехов – участников боёв за Севастополь) у одного из кадровых танкистов, воевавших в составе 24-го ОТП – Ивана Владимировича Маслова.
Участник «освободительного похода» на Польшу (25-я ТБр) и Финской войны (25-й ТП), И.В.Маслов осветил интереснейшие подробности и о том, при каких обстоятельствах был сформирован 24-й отдельный танковый полк, как эта часть затем приняла участие в боевых действиях на территории Ирана и как затем была переброшена в Новороссийск, к началу десантной операции в конце декабря 1941 года.
Далее мы позволим себе привести нескольких обширных цитат, поскольку интервью, взятое Г.Койфманом у ветерана нескольких войн, с точки зрения информативности и ценности сообщаемых сведений стоит десятков книг, выпущенных в разные годы и так не рассказавших ничего о славных делах советских танкистов в боях за Крым:
«…В мае 1940 года нас погрузили в эшелон и отправили в Азербайджан. Прибыли в Кировабад[46]. Там находился огромный гарнизон, но до нас в нем не было танковых частей. Здесь на базе бывшей 24-й кавалерийской дивизии[47] и нашего «финского» 25-го ТП развертывался новый танковый полк, получивший название «24-й отдельный ТП». После финских лютых морозов мы попали в рай. Теплый климат, кругом фрукты. Но гоняли нас здорово. Танкисты даже преодолевали марафонскую дистанцию – 41 км, в сапогах, с личным оружием и противогазами. В этом марафоне я занял второе место в дивизии.
Здесь произошла замена командного состава. К нам прибыл новый командир полка, некто полковник Лебеденко, бывший преподаватель в военной академии. Тупица невероятный, полный ноль – и как командир, и как человек. Он потом наш полк в Крыму быстро угробил, и не поперхнулся даже…[48]
…Я готовился к демобилизации, меня перевели на должность инструктора учебной машины. На ней я готовил танкистов, обучал новобранцев и «старые» экипажи стрельбе и вождению. Здесь я вдоволь настрелялся из танковой пушки и достиг в стрельбе определенных высот. Умение отлично стрелять отчасти спасло меня на фронте от неминуемой гибели.
«Г.К. – Что происходило с Вашим танковым полком после объявления о начале войны?»
И.М. – Уже в конце июня 1941 года наш полк перебросили в Степанакерт. Нас пополнили «запасниками» из закавказских республик. Неделю мы простояли в лесу, потом нас погрузили в эшелоны и привезли на границу с Ираном. И когда поступил приказ на вторжение в Иран, мы пересекли речку Зульфа и дошли до города Ардебиля…
…В Тегеране был устроен совместный парад английских и советских войск. Меня и командира танка Ковалева отобрали от нашей части на этот парад. Парад состоялся на стадионе, возле дворца иранского шаха. Представители Красной армии прошли колоннами спокойно, а английские войска местные жители забросали камнями…
…Из Тегерана нас вернули в Грузию. В Тбилиси на 13-м танково-ремонтном заводе мы привели свои машины в порядок, и нас перебросили в Новороссийск.
В конце декабря мы стали готовиться к высадке в Феодосии. Танки погрузили на баржи, и вечером 31 декабря 1941 года вместо Феодосии нас высадили на берегу в Керчи. Высадка десанта шла под непрерывным огнем противника. Так лично для меня началась война с немцами.
«Г.К. – С каким настроением высаживались в Керчи?»
И.М. – Настроение у танкистов в экипажах было боевым. Не забывайте, что мы были кадровой частью, а такие подразделения всегда имели более высокий боевой дух по сравнению с частями, сформированными из «запасников». У меня лично было огромное желание побыстрее намылить немцам холку и здорово им по шее накостылять.
Хотел также и брату помочь. Мой младший брат Владимир, 1921 г. р., был моряком, служил на ЧФ и во время осады Севастополя воевал в бригаде морской пехоты. Володе посчастливилось выжить в последние дни обороны города: его, тяжелораненого, вывезли из погибающего города на корабле. С войны Владимир вернулся инвалидом на костылях. На его живот посмотришь, и становилось жутко – сплошной рубец из шрамов…
«Г.К. – Что из боев в Крыму наиболее запомнилось?»
И.М. – Мы довольно быстро прошли с боями до района Первомайска и Семиколодзей. Дошли до Владиславовки, это в 15 км от Феодосии. Был тяжелый ночной бой. Вышли на рассвете из боя, нам привезли завтрак, ребята «закусили» крымским вином, которое нам выдавали вместо «наркомовской» водки. Тут появляется наш «полководец», товарищ Лебеденко, и снова нас гонит в бой. Решил наш полковник отличиться, проявил инициативу. А мы-то все пьяные. Его попросили отложить атаку на час, но куда там… Пошли в атаку.
А я даже прицел не могу точно поставить: координация нарушилась, ориентируюсь с трудом. И сказал себе в эту минуту: если сегодня выйду живым из боя, никогда больше не буду пить перед атакой. 50% танков мы потеряли в этой атаке. Очень хорошие ребята погибли в этот страшный день. А этому Лебеденко хоть бы хны. Все из себя стратега корчил, даже впоследствии комбригом стал, но как командир был полной бездарностью и показал себя с самой худшей стороны. Нас немцы бомбят, а он из пистолета по самолетам стреляет. Снайпер хренов…. Но ни с кого тогда не спрашивали за неоправданные потери и не интересовались: а как же ты, товарищ командир полка (или бригады), все свои танки угробил?..
13 марта 1942 года мой танк был подбит. Во время атаки, прямо рядом с передовой немецкой траншеей, немецкий снаряд попал в моторный блок. Я выскочил из танка и залег рядом с подбитой машиной. Немцы решили меня взять живьем в плен. Застрелил пятерых из пистолета. Повезло… Один из немцев попал мне пулей в правую кисть. Прорвался с последним патроном в пистолете. Упал на землю на «нейтралке», даже ползти сил уже не было. Лейтенант-военфельдшер вытащил меня с поля боя.
Вывезли на мотоботе в Новороссийск, оттуда попал в госпиталь в Кисловодске. Выписался в первой декаде мая. Вернулся на Тамань, переправился через залив в Керчь, и пошел к фронту – искать свой танковый батальон. А там уже наши драпают «в полный рост». Обстановка ужасная. Кругом – повальное бегство, горящие машины. Паника… Немцы прорвали оборону на участке 44-й армии, а потом и соседние части были выбиты с позиций. Батальоны со славянским костяком[49] еще держались, а остальные….
Было очень много ненадежных частей, сформированных из среднеазиатских нацменов, кавказцев и крымских татар. Эти части бежали первыми. Проглотит такой «воин» кусок мыла или стрельнет себе в руку, и его сразу 10 односельчан волокут на плащ-палатке в тыл, с визгами, стонами и криками…
Я не хочу никого оскорбить по национальному признаку, но так было в эти дни в Крыму. В деревнях, заселенных крымскими татарами, нам никто двери не открывал и даже воды попить не давали…
Я метался вдоль линии фронта и пытался найти свой батальон, но все мои усилия были тщетными.Нарвался на заградотряд. Командир заградотрядовцев остановил отступающих в панике красноармейцев и приказал: «Занять оборону!». Я подошел к нему: «Товарищ командир, я – кадровый танкист, дайте мне танк. Я же из винтовки в жизни всего пару раз стрелял». Он ответил: «Танкист? Отойди в сторону, останешься с нами». Несколько дней я провел в этом заградотряде.
И то, что мне довелось увидеть и испытать за эти дни, я вам не хочу рассказывать даже сейчас, хоть и прошло уже 65 лет с того страшного мая 42-го. Сил нет передать, что там творилось. Слов не подобрать… Это действительно была катастрофа. Трагедия… Я даже видел генерала, который в полном одиночестве сам строил себе плот на крымском берегу. А как происходила переправа через залив… Под непрерывным минометным обстрелом и непрекращающейся бомбежкой с воздуха солдаты пытались на плотах, на автомобильных покрышках и просто вплавь переправиться на восточный берег. Течение сильное, почти всех утаскивало в море. Там такое творилось…
Все спасались, кто как может. Не было даже намека на организованную эвакуацию войск на таманский берег. Поверьте, лучше вам все это не знать…
Я многое прошел на фронте, и очень многое мне пришлось увидеть, но нет в моей памяти ничего страшнее этих майских дней…
«Г.К. — Как Вам удалось уцелеть в Крыму?»
И.М. – 21 мая 1942 года я решился вплавь переправиться на наш берег. И когда уже казалось, что все, каюк, мне удалось зацепиться за борт последнего катера, уходящего от керченских берегов. Катер был жутко перегружен, меня сначала не хотели даже поднимать на борт…»
Думается, что ознакомление с содержанием данного интервью в полном объёме является сегодня необходимым для каждого исследователя, занимающегося изучением катастрофы Крымского Фронта 1942 года. Заметим, что и в контексте Керченско-Феодосийской десантной операции из данного материала можно почерпнуть очень многое, причём подчас гораздо более ценное, чем справки, ведомости, планы и отчёты, пылящиеся до сих пор в полурассекреченных архивных фондах и крайне медленно и избирательно вводимые в «научный» оборот при помощи оцифровки…
Если же начать разбираться с данной, без всякого преувеличения, бесценной информацией более детально и последовательно, то следует, прежде всего, обратить внимание на дату высадки подразделений 24-го ОТП в районе Керчи – 31 декабря 1941 года, вечер. Эти данные полностью переворачивают устоявшееся было представление о динамике высадки отдельных танковых частей в течение Керченско-Феодосийской десантной операции и позволяют совершенно по-новому взглянуть на весь дальнейший ход развития событий.
Зачем соответствующему военному руководству понадобилось столь тщательно скрывать данную информацию, понять не сложно, если внимательно ознакомиться в том числе и с содержанием «Отчёта о десантной операции по захвату Керченского полуострова и городов Керчь и Феодосия 26.–31.12.41» (Оперативный отдел штаба Черноморского Флота), победно-реляционный дух которого плохо бы иллюстрировался подобными «нюансами». Объективности ради необходимо обратить внимание и на то, что не отставало от флотского начальства в нежелании заострять внимание в отчётах на очевидные просчёты, и руководство сухопутными войсками, принимавшими участие в операции. Страшные потери, которые понёс 24-й отдельный танковый полк уже в первые январские дни 1942 года в районе Владиславовки, стали в каком-то смысле своеобразным прологом и общего провала под Феодосией.
Характерно и то, как ситуация с 24-м ОТП нашла отражение в организационных изменениях – начиная с 1 января 1942 года, штабу 44-й армии были наконец непосредственно подчинены, наряду с уже находившимся в его распоряжении 126-м ОТБ, 24-й отдельный танковый полк и 79-й ОТБ.
Примечательно в этой связи и содержание переговоров по прямому проводу между Верховным Главнокомандующим, а также начальником Генштаба, с командующим войсками Кавказского Фронта от 05.I.1942, в ходе которых генерал-лейтенант Козлов заметил, что для начала активных действий между 10 и 16 января 1942 года, необходимо будеть иметь в районе Феодосии минимально одну танковую бригаду, 24-й ТП, 54-й мотострелковый полк и тыловые части действующих дивизий[50].
Объясняя же ситуацию, сложившуюся с проведённым десантом, Козлов, в частности, обратил внимание шторм, который не дал выгрузить мотополк и танковый батальон в районе Феодосии[51]. В дальнейшем, 54-й мотострелковый полк, как и танковый полк упоминаются в литературе лишь в связи с поддержкой 398-й стрелковой дивизии, где обе эти танковые части действовали в составе «сводной группы Шаповалова».
Что представлял собой 24-й отдельный танковый полк на момент переброски в Крым в конце декабря 1941 года?
Некоторые и весьма интересные сведения об этой отдельной танковой части можно почерпнуть из соответствующего архивного дела, в котором содержится «Отчётный доклад о действиях 47 и 44 армий в Иране за период с 25.08. по 01.09.41 г.», включающий, соответственно, отчётные доклады по каждой из армий, а также журналы боевых действий, приказы и другие оперативные документы.
Архивные данные говорят о том, в частности, что к 30 августа 1941 года 24-й танковый полк вышел из состава 44-й армии и перешёл в распоряжение штаба 47-й армии. По окончании же операции, согласно оперативной директиве штаба Закавказского фронта №004/ОП от 02.IX.1941, 24-й ТП дислоцировался в Казвине[52].
Любопытно и то, как описываются действий танковых частей самой 47-й армии в соответствующем журнале боевых действий. Так, 25 августа 1941 года упоминается 73-й отдельный танковый батальон во время движения по мосту у Шахтахты после его захвата, который продолжает активно участвовать в наступлении и в течение следующего дня[53]
Обратим внимание и на то обстоятельство, что именно в этом районе на начальном этапе операции действовала 63-я ГСД и отдельный армейский танкбат 47-й армии. Эти соединение и часть также упоминаются затем в оперативных документах вместе с 13-м мотоциклетным полком.
Например, 26 августа 1941 года все эти части – «63-я ГСД с 13-м мотоциклетным полком, ОТБ» – должны были выполнить задачу по разгрому «Макинской группировки противника», поставленную в боевом приказе штаба 47-й армии №002/ОП от 25.VIII.1941 (21:00)[54] и захватить населенный пункт Мако.
Оперативные сводки, в свою очередь, отмечают совместные боевые действия 13-го мотополка и ОТБ 29–31 августа 1941 года[55].
Представляет интерес и первое упоминание отдельного разведывательного батальона 236-й стрелковой дивизии, которое можно найти в армейской оперативной сводке за №62 к 8 часам утра 30 августа 1941 года[56].
Согласно же оперативной сводке №67 к 20 часам вечера 1 сентября 1941 года, 13-й мотоциклетный полк и отдельный танковый батальон, находившиеся на марше Ризайе-Дильман, были подчинены штабу 236-й стрелковой дивизии[57].
Интересен и приказ войскам 47 армии «О передислокации частей армии» №0019 от 21 августа 1941 года, предусматривавший, в частности, сосредоточение отдельного армейского танкового батальона к 4 часам утра 23.VIII.1941 на северной окраине Шахтахты[58].
Что же касается 236-й стрелковой дивизии, то это соединение было подчинено штабу 47-й армии в соответствии с приказом Командующего войсками Закавказского военного округа №0844/ОП от 21 августа 1941 года, в связи чем командармом-47 был издан соответствующий приказ войскам 47-й армии №0020/ОП от 23.VIII.1941, в частности, содержащий прямое указание комдиву-236 предоставить командующему 47-й армии сведения о боевом и численном состава соединения, прибыв с докладом о состоянии дивизии к 11 утра 24 августа 1941 года[59]. Аналогичный приказ за №0021/ОП от 23.VIII.1941 касался и 13-го мотоциклетного полка, который в оперативных документах обозначался и как 13-й мотополк. Эта часть также поступила в распоряжение штаба 47-й армии и действовала на начальном этапе на одном направлении с 73-м ОТБ[60].
Возвращаясь же к 24-му танковому полку, заметим также, что 24-я кавалерийская дивизия, с которой было связано формирование этой отдельной части, 28 августа 1941 года перешла в подчинение штаба 47-й армии[61].
Особый интерес, по понятным причинам, мы проявляем и к подробностям участия 24-го танкового полка в операции на территории Северного Ирана, которые можно узнать, например, из «Отчёта о боевых действиях войск 44 армии в Иране, в период с 21.08.41 по 10.09.41 г.», согласно которому, до начала операции 24-й ТП дислоцировался в роще в 2 км южнее Новые Алвады[62], а 22.VIII.1941 в 17:00 выступил из Нарбаги в направлении на Азербайджан[63].
При этом, боевым приказом Армии №-001 от 21.VIII.1941 (17:25), дополненным впоследствии боевым приказом №-003 от 23.VIII.1941 (19:00), перед 24-м ТП ставилась задача занять район Тоблогой[64].
После перехода госграницы в указанном районе 24-й ТП участвует в наступлении на Ардабиль[65], который, совместно с частями 20-й ГСД, был взят под контроль к 18:00 25 августа 1941 года. Примечательно, что после этого первого успеха командиры и комиссары 24-го ТП и 20-й ГСД, «действовавших особенно быстро и организованно», «заслужили благодарность Военного Совета Закавказского фронта»[66].
26 авуста 1941 года 24-й ТП находится в Ардабиле, где, вместе с 20-й ГСД «приводит себя в порядок, подтягивает тылы»[67].
Дальнейшее участие 24-го ТП в наступлении было приостановлено из-за необходимости привести в порядок матчасть.
После возобновления наступления, 28 августа 1941 года командир 24-го ТП, убедившись в невозможности пройти танками через перевалы, на присоединение к 17-й ГКД, штабу которой танковый полк был переподчинен, повернул назад на Ардабиль[68].
К исходу 28 августа 1941 года 24-й ТП возвращается в Ардабиль[69], а на следующий день – 29.VIII.1941 – полк, находясь в Шамеспи, снова приводит в порядок материальную часть[70], а затем совместно с 17-й ГКД принимает участие в захвате Сераб и 30 августа, находясь уже там, снова занимается приведением в порядок матчасти, из-за плохого состояния которой танковый полк (готовившийся к дальнейшему продвижению в течение дня 31 августа[71]) смог добраться до своего конечного пункта – Миане – только к утру 01.IX.1941, растеряв по дороге до 50% неисправных машин[72]. К исходу этого же дня все подразделения полка сосредоточены в Миане, где 24-й танковый полк и оставался до особого распоряжения[73].
Боевым приказом Армии №-009 от 3 сентября 1941 года (14:00) 24-му танковому была поставлена задача оставаться в Миане, с переходом в подчинение 47-й армии[74].
Чрезвычайно важным нюансом является и то, что по результатам Иранской операции, командование 44-й армии сделало соответствующий оперативно-тактический вывод о применении танков в операции 44-й армии, которое «носило характер самостоятельных действий единственного, неукомплектованного, с изношенной матчастью танкового полка». Как отмечается далее, «однако смелый бросок танков, обеспечил захват Ардабиля и создание паники в частях 15 пехотной дивизии. Дальнейший марш всего на глубину 500 км, повлёк за собой отставание до 50% материальной части». Среди причин потерь были отмечены такие: «сказалась необеспеченность полка запасными частями и ремонтными подразделениями, явившимися в состав Армии со значительным запаздыванием»[75].
Как видим, после участия в вводе советских войск на территорию Северного Ирана, 24-й отдельный танковый полк понес не безвозвратные, но весьма значительные потери по причине технических поломок. Что здесь сыграло большую роль – состояние танкового парка после Финской войны и всех реорганизаций, или же не совсем грамотное использование техники в условиях достаточно специфической местности Ирана – сказать однозначно нельзя.
Очевидно, что материальная часть, на которую ссылаются составители отчётов, была не в таком страшном состоянии, как это может показаться на первый взгляд при прочтении соответствующих документов.
С другой стороны, активные наступательные действия быстро обнаружили изношенность комплектующих – любой марш вообще губителен для танков как таковой, а уж в условиях Северного Ирана – тем более.
Как бы то ни было, по завершении указанной операции, у командования армии было достаточно времени, чтобы привести в порядок не только имеющуюся матчасть, но и попытаться качественно её обновить, принимая во внимание сделанные оперативно-тактические выводы. Произошло ли это на самом деле – судить сложно, хотя, учитывая весь комплекс обстоятельств, можно предположить с большой долей уверенности, что к декабрю 1941 года 24-й танковый полк, если и превосходил в чём-то 79-й, 124-й, 125-й и 126-й отдельные танковые батальоны, то только в количестве техники. С точки зрения технического состояния танков, эта часть была в очевидном проигрыше, что, видимо, также не замедлило проявиться уже на Керченском полуострове, когда полк своим стремительным броском к Семи Колодезям совершенно преобразил весь ход Керченско-Феодосийской десантной операции.
В последующие январские дни 24-й ОТП, как известно, вновь за последние полгода потерял единовременно 50% материальной части, но уже совершенно по другой причине, тесно связанной, как, впрочем, и предыдущий эпизод, имевший место в Иране, с личностью командира 24-го ОТП – полковника Петра Павловича Лебеденко, самой лучшей иллюстрацией для характеристики которого как военачальника, с учётом мнения Ивана Владимировича Маслова, может служить, на наш взгляд, и следующий отрывок из воспоминаний самого П.П.Лебеденко:
«…Это было в апреле 1942 года. В штаб Крымского фронта поступила телеграмма от командующего бронетанковыми войсками Красной Армии генерала Федоренко. Он, как и эта комиссия, хотел знать причину больших потерь в танках и имена виновных. Познакомившись с телеграммой, заместитель командующего фронтом по танковым войскам генерал В. Вольский, человек довольно остроумный, чертыхнулся и сказал своему помощнику: «Сообщи: виноваты гитлеровцы. Они, сволочи, стреляли сильно».
Член комиссии полковник М.Ф. Панов, знакомый мне еще по учебе в академии, рассмеялся. Потом он побеседовал с нами. Выслушав наши объяснения, предложил изложить их письменно.
Уединившись с Прохоровичем в пустой окоп, мы быстро изложили на бумаге свои соображения. Основных причин неудачи назвали три: во-первых, перед атакой не подавлялась вражеская противотанковая оборона; во-вторых, на направлении нашего главного удара у противника имелись значительные противотанковые средства и, в-третьих, на подготовку атаки предоставлялось чрезвычайно мало времени, а в результате мы не могли по-настоящему изучить оборону противника, не успевали увязать с соседями вопросы взаимодействия и отремонтировать поврежденные танки.
В подкрепление своих доводов привели такие данные: девяносто три процента потерь танков мы понесли от артиллерийского огня, около четырех — от бомбежек с воздуха. Остальные три процента составляли потери в результате технических неполадок, а также случайных взрывов на вражеских минах. В заключение упомянули об отсутствии в бригадах тягачей для эвакуации с поля боя поврежденных машин, о нехватке запасных частей и изменении их номенклатуры.
Вручая полковнику Панову объяснительную записку, мы попросили передать комиссии, что никаких претензий к руководству корпуса не имеем…»[76].
Как видим, проблемы логистики, включая снабжение запасными частями, оставались такими же острыми, как и на территории Северного Ирана четыре месяца назад. Характерно и акцентирование П.П.Лебеденко на недостаток времени для разведки противотанковой обороны противника.
Не оспаривая суть высказанного И.В.Масловым относительно причин потерь, заметим всё же, что винить только командира танкового полка в катастрофе под Владиславовкой, не совсем верно – определённую роль, видимо, сыграло и вышестоящее начальство, естественно, желавшее реабилитироваться после внеплановой высадки части совершенно в другом районе, что имело огромные последствия для всей операции.
В целом, на основании сведений, которые содержатся в процитированным выше интервью с одним из непосредственных участников тех событий, в сопоставлении их со всем накопленным массивом информации, можно сделать такие предварительные выводы:
1) 24-й отдельный танковый полк, находившийся в непосредственном подчинении штабу фронта, планировалось перебросить в порт Феодосия в первых числах января 1942 года, погрузка на баржи была осуществлена 31.XII.1941;
2) 24-й отдельный танковый полк по объективным причинам пришлось высадить в Керчи, что кардинальным образом повлияло на весь ход операции в районе Феодосии, куда в спешном порядке стали перебрасывать другую отдельную танковую часть, а именно – 126-й ОТБ из состава 44-й армии;
3) 79-й отдельный танковый батальон, сформированный в составе 45-й армии в декабре 1941 года был в течение этого же месяца передан в распоряжение штаба 44-й армии и задействован для участия в Керченско-Феодосийской десантной операции в первом эшелоне – типы танков, которые в действительности, были в его составе, неизвестны; официальная версия о наличии 20 танкеток Т-37/Т38 и 14 танков Т-26 (всего 34 бронеединицы – по сути состав одного танкового батальона с учётом предусмотренных на тот период времени штатов) в известной степени является условной.
Подчеркнем – речь в данном случае идёт о танковых подразделениях и частях, которые предполагалось высадить именно в качестве ДЕСАНТНЫХ, в ПЕРВОМ ЭШЕЛОНЕ, а не об остальных бронетанковых силах, которые планировалось перебросить после успешного захвата первичных плацдармов для их дальнейшего расширения и развития самой стратегической операции как таковой. Именно поэтому так принципиально понять, какие отдельные танковые части должны высаживаться и в каком конкретном районе, и что произошло затем в действительности.
Интересно и то, что можно найти сегодня в немногочисленных источниках и в отношении пресловутого 79-го отдельного танкового батальона в контексте его высадки в Феодосии. Так, исследователь В.Н.Савилов[77] обращает внимание на запись переговоров по прямому проводу между А.М. Василевским и Козловым, в ходе которых последний, докладывая о десанте в Феодосии, упоминает, в частности, что во втором эшелоне с 29 на 30 декабря 1941 года должны будут высаживаться 236-я СД вместе с танковым батальоном[78].
Сведения, которые удалось собрать указанному автору относительно истории 236-й стрелковой дивизии, весьма примечательны. Данное соединение было сформировано как моторизованная дивизия в марте 1941 года, а затем в ходе реорганизации произошло и следующее очень любопытное для нас организационное изменение: приказом Генштаба командующему войсками ЗакВО о формировании четырёх управлений армий, датируемым 24.VII.1941[79], предусматривалось, в частности, что 236-я мотодивизия без танкового полка преобразуется в стрелковую с таким же номером, а её штатный 139-й танковый полк наряду с 24-м танковым полком 24-й кавдивизии (!) используется для формирования 7-го ОТБ 236-й СД, а также отдельных танковых рот №№4, 5, 6, 7 для 4-й, 13-й, 31-й и 317-й стрелковых дивизий[80].
И хотя в соответствующих перечнях соединений, частей и подразделений применительно к 236-й СД не упоминается отдельный танковый батальон за номером «79», тем не менее, именно эта часть, вошедшая в состав Действующей Красной Армии с 23.XI.1941, действовала совместно с 236-й СД в Феодосийском десанте, что лишний раз и достаточно наглядно иллюстрируется сведениями, собранными указанным автором в отношении очевидной организационной связи между соединением и отдельной частью зимой 1941/1942.
Перепроверка здесь уже не нужна, поскольку архивные документы, в частности, ежедневные справки о положении частей 44-й армии в первой половине января 1942 года под Феодосией, ясно указывают не только на активное участие 79-го ОТБ в занятии, а затем и обороне соответствующих рубежей, но и о том, что на деле, танковый парк данной части, видимо, представлял собой более грозную силу, чем это принято считать с оглядкой на информацию о танкетках Т-37/Т-38 в его составе. Огромный интерес в этом контексте представляют мемуары Героя Советского Союза А.Т.Алтунина, который командовал стрелковой ротой в составе 633-го СП 157-й СД и участвовал в десанте и последующих боях за Феодосию. Далее мы приводим обширную цитату, в которой очень наглядно описана одна из весьма характерных для Керченско-Феодосийской десантной операции ситуаций:
«…Справа от шоссе, где должен быть поселок Ближняя Байбуга, раздалась ожесточенная пальба. «Наткнулись на фашистскую оборону, – мелькнула мысль. – Теперь их не выкурить из тепла на мороз, будут драться до последнего». Неожиданно по цепи прокатилось:
– Танки с тыла! К бою!
Роты одна за другой развернулись фронтом к Феодосии. Залегли. Внимательно оглядев горизонт, обнаруживаю танки. Они движутся из города. Чьи? Сквозь снежную пелену определить трудно. Судя по всему, наши. А вдруг фашистские? С тревогой поглядываю на бойцов. По опыту знаю: победить танкобоязнь нелегко. Однако моя тревога напрасна: ни один боец не дрогнул. Когда танки подошли ближе и мы смогли хорошо разглядеть их силуэты, я с облегчением вздохнул: советские Т-34! Вот и танкисты обнаружили нас. Передовой танк остановился. Машины, шедшие чуть позади, поравнялись с ним и тоже встали, угрожающе поводя пушками. Но пехотинцы разглядели красные звезды на башнях и с радостными возгласами вскочили, бросились к танкам. Танкисты откинули люки, выпрыгнули из машин. Пехотинцы окружили их, подхватили ца руки и стали подкидывать вверх.
Вырвавшись из объятий, один танкист крикнул:
– Кто здесь старший?
– Я! – откликнулся Николаенко и, шагнув навстречу танкисту, громко назвал себя: – Командир третьего батальона шестьсот тридцать третьего стрелкового полка сто пятьдесят седьмой стрелковой дивизии капитан Николаенко!
– Командир танкового батальона двести тридцать шестой стрелковой дивизии капитан Костенко! – представился танкист и с такой силой стиснул протянутую комбатом руку, что тот невольно поморщился от боли.
– Ладонь мою пожалей, медведь косолапый, – попытался улыбнуться Николаенко, вырывая руку. – Чем я оружие буду держать, зубами, что ли?
Костенко объяснил, что его батальон будет вместе с нами наступать на Старый Крым.
Капитан Николаенко познакомил его с обстановкой. Весть о прибытии танкистов обрадовала утомленных бойцов. Они увереннее двинулись на запад. Однако вскоре танки повернули на восток ц скрылись за белой завесой снегопада. От Николаенко мы узнали, что командир танкистов получил но радио приказ поспешить на помощь 716-му стрелковому полку майора Калинина. К нам танки уже не вернулись…».
Как говорится, без комментариев. Однако, комментарий здесь необходим: дело в том, что в роли среднего советского Т-34 вполне могла выступать британская пехотная «Матильда II» либо «Валентайн». Более того, с учётом общего количества бронеединиц в составе танкового батальона – 34, можно говорить и о принципиально других вариантах структуры частей, прибывших в рамках десантной операции в Феодосию – во-первых, это мог быть один танковый батальон такой численности, что говорит о возможности наличия в нём роты средних танков; во-вторых, могло быть и другое распределение – один стандартный танкбат на 29 машин и отдельный разведвзвод из 5 танкеток Т-37/Т-38. Прямых подтверждений этим гипотезам нет, как, впрочем, и нет пока в открытом научном обороте подтверждений иной, «традиционной» версии, согласно которой сведения о 20 танкетках, фигурирующие в некоторых источниках, принимаются на веру без всяких оговорок и сомнений.
Как же развивались события в первых числах января 1942 года на обоих направлениях? Следует сразу же оговориться, что архивные документы содержат огромное количество противоречий и далеко не всегда отражают реально имевшую место действительность, особенно если их сравнивать хронологически с содержанием воспоминаний непосредственных очевидцев происходящего. Классическими примерами в этой связи могут выступать истории высадки 126-го ОТБ и 24-го ОТП.
В интереснейших мемуарах Фёдора Ивановича Галкина, который в декабре 1941 года был помощником начальника Автобронетанкового управления Кавказского фронта, можно найти и следующее:
«…Одновременно 44-я армия, взаимодействуя с кораблями Черноморского флота, начала десантные операции в районе Феодосии. Передовой отряд, высадившийся в ночь на 29 декабря, овладел Феодосийским портом и восточной частью города. Во второй половине дня отряд завязал бой с частями 4-й горной и 8-й кавалерийской румынских бригад, подоспевшими на помощь феодосийскому гарнизону. Однако вражеское сопротивление было сломлено, и к исходу 29 декабря наши войска полностью овладели Феодосией и заняли прилегающие высоты горы Лысая. К 1 января 1942 года на феодосийском плацдарме уже закрепились две наши дивизии — 236-я стрелковая и 63-я горнострелковая.
Обо всем этом мне подробно рассказал начальник отдела ремонта Автобронетанкового управления майор Круподеров.
– Хлебнули мы горя с высадкой сто двадцать шестого отдельного танкового батальона, – вздохнул он. – Штормило так, что два раза пришлось возвращать людей в Новороссийск.
Перед нами лежала карта, и я, зрительно представляя себе путь наших войск, спросил:
– А где же сейчас противник?
Майор Круподеров огорченно улыбнулся.
– Противник, к сожалению, ускользнул. Понял, что дело пахнет ладаном, бросил орудия, машины и побежал.
– А ведь он должен был оказаться в «мешке»!
Круподеров развел руками и стал пояснять, как и почему выскочили из «мешка» гитлеровские войска…».
Согласно же «Справке о положении частей 44-й армии к утру 05.01.42 г.»[81], 126-й ОТБ выгрузился в порту Феодосия 4 января 1942 года. Представляет интерес и «Справка о положении частей 44-й армии на 05.01.42 г. к 12:00»[82], 126-й ОТБ не упоминается вообще, но зато есть указание на то, что 24-й танковый полк сосредоточился в Новороссийске (!).
Не менее любопытна и «Справка о положении частей 44-й армии на 08.01.42 г. к 04:00»[83], которая, в частности, указывает на то, 79-й танковый батальон обороняет занимаемый рубеж в районе Аджи-Голь, а в Новороссийске по-прежнему ожидает погрузки 24-й танковый полк (!). Некоторую ясность вносит «Справка о положении частей 44-й армии на 08.01.42 г. к 17:00»[84], из которой видно, что «по расчёту должен разгружаться в порту Феодосия «Жан-Жорес» (126-й ТБ – матчасть и 1000 человек 643-го СП)».
И только «Справка о положении частей 44-й армии к 20:00 11.01.1942»[85] окончательно рассеивает все сомнения: 79-й ОТБ по-прежнему обороняет рубеж в районе Аджи-Голь[86], а 126-й ТБ выгрузился в порту Феодосия (!).
Интересно, не правда ли? Из приведённых здесь данных мы можем сделать и несколько выводов. Во-первых, 79-й ОТБ стал первой отдельной танковой частью, которая была высажена в районе Феодосии при помощи транспортов «Жан Жорес» и «Калинин» 30–31.XII.1941, и практически сразу был введён в бой, обеспечив поддержку штурмовых десантных групп. Затем, в ходе наступления, батальон занял рубеж в районе селения Аджи-Голь, который удерживал вплоть до 14 января 1942 года включительно. Объяснялось такое позиционное использование подвижной части очень просто – танковый батальон «почти не имел горючего», а снабжение этой части, как впрочем, и 236-й СД было налажено из рук вон плохо. В дальнейшем, в связи с резким ухудшением оперативной обстановки и прорывов немцев на данном участке, батальон, понёсший значительные потери в предыдущих и весьма жестоких боях, видимо, отступал к Феодосии для перегруппировки. Примечательно в этой связи и содержание мемуаров командующего десантом в Феодосию Николая Ефремовича Басистого, который отмечал, что ни одной танковой бригады для участия в высадке выделено не было (что намного бы усилило атакующую мощь десантных полков и дивизий), а также отсутствовали и специальные десантные суда-«танковозы». При этом, указанный автор в своих воспоминаниях справедливо обращает внимание и на то обстоятельство, что некоторые транспорты могли взять даже средние танки и, что самое важное, выгрузить их стрелами на причалы порта Феодосия.
Попутно заметим, что для подъёма танков были необходимы достаточно мощные грузовые стрелы с подъёмной силой от 10 тонн. В специализированной литературе довоенного периода отмечалось в этой связи, что перед подъёмом танков в обязательном порядке должен был осматриваться весь такелаж таких стрел (их оснастка), а во время самого подъёма танка или танкетки, не должно быть никого. Такое требование относилось именно к тому варианту погрузки, когда танки поднимались грузовыми стрелами, с использованием стропов, закладывавшихся за обуха машин (буксирные приспособления танков) и в обхват корпуса, с подкладыванием под острые грани матов или деревянных подушек[87]. Как мы теперь хорошо знаем, были и другие варианты погрузки (и соответственно, разгрузки) танков на суда.
Интересно и то, как характеризует Н.Е.Басистый результаты десанта, акцентируя внимание на том, что «успех высадки был исключительный, но развить его, к сожалению, не удалось» в том числе и по причине НЕХВАТКИ ТАНКОВ, которые в Феодосию были доставлены в количестве 34 единиц и представляли собой лёгкие танки и танкетки, «ударная сила которых была весьма невелика». При этом, Н.Е.Басистый отмечает и следующее – «для того, чтобы десант мог быстро продвигаться вперед, ломая сопротивление неприятеля, требовалась по крайней мере танковая бригада, укомплектованная средними танками».
Здесь мы можем наблюдать весьма интересную взаимосвязь с данными, которые сообщает И.В.Маслов о ситуации, сложившейся вокруг 24-го отдельного танкового полка. Очевидно, что Н.Е.Басистый между строк говорит и об этом инциденте – ведь фактически высадка десанта происходила с очень серьёзной поправкой первоначального плана – целый отдельный танковый полк просто не прибыл в пункт высадки, а начал боевые действия совершенно в другом районе, что не только потребовало в спешке импровизировать с досылкой необходимого числа техники в Феодосию, но и сказалось на действиях десантников в течение первых двух суток операции…
Ещё одним интересным аспектом является частое упоминание Н.Е.Басистым средних танков, что может (с учётом контекста и накопленных сведений) наводить на мысль о возможности запланированного участия британских пехотных танков «Матильда II» в этом десанте. Кстати, налицо и очевидная аналогия – Н.Е.Басистый примерно с той же интонацией говорит о лёгких танках и танкетках, как и А.И.Ковтун – о «Матильдах» в составе СОР, фактически умаляя пост-фактум реальный потенциал имевшегося в наличии в соответствующий период бронепарка.
Следует заметить, что противник воспринимал угрозу десанта достаточно серьёзно, особенно убедившись в наличии танков в первом эшелоне. Эрих фон Манштайн задействовал все возможные подвижные силы, включая штурмовые орудия, бронепоезды с трофейными советскими средними танками, а также, видимо, и подразделение истребителей танков, оснащённых советскими же трофейными пушками (подробнее об этой версии – в следующем разделе данной работы). Кстати, о бронепоездах. Описывая в одной из своих работ памятный эпизод с прямым попаданием в 5 часов 23 минуты[88] 29 декабря 1941 года во вторую башню крейсера «Красный Кавказ», убившего большинство моряков из ее орудийного расчета 76-мм снаряда, выпущенного орудием бронепоезда, исследователь Александр Неменко делает и совершенно справедливый и обоснованный вывод, что соответствующий калибр был «нестандартным для немецкой зенитной и полевой артиллерии», и выпущен он был из советского орудия 34К, «прототипом которого и послужила немецкая экспериментальная зенитка этой фирмы», которыми был вооружен немецкий бронепоезд.
Указывая затем, что бронепоездов к этому времени в Крыму у немцев было целых два, А.В.Неменко подчеркивает и еще один интереснейший нюанс – «оба они использовали советскую трофейную технику. Один представлял собой импровизированный «поезд охраны железнодорожных путей» и был «оснащен» двумя танками Т-34[89], установленными на железнодорожных платформах, двумя 88мм зенитными орудиями немецкого производства и двумя зенитными автоматами. Второй бронепоезд использовал бронеплощадки разбитого советского бронепоезда «Орджоникидзевец», по имеющейся информации, именно он участвовал в бою под Феодосией, ведя огонь со станции Сары-голь. О бое с бронепоездом упоминает и командир крейсера «Красный Кавказ»…».
Интересно, что, когда крейсер уже отходил, «в борту зияла метровая пробоина от попадания снаряда». Заметим также, что и в районе самой станции Сары-голь (в современной интерпретации – близ нефтехранилища в районе станции Айвазовская) также был высажен сравнительно небольшой десант в составе одной из рот 251-го горнострелкового полка 9-й ГСД, который был полностью уничтожен преимущественно артогнем все того же бронепоезда. В то же время следует учитывать, что попадание в одну из башен крейсера вполне могло быть произведено и из 76-мм орудия другого бронепоезда – пушки Ф-34 длиной 41,5 калибра, которым вооружались захваченные средние Т-34, что не может не вызвать в памяти действия бронетехники Ляйбштандарта во время выхода к Днепру…
Возвращаясь же к истории появления в Феодосии 126-го ОТБ, заметим, что эта танковая часть практически сразу же после прибытия была также задействована на одном из важных участков – уже к утру 12 января 1942 года эта танковая часть выдвигается в район Ближняя Байбуга[90], где и дислоцируется в последующие два дня – лишь к вечеру 14 января 1942 года 126-й ОТБ перемещается в район Дальняя Байбуга[91].
Тем временем, не сходит со страниц справок и 24-й отдельный танковый полк, однако не в связи с его активнейшим участием в боях на Керченском полуострове, а в контексте перевозки его матчасти из Новороссийска в Феодосию. Например, сообщается, что «в течение 13 января 1942 года из Новороссийска 10 автомашин из состава 24-го танкового полка»[92]. К утру 15 января 1942 года, на уже знакомый нам транспорт «Калинин», находившийся под погрузкой в Новороссийске, продолжается погрузка «остатков 24-го танкового полка и автомашин»[93].
Видимо, всё небольшая часть сил полка прибыла в Феодосию, но значительно позже. Основные подразделения к этому времени уже успели не только ощущить радость от первых успешных боёв в ходе стремительного броска к Семи Колодёзям и Владиславовке, но и вкусить горечь первого и очень серьезного поражения, когда командир танкового полка, явно переоценив реальные возможности своих экипажей, бросил их в очевидно неподготовленный прорыв, закончившийся потерей 50% всех танков из состава 24-го ОТП.
Здесь сказались и кадровые изменения, которые произошли весной-летом 1941 года, когда прежнего командира полка (25-го ТП) майора Георгия Семеновича Родина, ставшего после Финской Кампании полковником, заменил впоследствии полковник П.П.Лебеденко, а начштаба полка Садульский – что ещё более важно в данном контексте – был арестован незадолго до ввода войск в Северный Иран. Как бы то ни было, просчёты командования танкового полка серьёзно сказались на всей оперативной обстановке в указанном районе в соответствующий период.
Особый интерес вызывают и сведения о соотношении сил к 12 января 1942 года[94]. Так, на Желябовковском направлении (Владиславовка) у противника имелось всего 10 танков, тогда как советские части располагали 60 танками, а на Карасубазарском направлении противник (в составе сил которого был так называемый полк «СС» и мотоотряд) мог выставить лишь 16 танков, тогда как в составе советских войск здесь действовало два танкбата, всего 56 танков. Заметим также, что 126-й ОТБ действовал в районе Дальняя Байбуга до вечера 14 января включительно (как и 79-й ОТБ в районе Аджи-Голь), а затем оборонял рубеж в районе Петровки, где к утру 16 января 1942 года создалось критическое положение – батальон вместе с 814-м СП вынуждены были отступить со своих позиций, в связи с чем 509-й СП получил приказ «наступать в направлении КУЛЕЧА-МЕЧЕТЬ, для поддержки 814-го СП и восстановления положения 126-го ТБ в районе Петровка»[95]. Любопытно, что точных сведений об общем количестве танков и самоходных установок, которые сосредоточили на этом направлении немцы, в распоряжении командования 44-й армии к утру 16 января 1942 года не имелось. К четырём часам того же дня в документах отмечается «сильный нажим противника в направлении Петровка и Аджи-Голь с намерением прорваться в этом районе к морю (противником введено в бой две свежие дивизии)»[96].
Говоря об активном участии 126-го ОТБ в боях в районе Феодосии, мы должны отметить и практически единственное прямое упоминание о численности танков в 126-м отдельном танковом батальоне – по состоянию на 01.II.1942 в нем было 33 танка Т-26, причем батальон находился «еще на Таманском полуострове». Такая информация не является противоречивой – 18 января 1942 года немцы вновь захватили Феодосию, и 126-й ОТБ, понеся большие потери, видимо, был отправлен в тыл на пополнение. Именно этим, кстати, и объясняется наличие в нем по состоянию на 1 февраля 33 легких танков Т-26. Среди этих машин, видимо, «скрываются» и танки lend-lease, которые в официальную статистику по разным причинам не попадали. В свою очередь, цифра в 9 Т-26, которые могли прибыть в последние дни декабря 1941 года из состава 126-го ОТБ, то такое предположение обосновано как результатами анализа всего массива источников, так и сведениями об общем количестве технике, перевезенной под Феодосию в это время (34 единицы всего, из них 25 танкеток – по сути, весь 79-й (учебный) ОТБ.
Удивительно в этом контексте другое: количество советских танков, которые были переброшены в конце декабря – начале января на Керченский полуостров, оцененное немецкими источниками всего в 85 единиц, полностью совпадает со сведениями о численном составе сил Закавказского фронта, ВЫДЕЛЕННЫХ ДЛЯ УЧАСТИЯ В КЕРЧЕНСКО-ФЕОДОСИЙСКОЙ ДЕСАНТНОЙ ОПЕРАЦИИ. Такая немецкая точность заставляет самым внимательным образом относиться к сведениям германских же источников о ПОТЕРЯХ, которые несли понесли советские танковые подразделения в январских боях.
Не меньший интерес вызывает и вопрос о боях с участием советских и румынских подвижных частей и подразделений. Исследователь В.Н.Савилов в этой связи замечает в своей работе, что «к северу от Феодосии состоялся танковый бой с участием танков Т-26 и румынских пулемётных танкеток R-1 из состава группы «Раду Корне». Бой был выигран советскими войсками по причине радикального превосходства матчасти: румынские танкетки были вооружены только пулемётами, и пушкам Т-26 им нечего было противопоставить. Более того, в числе трофеев, захваченных советскими войсками, значатся 3 танкетки[97]»[98].
Попутно заметим, что в боях первой половины января 1942 года советские войска захватывали и танки противника в качестве трофеев. Так, по сведениям А.В.Неменко, «в руки советских войск попали восемь исправных танков, шестьдесят семь орудий, триста девяносто исправных транспортеров и броневиков, множество другой техники». Что же касается упомянутого выше танкового боя, то на этом примере мы можем убедиться в правильности наших предположений и выводов, сделанных в работе «România Mare. Румынские танки и танкетки в боях за Украину и Крым», в соответствии с которыми в декабре 1941 года в боях за Крым участвовали три румынских механизированных разведывательных кавэскадрона, входивших в подвижную боевую группу полковника Раду Корнэ[99].
При этом, учитывая реальное техническое состояние большинства машин, можно полностью согласиться и с версией о том, что в составе мотогруппы Корна в ноябре 1941 года реально присутствовало шесть танкеток из 5-го механизированного разведэскадрона 8-й кавбригады. Остальная техника, как и оставшиеся после боев за Одессу R-1 из 1-й, 7-й и 9-й кавбригад, видимо, была эвакуирована в Румынию для полноценного ремонта. В то же время мы по-прежнему не исключаем возможности пополнения состава механизированного отряда в этот период как за счёт румынской бронетехники, уцелевшей после Одессы, так и за счёт трофейных советских машин – лёгких танков и бронеавтомобилей БА-10.
В свою очередь, последовавшие затем десанты советских частей на Керченском направлении стали причиной усиления механизированного отряда за счет 3-го мотополка каларашей[100] и срочной[101] его переброски его в район действий 42-го АК.
Именно по пути сюда, очередной советский десант, высадившийся 30.XII.1941, заставил Раду Корна остановиться и открыть новый фронт на этом участке. В январе 1942 года подразделение Корна вместе с частями 42-го АК предотвратило все попытки соединения разрозненных советских сил на Керченском и Феодосийском направлениях. Заметим также, что моторизованные кавалерийские части активно использовались и во время зимнего штурма Севастополя – это были 3-й мотополк из состава 8-й кавбригады, приданный 30-му АК и мехполк «Полковник Раду Корн» (6-й, 10-й мотополки рошиоров), воевавший в составе 54-го АК.
После обострения обстановки все румынские подвижные части, которые, естественно, несли потери под Севастополем, были немедленно отправлены на Керченское направление.
При этом 3-й мотополк был сразу направлен в Феодосию, а отряд «Корнэ» и собственно 8-я кавбригада поначалу двигались прямо на Керчь и лишь некоторое время спустя получили приказ развернуться и начать движение в сторону Феодосии. После этой операции, механизированный отряд был направлен в район Геническа для обеспечения охраны морского побережья.
Примечательны отечественные оценки сил противника на Керченском направлении в канун проведения Керченско-Феодосийской операции, согласно которым в данном районе присутствовал механизированный полк и 8-я румынская кавбригада при ста двадцати танках.
При всей невероятности указанной цифры, должны заметить, что масштабы использования германскими и румынскими подвижными подразделениями советской трофейной бронетехники в Крыму до сих пор не изучены. Обратим внимание и на то, как румынские историки, в свою очередь, оценивают количество советской бронетехники – в частности, со ссылкой на советские же источники исследователь Виктор Ниту говорит о наличии в Феодосии уже в течение первых четырёх суток десантной операции 24 танков. 3-й мотополк был подчинен Горному корпусу и действовал против высадившихся советских войск. 8-я кавалерийская бригада в составе 42-го АК удерживала фронт на Парпачском перешейке.
С этого времени и до начала советского наступления 27 февраля 1942 года, румынские мотомеханизированные подразделения действовали преимущественно на Керченском направлении и несли охрану побережья. 8-я кавбригада в составе 6-го румынского корпуса «работала» по-прежнему на Парпачском перешейке, а в составе Горного корпуса, которому был подчинен 3-й мотополк, была выделена группа «Шрёдер», которая, видимо, принимала участие и в антипартизанских действиях наряду с 4-й горной бригадой, а также могла использоваться в противодесантных целях. Вероятно данное формирование было создано на основе все того же 3-го мотополка и некоторых других (артиллерийских и саперных) частей.
Особое внимание следует уделить и бронеавтомобилям, которые могли использоваться в составе механизированных разведэскадронов наряду с танкетками R-1, особенно, если это были трофейные советские машины БА-10, не уступавшие лёгким танкам Т-26.
Так, например, Ион Эмилиан отмечает в своих мемуарах, что 9 января 1942 года для усиления румынских подразделений на одном из участков дороги на Керчь (селение Sekehé-Ely), был также задействован бронеэскадрон под командованием ротмистра Кристиана Мекулеску, а также две батареи во главе с майром Трофином. При этом, указанный автор замечает в мемуарах, что в этот пункт планировалось перебросить и ещё дополнительно 2 моторизованных эскадрона.

________________________________________
[1] Подробнее о готовящейся в Крыму в первой половине 1941 года широкомасштабной десантной операции в Румынии – в нашей книге «Символ Второй Обороны…». Здесь мы лишь позволим себе обратить внимание читателя, что иприт, ныне рассеянный вдоль всего Южного Берега Крыма, появился там до войны далеко не случайно, и то, что его могли при определённых условиях использовать в ходе планировавшегося вторжения в Европу, в том числе, и на румынском направлении, мы не ставим под сомнение, учитывая богатый опыт, приобретённый большевиками по этой части в Тамбовской губернии…
[2] 126-й ОТБ был сформирован в течение осени 1941 года и с 1 декабря, наряду с 6-м мотострелковым полком, входил в состав 44-й армии
[3] С марта 1942 года этот батальон получил статус части фронтового подчинения
[4] Немецкие танки захватывались и раньше. Примечательно и то, что известные исследователи И. Мощанский и А. Савин применительно к 08 мая 1942 года уже не упоминают 8 трофейных немецких «четверок», захваченных в марте 1942 года. Видимо, почти все они были потеряны в последующих боях… Возможно это связано и с тем, что 20 марта 1942 года в результате боев за знаменитую высоту 28.2 было захвачено 6 абсолютно исправных танков противника, которые забрали себе ремонтники и использовали затем в качестве тягачей (!)
[5] Савилов В. Бронетехника в боях за Крым. «Броня» десанта» – танки в Керченско-Феодосийской десантной операции (1942 г.) // Military Крым. – 2009. – №13. – С.36.
[6] В первом эшелоне десантов всего было задействовано 47 танков – 12 в районах на Керченском полуострове и 35 в районе порта Феодосия.
[7] Савилов В. Бронетехника в боях за Крым. «Броня» десанта» – танки в Керченско-Феодосийской десантной операции (1942 г.) // Military Крым. – 2009. – №13. – С.36.
[8] Sweeting C.G. Blood and iron: the German conquest of Sevastopol. – Dulles: Potomac Books, Inc., 2004. – P.48.
[9] McTaggart P. Siege! Six Epic Eastern Front Assaults of World War II. – Manitoba / Winnipeg, Canada /: J.J.Fedorowicz Publishing Inc., 2005. – P.64.
[10] Проблем с трофейными танками, равно как и с румынскими танкетками R-1 Эрих фон Манштайн в Крыму, как правило, не испытывал. Гораздо более серьёзным для него в течение всей Кампании на территории полуострова было обеспечение 11-й армии подвижными частями, которые могли вести эффективную противотанковую борьбу. Помимо зенитной артиллерии и штурмовых орудий, командующий 11-й армией запрашивал также и самоходные установки – Panzerjäger. Следует заметить, что в самый пик кризиса, то есть в первые трое суток после начала Керченско-Феодосийской десантной операции, фон Манштайн, судя по всему, уже получил в экстренном порядке подразделение истребителей танков Marder, которые 30–31 декабря 1941 года немедленно начали перебрасываться на Феодосию… Кстати, и в конце января 1942 года особых проблем с бронетехникой у штаба 11-й армии не было, о чём может свидетельствовать, в том числе, и своевременное появление танков в районе Судака в ночь на 26.I.1942 (которые, видимо, здесь выполняли функции охранения), когда десантировавшиеся советские подразделения морпехов и бойцов 554-го ГСП под командованием майора Забродоцкого высаживались под огнём не только артиллерии, но и бронетехники противника. В то же время мы должны отметить, что в роли танков в этом случае вполне могли выступать танкетки R-1 из состава одного из румынских механизированных разведэскадронов (в частности, из состава 3-го мотополка рошиоров), которые активно использовались в боях против советских десантов в этом районе, уже начиная с 15.I.1942.
[11] Платонов А.В. Борьба за господство на Чёрном море. – М.: Вече, 2010. – С.95.
[12] // ЦАМО СССР. – Ф.48а. – Оп.3408. – Д.16. – Л.246.
[13] // ЦАМО СССР. – Ф.48а. – Оп.3408. – Д.84. – Л.472.
[14] По состоянию на 01.I.1942, 2-й ВДК находился в подчинении штаба Северо-Кавказского военного округа и включал в себя 2-ю, 3-ю и 4-ю ВДБр.
[15] Алехин Р.В. Воздушно-десантные войска: История российского десанта. – М.: ЭКСМО, 2009. – С.103–104.
[16] Алехин Р.В. Воздушно-десантные войска: История российского десанта. – М.: ЭКСМО, 2009. – С.100.
[17] Отчёт о десантной операции по захвату Керченского полуострова и городов Керчь и Феодосия 26.–31.12.41 // ЦАМО СССР. – Ф.209. – Оп.1089. – Д.14. – Л.1–2.
[18] Отчёт о десантной операции по захвату Керченского полуострова и городов Керчь и Феодосия 26.–31.12.41 // ЦАМО СССР. – Ф.209. – Оп.1089. – Д.14. – Л.15–16.
[19] Павлович Н.Б. Морские десанты. – М.: Государственное военное издательство, 1935. – С.12.
[20] Жерве Б.Б. Десантная операция: Оперативно-тактический очерк. – Л.: Военно-морская академия РККА им. тов. Ворошилова, 1931. – С.149.
[21] Павлович Н.Б. Морские десанты. – М.: Государственное военное издательство, 1935. – С.59.
[22] Павлович Н.Б. Морские десанты. – М.: Государственное военное издательство, 1935. – С.64.
[23] Жерве Б.Б. Десантная операция: Оперативно-тактический очерк. – Л.: Военно-морская академия РККА им. тов. Ворошилова, 1931. – С.153.
[24] Жерве Б.Б. Десантная операция: Оперативно-тактический очерк. – Л.: Военно-морская академия РККА им. тов. Ворошилова, 1931. – С.152.
[25] Жерве Б.Б. Десантная операция: Оперативно-тактический очерк. – Л.: Военно-морская академия РККА им. тов. Ворошилова, 1931. – С.153.
[26] Жерве Б.Б. Десантная операция: Оперативно-тактический очерк. – Л.: Военно-морская академия РККА им. тов. Ворошилова, 1931. – С.154.
[27] При посадке десантных частей танки и танкетки, помещаемые на верхней палубе и предназначенные к выгрузке в первую очередь, должны были грузиться, имея полную заправку масла и горючего в баках и воду в радиаторах.
[28] Павлович Н.Б. Морские десанты. – М.: Государственное военное издательство, 1935. – С.65; Павлович Н.Б. Войсковые перевозки морем. – Л.–М.: Морской транспорт, 1941. – С.36.
[29] Павлович Н.Б. Морские десанты. – М.: Государственное военное издательство, 1935. – С.67.
[30] Павлович Н.Б. Морские десанты. – М.: Государственное военное издательство, 1935. – С.67.
[31] Павлович Н.Б. Морские десанты. – М.: Государственное военное издательство, 1935. – С.68.
[32] Уже по первоначальному плану десантной операции, который был доложен Верховному Главнокомандующему 30.XI.1941 (доклад №01596/ОП), для проведения высадки предполагалось задействовать непосредственно лишь «2 танкбата»
[33] Отчёт о десантной операции по захвату Керченского полуострова и городов Керчь и Феодосия 26.–31.12.41 // ЦАМО СССР. – Ф.209. – Оп.1089. – Д.14.
[34] План перевозки частей 224-й СД №ВОСО/00944 от 23.XI.1941 // ЦАМО СССР. – Ф.209. – Оп.1089. – Д.3. – Л.181-184.
[35] Высадка десанта 3-м отрядом у мыса Тархан фактически была сорвана – «на подходе к месту высадки был потоплен землесос «Ворошилов», на котором находилась большая часть 3-го отряда». Наряду с потерями в личном составе, отряд лишился и техники – 3 танка пошли ко дну
[36] Баржа «Таганрог» входила в состав судов так называемой «Западной группы» IV отряда транспортов, ею было принято на борт 3 танка Т-26 из состава 124-го ОТБ, которым в качестве места десантирования был определён район мыса Хрони.
[37] Баржа «Хопёр» входила в состав судов так называемой «Западной группы» II отряда транспортов, ею было принято на борт 3 танка Т-26 из 124-го ОТБ, которым в качестве пункта высадки был определён район мыса Зюк.
[38] Савилов В. Бронетехника в боях за Крым. «Броня» десанта» – танки в Керченско-Феодосийской десантной операции (1942 г.) // Military Крым. – 2009. – №13. – С.36.
[39] Савилов В. Бронетехника в боях за Крым. «Броня» десанта» – танки в Керченско-Феодосийской десантной операции (1942 г.) // Military Крым. – 2009. – №13. – С.37.
[40] После двух неудачных попыток в означенном районе, отряд был перенаправлен на Камыш-Бурун, в районе которого был создан главный плацдарм для последующей высадки, на борьбу с которым были отвлечены значительные силы противника, что обеспечило «выгодные условия для нанесения главного удара на главном, феодосийском направлении»
[41] Исследователь В.Н.Савилов в отношении определения типов танков, перевозимых «Жан Жоресом» и «Калининым» (Т-37/Т-38, Т-26), ссылается в том числе и на следующий источник: Десанты Великой Отечественной войны / Сост. В.Гончаров. – М.: Яуза; ЭКСМО, 2008. – С.138.
[42] Отчёт о десантной операции по захвату Керченского полуострова и городов Керчь и Феодосия 26.–31.12.41 // ЦАМО СССР. – Ф.209. – Оп.1089. – Д.14.
[43] Осенью – зимой 1941 года в СССР было поставлено 216 английских танков «Валентайн»
[44] В этой связи, вызывают справедливый вопрос и данные исследователей, которые указывают что 43 танка было успешно перевезено и выгружено именно в районе Феодосии. Видимо, допущена неточность в подытоживании сведений, либо учтены вновь прибывающие машины
[45] С ноября 1941 года входил в состав Закавказского фронта как часть фронтового подчинения
[46] 24-я кавдивизия была отправлена в Кировабад (ЗакВО) еще в начале мая 1940 года
[47] Особенностью структуры 24-й кавдивизии было то, что в своём составе уже во время Финской войны данное соединение не имело штатного танкового полка (до 45 БТ или Т-26), а располагало лишь 25-м бронебатальоном, на основе которого вместе с 25-м танковым полком и был развёрнут затем 24-й отдельный ТП.
[48] Оценивая правильность данной оценки командира 24-го ОТП с точки зрения профессионального и служебного соответствия, мы должны не только обратить внимание на само обоснование такой оценки, которое в целом, нам понятно и не вызывает сомнений, но и одновременно всё же сделать акцент на том, что сама эта оценка носит ярко выраженный субъективный характер и с точки зрения военно-исторической не может приниматься как однозначная без изучения и анализа всего массива сведений об участии 24-го ОТП в боях за Крым.
[49] Доверяя мнению уважаемого ветерана и очевидца тех страшных боёв, тем не менее, заметим, что подобные обобщения в корне неправомерны. Одной из проблем Крымфронта было то, что на полуостров перебрасывались наспех сколоченные, неслаженные, укомплектованные необученными новобранцами дивизии. Акцент же на национальной принадлежности не нюхавших пороху солдат, равно как и встречающиеся ещё чаще в современной литературе спекуляции на тему однородного национального состава того или иного соединения, затруднявшего управление дивизий в силу естественно имевшего место в такой ситуации языкового барьера, считаем недопустимыми, поскольку в этом случае будет налицо явная подмена понятий. Отступление после провала Крымфронта, прозванное самими его участниками «великим драпом», как и любая военная катастрофа тех лет, не имеет национальности и может рассматриваться в таком ключе с большим количеством оговорок относительно неправомерности каких-либо «обобщений» на эту тему.
[50] Савилов В. Крымский фронт – фронт упущенных возможностей // Military Крым. – 2010. – №17. – С.41.
[51] Савилов В. Крымский фронт – фронт упущенных возможностей // Military Крым. – 2010. – №17. – С.42.
[52] Отчётный доклад о действиях 47 армии в Иране за период с 25.08. по 01.09.41 г. // ЦАМО СССР. – Ф.209. – Оп.1089. – Д.118. – Л.7, 12.
[53] Журнал боевых действий штаба 47-й армии с 25.08. по 01.09.41 г. // ЦАМО СССР. – Ф.209. – Оп.1089. – Д.118. – Л.15.
[54] Журнал боевых действий штаба 47-й армии с 25.08. по 01.09.41 г. // ЦАМО СССР. – Ф.209. – Оп.1089. – Д.118. – Л.53.
[55] ЦАМО СССР. – Ф.209. – Оп.1089. – Д.118. – Л.74, 76, 81, 87, 91, 93.
[56] ЦАМО СССР. – Ф.209. – Оп.1089. – Д.118. – Л.83.
[57] ЦАМО СССР. – Ф.209. – Оп.1089. – Д.118. – Л.94.
[58] ЦАМО СССР. – Ф.209. – Оп.1089. – Д.118. – Л.27.
[59] ЦАМО СССР. – Ф.209. – Оп.1089. – Д.118. – Л.31.
[60] ЦАМО СССР. – Ф.209. – Оп.1089. – Д.118. – Л.32.
[61] ЦАМО СССР. – Ф.209. – Оп.1089. – Д.118. – Л.19.
[62] Отчёт о боевых действиях войск 44 армии в Иране, в период с 21.08.41 по 10.09.41 г. // ЦАМО СССР. – Ф.209. – Оп.1089. – Д.118. – Л.113.
[63] Журнал боевых действий войск 44 армии в Иране // ЦАМО СССР. – Ф.209. – Оп.1089. – Д.118. – Л.143.
[64] ЦАМО СССР. – Ф.209. – Оп.1089. – Д.118. – Л.114.
[65] ЦАМО СССР. – Ф.209. – Оп.1089. – Д.118. – Л.116.
[66] ЦАМО СССР. – Ф.209. – Оп.1089. – Д.118. – Л.118.
[67] Журнал боевых действий войск 44 армии в Иране // ЦАМО СССР. – Ф.209. – Оп.1089. – Д.118. – Л.152.
[68] ЦАМО СССР. – Ф.209. – Оп.1089. – Д.118. – Л.119.
[69] Журнал боевых действий войск 44 армии в Иране // ЦАМО СССР. – Ф.209. – Оп.1089. – Д.118. – Л.155.
[70] Журнал боевых действий войск 44 армии в Иране // ЦАМО СССР. – Ф.209. – Оп.1089. – Д.118. – Л.156.
[71] Журнал боевых действий войск 44 армии в Иране // ЦАМО СССР. – Ф.209. – Оп.1089. – Д.118. – Л.157.
[72] ЦАМО СССР. – Ф.209. – Оп.1089. – Д.118. – Л.120.
[73] Журнал боевых действий войск 44 армии в Иране // ЦАМО СССР. – Ф.209. – Оп.1089. – Д.118. – Л.159.
[74] ЦАМО СССР. – Ф.209. – Оп.1089. – Д.118. – Л.121.
[75] ЦАМО СССР. – Ф.209. – Оп.1089. – Д.118. – Л.128.
[76] Лебеденко П.П. В излучине Дона. – М.: Воениздат, 1965. – С.137–138.
[77] В.Н.Савилов в данном случае делает ссылку на следующий источник: Русский Архив. Великая Отечественная: Ставка ВГК. Документы и материалы. 1941 год. Т.16. – М.: ТЕРРА, 1996. – С.28–30.
[78] Савилов В. Бронетехника в боях за Крым. «Броня» десанта» – танки в Керченско-Феодосийской десантной операции (1942 г.) // Military Крым. – 2009. – №13. – С.39.
[79] // ЦАМО СССР. – Ф.48а. – Оп.3408. – Д.15. – Л.280–282.
[80] Савилов В. Бронетехника в боях за Крым. «Броня» десанта» – танки в Керченско-Феодосийской десантной операции (1942 г.) // Military Крым. – 2009. – №13. – С.39.
[81] Справка о положении частей 44-й армии к утру 05.01.42 г. // ЦАМО СССР. – Ф.216. – Оп.1442. – Д.15. – Л.5.
[82] Справка о положении частей 44-й армии на 05.01.42 г. к 12:00 // ЦАМО СССР. – Ф.216. – Оп.1442. – Д.15. – Л.6.
[83] Справка о положении частей 44-й армии на 08.01.42 г. к 04:00 // ЦАМО СССР. – Ф.216. – Оп.1442. – Д.15. – Л.8–9.
[84] Справка о положении частей 44-й армии на 08.01.42 г. к 17:00 // ЦАМО СССР. – Ф.216. – Оп.1442. – Д.15. – Л.10.
[85] Справка о положении частей 44-й армии к 20:00 11.01.1942 // ЦАМО СССР. – Ф.216. – Оп.1442. – Д.15. – Л.12–13.
[86] Современное название населенного пункта – посёлок Приморский (15 км от Феодосии).
[87] Павлович Н.Б. Морские десанты. – М.: Государственное военное издательство, 1935. – С.42.
[88] В противоположность известным мемуарам, в «Отчёте о десантной операции по захвату Керченского полуострова и городов Керчь и Феодосия 26.–31.12.41» указано другое время второго попадания – 5 часов 21 минута (ЦАМО СССР. – Ф.209. – Оп.1089. – Д.14).
[89] Отступая, противник оставил 8 исправных танков, что еще раз заставляет вспомнить о 2 его танковых батальонах, находившихся на территории Керченского полуострова накануне проведения десантной операции, и по поводу которых до сих пор иронизируют многие авторы
[90] Справка о положении частей 44-й армии к 08:00 12.01.42 г. // ЦАМО СССР. – Ф.216. – Оп.1442. – Д.15. – Л.14–15.
[91] Справка о положении частей 44-й армии к 20:00 14.01.42 г. // ЦАМО СССР. – Ф.216. – Оп.1442. – Д.15. – Л.20.
[92] Справка о положении частей 44-й армии к 06:00 14.01.42 г. // ЦАМО СССР. – Ф.216. – Оп.1442. – Д.15. – Л.19.
[93] Справка к 08:00 15.01.42 по Черноморскому Флоту // ЦАМО СССР. – Ф.216. – Оп.1442. – Д.15. – Л.24.
[94] Ведомость: Соотношение сил по направлениям на 12.01.42 г. // ЦАМО СССР. – Ф.216. – Оп.1442. – Д.15. – Л.27.
[95] Справка о положении частей 44-й армии к 06:00 16.01.42 г. // ЦАМО СССР. – Ф.216. – Оп.1442. – Д.15. – Л.30–31.
[96] Справка о положении частей 44-й армии к 16:00 16.01.42 г. // ЦАМО СССР. – Ф.216. – Оп.1442. – Д.15. – Л.32.
[97] Здесь указанный автор ссылается на следующий источник: Десанты Великой Отечественной войны / Сост. В.Гончаров. – М.: Яуза; ЭКСМО, 2008. – С.166.
[98] Савилов В. Бронетехника в боях за Крым. «Броня» десанта» – танки в Керченско-Феодосийской десантной операции (1942 г.) // Military Крым. – 2009. – №13. – С.40.
[99] По просьбе фон Манштайна, механизированный отряд «Полковник Раду Корн» (6-й и 10-й мотополки рошиоров, противотанковый батальон, 54-й моторизованный тяжелый артбатальон и мотоциклетная рота) были переданы под его командование. Спустя некоторое время, к нему присоединились румынские 1-я горная бригада, 8-я кавбригада и 19-й артполк. Командующий 11-й армии далеко не случайно был так заинтересован в механизированном отряде Раду Корна – это подвижная боевая группа, находившаяся в подчинении мотобригады полковника Гайнца Циглера, была на острие прорыва в Крым, и после преодоления перешейков 28.X.1941 стремительно продвинулась к Симферополю, отрезая пути отхода на Евпаторию 31 октября и вступая в ожесточенные бои с советскими частями, отступавшими к Севастополю. В этой операции преследования румынский командир вновь блестяще проявил себя, и будучи подчиненным командованию 54-го АК, принял участие в зимнем штурме Севастополя, продвинувшись на 5 км вдоль береговой линии и достигнув долины реки Кача, которую механизированный отряд очистил от противника уже к 25.XII.1941, пройдя еще 5 км в сторону осажденного города. Анализ всех отечественных источников в соотнесении с мемуарами командующего 11-й армией, а также исследованиями современных специалистов, позволяет с большой точностью утверждать, что в зимнем штурме Севастополя принимал участие усиленный 6-й мотокавполк из 5-й кавбригады, насчитывавший несколько десятков танков. Таким образом, становится очевидно, что речь идет о механизированном подвижном отряде Radu Korne, в который, видимо, влились дополнительные танки из числа оставшихся на фронте, а также трофейная советская бронетехника.
[100] 3-й мотополк вместе со 2-м кавполком были переброшены в Крым в первых числах ноября 1941 года и переданы в подчинение 42-му АК. В указанный период полк был подчинен 30-му АК в районе Севастополя
[101] Общая негативная оценка фон Манштайном темпов переброски румынских частей под Феодосию несостоятельна, учитывая реальное расположение сил. 29.12.1941, когда в Феодосии высадились части советской 44-й армии, немецкая 46-я ПД задействовала все свои силы, а 8-я кавбригада и отряд «Корн» были на половине пути к Keрчи.