А.Тихонова
Действия центральных и местных органов власти в отношении пленных в период Крымской войны

В ходе Крымской войны 1853-1856 гг. на территории России появилось значительное число военнопленных, что потребовало от властей разработки специального законодательства. При этом учитывался не только прежний отечественный опыт, но и нормы международного права [4, c. 154]. «Высочайше утвержденным 16 марта 1854 года Положением о военнопленных Турецкой службы» [5] и последовавшими за ним Высочайшими повелениями для местопребывания военнопленных были определены конкретные губернии: для англичан – Рязанская (для офицеров) и Воронежская (для нижних чинов), для французов – Калужская (для офицеров) и Тамбовская (для нижних чинов), для турок – Тульская (для офицеров) и Смоленская, Орловская, Курская, Вологодская, Владимирская, Ярославская и Пензенская (для нижних чинов) [2, д. 351, л. 1]. В Костромской губернии размещались «военнопленные иностранцы, взятые в рядах английских, французских и турецких войск», а в Ки- ев отправлялись венгерцы (кроме захваченных в европейской части Турции), поляки и австрийцы [Там же]. 12 января 1855 года командир Орловского внутреннего гарнизонного батальона Саблин в рапорте военному губернатору города Смоленска и гражданскому губернатору Н. А. Ахвердову сообщал, что в Смоленск направляется партия пленных турок нижних чинов в количестве 104 человека в сопровождении 22 рядовых и 3 унтер-офицеров Орловского батальона [Там же, д. 342, л. 1 – 1 об.]. В рапорте также содержалась просьба об отдаче соответствующих распоряжений по размещению, питанию и обеспечению подводами «означенной партии» по прилагаемому маршруту следования по территории Смоленской губернии. До этого военнопленные уже проделали большой путь в Харьков, затем в Курск и Орел. Из отношения Курского губернского правления от 31 декабря 1854 года, полученного в Смоленске 17 января 1855 года, следовало, что из Харькова в Курск должны были прибыть 20 обер-офицеров и 363 нижних чина пленных турок. По решению Курского губернского правления, они были разделены на три группы: одна оставлена в Курске, а две другие отправлены в Орел и Смоленск [Там же, л. 17 – 17 об.]. Из рапорта командира Курского гарнизонного батальона начальнику Курской губернии от 7 января 1855 года известно, что в Курск прибыло 17 обер-офицеров и 312 нижних чинов, из них сданы под надзор Курской градской полиции 104 нижних чина, остальные отправлены далее в Орел [Там же, л. 18-19]. Позже выясни- лось, что Харьковское начальство предполагало распределить пленных между Тулой, Курском, Орлом и Смоленском в другом количественном соотношении, но дело было уже сделано [Там же, л. 20-22].
Итак, военный губернатор Смоленска и гражданский губернатор Н. А. Ахвердов вынужден был решать проблему размещения партии в 104 военнопленных турок. 29 января губернатор писал Рославльскому городничему (Рославль был обозначен в маршруте, и пленные должны были прийти туда 2 февраля 1855 года [Там же, л. 8]), что «в Смоленске имеются уже пленные турки» в количестве 68 человек [Там же, л. 14 об.], и «здесь квартирует постоянно значительное число войск» [Там же, л. 7 об.], а потому губернатор просил разместить партию в 104 человека в Рославле [Там же, л. 14 об.]. Размещение пленных в уездных городах губернии было разрешено по Высочайшему повелению, о котором уведомил губернатора Главноуправляющий путями сообщений и публичными зданиями в своем предписании от 30 августа 1854 года [Там же, л. 12, 14]. Пленных турок губернатор предлагал поместить на обывательских квартирах (что допускалось § 35 Высочайше утвержденного Положения о пленных 16 марта 1854 года [Там же, л. 14 об.]). За размещенными таким образом пленными следовало учредить «строжайший надзор, дабы со стороны их не было допускаемо никаких беспорядков, равным образом, чтобы не было повода к справедливым жалобам с их стороны, и что- бы обид и насмешек им жителями отнюдь делаемо не было» [Там же, л. 15]. Губернатор уведомлял город- ничего, что уже дал казенной палате распоряжение об отпуске кормовых денег, необходимых на содержание военнопленных, а надзор поручил осуществлять инвалидной команде, о чем «сообщено Командиру гарнизонного батальона» [Там же, л. 8-9]. Согласно Положению о пленных, Высочайше утвержденному 16 марта 1854 года, туркам нижних чинов полагалось по 9 копеек серебром в сутки (это было сокращение вдвое денежного содержания в сравнении с Положением 1829 года и совпадало с предписаниями 1853 года). Провиант на человека, по Положению 1854 года, составлял 1¾ фунта сухарей или 3 фунта печеного хлеба, ¼ фунта круп и 5 золотников соли и ½ фунта мяса в день (золотник равен 4,265 г, фунт равен 409,5 г [5]). Эта норма была увеличена в сравнении с Положением 1829 года и предписаниями 1853 года [1, c. 53]. Нормы довольствия пленных, согласно Положению 1854 года, «были близки к довольствию солдат русской армии, а пашам генеральских чинов назначалось со- держание генералов российского военно-сухопутного ведомства. Снабжение пленных транспортом тоже осуществлялось по нормам, принятым в русской армии» [4, c. 154]. По Положению 1854 года собственность пленных была неприкосновенной, деньги и ценности им полагалось вернуть при репатриации [1, c. 54]. 2 февраля 1855 года партия пленных турок прибыла в Рославль, о чем городничий поспешил рапортовать губернатору. В составе партии оказалось 103 человека (поименный список прилагался) [2, д. 342, л. 30 – 31 об.]. Впоследствии выяснилось, что один пленный был «за болезнью оставлен в Карачевской градской больнице» [Там же, л. 43], а затем присоединился к рославчанам. Городничий в тот же день в новом рапорте начальнику губернии предложил использовать пленных на работах по благоустройству города, оплачивая их труд поденно [Там же, л. 28 – 28 об.]. Однако городничий свидетельствовал, что многие из прибывших имели одежду и обувь столь ветхую, что «починкою исправлена быть не может» [Там же, л. 29]. 18 февраля 1855 года командир Орловского внутреннего гарнизонного батальона Саблин в новом рапор- те Смоленскому губернатору сообщал, что в Смоленск направляется еще одна партия пленных турок в количестве 63 человек в сопровождении 11 рядовых и 1 унтер-офицера Орловского батальона [Там же, л. 32]. 25 февраля 1855 года Смоленский губернатор дал предписание Рославльскому городничему, что и этих ту- рок следует оставить в уездном городе на обывательских квартирах под надзором инвалидной команды. Все зависящие от начальника губернии распоряжения он сделал (казенной палате, командиру Смоленского внутреннего гарнизонного батальона) [Там же, л. 33-38]. 28 февраля 1855 года губернатор поставил в известность Рославльского городничего, что, по Высочайшему повелению, пленных возможно использовать «для очищения улиц и для других городских надобностей» [Там же, л. 41 – 41 об.]. Согласно рапорту городничего, военному губернатору Смоленска и гражданскому губернатору Н. А. Ахвердову от 19 марта 1855 года новая партия турок, попавших в плен под Александрополем (судя по приложенному поименному списку), в количестве 63 человек (2 фельдфебеля и 10 унтер-офицеров, 41 нижний чин) уже прибыла в Рославль [Там же, л. 60]. И эти пленные были в крайне изношенной одежде и обуви, так как они добирались из Курска через Орел в Смоленск без смены обмундирования [Там же, л. 63]. На основании § 38 Положения о пленных губернаторы ежемесячно доставляли в Инспекторский Департамент Военного Министерства перечневые ведомости, а также именные списки о пленных офицерского звания [Там же, д. 351, л. 1]. Смоленский губернатор, получив сведения от Рославльского городничего, также информировал Инспекторский Департамент Военного Министерства о размещении военнопленных и ежемесячно предоставлял ведомость об их численности [Там же, д. 342, л. 46 – 48 об., 69, 82]. Пребывание в уездном городе большого числа пленных турок (167 человек, один из них находился в больнице, где в апреле 1855 года умер) [Там же, л. 81] не обошлось без эксцессов. Об этом сообщили городскому голове в своих жалобах трое рославчан, и он секретным рапортом от 13 апреля 1855 года доложил о случившемся губернатору [Там же, л. 71-72]. Последний потребовал разобраться [Там же, л. 75-76], но не успел дождаться от рославльской полиции ответа, как получил новый секретный рапорт от местного городского головы от 30 апреля 1855 года: «Пленные турки час от часу начинают шалить, не имея надлежащего присмотра…», проявляли неповиновение капитану инвалидной команды, а иногда без охраны выходили из города. Был случай, когда пленные турки гнались за девушкой, которая несла еду отцу в поле [Там же, л. 77-78]. Губернатор вновь потребовал объяснений от городничего. Городничий написал 25 мая 1855 года пространный рапорт за № 56, в котором признавал: инвалидная команда плохо следит за пленными; местные жители из любопытства сами стараются познакомиться с турками и даже «зазывают их в дом». В случае виновности пленных, они «подвергались по мере вины по- лицейскому аресту, тюремному заключению, и даже в разное время одиннадцать человек были наказаны телесно» [Там же, л. 87 об.]. Жалобы же трех горожан, по мнению городничего, не обоснованы. Конфликт с капитаном инвалидной команды произошел по недоразумению, а виновного пленного пришлось освободить из-под ареста по болезни [Там же, л. 88 – 89 об.]. В архивном деле сохранились и сами жалобы рославчан, в которых упоминаются претензии: отсутствие должной стражи, «могущей вполне усмирить их при случающихся буйных и самовольных разгулах» [Там же, л. 96 об.], драки с участием турок, употребление ими вина, опасения по поводу возможных пожаров (в связи с курением трубок и выбрасыванием «из комнатных печей в окна горящие головни») [Там же], наконец, несвоевременная и неполная оплата со стороны городничего за постой турок. Сегодня трудно судить, насколько жалобы горожан отражали реальную ситуацию, но, несомненно, сама скученность в маленьком уездном центре турок, имевших иные язык, культуру и вероисповедование, не могла не привести к конфликтам с местным населением. Отношение последнего к туркам в Рославле, как впрочем, и в целом в провинции, «отличалось любопытством и настороженностью» [4, c. 162]. Получив все бумаги с жалобами и рапорт городничего с оправданиями, губернатор потребовал от городской полиции навести порядок и оплатить постой. Он явно не желал подробно разбираться в ситуации [2, д. 342, л. 98 – 98 об.]. Квартирные деньги были выплачены в августе 1855 года [Там же, л. 110]. О ветхости одежды турок губернатор сообщил в Инспекторский Департамент еще в марте 1855 года, ответа же дождался лишь в июне: пленных предписывалось одеть и обуть, получив все необходимое от командира гарнизонного батальона (на основании уже упоминаемого Положения о пленных) [Там же, л. 99 – 99 об.]. Губернатор дал указания командиру батальона, рославльскому городничему и смоленскому полицмейстеру (последнему в отношении турок, расквартированных в Смоленске) [Там же, л. 100 – 103 об.]. К проблеме обеспечения военнопленных одеждой губернатору еще не раз пришлось возвращаться. В мае-августе 1855 года последовало несколько циркуляров от Военного ведомства и Министерства внутренних дел. Циркуляром Военного Министра от 2 мая 1855 года было предусмотрено в списках указывать имена и на иностранном языке (для «англо-французов»), чтобы избежать ошибок [Там же, д. 350, л. 1]. Однако в циркуляре Министра внутренних дел гражданским губернаторам от 17 июня 1855 года за № 145 признавалось, что их избежать не удалось, например, таких, как отправка пленных не в те губернии [Там же, д. 351, л. 1 об.]. Министр внутренних дел напоминал начальникам губерний, что в мае 1855 года Высочайшим повелением для размена французских военнопленных на русских все французские пленные немедленно должны были быть направлены в Одессу [Там же]. Австрийцы по-прежнему отправлялись в Киев, а подданные германских держав, сражавшиеся в составе англо-французских войск, – в Костромскую губернию [Там же, л. 3]. 10 августа 1855 года министр внутренних дел сообщал своим предписанием за № 1582 начальнику Смоленской губернии о Высочайшем повелении по размену пленных: с согласия французского правительства на русских можно было обменивать турок, находившихся в плену в России. Поэтому предписывалось отправлять в Одессу «в распоряжение Новороссийского и Бессарабского генерал-губернатора, половинное число всех турецких пленных нижних чинов, проживающих в Смоленской губернии» [Там же, д. 332, л. 1]. На 19 августа 1855 года, как упоминал Смоленский губернатор в предписании командиру Смоленского внутреннего гарнизонного батальона, в Смоленске проживало 73 турка [Там же, л. 4]. Из приложенного к предписанию поименного их списка следовало, что 64 из них были пленены в Синопском сражении в октябре 1853 года, а 9 («вновь прибывшие») взяты в плен «под Тульчию на Дунае в марте месяце 1854 года» [Там же, л. 6 – 7 об.].
Рославльским городничим 23 августа 1855 года был составлен поименный список пленных турок из 161 человека. В списке была помета, что один из них – Махмуд Вели – пожелал принять подданство России и перейти в православие, «и по последовавшему разрешению Начальства ныне приготовляется духовенством к принятию таинства Святого крещения» [Там же, л. 18]. В примечании к списку указано, что «все означенные пленные турки 5-го пехотного полка, взятые отрядом генерала Бебутова при Александрополе и один из них значущийся под № 101-м Измаил Гусейн взят при Журже но каким порядком и которого числа не знает. Сверх того из числа обеих партий (1-я из 104 человек, прибывшая 2 февраля, и 2-я из 63 человек, прибывшая 8 марта 1855 года [Там же, л. 15] – А. Т.) в г. Рославле умерли по три человека, всего шесть человек, которые в сем списке не помещены» [Там же, л. 19 об.]. Смоленский губернатор принял решение отправить в Одессу сначала 117 военнопленных турок (всех 73 «смоленских» и только 44 «рославльских»), о чем сообщил командиру внутреннего гарнизонного батальона [Там же, л. 24]. Урегулировали вопросы с кормовыми деньгами, обеспечением подводами и сопровождением конвоем из 5 рядовых и 1 унтер-офицера [Там же, л. 36], был обозначен маршрут следования [Там же, л. 43-44]. Но перед отправкой в Одессу остро встал вопрос об обмундировании пленных. «По Табели Высочайше утвержденной в 11-й день февраля 1855 года приложенной при приказе г. Военного Министра от 24-го Февраля за № 41, – определено обмундирование военнопленным Туркам Европейским выдавать из серого армейского сукна фуражную шапку, куртку, зимние брюки, шинель, рукавицы, галстук черного сукна, рубах две, сапогов две пары и полушубок, а для азиатских употреблять на прописанные вещи сукно крестьянское» [Там же, д. 342, л. 14 – 14 об.]. В Смоленске «крестьянского сукна» не оказалось, командир Смоленского внутреннего гарнизонного батальона Белановский предложил закупить у местного купечества «фабриканское сукно» в необходимом количестве [Там же, л. 55 – 55 об.]. Это предложение обсуждалось, потребовало представления образца ткани (в архивном деле даже сохранился фрагмент сукна) [Там же, приложение к л. 67], и, наконец, необходимые вещи для 53 «азиатских турок» были готовы [Там же, л. 68].
Партия пленных из Смоленска прибыла в Рославль 23 сентября 1855 года, но «один из турок Али Ахмед замеченный в пути следования в дурных поступках и грубости против партионного офицера и по объявлении им о сем Г. Городничему, который приказал упомянутого турка отчислить от партии и передать для от- правления за караулом посредством этапа; согласно чего, этот турок и отправлен при открытом листе за № 1051, выданном от Городничего 29-го числа сентября по тракту на г. Мглин». 26 сентября 1855 года теперь уже 72 пленных из Смоленска и присоединенные к ним 44 пленных из Рославля, получившие полагавшиеся одежду и обувь, были отправлены в Одессу [Там же, л. 60 – 60 об.]. В конце сентября начальник губернии узнал о циркуляре командира Отдельного корпуса внутренней стражи от 25 августа 1855 года и, соответственно, смог сообщить о новом документе полиции в городах и уездах. Циркуляр предписывал организовать на местах точный учет военнопленных. В нем было сказано, «чтобы о всех военнопленных, находящихся внутри империи, в разных губернских и уездных городах, командиры внутренних гарнизонных баталионов, представляли в Корпусный штаб, по прилагаемой форме, по истечении каждого месяца ведомости, о состоянии и численности всех военнопленных, находящихся в Губернии, с показанием, к какой именно они принадлежат нации, в каких войсках служили, какие имеют чины, а также объяснять, сколь- ко в течение месяца их прибыло, откуда именно и какая последовала убыль: смертью пленных, отправлением их в другие места, или для размена» [Там же, л. 114 – 114 об.]. «О партиях военнопленных, а равно и о пересылаемых по одиночке в другие губернии посредством этапов показывать вкратце под графою» [Там же, л. 115]. Форма подробной ведомости с образцом заполнения прилагалась [Там же, л. 116 – 116 об.]. Судя по ведомостям, составленным в соответствии с формой, в сентябре 1855 года их было 161 человек (1 пожелал принять православие и был крещен) [Там же, л. 109, 118], в октябре – 116 человек (44 человека покинули Рославль, отправившись «для размена на русских в г. Одессу по Высочайшему повелению», 1 умер) [Там же, л. 120]. Это число оставалось неизменным и в ноябре, и в декабре 1855 года. На отпуске же препроводительного письма к очередной ведомости, которое было датировано 5 января 1856 года, стоит лаконичная помета: «За отправлением пленных в г. Одессу дело кончить» [Там же, л. 126]. В Смоленск пленные турки прибывали и в ноябре 1855 года. Например, 5 ноября 1855 года из Орла в Смоленск добрались 5 турок, которых разместили «под надзором полиции» на квартире в 3-й части города. Из приложенного к рапорту Смоленского полицмейстера Смоленскому гражданскому губернатору именного списка прибывших турок следует, что они были пленены в сражении под Александронополем 15 ноября 1853 года [Там же, д. 738, л. 2]. Смоленский полицмейстер испрашивал у начальника губернии распоряжения о снабжении пленных кормовыми деньгами [Там же, л. 1], что и было сделано из общих гу- бернских фондов (как полагалось по 9 копеек серебром в сутки) [Там же, л. 4 об.]. Турки, по распоряжению губернатора, должны были находиться под присмотром главного лекаря военного госпиталя г. Смоленска [Там же, л. 5], а командир Смоленского внутреннего батальона должен был позаботиться о снабжении пленных одеждой и обувью [Там же, л. 5 об. – 6]. Эти же турки были указаны в ведомости, представленной губернатором в Инспекторский Департамент Военного министерства 12 января 1856 года [Там же, л. 11]. В марте 1856 года в Смоленск был препровожден на жительство еще один пленный из Курской губернии, некто Али Мустафа Оглу [Там же, л. 12, 15]. 14 марта 1856 года министр внутренних дел писал начальнику Смоленской губернии, что по Высочайшему повелению следует выслать в Одессу для размена всех военнопленных турок, находившихся в губернии, уведомив предварительно Инспекторский департамент Военного министерства [Там же, д. 332, л. 76 об.]. К этому времени, как уведомил министра внутренних дел Саксонский посланник в Париже барон Зебах, по сообщению графа Валевского, «все русские пленные, находящиеся в руках французов, в числе 2771 чел. Из коих 106 офицеров, будут освобождены и направлены в Одессу, частью из Тулона, частью с Острова Принчино. По всеподданнейшему докладу о сем Государю Императору, Высочайше повелено: выслать в Одессу, для размена, оставшихся у нас на жительстве до 1200 нижних чинов и 69 штаб и обер-офицеров и независимо от сего, до 1500 нижних чинов и 50 офицеров из числа Карского гарнизона» [Там же, л. 76]. Двумя днями ранее – 12 марта 1856 года – военный министр предписал отправить Одессу в распоряжение Новороссийского и Бессарабского генерал-губернатора «всех находящихся на жительстве в Губерниях: Орловской, Ярославской, Владимирской, Курской, Вологодской, Пензенской и Смоленской, – турецких пленных нижних чинов и в Тульской губернии турецких штаб и обер-офицеров, а также из числа бывшего Карского гарнизона 50 обер-офицеров и 1662 нижних чинов следующих из Новочеркасска на г. Воронеж» [Там же, л. 78 – 78 об.]. Губернатор сделал соответствующие предписания, и Рославльский городничий в своем рапорте от 28 марта 1856 года доносил начальнику губернии, что в Одессу могут отправиться 114 пленных турок, но «все они без исключения нуждаются в соответствующем настоящему времени обмундировании и обуви исключая полушубков» [Там же, л. 87]. Смоленский полицмейстер 2 апреля 1856 года сообщил о 5 турецких военнопленных, и лишь один из них не имеет необходимой одежды [Там же, л. 89 – 89 об.]. После предписания губернатора Ахвердова командиру Смоленского внутреннего гарнизонного батальона полковнику Белановскому о необходимости обмундирования военнопленных, тот в рапорте отвечал: «для военнопленных турецких нижних чинов, рубахи и сапоги построены, и шинелей, курток с шароварами и фуражок, при вверенном мне баталионе из крестьянского сукна по недоброкачественности оного, производить постройку таковым вещам, упомянутым туркам совершенно не могу, потому что в одежде этой не могут доследовать до места их назначения», а поэтому «2-го сего апреля за № 5506, – прошу я Московскую комиссариатскую комиссию разрешения, обмундировать пленных турецких нижних чинов одеждою из фабриканских сукон», и сразу при получении сукна обещал быстро «построить означенные одежды» [Там же, л. 91 об.]. Пока решался вопрос об обмундировании для «смоленских» турок, 11 мая 1856 года в Рославль при- была очередная партия турецких военнопленных в сопровождении поручика Витебского гарнизонного батальона. Она следовала в Витебскую губернию «для жительства». Рославльский городничий партию остановил и в рапорте начальнику губернии от 12 мая 1856 года просил распоряжений для дальнейших действий, добавляя при этом, что «вся партия турок имеет совершенно негодную одежду и даже некоторые оборвались до безобразия» [Там же, л. 93 – 93 об.]. Затем выяснилось, что эти военнопленные из Карского гарнизона вышли из Харькова и 27 апреля 1856 года прибыли в Карачев Орловской губернии, откуда и отправились в Витебск, выступив из Карачева еще до получения Орловским губернатором указаний об отправке пленных в Одессу [Там же, л. 94]. Теперь и вновь прибывших следовало одеть: на 112 человек необходимые вещи были изысканы, а на одежду остальным командир Смоленского внутреннего гарнизонного батальона Белановский просил выделить денег из казенной палаты [Там же, л. 98]. К тому же Московская комиссариатская комиссия в просьбе отказала, и Белановский рапортовал, что вынужден «немедленно приступить к постройке вещей из крестьянского сукна», несмотря на его низкое качество [Там же, л. 99 об.]. 28 мая 1856 года Белановский рапортовал губернатору, что обмундирование для 5 турок из Смоленска и 114 турок из Рославля готово, определены конвойные для следования в Одессу [Там же, л. 103-104]. Губернатор распорядился казенной палате выдать кормовые деньги и «потребное число контрмарок для взымания обывательских подвод, на случай больных и под своз тяжестей, полагая на каждые 25 человек больных по одноконной обывательской подводе и под своз тяжестей на каждые 12 человек также по одной одноконной подводе» [Там же, л. 106]. 5 июня 1856 года партия из 5 человек отправилась из Смоленска через Рославль в Одессу [Там же, л. 114]. 14 июня 1856 года к ним присоединились 114 турок из Рославля [Там же, л. 123 об.]. Для партии турок, прежде направлявшихся в Витебск, Московская комиссариатская комиссия необходимые материалы отправила 7 июня 1856 года [Там же, л. 122]. В результате эта партия была обмундирована и подготовлена для следования в Одессу. 16 июля 1856 года она выступила из Рославля (с присоединением еще 6 человек, находившихся прежде в городских больницах «для выздоровления»). Таким образом, всего в партии было 300 человек пленных в сопровождении 3 унтер-офицеров и 20 рядовых [Там же, л. 129 – 129 об., 135]. В Рославле был оставлен лишь Ахмед Магомедов Оглы, пожелавший принять присягу на верность России и православную веру [Там же, л. 137 – 137 об.]. 7 декабря 1856 года министр внутренних дел С. Ланской подписал секретный циркуляр начальникам губерний за № 225 «О доставлении списков оставшимся в России, после бывшей войны, лицам из иностранных войск». Предписывалось отдельно составить списки: 1) желавших принять российское подданство, а турок – и православие; 2) тех, кто, не желая принять российское подданство, будет выслан за границу; 3) находящих- ся в российских госпиталях, которые смогут выбрать, принимать ли подданство или быть высланным; 4) тех, кто останется в России по каким-то иным причинам. В списках сведения должны были указываться подробно (с упоминанием «нации», имени на иностранном языке, местонахождения «для успокоения их родственников или для устройства наследственных или других частных дел их в отечестве»). В случае же смерти военнопленных и других лиц, оставшихся в России после войны, следовало «без всякого замедления» доставить в Инспекторский департамент Военного министерства «установленные свидетельства» [3, д. 476, л. 1 – 1 об.]. Губернатор, получив циркуляр, разослал его уездным городничим и исправникам [Там же, л. 2 – 3 об.]. Из полученных от них рапортов известно, что военнопленных на территории Смоленской губернии к этому времени уже не было. Рославльский городничий при своем рапорте от 23 февраля 1857 года представил «именные списки о числе умерших и окрещенных военнопленных турок из числа находившихся в 1855 и 1856 годах в городе Рославле», указав, что один турок, принадлежавший к партии, которая проходила через Рославль, направляясь в Смоленск, умер в 1854 году [Там же, л. 18]. Ровно через год 14 февраля 1858 года губернатор потребовал от городничего вновь представить списки и установленные свидетельства о смерти военнопленных [Там же, л. 33]. 12 марта 1858 года при рапорте городничего таковые документы были отправлены на имя губернатора [Там же, л. 34]. Смоленская губерния приняла лишь турецких военнопленных, в то время как Крымская война стала крупным военным конфликтом, в который были вовлечены и страны Европы (в первую очередь, участники коалиции против России – Великобритания, Франция, Сардиния. Вступлением в войну угрожали России Пруссия, Австрия и Швеция). В результате Крымской войны рухнула Венская система, сложившаяся в Европе после наполеоновских войн [1, с. 51].
По данным Инспекторского департамента Военного министерства 1856 года, в русский плен попали «около 15000 человек (турок – 11431 рядовой и 958 офицеров, французов – 1353 рядовых и 72 офицера, англичан – 595 рядовых и 47 офицеров, сардинцев – 63 рядовых и 4 офицера). К концу 1856 года из них вернулось на родину около 12000 (турок – 9146 рядовых и 823 офицера, французов – 1214 рядовых и 55 офицеров, англичан – 556 рядовых и 47 офицеров, сардинцев – 63 рядовых и 3 офицера). В плену умерло около 2000 человек (турок – 1673 рядовых и 127 офицеров, французов – 137 рядовых и 17 офицеров, англичан – 38 рядовых). Из взятых в плен в России осталось на жительстве 4 человека (сардинский офицер, два француза и англичанин)» [Там же, с. 53]. Полнота сведений Инспекторского департамента вызывает сомнения [4, с. 154]. Ведь и в Смоленской губернии известны случаи перехода турок в русское подданство и выбор России местом жительства. Важной особенностью Крымской войны, как справедливо отмечает В. Б. Миловидов, был «периодически практиковавшийся с середины 1854 г. размен пленных» [Там же].
Документы свидетельствуют также и о том, что российское правительство дифференцированно подходило к военнопленным туркам и европейцам, последним было увеличено денежное содержание, одежда офицерам шилась из гвардейских материалов. Такой дифференцированный подход, по мнению В. А. Бессонова, «основывался на традиционном тяготении России к Европе и политической демонстрации подчеркнуто лояльного отношения к подданным европейских держав, которые стали противниками по “недоразумению” и не рассматривались как враги» [1, с. 54]. В 1856 году обмен пленными был осуществлен, и пребывание на территории Российской империи военнопленных Крымской войны стало историей.

Список литературы
1. Бессонов В. А. Военнопленные Крымской войны 1853-1856 гг. в Калужской губернии // Труды регионального кон- курса в области гуманитарных наук. Калуга: Полиграф-Информ, 2006. Вып. 7. С. 51-63.
2. Государственный архив Смоленской области (ГАСО). Ф. 1. Оп. 2. 1855 г.
3. ГАСО. Ф. 1. Оп. 3. 1856 г.
4. Миловидов Б. П. Иностранные военнопленные и российское общество в годы Крымской войны // Российская история. 2010. № 5. С. 153-164.
5. Полное собрание законов Российской империи. Собрание 2-е. Т. XXIX. Ч. 1. № 28038 [Электронный ресурс]. URL: http://www.nlr.ru/e-res/law_r/search.php (дата обращения: 27.04.2013).

Источник: Источник Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики Тамбов: Грамота, 2013. № 6 (32): в 2-х ч. Ч. I. C. 184-189. ISSN 1997-292X.
Сайт: http://scjournal.ru/articles/issn_1997-292X_2013_6-1_47.pdf