Military Crimea

А.Колесников
2-я Новороссийская Краснознамённая бригада торпедных катеров Черноморского флота

Колесников Александр Митрофанович (1918-2002 гг.). Великую Отечественную войну прошёл с первого — по последний день, во второй бригаде торпедных катеров Черноморского флота. Войну начал в звании старшина 2-й статьи, а закончил её в звании мичман. Имеет два множественных осколочных ранения.
Награды: Орден Отечественной войны 1-й ст., орден Отечественной войны 2-й ст., два ордена Красной Звезды, орден «За мужество» 3-й ст.(Украина), медали »За отвагу», Ушакова, две медали »За боевые заслуги», Нахимова, »За оборону Одессы», »За оборону Кавказа», »За Победу над Германией», »Защитнику Отечества»(Украина), четыре благодарности от Верховного Главнокомандующего за освобождение городов Новороссийск, Керчь, Севастополь и Констанца.

Будни боевой жизни.
На черноморском театре военных действий в период 1941 г. — первой половине 1942 г. торпедные катера по своему прямому назначению не использовались. По той простой причине, что немцы здесь не имели своего флота: ни сухогрузов, ни танкеров, ни военных кораблей. Только во второй половине 1942 года немцы по Дунаю перебросили несколько десятков быстроходных барж и торпедных катеров.
Поэтому торпедные катера использовались командованием Черноморского флота как быстроходные корабли для доставки срочных распоряжений и приказов в отдельные участки фронта на побережье Чёрного и Азовского морей.
Основная масса торпедных катеров была оборудована авторулевыми устройствами и автоматикой, позволяющей выводить катера без экипажей на цель. Управление производилось с самолёта по радио. Недостатком этой системы было воздушное обеспечение. Самолёты марки МБР — самолёты наведения, способные взлетать и садиться на воду, были неповоротливые в воздухе, имели небольшую скорость и были обречены на гибель при атаке их »мессершмидтами».
Торпедные катера с экипажами забрасывали в тыл к немцам разведчиков, диверсионные группы, высаживали десанты, проводили минирование пролива и входов в порты, захваченных немцами.
При отходе из Новороссийска, торпедные катера были поставлены по всему побережью: от Сульджукской косы и в самом Новороссийске, с целью — собирать разрозненные группы солдат и доставлять в Геленджик. Выполняя этот приказ, на водной пристани Новороссийска, погиб один катер из второго дивизиона нашей бригады. Катер стоял под миномётным огнём у причала, а экипаж созывал и принимал на борт солдат… Попаданием мины в ходовую рубку было убито половина экипажа, и катер загорелся… Соседний катер подобрал оставшихся в живых членов экипажа и солдат, и доставил в Геленджик…
В Цемесской бухте, в каменистой и скалистой её части, по правому берегу, разместился оперативный отдел Командующего Новороссийской базы. А на противоположном берегу, у мыса Хако, немцы установили артиллерию.
…Днём на наш катер прибыл офицер связи, и поступило приказание: доставить его в оперативный отдел базы в Цемесскую бухту. Доставить и высадить на правом берегу бухты, за один километр до места расположения оперативного штаба базы, чтобы не демаскировать его.
Погода солнечная, видимость прекрасная.
Взревели моторы, и наш ТК 35 полным ходом устремился на выполнение задания.
…Как только катер вошёл в Цемесскую бухту, немцы начали его обстреливать. Командир катера старший лейтенант Подымахин, меняя курс и скорость, сбивал немецких наводчиков от меткого огня. На ходу в торпедный катер очень сложно попасть артиллерийским снарядом.
Чтобы было понятно, приведу такой пример из проведённых в 1940 году учений Черноморского флота. Эскадра Черноморского флота, в которую входил линкор »Севастополь», несколько крейсеров и эсминцев охранения, вышли из бухты и стояли на внешнем рейде.
А в это время, командир второго дивизиона, нашей, 2-й БТК, капитан 3-го ранга Местников вывел из Очакова торпедный катер. Команда катера была на борту, пока не сдала катер на буксир эсминцу. А тот ночью отбуксировал его до Севастополя, за 15 миль от Севастопольской бухты и отдал буксир… Подлетевший самолёт МБР доставил капитана 3-го ранга Местникова. Он взял управление катера на себя. Завёл моторы и направил катер в атаку на стоящие на рейде корабли эскадры… Вместо торпед на катере были сигнальные ракетницы.
На кораблях эскадры заметили идущий в атаку катер. Сыграли боевую тревогу, и артиллеристы получили приказ уничтожить катер боевыми снарядами. Артиллеристы всех кораблей эскадры открыли огонь…
Подведя катер на дистанцию торпедного залпа, Местников атаковал один корабль сигнальной ракетой… Затем, изменив курс катера, нанёс удар сигнальной ракетой по второму кораблю… Катер шёл в сплошных взрывах снарядов… Затем, Местников повернул катер на обратный курс…
Катер подошёл к эсминцу, где его взяли на буксир и доставили под Очаков, на остров Березань. Когда на катер зашла команда, то обнаружила в нём только одну пробоину в корпусе, выше ватерлинии. Она не грозила гибелью катеру. За эту операцию капитан 3-го ранга Местников был награждён Командующим Военно-Морскими Силами СССР адмиралом Кузнецовым именными часами.
Но это было в 40-м году.
А сейчас, мы шли вдоль правого берега Цемесской бухты, и только подошли на траверз места высадки связного офицера, резко взяли курс на берег. За 20 метров от берега отдали якорь, спустили резиновую шлюпку и усадили в неё офицера. Я, за 3-4 резких рывка вёслами, доставил его к берегу, где он вскарабкался на скалу и исчез за вторым скалистым выступом. А я направился к катеру…
Тут катер был удобной мишенью для немецких артиллеристов. Сразу три султана выросли около катера… Два по бортам, а один на берегу, по корме катера… За 2-3 секунды шлюпка была брошена в желоб, а командир скомандовал: »Отдать якорный трос!»
Я подбежал к битенгу на носу катера и сбросил якорный трос. Кивнул командиру, и катер рванул… Мы поняли, что нас обстреливает трех орудийная батарея. Следующие три снаряда разорвались на том месте, где мы стояли… Обстрел продолжался до самого выхода из Цемесской бухты.
Времени на выборку якоря у нас не было. Эта процедура занимает 3-4 минуты. Так, ценой потери якоря, мы спасли катер и себя от неминуемой гибели…

2-я БТК. Июнь — июль 1941г.
Вторая бригада торпедных катеров Черноморского флота была создана 1 сентября 1940 года в городе Очаков. Командиром бригады был назначен капитан второго ранга Мельников, начальником политотдела — бригадный комиссар Конюшков, а начальником штаба старший лейтенант Шамборский.
Командиром первого дивизиона торпедных катеров назначен капитан-лейтенант Труль, а командиром второго дивизиона назначен капитан-лейтенант Местников.
Первый дивизион состоял из двух отрядов торпедных катеров устаревшей конструкции. В состав — же второго дивизиона входили два отряда современных, на тот период катеров.
К началу Великой Отечественной войны бригада пополнилась двумя отрядами, прибывшими из Ленинграда и Керчи.
В ночь на 22 июня 1941 года отряд старшего лейтенанта Рыбакова участвовал в, совместных с пограничниками, учениях по высадке десанта в районе Скадовска. Высадив условно десант, отряд прибыл 21 июня в 23 часа 40 минут в Очаков.
В час ночи все торпедные катера были подняты в эллинг и команды сошли на берег и поднялись в казармы на отдых…
В два часа утра 22 июня бригада была поднята по тревоге, после чего поступила команда получать боевые торпеды, оружие и противогазы.
»Внезапная», вероломная война ещё не началась, а мы уже готовились к ней!
К 4.30 все торпедные катера были укомплектованы и заняли исходные районы в Днепро-бугском лимане.
Наш отряд рассредоточился под Покровскими хуторами у острова Первомайский. А другие торпедные катера — под Куцурубом — Ивановкой.
В 8.30 к нашему отряду прибыл катер — лимузин с начальником политотдела Конюшковым.
Бригадный комиссар обратился к экипажу со словами: »Сегодня в ночь фашистская авиация бомбила города Киев, Минск, Севастополь, а немецкие войска вторглись на территорию Советского Союза по всей границе, от Баренцева — до Чёрного моря. Разобьём фашистов?»
Начальник политотдела не выкрикнул призыв. Он просто задал вопрос.
»Разобьём!», — ответила команда.
Так мы узнали, что началась война…
На вторую ночь над лиманом и Очаковом появились немецкие самолёты. Они стали сбрасывать на парашютах мины… Прожектора освещали спускающиеся мины и фашистские самолёты.
Зенитчики с острова Березань и Очакова обстреливали самолёты врага.
Лётчики Очаковского полка истребителей, так — же пытались уничтожать противника. Они приближались к самолётам фашистов, которые вели в своих лучах прожектористы. Затем включали 2-3 раза отличительные огни. Зенитчики сразу прекращали вести огонь по врагу, и наши истребители атаковали противника…
23 июня два отряда торпедных катеров, первый под командованием капитан-лейтенанта Труль, а второй, старшего лейтенанта Рыбакова, были направлены на Дунай.
Первый отряд выполнял задачу по поддержанию наших войск, удерживающих границу по Дунаю.
Второй отряд курсировал у побережья Румынии в ночное время, с целью уничтожения кораблей и судов противника, находящихся в море…
Катера бригады входили в Особый Отряд Кораблей по обороне Северо — Западного участка Чёрного моря.
В этот »Особый» входили пять эсминцев типа »Фрунзе», два отряда сторожевых катеров и наша 2-я БТК.
Так — же наши торпедные катера входили в состав конвоя по проведению недостроенных кораблей из Николаева в Севастополь, и транспортов, идущих в Одессу из Севастополя и обратно. Судов, идущих из Николаева в Севастополь и обратно.
Принимали участие в минировании моря на подступах к Одессе. Выявляли огневые точки врага на побережье, занятом противником в районе Одессы.
Даже пытались участвовать в высадке десанта в районе Григорьевки, но из-за каменистого берега отказались от этой задумки. И поэтому, в период высадки охраняли корабли десанта с моря.
Команды торпедных катеров жили на катерах, не имея ни коек, ни камбуза, ни других удобств. Но об удобствах никто даже не вспоминал. Было только одно — ненависть к врагу! Руководила действиями людей страстная жажда схватиться с врагом и уничтожить его…

Десант.
Сегодня в Керченском проливе я снова в мыслях побывал. Припомнил экипаж торпедного катера 35, во главе с командиром, старшим лейтенантом Подымахиным, боцманом Аракельяном, механиком Шишковым, радистом Кириловым и мотористами Левченко и Масенко.
То было накануне нового 1942 года. Наш катер 35 входил в состав группы катеров, сосредоточившихся в порту Тамань. Состояла группа из пятнадцати катеров 2-й бригады торпедных катеров Черноморского флота.
… Пронизывающий северо-восточный ветер гнал над проливом серые набухшие дождём и снегом тучи. Ветер с температурой 5 градусов ниже ноля пронизывал наши одежды, а крытые мутные волны, от ударов о борта торпедных катеров, рассыпались брызгами и обильно сыпались на палубу.
Из порта Новороссийск нас перебазировали в порт Тамань для переброски нашей морской пехоты десантом в Крым и в порт Керчь, оккупированный немецкими войсками. И только Севастопольский гарнизон продолжал удерживать город. И ежедневно из портов кавказского побережья, а чаще из Новороссийска, шли военные и транспортные суда с пополнением и боеприпасами в Севастополь. А оттуда доставляли раненых. Суда уходили в ночь, в неизвестность, а возвращались не все. Многие погибали от бомб и торпед…
Вот тогда и решило командование Черноморского флота в помощь защитникам Севастополя высадить десант в Крым, в районе Керчи и Феодосии.
С волнением и тревогой за успех, экипажи ждали приказа о начале операции.
В ночь на 30 декабря поступил приказ принять на борт десант.
Десантники, укутанные плащ-палатками, бесшумно размещались в желобах для торпед.
Их лица в темноте невозможно было различить, но в их движениях, приглушенных разговорах и в голосах командиров слышалась бодрость и уверенность в успехе.
На наш и соседний катер ещё не успели погрузиться десантники, как с берега прозвучал приказ катерам приступить к выполнению задания…
Один за другим, отшвартовавшись, катера исчезали, поглощались ночью… Уходили катера в ночь, в неизвестность, навстречу смерти или славы…
А море шумело, будто ничего не происходило. Ему было всё равно, что были здесь люди и катера, и что некоторые не вернутся…
Вдруг поступила команда: » Подымахин, к комбригу!»
Боцман Аракельян ещё раз проверил брезент, накрывающий направлябщие желоба торпед, чтобы десантники надёжно смогли укрыться им от обильных брызг, во время движения.
Но экипажу в ту ночь не суждено было выбрасывать десант.
Командиру было приказано выйти в пролив и отыскать транспортное судно, вышедшее из Новороссийска, и сопровождать его в порт Керчь.
С Крымского берега не было слышно ни стрельбы, ни взрывов.
Взревели моторы…, и мы уже в проливе.
Начался поиск пропавшего судна.
Пока шли к Чёрному морю в кромешной тьме, за ветром и волной, брызги нас не задевали, но на обратных курсах лицо секли мелкие льдинки, вперемешку с водой, а палуба покрывалась льдом.
Разыскать судно нам так и не удалось, хотя мы три часа бороздили просторы пролива…
Однако, при входе в пролив, мы обнаружили плавающие тюки сена и деревянные обломки. Это навело на мысль, что судно подорвалось на мине и затонуло…
… На утро стало известно, что города Керчь и Феодосия освобождены десантом от немцев. Но радость победы была омрачена тем, что в ту ночь погибли три наших торпедных катера. А ещё один, ТК 105, лейтенанта Овсянникова, наскочил на камни у Крымского берега…

Дезертир.
В период самого трудного временного отрезка в боях с фашистами, а это был конец июня 1942 года, казалось, что у Советского Союза уже нет сил остановить стремительное наступление немецкой армии. У некоторых малодушных людей исчезла вера в победу над врагом…
Наши торпедные катера 2-й БТК, базировавшиеся в порту Новороссийск, несли ночами дозорную службу в районе Керченского пролива с задачей: не допустить в Азовское море транспорта и военные корабли, доставляющие боезапасы, продовольствие и подкрепление наступающим немецким армиям на Кубани и Кавказском направлении.
С этой задачей катерники успешно справлялись. Фарватеры пролива минировались… А днём немецкая авиация наносила массированные удары по прибрежным к Чёрному морю городам Краснодарского края — Тамани, Анапе и Новороссийску. На главную базу Черноморского флота — Новороссийск почти ежедневно налетало по 100 — 120 самолётов-бомбардировщиков. В порту гибли у причалов суда и военные корабли, доставляющие грузы в осаждённый, но не сдающийся врагу Севастополь. Пришвартованные к стенкам причалов они днём загружались в Новороссийске топливом, продовольствием, боеприпасами и пополнением для защитников города Севастополь, а в ночь отправлялись в переход к Севастополю. Ночью на переходе их не могла бомбить вражеская авиация. А вот пришвартованные суда и корабли в порту были лёгкой добычей для самолётов, так как, к тому времени уже у Советской Армии на этом участке фронта не было истребительной авиации, и потому город и порт охранялись от нападения с воздуха только зенитной артиллерией с кораблей и частично береговой обороны.
Разрозненные части армии отступали с боями к побережью Чёрного моря под натиском стремительного наступающих частей гитлеровских армий по Кубани…
Торпедные катера 2-й БТК в сложившихся условиях выполняли задачу по эвакуации прижатых к морю частей Красной Армии в Новороссийск. Так первый отряд второго дивизиона 2-й БТК, базируясь на мысе Утрим, отслеживал побережье от Анапы до Соленых озёр.
…В начале августа два наши торпедные катера зашли в порт Анапа. В городе не оказалось наших войск. Скопившиеся в порту запасы вина в бочках не все были уничтожены. Их уничтожали, чтобы не достались фашистам.
Мы пришвартовались к песчаному берегу у посёлка совхоза Джеметэ. Немцев там не оказалось. И мы с радио-электриком второго катера Женей Лиор обследовали склады и ёмкости с вином. Оказалось, что там всё уничтожено. Об этом нам доложил один мужик из дирекции совхоза, и попросил взять его с семьёй на борт катера и эвакуировать в тыл.
Я объяснил ему, что такой возможности у нас нет. Некуда поместить на катере пассажиров, да и неизвестно когда мы сможем возвратиться в Новороссийск.
Он повторил свою просьбу и добавил, что он старый коммунист, а его сосед дезертир ждёт прихода немцев.
— В этом вы можете сами убедиться. Зайдите к нему во двор. Меня он выдаст немцам, и они меня и семью мою уничтожат, — произнёс он.
Мы пошли с Женей к дому дезертира. Увиденное там нас поразило. Посреди двора под развесившейся кроной фруктовых деревьев стоял длинный стол, накрытый белой скатертью, с расставленными на нём блюдами с различной снедью — мясом, вяленой рыбой, разнообразными овощами и графины с вином. А две женщины с полотенцами в руках отгоняли назойливых мух от продуктов.
За столом сидел мужчина средних лет. При нашем появлении он резко поднялся, и с сияющей улыбкой на лице и распростёртыми объятиями пошёл к нам на встречу, с возгласом:
— Заходите родные! — и распорядился: — Женщины, угощайте защитников родины!
Пьяной шатающейся походкой он подошёл к столу и, наполнив две огромные кружки вином, преподнес нам, и стал усаживать за стол.
Мы выпили вино и стали закусывать… Он опять наполнил наши кружки вином, и говорит:
— Трудно вам, сынки. Выпейте ещё, станет легче душе. Видите, какая сила прёт на нас, невозможно остановить.
После этого он уселся за стол, уронив голову. Упёрся подбородком в стол, и заплетающимся сиплым голосом промолвил:
— Одно спасенье остаётся. Я принесу вам старенькую свою одежду. Переоденетесь, и таким образом не попадёте в плен немцам.
Такого поворота в рассуждениях этого человека мы не ожидали. Меня эта речь полоснула, как нож в сердце. Сознание подсказывало: нужно немедленно уничтожить гада. »Сейчас морду порву! Голыми руками порву! Как учили…!» — пронеслось в голове.
Я, было, двинулся вперёд, но Женя, зная меня и уловив мои мысли, крепко сжал мою руку.
И верно. Оружия у нас с собой не было, а убить его голыми руками на глазах у жены и дочери было бы неправильно.
Я набрал в лёгкие воздуха, успокоился, и сказал, что мы подумаем над его предложением. Вот сходим на катер, предложим так поступить ещё одному нашему другу, и вернёмся.
А сам думал: вернёмся с пистолетами и покончим с тобой, сволочью, как положено с предателем — расстреляем.
И мы двинулись к месту стоянки катеров.
— Вы подготовьте нам одежду, а мы через полчаса вернёмся! — уходя, крикнул Женя.
Дезертир что-то приказал женщинам, и они направились в дом. А мы спешно пошли к берегу…
Доложили командирам катеров:
— Немцев в посёлке ещё нет, но один житель посёлка в ожидании их уже накрыл стол угощениями. Он предложил нам дезертировать. Дайте нам оружие, и мы уничтожим предателя!
…Вооружённые пистолетами мы спешно направились к дому »гостеприимного» хозяина. На ходу решили увести его в кукурузное поле, что окружало дом с трёх сторон, и там расстрелять.
Во дворе у стола нас встретила молодая хозяйка. Хозяина и его жены не было.
— Зови хозяина, — попросили мы её: — Пусть несёт нам одежду.
В ответ она позвала:
— Папа, папа!
Но никто не ответил на её зов.
Мы с Женей зашли в дом. Осмотрели комнаты, надеясь его там найти. Но безуспешно. Хозяина не оказалось.
Женщина ласково предложила нам подождать:
— Папа скоро придет.
Но ожидания наши не оправдались. Шумело рядом кукурузное поле… Хозяин так и не появился. Очевидно, догадался, зачем мы вернулись. Ему ведь было хорошо известно, что профессионалы — военные моряки, это не новобранцы из простой пехоты. Поэтому, он и скрылся в кукурузе, когда понял, что за сделанное подобного рода предложение морякам можно поплатиться жизнью. Повезло ему, гаду. Не нашли мы его.
…Как мы и предполагали, командиры катеров, посовещавшись, ответили отказом принять на борт семью коммуниста. Если бы в желобах катеров не было торпед, то можно было бы их принять на борт. Но на катерах было по две торпеды. Не знаю, как сложилась дальнейшая судьба этого человека и его семьи.
…После освобождения города Новороссийска, в беседе с десантниками — морскими пехотинцами узнал, что у немцев служили сотни предателей из числа жителей Кубани. Может, был среди них и наш »гостеприимный» хозяин из посёлка Джеметэ.

Один эпизод войны.
Меня часто тревожит мысль о судьбе подводников Черноморского флота. Известно, что большинство лодок погибло в период войны. Некоторые моряки спасались, но о судьбе сотен людей нигде нет ни малейших сведений. Малая глубина у побережья Чёрного моря, где в своём большинстве были позиции лодок, у занятых врагов портов, не позволяла скрытно поджидать суда врага, но, при этом, позволяла вражеским самолётам успешно обнаруживать лодки и уничтожать их. Ведь немецкие суда предпочитали ходить вдоль занятого побережья. Поэтому лодки гибли, ранее, чем могли нанести торпедный удар по вражеским судам…
Вспомнился один эпизод, связанный с моряками-подводниками.
В порту Новороссийск в период 1942-43 годов катера нашей, 2-я БТК стояли у причала »Лесного» вместе с подводниками. С одной стороны подводные лодки, напротив холодильника, а с другой стороны наши кубрики, в пакгаузах, расположенных на этом причале.
Однажды авиация врага совершила дневной налёт на порт и город Новороссийск. Было это, примерно, в августе 1942 года. Подводники на »Лесном» причале соорудили себе бомбоубежище. Сам причал насыпной, земли на нём нет. Один песок. Бомбоубежище — это котлован два метра глубиной, обшитый со сторон брёвнами и сверху настил из брёвен. От бомб он защиту не гарантировал, но от осколков защищал.
В этот день о налёте было сообщено сиренами минут за десять до прилёта самолётов. Экипажи подлодок устремились к этому скрытому бомбоубежищу.
С воздуха, очевидно, немцы увидели бегущих моряков и догадались, что это они пытаются скрыться в бомбоубежище. И тут же посыпались бомбы на этот объект. Хотя, немцы прилетели бомбить корабли и суда, стоящие в порту, и зенитные установки, прикрывающие порт, но соблазнились нанести удар и по бомбоубежищу.
Одна из бомб легла рядом с бомбоубежищем, и сдвинула одну его сторону к другой. А в убежище было человек сорок подводников.
В это время мы с товарищем тоже бежали к своему катеру, чтобы выскочить на нём от причала на простор обширной бухты и этим спасти катер от прямого попадания. Ибо неподвижный катер, судно или боевой корабль — это наилучшая мишень для точного попадания бомбой.
Взрыв! В бомбоубежище мы не смогли попасть, и нырнули в первый попавшийся водопроводный люк. После серии взрывов на причале, мы выскочили из него, и увидели, что немецкие самолёты улетели, а бомбоубежище разрушено.
Зная, что там наши друзья подводники, мы бросились их спасать. Сначала разгребали песок голыми руками, а потом подоспели другие краснофлотцы с лопатами. И мы стали извлекать из-под песчаного завала людей. Спасли не всех. Но тех, кого спасли, были, безусловно, счастливы остаться в живых.

Гибель эсминца »Фрунзе».
В конце августа 1941 года наша, 2-я бригада торпедных катеров покинула родную базу в Очакове и передислоцировалась в Крым, в порт Ах-Мечеть (ныне Черноморск).
На Тендровской косе постоянно находился один отряд, состоящий из 6 торпедных катеров. Отряды менялись один раз в неделю. Заправлялись в Черноморске горючим и на Тендру…
Днём сопровождали боевые корабли и транспорта, идущие в осаждённую Одессу с пополнением и боеприпасами, и обратно с ранеными.
Экипажи катеров питались сухим пайком, спали на песке или на катерах, где нет ни коек, ни гальюна, ни камбуза. Все мы настроены по-боевому. Никто не жаловался на тяжесть службы и лишения. Все мы были готовы выполнить боевое задание.
На суше наши войска отступают. Одесса в осаде. Немецкие самолёты в воздухе не встречают отпора… Нашей авиации нет…
Наши корабли и транспорта безнаказанно атакует вражеская авиация, и только изредка удаётся сбить самолёт врага зенитчикам или корабельной артиллерии… На душе горечь от — того, что терпим поражение…
Мы задавали себе вопрос: »Что — же происходит? Почему — же нет нашей авиации?»
Изредка, с чувством досады мы видели, что наши самолёты МБР — неповоротливые, тихоходные, и для немецких »Мессеров» являются лёгкой добычей. Хотя лётчики на них отважные и смелые ребята, но технически во всех отношениях сильнее немецкие самолёты… А, наши И-16, ни в какое сравнение не шли с »Мессерами».
Немецких кораблей на Чёрном море, в этот период, не было… Мы ни разу их не встречали в море…
23 августа, как обычно, немецкая авиация бомбила наши корабли у Тендры. Несколько бомб попали в эсминец »Фрунзе», идущий из Севастополя в Одессу с целью высадки морского десанта. Моряки стали прыгать в воду… Часть из них подобрала канонерская лодка »Красный Аджаристан». Но и эта канонерская лодка была подбита и стала тонуть… После этого моряков стал подбирать буксир »СП-8»…
Наш торпедный катер стоял замаскированный на Тендровской косе. По боевой тревоге мы сбросили маскировку, и вышли из залива.
На море штиль… В ясном небе барражируют два »Мессершмидта» на высоте 1 — 1,5 километра. На небе ни облачка…
Боцман постоянно держит на прицеле фашистские самолёты, но командир катера, лейтенант Оноприенко приказал огонь по самолётам не открывать, пока они нас не атакуют.
Бомбардировщики пошли на новый круг, после нанесения бомбового удара по буксиру »СП-8»… Он стал тонуть…
Нам приказали снять с него команду и пассажиров… Я держу в руках приготовленные коробки с лентами для пулемёта… Экипаж в напряжении… Моторы ревут ровно… Наш катер, стремительно набрав скорость, проносится мимо Лобаза… Там установлены два счетверённых пулемёта »Максим»… Они ведут огонь по самолётам, хотя безуспешно… Но мы всё — равно чувствуем поддержку товарищей…
Обогнув косу, наш катер, за какие — то семь минут оказался у буксира, лежащего на борту… Подошли со стороны киля.
Я соскочил на покрытый толстым слоем ракушки борт, и стал помогать перебираться на катер матросам и командирам. Их было всего восемь человек. Большинство в регланах! За считанные секунды все были на борту катера. Двое из них ранены…
Лишь один человек остался стоять на борту буксира неподвижно.
Возмущённый такой нерасторопностью этого человека, я бросился к нему…
Поражённый увиденным я на миг замер… Он стоял на борту тонущего буксира и держал обеими руками руку, торчащую из иллюминатора…
Тут я услышал команду лейтенанта Оноприенко: »Колесников! Немедленно на борт!»
Нетерпеливость командира понятна. Стоя у буксира, мы лакомая добыча для самолётов, на ходу — то катер почти неуязвим.
Что делать?
Я прыгаю на катер, сгребаю ладонью смазку с торпеды и вновь на буксир… Став на колени, заглянул в иллюминатор… Увидел лицо и расширенные глаза обречённого матроса, жадно ловящего ртом воздух… Он не кричал и не стонал.
Я быстро смазал ему плечи густой смазкой, и крикнул, чтобы он подал вторую руку… Когда обе руки были у нас, мы со всей силы рванули за них…
Делая рывок, я закрыл глаза и отвернул голову в сторону. Всякое может случиться…
Когда мои руки были высоко подняты над головой, вместе с рукой обречённого, я открыл глаза.
Рослый матрос, с лицом самого счастливого человека на всём земном шаре, стоял перед нами с ободранной кожей на плечах и спине, местами сочилась кровь…
На катер он вскочил сам.
Буксир медленно стал уходить под воду, а наш торпедный катер полным ходом уже мчался к месту гибели эсминца »Фрунзе».
Мы обошли вокруг, ещё виднеющеёся из воды его мачты. Но обнаружить кого — либо, держащимся на воде не удалось.
Как потом выяснилось, оставшиеся в живых матросы с эсминца поплыли к Тендровской косе… Но не всем суждено было добраться до берега. Немецкие самолёты расстреливали плывущих моряков из пулемётов…
Среди спасённых нами моряков был командующий эскадры, капитан 1-го ранга Басистый, и заместитель командира канонерской лодки, капитан-лейтенант Серов…
Обогнув Тендровскую косу, наш катер зашёл в залив и приткнувшись к косе замаскировался. А соседний торпедный катер, приняв на борт Басистого, последовал с ним в осаждённую Одессу. Потому — как, на следующую ночь должен был быть высажен морской десант у посёлка Дофиновка. А руководить высадкой десанта был назначен именно капитан 1-го ранга Басистый…

Гибель торпедного катера.
Произошло это в одну из ночей ноября 1943 года у Керченского пролива. 2-я БТК Черноморского флота базировалась в портах Анапа, Тамань, и решала задачи обеспечения безопасного снабжения десанта морской пехоты в Крыму, у посёлка Эльтиген. Туда, с подкреплением и боеприпасами, каждую ночь отправлялись мотоботы от временного причала у посёлка Кратково на Кубани.
Немцы направляли каждую ночь десятки самоходных барж к месту высадки десанта с целью: помешать нашим мотоботам доставлять подкрепления десантникам, и одновременно, обстреливать с моря побережье, занятое нашими десантниками.
Для борьбы с немецкими самоходными баржами в район Эльтигена выходили 3 — 4 торпедных катера и два морских охотника.
В этот раз, в сумерках из порта Тамань вышло четыре торпедных катера. Старшим в группе был капитан 3-го ранга Туль. Он находился на борту переднего катера. У Кратково нас ожидали два катера — морских охотника. На подходе к Кратково передний торпедный катер наскочил на мину. Взрыв… Столб пламени… На поверхности воды, объятой огнём, торчит таранный отсек катера, а на нём сгрудилась команда, освещаемая пламенем разлитого на воде бензина.
Подойти и снять их невозможно, поверхность воды горит… Зайти в это огненное пятно — значит самим загореться. Чем помочь товарищам?
Немцы, увидев с побережья Крыма пожар, открыли артиллерийский огонь. Снаряды со скрежетом пролетают над нами и взрываются на берегу… В ответ по немецким батареям открыла огонь наша артиллерия.
Моряки подбитого катера, поняв своё безвыходное положение, что для их спасения катера не могут войти в огненное пятно, стали прыгать за борт. Их цель была: пронырнуть горящее кольцо, и уже там добираться к нашим катерам.
Помочь мы не можем, только наблюдаем…
Вдруг слышим голос командира дивизиона Туля: »Помогите!»
Взрывной волной его отбросило метров на пятнадцать от подорвавшегося катера, и он оказался вне огненного кольца. Наш радист, старший матрос Каплунов бросает ему швартовый конец…
В это время я увидел, как два человека вынырнули из под огненного пятна. Бросаю им бросательный конец. Они его ловят. И я подтягиваю их к катеру…
Но наш катер уже рядом с огнём, и чтобы не попасть в горящее пятно, командир даёт команду в машину: »Задний ход!»
Я не успел закрепить бросательный конец за битенг, и только успеваю упасть на машинный люк и зацепиться рукой за поручни, чтобы не оказаться самому за бортом. Сила, с которой две тысячи лошадиных сил потянули катер от огня, натянула тонкий бросательный конец с держащими его двумя моряками. На моей руке лопается кожа… Сильная боль… Но бросить конец тоже нельзя. Пятно огня быстро приближается к моим товарищам и если их не оттянуть, они снова окажутся под огненным кольцом…
Оттянув метров на двадцать катер и спасаемых членов экипажа, мы подняли их на борт. Двоих подняли удачно, а третий, старшина 1-й статьи Маевский никак не может вскарабкаться на борт. Ему в это время было уже больше сорока лет.
Мы, вместе с радистом Каплуновым и боцманом Кухарёнок, подхватили его под руки. Но безуспешно. Поднять на борт не можем. И тут он говорит: »Да, тяните меня за волосы!»
Мы все рассмеялись… У него на голове волос нет — лысина. Всё-таки вытащили…
Два соседних катера выловили из огня и воды остальных четырёх членов экипажа потонувшего судна.
…Командир дивизиона Туль дал команду: »Давайте ход и идите к Краткову!»
И только мы дали ход, как послышался удар по корпусу нашего катера… И возглас Туля: »Опять придется лететь!»
Но лететь ему не пришлось… Оказалось: катер ударился винтами о затопленное ранее судно. Винт был повреждён… Машины работают исправно, но хода нужного нет.
…Малым ходом подходим к причалу Кратково. Когда заглушили двигатели, услышали басистый голос командира Новороссийской Военно-морской базы Холостякова: »Туль, ты живой?»
»Да!», — ответил он.
»А катер где?», — спрашивает Холостяков.
»Утонул», — ответил Туль.
»А зачем ты мне нужен без катера?»
На этом беседа окончилась, и поступила команда: »Приступайте к выполнению поставленной задачи!»
Взревели двигатели на всех катерах. И они исчезли, ушли в ночь…
А наш катер отошёл с милю от берега, и остался стоять и наблюдать, как будет идти бой между катерами и немецкими баржами. Всю ночь шёл бой у берега Огненной земли… А утром на буксире одного из торпедных катеров, получившего серьёзные повреждения, мы отправились на ремонт в Туапсе.

Десант у поселка Жибаряны.
9 мая 1944 года был освобождён город Севастополь от фашистских захватчиков. Через месяц после этого наша 2-я БТК уже базировалась в городе Очакове. В городе, где она была сформирована и где дислоцировалась до войны. Из восемнадцати торпедных катеров, имеемых в наличии в начале войны во втором дивизионе, в Очаков вернулись только четыре.
Советская Армия успешно изгоняла с территории Украины оккупантов.
Катерники в это спокойное для них время проводили ремонт катеров: латали дыры в корпусах и делали переборку изрядно изношенных моторов.
В середине августа 1944 года катера, находящиеся к тому времени в освобождённом порту Одесса, получили боевое задание: принять на борт морскую пехоту и высадить её у посёлка Жибаряны. Дело для катерников привычное. Приняв на борт десантников, вооружённых стрелковым оружием и гранатами, четыре торпедных катера вышли в 10 часов утра в море из порта Одесса.
Погода была жаркая. На море — штиль… Можно идти полным ходом со скоростью 45 узлов. Горячий воздух на такой скорости обжигает лицо, а редкие брызги охлаждают…
Сидящие в желобах для торпед десантники расстегнули пуговицы на гимнастёрках, и с наслаждением дышали ароматным морским воздухом… К месту высадки идти около четырёх часов, и им можно расслабиться перед предстоящим боем. На переходе команда катера отвечает за их безопасность. Более всего необходимо зорко следить за воздухом и морем. Заранее обнаружить вражеские самолёты, если они попытаются атаковать катер, и встретить их огнём своих пулемётов.
За время следования к месту назначения над катером прошли три группы самолётов, летящих встречным курсом. Это были наши пикирующие бомбардировщики »Петляковы», возвращающиеся после бомбардировки вражеских объектов. В группах было по три — четыре самолёта.
Над нами пролетали две группы самолётов, идущих нашим курсом. Такое движение радовало душу, — значит, в месте высадки десанта можно рассчитывать на помощь авиации.
При подходе к Жибарянам, три »Петлякова» открыли огонь с пушек и пулемётов. Мы решили, что наши самолеты атакуют истребители врага. Свои пулемёты привели в готовность. В первую очередь проверили коробки с патронами, правильность заправки пулемётной ленты… И тут видим: на берегу моря, в месте, куда мы должны высадить десант, мечется огромная масса людей. Мы решили, что самолёты обстреливают вражеское войско, скопившееся на побережье.
Катера по команде сбавили ход, и направились к берегу… Командир нашего катера старший лейтенант Попов скомандовал: »Десанту — приготовиться к высадке! Боцман — замерять глубину через каждые пять метров! Пулемёты к бою! Огонь без команды не открывать!»
Малым ходом, под одним мотором, мы стали сближаться с берегом…
Боцман докладывает командиру: »Пять метров, четыре метра, три метра».
Берег молчит.
После доклада: »Два метра!», катер сбавляет ход. А после доклада: »Один метр!», катер прекращает движение к берегу.
Огня с берега по-прежнему нет… Но с берега навстречу нашим катерам движется огромная масса людей без оружия и поднятыми вверх руками.
Раздаётся команда старшего группы десантников: »За борт!»
Десантники прыгают с борта катера в воду, подняв над головой автоматы… Выстраиваются в цепь параллельно берегу, и направляются навстречу приближающимся к катеру людям… Слышатся грозные выкрики десантников: »Назад! Назад!»
Толпа останавливается, а затем медленно отступает к берегу… Стрельбы не слышно.
Тоже самое происходит на остальных трёх катерах. Только на соседнем катере прозвучал одиночный выстрел. Это стрелял боцман.
Как потом стало известно, один, из бегущих по берегу людей, успел забраться на торпедный катер, и стал выкрикивать: »Да здравствует Красная Армия! Да здравствуют Советские моряки!»
Боцман спросил его: кто он, и как сюда попал?
Тот объяснил, что он служил у немцев, а теперь им капут, и что он сам татарин из Крыма!
…Позже, уже в Одессе, нам объяснили, что десантники выстроили в колонны пленных, в основном румын, и наплавили их в места лагерей военнопленных… А стрельбу из пулемётов вели наши лётчики с целью: напомнить пленным, что они должны выполнять указания прибывших десантников…
…После высадки десанта командир нашего катера старший лейтенант Попов получил на обратном пути в Одессу приказ Оперативного флота: »Зайти на остров Змеиный и принять капитуляцию, расположенного на этом острове румынского гарнизона!» Что мы, собственно, и сделали.
Подошли к острову, и… Командир катера сообщил Оперативному флота: »Вокруг острова расположены подводные скалы. Подходы безопасные неизвестны, и выполнить приказ без риска потерять катер — невозможно!»

На минных постановках.
После захвата фашистами Крымского полуострова в 1942 году, перед 2-й бригадой торпедных катеров была поставлена задача: закрыть для судоходства Керченский пролив путём минирования.
Совместно с катерами 1-й БТК, мы начали минирование подходов к проливу. Ночами, порой по тридцать катеров, подходили к проливу… И каждый катер нёс по шесть мин »Рыбок».
»Рыбка» — мина, к которой на тросе прикреплен груз. Груз — на дно, мина — в воде, на длину троса. Таким образом устанавливается глубина минирования.
Однажды ночью, дойдя к заданному району, катера освободились от мин, и взяли курс на Геленджик.
Надо сказать, что к месту постановки мин катера шли группой, не теряя друг друга из видимости. А после постановки возвращались самостоятельно, не придерживаясь строя.
…Та ночь была лунная. На небе ни облачка. Море — 2 балла. Поставив мины, наш катер взял курс на Геленджик. Мой пулемёт располагался сзади ходовой рубки катера, и поэтому на переходах моим сектором наблюдения была корма. Катер шёл средним ходом. Весело пели свою песню двигатели… На душе хорошее настроение от сознания успешно выполненного боевого задания. Руки крепко держат рукоятки пулемёта… Ствол из положения »зенит» переведён в горизонтальное положение. Турель снята со стопора и свободно перемещается по горизонту… Кругом ни огонька, ни соседних катеров, и за нами никто не следует.
Неожиданно замечаю по корме взрыв, сопровождающийся снопом искр на расстоянии, примерно, милю от нас. Докладываю о виденном командиру бригады, капитану 1-го ранга Проценко, находящемуся на нашем катере. Он внимательно посмотрел в сторону взрыва, где теперь наблюдался горящий предмет, и дал команду командиру катера лейтенанту Попову: »Следуйте на видимый огонь!»
…Вот мы подходим к очагу пожара. Видим, что горит торпедный катер 15, старшего лейтенанта Мастеровича. Пламя вырывается из машинного отделения через люк, но самой крышки над машинным отделением нет. Она сорвана… Команда пытается потушить пожар, но безуспешно… Бензин разлился по ходовой рубке и машинному отделению. Его можно затушить, только изолировав очаг пожара от доступа воздуха. Но это сделать невозможно, потому что над машинным отделением крышки-люка нет, она сорвана взрывом и упала в море.
Вижу на ТК 15 радио-электрика Женю Лиор. Он стоит на привальном брусе, каской черпает воду из-за борта и льёт в машину… Это пустая трата сил. Это не может погасить пожар. Он продолжается…
В это время с противоположного борта к горящему катеру подошёл ещё один катер. Позже мы узнали, что это был ТК 54, старшего лейтенанта Куракина. Он, подходя к горящему катеру, увидел рядом какое-то судно, и решил, что это стоит »немец». Куракин дал команду пулемётчику обстрелять »немца». Но на наше счастье, столб огня, вырвавшийся с горящего катера, осветил наш борт с номером 75… Обстрел не состоялся.
…Комбриг, посовещавшись с Мастеровичем и Куракиным, решил снять с горящего катера команду, а катер расстрелять. Но подходить к горящему опасно. Он может в любой момент взорваться… Мы отошли метров на сто, и комбриг скомандовал на ТК 15: »Покинуть катер и вплавь добираться к нашим катерам!»
Минут десять потребовалось экипажу Мастеровича, чтобы перебраться к нам. Затем последовала команда комбрига: »Расстрелять горящий катер!»
Выпустив по одной ленте, мы отправились в базу.
В течении тридцати минут мы наблюдали, как катер продолжал гореть. А затем он скрылся из видимости, так и не взорвался, и видимо сгорел на плаву.
Обычно катер сгорает так, что остаётся от него лишь подводная часть, которая уходит на дно моря при любой маленькой волне, которая захлёстывает остаток корпуса…
Так мы потеряли один торпедный катер в этот раз при постановке мин…
В другой раз немцы устроили ловушку нашим катерам при входе в бухту Геленджик. Четыре их торпедных катера подошли к берегу и стали поджидать нашего дозора, возвращающегося с минных постановок у Керченского пролива.
Немецкие торпедные катера S-1 были изготовлены из стали. Имели три дизеля суммарной мощностью 2850 л/с., скорость хода 35 узлов. S-1 уступали в скорости и маневренности нашим торпедным катерам. Наши Г-5 имели два авиационных мотора мощностью 1700 л/с. Моторы работали на бензиново-спиртовой смеси. Но чаще на одном бензине… Спирт для других целей важнее… Г-5 изготовлен из дюраль алюминиевого сплава. И это не спроста — разрабатывали его авиаконструкторы, команда Туполева. Скорость хода наших Г-5 составляла 50 узлов… Наш катер был легче и маневреннее ещё потому, что на нём не было никаких удобств для команды. Не было ни камбуза, ни гальюна, ни кают. На немецких S-1 всё это было. Поэтому наши торпедные катера были — берегового базирования, а немецкие могли несколько дней ходить автономно…
Немецкие катера значительно уступали нам в скорости, и это заставило их сделать засаду. Когда немцы приблизились к кавказскому побережью, наши артиллеристы, расположенные на мысе Дооб, обнаружили их и запросили пароль. Естественно, немцы просигналили в ответ непонятными световыми сигналами.
Артиллеристы сообщили в штаб БТК, что под берегом чужие суда. С базы на наши катера была послана радиограмма: »Будьте осторожны, при входе в порт Геленджик подозрительные суда!»…
На торпедном катере, на котором шёл командир отряда старший лейтенант Рыбаков, радист Николаев не принял этой радиограммы, видимо задремал…
Катер Рыбакова наскочил на эту группу немцев. Будучи уверенным, что это наши торпедные катера, приблизившись, громко спросил: »Почему стоите?»
В ответ немцы открыли огонь… Катер получил множество попаданий, и стал тонуть… Часть команды была ранена. В том числе и старший лейтенант Рыбаков получил ранение позвоночника и потерял способность двигаться…
Береговая артиллерия теперь уже точно поняла, что это немецкие катера, и открыла по ним огонь. Немцы немедля покинули место стоянки и скрылись в море…
Экипаж стал покидать тонущий катер, предварительно перевязав раненых и погрузив командира отряда Рыбакова на два спасательных пояса.
Подошедшие катера подобрали экипаж и доставили в Геленджик.
А другие наши катера уклонились от боя с немецкими катерами, потому что шли с задания, почти полностью израсходовав боекомплект. И не смотря на то, что наши Г-5 быстрей и поворотливей, немецкие катера сильнее вооружены.
…Когда увозили в госпиталь старшего лейтенанта Рыбакова, то он, превозмогая боль, пообещал комбригу вернуться через полгода. Все расценили это, как отчаяние. Никто уже в это не верил… Но он сдержал своё обещание. И уже в конце декабря, опираясь на палочку, прибыл в часть. На катер его уже не назначили, но до конца войны он был офицером штаба нашей, 2-й БТК.

Необычный десант.
Десант этот пришлось высаживать в районе Солёных озёр под Анапой в Краснодарском крае, в конце сентября 1943 года. После успешной высадки десанта 10-го сентября 1943 года в порту Новороссийск, где основными средствами доставки десантников были торпедные катера и катера — морские охотники, и освобождения Новороссийска от немецких захватчиков, экипажи торпедных катеров латали пробоины, устраняли повреждения… Мы готовились к новым боям по освобождению Таманского полуострова…
О десанте 10 сентября стоит упомянуть отдельно. При разработке этой операции торпедным катерам нашей бригады поставили задачу уничтожить батареи и доты на Новороссийском молу. И вот в ночь на 10 сентября, после артиллерийского обстрела берега нашими кораблями, семь торпедных катеров выпустили торпеды. Почти одновременный удар семи торпед по молу так тряхнул его, что их пулемёты и пушки слетели с треног… Немцы начали кричать, сходя с ума… От удара и взрыва торпед, выпущенных под основание самого мощного дота, тяжёлая броневая плита придавила весь расчёт. А затем, наша морская пехота довершила дело…
Для того, чтобы понять почему удар был почти одновременный, а не одновременный, нужно объяснить схему торпедирования. Торпедный катер Г-5 имеет на борту две торпеды. Располагаются они в хвостовой части катера. Пуск торпеды происходит так: катер набирает скорость, при этом нос катера направляется на цель. Затем сбрасывается торпеда в воду. Она сбрасывается не вперёд, как ошибочно считают некоторые »летописцы» Второй Мировой войны, а назад, винтом в воду. Попадая в воду, сжатый воздух в торпеде начинает раскручивать винт… Торпеда набирает скорость… И вот в это время, торпедный катер должен уйти в сторону. А если свернуть в сторону не успеет, то торпеда догонит его и уничтожит. Поэтому, одновременно получив команду, торпеды пускались катерами с разницей в 1-2 секунды…
…Мы готовились к новым боям. Немцы ожесточённо цеплялись за каждый клочок Кубанской земли. Они понимали: не удержав в руках Кубань, будет трудно удержаться в Крыму.
Группа торпедных катеров базировалась в порту Анапа. В её составе было четыре катера нашей, 2-й БТК. Старшим группы был командир бригады капитан 1-го ранга Проценко.
Погода была тёплая. На море штиль. На небе ни облачка, только изредка проносились группы наших штурмовиков Ил-4. Теперь в воздухе был перевес нашей авиации, и немцы уже не решались днём атаковать с воздуха наши войска и порты. Знали, что такие их попытки обречены на провал. Поэтому, вахту у пулемётов на катерах мы днём не несли.
…Вернувшись из штаба управления войсками, наступающими от Анапы в направлении Керченского пролива, командир бригады Проценко собрал личный состав катеров и сообщил, что нам нужно быть готовыми высадить десант в тылу немецких войск за линией фронта.
…В порт вошёл катер — »морской охотник». Он построен из дерева, но несёт на себе глубинные бомбы, имеет зенитные пулемёты и две пушки 45мм. На борт он может принять до 50-ти десантников, а мы на торпедный катер только 20-25 человек.
С наступлением ночи, »охотник» принял на борт десантников, отошёл от причала и стал на якорь в середине небольшой бухты. Этим он освободил место для швартовки к причалу торпедных катеров, и приёмки нами десантников.
Но в эту ночь нам не суждено было осуществить высадку десанта. Случилось несчастье. Около полуночи раздался страшный взрыв… Это был взрыв морской мины, оставленной немцами при отступлении. Мина была акустическая, возможно, магнитная. Взорвалась она под корпусом »охотника». Погибли все десантники и весь экипаж катера. Так сорвался, в эту ночь, наш план высадки десанта. Это был второй случай гибели людей — десантников и экипажа.
В порыве наступления часто пренебрегались элементарные правила использования освобождённых от врага портов. А это правило гласит: »До проведения обследования дна акватории порта судам и кораблям входить в них опасно!».
Так погиб и катер типа »Сталинец» в порту Новороссийск.
…После потери в бою своего торпедного катера ТК 125 у западного мола, радио-электрик старшина 2-й статьи Михейкин упросил командира береговой базы взять его на борт катера, идущего в Новороссийск с группой специалистов береговой базы 2-й БТК. Этой группе была поставлена задача: обследовать возможность вернуться на прежнее место базирования 2-й БТК в Новороссийске, в районе 5-й средней школы.
Михейкину разрешили идти на катере системы »Сталинец», корпус которого стальной… И катер успешно подошёл к входным молам порта. С восточного мола флажным семафором сообщили на катер: »В бухту не входить! Опасно — мины!»
Но старшина катера пренебрёг предупреждение, и войдя в порт, повёл катер к западному молу. Когда стали подавать швартовые концы на мол, раздался взрыв, и человек тридцать погибли вместе с катером. Только один матрос, подававший швартовый носовой конец, остался жив. Его выбросило водяным столбом на мол и сильно контузило…
…Днём экипажи приводили в порядок механизмы, чистили стволы пулемётов и автоматов. Около 11 часов дня к катерам подошёл комбриг скомандовал: »Приготовиться принять на борт десант!»
Мы с боцманом бросились в желоба катера и стали снимать смазку с направляющих параллелей торпед. Иначе десантники, разместившись в желобах для торпед, измажутся ей.
И тут уже строем подошла рота морских пехотинцев с вооружением и боеприпасами. Последовала команда: »Приступить к размещению десантников на катерах!»
Через двадцать минут все были размещены. И тут же на борт нашего ТК 75 зашёл комбриг капитан 1-го ранга Проценко. Он дал команду: »Следовать за мной в кильватерном строю! По моему сигналу все направляемся к берегу! Дистанция между катерами 150-200 метров! Выбрасываемся носом на песчаный берег! Заводи моторы!»
В душе тревога. Впервые будем высаживать десант среди бела дня. Как нас встретит враг? Не расстреляет ли катера ещё на подходе к берегу? И десантников и нас волнует вопрос: как подойти к берегу незамеченными?
Взревели двигатели… Катера, выйдя из бухты, набрали полную скорость, и легко скользя по гладкой поверхности моря, устремились вдоль береговой полосы к линии фронта… Рассчитывать на внезапность не приходиться. За нашим движением будет следить враг. Лишь бы не атаковали нас истребители немцев… Но в небе над нами только наши самолёты.
Оставив линию фронта на берегу километров за пятнадцать сзади, комбриг дал сигнал всем — идти к месту высадки десанта. Катер резко повернул вправо и устремился к берегу… Тоже сделали и три, следующих за нами катера… Направляем пулемёты на приближающийся берег и ждем, каким огнём нас встретят немцы?
Удивительно — берег молчит… Катера сбавили ход, толкаются носом (таранным отсеком) песчаного берега… Враг молчит. Десантники покидают желоба катера, не спеша, обходят ходовую рубку, и соскакивают на песок, не мочив ботинок. Секунд тридцать идёт тихая высадка десанта… А затем, сначала редко и вразброс вокруг катера и места высадки стали рваться мины и снаряды… В течении последующих десяти секунд на борту не осталось ни одного десантника.
Боцман Кухарёнок увидел в воде, на дне под бортом катера, противотанковое ружьё и цинковые ящики с патронами. Он прыгнул за борт и стал подавать мне, сначала ружьё, а затем коробки с боеприпасами. Я передавал поднятое оружие радисту Каплунову, а он относил это всё на нос катера и бросал на берег.
Видимо, некоторые десантники, при первых разрывах мин, растерялись и выпустили из рук оружие.
Враг уже обложил катер кольцом взрывов… Султаны воды и песка на берегу обступили катер плотным кольцом… Прозвучала команда командира катера старшего лейтенанта Попова: »По местам стоять! Отходим!»
Эту команду не слышал боцман Кухарёнок, потому что в это время был под водой и доставал очередную коробку с патронами. Когда он вынырнул и подал её мне, я тут же бросил её на борт катера, а его подхватил под руку. Он, подтянувшись на руках, перевалился на борт катера. В это время, разорвавшаяся в двух метрах от катера мина, подняла султан воды с песком, и грязью накрыла нас с боцманом, сделав нас похожими на чертей в аду…
Промедление с отходом грозило катеру и экипажу гибелью. Был дан задний ход, катер сорвался с места и стал удаляться в море… Через 10-15 секунд мы уже оторвались от места высадки и, развернувшись, полным ходом устремились в обратный путь… Обстрел катера прекратился, так как на ходу очень трудно попасть в него миной или снарядом.
Выйти »сухим» из такого интенсивного обстрела, казалось невозможным. Поэтому, я покинул пулемётную точку, обследовал борта катера. Пробоин нет. Подхожу к ходовой рубке с целью убедиться, что никто не пострадал из командиров…
Впереди нас следуют в Анапу три торпедных катера… Все целы.
Я крепко держусь за поручни ходовой рубки, опасаясь быть сброшенным за борт на ходу воздушной струёй. И думаю, фраза: »как ветром сдуло», больше всего подходит нам — катерникам.
Вижу командира катера за штурвалом и рядом с ним механика Доценко. Комбрига нет… Он лежит на пайоле (на полу ходовой рубки). Он медленно поднимается, и направляется к среднему люку ходовой рубки… На его голове каска, а на ней вмятина 6-7 миллиметров глубиной. Эта каска спасла его от гибели. Высунувшись из люка, комбриг неожиданно даёт команду механику: »Подать мне воды!»
Я подумал, что комбриг пытается угостить команду спиртом, как было при высадке десанта в Новороссийск. Тогда, после длительного обстрела, комбриг снял с себя две фляги с водкой и, пустив их по кругу, произнёс: »Ну, что моряки, возьмём город?» Ответ был единодушным: »Да!»… И взяли город…
…И вот вижу, механик подаёт комбригу кружку воды. Приняв её, он поворачивается ко мне и командует: »Пей!»
Я отвечаю: »Не хочу!»
»Пей!», — повторяет он.
Я удивился его настойчивости и, осмотревшись кругом, протянул руку за кружкой… И только тут я заметил, что она в крови. Смотрю на грудь и вижу, что роба тоже покрыта кровью… Я понял, что ранен в лицо и левую руку.
…Пришвартовались в Анапе. Слышу, как с соседних катеров идут доклады комбригу. На одном катере погиб радист старший матрос Степанов, на другом ранен боцман старшина 1-й статьи Лой.
…И тут я попадаю в руки флагманского врача бригады Егорова. Меня перевязывают и направляют на сейнер, для дальнейшей транспортировки в госпиталь…
Так закончился этот необычный дневной десант. Относительно удачно для нас, катерников. А сведений о том, что совершил десант морской пехоты для прорыва »Голубой линии», нам не сообщили…

»Огненная земля».
В начале ноября 1943 года был высажен десант в Крыму, получивший название »Огненная земля». Это был отвлекающий десант, и его цель: привязать к себе часть дивизий немцев, чтобы со стороны Азовского моря высадить основной десант Красной Армии. Нужно было создавать видимость, что десант у посёлка Эльтиген — это главное направление удара Советских войск в Крыму.
Каждую ночь из посёлка Кратково, расположенного на крутом обрывистом берегу Чёрного моря у Керченского пролива, от плавучего причала отходили мотоботы с пополнением, боеприпасами и продовольствием. Их сопровождали катера — »морские охотники». А с воздуха продовольствие отважным воинам сбрасывали на парашютах ночные бомбардировщики У-2 из женского авиационного полка.
Немцы уже к тому времени сумели по Дунаю доставить на Чёрное море несколько десятков самоходных барж. Это были плоскодонные быстроходные суда, способные перевозить грузы, и имеющие на палубе 3-4 скорострельные пушки. Их осадка 0,5 метра. Баржи эти подходили к берегу, где находился десант — отряд нашей морской пехоты, с моря обстреливали десантников из пушек, а самое главное: не допускали к десантникам наши мотоботы.
Перед катерниками 2-й БТК была поставлена задача: нападать на немецкие баржи, топить их, а при невозможности топить, отгонять от прибрежной полосы занятой десантом.
Базируясь в порту Тамань, вместе с катерами — »морскими охотниками» каждую ночь выходили торпедные катера нашей бригады из пролива, и поджидали немецкие баржи. Попытки торпедировать их не имели успеха. Во-первых, потому что торпеды ставились на глубину два метра, а баржа, оказалось, сидит в воде всего на полметра. Во-вторых, торпедировать суда нужно с расстояния 2-х кабельтов. Это 360 метров. Иначе торпеда не станет боеопасной. Проще говоря, при попадании в борт судна — не взорвётся. В-третьих, бой ведётся ночью, и обычно в штормовую погоду. Командиру торпедного катера необходимо в полной темноте определить расстояние до врага, его скорость, в уме рассчитать — под каким углом выстрелить торпеду. И все эти задачи решает командир катера, не выпуская из рук штурвала, под непрерывно стегающими струями брызг, которые поднимают волны при предельной скорости торпедного катера, необходимой в момент атаки.
Вместе с тем, команда немецких барж располагалась на высоте 5-6 метров над уровнем моря в ходовой рубке, закрытой даже от ветра, и имела полную возможность в комфортабельных условиях вести круговой обзор в бинокли ночного видения. Они обычно первыми обнаруживали наши катера. Открывали плотный заградительный огонь и, меняя скорость и, маневрируя курсом, уклонялись от наших торпед. Но, вступив в бой с торпедными катерами, они отвлекались от своей основной задачи — топить мотоботы. А мотоботы, пользуясь этим, безнаказанно доставляли пополнение и груз на »Огненную землю».
В этих ночных боях неоценимую помощь оказывали нам »катюши», стоящие на некоторых катерах. По разноцветным трассам, идущим от немецких пушек, легко можно было определить местонахождение вражеских барж, а, определив, сделать один-два залпа по скоплению барж. Этого всегда было достаточно, чтобы немцы ретировались с поля боя, при этом неся потери от снарядов »катюши»… На рассвете мы получали приказ возвращаться на базу.
Так было и в эту ночь.
В полной темноте катера подошли к берегу у посёлка Кратково, где нас ожидали два пограничных катера. Пришвартовались к одному из них, где собрались все командиры и разработали план взаимодействия в предстоящем бою.
Старшим в группе был командир одного »морского охотника». После совещания он дал команду: »По катерам!»
Катера выстроились в кильватерную колонну. Первым идёт катер — »пограничник». Его ход медленный, и на торпедных катерах заглушили по одному двигателю, а второй двигатель перевели на малый ход… Идем, не теряя из видимости впереди идущий катер… Примерно, через тридцать минут слышу крик в стороне от нашего курса по правому борту. Кричат группой одно слово: »Помогите!»
Докладываю об этом командиру. Он отвечает: »Понял!»
Но выйти из строя мы не можем, и поход в темноту и в неизвестность продолжается…
Через два часа нас начали обстреливать немецкие баржи из пушек. По трассам определили, что их более двадцати штук. От каждой баржи сыплются пучки трассирующих снарядов… Кажется, что все эти светящиеся струи летят к нашему катеру, и, не долетая, вдруг меняют своё направление… Это они, ударяясь об воду, рикошетят или взрываются, не долетев до катера. А иные струи проносятся над катером…
Чтобы не обнаружить себя, ответный огонь пока не ведём. Стараемся подойти поближе к баржам… Хотя понимаем, что немцы по нашим белым бурунам, что оставляют гребные винты катеров, давно нас видят. Огненные трассы всё ближе к катеру… Командир часто меняет курс, уклоняясь от трасс…
Барж не видно, а огонь всё плотнее… Мы заглушили моторы, и стараемся определить курс и местонахождение барж. Определившись, идем на сближение под одним двигателем, пока огонь ведётся в сторону от нас… Даём полный ход… и сразу попадаем под плотный огонь немцев… Бой идёт минут тридцать, и внезапно утихает. Нам так и не удалось приблизиться к баржам на дистанцию торпедного залпа. А в тёмную не имея уверенности, что торпеда достигнет цели, стрелять — негоже! Она очень дорого стоит.
В то время ни немцы, ни мы не имели локаторов, и в темноте работали на удачу… кому повезёт!
На рассвете, получив приказ на возвращение, катера, набрав полную скорость, самостоятельно взяли курс на базу. Если с вечера мы к побережью, занятому десантом, двигались группой, то к утру теряли из вида друг друга. Утренний рассвет уже позволял видеть нам за полмили, и мы с боцманом заметили идущий полным ходом к проливу торпедный катер. Одновременно с ним увидели и ещё один предмет на воде.
Этот тёмный предмет не напоминал ни буй, ни шлюпку. Он не двигался, а был неподвижен.
Впереди идущий катер прошёл мимо этого предмета, не сбавляя скорости…
Командир нашего катера на мой доклад: »Вижу по куру 15 градусов неопознанный предмет!», крикнул в ответ: »Я жду конкретный доклад о предмете!»
Командир тут же изменил курс влево на пятнадцать градусов. Мы напряжённо изучали глазами приближающийся предмет, но тщетно… Никто, ни командир, ни боцман так и не поняли что это, пока, по мере приближения не увидели, что это торчит из воды носовая часть мотобота. Ещё ближе… видим, что за стойки носового ограждения держатся люди. Насчитали их шесть человек.
Катер на расстоянии 8-10 метров застопорил ход. Быстро бросаем в сторону мотобота бросательный конец… Но его никто из висящих людей не пытается взять в руки. Стало ясно, что люди уже не имеют сил свободно самостоятельно двигаться… Они окоченели в холодной воде.
Подойти ближе командир не рискнул. Можно прикоснуться случайно к корпусу мотобота, и он уйдёт под воду.
Выбрав бросательный конец, я привязываю его к своему туловищу, поверх резинового костюма, называемого »Белонем», и прыгаю за борт… Подплываю к первому, ближнему ко мне человеку, обхватываю его руками, а боцман — глав.старшина Кухарёнок и пулемётчик — матрос Никитин стремительно подтягивают меня к катеру… Передав спасённого радисту — старшему матросу Каплунову, плыву за следующим… Так повторилось несколько раз. Затем меня сменил боцман…
Сняв с полузатонувшего мотобота всех шестерых человек и разместив их в катере, дали радиограмму на базу: »Следую на базу, имею на борту раненых. Подпись — Попов.» Старший лейтенант Попов — командир нашего ТК 75.
Пострадавших разместили так: двух в машинном отделении приняли мотористы. Среди этих двоих была одна женщина. Троих разместили в ходовой рубке. А один настолько застыл, что не мог пошевелить ни рукой, ни ногой, не смог согнуть и туловище. Его на носилках положили на палубе на машинном люке.
Через 30-35 минут мы пришвартовались у причала порта Тамань. На причале уже ожидала скорая помощь. Передав пострадавших медикам, мы больше ничего не слышали о дальнейшей их судьбе.
Так прошла одна из сотен таких же боевых ночей 2-й БТК.

Поединок.
Это произошло в конце июня 1942 года. Прорвав оборону наших войск под Ростовом — на Дону фашисты стремительно стали продвигаться к Сталинграду и на Кавказ. Разрозненные части Красной Армии отступали под напором превосходящих сил немцев, оказывая незначительное сопротивление врагу.
Имея превосходство в танках и авиации, немцы прижали на Тамани (Кубань) часть наших войск к побережью Чёрного моря и стремились уничтожить их…
Наш торпедный катер 35, где командиром был старший лейтенант Подымахин, вернулся в порт Новороссийск с ночного дозора у Керченского пролива. Экипаж приступил к восстановлению боеготовности катера. Принимал горючее, чистил оружие и пополнял боезапас.
И тут прибыл посыльный от командира отряда старшего лейтенанта Смирнова с приказом: »Временно откомандировать радио-электрика старшину 2-й статьи Колесникова к старшему лейтенанту Вакулину на торпедный катер 95.»
Прибыв на ТК 95 и доложив командиру катера, я узнал, что их радио-электрик заболел, и меня перебросили вместо него, потому что нужно быть готовым срочно выйти в море. Зачем? Членам экипажа не положено было объяснять до выхода.
Через тридцать минут от Лесного причала Новороссийска отошли мы и ещё три торпедных катера, и взяли курс в открытое море… В Цемесской бухте старший лейтенант Вакулин объяснил команде, что идём на помощь окружённым войскам Красной Армии вблизи Керченского пролива.
Чем существенным могли им помочь четыре торпедных катера? Очевидно моральная поддержка. А ночью подойдут суда и эвакуируют их в Новороссийск.
День выдался жаркий, безоблачный. Море спокойное…
Вот мы уже проходим мысы Дооб и Хако.
Наша скорость до семидесяти километров в час и торпедный катер, будто, парит над водой. Наш катер идёт четвёртым в кильватерном строю и постепенно начинает отставать от группы…
Боцман старшина 1-й статьи Бучацкий принял запрос с флагманского катера: »Почему отстаёте?»
А потом передал семафором ответ Вакулина: »Моторы не дают больше 1200 оборотов».
Ответ с флагмана был получен такой: »Следуйте самостоятельно к намеченному пункту и выполняйте поставленную задачу».
Катера стали резко отдаляться…
И вот уже мы остались в море сами.
Наши моторы работают ровно, но более 1200 оборотов не набирают. А ведь они способны давать 1500 оборотов и даже более, когда новые. А когда выработают положенный моторесурс, перестают набирать положенные обороты, теряют свою мощность и соответственно падает скорость.
… Мы на траверзе порта Анапа. Море радует своим спокойствием. Приятное ощущение прохлады воздуха. Хочется петь под шум моторов…
Мой сектор наблюдения за водой и воздухом — корма. Боцман и командир наблюдают за носовым сектором.
Неожиданно я увидел в воздухе самолёт, пересекающий наш курс, и тут — же доложил командиру: »Вижу по корме на высоте три километра самолёт, пересекающий наш курс. Тип самолёта не определил!»
Командир приказал механику катера: »Дать »Стоп», но моторы не глушить!».
Я понял, что командир решил этим скрыть свой след на воде. От винтов всегда остаётся пенящийся белый след. А раз нет следа, то возможно лётчик нас не заметит. Но этого не произошло.
Самолёт лёг на наш курс и стал приближаться к катеру. Это был итальянский торпедоносец »Савойя». Эта машина с четырьмя двигателями, четырьмя скорострельными мелкокалиберными пушками, бомбами и двумя торпедами на борту.
Известно, что война состоит из больших стратегических операций и малых эпизодов. О первых говорят историки в последующих веках, после окончания войны. О вторых, зачастую, никто не знает и от них мало что зависит. Хотя от этих маленьких эпизодов в конечном итоге зависит исход всей войны.
И так, приближающийся к катеру фашистский самолёт, вернее его экипаж, принял решение уничтожить наш катер вместе с экипажем. Нам, членам экипажа катера, состоящего из семи человек, предстоит сразиться с экипажем торпедоносца. Мы незнаем друг друга, не видели друг друга в лицо. Мы выросли в разных странах и не сделали лично друг другу зла. Но мы должны вступить в бой. И цель у нас едина: каждый жаждет уничтожить врага.
Не беда, что превосходство на стороне немцев в вооружении. У них четыре скорострельные пушки, у нас один крупнокалиберный пулемёт. У них скорость и маневренность в высоте и по курсу. У нас намного меньшая скорость и маневренность только по курсу и скоростью.
И так, самолёт снизился метров на восемьсот, приближается к катеру…
Мы идём встречным курсом…
Боцман Бучацкий берёт на прицел самолёт. Я с запасной лентой стою за ним.
Заработали пушки и пулемёт… Катер резко меняет курс — вправо…
Обстрел длится 8 — 10 секунд. Самолёт пролетает над нами… Его пушки молчат.
Наш пулемёт бьёт по самолёту. Его ствол в зените… Лента закончилась. Я подаю боцману запасную ленту. Катер остановился. Над машинным отсеком более десяти пробоин… Мотористы ранены. Моторы заглохли…
Самолёт, отдалившись от нас на километр, разворачивается и снова направляется к катеру…
Механик старшина 1-й статьи Сергей Евдокимов наматывает на пальцы рук тросики управления газом и оборотами двигателей, и раненые мотористы запускают двигатели… Катер получил ход. Командир разворачивает катер навстречу самолёту. Двигаясь встречными курсами, сокращалось время нахождения катера под пушками самолёта.
Немцы, обнаружив катер без движения, решили, что нас теперь можно уничтожить бомбами, приготовились нас бомбить, в помощь пушечному обстрелу.
Я слежу за всеми действиями самолёта. Не долетая до нас, от него отделились три бомбы, и началась огненная дуэль между пушками самолёта и пулемётом боцмана… Командир катера, наблюдавший за оторвавшимися от самолёта бомбами, резко »бросил» катер в сторону и дал сигнал, стоявшему рядом с ним механику: »Полный вперёд!»
Смена курса катером лишила боцмана вести огонь по самолёту прицельно. Он развернул турель в сторону надвигающегося самолёта и открыл огонь…
В это время, на том месте, где мы только что стояли без движения, рвутся бомбы… А это уже, метрах в трёхстах от нас. На этом заходе командир ловко увёл катер от бомб врага и от пушечных очередей. Новых пробоин в корпусе катера не появилось. Ловко обошли немцев! Я громко засмеялся, радуясь этой маленькой нашей победе.
Боцман, выпустив всю ленту по самолёту, снял пустую коробку с лентой, и принял от меня новую. Прикрепил её на штатное место.
Самолёт, отдалившись от катера на дистанцию, позволяющую ему быстро лечь на обратный курс, ложиться снова на курс атаки…
Я, приблизив лицо к уху боцмана, кричу: »Ваня, подпусти его ближе и бей гада наверняка!»
Он хладнокровно берёт на прицел приближающийся самолёт, и когда до прицела остался один корпус самолёта, открывает огонь… Выпущена по врагу половина пулемётной ленты… И тут командир снова »бросает» катер в сторону, чем и спасает катер от вражеских пушек. А боцман переводит в новое положение турель пулемёта и »бьёт» по уходящему самолёту…
Очевидно, в самолёт врага было несколько попаданий пуль нашего надёжного пулемёта ДШК. Потому, что он более не рискнул повторить атаку на катер, а стал удаляться от нас в сторону открытого моря, оставляя за собой шлейф густого дыма. И через пару минут исчез из поля нашего зрения. Мы ждали, когда он рухнет или приводнится, но этого не произошло. Может, после и случилось это, но нам не пришлось испытать радость окончательной победы.
Командир дал команду заглушить двигатели, и катер остановился, покачиваясь с борта на борт. Вдруг, после рёва двигателей и резких выстрелов пулемёта, наступила тишина. А солнце продолжало ослепительно светить с неба, отражаясь в волнах мелкой зыби. И лёгкий бризовый ветер играл военно-морским флагом СССР.
Из радиорубки раздался голос радиста Николаева. Он доложил командиру о том, что передал радиограмму командиру нашей группы катеров капитану 3-го ранга Местникову: »Веду бой с атакующим катер самолётом! На борту имею раненых!»
Старший лейтенант Вакулин дал команду: »Всем наверх!»
Из машинного отделения, с помощью механика Евдокимова, появились раненые мотористы. Один из них ранен в предплечье, а другому осколок попал в спину.
»Боцман, достаньте из таранного отсека НЗ и выдайте команде по сто грамм спирта», — сказал командир. А потом добавил: »Всем членам экипажа объявляю благодарность за умелые действия во время боя!»
На расстеленном брезенте расположилась вся команда катера. И тут боцман обратился ко мне с вопросом: »А откуда ты призывался на флот?»
»Из Ростова», — отвечаю я.
»Так, ты не сумасшедший», — утвердительно сказал он, и добавил: »Тогда объясни мне, почему ты в моменты атаки самолётом смеялся?»
»Когда я увидел, как бомбы стали рваться в стороне, а пушечные очереди прошли рядом, не причинив никаких повреждений катеру, я пришёл в восторг от искусства командира. И мне стало ясно, что мы победим. Я, почему-то сразу так подумал», — так я ответил боцману, но себе на этот вопрос чётко ответить не смог…
Во время трапезы мы с боцманом продолжали следить за морем. Она продлилась минут десять. А затем, командир дал команду верхней команде обследовать состояние корпуса корабля, а механику состояние механизмов и их способность обеспечить выполнение поставленной задачи.
Обследовав отсеки катера, боцман доложил командиру: »Корпус повреждён только над машинным отделением и имеет четырнадцать пробоин. Во всех отсеках сухо. Нос повреждений не имеет. Рулевая система в строю».
Я доложил, что система авторулевого управления повреждений не имеет и готова к нормальной работе.
Из машинного отделения раздался голос механика старшины 1-й статьи Евдокимова: »Товарищ старший лейтенант, для устранения повреждений по управлению моторами необходимо пятнадцать минут, и после этого можно выполнять задание».
»Хорошо! Приступайте к ликвидации повреждений», — ответил на доклад механика командир, и спросил: »А как чувствуют себя раненые?»
»Раны ещё кровоточат, но они готовы к обслуживанию механизмов», — сообщил Евдокимов.
»Понятно. За работу!», — сказал командир и поправил на шее сигнальный флаг, который он надевал на себя перед каждым выходом в море. Затем, смочил слюной средний палец на правой руке и поднял его над головой. Так он всегда точно определял направление ветра и его силу. После этой процедуры, он направился в ходовую рубку и стал у штурвала.
Радист старшина 1-й статьи Николаев доложил командиру текст полученной шифрованной радиограммы, подписанной командиром дивизиона: »Следуйте к месту назначения!»
Через пятнадцать минут катер лёг на заданный курс и направился к месту, где сражались солдаты с наседавшими фашистами…
Мы подошли к флагманскому катеру, стоявшему у берега вместе с двумя другими торпедными катерами, и отдали якорь.
Выслушав доклад старшего лейтенанта Вакулина, и увидев наши повреждения, командир дивизиона приказал нам принять на борт несколько раненых солдат и следовать в базу Геленджик. Что мы и сделали.
Погрузили шестерых раненых солдат в торпедные желоба и стали выбирать якорь. На катере якорь выбирается вручную, и выполняют эту работу боцман и радио-электрик. Только тут, я почувствовал боль в среднем пальце на правой руке, и невозможность держать якорный трос.
Оказалось, что осколком распороло кожу вдоль пальца и он, палец, не гнется.
Отходили мы от берега самостоятельно, потому что следовать со всей группой не сможем. Всё равно отстанем… На берегу слышались, взрывы, пулемётные очереди и »трескотня» винтовочных выстрелов. Но снаряды и пули до стоянки наших катеров не долетали…
На обратном пути нас не атаковали самолёты врага, и мы пришли в Геленджик благополучно…
Вечером подошли буксиры и баржи. Солдат эвакуировали, а тяжёлую артиллерию, которую не смогли погрузить на суда, утопили в море.

Последний залп.
Выражаю благодарность за оказание помощи в написании этого рассказа
боцману АК 126, старшине 1-й статьи(в период войны)
Мироненко Петру Емельяновичу.

В начале февраля 1943 года во 2-ю БТК прибыло пополнение из шести АК. Эти катера вошли отдельным отрядом в состав вновь формируемого 3-го дивизиона бригады.
АК не был каким-то совершенно новым и не известным для нас катером. Это был хорошо знакомый нам, но переоборудованный Г-5. На АК были точно такие же два пулемета, как и на обычном Г-5, но торпед небыло. Вместо торпед на удлиненной рубке устанавливалась пусковая установка 24-М-13, для запуска 132-мм реактивных снарядов. Соответственно, катер этот нельзя уже было называть торпедным (ТК), а носил он название — артиллерийский катер (АК).
Одним из первых заданий АК в конце февраля был налет на немецкий аэродром в городе Анапа. Ночью, скрытно приблизились к порту и нанесли залп по расположенному рядом с городом аэродрому. Удар был настолько неожиданным для немцев, что они не сумели даже обстрелять катера береговой артиллерией. Аэродром запылал, вместе с находившимися там самолетами. Возникли до десяти пожаров. А катера без потерь вернулись в Геленджик.
В одном из ущелий мыса Хако немцы установили дальнобойную батарею, которая успешно действовала против наших войск, сдерживающих наступление гитлеровцев под Новороссийском, у стен цемзавода. Она обстреливала поселок Кабардинка, Геленджик, и мешала доставлять судами и катерами пополнение на Малую Землю. Вылазки наших десантников к этой батарее, с целью ее уничтожить, успеха не имели. Не смогли подавить эту батарею и наши артиллеристы, расположенные на северном берегу Цемесской бухты и на мысе Дооб.
Тогда, для решения этой задачи командир Новороссийской Военно-морской базы отдал приказ катерникам 3-го дивизиона 2-й БТК, вооруженным «катюшами».
По данным артиллеристов береговой обороны катерники рассчитали место нахождения батареи врага, и навесным огнем реактивными снарядами нанесли несколькими залпами удар с моря.
На месте предполагаемой батареи возникло несколько пожаров, а потом раздались два сильных взрыва — взорвались склады боезапасов. После этого батарея противника замолчала навсегда.
С появленим катеров АК, при встрече на море с немецкими катерами и десантными баржами, наши катера стали иметь перевес в огневой мощи, и всегда выходили из морских сражений победителями. Получив артиллерийский удар, немцы покидали арену боя, неся потери.
К моменту изгнания немцев с Кавказа и Краснодарского края отряд катеров АК перебазировался на Азовское море. Отряд учавствовал в освобождении городов Мариуполь и Бердянск, нанося с моря ракетные удары по укреплениям и живой силе врага.
В Керченском заливе было поставленно много морских мин, как немцами, так и, в свое время, нашим Черноморским флотом. Это мешало свободному мореплаванию судов и кораблей флота. Тогда, было принято решение привлечь торпедные катера, вернее, катера АК, к тралению — уничтожению мин.
Катер, имея скорость на полном ходу свыше 100 км.ч., направлялся на минное поле. Наносил корпусом удар по мине, и до момента ее взрыва, успевал удалиться от нее на 100-200 метров.
Артиллерийские катера активно участвовали в десантных операциях.
Когда в ночь с 31 октября — на 1 ноября 1943 года были высажены десанты Черноморским флотом, совместно с кораблями Азовской флотилии на Крымский полуостров, западнее Керчи у поселка Эльтиген, наши АК принимали участие в высадке десанта восточнее Керчи, у поселков Глейки и Опасное. Предварительно катерники АК разминировали побережье у этих поселков, проскочив вдоль берега на больших скоростях, и этим уничтожили большую часть мин. Затем, нанесли ракетный удар по укрытиям немцев. После этих залпов, по договоренности, открыли огонь батареи, расположенные на косе Чушка, а затем подошли корабли с десантом и произвели успешную высадку. Десантники, в свою очередь, стали быстро продвигаться в глубь территории, и закрепляться на захваченном клочке освобожденной земли.
Немцы, опасаясь, что десант, закрепившись и накопив достаточно сил, сможет нанести немецким частям удар «в спину», решили высадить свой десант в этом же месте. Для этого из Керчи вышли две немецкие БДБ (быстроходные десантные баржи) с десантом на борту, один буксир с несамоходной баржей, два катера охранения и взяли курс в Азовское море. Это мероприятие они решили выполнить в ночь с 6-го — на 7-е ноября, в надежде, что наши моряки и десантники будут заняты приготовлением к празднованию очередной годовщины Октябрьской революции.
Стоящие на рейде у побережья нашего десанта два бронекатера и два АК обнаружили этот караван. Запросили: «Кто?»
В ответ последовал невнятный световой сигнал.
Тогда, дозорные открыли огонь по идущим судам. Один бронекатер снарядами поразил ходовую рубку вражеского буксира, а АК реактивным снарядом поразил одну из БДБ, и она утонула. Вражекие катера охранения удрали с места боя.
Утром наши катера подошли к оставленной буксиром несамоходной барже. Команда подбитого буксира бежала на шлюпках. На барже оставалось двадцать шесть немецких десантников, больше половины из которых были женьщины — немецкие санитарки. Вторая БДБ успела скрыться в ночи.
В этот период были потери и среди катерников наших соседей — 1-й БТК. Так, однажды днем обнаружили у побережья населенных пунктов Глейки и Опасное плавающие морские мины. При шторме некоторые мины, со временем, срываются с мест установки, и свободно плавают на поверхности моря. На этот раз у выше названных селений обнаружили несколько плавающих мин. Обычно на их уничтожение направлялись корабли имеющие артиллерию, а на этот раз приказали расстрелять мины торпедному катеру 111. Катер этот в шутку называли «михайловский», потому, что командир катера был старший лейтенант Михайлов, и боцман был тоже Михайлов, только мичман. Подойдя к мине на расстояние 300 метров, катерные пулеметчики открыли огонь по мине, и тут же, одновременно со взрывом обстрелянной мины, раздался взрыв мины под корпусом катера. Катер, вместе со всем экипажем, ушел под воду.
На личном счету АК 126 в боях с немцами на Азовском море и при освобождении Севастополя числится 4 потопленных вражеских судна и 1 корабль, не считая десятка подавленных батарей и прожекторов противника.
После освобождения Крыма, города и порта Севастополь, катера АК снова возвратились в свою родную 2-ю БТК. Четыре катера пришли из 1-й БТК, и два из Азовской флотилии. Провели текущие ремонты двигателей, корпусов катеров.
12 апреля 1945 года поступил приказ направиться на реку Дунай, в распоряжение командующего Дунайской флотилии контр-адмирала Холостякова.
Командиром отряда АК был капитан-лейтенант Пилипенко. Командирами катеров были офицеры: Иванов А.И., Грибов Я.П., Буздыган, Бублик,… Боцманами на них были старшины: Милин, Мироненко, Степанов, Сазонов,… Всех трудно сразу припомнить.
Перед отрядом была поставлена задача: полными ходами следовать по реке и пленить все плавсредства, следующие вверх по Дунаю, поднимая на них государственные флаги Советского Союза.
Приняв на борт десантников с флагами СССР, катера устемились вперед. На своем пути предотвратили уход 69-ти судов в сторону наступающих с запада американских войск, и вернули их как трофеи Советской Армии.
Успели дойти до Австрии.
В числе трофеев было большинство самоходных барж, венгерский буксир «Фердинанд» и румынская королевская яхта с золотом короля Михая.
Катера высаживали на задержанные суда по три десантника, а те срывали флаги европейских стран — помошников гитлеровской армии, и поднимали флаги СССР.
Катера вошли в порт Альбинг, располагавшийся под австрийским городом Линц. Тут уже находился на бронекатере командующий Дунайской флотилией. Собрав командиров катеров, он дал команду нанести артиллерийский удар «катюшами» по окружающий город Альбинг холмам. По данным армейского командования там расположилась дивизия СС.
18 апреля 1945 года был нанесен огненный удар: 98-ми реактивных снарядов 86-го калибра. И сопротивление было сломленно. Только не многим уцелевшим эсэсовцам, все-же, удалось избежать гибели и сдаться в плен американским войскам. Двеннадцатикилометровая полоса отделяла в то время Советские и американские войска в районе города Альбинг.
Так закончил свою военную эпопею 1-й отряд 3-го дивизиона 2-й Новороссийской Краснознаменной бригады торпедных катеров Черноморского флота.
На Дунае были потери у катерников. Один катер, при подходе к порту Альбинг, проходя вблизи понтонного моста наведенного через Дунай саперами Советской Армии, зацепился винтами за оттяжки, и его мгновенно перевернуло быстрым течением. Три человека успели вынырнуть, и вылезли на мост, а четыре члена экипажа погибли. Их похоронили в городе Альбинг на главной площади города.

Провокация.
После успешно проведённой атаки на порт Анапа 12 мая 1942 года торпедными катерами лейтенантов Смирнова и Степаненко, когда была потоплена немецкая баржа с боеприпасами и три мелких катера, наш ТК 35 несколько ночей совершал набеги на порт Анапу. Но безуспешно. На рейде порта немецких судов не было, и мы возвращались »не солоно хлебавши».
Неожиданно нашему командиру катера поступило приказание принять на борт вместо торпед четыре мины, и установить их на входе в порт Анапа. Сделать это скрытно и без шума.
На выполнение этого задания катер вышел из Геленджика в ночь на 28 мая. К порту Анапа мы приблизились со стороны Керченского пролива. Этим стремились ввести в заблуждение немецкие посты: будто бы, идут немецкие катера.
Море штормило… Шли под одним мотором, под глушителем…
Очевидно, нам удалось обмануть немцев, потому что с берега нас не обстреляли.
Не доходя до входа в порт, мы стали сбрасывать мины… Последнюю сбросили при самом входе в него. Затем, также под одним мотором, стали удаляться в сторону моря, и только после удаления от порта, на расстоянии одной мили завели второй двигатель и стремительно направились в свою базу.
Ежедневно наши самолёты-разведчики облетали территорию, занятую немцами на Таманском полуострове и порты на Тамани и в Керченском проливе. По результатам воздушной разведки командованию нашей бригады делались сообщения о находящихся в портах, занятых врагом, судах и кораблях. И вот в одном из донесений авиаторов сообщалось, что на подходе к порту Анапа лежит на дне погибшая немецкая БДБ (быстроходная десантная баржа).
На радость всего нашего экипажа ТК 35 командование бригады объявило личному составу катера благодарность за победу и приказало нарисовать на лобовой части ходовой рубки звёздочку, в которой на белом фоне в центре звёздочки поместить цифру 1. Теперь в нашем отряде стало уже три катера, на каких имелись знаки отличия — »звёздочки», означавшие, что экипажи этих катеров вышли из боя с немецкими кораблями победителями.
…В мае я получил письмо из Ростова-на-Дону от родных — отца и матери. В письме они известили меня, что мой младший брат младший лейтенант Николай Колесников погиб в боях при обороне Москвы в начале 1942 года. Погиб он в Тульской области, Кимовский район, станция Епифань.
В этом горе, постигшем нашу семью, я ничем не мог помочь маме и отцу. В ответном письме домой в Ростов-на-Дону я написал, что пока жив, буду беспощадно уничтожать фашистских зверей. И далее сообщил им, что наш экипаж уже не раз сделал удар по немцам.
Волею судьбы это письмо не дошло до моих родителей, а попало в руки гестаповцев. Они не преминули принять меры к родителям сын которых угрожает мстить за погибшего брата. Имея точный адрес, фамилию и имена они решили »навестить» моих родных.
Как в последствии рассказывали наши соседи по дому 131 по улице Пушкинской: два эсэсовца (с одним погоном на плече) направились к квартире родителей. Но к счастью не застали их дома. Немцы стали расспрашивать соседей обо мне. Те рассказали, что моряк. Тогда эсэсовцы стали хвалить меня: он, мол, служит у них, у немцев, очень хороший и полезный для немцев, и имеет чин обербоцмансмаат.
Но наши соседи по квартире хорошо знали меня и, заподозрив немцев в провокации, решили выйти на улицу, чтобы, дождавшись моих родителей, предупредить их не появляться в квартире.
Узнав от соседей о визите непрошеных гостей, отец и мать просидели до полночи на бульваре. Только на рассвете рискнули зайти в квартиру. Они были убиты горем: один сын погиб, а второй, судя по сообщениям немцев, перекинулся на сторону врага. Этим сообщением немцы нанесли ещё один удар по психическому состоянию моих родителей. А на самом деле я с первого и до последнего дня добросовестно воевал в составе торпедного соединения 2-й Новороссийской Краснознамённой бригаде торпедных катеров, во 2-м Констанцком дивизионе.
Так радости побед смешались со скорбью о погибшем брате.
После освобождения Ростова от немецких захватчиков родные получили официальное уведомление о том, что их сын Николай пропал без вести. Так до сих пор он и числится в списке без вести пропавших, хотя на самом деле погиб, защищая Родину.

Первая встреча с врагом на море.
Рассказ переведен на болгарский язык и опубликован в газете »ДИМИТРОВСКА ВАХТА» в номере 28 от 15 июля 1957года.
В звании старшины 2-й статьи, в должности радио-электрика я служил в третьем отряде второго дивизиона 2-й бригады торпедных катеров Черноморского флота. Командиром дивизиона был капитан 3-го ранга Местников.
В первый день войны наш отряд под командованием старшего лейтенанта Рыбакова перебазировался из города Очаков, места постоянной дислокации, на реку Дунай и замаскировался среди камышей и верб у посёлка Вилково. Отряду была поставлена задача: ночами ходить вдоль румынского побережья и уничтожать корабли и суда немцев и румын.
Семь суток мы добросовестно искали ночами встречи с кораблями и судами врага. Но безуспешно. Румынские корабли не выходили из своих портов, и немецких судов тоже не было видно.
Семь суток без горячей пищи, питались только сухим пайком. Отдыхали без постелей на дюралевом корпусе катера. Тешили себя надеждой, что, в конце концов, мы дождёмся встречи в море с вражескими кораблями и нанесём по ним торпедный удар.
Но немецкое и румынское командования видимо отлично знали, какой силой обладает Советский Черноморский флот, и не решались использовать свой флот для доставки боеприпасов, провианта и пополнения живой силы.
В низовье реки Дунай базировалась Дунайская речная флотилия. Совместно с пограничниками, они не позволили фашистским войскам ни в одном месте форсировать Дунай. И только тогда, когда немецкие дивизии прорвали оборону Красной Армии в верхней части Дуная и стали заходить с тыла, окружая моряков и пограничников, Дунайская флотилия и немногочисленные погранотряды, по приказу командования, покинули удерживаемые рубежи.
Нашему отряду было приказано возвращаться в свою базу. На переходе мы зашли в Днепровский лиман, заправились горючим и снова в путь…
В Очакове нам дали одни сутки отдыха и снова в море. Корабли, входящие в Северо — Западную группу (СЗМОР), приступили к минированию подступов к Одесскому порту. Наш отряд отправили прикрывать с моря корабли постановщики мин от нападения подводных лодок врага.
На торпедных катерах не имелись акустические аппараты, и обнаружить перископ подводной лодки ночью почти невозможно.
Перед заходом солнца наш отряд, состоящий из шести катеров, стремительно полным ходом шёл к месту расположения, вокруг района, в котором намечена постановка мин.
На траверзе Сычавки в небе увидели девятку бомбардировщиков, летящих встречным курсом, плотным строем на высоте 800 метров. Было приятно любоваться таким сложенным полётом самолётов и отблеском отражающихся солнечных лучей заходящего солнца от крыльев.
Я принял самолёты за свои, и прокричал в ухо командиру катера, старшему лейтенанту Рыбакову, об увиденных мной летящих самолётах.
Мы стремительно сближались, и тут я вижу, как от самолётов стали отделяться какие-то светлячки, а вокруг катера на воде выросли струи фонтанчиков от ударяющихся пуль.
Командир катера выстрелил зелёную ракету, и катера мгновенно разошлись на три направления. Одно звено из двух катеров резко ушло вправо от прежнего курса. Второе звено так — же резко уклонилось от курса влево, и только первое звено продолжало идти прежним курсом.
Сигнал: »Зелёная ракета!» заранее был известен всем командирам торпедных катеров, как приказание следовать самостоятельно в заранее определённую точку для несения дозора.
А тем временем старший лейтенант Рыбаков оставил своё место у штурвала катера, стремительно подскочил к пулемёту и открыл огонь по удаляющейся девятке самолётов. Под обстрелом катера находились секунд десять. Пролетев над нами, самолёты не стали возвращаться, а продолжали лететь в направлении Очакова. Видимо, в планы их полёта не входила встреча с катерами, а главной их целью было нанесение бомбового удара по Очакову и Николаеву.
Командир катера приказал радисту сообщить в Очаков о летящих самолётах врага. А мы продолжали идти в район дозора. На ходу мы провели наружный осмотр корпуса катера и не обнаружили никаких повреждений.
Я и мои товарищи после этой первой встречи с вражескими самолётами почувствовали уверенность в правильности высказывания, что не так страшен чёрт, как его малюют.
Как потом нам рассказывали моряки береговой базы, эту девятку самолётов обстреляли зенитчики с острова Березань, и самолёты, отклонившись правее от прежнего курса, направились на зенитные батареи острова Первомайский. Зенитчики сбили два бомбардировщика. А затем их атаковали истребители Очаковского авиаполка, успевшие к моменту приближения самолётов врага подняться в воздух. Так у фашистов не получился внезапный налёт бомбардировщиков на Очаков и Николаев. Своевременное предупреждение катеров и службы ВНОС (воздушного наблюдения и связи) о налёте свели на ноль внезапную атаку вражеских самолётов, и позволило приготовиться нашим зенитчикам и лётчикам к отражению налёта.
Стоя в дозоре, голову не покидали мысли о происходящем. Как это могло случиться, что не знакомые друг с другом сверстники, немецкие и советские парни, встретившись, должны убивать друг друга. И ответ нашёлся сам по себе. Не мы напали на немцев, а они нарушили мирную жизнь наших людей. Значит, наступил такой период в нашей жизни, не раздумывать, а уничтожать пришельцев всеми средствами. Обидно только за немецкий народ, который позволил одному маньяку одурачить всех и толкнуть ринуться на соседнюю страну, с одной целью: убивать, грабить и осваивать завоёванную территорию.

При штурме Севастополя. 1944 год.
После сокрушительного поражения под Сталинградом началось долгожданное наступление Советских войск на всём протяжении огромного фронта.
Для Черноморского флота главным было освобождение Кавказа и Кубани. Освобождение их от фашистских захватчиков сразу избавило — бы от нападения немецкой авиации на города и базы флота, и от нападения с воздуха на корабли флота в море. Но ещё в руках врага находился Крымский полуостров и главная база флота Севастополь.
В период подготовки к их освобождению Командование Черноморского флота приняло решение: в помощь наступающим армиям перебросить группу торпедных катеров из состава нашей 2-й БТК из Геленджика в освобождённый от врага порт Скадовск. Переброску нужно было осуществлять своим ходом, обойдя Крымский полуостров. А он ещё был в руках врага.
Наши торпедные катера Г-5 имели дюралевый корпус, водоизмещение — 15 тонн. Они предназначены действовать в прибрежной зоне, порядка 100-120 миль, и имели запас горючего на четыре часа полного хода. А тут предстояло совершить переход по времени равный двадцати часам.
Решили снабдить катера дополнительными ёмкостями для горючего, и разместить их в желобах вместо торпед. Этого горючего всё — же не хватало. И тогда решили первые пятьдесят миль от Геленджика сопровождать таким — же числом катеров, несущих на борту ещё одну запасную заправку. Потом передать горючее в море, и разойтись. Катера уходящие в Скадовск направятся в обход Крымского полуострова ночью, а катера сопровождения возвратятся в Геленджик.
Так и сделали. И уже в марте 1944 года часть торпедных катеров 2-й БТК, базировавшихся в Скадовске, перекрыли свободное движение немецким судам вдоль побережья из Севастополя в Констанцу и Варну.
На переход ушли катера, прибывшие с Тихоокеанского флота. Естественно их командиры плохо знали район боевых действий на Чёрном море. Вследствие этого один из торпедных катеров на переходе отстав от общей группы, потерял ориентировку и зашёл в порт Ак-Мечеть (Черноморск), расположенный в Крыму и занятый немцами. Зайдя в порт и обнаружив корабли с фашистскими флагами, командир понял свою ошибку, и развернул катер назад. Он приказал боцману и пулемётчику открыть огонь по вражеским кораблям.
Экипажу этого катера не повезло, потому, что в это время в Ак-Мечеть возвращались с моря несколько немецких катеров. Они, имея пятнадцатикратный перевес в огневых средствах, расстреляли наш катер в упор…
Живым был взят в плен радист — матрос Агафонов, а остальные члены экипажа погибли. Агафонова трое суток с пытками допрашивали, добиваясь от него сведений: как он здесь оказался, и цель его появления. Но больше всего немцев интересовал код переговоров по радио наших катеров. Агафонов не выдал этих тайн, и его расстреляли.
За этот подвиг матрос Агафонов посмертно получил звание Героя Советского Союза, и навечно зачислен в списки личного состава 2-й Гвардейской Новороссийской бригады торпедных катеров Черноморского флота.
Так в конце марта 1944 года торпедные катера перекрыли путь немецким судам вдоль берега, и заставили их ходить из Севастополя в Констанцу только через открытое море, и только под прикрытием своей авиации.
К этому времени Советская Армия уже имела достаточно сильную бомбардировочную авиацию. Бомбардировщики днём настигали вражеские суда и корабли в открытом море и наносили по ним торпедные и бомбовые удары.
Катер, на котором я служил радио-электриком и пулемётчиком, принадлежал ко второй группе катеров, в которой были катера с негодными к эксплуатации двигателями, полностью выработавшими моторесурс. По этой причине их оставили в Геленджике, а затем направили в Туапсе, для замены негодных двигателей на американские двигатели марки »Паккард».
Когда на наши торпедные катера были установлены новые двигатели, мы сразу приступили к подготовке для перехода в Скадовск…
4-й Украинский фронт прорвал оборону фашистов в районе Перекопа, а корабли Черноморского флота и Азовской флотилии высадили десант в Крыму.
…Мы прибыли в Скадовск без потерь. Сразу приступили к ночным выходам в море под Одессу с целью: уничтожать вражеские плавсредства. Но наши выходы успеха не имели. Если первой группе катеров удалось потопить два транспорта, то уже к нашему приходу немцы не рисковали ходить у побережья. Помню только однажды, артиллерийские катера старшего лейтенанта Шенгура нанесли удар »катюшами» по нефтегавани Одессы, и вызвали там серию пожаров.
А тем временем Советская Армия и морские пехотинцы успешно освобождали крымскую землю, и взяли в осаду Севастополь. Тут настала и наша очередь: закрыть доступ с моря фашистским судам и кораблям.
Мы, 2-я БТК перебазировались в Евпаторию, а 1-я БТК в Ялту. Ночами, с двух сторон группами по 6 — 10 катеров подходили к Севастополю и мысу Херсонес, и торпедами топили все вражеские плавсредства. С конца апреля — по первую половину мая торпедные катера потопили более десятка разного типа судов и несколько вражеских катеров.
Из пяти подходов к Севастополю нашему катеру не посчастливилось встретить вражеский конвой. Чаще всего, стоя группой, мы слышали как на высоте 300-400 метров, почти непрерывной цепочкой, летели ночами над нами немецкие самолёты. Это немцы осуществляли эвакуацию своих войск из Севастополя.
По команде старшего группы капитана 3-го ранга Туль — командира 1-го дивизиона 2-й БТК, открывали огонь по невидимым самолётам, в сторону шума двигателей. Но это не приносило успеха. На время курс самолётов менялся, а мы уходили с этого места, и начинали »рыскать» вдоль побережья в двух — трёх милях от берега в поисках вражеских судов.
Было досадно, что проходили ночи, — а успеха нет. А тут ещё в последнем походе катер наскочил на какое-то подводное препятствие, так называемый топляк, и один винт превратился в »культышку», а второй частично уцелел, что обеспечило нам своим ходом возвратиться в Евпаторию. А на второй день нас на буксире второго катера доставили в Скадовск на ремонт.
За три дня нам на катер поставили новые гребные винты, и мы, испытав их, готовились идти в Евпаторию, а оттуда под осаждённый Севастополь.
Из экипажа у нас забрали боцмана, а взамен дали молодого. Каждый день приходили сообщения о встречах с немцами наших катеров, успешном потоплении судов и кораблей противника, а мы оставались в стороне… Обидно!
Вот пришло сообщение, что старший лейтенант Першин встретился с конвоем немцев, идущим из Севастополя: два транспорта и несколько катеров. Он малым ходом вошёл в строй охранения конвойных судов… Немцы его приняли за своего. Он подошёл на дистанцию торпедного залпа и произвёл выстрел сначала по одному, а затем по второму транспорту…
Взрывы обеих торпед раздались с небольшими интервалами по времени… Конвойные суда стали искать виновника атаки, но Першин и здесь принял оригинальное решение: он полным ходом пошёл между кораблями немцев… Те не могли сначала обстреливать катер Першина, опасаясь поразить огнём свои корабли… Но когда торпедный катер стал отходить от конвоя, ему вслед полетели струи мелкокалиберных пушечных снарядов и пуль трассирующих пулемётов…
Першин скомандовал боцману сбросить в море дымовую шашку… Сброшенная шашка не только дымила, но и выбрасывала огненные языки… Эти языки пламени заставили немецких моряков принять это, как горящий советский катер и сосредоточить по этому огоньку весь свой палубный огонь…
Но на катере у Першина появились пробоины, и был выведен из строя один двигатель. Ход ещё был, но значительно меньший, чем у преследователей… Над катером нависла смертельная угроза… И неминуемо его — бы настигли немецкие катера и уничтожили.
Но катера 1-й БТК поспешили на помощь товарищу.
А получилось так. Невдалеке от идущего каравана немцев сосредоточилась группа торпедных катеров 1-й бригады. Они не заметили караван, но ясно видели два взрыва торпед, и по огненным трассам определили, что немцы преследуют катер нанёсший торпедный удар.
Катерники ринулись навстречу преследователям… Выпустили по врагу несколько реактивных снарядов и открыли пулемётный огонь…
Боцман убегающего катера старшина 1-й статьи Мироненко тем временем стал швырять за борт глубинные бомбы, предварительно поставив их ключ глубины на 20 метров. Бомба, достигнув глубины двадцати метров, взрывалась по — носу преследователей, поднимая столб воды над поверхностью моря…
Немцы прекратили преследование и повернули к месту катастрофы…
Катер Першина окружили свои торпедные катера…

Свободное плавание.
В тот период, когда в начале 1944 года катера 2-й БТК выполняли боевые задания у берегов Севастополя, наш торпедный катер три дня находился на ремонте в Скадовске. За эти три дня на катер поставили новые гребные винты, и мы были готовы идти в бой. Командир нашего катера, да и весь экипаж понимали, что настал благоприятный момент отличиться в боях под Севастополем и нашему экипажу, уничтожая вражеские суда и корабли эвакуирующие из города своих солдат.
Командир катера старший лейтенант Попов связался с оперативным дежурным бригады и взял разрешение на выход катера в море в ночь на 6 мая в свободное плавание под Севастополем.
Он объявил экипажу, что в ночь выйдем в море: »Готовить катер к выходу!»
Дал команду боцману: »Принять торпеды!»
Мотористам поставил задачу: »Получить полный запас горючего!»
Приказал пулемётчикам: »Заправить все имеемые пулемётные ленты!»
Повеселевшая команда принялась выполнять приказ командира.
Когда доставили торпеды и попытались их погрузить в желоба, оказалось, что это торпеды старого образца, и на 20 сантиметров уже в диаметре наших штатных торпед. И их, естественно, нельзя грузить — они проваливаются в желоб. Надо приваривать к штатным направляющим новые направляющие.
Командир обратился к механикам береговой службы с просьбой приварить новые направляющие. Те осмотрели катер и согласились всё сделать через пару дней.
Старший лейтенант Попов потребовал всю работу выполнить к пяти часам вечера. А требовать он умел… И работа закипела. Сварщики доставили стальные полосы, и в четыре часа дня мы уже погрузили на катер обе торпеды, а в пять вечера было получено »добро» от оперативной службы на выход в море.
Море было неспокойное, волна три балла. Идём полным ходом. Удары корпуса о воду настолько сильны, что при перескакивании с волну на волну приходиться пружинить на ногах, стоять на полусогнутых ногах, и крепко упираться в корпус катера, чтобы смягчить удар грудью о защитную подушку в турели пулемёта.
Мотористы в танкистских шлемах. Шлемы эти защищают голову от ударов об крышку машинного люка…
Но все довольны! Наконец и нам представляется возможность показать себя.
В сумерках прошли мимо Евпатории… В полной темноте подошли к Херсонесу. Ещё за пару миль от берега увидели над городом непрерывно озаряемые вспышки от взрывов бомб и снарядов, и услышали грохот боя. Громовые раскаты от взрывов крупнокалиберных снарядов… Наконец, стало больно в ушах от разрывов, и хотелось заткнуть уши ватой или отойти чуть дальше от берега.
В нескольких местах вдали от берега в море рассыпались мириадами искр трассирующие пули и снаряды… Это катерники атаковали суда и корабли противника.
Береговая полоса укрыта плотной пеленой пыли и дыма…
Катер сбавил ход. На воде различаем плавающие предметы… Море плотно покрыто обломками потопленных судов. В основном, это деревянные предметы, спасательные средства…
Командир приказал мне отправиться в таранный отсек катера и показывать ему рукой чистые от мусора участки моря, а боцман и пулемётчик старшина 2-й статьи Никитин отпорными крюками отталкивают массивные плавающие предметы от борта катера, чтобы они не пополи под винты.
Лавируя, идём малым ходом… На воде местами попадаются плавающие трупы коров и немецких солдат. Часть немецких трупов в спасательных жилетах, а большинство всплыли от долгого нахождения в воде… Гарь и плотная стена пыли обступила катер. Видимость 2-3 метра… Командир направляет катер в сторону моря…
Чтобы атаковать противника необходимо иметь вокруг катера чистую поверхность воды.
…Выходим на чистую воду. Увеличиваем ход и занимаем свои места по боевому расписанию. Мой сектор наблюдения — корма.
Слышу доклад боцмана командиру: »Вижу силуэт судна, правый борт — десять градусов!»
Сразу приказ командира: »Приготовиться к атаке!»
Боцман пробежал мимо моей пулемётной башни и стал открывать запирающие устройства на торпедах. Затем вскочил в рубку и зарядил пороховым зарядом оба торпедных аппарата.
Катер набирает полную скорость и ложится на курс сближения с кораблём… Отчётливо виден густой дым из трубы идущего транспорта.
Следует команда: »Залп!»
Послышалось шипение, но торпеды не вышли из желобов.
Командир: »Что случилось, боцман?»
Боцман кричит в ответ: »Не знаю!»
»Приготовить торпеды к повторной атаке!» — последовала команда, и далее: »Старшина 1-й статьи Колесников проверьте положение торпед!»
Я выскакиваю с башни и прыгаю в желоба. Вижу: торпеды лежат на обшивке желобов, провалились вместе с направляющими, которые нам приварили на скорую руку в Скадовске. Стопора, удерживающие торпеду на направляющих, торчат из прорезов лапок на целых 30 сантиметров выше, чем положено. Это они не позволили выстрелить торпеды из желобов.
Докладываю командиру об увиденном. Он командует: »Отставить атаку!»
Наши мотористы, изнывающие от жары и угарного газа, открыли люк машинного отделения, чтобы легче дышалось. Из машинного отделения вышел пар.
А в это время один самолёт У-2 из эскадрильи ночных бомбардировщиков под командованием Гризодубовой, заметив с воздуха светлое пятно на воде, нанёс по нам бомбовый удар, сбросив пятидесятикилограммовую бомбу.
Поскольку мы шли полным ходом, бомба легла на воду впереди катера, метрах пяти-шести по ходу катера, а взрыв произошёл под кормой. На катере все услышали этот взрыв, похожий на сильный удар молотом по корпусу… Сбавили ход, и услышали характерное стрекотание двигателей У-2, летающего над нами.
Командир приказал: »Задраить машинный люк!». И добавил: »Вот, бабы, воевать толком не умеют, а своих бомбят».
»Разрешите открыть огонь?» — спросил я.
»Нет!» — ответил Попов.
Тут мы заметили, что что-то странное происходит с катером. Нос поднялся вверх, и лишил командира возможности видеть путь нашего движения, а корма погрузилась в воду.
Поступила команда старшего лейтенанта Попова: »Проверить отсеки катера!»
Эту работу бросились выполнять и мотористы, и боцманская команда. Проверили отсеки — все целые и сухие. Остался непроверенным только кормовой отсек. Люки, через которые можно было его проверить, закрыли своим корпусом торпеды.
Катер ещё движется, моторы работают, но полный ход давать нельзя: катер так поднимает носовую часть, что кажется, вот-вот перевернётся через »спину».
Мотористы докладывают: »Переборка, отделяющая кормовой отсек от смежного — бензинового отсека, сильно прогнулась. Если она не выдержит, катер уйдёт на дно!»
Командир приказывает механику и боцману укрепить переборку всеми аварийными средствами.
За атаку все уже забыли. Не до жиру — быть бы живу!
…Рассвет застал нас на переходе Севастополь — Евпатория. Мимо проскакивают наши катера, предлагая помощь. Но мы отказываемся. Это уже будет высшая точка позора для экипажа!
Надо бы сбросить торпеды, но это сделать нет возможности. Стопора не позволят этого. Катер пока держится на воде…
Радист сообщает командиру: »Из полученных донесений командиров катеров на базу следует: утоплено пять единиц кораблей немцев. Наши катера потерь не имеют!»
…И так мы, наконец, уткнулись носом в Евпаторийский берег. А через пару часов с катера выгрузили торпеды, и мы смогли попасть в кормовой отсек. Там обнаружилась пробоина в диаметре 0,5 метра.
Наш катер подняли временным береговым сооружением. И на этом для нашего экипажа временно закончились боевые действия.
А через три дня, 9 мая 1944 года Москва салютовала освободителям города Севастополя.

Специальные задания.
Однажды ночью осенью 1942 года мы вышли в море на торпедном катере 35, имея на борту женщину разведчицу. Обычно экипажу не говорят имени и фамилии человека, которого предстоит забросить в тыл врага. Уже в открытом море командир сообщил команде наше задание. А оно заключалось в следующем: нужно бесшумно подойти к берегу южнее посёлка Южная Озерейка и высадить эту женщину.
Включили глушители, и рёв моторов стал глуше. Женщина разместилась в ходовой рубке. Боцман в торпедных желобах готовит к спуску на воду резиновую шлюпку. Накачивает её воздухом…
Ночь тёмная. Командир ведёт по счислению. Это такой способ, когда знаем свою собственную скорость, которую не меняем, и знаем точное расстояние до цели. Когда по расчётному времени должен быть уже берег, к которому мы направлялись, глушим моторы и вслушиваемся в море… Мы надеялись, что услышим шум прибойной волны. Его не слышно…
Запускаем один двигатель, и малыми толчками продолжаем движение вперёд. Так идём… И, наконец, видим очертания береговой линии. Её обрамляет белая пенная полоска.
Глушим мотор и спускаем на воду резиновую шлюпку. Берег молчит… Шумит только прибойная волна… Шлюпка с разведкой направляется к берегу. Ею управляет боцман.
Мы ждём возвращения разведки, вслушиваясь в каждый всплеск воды. Вслушиваемся внимательно, потому что катер не стоит на месте. Он дрейфует… Да и шлюпку сносит. А ориентироваться боцману не по чем. Мы, на катере, периодически включаем клотиковый огонь, чтобы указать своё место. Хотя это опасно. Обнаружив присутствие корабля у берега, немцы примут усиленные меры с целью разгадать наши замыслы.
Наконец из темноты подходит к катеру шлюпка. Мы мгновенно поднимаем её на борт и заводим один двигатель. Удаляемся от берега… Как там дела у разведчицы не знаем. Но тишина на берегу подтверждает наше желание. Всё идёт нормально.
Но обратное возвращение разведчицы происходит сложней.
Не всегда в условленное время мы можем подойти к берегу из-за шторма или лицевой зыби. Она легко может перевернуть резиновую шлюпку или захлестнуть водой. Но ещё труднее двигаться этому утлому и лёгкому приспособлению против волны. Усилия гребца оказываются напрасными. Рывок вёслами продвигает её на пару метров, а очередная волна отбрасывает обратно на 3-4 метра.
Поэтому, для снятия разведчицы выбирают штилевую погоду, и в условленном месте и время торпедный катер курсирует вдоль вражеского берега малыми ходами, на расстоянии полмили… Катер курсирует в ожидании светового сигнала с берега, который она должна подать условленным миганием фонарика. Фонарик устроен так, что пучок света от него идёт только вперёд, и не виден со стороны.
Обнаружив сигнал, катер направляется в его сторону. Готовится шлюпка. Это опасная работа — можно нарваться на засаду и потерять катер. Если разведчица провалилась, и немцам стало известно время и условия её возвращения, то достаточно трёх — четырёх автоматчиков, чтобы в упор расстрелять катер и его команду. Ведь корпус торпедного катера сделан из дюраль алюминиевого сплава. Его пули пробьют. Это в теории, но в практике случаев провала разведчиков у нас не было.
На этот раз разведчицу успешно доставили с берега на катер, а затем и в базу Геленджик.
Дважды наш ТК 35 выбрасывал диверсионные группы в тыл врага. Оба раза в районе солёных озёр, расположенных между портом Анапа и Керченским проливом. Оба раза группы из двадцати человек принимались на борт катера в сумерках. Катер следовал к месту высадки самостоятельно.
От мыса Хако до Керченского пролива побережье занято противником. Поэтому шли к месту высадки десанта на расстоянии десяти миль от берега… Дойдя на траверз места высадки, включили глушители, и малым ходом направились к берегу…
Задача: подойти к берегу без лишнего шума. Выполнить это, практически, невозможно. Ведь на катере стоят авиационные двигатели, и их рёв полностью заглушить нельзя. При приближении к берегу, двигатели работают тихо… Прекращаются разговоры между десантниками, и даже доклады командиру катера боцман и радио- электрик произносят шёпотом.
Да, и командир даёт команду приглушённым голосом: »Колесников, замеряйте глубину футштоком».
Я опускаюсь на привальный брус и докладываю каждые десять секунд: »Проносит!… Проносит!».
Через некоторое время футшток стал доставать дна. Я докладываю: »Пять метров… четыре метра… три метра… два метра».
И когда глубина достигла полтора метра, катер даёт »стоп», и я прыгаю за борт. На этой глубине десантники тоже покидают катер… Они выстраиваются в цепочку и направляются к берегу… Берег молчит… Когда последний десантник отошёл от катера, я влезаю на борт, но перед этим разворачиваю катер носом в море. Это для того делается, чтобы катер не разворачивался на мелком месте. При таком развороте можно винтами коснуться дна и их повредить.
…Малым ходом удаляемся от берега, а удалившись на пару миль, командир даёт команду в машину: »Полный вперёд!»
Теперь нужно зорко наблюдать за морем, чтобы первыми обнаружить немецкие катера. Они тоже ночами »прогуливаются» возле своего побережья. Если случаются такие встречи, то победителем выходит та сторона, которая первая откроет огонь по врагу. Обнаружив врага, пулемётчики в считанные секунды берут на прицел корабли противника и открывают огонь на поражение. Пока противник »очухается», катера исчезают в темноте, так — как большие скорости позволяют быстро скрыться…
С этим десантом мы справились успешно, возвратились в базу невредимыми, и получили благодарность от Командующего Северо-Кавказским фронтом генерала Петрова.
Второй раз высадку десанта в этом же районе тоже провели успешно, но с небольшим происшествием.
…Приблизившись к берегу… И когда глубина уменьшилась до полутора метров, я спрыгнул за борт. Моему примеру последовали и десантники. Как и в прошлый раз, они цепочкой отправились к берегу… На этот раз ночь была лунная. Луна зависла над берегом, и от её света, от берега — до катера образовалась лунная дорожка. По этой лунной дорожке и направились к берегу десантники… Все они были в плащ-палатках, поэтому не было видно знаков различия, и нельзя определить: где командир, а где рядовые.
Вдруг слышу, как по цепочке передают: »Там глубоко…»
И цепочка стала приближаться к катеру… Снова шёпотом приходит сообщение: »Один десантник остался в воде на глубине…»
Поскольку было ещё тепло, верхняя команда катера не была одета в громоздкое штормовое одеяние, а только в комбинезоны.
Командир дал команду: »Десанту на катер!»
Я решил сделать попытку спасти десантника, оставшегося на глубине. Плыву по лунной дорожке, и вижу на воде что-то чернеет, метрах в двадцати от катера… Подплываю к этому пятну, и беру в руки плащ-палатку… Плыву назад и волоку за собой груз… Плыву и пробую ногами достать дна… Наконец, дно почувствовал, но вода ещё по подбородок… Мой рост 185 сантиметром, а какой у него я не знаю. Он может ногами недостать дна… Немного усилий, и вот глубина уже по пояс. Рывком подтягиваю палатку к себе так, что десантник тоже, почувствовав дно, показался из воды. Мгновение, и он своими руками хватает мои руки ниже локтей мёртвой хваткой… Я разворачиваю его вперёд себя, и иду с ним к катеру…
Слышу шум и возгласы одобрения от десантников, уже сидящих в желобах катера… На наше счастье, на берегу не оказалось немцев, и это дало возможность спасти человека.
Последовала команда командира катера: »Колесников, на борт!»
…И катер снова стал приближаться к берегу, а я замерять глубину… На полутораметровой глубине опять прыгаю за борт, и теперь уже иду к берегу, чтобы убедиться, что до самого берега глубина не будет больше человеческого роста.
Десантники, убедившись, что к берегу более преград не имеется, дружно соскочили с катера и быстро направились к берегу, стараясь не производить шума… А мы, развернув катер, ушли в ночь…
Как и в прошлый раз, высадку десанта произвели скрытно. Но, как закончился их рейд по тылам противника нам, как всегда, ничего не сказали…

Последний поход лидера эсминцев »Ташкент».
Во второй половине июня 1942 года немецкие войска безуспешно пытались сломить сопротивление героических защитников города Севастополь. Черноморский флот оказывал ощутимую помощь защитникам города, доставляя кораблями продовольствие, пополнение и боеприпасы.
Особенно успешно выполнял эту сверхтяжёлую и смертельно опасную работу лидер эскадренных миноносцев »Ташкент», вместе с плавучим госпиталем »Сванетия». Оба эти корабля обладали превосходными мореходными качествами, одинаковой скоростью, красивой обтекаемой формой, и оба построены в Италии.
На эсминце команда состояла из опытного командного состава, а механики безупречно знали вверенную им материальную часть. Особо хочу отметить матросов — артиллеристов, ведь от их меткого огня зависела жизнь корабля и идущей с ним »Сванетии». На »Сванетии» не было вооружения: ни зенитных пулемётов, ни пушек. В каждом походе в осаждённый Севастополь на переходе их атаковали торпедные катера и торпедоносная авиация немцев. С катерами успешно справлялись артиллеристы. От торпед умело уклонялся командир эсминца, а, уклонившись, начинал преследовать немцев. Обладая большей скоростью, чем немецкие катера, командир эсминца капитан 2-го ранга Ярошенко настигал их и таранил форштевнем своего корабля.
А атакующих торпедоносцев, летящих на низкой высоте, успешно научились поражать артиллеристы корабля.
И так эта пара: эсминец и транспорт — госпиталь, были последней ниточкой связывающей героический гарнизон Севастополя с большой землёй.
Однажды »Ташкент» поставили на профилактический осмотр и ремонт изношенных механизмов. Тогда, вместо него, в Севастополь повёл »Сванетию» другой эсминец.
Выйдя из Новороссийска в ночь, они прорвались через вражеские заслоны: атакующие торпедные катера и торпедоносную авиацию фашистов. Доставили в Севастополь наличный груз, приняли на борт раненых, и на следующую ночь вышли в обратный путь.
Обычно они шли не прямым курсом на Новороссийск, а сначала курсом на турецкий порт Синоп, а затем вдоль Кавказского побережья на Новороссийск.
Этот путь немцы разгадали и решили атаковать отважную пару кораблей не на выходе из Севастополя, а у Синопа. Сосредоточив более десяти торпедоносцев, они поджидали наши суда у турецкого берега и, обнаружив их, нанесли торпедный удар по »Сванетии». В судно попало несколько торпед, и оно стало тонуть, вместе с ранеными и членами экипажа… Тех, кто бросились в воду, ища в ней спасение, торпедоносцы принялись расстреливать из пулемётов на бреющем полёте…
Потопив »Сванетию» торпедоносцы ринулись в атаку на эсминец. От торпед эсминец успешно уклонился, при этом сбив два самолёта. Но прийти на помощь »Сванетии» не мог, ведя бой с непрерывно атакующими торпедоносцами… Да и по морским законам нельзя в бою подходить к погибающему кораблю, чтобы не стать лёгкой добычей для врага.
Так на следующий день в Новороссийске мы встретили возвратившийся эсминец. Сойдя на берег, после швартовки, большинство матросов, рассказывая эту трагедию, плакали от угрызения совести, что не сумели выполнить возложенную на них задачу: защитить судно-госпиталь »Сванетию».
Многих из экипажа »Сванетии» мы, катерники, знали в лицо, так как там были врачи и медсёстры из жителей г. Очаков, где было место постоянного базирования нашей, 2-й бригады торпедных катеров.
Через несколько дней вышел из ремонта лидер эсминцев »Ташкент» и снова получил приказ следовать в Севастополь. Теперь уже один… Это было в один из последних дней июня 1942 года. К тому времени транспорта не доходили до Севастополя. Они погибали. Переход в Севастополь мог совершить только »Ташкент».
Силы защитников города таяли, они нуждались в помощи, а она не приходила…
И вот, наконец, у одного из причалов Севастополя вновь появился легендарный »Ташкент». Он обрадовал защитников города, но существенной помощи оказать, естественно, не смог. Загрузившись ранеными, он в ночь вышел в обратный рейс.
В этот раз командир эсминца решил возвращаться новым маршрутом, чтобы избежать засады у Синопа. Отдалившись от крымского берега на несколько десятков миль, он решил идти в Новороссийск наиболее кратчайшим путём.
Сквозь заграждение из немецких торпедных катеров у выхода из Севастополя, эсминец без потерь вышел в открытое море. После этого, в атаку на него пошли самолёты-торпедоносцы… С ними успешно справились артиллеристы. Сколько было сбито торпедоносцев — знала только ночь, плотно окутавшая море. Но самое тяжёлое испытание ещё предстояло преодолеть.
Курс корабля проходил вблизи крымских берегов, и на рассвете нужно было ждать атаки вражеских бомбардировщиков, базирующихся в Крыму. Так и произошло. Едва забрезжил рассвет, как с десяток бомбардировщиков стали заходить с разных сторон на эсминец, и бомбить его.
Непрерывные доклады командиру корабля: »Курсовой — 230, высота — 400 метров, бомбардировщик Ю-87. Сбросил две бомбы!»… »Курсовой — 250, левый борт Ю-88, высота один километр!»…
Маневрируя скоростью и курсом, эсминец минут пятнадцать успешно уклонялся от бомб. Но игра »в кошки — мышки» часто приносила успех эсминцу, когда бомбардировщиков было 2-4 штуки. Но когда их более десяти, и отбомбившиеся самолёты заменялись всё новыми и новыми, тогда игра стала в одни ворота…
Раздался сильный взрыв у кормы со стороны левого борта. Затем, не менее мощный взрыв по носу правого борта. С палубы взрывной волной сбросило несколько раненых… С машинного отделения доложили на мостик: »В корпусе корабля, по правому борту появились трещины! В машину поступает вода! Отливные насосы откачивают воду успешно!»
Новый доклад не менее утешительный: »В носовом кубрике небольшая пробоина! Приступили к её заделке силами аварийной группы!»
Но бомбёжка продолжается… Корабль сохраняет скорость, и двигатели продолжают работать… Новая серия взорвавшихся бомб в непосредственной близости от корабля, и новые тревожные доклады с трюмов и отсеков: »Появились трещины в корпусе корабля по левому борту кормовой машины! Откачиваем воду и заделываем трещины, но вода прибывает!»…
Всё это происходило в море на траверзе Феодосии.
Командир эсминца дал радиограмму командиру Новороссийской военно-морской базы: »Следую в Новороссийск. Подвергаюсь непрерывным атакам с воздуха. Имею повреждения корпуса. Прошу прикрытия с воздуха».
Через пятнадцать минут над эсминцем появилась четвёрка истребителей ЛаГГ-3, и начали атаковать бомбардировщиков… Но появившееся »мессера» атаковали наших истребителей, и связали их воздушным боем… А бомбардировщики свободно продолжили своё дело…
Через тридцать минут наши истребители улетели. Горючего у них в баках оставалось только на обратный путь к аэродрому.
Наступила пауза в этом бою… В перерыве командир эсминца обратился по корабельному радио к личному составу корабля: »Товарищи матросы, старшины и офицеры! Жизнь нашего корабля и каждого из вас зависит от своевременных и точных докладов о маневрах вражеских самолётов. Артиллеристы метким огнём прерывают атаки самолётов. Вы все отлично работали, чем спасли жизнь кораблю в проведённом бою. Мы должны и дальше слаженно работать… Мы на подходе к Кавказу. Скоро к нам придёт помощь… Держитесь товарищи!»…
…Когда четыре наших торпедных катера, высланные на помощь из Новороссийска, подошли к эсминцу »Ташкент» на траверзе порта Анапа, он медленно шёл своим ходом, глубоко погрузившись в воду. На палубе эсминца всплошную лежали и сидели раненые. Их заранее вынесли из кубриков и кают на случай гибели корабля… Вода всё больше и больше заполняла отсеки корабля… Отливные насосы не успевали её откачивать…
Нас приветствовали криками и взмахами рук раненые и матросы верхней команды эсминца.
Боцман Кухарёнок сообщил на »Ташкент»: »К вам идут на помощь два эсминца. Держитесь!»
Неожиданно из-за Кавказского хребта на высоте 800 метров появился Ю-87 и ринулся к эсминцу. Его дружно встретил огонь восьми крупнокалиберных пулемётов с торпедных катеров и огонь корабельной артиллерии эсминца. Разрывы снарядов на курсе самолёта и огонь пулемётов заставили »фрица» отвернуть с курса на эсминец, и снова уйти за хребты гор.
Ход эсминца всё более замедлялся… Видно было, что силы механизмов вот-вот истощаться, и гибель неминуема…
Но тут, к нему подошли два эсминца. Пришвартовались с разных бортов, и включили свои отливные средства. Одновременно началась эвакуация раненых с »Ташкента» на эсминцы… Укрепив швартовые концы, эсминцы стали буксировать потрёпанный в бою »Ташкент»… Скорость движения стала увеличиваться, а корпус »Ташкента» стал подниматься из воды…
Торпедные катера шли в охранении эсминцев до входа в Цемесскую бухту. Эсминцы доставили в порт Новороссийск лидера эсминцев »Ташкент», и пришвартовали его у стенки между 4-м и 5-м причалами. Остаток дня и ночь команда лидера заделывала пробоины и трещины в корпусе корабля… На утро насосы уже успевали откачивать воду, поступающую через трещины в корпусе.
Утром, после подъёма флага и завтрака, отважный экипаж в полном составе был отправлен на берег в баню. На судне осталась только вахта у трапа, дежурный офицер и мотористы, обслуживающие отливные насосы…
Чтобы помочь защитникам Севастополя, командование Черноморского флота решило 30 июня высадить десант в Крым. Для этого начали накапливать силы… В портах Темрюк, Тамань и Анапа сосредоточили отряды морской пехоты. Там же, для высадки десанта, сосредоточились торпедные катера. А на аэродроме Анапы приземлились несколько десятков истребителей, для прикрытия с воздуха десанта и катеров.
К большому сожалению, этот план Советской армии и Черноморского флота стал известен немцам.
Наш отряд торпедных катеров пришвартовался у причалов Анапы. Другие отряды нашей, 2-й бригады направились в Темрюк и Тамань.
На рассвете 30 июня вахтенные на торпедных катерах, стоящих в Анапе, услышали рёв приближающихся немецких самолётов и подняли по тревоге команды. Обычно механики всегда в таких случаях готовят к пуску двигатели… Так было и теперь.
Вместе с рассеивающимися сумерками и улучшающейся видимостью приближался рёв двигателей немецких самолётов… Самолётов налетело на Анапу более сотни. Они принялись бомбить аэродром. Через десять минут на аэродроме пылали пожары… Наши истребители не успели подняться в воздух, и были уничтожены на земле.
В порту находился транспорт »Эльборус». Его тоже утопила авиация. Но торпедные катера успели выйти из порта в открытое море и от бомбёжки не пострадали.
Одновременно с налётом на Анапу, подвергся бомбёжке порт Темрюк, где погибло несколько десятков десантников.
Но более двухсот самолётов нанесли удар по порту Новороссийск. Там были потоплены у причала: лидер эскадренных миноносцев »Ташкент», теплоход »Украина» и ещё один эсминец, и один теплоход…
Так погиб легендарный лидер эсминцев »Ташкент». Его команду списали — часть на другие эсминцы, часть в морскую пехоту.
План высадки десанта в помощь Севастополю был сорван… И уже 2 июля город Севастополь был захвачен немцами…

Тендра. Август 1941 г.
В то трудное и трагическое время, в августе 1941 года, я был старшиной 2-й статьи, на должности радио-электрика в экипаже торпедного катера 175. Наш отряд, в составе 2-й бригады торпедных катеров, оборонял подступы к городу Очаков с моря. Базировались торпедные катера на косе Тендра.
Днём мы сопровождали транспорта и недостроенные боевые корабли, идущие из города Николаев в Севастополь. Обычно конвой состоял из одного или двух морских охотника и двух торпедных катеров, или только из четырёх торпедных катеров.
Конвой отражал налёты авиации противника зенитным огнём из крупнокалиберных пулемётов и пушек, установленных на морских охотниках и торпедных катерах.
Наш ТК 175 успешно отконвоировал корпус недостроенного крейсера »Куйбышев» до порта Черноморска (бывший порт Ах-Мечеть). Там нас сменил конвой из Севастополя, а мы вернулись на Тендру.
Обычно ночами мы несли дозорную службу под Очаковом, охраняя город от возможного нападения немецких кораблей с моря. А после оставления нашими войсками города, встречали катера днепровской флотилии, которые прорывались через Херсон к Чёрному морю.
Расскажу об одном боевом дне.
Было это накануне первой морской высадки десанта Черноморским флотом в районе Григорьевки, под Одессой.
В ту ночь наш торпедный катер нёс дозор под Очаковом. С моря противник не предпринимал никаких действий, и из Днепро — бугского лимана наши катера не шли.
На рассвете мы зашли в Тендровский залив, упёрли нос катера в песок и замаскировали катер брезентом под цвет песка. Мотористы приступили к заправке катера горючим. Боцман занялся торпедами, а я заступил на вахту у пулемёта.
Должен сразу оговориться, что в то время нас с воздуха авиация не прикрывала. На Тендре было всего два счетверённых пулемёта »Максим», установленных в районе Лобаза. Там — же было несколько сотен матросов, отступивших по приказу командования из Очакова.
На внутреннем рейде ходил малым ходом рыбацкий сейнер, да с десяток торпедных катеров, которые утром возвращались из дозоров и конвоев транспортов, идущих из Севастополя в осаждённую Одессу, а из Одессы с ранеными и эвакуирующимся населением. На день катера маскировались брезентом под цвет песка.
Обычно немецкая авиация начинала налёты на Тендру и стоящие на рейде транспорта и баржи с восходом солнца. Так произошло и в то утро.
Немецкие самолёты, »Юнкерсы-87» безнаказанно нанесли бомбовый удар по барже с боеприпасами, повредив её корпус. И она под взрывы боеприпасов загорелась и утонула недалеко от берега…
А нам, катерникам было приказано не открывать огня по самолётам без приказа, чтобы не обнаружить себя.
Это было страшное зрелище — видеть, как враг хладнокровно, безнаказанно, безжалостно наносит удары с воздуха по беззащитным… А мы молча наблюдаем за происходящим, сжав рукоятки пулемёта, который в состоянии уничтожить своим огнём распоясавшегося врага.
Может, этот приказ был правильным, но выполнять его было очень тяжело. В приказе этом было одно отступление. Огонь по самолёту можно открыть, если он атакует непосредственно катер. Но торпедные катера немцы не атаковали. Или мы действительно хорошо были замаскированы, или они надеялись взять катера, как трофеи, при захвате Тендры.
После потопления баржи самолёты улетели, и лишь один из них сделав круг над заливом, направился снова к Тендре. »Юнкерс» спикировал на сейнер, идущий в двухстах метрах от нашего катера.
В моей голове молниеносно вспыхнула мысль: »Больше терпеть нельзя! На сейнере женщины и дети. Они надеются на нас, моряков, а мы…!!!»
Я открыл огонь по самолёту… Он изменил угол пикирования, затем вышел из пике на высоте 300 — 400 метров, перевернулся вниз кабиной и пролетел над катером.
И тут со мной произошло что-то странное… При повороте турели пулемёта вслед самолёта, прогрохотал сильный оглушительный взрыв! Несколько секунд длилось оцепенение…, а затем я снова открыл огонь по уходящему вражескому самолёту… Лётчик, перелетев Тендровскую косу, положил машину в нормальное положение и со снижением стал удаляться в сторону моря, оставляя за собой шлейф дыма…
С соседнего, стоящего в ста метрах от нас торпедного катера я услышал голос старшего лейтенанта Вакулина, командира того катера: »Колесников!… Ты жив!?» И добавил: »А у меня пулемёт разбило».
Действительно, у него из турели исчез ствол пулемёта.
И вот тут я только понял, что вслед за мной, открыли огонь по самолёту и другие катера.
А сейнер? Он стоял целый и невредимый, по корме нашего катера.
В пяти метрах за кормою моего катера пенилась вода от взрыва бомбы…
А метров за сто пятьдесят я увидел командира второго дивизиона капитана 3-го ранга Местникова. Он что-то кричал и размахивал пистолетом.
Тут только я понял, что за совершённое самовольство придётся отвечать по законам военного времени. А это расстрел на месте.
Подобный случай уже был в Очакове, ещё до оставления города нашими войсками. Тогда один матрос из батальона морской пехоты капитана Гудкова, созданного из моряков береговой базы и занимавший оборону на линии Куцуруб — Каборга, по приказу комбата прибыл в штаб второй бригады, и стал докладывать, что батальон окружают немцы. После его доклада, начальник особого отдела вытащил пистолет и тут — же застрелил матроса, как паникёра.
В тот период войны такая мера, наверное, была необходима, так как слово — окружение, вызывало у бойцов страх перед врагом.
А за раскрытие тайны маскировки торпедного катера меня ожидала такая — же участь.
Я хорошо знал крутой характер капитана 3-го ранга Местникова. Мне — бы сразу доложить, что катер был атакован самолётом, и что взорвавшаяся по корме бомба об этом говорит. Но в те считанные секунды я ещё не осознавал, что бурлящее пятно по корме было от взрыва бомбы, и что осколком этой бомбы срезало ствол у пулемёта на соседнем катере.
Страх перед неминуемой смертью сковал рассудок и на вопрос командира дивизиона: »Кто стрелял?», я показал дальше, в сторону торпедного катера старшего лейтенанта Вакулина.
С широко раскрытыми глазами смотрел я вслед, удаляющемуся в сторону Вакулина, комдиву.
Что сейчас произойдёт?
И произошло чудо! Вакулин показал комдиву на следующий за ним катер…
Только минут через двадцать вернулся Местников к моему катеру, после того, как обошёл все девять катеров, стоящих друг от друга на расстоянии 100 — 150 метров. Вид у него был спокойный и усталый, пистолета в руке уже не было…
Ни в тот, ни в последующие дни самолёты врага наши торпедные катера на Тендре не бомбили. Это могло означать только одно, подбитый фашистский »Юнкерс» не дотянул до своего аэродрома — погиб.
Маскировка продолжала надёжно работать…

Бой с торпедоносцами.
Этот случай произошёл однажды ночью у побережья Кавказа, между портами Туапсе и Сочи весной 1942 года. Было это в период героической обороны города Севастополя. Осаждённый город постоянно нуждался в надёжной поддержке Большой земли. Эту поддержку защитникам города осуществляли транспортные суда Черноморского пароходства и корабли военно-морских сил Черноморского флота. Ежесуточно из портов, расположенных на Кавказском побережье Чёрного моря — Туапсе, Поти, Батуми отходили в Севастополь суда и корабли с горючим и продовольствием. Немцы понимали, что пока будет поступать помощь в Севастополь, городом им не овладеть. И они направили свои усилия на уничтожение транспортов и кораблей, доставляющих в осаждённый город всё необходимое.
Для достижения этой цели на этот участок Чёрного моря были направлены немцами десятки самолётов морской авиации, самолётов — торпедоносцев. В основном это были итальянские торпедоносцы »Савойя». Они базировались в порту Варна, в Болгарии и порту Констанца, в Румынии.
Каждую ночь самолёты врага прилетали к Кавказскому побережью. Садились на воду и поджидали жертву — транспорта, идущие в Севастополь. А, дождавшись, топили их торпедами.
Чтобы бороться с этими пиратами были привлечены торпедные катера нашей бригады. В ночное время суток из порта Туапсе, по паре, выходили катера на борьбу с немецкими торпедоносцами. Одна пара направлялась в сторону Новороссийска, а вторая в сторону Сочи.
Двигались катера »малым ходом», с периодическим выключением двигателей. Напряжённо вслушивались, а услышав шум двигателей самолётов, направлялись в их сторону.
Если не прослушивался шум работающих моторов, принимался другой вариант обнаружения врага. На больших скоростях двигались вдоль побережья…
Немецкие самолёты, услышав шум работающих двигателей торпедных катеров, поднимались с воды в воздух и, отдалившись на десяток миль, снова садились на неё, продолжая поджидать транспорта.
А катера, услышав шум работающих двигателей торпедоносцев и его направление, устремлялись к новому месту их приводнения.
Таким образом, своими действиями нужно было заставить немцев больше времени находиться в воздухе, а не на воде. Обнаружив самолёты врага, мы сообщали на базу место их нахождения, а радисты базы оповещали об этом все находящиеся в море суда и корабли об опасности.
Иногда катерники обнаруживали торпедоносцев сидящих на воде, не успевших подняться в воздух, и атаковали их пулемётным огнём…
Чем больше удавалось заставлять немцев держаться в воздухе, тем быстрее они покидали Кавказское побережье, даже не ожидая рассвета. Потому, что »Савойя» — самолёт многомоторный и потребляет много горючего. А чтобы пересечь Чёрное море и возвратиться на базу ему нужно горючего несколько тонн.
Однажды пара наших патрульных катеров обнаружила два торпедоносца, сидящих на воде в пяти милях от побережья. Обстреляв их из пулемётов, заставили подняться с воды и улететь к новому месту. Но катерники определили их курс к новому месту посадки и, когда шум двигателей самолётов смолк, катера устремились к месту приводнения…
Ночь лунная… Море спокойное…
Подойдя к торпедоносцам на определённую дистанцию, катерники обстреляли их из пулемётов.
Самолёты снова поднялись с воды, а катерники заглушили свои двигатели и стали вслушиваться в темноту ночи, пытаясь определить путь самолётов к новому приводнению.
На берег по радио было послано оповещение о месте нахождения торпедоносцев.
Но, на этот раз всё произошло не так, как предполагалось. Обнаружив наши торпедные катера, хорошо видимые на лунной дороже, немцы поднялись с воды и, сделав круг, пошли в атаку…
Приблизившись к катерам, самолёты открыли огонь из пушек и пулемётов… Катерники так — же открыли из своих пулемётов огонь по самолётам… Сражение длилось несколько секунд. Катера повреждений не получили.
Но самолёты вышли на повторную атаку… На этот раз, кроме обстрела, было сброшено на катера несколько бомб. В результате один катер получил более десяти пулевых пробоин в подводной части корпуса, а бомбой было повреждено рулевое устройство катера. Три человека команды было убито. Среди убитых был командир катера и радио-электрик, мой земляк — ростовчанин, старший матрос Мартыненко Саша.
Второй катер не пострадал.
Самолёты улетели, а экипаж второго катера пришёл на помощь первому. Заделали пробоины в подводной части корпуса, и отбуксировали его в базу — порт Туапсе.
В эту ночь, в отведённом районе патрулирования, немцам не удалось нанести торпедный удар по нашим судам…

Сайт: http://samlib.ru/k/kolesnikow_a_m/