А.Гирник (Октябрьское)
О надписях и рисунках на самолётах 40-го Констанцского Краснознамённого авиационного полка пикирующих бомбардировщиков ВВС Черноморского флота

Искусство рисовать на фюзеляжах самолетов (Nose Art) появилось во время Первой мировой войны и активно применялась в ВВС всех стран-участниц Второй мировой войны (1939-1945 гг.).
Почти все советские боевые са¬молеты начала Великой Отечественной войны 1941-1945 гг. имели весьма скромную окраску. Кроме знаков государственной принадлежности, на самолетах ВВС РККА и РККФ наносились так называемые дополнительные опознавательные знаки, в час¬тности — бортовые номера. В силу действующей идеологии официальной геральдики в ВВС ни до войны, ни после не было. Часто высшие должностные лица не понимали, что герб полка, дивизии, эскадрильи поднимает боевой дух, служит предметом гордости.
Однако по ходу войны в отдельных частях появлялась своя символика. Так, в эскадрилье 9-го гвардейского полка, которой командовал Алексей Алелюхин все самолеты несли на обоих бортах изображение леопарда, разрывающего сердце — явный намек на то, что пилотам 9-го ГИАПа приходилось встречаться с 9 Staffel JG 52. Самолет Алелюхина отличался от остальных в эскадрилье красным капотом, чтобы пилоты могли легко вычислить в бою своего командира.
С началом активных боевых действий «мода» на «боевую раскраску» самолетов стремительно завоевывала сердца летчиков, бывших в своем большинстве людьми молодыми. Понимая, что запретительные меры в данном случае будут более вредными, чем полезными, официальная военная пропаганда не противодействовала большей части инициатив, боле того, старалась дать им патриотическую направленность.
Была в отступлениях от «нормативных» требований к окраске боевых машин и практическая сторона – необходимость быстрого визуального опознавания в условиях боя. С этой целью, практиковалась окраска какой-то части самолета (обычно капота или вертикального оперения) яркой контрастной краской. Вероятно, после 1942 г. в 40-м бап с этой целью стали окрашивать в белый цвет коки двигателей.
В ходе боевых действий на боевой технике надписи и рисунки появились на волне патриотического движения в поддержку фронта, вылившиеся в покупки боевой техники на личные денежные средства, как отдельных граждан, так и целых коллективов и носили дарственный характер.
В авиации это были в основном именные истребители и штурмовики, на которых летали признанные асы, показавшие высокие результаты в воздушных сражениях с врагом.
11-й гвардейский истребительный авиаполк, которым командовал Герой СССР М.В. Авдеев, часто прикрывал в воздушных рейдах на врага наш 40-й авиаполк пикирующих бомбардировщиков. Надписи и рисунки на фюзеляжах их крылатых машин послужили примером для подражания нашим лётчикам.
О первой надписи на самолёте полка известно из протокола комсомольского собрания в 3-й авиационной эскадрильи от 2 января 1943 г. Фотография этого самолёта пока не найдена. Надпись на самолёте призывала: «Отомстим за товарища Громова!». История её появления такова.
Игорь Васильевич Громов родился 21 ноября 1918 г. в городе Старая Русса Новгородской области. С детства увлекался спортом. В личном деле Громова, что хранится в Центральном военно-морском архиве, есть несколько документов старорусского спортивного общества «Спартак», в которых Игорь характеризуется как лучший бегун города на средние дистанции. Ежегодно участвовал во всех городских и областных соревнованиях. После окончания рабфака Игорь переезжает в Ленинград и поступает в институт физической культуры имени Лесгафта. Вскоре здесь его принимают ряды ВЛКСМ.
В институте Громов проявил большой интерес к овладению оборонными видами спорта, занимался в парашютном кружке. Получил 2-й разряд парашютиста. Преподаватели и инструкторы отмечали его исключительную дисциплинированность, успешное овладение им теоретическими знаниями, отличное здоровье и неограниченные возможности в использовании Громова в парашютно-десантных войсках.
Уже через год Громов стал душой института, любимцем студентов и преподавателей. Ему прочили славу чемпиона. Но в 1940 г. он добровольно уходит на военную службу и становится курсантом Второго Чкаловского авиационного училища.
А вскоре началась война. Громов встречает её стрелком-бомбардиром (так называлась тогда должность штурмана в экипаже) в балтийском небе.
Октябрьским утром 1941 г. самолёт, на котором летал Громов, отбомбившись, возвращался на свой аэродром. Несколько вражеских истребителей Ме-109 появились со стороны и атаковали советский бомбардировщик. Громов и его товарищи по экипажу мужественно приняли бой и огнём из пулемётов повредили два вражеских самолёта. Но загорелась и своя машина. Пришлось покинуть её и спуститься на парашютах в тылу врага. С большим трудом перешли линию фронта и вернулись в свою часть.
Вскоре Громова перевели на Черноморский флот. Здесь он участвовал в оборонительных боях за Одессу, Севастополь, бомбил вражеские цели на Перекопе и в Керчи, участвовал в обороне Северного Кавказа.
В боевой характеристике на лейтенанта И.В.Громова в январе 1942 г. командир эскадрильи 40-го авиаполка капитан Трофим Минович Лушаков писал: «При выполнении боевых заданий Громов проявил решительность, смелость, инициативу. условиях напряжённой боевой работы, не имея достаточного опыта, быстро сумел овладеть навигационным оборудованием самолёта и грамотно летал ночь. Задания выполняет эффективно. Вместе со своим экипажем уничтожил до взвода пехоты, 4 танка, участвовал в разгроме 132-й немецкой пехотной дивизии, которая, по показаниям пленных, была полностью уничтожена нашей авиацией».
За эту боевую работу лейтенанту Громову была объявлена благодарность командующего Черноморским флотом, и он был награждён орденом Красного Знамени.
Игорь Громов принимал активное участие в бороне Севастополя, находясь на аэродроме Херсонесский маяк, под огнём вражеской артиллерии и истребителей, его экипаж по два-три раза в день вылетал на боевое задание. Более 120 тонн бомб отважные авиаторы обрушили на позиции врага.
В январе 1942 г. наша разведка донесла, что вблизи Старого Крыма замаскирована дальнобойная артиллерийская батарея, которая вела обстрел наших десантников в районе Феодосии и на Акмонайских позициях. Уничтожить её удалось экипажу, в котором летал И.Громов.
Такие же точные ночные удары его экипаж наносил по железнодорожным станциям Симферополь, Владиславовка. В последние дни Керченско-Феодосийской десантной операции экипаж Громова нанёс успешный удар по складу боеприпасов в саду им. Шмидта в Симферополе, по плавсредствам и портовым сооружениям в Мариуполе.
Принимая активное участие в обороне Кавказа, 30 декабря 1942 г. экипаж самолёта в составе пилота 2-й АЭ старшего лейтенанта Евстифеева Анания Ивановича, штурмана 3-й АЭ лейтенанта Громова Игоря Васильевича и воздушного стрелка-радиста 2-й АЭ младшего сержанта Светличного Ивана Моисеевича не вернулся с боевого задания. Какова судьба экипажа доподлинно не известно до сих пор. Вот одно из предположений.
Воздушный стрелок-радист 3 АЭ Лючин Геннадий Фёдорович: «Служил я в это время с ним <Громовым – А.Г.> в одной авиаэскадрилье, 3-й эскадрилье 40-го авиаполка, которой командовал капитан Трофим Минович Лушаков. Базировались на мысе Пицунда, располагались в небольшом селении Алахадзе. Хорошо помню Игоря Громова – весельчака, балагура, любителя поиграть на гитаре, спеть. Был он у нас в то время секретарём комсомольской организации. Что же можно сказать о дальнейшей судьбе Игоря Громова? Ведь известие о том, что самолёт не возвратился с боевого задания, ещё мало о чём говорит. Документальных сведений у меня нет. Но в годы войны дошли некоторые подробности. Говорили, что после того, как ночью самолёт был сбит, Игорь Громов благополучно приземлился. Попал он к партизанам, там хорошо воевал. И всё же в одной из схваток с гитлеровскими захватчиками народные мстители понесли большие потери. Погиб в том бою и Игорь Васильевич Громов».
2 января 1943 г. состоялось короткое собрание комсомольцев 3-й АЭ. История сохранила его протокол.
Протокол №1
Общего комсомольского собрания от 2 января 1943 г.
Присутствовали членов ВЛКСМ – 12
Повестка дня:
Отомстим немецко-фашистским захватчикам за смерть нашего боевого секретаря комсомольской организации Громова Игоря Васильевича
Слушали:
Заместитель командира по политической части капитан Зубков:
Товарищ Громов имел 113 боевых вылетов. Он воевал против фашистских варваров на Ленинградском фронте. От туда был переведён в нашу часть. Товарищ Громов за время войны участвовал в защите Севастополя и до конца жизни громил врагов нашей Родины. Он был передовым организатором комсомольской работы, личным боевым примером показывал комсомольцам, как нужно драться. Этим примером он сплотил вокруг себя комсомольцев своей организации.
Комсомольцы должны дать клятву: мстить фашистским захватчикам за товарища Громова, показать себя честными и воевать так, как воевал Громов».
Жуковский:
«Товарища Громова знаю почти с начала войны как хорошего товарища, как боевого секретаря и организатора. Клянусь перед комсомольцами, что до конца своей жизни буду мстить за нашего боевого секретаря товарища Громова».
Оплетин:
«Товарищи комсомольцы, это первое собрание, на котором нет Громова. Не один Громов погиб от фашистской руки. От этих врагов погибли миллионы ни в чём не повинных советских людей. Поклянёмся же, товарищи, что беспощадно будем мстить за нашего друга. Гитлеровцы заплатят сотнями своих солдат за нашего секретаря. Товарищи, я предлагаю на одном из наших самолётов написать лозунг «Отомстим фашистским варварам за нашего боевого секретаря товарища Громова!».
Бессмертный:
«Товарищи, нам нужно учиться на боевых делах Громова. Поклянёмся же, что отомстим гитлеровцам за боевого штурмана Громова Игоря Васильевича».
Постановили:
Заслушав сообщение капитана Зубкова о героической смерти экипажа старшего лейтенанта Евстифеева, в состав которого входил секретарь лейтенант Громов, общее комсомольское собрание выражает глубокую скорбь по случаю гибели нашего секретаря и друга. Проклятые гитлеровские разбойники вырвали из наших рядов отважного бойца и авторитетного руководителя, до конца преданного коммуниста, секретаря комсомольской организации. Клянёмся отомстить за смерть товарища!
Будем бить врага так же метко, как Громов. Сохраним же его светлую память в наших сердцах и пронесём её, как знамя смертельной ненависти к врагу, как знамя окончательной победы над врагом. Комсомольская организация предлагает написать на одном из боевых самолётов: «Отомстим за товарища Громова!».
На фюзеляже одного из самолётов полка была надпись «За Бориса Сафонова!». Дважды Герой Советского Союза лётчик-истребитель ВВС Северного флота Б.Ф.Сафонов погиб 30 мая 1942 г. В полку служил его сводный брат Евгений Ступин, с которым в экипаже летали штурман Александр Родионов и стрелок-радист Пётр Глевацкий.
Об истории появления надписи на самолёте и его боевом пути поведал Е.Ступин: «Как-то мама прислала мне на фронт две фотографии Бориса Сафонова, моего брата. Одну я вмонтировал в носовую часть фюзеляжа своего самолёта Пе-2 под плексиглас, чтобы не размокла от дождя. Борис погиб, но вместе со мной в полётах незримо он продолжал бить фашистов. Поговорив с членами своего экипажа, решил на фюзеляже написать: «За Бориса Сафонова!». Поскольку в карточной игре в преферанс старшей мастью являются черви, то в центре фюзеляжа нарисовали червонного туза, подразумевая, что он бьет всех остальных. Оформить самолёт нам помог техник-лейтенант Давыдов.
На самолёте Пе-2 с надписью «За Бориса Сафонова!» был пройден долгий путь. Пролёг он по маршруту: аэродром в Геленджике – Сокологорная – Скадовск – Одесса – Мамайя (Румыния) – Черпан (Болгария). Совершено около 30 боевых вылетов. Лично и в группе уничтожено: 3 быстроходных десантных баржи с войсками, 2 орудия, 30 автомашин с войсками и грузом, 3 штабеля с боеприпасами, 4 блиндажа, 1 зенитная батарея, 2 полевых батареи трёхорудийного состава, 1 военный склад. Повреждены 1 транспорт и 3 баржи.
Памятным был первый вылет на машине с надписью на фюзеляже. Произошло это в начале февраля 1944 г. В ту пору Крыму придавалось большое стратегическое значение в планах гитлеровского командования. Нашей эскадрилье была поставлена боевая задача нанести бомбоудар по плавсредствам противника, находившимся в порту Керчь.
Эскадрилья вылетела и взяла курс в сторону Азовского моря, чтобы нанести удар с тыла. Нас прикрывали истребители 11-го гвардейского авиаполка. На высоте 2600 метров ведущий группы комэск майор Ю.Калечиц правой рукой покрутил в кабине и показал двумя пальцами цифру два, что означало – «переключить моторы на вторую скорость нагнетателя», чтобы увеличить мощность двигателей, которая падает с поднятием на высоту. Проделав необходимые манипуляции, я почувствовал, что один из моторов не переключился. Это подтвердило и показание прибора. Самолёт стал отставать от группы. Истребители забеспокоились. Ведущий, выяснив по радио причину отставания, приказал возвратиться на аэродром. Преждевременное возвращение считалось позором. Поэтому я сказал Глевацкому, чтобы он молчал, сделал вид, якобы у нас отказала рация, и мы продолжили полёт.
Группа вместе с прикрытием ушла вперёд, исчезла из вида, и мы остались одни. Над морем чувствовали себя более безопасно. Знали, что немецкие истребители, как правило, старались не удаляться от берега.
К побережью Керченского полуострова подошли на высоте 3600 метров. Штурман Родионов промерил силу и направление ветра и выдал прицельные данные. Керченский порт был окутан дымом пожаров. Внизу всё горело – это был результат бомбоудара нашей эскадрильи. На высоте 5000 метров стояла пелена чёрной облачности – след огня вражеских зениток, стрелявших по нашим «петляковым».
При подходе к цели «заговорила» ПВО противника. Снаряды рвались слева и справа, и гораздо выше нас. Мы выбрали для удара причал, не охваченный огнём и с большим количеством техники. Сделав последний противозенитный манёвр, я вывел самолёт на боевой курс. Через 20-25 секунд ощутил лёгкий удар по плечу – это штурман подал условный сигнал для атаки. Я ввёл самолёт в пикирование и поймал в прицел причал. По команде штурмана сбросил бомбы, убрал тормозные решётки и, приняв доклад стрелка-радиста о включении АФА (фотоаппарата), со снижением стал уходить в море. Родионов доложил, что на расстоянии 1500-1700 метров нас преследуют четыре Ме-109. Но мы оторвались от преследования и с облегчением вздохнули, понимая, что самое трудное осталось позади. Радист доложил, что сфотографировал результат работы всей группы и нашего экипажа.
Возвратившись на свой аэродром, я получил от командования основательную взбучку за невыполнение приказа. И только итог хорошего бомбоудара (мы разбили причал вместе с 30 автомашинами) и отличные снимки, запечатлевшие результат удара всей эскадрильи, спасли меня от сурового наказания.
В августе 1944 г. наш полк принимал активное участие в налётах на вражеский порт Констанца. Вскоре мы перелетели на аэродром, находившийся неподалеку от города. В один из дней побывали у причалов порта и посмотрели на результаты своей «работы».
Картина была впечатляющая. 20 августа под командованием командира дивизии И.Корзунова в налёте участвовало 59 бомбардировщиков. Результат: потопили 30 кораблей разных типов (в их числе одна подводная лодка), сожгли большое количество портовых складов, разрушили портовые сооружения. Каждый такой успех приближал Великую Победу.
В тот день девушки-матроски Полина и Шура, служившие в фотолаборатории нашего полка, сфотографировали нас на фоне грозного пикировщика. На фюзеляже Пе-2 видна надпись: «За Бориса Софонова!».
В ходе наступательных операций 4-го Украинского фронта и Отдельной Приморской армии во взаимодействии с Черноморским флотом и Азовской военной флотилией на самолётах 40-го авиаполка пикирующих бомбардировщиков появились надписи, призывавшие громить врага, мстить за поруганную захватчиками нашу землю.

Особенно это проявилось в период освобождения Одессы, Севастополя и подготовки к Костанцской воздушной операции. В 40-м бап появились различные надписи и рисунки на фюзеляжах боевых машин Пе-2. Так, командир эскадрильи капитан К.Казаковский написал на фюзеляже своего Пе-2 – «Отомстим за горе народа!». Оригинально поступил лётчик по фамилии Забияка, который сделал на борту задиристую надпись – «Забияка!». Многие писали: «Вперёд, на Запад!», «Вперёд, за Родину!». Командиру дивизии И.Корзунову умельцы из технического состава нарисовали во всю длину фюзеляжа «пешки» крокодила. Его зубастая пасть начиналась у передней части кабины, а хвост заканчивался у стабилизатора.
В полку был самолёт с надписью на фюзеляже «За Великого Сталина!». У этого самолёта фотографировали отличившиеся в боях экипажи, а принадлежал он командиру 6-й авиационной эскадрильи капитану Николаю Ивановичу Горячкину.
До войны 6-я отдельная пограничная авиационная эскадрилья базировалась на горе Клементьева (Узун-Сырт) в районе поселка Коктебель на территории бывшей Высшей планерной школы. Летали на самолётах Р-5, позже перешли на самолёты СБ-1. С первых дней войны 6-я ОПАЭ всем составом влилась в 40-й бомбардировочный авиационный полк ВВС Черноморского флота.
Вот один из боевых эпизодов начального периода войны, о котором поведал в августе 1990 г. полковник в отставке Николай Иванович Горячкин: «12 августа 1941 г. мне пришлось срочно вылететь на боевое задание с экипажем лейтенанта Рыхлова, так как он заболел. Вылет был в район Одессы. В экипаж входили штурман лейтенант Коваленко и воздушный стрелок-радист младший сержант Дмитрий Борисов.
Выполняя боевое задание, мы вышли на цель и сбросили зажигательные бомбы на станцию Выгода (под Одессой). При отходе от цели нас атаковали большой группой истребители Ме-109.
Наш самолёт получил два сильнейших удара в фюзеляж. Мои ноги были сброшены с ножных педалей, а пулемёт Борисова замолчал. Руль поворота перестал работать. Стрелка указателя путевой скорости замерла на цифре 80 км/час. Один из моих ведомых до самого Крыма нас прикрывал. Я долетел до полевого аэродрома у Биюк-Онлара (п.Октябрьское. Красногвардейского р-на. АР Крым – А.Г.) и прямо сходу произвёл благополучную посадку. Спустился по трапу на землю и доложил командиру полка майору Злыгареву о результатах полёта.
Осмотрев самолёт, я увидел, что в правый борт попало два снаряда из пушки «Эрликон». Командир полка, осмотрев повреждения самолёта, сказал: «Товарищ, Горячкин, на чём Вы прилетели?». Одним снарядом была перебита тяга управления рулём поворота, трубка указателя скорости. Но трагедия состояла в том, что второй снаряд попал точно в кабину, где во время боя стоя стрелял из пулемёта Борисов. Все осколки снаряда и дюраля от фюзеляжа вонзились в тело стрелка от голени до бока. Врачи потом показали извлечённые из тела Димы, искорёженные металлические деньги, которые находились у него в кармане. Самолёт ремонтировали две недели.
13 августа 1941 г. на Биюк-Онларском кладбище состоялись похороны младшего сержанта Дмитрия Сергеевича Борисова (1916 г. рождения, родом из Ленинграда – А.Г.). Весь полк сожалел о тяжёлой утрате, а наша эскадрилья лишилась отличного стрелка-радиста, весёлого человека и лучшего плясуна полка».

Заключение
12 мая 1944 г. закончилась Крымская кампания. В это время полк базировался на аэродроме в Одессе. 31 мая 1944 г. поступила команда полку построиться у командного пункта. Вынесли Боевое Знамя. Прибывший командир дивизии Герой Советского Союза подполковник Корзунов, принял рапорт от командира полка майора Кирьянова, поздоровался с личным составом. Перед строем комдив зачитал Указ Президиума Верховного Совета СССР о награждении 40-го полка пикирующих бомбардировщиков ВВС Черноморского флота орденом Красного Знамени. Отныне на фюзеляжах самолётов полка появилось изображение ордена Красного Знамени, как свидетельство о заслугах личного состава в борьбе с ненавистным врагом.